Гайдзин. Том 1 Клавелл Джеймс

Глава 7

Понедельник, 15 сентября

– Гайдзины – низкие твари, не ведающие приличий, – изрек Нори Андзё, трясясь от гнева. Этот приземистый круглолицый человек в богатых одеждах был главой родзю, Совета пяти старейшин. – Они высокомерно отвергли наши учтивые извинения, которые должны были бы исчерпать этот случай на Токайдо, и теперь, какая наглость, официально просят аудиенции у сёгуна – каллиграфия ниже всякой хулы, слова выбраны неверно, да вот, почитайте сами, это только что принесли.

С плохо скрытым нетерпением он протянул свиток сидевшему напротив него Торанаге Ёси, своему главному противнику, который был гораздо моложе его годами. Они были вдвоем в одной из больших комнат для приемов в центральной башне замка Эдо, приказав всем своим телохранителям остаться за дверью. Их разделял низкий лакированный столик алого цвета с черным чайным подносом, на котором стояли изящные чашки и чайник из тонкого, как яичная скорлупа, фарфора.

– Что бы ни говорили гайдзины, это не имеет никакого значения. – Ёси встревоженно принял свиток, но читать его не стал. В отличие от Андзё, одет он был просто, и мечи за поясом были боевыми, а не церемониальными, которые использовались только для торжественных случаев. – Тем или иным способом мы должны добиться, чтобы они поступали так, как нам нужно.

Он был даймё Хисамацу, небольшого, но очень важного княжества неподалеку от Эдо, и являлся прямым потомком первого сёгуна из рода Торанага. По сделанному недавно «предложению» императора и вопреки яростному противодействию Андзё, он был только что назначен опекуном наследника, юного сёгуна, и занял свободное место в Совете старейшин. Ему исполнилось двадцать шесть лет. Высокий, с тонкими чертами лица, изящными руками и длинными пальцами.

– Что бы ни случилось, их встреча с сёгуном не должна состояться, – заметил он. – Это подтвердило бы законность существующих Соглашений, которые пока еще не ратифицированы надлежащим образом. Мы откажем им в их оскорбительной просьбе.

– Я согласен с тем, что она оскорбительна, но тем не менее нам придется считаться с ней и решить, что делать с этим псом из Сацумы, Сандзиро.

Оба устали от этой новой проблемы с гайдзинами, которая вот уже в течение двух дней нарушала их ва, их внутреннюю гармонию, обоим не терпелось поскорее закончить эту беседу: Ёси спешил вернуться в свои апартаменты внизу, где его ждала Койко, Андзё торопился на тайную встречу со знахарем.

День снаружи был солнечным и тихим, через открытые ставни легкий бриз заносил в комнату запах моря и плодородной почвы. Ничто не предвещало пока скорого наступления грозной зимы.

«Но зима не за горами, – думал Андзё; боль в кишечнике постоянно отвлекала его, мешая сосредоточиться. – Я ненавижу зиму, это пора смерти, пора печали, печальное небо, печальное море, печальная земля, уродливая и промерзшая, голые деревья и холод, который выворачивает суставы, напоминая тебе о том, как ты стар». Андзё, даймё Микавы, было сорок шесть, и он уже начинал седеть. Он являлся средоточием власти родзю с тех самых пор, как четыре года назад был убит тайро Ии.

«Тогда как ты, щенок, – злобно подумал он, – всего лишь два месяца в Совете и четыре недели как опекун – оба назначения политически вредны и опасны, оба состоялись вопреки нашим протестам. Пришло время подрезать тебе крылышки».

– Разумеется, ваш совет очень ценен для всех нас, – елейно произнес он, вовсе так не считая, как они оба хорошо понимали, потом добавил: – Вот уже два дня гайдзины готовят свой флот к сражению, войска открыто проводят боевую учебу, и завтра сюда прибывает их глава. Каково будет ваше решение?

– Оно останется тем же, что и вчера, их официальное послание ничего не меняет: мы направим им еще одно извинение «за это печальное недоразумение», приправив его сарказмом, который они никогда не поймут. Извинение будет послано от чиновника, имя которого они услышат в первый и в последний раз, и доставить его нужно перед тем, как главный гайдзин покинет Иокогаму. К извинению будет приложена просьба о дальнейшей отсрочке, необходимой для «сбора сведений». Если это не удовлетворит его и он прибудет в Эдо, один или с остальными, пусть их. Мы, как обычно, пошлем к ним в миссию для переговоров мелкого чиновника, чьи слова нас ни к чему не обязывают, и станем потчевать их жидким супом, не давая ни кусочка рыбы. Мы будем тянуть и тянуть время.

