Сошествие тьмы Кунц Дин
Джек был настойчив:
— Не правда. У нас есть, конечно, черные овцы, но их совсем мало. Я горжусь людьми, с которыми работаю.
Карамацца не отступал:
— Нет, большинство берут на лапу, в разной степени, но берут.
— Это не правда.
Ребекка сказала:
— Нет смысла спорить с ним, Джек. Ему удобно верить в то, что всех нас можно купить. Надо же оправдать то, что он творит сам.
Старик тяжело вздохнул, открыл кейс, лежавший у него на коленях, достал внушительный конверт и протянул его Джеку.
— Это должно вам помочь.
Джек взял конверт, сохраняя безразличие.
— Что здесь?
— Успокойтесь, не деньги, это все, что мы смогли узнать об этом человеке, Баба Лавелле. Адрес его последнего местожительства, ресторан, где он бывал до начала войны с нами и до своего исчезновения, имена и адреса всех торговцев, которые толкали его товар в течение последних двух месяцев, хотя многих из них вы уже не сможете допросить.
Ребекка, как всегда, выстрелила "в яблочко":
— Потому что вы их убрали?
— Ну зачем же так? Может, они просто уехали из города.
— Ну конечно!
— Короче, там только информация. Возможно, она у вас уже есть, хотя я склонен считать, что пока у вас нет таких данных.
Джек спросил Карамацца:
— Зачем вы передаете ее нам?
Старик приподнял наплывающие веки.
— Вы что, не понимаете? Я хочу, чтобы Лавелля нашли. Я хочу, чтобы его остановили.
Держа конверт в руке и хлопая им по колену, Джек сказал:
— Я думаю, у вас шансов найти его куда больше, чем у нас. Он — часть вашего мира. Вы можете задействовать свои связи и источники информации.
— В этом случае обычные контакты не помогут. Этот Лавелль... Он — одиночка. Хуже того, создается впечатление, что он... мираж.
Ребекка спросила:
— Вы-то уверены, что этот Лавелль существует? Может быть, это просто фикция? Может быть, ваши враги его придумали, чтобы им прикрываться?
Карамацца ответил с такой убежденностью, что одним своим тоном поколебал скепсис Ребекки:
— Нет, он существует. Он нелегально въехал в Штаты прошлой весной, проследовав с Ямайки через Пуэрто-Рико. В конверт вложено его фото.
Услышав это, Джек поспешил раскрыть конверт и, покопавшись, извлек фотографию размером двадцать на двадцать сантиметров.
Карамацца объяснил:
— Это увеличенное скрытое фото Лавелля, сделанное в ресторане вскоре после того, как он начал работать на нашей территории.
"Господи, — подумал Джек, — "наша территория"! Совсем как английский герцог жалуется на крестьян, вторгшихся в пределы его полей для охоты на лис!"
Снимок был немного размытый, но лицо Лавелля вполне пропечаталось.
Вглядевшись в него, Джек решил, что узнает гаитянца, встретив его на улице.
Человек этот запоминался: очень темный негр с правильными чертами лица, широкие брови, большие, глубокопосаженные глаза, высокие скулы и большой рот. Он был красив и даже эффектен. На фотографии он улыбался кому-то, кто не попал в объектив. Улыбка у него была чарующая.
Джек передал фотографию Ребекке.
Карамацца продолжал:
— Лавелль хочет отнять у меня бизнес, уничтожить авторитет в семье, представить меня слабым и беспомощным. Меня! Понимаете, МЕНЯ! Я стою во главе организации вот уже двадцать восемь лет. МЕНЯ!
