Шерлок Холмс пускается в погоню (сборник) Эллиотт Мэтью

После заверений Кэдволладера, что Гидеон Скаллион пал жертвой мести, направленной против его семьи, я был поражен тем паническим ужасом, который буквально парализовал весь Митеринг.

Когда хозяева не могли нас слышать, Холмс заметил ехидно:

– По опыту знаю, что домашние животные часто перенимают черты своих владельцев. А сейчас мне кажется, что с течением времени то же происходит с семейными парами. Об этом можно написать монографию. Послушайте, хозяин!

– Да, мистер Холмс? – ответил Смоллвуд, который приблизился к нашему столу, еле волоча ноги.

– В Митеринге есть другие гостиницы?

– Наша единственная, сэр, – отозвался хозяин осторожно. – Но вы, конечно, можете поискать пристанища в соседних городах. А что, вам комнаты не понравились?

– Отчего же. Они вполне приличные, – быстро ответил Холмс. – Я просто хочу побольше разузнать о здешней местности.

– Боюсь, не смогу вам помочь, мистер Холмс. Поговорите с нашими постояльцами, и вы услышите, что мы с женой недавно сюда приехали и надолго не останемся.

– Неужели?

– Без сомнения. Вы слышали об Охотнике?

– На его совести убийство внука старого Эмброуза Скаллиона, верно? – спросил я как можно более небрежно.

Смоллвуд бросил на меня сердитый взгляд, и на короткое мгновение мне даже показалось, что он собирается меня ударить.

– Меня не удивляет, – сказал он, – что газеты посчитали нужным написать только о смерти состоятельного молодого человека, но Охотник забрал еще одну жизнь два дня назад. Моего собственного брата Джеймса, который приехал к нам в гости из Ли.

– Из Кента?

– Из Ланкашира, сэр. Мы недавно обосновались в этой местности, а Джимми решил навестить нас и взглянуть, как мы поживаем. На следующее утро спозаранок он пошел прогуляться в лес и не вернулся. Я обратился к местному полицейскому Бобу Мерримену. Мы нашли тело Джимми на рассвете следующего дня… Он был моим единственным родственником, как и молодой Гидеон у мистера Скаллиона, но, по-моему, никому нет до этого дела.

– Выражаю вам искреннее соболезнование в связи с вашей потерей, мистер Смоллвуд. Простите, но ваш брат был недавно убит, а вы продолжаете управлять заведением?

Смоллвуд наклонил голову. Его черты были неразличимы в темноте.

– Мы с женой новые люди в здешних краях, доктор, и не знаем никого, кто бы мог этим заниматься, пока мы скорбим. Мистер и миссис Бриландер, у которых мы купили гостиницу, удалились на покой в Котсволдс. А закрывать заведение никак нельзя. Дела наши пошли скверно, с тех пор как начались эти убийства.

Я оглядел комнату и обнаружил, что мы здесь едва ли не единственные посетители. Всего один пожилой мужчина цедил пинту эля в пыльном углу.

Меня охватило глубокое смущение. Выходит, напрасно я посчитал наших хозяев угрюмыми и недоброжелательными. У них был веский повод оставаться в подавленном настроении.

Когда Смоллвуд вернулся за барную стойку, я поделился с другом своим удивлением: почему адвокат Кэдволладер не посчитал нужным ознакомить нас с истинным положением дел?

– Думаю, это даже к лучшему, – отозвался Холмс, – что мы увидим нашего клиента, прежде чем его поверенный раскусит подвох и вернется в Норборо.

Хотя Орландо-парк лишь недавно лишился молодого хозяина, сад был запущен и пришел в ужасное состояние. Пока мы шли по аллее, нам пришлось перебираться через давно сваленный да так и брошенный ствол бука. В подобных дебрях Охотнику не составляло труда выбрать подходящее место для засады и убежища.