– Нам пора прибегнуть к нашему наследственному праву сёгуната и приказать Сандзиро передать нам убийц для наказания, безотлагательно заплатить за нанесенный ущерб, опять же через нас, безотлагательно… сложить с себя полномочия правителя Сацумы и жить, не выходя за пределы своего дома, безотлагательно. Мы прикажем ему! – хрипло произнес Андзё. – Вы не имеете опыта в высших делах сёгуната.

Сдерживая раздражение и жалея, что он не может заставить Андзё немедленно сложить с себя полномочия за глупость и невоспитанность, Ёси сказал:

– Если мы прикажем это Сандзиро, наш приказ не будет выполнен, следовательно, мы будем вынуждены начать войну, а Сацума слишком сильна и имеет слишком много союзников. Уже двести пятьдесят лет мы не вели ни одной войны. Мы не готовы к войне. Война…

В следующий миг в комнате повисло странное молчание. Оба мужчины невольно схватились за рукоятки мечей. Чашки и чайник задребезжали на подносе. Где-то далеко земля глухо заворчала, вся огромная башня слегка сдвинулась, потом еще и еще. Землетрясение продолжалось около тридцати секунд. Потом все стихло, так же внезапно, как и началось. С непроницаемыми лицами они ждали, наблюдая за чашками.

Второго толчка не последовало.

Еще минута – все тихо.

Новые минуты ожидания, во всем замке и в Эдо. Все живые существа затаили дыхание и ждали. Ничего. Усилием воли он обуздал свой страх.

– Война была бы сейчас крайне неразумным решением. Сацума слишком сильна, войска Тоса и Тёсю открыто встанут на ее сторону. Мы недостаточно могущественны, чтобы сокрушить их в одиночку.

Тоса и Тёсю были княжествами далеко от Эдо, оба издревле считались врагами сёгуната.

– Самые влиятельные из даймё соберутся под наши знамена, если мы призовем их, а остальные последуют их примеру. – Андзё постарался скрыть, каких усилий ему стоило разжать пальцы на рукоятке меча. Он еще не окончательно пришел в себя от ужаса.

Ёси, хорошо подготовленный и всегда начеку, заметил этот промах и отложил его в своей памяти, чтобы использовать в будущем, довольный тем, что сумел заглянуть в сердце своего противника.

– Они не придут на наш зов, пока еще нет. Они станут медлить, громко заявляя о своей преданности нам и при этом скуля и жалуясь на всякие трудности, они не смогут помочь нам раздавить Сацуму. Они трусы.

– Если не сейчас, то когда же? – Ярость Андзё прорвалась наружу, подстегиваемая страхом и ненавистью к землетрясениям.

Ребенком он пережил одно поистине ужасное: его отец у него на глазах превратился в пылающий факел, а потом он увидел обугленные трупы матери и двух братьев. С тех пор даже самый легкий подземный гул заставлял его заново переживать тот день, в ноздри ударял запах горелого мяса, в ушах стояли их вопли.

– Рано или поздно, но мы должны привести эту собаку к покорности. Почему не сейчас?

– Потому что мы должны ждать, пока не будем лучше вооружены. Они – Сацума, Тоса и Тёсю – имеют современное оружие, немного пушек и ружей, мы не знаем сколько. И несколько пароходов.

– Проданных им гайдзинами вопреки желаниям сёгуната!

– Купленных ими благодаря проявленной сёгунатом слабости.

Лицо Андзё побагровело.

– Это не моя вина!

– И не моя! – Пальцы Ёси крепче сжали рукоять меча. – Эти княжества вооружены лучше нас, каковы бы ни были причины. Прошу прощения, но нам придется ждать. Плод, который представляет из себя Сацума, еще недостаточно сгнил, чтобы мы рискнули ввязаться в войну, которую нам своими силами не выиграть. Мы в одиночестве, Сандзиро – нет. – Его голос стал резче. – Но я согласен, что сведение счетов должно скоро состояться.

– Завтра я попрошу Совет отдать приказ, о котором говорил.

– Ради сёгуната, ради вас самих и всех ветвей рода Торанага я надеюсь, что остальные члены Совета послушают меня!