Это был уже не бесстрастный голос банкира, в нем звучали злость и ярость. Он не говорил, а выплевывал слова, словно они имели дурной вкус и он хотел побыстрее избавиться от них:
— Но это не самое худшее. Нет. Ему мой бизнес и не нужен. Как только он его заполучит, то сам сразу отойдет и пустит в дело другие семьи. Он не хочет, чтобы дело было в руках кого-либо, кто носит фамилию Карамацца. Это не борьба за контроль над территорией. Для Лавелля это только месть, желание изолировать и деморализовать, заставить меня страдать. Он хочет уничтожить мою империю, убив моих сыновей и племянников. Всех, одного за другим! Он угрожает моим лучшим друзьям, всем, кто когда-либо что-либо для меня значил.
Он обещает убить моих драгоценных внуков. Всех пятерых. Вы можете представить, он угрожает младенцам! Никакая месть, насколько бы оправданной она ни была, не должна затрагивать детей.
Ребекка спросила Карамацца:
— Он что, прямо говорил вам об этом? Когда? При каких обстоятельствах?
— Несколько раз.
— Так вы встречались с ним?
— Тогда бы его просто уже не существовало на этом свете.
Расставшись с имиджем банкира, позабыв о спокойствии и величавости, старый Карамацца словно окончательно превратился в рептилию. Только не в простую ящерку, а в змею, облаченную в костюм за тысячу долларов. Очень ядовитую змею.
Карамацца уточнил:
— Подонок Лавелль говорил все эти вещи по телефону, каким-то образом откопав мой незарегистрированный номер. Я меняю его, но Лавелль узнает новый практически сразу после его установки. Говорит, что, убив всех моих друзей и родственников, он... собирается... Он собирается...
Вспомнив все угрозы Лавелля, Карамацца замолчал, не в состоянии говорить. Ярость сковала его челюсти. Зубы сжались, мышцы на шее и щеках напряглись. Его магнетические черные глазки светились теперь нечеловеческим гневом и злобой — у Джека по спине забегали мурашки.
Когда Карамацца справился с собой, он вновь заговорил, но теперь изо рта его вылетел лишь резкий, жесткий шепот:
— Эта сволочь, вонючий черномазый, кусок дерьма, он сказал, что искромсает мою жену, мою Нину. Так и сказал: искромсаю. А после нее обещал расправиться с дочерью.
Тут голос старика смягчился:
— Моя Роза, моя прекрасная Роза, свет моей жизни! Ей двадцать семь, но выглядит она на семнадцать. Очень умная девочка. Кончает медицинский колледж. Собирается стать врачом. Кожа — как фарфор, прекрасные глаза, красивее я не видал.
Он замолчал на минуту, видимо представляя свою Розу, и снова перешел на злой и хриплый шепот:
— Лавелль сказал, что он изнасилует мою дочь и разрежет ее на куски у меня на глазах. Он смеет говорить мне подобные вещи!
Старик снова замолчал, громко и глубоко дыша. Пальцы с длинными ногтями судорожно сжимались и разжимались. Наконец он заговорил:
— Я хочу, чтобы вы остановили эту сволочь.
— Вы задействовали всех своих людей в поисках Лавелля? — спросил его Джек. — Использовали все возможности?
— Да.
— Но так и не смогли найти?
— Н-е-ет.
В это протяжное "нет" Карамацца вложил всю свою боль, страх, ярость.
— Он исчез из Вилледжа и где-то скрывается. Вот почему я передаю вам всю информацию. С фотографией Лавелля вы можете задействовать свою поисковую систему, можете поместить ее в газетах, показать по каналам телевидения. И тогда не только полицейские, каждый житель Нью-Йорка сможет опознать его. Уж если я сам не могу достать Лавелля, то хочу, чтобы вы схватили и упрятали его куда-нибудь подальше. Когда он окажется за решеткой...
— Вы найдете возможность добраться до него в тюрьме, — закончила Ребекка фразу, которую Карамацца не стал бы произносить вслух. — То есть мы его арестуем, но он никогда не предстанет перед судом — его убьют в тюрьме!
Карамацца не стал опровергать эту мысль, но они-то знали, что это сущая правда.