Камердинер Сибёри, обнаруживший тело молодого хозяина и все еще этим глубоко удрученный, проводил нас к Эмброузу Скаллиону. Снаружи было светло и не слишком прохладно, но мы обнаружили старого короля горнорудной промышленности в кресле у ярко горящего огня. У его ног лежал, свернувшись, большой волкодав, как я понял, тот самый преданный Финбарр. Чрезвычайная изможденность нашего клиента и землистый цвет его дряблой кожи свидетельствовали об огромной боли, которой обернулась для него потеря всех родных. Казалось, он не заметил, что Сибёри объявил о нашем приходе, и на мгновение мы неловко застыли, прежде чем он наконец заговорил:

– Я посещаю воскресную службу уж и не помню сколько лет, но я неверующий человек. Я не могу принять за истину утверждение, будто все мы – как это говорит Гертруда? – «проходим сквозь природу в вечность»[27]. Я боюсь смерти, джентльмены, боюсь, как в детстве. Но теперь я и жду ее. Я устал от жизни, которая украла у меня всех членов моей семьи и оставила в одиночестве, как будто в забвении.

– Всех, мистер Скаллион? – спросил я недоверчиво.

– Отец Гидеона, мой сын, погиб во время катастрофы на шахте в Норборо в тысяча восемьсот семьдесят шестом. Гидеон тогда был еще ребенком. Он потерял свою мать – славное, хрупкое создание – через несколько коротких месяцев. Мой брат Эвелин умер от сердечного приступа вскоре после того, как они с женой переехали в Америку. У Эвелина всегда был несколько эксцентричный склад ума, он воображал, что будущее за Соединенными Штатами, что со временем они станут центром цивилизованного мира. Я знаю, уже там у него родились близнецы – Эвелин, названный в честь отца, и Джон, получивший имя деда.

Но мне не довелось их увидеть: они погибли вместе с матерью при крушении поезда в Алабаме через несколько лет после кончины моего брата. Не знаю, кого я больше жалею: бедную женщину и ее мальчиков, которые умерли такими молодыми, или себя, оставшегося в живых, чтобы нести бремя скорби. Я неверующий человек, как уже говорил, но я не пропускаю ни дня, чтобы не помолиться об этих мальчиках. Даже в моем возрасте горько сознавать, что слишком часто наши молитвы остаются без ответа…

Какое-то время Эмброуз Скаллион продолжал в том же духе, описывая злоключения, постигшие различные ветви его фамильного древа, пока нам обоим не стало ясно, что он говорит сам с собой, забыв о нашем присутствии.

И до чего же прискорбно видеть некогда сильного и властного человека, которого страдания духа и плоти превратили в развалину, поглощенную лишь своими сбивчивыми мыслями! Увы, как врач, я наблюдаю такое чаще, чем желал бы.

Побывав за годы общения с Шерлоком Холмсом во многих провинциальных полицейских участках, я не слишком удивился, обнаружив, что в Митеринге он чуть больше обычного коттеджа, который превратили в официальное здание, устроив камеру в задней комнате. Местный сержант, однако, превзошел мои ожидания. Молодой и худощавый Боб Мерримен всей своей наружностью и повадками походил на сыщиков столичного Скотленд-Ярда. Он выглядел на удивление ухоженным во всем, начиная с одежды и заканчивая аккуратно подстриженными рыжеватыми усами. Я почувствовал, что его стальной взгляд приводит меня в некоторое замешательство.

– Мистер Холмс, доктор Уотсон, – приветствовал он нас и опустился на шаткий стул за обшарпанным столом. – Мистер Кэдволладер сообщил мне, что Эмброуз Скаллион попросил вас заняться этим делом. Я удивлен, что не вижу с вами Олдоса.

– Я и не мечтал, что смогу отвлечь этого джентльмена от его обычных дел, которые остаются, без сомнения, весьма неотложными, – решительно ответил Холмс.

– Без сомнения, – медленно повторил Мерримен. – Я окажу вам любезность и буду откровенен, мистер Холмс. Я чрезвычайно амбициозный человек. До конца года я намереваюсь стать инспектором. Поимка Охотника будет пером на моей шляпе, и я планирую схватить его, прежде чем объявятся деятели из Скотленд-Ярда и присвоят себе все лавры, а это наверняка произойдет через день или около того. Я приму вашу помощь, джентльмены, пока буду считать, что это в моих интересах. Однако, если я почувствую, что вы становитесь мне помехой… – Он оставил фразу незаконченной.