– Завтра мы это увидим… Голова Сандзиро должна торчать на шесте в назидание всем предателям.

– Я согласен, что Сандзиро отдал приказ убить этих людей на Токайдо только для того, чтобы поставить нас в трудное положение, – кивнул Ёси. – Это способно привести гайдзинов в неистовство. Наше единственное решение – это попытаться выиграть время. Возвращения нашего посольства из Европы теперь можно ожидать со дня на день, и тогда все наши затруднения должны разрешиться.

Восемью месяцами раньше, в январе, сёгунат отправил первую официальную делегацию из Японии в Америку и Европу. Она отбыла на пароходе с тайным поручением добиться пересмотра Соглашений – для родзю Соглашения были лишь «предварительными договоренностями между лицами, не имевшими надлежащих полномочий» – от правительств Англии, Франции и Америки, а также отменить или задержать дальнейшее открытие любых портов на японском берегу.

– Полученные ими приказы были ясны. К настоящему времени Соглашения, наверное, уже утратили силу.

– Итак, если не война, – зловеще произнес Андзё, – вы согласны, что пришло время отправить Сандзиро в дальний путь.

Молодой человек был слишком осторожен, чтобы согласиться открыто. Какие планы строит Андзё, спрашивал он себя, или, может быть, уже выстроил? Поправив мечи за поясом, он притворился, что обдумывает вопрос, находя при этом, что ему очень нравится его новое назначение. «Вновь я в центре власти. Это правда, Сандзиро помог мне утвердиться здесь, но преследовал он лишь свои цели: уничтожить меня, сделав до конца ответственным в глазах всех жителей Ниппона за те проблемы, которые принесли с собой проклятые гайдзины, и превратив таким образом в главную мишень для проклятых сиси, а затем присвоить себе потом наши наследственные права, наши богатства и сёгунат.

Ладно, я знаю, что замышляют он и его гончий пес Кацумата, каковы его истинные намерения в борьбе с нами, а также намерения его союзников из кланов Тоса и Тёсю. У него ничего не выйдет, я клянусь в этом своими предками».

– Как бы вы устранили Сандзиро?

Лицо Андзё потемнело, когда он вспомнил заключительную жестокую ссору с даймё Сацумы всего несколько дней назад.

Вспоминая об этом столкновении, Андзё покрылся потом, тем более что внутренне он сознавал справедливость многого из того, что говорил Сандзиро.

– Сандзиро, возможно, считает, что нам до него не добраться, но это не так, – сказал он с непреложностью. – Поразмыслите и вы над этим, Ёси-доно, наш юный, но столь мудрый советник, как устранить его, или ваша голова может оказаться на пике гораздо скорее, чем вы думаете.

Ёси решил не обращать внимания на оскорбление и улыбнулся:

– Что советуют другие старейшины?

Андзё хохотнул, скривив рот:

– Они проголосуют так, как я скажу.

– Если бы вы не были родственником, я бы предложил вам удалиться от дел или совершить сеппуку.

– Какая жалость, что вы не ваш славный тезка и не можете на самом деле отдать такого распоряжения, а? – Андзё тяжело поднялся. – Я сейчас же пошлю ответ гайдзинам, чтобы задержать их. Завтра мы проведем официальное голосование о том, чтобы поставить Сандзиро на место… – Он в гневе повернулся к телохранителю, услышав, что дверь распахнулась. Ёси уже наполовину выдернул меч из ножен. – Я приказал…

Часовой взволнованно пробормотал:

– Прошу простить, Андзё-сама…

Гнев Андзё мигом улетучился, когда он увидел юношу, который оттолкнул часового с дороги и быстро вошел в комнату. Следом за ним вошла девушка едва пяти футов роста. И он, и она были в богатых одеяниях, на лицах читалось оживление. Четыре вооруженных самурая сопровождали их, отстав на несколько шагов. Позади самураев шествовали наставница и придворная дама из числа приближенных. Андзё и Ёси тут же опустились на колени и низко поклонились, коснувшись лбом татами. Пришедшие поклонились в ответ. Кроме юноши, сёгуна Нобусады. И девушки, принцессы императорского двора Иядзу, его супруги. Им обоим было по шестнадцать лет.

– Это землетрясение, оно уронило мою любимую вазу, – возбужденно заговорил юноша, нарочито не замечая Ёси. – Мою любимую вазу! – Он махнул рукой, чтобы закрыли дверь. Его телохранители остались, как и женщины из окружения его жены. – Я хотел сообщить вам, что мне пришла в голову замечательная мысль.