Обращаясь к Карамацца, Джек сказал:
— Вы убеждены, что Лавеллем движет жажда мести. Но за что он мстит вам? Что заставляет его строить планы по уничтожению всей вашей семьи вплоть до внуков?
— Я не стану этого говорить. Не могу. Потому что скомпрометирую себя.
— Вернее говоря, выдадите информацию для обвинения, — заметила Ребекка.
Джек вложил фотографию Лавелля в конверт и заметил как бы невзначай:
— Я хочу поговорить с вами о Доминике.
Дженнаро Карамацца вдруг словно бы ссохся при упоминании имени убитого брата.
Джек быстро добавил:
— Я имею в виду, что он, похоже, скрывался в этом отеле, зная, что за ним охотятся. Почему же он не забаррикадировался в своей квартире или не обратился за помощью к нам? В этом плане, видимо, ваш дом в Бруклине превращен в неприступную крепость?
Старик ответил:
— Да, мой дом — это действительно крепость.
Он медленно моргнул — раз, два, — совсем как настоящая ящерица.
— Это крепость, но она не гарантирует полной безопасности. Лавелль уже добрался до моего дома.
— Вы хотите сказать, что он успел убить кого-то прямо в вашем доме?
— Да.
— Кого?
— Джинджера и Пеппера.
— Кто это?
— Мои собаки, пара папильонов.
— А-а-а...
— Ну, такие маленькие собачки, вы знаете.
— Я не уверен, что точно представляю, как они выглядят, — сказал Джек.
Ребекка пояснила:
— Это миниатюрные спаниели с длинной шелковистой шерстью.
Карамацца оживился:
— Да, да, очень игривые. Все время играли и гонялись друг за другом.
Любили сидеть на руках и ласкаться.
— И они были убиты в вашем доме?
Карамацца взглянул на Джека.
— Да, прошлой ночью. Растерзаны на куски. Каким-то образом — мы до сих пор не знаем как — Лавел-лю или кому-то из его людей удалось пробраться в дом, убить моих дорогих маленьких собачек и уйти совершенно незаметно.
Он хлопнул костлявой рукой по кейсу, голос его сорвался на фальцет:
— Черт возьми, это абсолютно невозможно. Мой дом буквально запечатан.
Его охраняет целая небольшая армия!
Он заморгал быстрее, но заговорил несколько спокойнее, чем прежде:
— Джинджер и Пеппер были такими ласковыми, они даже почти не лаяли.
Собаки не заслужили такой смерти. Это были два маленьких невинных существа.
Джек сидел ошарашенный: этот убийца, этот патриарх наркобизнеса, рэкетир с внушительным стажем, ядовитый и опасный человек-ящерица, не оплакавший гибель своего брата, на грани истерики из-за смерти двух собачек!
Он взглянул на Ребекку. Та пристально смотрела на Карамацца — с удивлением и отвращением, как смотрят на какую-нибудь тварь, выползающую из-под камня.
Старик продолжал:
— Ведь они же, в конце концов, не были сторожевыми собаками, никогда ни на кого не нападали и не представляли никакой опасности. Просто пара симпатичных маленьких спаниельчиков...
Не зная, как обращаться к главе мафии, Джек решил остановить Карамацца, вернуть его из истерическо-патетического состояния, куда он мог ухнуть. У Джека еще были вопросы.
— Говорят, что Лавелль использует против вас черную магию.
Карамацца кивнул:
— Он это тоже говорит.
— И вы верите?
— Похоже, он настроен весьма серьезно.
— Но сами-то вы верите в это?
Карамацца посмотрел в окно на бушующий вокруг лимузина снег.
Хотя Джек и ощущал, что Ребекка недовольно щурится, он твердо повторил вопрос:
— Вы верите в это?
Карамацца повернулся от окна.
— Верю ли я, что черная магия работает? Если бы месяц тому назад кто-нибудь задал мне этот вопрос, я рассмеялся бы ему в лицо, но сейчас...