В былые времена Холмса могла бы рассердить подобная дерзость. Я видел, как он осаживал офицеров, которые были гораздо старше и выше по званию. Теперь же он только загадочно улыбнулся:

– Вы необычайно прямолинейны, мистер Мерримен. Надеюсь, мы с доктором Уотсоном оправдаем ваши ожидания. Так что там с делом Охотника?

– Люди в округе напуганы, мистер Холмс. Это может быть личная месть, вендетта – так, кажется, говорят за границей? – но жертвой сумасшедшего пал и брат Тома Смоллвда, и если не принять какие-то меры, кто-то из горожан может стать следующим.

– Какие же меры вы посчитали необходимыми? – спросил я.

– Я предполагаю устроить охоту на Охотника. Все здоровые мужчины соберутся в лесу в шесть часов, и мы выследим и загоним этого зверя. Вы, джентльмены, можете присоединиться к нам. Полагаю, Охотник использует винтовку марки «Ли Энфилд». С длинным магазином, не нового типа.

– Откуда такая уверенность, сержант? – спросил Холмс.

Мерримен смущенно заерзал:

– Я сам такую использую, мистер Холмс. Охота – моя страсть. Отец, упокой Бог его душу, научил меня стрелять, когда я был мальчишкой.

Я заметил карту местности, которая висела на стене за спиной у Мерримена.

– Где вы планируете начать поиски, сержант? Ведь этот парень может скрываться где угодно.

– А вот и нет, доктор. Он прячется в лесу. Именно там мы нашли его логово, недалеко от тела Джеймса Смоллвуда. Грубая работа, замаскировано обычной простыней и прикрыто листьями и землей. Похоже, Смоллвуд натолкнулся на берлогу Охотника и заплатил за это жизнью.

– Меня поражает, что Охотник так усложнил свою задачу. Он мог бы просто изменить внешность, снять жилье поблизости и исчезнуть, когда его задача была выполнена.

– Мистер Холмс того же мнения? – спросил Мерримен с хитрой усмешкой.

Я покраснел:

– Это мои собственные умозаключения.

– Мы с Уотсоном придерживаемся одного взгляда на это дело. Вы нашли другие зацепки?

– На запястье и лице Смоллвуда были ожоги, как будто оставленные зажженной сигарой. Очевидно, Охотник его пытал.

– Интересно, с какой целью, – пробормотал мой друг.

– Может, и без всякой цели, Холмс, – вмешался я.

За время недолгой военной службы мне неоднократно доводилось видеть, сколь низко способны пасть люди под давлением обстоятельств.

Мерримен достал из ящика стола лист бумаги.

– В кармане пальто Смоллвуда я нашел вот это, – сказал он.

Холмс взял листок и изучил его.

– Что ж. Могу с уверенностью сказать, что это и предыдущее письмо написаны одной рукой.

Я скопировал записку для моих заметок. Вот что в ней говорилось:

Мистер Скаллеон, вас есть за что винить. Еще одна нивиная жертва на вашей совести. Полиция никогда меня не поймает, но пускай папробуют.

Охотник

– Наш корреспондент опять переигрывает, – заметил Холмс. – В первом письме фамилия Скаллиона написана правильно. Какие у вас мысли, Уотсон?

– Правописание ужасное, – отметил я, – но смысл ясен. Он насмехается над нами.

– Ему будет не до веселья, когда я запру его здесь, в камере, нынешней ночью, – заявил Мерримен с необоснованной, как я посчитал, уверенностью.

Мы оставили его погруженным в мечтания о чинах и славе.

– Уотсон, а вам не показалось странным, – спросил Холмс, когда мы шли по пустынным улицам, – что угрожающее письмо появилось после убийства Гидеона Скаллиона? Обычно такие послания призваны нагнать страху на получателя. Но здесь событие уже свершилось.