– Примите мои сожаления по поводу вазы, господин. – Голос Андзё звучал мягко. – Вам пришла в голову мысль?

– Мы… я решил, что мы, моя жена и я, мы… я решил, что мы поедем в Киото, дабы увидеть императора и спросить его совета, что нам делать с гайдзинами и как вышвырнуть их из страны! – Юноша с радостной улыбкой посмотрел на свою жену, и она кивнула ему в счастливом согласии. – Мы отправляемся в следующем месяце – государственный визит!

Андзё и Ёси почувствовали, как в мозгу у них полыхнула молния, обоим захотелось прыгнуть вперед и придушить этого мальчишку за его скудоумие. Но оба сдержали этот порыв, привыкшие уже к его высокомерной тупости и вспышкам раздражительности. И оба в тысячный раз прокляли тот день, когда был задуман и осуществлен брак этих детей.

– Это очень интересная мысль, господин, – осторожно заговорил Андзё, незаметно наблюдая за девушкой и отмечая про себя, что сейчас все ее внимание сосредоточилось на нем и что, хотя губы ее улыбались, глаза, как обычно, оставались серьезными. – Я передам это предложение Совету старейшин, и мы посвятим ему все наше время.

– Хорошо, – с важностью ответил Нобусада, худой, низкорослый молодой человек, который всегда носил гэта, сандалии на толстой подошве, чтобы казаться выше своих пяти с половиной футов. Его зубы были выкрашены в черный цвет, как то предписывала придворная мода Киото, хотя в сёгунате и не было такого обычая. – Три или четыре недели должны быть достаточным сроком, чтобы все приготовить. – Он с хитрым видом улыбнулся своей жене. – Я ничего не забыл, Иядзу-тян?

– Нет, господин, – ответила она с милой улыбкой, – как вы можете забыть что-нибудь?

Ее тонкое изящное лицо было раскрашено в классическом стиле императорского двора: собственные брови тщательно выщипаны, вместо них по беленой коже нарисованы высокие черные дуги, зубы вычернены, густые волосы цвета воронова крыла убраны в высокую прическу и закреплены большими декоративными заколками. Пурпурное кимоно с богатым узором из осенних листьев, оби, широкий, тонко расшитый пояс, отливающий золотом. Принцесса императорского двора Иядзу, сводная сестра Сына Неба, ставшая супругой Нобусады шесть месяцев тому назад, чьей руки для него попросили, когда ей было двенадцать, с кем ее помолвили в четырнадцать и чьей женой она стала в шестнадцать.

– Конечно, ваше решение – это решение, а не предложение.

– Разумеется, высокочтимая принцесса, – быстро сказал Ёси. – Но прошу простить меня, господин, такие важные приготовления не могут быть закончены за четыре недели, это невозможно. Осмелюсь посоветовать вам учесть, что скрытый смысл такого визита может быть неправильно истолкован.

Улыбка исчезла с лица Нобусады.

– Скрытый смысл? Советовать? Какой скрытый смысл? Неправильно истолкован кем? Вами? – грубо произнес он.

– Нет, господин, не мной. Я лишь хотел указать, что еще ни разу сёгун не отправлялся в Киото, чтобы обратиться к императору за советом, и что подобное событие может стать гибельным для вашего правления.

– Почему? – сердито спросил Нобусада. – Я не понимаю.

– Потому что, как вы помните, высший долг сёгуна, который он передает по наследству, состоит в том, чтобы принимать решения за императора, вместе с Советом старейшин и сёгунатом. – Ёси старался, чтобы его голос звучал мягко. – Это позволяет Сыну Неба проводить все свое время, молясь богам за всех нас. И сёгунату надлежит следить за тем, чтобы мирская суета не нарушала его ва.

– То, что говорит Торанага Ёси-сама, справедливо, муж мой, – раздался сладкий голосок принцессы Иядзу. – К сожалению, гайдзины уже нарушили его ва, как всем нам известно, поэтому испросить совета у моего брата, Подпирающего Главою Небо, несомненно, было бы проявлением одновременно вежливости и сыновней почтительности и не нарушило бы ничьих исторических прав.

– Да. – Юноша выкатил грудь. – Да будет так!

– Совет немедленно рассмотрит ваши пожелания, – сказал Ёси.

Лицо Нобусады исказила уродливая гримаса.

