Бесспорной версии нет (сборник) Ромов Анатолий

Вторая встреча

У Хорина, появившегося лишь к концу рабочего дня, вид был усталый. После короткой беседы выяснилось: ничего такого, что выглядело бы для Иванова неожиданностью, он не узнал. Как и ожидалось, никаких грехов по части ОБХСС за Шестопаловым не числилось. Дача, кооперативная квартира в центре города и машина были приобретены на средства, полученные от внедрения ценного изобретения, одним из авторов которого он являлся. Интересным показалось только единственное: часть своего отпуска, причем совсем недавно, с 25 января по 11 февраля, директор НИИ «Дорстрой» провел в Сочи. Останавливался в гостинице «Жемчуг», занимая номер полулюкс на пятом этаже. Любопытны были также два списка, которые Хорин не поленился полностью переписать в агентстве «Аэрофлота». Один перечислял пассажиров авиарейса № 1045 Москва – Сочи от 25 января, второй – авиарейса № 1046 Сочи – Москва от 11 февраля. Согласно этим документам, 25 января одним рейсом с Шестопаловым вылетел Гарибов Георгий Константинович. Он же вместе с Шестопаловым вернулся в Москву 11 февраля.

Больше знакомых фамилий в двух списках Иванов не нашел. Тем не менее он принялся тщательно изучать оба реестра. В конце концов, просмотрев списки несколько раз, подчеркнул строчку: Палин Илья Егорович. Фамилия Палин значилась как в первом, так и во втором списке. К тому же некоего Илью Егоровича, директора гастронома, упомянула в своих показаниях Гарибова. Хорин тут же позвонил в отдел кадров Управления торговли. Там попросили перезвонить и через двадцать минут сообщили: Палин Илья Егорович работает директором гастронома № 26. Выходит, Гарибова называла именно этого Илью Егоровича. Трое из одной компании летали в Сочи! Зачем, ясно – поиграть. Иванов попросил Линяева связаться с Сочи и выяснить, в какой гостинице останавливались Гарибов и Палин. Впрочем, он был убежден, что они, как и Шестопалов, снимали номера в «Жемчуге».

До встречи с Шестопаловым между тем оставалось минут двадцать. Иванов спустился вниз. Усевшись в машину, не спеша развернулся к центру. Остановившись у кафе, подумал, что пока ничего особенного в факте выезда тройки в Сочи нет. На размышления наводило только то, что все трое вернулись в Москву 11 февраля, то есть за три дня до убийства Садовникова. Это может быть случайным совпадением. Но может и не быть! Кроме того, в сложившуюся картину пока не очень укладывался Палин. С Палиным, по словам Гарибовой, ее муж познакомился недавно.

Шестопалов сидел за тем же столиком и выглядел так же, как вчера: в идеальном состоянии рубашка, подобранный в тон галстук, безукоризненный костюм.

Кофе уже стоял на столе. Шестопалов улыбнулся:

– Я заказал кофе, вы не против?

– Выпью с удовольствием, – ответил Иванов и без промедления спросил: – Ну как, Алексей Павлович, вы посоветовались с друзьями?

– Посоветовался.

– И что же?

Иванов и Шестопалов взяли чашки. Пригубив кофе, оба посмотрели друг на друга. Со стороны этот взгляд наверняка выглядел мимолетным, ничего не значащим. Но оба сейчас отлично поняли, что означает для другого секундная пауза. Директор НИИ пытался понять, много ли успел узнать о нем Иванов. Иванов – определить, насколько откровенным решил быть с ним Шестопалов.

– Видите ли… – Шестопалов опустил чашку, достал сигарету. – Видите ли, прошлый раз я вас обманул.

– Обманули?

– Да. Я закурю, вы не против?

– Пожалуйста.

Щелкнув зажигалкой, Шестопалов прикурил.

– Прошлый раз я сказал, что опасаюсь за своих друзей. Может быть, этот убийца действительно придет к кому-то из моих знакомых. Не знаю. Но на самом деле я опасаюсь только за одного человека.

– За кого же?