– Если только Охотник не наметил своей второй жертвой старого Скаллиона.

– Конечно, такая вероятность существует. Как вы полагаете, если убийца мстит за трагедию в Норборо, в соответствии с версией Кэдволладера, почему он ждал более четверти века, чтобы нанести удар?

– Я думал об этом, – ответил я, – и считаю, что Охотник не выживший во время несчастья горняк, а сын одного из шахтеров, погибшего при обвале. Став взрослым, он решил покарать человека, которого считает ответственным за смерть отца.

– Звучит разумно, Уотсон.

И тут меня осенило:

– Тогда Кэдволладер может оказаться прав и Охотник вернулся в Норборо!

– Rem acu tetigisti[28], Уотсон. В таком случае он явно напрашивается, чтобы его арестовали. День-другой роли не играют. Но если он остается в Митеринге, то может представлять значительную опасность.

Отведав в «Скачущем пони» еду самого удручающего свойства, какую-то недожаренную, непонятного происхождения рыбу, поданную молчаливой миссис Смоллвуд, мы пешком отправились в лес.

Как оказалось, мы прибыли к месту сбора последними. Там уже гомонила огромная толпа. Без сомнения, тут были все молодые мужчины Митеринга. Некоторые прихватили с собой факелы, другие – огнестрельное оружие. Я не удивился, когда увидел владельца «Скачущего пони» с пистолетом в руке, наверняка он надеялся отомстить за смерть брата.

На карте, что висела на стене у Мерримена, лес не казался большим – не то что в реальности.

– Такое впечатление, что между деревьями вот-вот появится Красная Шапочка, – заметил я.

– Вы знаете, как я отношусь к той истории, Уотсон.

Сержант Мерримен с винтовкой наготове вышел вперед, чтобы приветствовать нас:

– Рад, что вы смогли к нам присоединиться, джентльмены. Уверен, поиски надо начинать отсюда, потому что тело брата мистера Смоллвуда было найдено здесь.

– А логово Охотника? – спросил Холмс.

– Немного дальше вон в том направлении. Но уверяю вас, там вы ничего не обнаружите. Я обыскал все очень тщательно.

Он повернулся к собравшимся и принялся готовить их к охоте.

Несмотря на попытки Мерримена отговорить нас от поисков, мы с Холмсом направились в указанную сержантом сторону. Минут двадцать мой друг, опустившись на колени, внимательно осматривал временное убежище убийцы, пока я ходил взад-вперед, стараясь согреться и браня себя за то, что не оставил про запас один из сэндвичей миссис Хадсон. Сейчас он пришелся бы кстати.

– Вы представляете собой идеальную добычу, Уотсон, – сказал Холмс, поднимаясь на ноги. – Охотник за несколько ярдов услышит, как урчит у вас в животе. Вам не понравилась рыба?

– Буду снисходительным и спишу неудобоваримость стряпни миссис Смоллвуд на скорбь из-за утраты шурина. Вы обнаружили что-нибудь важное?

– Здесь чего-то не хватает, Уотсон. Я не нашел ни золы от костра, ни объедков – короче, никаких следов того, что в этой глуши какое-то время жил человек, выслеживающий свою жертву. Он должен был оставить если не грязный пристяжной воротничок, так хотя бы хлебные крошки.

Мы без труда обнаружили поисковую партию, что вселяло мало надежды на успех облавы: Охотник – если он и впрямь скрывался в лесу – наверняка видел факелы и слышал крики. Поскольку мой спутник не желал, чтобы его отвлекали разговорами, я от нечего делать наблюдал за тем, как ведутся поиски убийцы.

Холмс считает, что я неисправимый любитель собак, и это чистая правда, поэтому мое внимание привлек лай большого волкодава, в котором я без труда узнал Финбарра, любимца старого Скаллиона. А вот мужчину, который пытался удержать поводок, узнал не сразу. Впрочем, спустя мгновение я рассмеялся, удивляясь сам себе.