Джек подсказал:
— Сейчас вы думаете, что, может быть...
— Да, действительно. Чем черт не шутит...
Джек заметил какую-то перемену в глазах старика. Они стали такими же злыми, холодными и настороженными, как и раньше. Правда, в них появилось и кое-что новое: страх. А к таким ощущениям этот старый и коварный ублюдок явно не привык.
— Найдите его, — сказал Карамацца.
— Постараемся, — ответил Джек.
Ребекка быстро добавила:
— Это наша работа.
Ее тон и слова как будто хотели отвести мысль о том, что в своих действиях они могли руководствоваться заботой о Дженнаро Карамацца и его кровожадном клане.
— Остановите его, — попросил Карамацца.
Его тон никогда еще не был таким мягким по отношению к полицейским.
Никогда. Он даже был на грани того, чтобы сказать "пожалуйста".
Черный лимузин отъехал от тротуара и вырулил на дорогу, оставляя после себя глубокий след на снежном покрове.
Джек и Ребекка минуту-другую провожали взглядом удалявшийся "Мерседес".
Ветер стихал. Снег все еще падают, более густой, чем раньше. Снежинки лениво опускались на землю, и у Джека создалось впечатление, что он попал в один из новомодных стеклянных домов, в котором, если его потрясти, начинается метель.
— По-моему, нам лучше вернуться в управление. — услышал он голос Ребекки.
Джек вынул фотографию Лавелля из конверта и сунул ее себе в карман.
— Что ты опять придумал? — насторожилась Ребекка.
Вместо ответа Джек протянул ей конверт.
— Я буду в управлении примерно через час.
— Когда?
— Ну, в четырнадцать ноль-ноль.
— Куда ты собрался?
— Есть одно место, куда мне нужно заглянуть.
— Джек, мы должны сейчас заняться формированием специальной группы, должны подготовить...
— Начинай без меня.
— Но для меня одной там слишком много работы.
— К двум, это самое позднее, я буду на месте.
— Джек, черт возьми!
— А пока ты справишься со всем без меня.
— Сейчас ты понесешься в Гарлем, так ведь?
— Ребекка, послушай...
— Конечно, в эту чертову лавку колдуна.
Джек ничего не ответил.
Ребекка продолжала:
— Я знаю, ты летишь туда, к этому Карверу Хэмптону, этому шарлатану, мошеннику.
— Он не мошенник. Он верит в то, чем занимается. Тем более что я обещал ему забежать сегодня.
— Это же полный идиотизм.
— Ты так думаешь? Но ведь Лавелль действительно существует. У нас есть даже его фото.
— Ну и что? Это же не значит, что в нашем деле замешано колдовство!
— Значит.
— Ладно, поступай как хочешь, но как же я доберусь до управления?
— Бери машину, а я попрошу патрульных меня подбросить.
— Джек, черт возьми!
— У меня предчувствие, Ребекка.
— Дьявол!
— Я чувствую, что... то, что окружает магию, — и необязательно ее реальное проявление, а именно то, что ее окружает, — имеет отношение к нашему делу. И предчувствие говорит, что это наша единственная зацепка.
— О Господи!
— Умный полицейский всегда прислушивается к своим предчувствиям.
— Но если ты не вернешься в управление к обещанному сроку, если мне придется заниматься всем одной, а потом предстать перед Грешемом...
— Я буду в четверть третьего, самое позднее — в половине.
— ...то я тебе этого никогда не прощу, Джек.
Он встретился с ней взглядом и, немного поколебавшись, сказал:
— Может быть, я и мог бы отложить визит к Карверу Хэмптону до завтра, если бы...
— Если бы что?
— Если бы знал, что ты готова уделить полчаса, ну, пятнадцать минут, чтобы посидеть и поговорить о том, что произошло между нами вчера. Пойдем куда-нибудь?
Ребекка отвела взгляд.