– За себя, – признался Шестопалов. – Только за себя. Я живу сейчас в состоянии панического страха. Понимаете? Панического. Последние дни я вообще не сижу у себя в кабинете. Приезжаю в НИИ, отдаю распоряжения и тут же уезжаю.

– Чем же это вызвано?

– Тем, что сейчас моя очередь. Моя, вы понимаете?

Шестопалов медленно и аккуратно положил сигарету на край пепельницы, поднял глаза:

– Борис Эрнестович, вы, случайно, никогда не играли в покер?

«Это признание, – подумал Иванов. – Кажется, Шестопалов решился на полную откровенность».

– Играл.

– Впрочем, вопрос задан неточно. Играть в покер мало, надо понимать, что это за игра.

– Надеюсь, я и это понимаю.

– Ну, если понимаете… – Шестопалов снова взял сигарету, затянулся. – Если понимаете, то поймете, как много значит в покере чутье. Интуиция. Смею заверить, я играю в покер неплохо. Так вот, то, что сейчас моя очередь, я понял чутьем. Конечно, это можно было и высчитать. Но я понял чутьем.

– Объясните.

– Охотно. Видите ли, я любитель игры в карты. Вас это не шокирует? Как работника милиции?

– Если вы не нарушаете при этом закон – почему же. Не шокирует.

– Закона я не нарушаю. Наоборот, всегда стою за предельную честность. Что же касается карт… Для меня карты – разрядка. После довольно-таки тяжелой работы. Единственная в своем роде разрядка, отдых. – Шестопалов сделал паузу. Он явно в чем-то колебался. Но потом продолжил: – Вы, конечно, слышали о гостинице «Жемчуг»? В Сочи? И знаете, что там собираются любители карточной игры?

Еще бы Иванову не знать гостиницу «Жемчуг»! Одна из лучших сочинских гостиниц с закрытым пляжем. В бархатный сезон, когда там собирается элита лобовиков, попасть в «Жемчуг» практически невозможно. Впрочем, лобовики собираются в «Жемчуге» не только в бархатный сезон. Найти их там можно практически круглый год. Теперь разговор действительно пошел начистоту.

– Знаю, – ответил Иванов.

Шестопалов притушил сигарету:

– Тогда для вас не секрет, что в «Жемчуге» собираются не только любители. Не секрет, Борис Эрнестович?

– Не секрет.

– В таком случае все проще. В «Жемчуге» есть и жучки, и шулера, так называемые катранщики и каталы. Есть, на мой взгляд, просто уголовники. Так называемые вышибалы. Так ведь?

– Так. Я внимательно слушаю, Алексей Павлович.

Шестопалов отпил из чашки кофе.

– Ну вот. Недавно, в конце января – начале февраля, я был в Сочи с двумя своими друзьями. Две недели. Поехали развеяться и, естественно, поиграть. У нас это традиция, мы каждый год выезжаем в Сочи в это время. За честность каждого из этих людей, по крайней мере за карточную честность, я ручаюсь. Одного из них вы знаете, это Георгий Константинович Гарибов. Второго я знаю меньше, но тоже готов за него поручиться. Учитывая даже, что должность, которую он занимает, довольно… особая, что ли.

– Что же это за должность?

– Директор гастронома. Крупного московского гастронома. Фамилия его Палин. Палин Илья Егорович. Не знаю, как по части ОБХСС, но по чисто человеческим качествам… – Шестопалов опять сделал паузу. – По чисто человеческим качествам Илья Егорович вне всяких подозрений. За это я ручаюсь.

Выверенная фраза. Похоже, отсрочку на сутки Шестопалов попросил именно из-за этого. Проверить, все ли чисто у Палина «по части ОБХСС».

– И что же случилось за время этого путешествия?

– За время путешествия ничего. Случилось после. Мы вернулись в Москву одиннадцатого февраля. Через четыре дня, пятнадцатого, к Палину на работу пришел этот выродок. И заставил, угрожая пистолетом, отдать двадцать тысяч рублей. Еще через шесть, двадцать первого, этот же бандюга пришел к Гарибову. С тем же пистолетом. И также потребовал двадцать тысяч. Георгий вынужден был подчиниться. Ужас в том, что Палин, когда его ограбили, ничего нам не сказал. Он думал, это никак не связано с «Жемчугом». Когда ограбили Георгия, все стало ясно. Теперь вы понимаете? Моя очередь. Я последний.