– Никогда не считал себя снобом, – сказал я Холмсу, – но, как ни странно, я не узнал Сибёри без его ливреи.

– Сибёри? – удивился мой друг.

– О да, мистер Холмс. – Мерримен сумел беззвучно подобраться к нам. Почему-то при звуках его голоса мной овладело нестерпимое желание поскорее избавиться от его общества. – Вся мужская прислуга мистера Скаллиона здесь. Он очень на этом настаивал.

Мы отступили назад, пропуская сержанта, и я узрел на лице Холмса то напряженное, отсутствующее выражение, которое связывал с его внезапными озарениями.

– Может, я старею, Уотсон? – спросил он. – Или Бог забрал мозги, которыми однажды посчитал нужным меня одарить? Что это за адские звуки?

Я заслонил глаза от приближающегося света, но, даже не видя ничего, по урчанию мотора узнал о приближении автомобиля. Хотя это казалось невозможным, но кто-то, упорно преодолевая немалые препятствия, штурмовал на самодвижущемся экипаже рытвины и ухабы Митерингского леса. Машина затряслась и резко остановилась, из нее вылез невысокий бородач и осуждающе воззрился на нас.

– Мистер Кэдволладер! – весело воскликнул Холмс. – Что за приятный сюрприз: мы снова видим вас, и так скоро!

– Не слишком приятный, уверяю вас, – проворчал адвокат. Его нервные подергивания заметно участились. – Вы ведь и не намеревались ехать вслед за мной в Норборо, верно, мистер Холмс?

Холмс повернулся ко мне:

– Уотсон, вы что, забыли послать телеграмму?

– Хватит валять дурака, джентльмены! Ответьте мне: продвинулись вы или нет в поисках убийцы Гидеона Скаллиона?

– Мистер Мерримен надеется скоро представить вас ему, – ответил Холмс, указывая на смущенного сержанта движением трости.

– Не так скоро, Олдос, – сказал Мерримен. – Боюсь, нам придется прекратить поиски. Факелы почти догорели. Джентльмены, минуту внимания, пожалуйста!

В этот самый момент где-то в глубине леса прозвучал выстрел. Крики ликования объединили горожан, и все как один они бросились вперед, в азарте погони увлекая с собой адвоката и полицейского.

Я почувствовал, как сильная рука тяжело опустилась мне на плечо.

– Мы должны немедленно уйти отсюда, Уотсон, – сказал Холмс. – Боюсь, я совершил ужасную ошибку.

– Я поражен вашими познаниями об автомобилях, дружище.

Наслаждаясь комплиментом, я все-таки почувствовал себя обязанным сообщить Холмсу, что мой пасынок Элиас является совладельцем автомобильной мастерской. Он преподнес мне машину по случаю моей женитьбы на его матери. Весьма полезный подарок для врача с обширной практикой, вынужденного посещать пациентов на дому. Мое знакомство с автомобилями пришлось весьма кстати сейчас, когда мы мчались в авто Кэдволладера к Орландо-парку.

– Этот аппарат может двигаться быстрее? Нам нельзя терять ни минуты!

– Холмс, почему мы так торопимся? – не удержался я от вопроса.

– Неужели вы не видите? Пока идут поиски Охотника, Эмброуз Скаллион остается без защиты!

– Боже мой! – воскликнул я. – Так вот для чего соорудили логово в лесу.

– Это не единственная причина, Уотсон, но сейчас довольно и ее.

Когда мы прибыли в Орландо-парк, большой дом был полностью погружен в темноту. Я испугался, что мы опоздали. Дверь открылась сразу, стоило Холмсу легонько толкнуть ее, и мне стало ясно, что им владеют те же опасения.

– Обыщите первый этаж. А я посмотрю наверху, – прошептал он. – Будьте осторожны, Уотсон.

Глядя вслед своему другу, я ругал себя за то, что отправился на вылазку в лес без оружия – впервые после дела, которое мы расследовали в Филд-хаусе в 1894 году. Я рискнул пройти немного по главному коридору, когда уловил шум, доносящийся из-за двери в самом конце прохода. Он заставил меня напрячься, но тут дверь распахнулась и показался Эмброуз Скаллион, в ночной рубашке и колпаке. В руке он держал тарелку, на которой лежал большой кусок сыра.