— Для этого у нас сейчас нет времени.
— Ребекка!
— У нас много работы, Джек.
Он кивнул.
— Ты права. Начинай работу по спецгруппе, а я переговорю с Карвером Хэмптоном.
Джек пошел в сторону полицейских, стоявших у патрульных машин.
Ребекка крикнула:
— Не позже двух!
— Постараюсь как можно быстрее!
Ветер вдруг снова усилился. Слышалось его завывание.
4
Молодой снег приукрасил улицу. И хотя квартал по-прежнему был грязным, замусоренным и заплеванным, он выглядел веселее, чем вчера.
Лавка Карвера Хэмптона находилась неподалеку от угла квартала, между двумя другими — винной и мебельной, чьи окна были защищены постоянно опущенными железными решетками. Заведение Хэмптона единственное здесь выглядело вполне респектабельно. На его окнах решеток не было. Вывеска над дверью состояла из одного слова: "Рада". Конечно, Джека заинтересовало, что это означает, и Хэмптон пояснил, что в магическом пантеоне три группы богов покровительствуют разным направлениям магии: злые руководят ответвлениями черной магии — Конго и Петро; добрые боги отвечают за магию белую — Раду.
Хэмптон занимался продажей одежды, снадобий и ритуальных принадлежностей, применявшихся в белой магии, поэтому вывески над дверью магазина было достаточно, чтобы привлекать выходцев из стран Карибского бассейна и их потомков, которые переселились в Нью-Йорк вместе со своей религией и обычаями.
Джек вошел в магазин. Тут же звякнул колокольчик, посылая весть о приходе клиента. Закрыв за собой дверь, Джек оставил за ней злой декабрьский ветер и попал в иной мир.
Магазин был маленьким: метров десять в длину и три в ширину. В центре стояли столики с ножами, палками, колокольчиками, чашами и одеждой, предназначенными для колдовских ритуалов. Справа по всей длине стены размещались низенькие шкафчики. Джек не имел ни малейшего представления о том, что там было. На стене слева от двери до самого потолка поднимались рядами полки, уставленные бутылками всевозможных размеров, форм и окрасок — синими, желтыми, зелеными, красными, оранжевыми, коричневыми и бесцветными, на каждой — аккуратная наклейка. Все они были заполнены травой, кореньями, порошком или другими веществами, потребными для заклинаний или изготовления снадобий.
Услышав колокольчик, из задней двери появился Карвер Хэмптон.
— Детектив Доусон! — удивился он. — Рад видеть вас! Вот уж не думал, что вы снова решитесь проделать столь долгий путь, особенно в такую противную погоду. Я ждал, что вы позвоните, чтобы узнать, нет ли у меня чего-нибудь новенького.
Джек прошел в заднюю часть магазина, и они через прилавок пожали руки друг другу.
Карвер Хэмптон, высокий мужчина с широкими плечами, мощной грудью и двадцатью килограммами лишнего веса, выглядел очень внушительно. Он напоминал профессионального форварда американского футбола, который с полгода не играл. Нельзя было назвать его красивым — слишком тяжелый лоб и слишком круглое лицо помешали бы их обладателю рассчитывать на первые страницы какого-нибудь фешенебельного журнала для мужчин. К тому же его нос, сломанный, похоже, не один раз, давно расплющился. Но если этот человек и не был красавцем, то, безусловно, выглядел он очень дружелюбно. Что-то вроде огромного чернокожего Санта-Клауса.
— Жаль, что вы зря проделали столь дальний путь.
Джек спросил:
— Значит, со вчерашнего дня вы не успели ничего выяснить?
— Нет, ничего примечательного, хотя ищу информацию повсюду, расспрашиваю всех, кого можно. Удалось выяснить только то, что где-то здесь действительно существует человек, называющий себя Баба Лавеллем. И утверждают, что он — настоящий Бокор.
— Бокор? Это колдун, занимающийся черной магией? Так?