– Пожелания? – вскричал он. – Это мое решение! Можете сообщить им о нем, если желаете, но я его принял! Сёгун – я, а не вы! Я! Я принял решение! Я был избран, а вас они отвергли – все верные долгу даймё отвергли вас. Сёгун – я, родич!

Все пришли в ужас от такой несдержанности. Кроме девушки. Она улыбнулась про себя и подумала, не поднимая глаз: «Наконец-то моя месть начинает осуществляться».

– Это так, господин, – говорил между тем Ёси. Голос его звучал ровно, хотя кровь отхлынула от лица. – Но я являюсь опекуном и должен подать вам совет пересмотреть…

– Мне не нужны ваши советы! Никто меня не спрашивал, нужен ли мне опекун. Я не нуждаюсь в опекуне, родич, особенно в таком, как вы.

Ёси смотрел на юношу, который весь дрожал от гнева. «Когда-то я был совсем как ты, – холодно подумал он, – безвольной куклой, которой можно было приказать одно, потом другое, которую можно было услать прочь от собственной семьи, чтобы его усыновила другая, женить, изгнать, едва не погубить шесть раз, и все потому, что боги позволили мне родиться сыном моего отца, так же как и ты, жалкий глупец, родился сыном своего. Между нами много общего, но я никогда не был глупцом, всегда был воином, всегда знал, что меня используют, и теперь между нами огромная разница. Я перестал быть куклой. Сандзиро из земли Сацума еще не знает об этом, но он своими стараниями сделал меня кукольником».

– Покуда я опекун, я буду охранять и защищать вас, господин, – сказал он. Его глаза скользнули по девушке, такой крошечной и хрупкой внешне. – И вашу семью.

Она не встретилась с ним взглядом. Это было излишне. Оба поняли, что война объявлена.

– Мы рады быть под вашей защитой, Торанага-сама.

– А я нет! – взвизгнул Нобусада. – Вы были моим соперником, теперь вы ничто! Через два года мне исполнится восемнадцать, и тогда я буду править один, а вы… – Его трясущийся палец нацелился в бесстрастное лицо Ёси, все вокруг стояли потрясенные – кроме девушки. – Если вы не научитесь покорности, я… вы будете изгнаны на Северный остров навечно. Мы-отправляемся-в-Киото!

Он круто повернулся. Стражник поспешно распахнул дверь. Нобусада торопливо вышел, провожаемый поклонами. Принцесса Иядзу последовала за ним, потом вышли все остальные. Когда они вновь остались одни, Андзё вытер пот с шеи.

– Она… она источник всего этого… возбуждения и «блестящих идей», – едко проговорил он. – С тех пор как она прибыла, этот идиот поглупел еще больше, и отнюдь не потому, что етит ее каждую ночь до умопомрачения.

Ёси был глубоко изумлен тем, что Андзё произнес столь очевидную, хотя и опасную вещь вслух, но виду не подал.

– Чай? – предложил он.

Андзё кивнул с мрачной миной, снова завидуя его красоте, уверенной невозмутимости и силе. «Кое в чем Нобусада не такой уж и дурак, – подумал он. – Я согласен с ним в отношении тебя, чем скорее убрать тебя с дороги, тем лучше, тебя и Сандзиро – от вас обоих жди беды. Интересно, не смог бы Совет проголосовать за то, чтобы ограничить твою власть опекуна или вовсе изгнать тебя? Ни для кого не секрет, что стоит этому глупому мальчишке увидеть тебя, как он сходит с ума от ярости – и она тоже. Не будь тебя, я сумел бы держать эту сучку в узде, сестра она там императору или нет. И подумать только, мало того что я сам в свое время выступал за этот брак, я еще довел до конца замысел тайро Ии, даже невзирая на сопротивление императора их союзу. Разве мы не отвечали отказом, когда он с неохотой предложил нам сначала свою тридцатилетнюю дочь, потом годовалого младенца, пока в конце концов он не уступил давлению и не согласился отдать за сёгуна свою сводную сестру?

Конечно, родственная связь Нобусады с императорской семьей укрепляет наши позиции против Сандзиро и других влиятельных даймё с окраин страны, а также против Ёси и всех тех, кто хотел, чтобы именно его избрали сёгуном. Эта связь станет могучим оружием в наших руках, как только она родит ему сына – это заодно смягчит ее и повыпустит из нее яд. Она уже давно должна была бы забеременеть. Врач мальчика увеличит ему дозу женьшеня или даст ему немного особого снадобья, чтобы увеличить его силу, ужасно быть таким неспособным в его возрасте. Да, чем скорее она понесет от него, тем лучше». Он допил свой чай.