– Кто здесь, отвечайте! Кто это? – прохрипел он.

Я обернулся, тяжело дыша и понимая, что Скаллион обращает свой вопрос к кому-то за моей спиной. В скудном свете луны, проникавшем сквозь открытую дверь, я смог разглядеть высокую мускулистую фигуру, сжимавшую в руках предмет, который не мог быть ничем иным, кроме как охотничьей винтовкой. У меня была всего доля секунды, чтобы принять решение, и, поняв, что Скаллион стоит ко мне ближе, чем Охотник, я бросился на ошарашенного старика. К счастью, я не утратил навыки регбиста, усвоенные во время игры за «Блэкхит»[29], и сбил хозяина дома с ног раньше, чем у нас над головой прогремел выстрел, опрокинувший с полки чучело совы.

– Уотсон! – Это выкрикнул Шерлок Холмс, в большой спешке спускавшийся по лестнице. – Ради Бога, Уотсон, скажите, что вы не ранены!

– Со мной все в порядке, Холмс, – успокоил я, стряхивая с пальцев песок, просыпавшийся из чучела. – Только немного бросает в дрожь, как и мистера Скаллиона. Но что Охотник? Он сбежал?

На несколько минут Холмс исчез в дверях, а потом вернулся к нам, бледный и встревоженный.

– Черт возьми! – пробормотал он, пока мы помогали потрясенному Скаллиону подняться на ноги. – Мне нужно сделать кое-что этой же ночью. Уотсон, предлагаю вам остаться здесь с мистером Скаллионом. Не сомневаюсь, сержант Мерримен и Олдос Кэдволладер скоро прибудут сюда по следам угнанного нами автомобиля. Я с ними разберусь и отправлюсь в гостиницу, чтобы поспать в оставшиеся ночные часы. Уверен, завтра будет важный день.

Я прибыл в гостиницу следующим утром, как раз когда Холмс заканчивал свой завтрак. Мистер Смоллвуд, убиравший его тарелку, подозрительно посмотрел на меня, когда я вошел.

– Уотсон, где вы были? – накинулся на меня Холмс. – Сегодня у нас уйма дел. Но сначала я собираюсь еще раз переговорить с мистером Скаллионом. Остался один или два вопроса.

– Вы не сможете этого сделать, – произнес я горько. – Эмброуз Скаллион умер этой ночью.

И Холмс, и Смоллвуд, казалось, были потрясены новостью.

– Умер?! – повторил мой друг хрипло. – Как?

– В конце концов его слабый организм не выдержал гнета всех этих ужасных событий.

Холмс опустил голову:

– Значит, я потерпел неудачу. Охотник добил свою последнюю жертву, хотя и без помощи ружья. Надо думать, негодяй уже покинул здешние места. Идемте, Уотсон. Нам больше нечего тут делать. Остается только упаковать вещи и вернуться в Лондон. Я не желаю оставаться в Митеринге ни мгновения дольше, чем это необходимо. Мистер Смоллвуд, будьте любезны, приготовьте счет. Поспешите с этим, пожалуйста. Я тороплюсь уехать.

Собраться в дорогу для нас было делом нескольких минут. Когда мы спустились, Смоллвуд вручил Холмсу счет. Мой друг внимательно его изучил.

– Очень интересно, – усмехнулся он. – Даже изменив почерк, вы себя выдали. Налицо несколько признаков сходства между образцом, который вы любезно нам предоставили, и письмами Охотника. Думаю, я смогу выступить в суде как свидетель, заслуживающий доверия, если меня вызовут дать показания по делу.

Владелец гостиницы побледнел:

– Не знаю, что вы имеете в виду, мистер Холмс.

– Пожалуйста, мистер Скаллион, не стоит продолжать эту шараду. Утомительно слишком, да и невыгодно.