Шестопалов снова закурил. Откинувшись на стуле, стал безразлично разглядывать вьющиеся в полутьме кольца дыма. «Все как по расписанию», – подумал Иванов. Четырнадцатого был убит Садовников. Пятнадцатого «кавказец» пришел к Палину. Двадцать первого «раздел» Гарибова. Если бы Палин сразу обратился в милицию! Даже не обязательно сразу. Хотя бы на третий день. Пусть даже на четвертый. И рассказал бы при этом про поездку в Сочи… Если бы Палин все это сделал, можно было бы задержать «кавказца» уже двадцать первого. Прямо в «Автосервисе». Но Палин не рассказал о происшедшем даже близким друзьям.

– Жаль, что Палин сразу не обратился в милицию. И вы не рассказали обо всем в прошлый раз.

– Палин придет к вам завтра. Сам. Он боялся за семью, поэтому и не сообщил сразу. Его можно понять. Как и меня.

Так. Суточная отсрочка была взята Шестопаловым еще и для этого. Чтобы вместе с Палиным решить, как обезопасить директора гастронома от уголовной ответственности за укрывательство преступления.

Словно подтверждая мысли Иванова, Шестопалов слабо улыбнулся:

– Я надеюсь, вы это учтете? Борис Эрнестович?

Вдруг, глядя на лицо директора НИИ, внешне спокойное, Иванов ощутил неприязнь. Каждый из этой тройки отлично устроил свою жизнь. Но именно это отличное устройство жизни, написанное сейчас на лице Шестопалова, выводило Иванова из себя. Сам он никогда бы вот так свою жизнь не устроил. Никогда. Они совершенно разные люди. Но если уж на то пошло, раздражаться на кого-то только из-за того, что тот хорошо устроил свою жизнь, глупо. Он, юрист с академическим образованием, просто не имеет на это права. К тому же он не знает, можно ли привлечь кого-то из этой тройки к уголовной ответственности. Даже если допустить, что Шестопалов, Гарибов или Палин и совершили какие-то противоправные действия, следов этих действий они наверняка не оставили. Если УБХСС сочтет нужным, оно будет такие материалы искать. По всей тройке. Но если такие материалы найдены не будут, он должен считать, что их и не было.

Видимо, все это как-то отразилось на его лице. Во всяком случае, Шестопалов переспросил с беспокойством:

– Борис Эрнестович, надеюсь, это учтется? Мы ведь хотим помочь милиции. И потом, слабость Палина можно понять.

– Безусловно, учтется. Вообще, Алексей Павлович, я должен поблагодарить вас за то, что обратились ко мне. Как к представителю милиции.

– Ну что вы. Тут даже не пахнет выполненным долгом. Просто я впал в панику. И все. Поверите – я сейчас со страхом думаю о моменте, когда вы уйдете. Останусь один, и будет мерещиться этот бандит.

– Не волнуйтесь. О вашей безопасности мы позаботимся.

– Спасибо. Но вы понимаете меня?

– Понимаю.

Они замолчали. В зале в такт тихой хрустальной музыке мерцал разноцветный свет. Кафе притихло, голоса умолкли. В воздухе в этот момент существовало что-то совершенно отдельное, чуждое их разговору. Иванов вдруг понял, как далеки они сейчас с Шестопаловым от этих мальчиков и девочек, сидящих за столиками. Те знать ничего не знают о «кавказце». И не хотят знать. И правильно делают.

Помедлив, он спросил:

– Алексей Павлович, может быть, это кто-то из тех самых сочинских вышибал? Которые обитают около «Жемчуга»?

– Думаете, он взыскивал с Палина и Гарибова карточные долги?

– Почему бы и нет?

– Неотданные карточные долги… – Казалось, директор НИИ сейчас вслушивается в тихо звучащую музыку. – Нет, исключено. Решительно исключено. Прежде всего, долги у нас принято отдавать сразу. Потом, я знаю своих друзей. Палин и Гарибов прекрасно играют и редко проигрывают. Но уж если они кому-то проигрывают, в должниках ходить никогда не будут. Гарантия.