Я решил, что ослышался:

– Холмс, как вы сказали – «мистер Скаллион»?

– Боюсь, у меня не было времени ознакомить вас со всеми деталями дела, Уотсон. Наш любезный хозяин не кто иной, как племянник нашего клиента, Джон Скаллион, который выжил во время крушения поезда в Алабаме.

– Мистер Холмс прав, доктор, – признал Смоллвуд, снова обретя самообладание.

Он спокойно вышел из-за барной стойки и сел за соседний столик.

– Вы единственный выживший наследник? – выдохнул я.

– Не единственный, Уотсон, – поправил Холмс и, повысив голос, произнес: – Довольно прятаться, миссис Смоллвуд. Вы же не собираетесь оставаться за кулисами до конца представления? Или вы предпочитаете, чтобы вас называли именем, данным вам при рождении, – мисс Эвелин Скаллион?

Женщина, которая подавала нам еду накануне вечером, появилась из задней комнаты, потрясая ружьем.

– А вы и впрямь такой пронырливый, как описывает в своих очерках доктор Уотсон, – сказала она.

– Знаю, ваш покойный отец обладал несколько эксцентричным нравом. Без сомнения, он посчитал забавным передать свое имя дочери, а не сыну.

– Верно, мистер Холмс, – холодно согласилась она. – Меня крестили Эвелин Скаллион.

Холмс обернулся ко мне:

– Я читал, что разнополые близнецы не бывают слишком уж похожи, но родовые черты все же проступают. Я прошелся насчет вашего сходства, когда мы прибыли, не понимая, что за ним скрывается. Ни о чем не догадывался, пока не увидел Эмброуза Скаллиона. Лишь тогда передо мной забрезжила истина.

Я застонал:

– Подумать только, а я-то вообразил, будто он исхудал, когда утратил всякое желание жить!

– Трудно винить старого Эмброуза за то, что он посчитал обоих близнецов – Джона и Эвелин – мальчиками. Он никогда не встречал племянников и мало что знал о них до их предполагаемой смерти.

– Вам известно значение слова Doppelgnger, джентльмены? – спросила Эвелин.

– Оно переводится с немецкого как «двойник», верно? – ответил я, тщетно пытаясь поймать взгляд Холмса.

– Не только, доктор, – ответила она, и ее губы сложились в жестокую улыбку. – Так называют дух еще живущего человека, его темную суть[30]. Разве не смешно, как вы считаете? Мы были мертвы для него, почему бы ему не стать мертвым для нас?

– Прошу, мадам, не старайтесь убедить нас, что за вашими преступлениями скрывается нечто большее, нежели вульгарное желание завладеть состоянием дяди.

– Нас вырастила на Лонг-Айленде добрая, но глупая супружеская чета Кейв, – вступил в разговор Джон Скаллион. – Но мы никогда не забывали, кем являлись. На самом деле мы смогли собрать достаточно доказательств нашего происхождения.

– Затем вы приехали в Англию и узнали, что только два человека стоят между вами и кругленькой суммой денег, – добавил Холмс. – Вам стало известно, что в Митеринге вот-вот появятся супруги Смоллвуд, приезжие, которых тут никто не знает. Вы перехватили их по дороге и убили, чтобы занять место своих жертв.

– Кто бы заметил разницу? – презрительно скривилась Эвелин.

– Я, например. Для хозяйки гостиницы вам не хватает кулинарных навыков.

– Брат Тома Смоллвуда тоже бы все понял, – предположил я. – Его приезд стал для вас неприятным сюрпризом, и он был убит.

– А перед этим вы пытали его, стараясь выяснить, угрожает ли что-нибудь вашему плану. Его убийство давало вам идеальный предлог для поспешного отъезда из этих мест. Ведь вы так и так собирались скрыться после смерти Эмброуза. Теперь мы знаем, почему вы не подбросили письмо на порог его дома до убийства юного Гидеона. Слуга мог запросто, без всякой задней мысли, куда-нибудь засунуть его или отложить. Но после гибели молодого Скаллиона послание вряд ли проигнорировали бы. И так возник миф об Охотнике, который создавал впечатление, будто мотивом преступления послужила месть, а не желание завладеть наследством. Убийство молодого Гидеона помогло еще больше замутить воду. Если бы Эмброуз Скаллион умер естественной смертью, как вы рассчитывали, все могло бы пойти по вашему плану. Мне любопытно знать, как он развивался бы в случае успеха?