– А у вас нет карточных долгов?

– Обижаете. У меня их просто быть не может. Физически.

Некоторое время оба молчали. Если грабил Палина и Гарибова действительно не вышибала – плохо. То, что стало проясняться, снова уйдет в пустоту.

Шестопалов помешал ложечкой остатки кофе.

– Оба сказали мне, что их ограбили. Ограбил один и тот же человек, не известный им. Ни с какого бока не известный. Понимаете? Вынырнувший откуда-то из темноты.

– Ваши друзья могли вас обмануть.

– Если бы они хотели меня обмануть, неужели бы я это не понял? Достаточно любому из них шевельнуть бровями, и я уже знаю, что он имеет в виду. Нет, они говорили правду. Никаких долгов у них не было. Просто это… какой-то беспредельщик.

Значение слова «беспредельщик» Иванов понял отлично. Человек, не признающий никаких законов. Действительно, вынырнувший из темноты. В общем, это согласовывалось с его первоначальной точкой зрения.

Шестопалов допил кофе:

– Ясно только одно: зацепил он нас в «Жемчуге». Я это знаю точно. Человек в моем возрасте всегда понимает, где мог произойти прокол. В «Жемчуге» мы расслабились, – все мы были в крупном выигрыше, много говорили, считая, что никто из посторонних не слышит. Видимо, все-таки кто-то нас слышал.

– О чем же вы говорили?

– О многом. В том числе о том, что у каждого из нас есть сейчас «свободные» деньги. Дурацкие, ребяческие разговоры… В этот раз в «Жемчуге» нас окружала какая-то легкомысленная атмосфера. Но ничего конкретного вспомнить не могу. Человека с внешностью этого бандюги мы в Сочи не видели. Но я уверен – все тянется оттуда. Двое обработаны, остался третий. Я. И вопрос будет закрыт.

«Если уж быть дотошным, то до конца». Подумав об этом, Иванов спросил:

– Может быть, именно вас он трогать уже не решится?

– Почему?

– Палин и Гарибов могли вас предупредить.

Шестопалов положил зажигалку:

– Здесь не тот случай.

– Почему?

– Он абсолютно убежден, что ни Палин, ни Гарибов меня не предупредят. Когда он пришел к Гарибову, тот ведь ничего не знал. И я бы ничего не узнал, если бы не чутье. Когда Георгий двадцать первого приехал ко мне, на нем лица не было. Но о том, что его ограбили, он не сказал. Только предупредил: «Леша, будь осторожней». Хорошо, Светлана рассказала.

Они снова замолчали. Похоже, Шестопалов прав. «Кавказец» убежден, что все ограбленные им будут молчать. Уж во всяком случае, не заявят в милицию. Расчет на полную безнаказанность.

– Алексей Павлович, еще раз спасибо за откровенный разговор. Что касается вашей безопасности – сегодня же напишите заявление, и мы примем меры. Во всех подозрительных случаях сразу звоните мне. Вот еще несколько телефонов. Естественно – в эти дни вам нужно быть предельно осторожным. Тут уж ничего не поделаешь.

Замысел

На следующее утро директор гастронома № 26 Илья Егорович Палин пришел к Иванову на работу. Он позвонил снизу из бюро пропусков и через некоторое время уже сидел в кабинете. Грузноватый, с носом картошкой и маленькими глазками, скромно одетый, Палин выглядел куда проще, чем Гарибов и Шестопалов. Его рассказ ничего не добавил к тому, что было уже известно. По словам потерпевшего, утром 15 февраля в его кабинет, расположенный на первом этаже магазина, вошел высокий молодой человек в оранжевой куртке. Описание молодого человека, данное Палиным, в целом соответствовало уже известным описаниям «кавказца» и «племянника». Угрожая пистолетом, молодой человек потребовал двадцать тысяч рублей. По словам Палина, во внешнем облике молодого человека было что-то, особенно его испугавшее. Как выразился директор гастронома, он буквально потерял голову от страха и мало что понимал. В состоянии шока Палин предложил грабителю восемь тысяч рублей государственных денег, находившихся в тот момент в его сейфе. Грабитель, взяв восемь тысяч, заявил, что оставшиеся двенадцать потребует все равно. Не в этот раз, так позже. Но угрожать в таком случае он будет не только Палину, но и его семье – жене и двенадцатилетней дочери. Если же Палин снимет сейчас эти двенадцать тысяч со своего счета в сберкассе и передаст ему, он гарантирует, что никогда больше к нему не придет. Подумав, Палин с этим требованием согласился. Они подъехали к сберкассе. Сняв с аккредитива двенадцать тысяч рублей, Палин в соседнем подъезде передал их вымогателю, все еще находясь в состоянии шока. Сложив деньги в сумку, грабитель исчез. Опасаясь за жизнь жены и дочери, Палин решил о случившемся никому не говорить. Сняв со своего счета восемь тысяч, он вернулся в магазин и положил деньги в сейф. Все сообщенное Шестопаловым о поездке в Сочи и пребывании в гостинице «Жемчуг» было полностью подтверждено. Никаких людей, хотя бы отдаленно напоминавших грабителя, и вообще ничего подозрительного во время поездки и пребывания в Сочи Палин не заметил.

После ухода Палина Иванов попробовал подвести некоторые итоги. Кажется, Шестопалов прав. Во всяком случае, его предположение, что кто-то слышал сокровенные разговоры тройки в «Жемчуге», выглядит очень близким к истине. В обоих случаях «кавказец» действовал так, как мог действовать только хорошо осведомленный преступник, знающий все о своих жертвах – от их личной жизни до кредитоспособности. На какое-то мгновение у Иванова даже мелькнуло подозрение: может быть, оба нападения инсценировал и организовал сам Шестопалов? Но, подумав, это подозрение отбросил. Шестопалову, жизнь которого так отлично налажена, не имело никакого смысла вступать на скользкий путь явной уголовщины. Даже если допустить, что ему вдруг срочно понадобились большие деньги, вряд ли он пошел бы на столь отчаянный риск. Тем более с убийством работника милиции. Нет, «кавказец» наверняка действует самостоятельно. Может быть, это уголовник-рецидивист, заполучивший подробную информацию о Палине, Гарибове и Шестопалове и действующий в соответствии с этой информацией, а может быть, новичок, которого именно полученная в «Жемчуге» информация о трех «состоятельных людях» толкнула разработать план, приводимый им сейчас в исполнение. Тройка выехала из Сочи в Москву 11 февраля. «Кавказец», имевший к этому времени подробные сведения о каждом, выехал следом. Он хорошо понимал: чтобы заставить отдать двадцать тысяч рублей Палина или Гарибова, доводы нужны очень серьезные. Лучшим доводом могло быть только оружие. Это оружие он добыл 14 февраля, убив на Ленинских горах Садовникова. По крайней мере, по датам все совпадает.

Взвесив все, Иванов понял: необходимо его присутствие в Сочи. В гостинице «Жемчуг». Необходимо хотя бы для того, чтобы просто осмотреться, понять: кто и где мог получить столь подробную информацию о Палине и Гарибове. Поехать он может, скажем, под видом того же лобовика. Мысленно проиграл этот вариант несколько раз. Из Тбилиси в Москву он переехал пять лет назад. В Тбилиси его хорошо знали, но знали, главным образом, жители Авлабара. Насколько он помнит, в Авлабаре никогда не водилось крупных лобовиков, да еще выбирающих местом игры Сочи. Что же касается лобовиков московских, здесь его никто не знает. Исключая, естественно, Шестопалова, Гарибова и Палина.

Со всем этим он пошел к генералу. Выслушав, тот некоторое время делал вид, что рассматривает на свет кончик ручки. Возражения, которые могли бы найтись у генерала, Иванов примерно представлял. Поэтому терпеливо ждал. Наконец ручка была положена на стол.

– Вы сами когда-нибудь играли в карты?

– Обижаете, Иван Калистратович. Я из Тбилиси. И не просто из Тбилиси, а из Авлабара. Играл с детства во все игры.