– Мы бы вернулись в Штаты и предъявили права на наследство дяди через адвоката, – снизошла до объяснений Эвелин. – Или вы здесь называете его стряпчим? И мы добьемся успеха. Не сомневайтесь, мистер Холмс. Только вы двое знаете правду, а это недоразумение легко исправить.

Она подняла ружье, намереваясь выстрелить.

– Советую не совершать необдуманных поступков, мисс Скаллион. Если вы повернетесь налево, то заметите, что сержант Мерримен целит вам прямо в голову из такого же оружия. Не сомневаюсь, что, обыскав номера, он обнаружит кровать, с которой сдернули простыню, чтобы оборудовать мнимое логово мнимого Охотника.

Мисс Скаллион растерянно заморгала и уже не так твердо держала ружье в ослабевших руках.

– Мне прежде казалось, – продолжал мой друг, – что наш милый доктор совсем не умеет притворяться и это похвально. Но теперь я должен поздравить его с отличной игрой сегодня утром. Вам будет интересно узнать, что Эмброуз Скаллион, хотя он и тяжко болен, все еще жив и, без сомнения, будет присутствовать при вашем повешении.

Те немногие детали, которые еще оставались неясными для меня, Шерлок Холмс растолковал, когда мы тем же вечером возвращались обратно в Лондон.

– Меня озадачило то обстоятельство, что тело Смоллвуда нашли так близко от логова Охотника. И я задался вопросом, почему убийца не перенес труп в другую часть леса, чтобы не обнаруживать своего укрытия? Я давно придерживаюсь убеждения, что, если какой-то один факт выбивается из длинной череды рассуждений, логическая цепь выстроена неверно и требуется поискать другое объяснение. Отсутствие в берлоге любых следов человеческого присутствия подсказало мне, что ее подсовывают нам как ложный след. Близнецы извлекли немалую пользу из необходимости убить нежданного гостя, способного разоблачить притворщиков. Устройство логова Охотника послужило сразу трем целям: создать впечатление, будто Джеймс Смоллвуд случайно натолкнулся на Охотника; внушить мысль, что Охотник скрывается где-то в лесу, и, наконец, спровоцировать облаву, идею которой, я уверен, подсказал нашему амбициозному сержанту Джон Скаллион. Все ринулись в лес, и близнецам представилась удобная возможность напасть на Эмброуза.

– Джон участвовал в охоте, – проговорил я с нарастающим ужасом. – Значит, на жизнь дяди покушалась его сестра Эвелин!

– Верно. После того как ее братец выстрелил в лесу, вызвав переполох. Помните, Мерримен был готов остановить охоту?

– Но зачем было ждать допоздна, чтобы напасть на старого Эмброуза?

– Личины, под которыми скрывались Скаллионы в Митеринге, во многих случаях служили им хорошую службу, но порой доставляли и большие неудобства. Ведь им приходилось, хочешь не хочешь, вести дела в «Скачущем пони». Джон не мог не присоединиться к погоне за убийцей «брата». Это вызвало бы подозрения. Поэтому его сестре пришлось обслужить немногих постояльцев гостиницы, прежде чем взяться за смертельную миссию.

– Что ж, Эмброуз Скаллион выбрал подходящую цитату из «Гамлета». В скором времени все члены его семьи «пройдут сквозь природу в Вечность».

– Признаться, я не слишком ценю эту сенсационную литературу[31], Уотсон. Мне больше по вкусу пьесы мистера Мэссинджера[32].

Больше он на эту тему не заговаривал, но спустя несколько часов пробормотал: «Призраки! Призраки!» Что он имел в виду, я так никогда и не узнал.