– Понятно, что из Тбилиси. Но, насколько я понимаю, в «Жемчуге» собираются акулы. Даже не акулы – киты. Допустим, сыграть на их уровне вы сможете. Но что будет, если вы проиграете? Вы ведь знаете, какие суммы там проигрывают?

– Понимаю, что вы хотите сказать. Ответ на это один: я не должен проигрывать. Думаю, со своей квалификацией я все же потяну. А поехать туда я должен. Согласитесь – информация идет оттуда.

– Оттуда, – согласился генерал.

– Причем я поеду не один, а с двумя партнерами. Играющими гораздо лучше меня.

– Даже с двумя?

– С двумя, Иван Калистратович. Так будет лучше.

– Интересно. Кто же эти партнеры?

– Один – Шестопалов.

– Шестопалов? Что ж, это вариант. А второй?

– Второго называть пока не буду. Должен с ним поговорить.

– Тоже посторонний?

– Да, в МВД он не работает. Но, думаю, этот человек меня не подведет.

– Надеюсь, в конце концов о нем доложите?

– Конечно, Иван Калистратович.

К концу рабочего дня Иванов заехал к Прохорову. Следователю он рассказал все, что удалось узнать за вчерашний вечер и сегодняшний день, от встречи с Шестопаловым до разговора с генералом. Идею выехать в Сочи с двумя хорошо играющими партнерами Прохоров одобрил. Однако человека, которого хотел бы взять с собой третьим, Иванов опять не назвал. Кандидатура же Шестопалова, так же как и у шефа, у Прохорова возражений не вызвала.

Разговор с другом

Закончив дела с Прохоровым и выйдя из прокуратуры, Иванов вдруг подумал, что все-таки не пришел еще к определенному решению. Он не знает, имеет ли право предложить поехать с ним в «Жемчуг» под видом лобовика Ираклию Кутателадзе. Хотя Ираклий – идеальный партнер для такой поездки.

Уже на Садовом кольце, остановившись перед светофором, вдруг поймал себя на том, что непрерывно повторяет: идеальный партнер. Тут же поправил себя: лучше всего подойдет другое: приманка. Ираклий, выехавший под видом лобовика в «Жемчуг» и затем вернувшийся в Москву, станет идеальной приманкой для «кавказца». Директор мясокомбината. Любящий муж и отец. А Манана и Дато? Да нет, с ними ничего не случится. Они с шефом разработают двойную систему подстраховки. Манану и Дато можно временно переправить на другую квартиру. Безопасность будет абсолютной. А «кавказец» клюнет. Клюнет, и они его возьмут. Снимут без единого выстрела. Нет, нет и нет! Все-таки он не имеет на это права. Не имеет.

В памяти всплыло то, что было раньше.

…В детстве, в школе, их функции всегда разделялись – с начальных классов. Ираклий никогда не был слабаком, тем не менее всегда считался в школе лишь олицетворением ума, математического интеллекта. Но не более. Никто из товарищей не воспринимал его как серьезную «силовую единицу». Борис же, наоборот, хоть никогда не учился плохо, завоевал в глазах школы славу лишь лихого драчуна. Так уж повелось: к Иванову обращались, когда нужны были его кулаки, к Кутателадзе – когда не решалась задача. Ираклия, как нормального подростка, это, естественно, обижало. Поэтому в шестом классе, когда Борис уже год занимался боксом и имел первый юношеский разряд, друг буквально умолил взять его с собой в секцию. Понимая, что Ираклию это совершенно не нужно, Борис тем не менее не мог отказать. Тренер, из уважения к лучшему своему воспитаннику, согласился попробовать новичка. Пробовать здесь было заведено трехминутным боем с одним из спортсменов секции. Если новичок выдерживал, его оставляли, если нет, считалось, что ему лучше заняться другим видом спорта. Ираклий с честью выдержал испытание. Но Борис с трудом дождался окончания злосчастных трех минут, в течение которых избивали его лучшего друга. Он не мог простить себе, что привел с собой Ираклия. Гордость школы, умницу, человека особого – он ведь знал, совершенно особого. Тонкого, деликатного, с обостренными чувствами. Поэтому, подойдя после боя к другу, тихо ему сказал: «Ираклий, если ты мне друг, ты сюда больше не придешь. Или мы перестанем дружить».