– Мы встретимся завтра на заседании Совета. – Оба небрежно поклонились друг другу.

Ёси вышел из комнаты и поднялся на стены башни. Ему был нужен свежий воздух и время, чтобы все обдумать. Внизу под собой он видел огромные каменные укрепления с тремя опоясывающими их рвами, один внутри другого, несокрушимые форпосты и подъемные мосты. Стены поражали своей чудовищной высотой. В замке свободно размещались пятьдесят тысяч самураев и десять тысяч лошадей, вместе с просторными павильонами, дворцами для избранных, преданных семей – при этом в кольце внутреннего рва жили только семьи рода Торанага – и садами повсюду.

В центральной башне, над и под ним, находились наиболее охраняемые жилые помещения и святая святых – апартаменты правящего сёгуна, его семьи, придворных и вассалов. А также сокровищница. В качестве опекуна Ёси тоже жил здесь – нежеланный сосед, которого постарались отселить подальше, но все же в безопасности и со своей собственной стражей.

За внешним рвом начинался первый пояс княжеских дворцов, охранявших подступы к замку. Это были огромные, богатые, широко раскинувшиеся резиденции, за которыми тянулся пояс дворцов поскромнее, потом еще один – из совсем уже скромных. Каждый из даймё в стране имел здесь свой дворец. Место для каждого определил сам сёгун Торанага и приказал возвести их в соответствии с новым введенным им законом санкин-котай.

«Что бы он сейчас посоветовал мне?

Во-первых, терпение, потом он процитировал бы Сунь-цзы: „Знай своего врага так, как ты знаешь себя самого, и тебе не страшны сто битв; если ты знаешь себя, но не знаешь врага, за каждую одержанную победу ты потерпишь также и поражение; если же ты не знаешь ни себя, ни врага, ты уступишь во всех битвах до единой“.

Я знаю кое-что о своем противнике, но недостаточно.

Я снова благословляю отца за то, что он заставил меня понять ценность образования, за то, что долгие годы он приставлял ко мне многих разных и необычных учителей, как японцев, так и иностранцев. Печально, что у меня не было дара к изучению языков, поэтому учиться приходилось через посредников: голландские купцы учили меня истории мира, английский матрос помог проверить истинность того, что говорили голландцы, и открыл мне глаза – так же и Торанага использовал Андзин-сана в свое время, – и сколько их еще было.

Китайцы, которые рассказывали мне о науке управлять, о литературе, об „Искусстве войны“ Сунь-цзы; старый французский священник-ренегат из Пекина, который провел у нас полгода, знакомя меня с Макиавелли, он кропотливо переписывал его труды китайскими иероглифами, за что ему было позволено жить во владениях отца и вволю наслаждаться утехами Ивового Мира, который он обожал; американский пират, высаженный со своего корабля на берег в Идзу, который рассказал мне о пушках, об океанах травы под названием прерии, о главной твердыне американцев, которую он называл Белый дом, и о войнах, в которых они уничтожали туземцев, населявших раньше те земли; русский эмигрант, бежавший из края страшного холода под названием Сибирь, он утверждал, что он князь, владелец десяти тысяч рабов, и рассказывал удивительные истории про какие-то города, которые он называл Москва и Санкт-Петербург; и все остальные – некоторые проводили со мной всего несколько дней, другие оставались на месяцы, но никто не пробыл дольше года, никто из них не знал, кто я такой, и мне тоже было запрещено им говорить, отец всегда был так осторожен и скрытен и так ужасен в гневе».

В то время он не знал, что его прочат в сёгуны, да никто и не говорил ему об этом. Потом, четыре года назад, когда сёгун Иэёси умер от оспы, а ему исполнилось двадцать два и он был готов, отец выдвинул его кандидатуру, но тайро Ии выступил против и победил – личная охрана Ии владела Дворцовыми Вратами.

Так сёгуном стал его двоюродный брат Нобусада. Сам Ёси, его семья, его отец и все их влиятельные сторонники оказались под строгим домашним арестом. Только когда Ии был убит, Ёси освободили и вернули ему его земли и титулы, ему и тем, кто остался в живых. Его отец умер, заключенный в стенах своего дома.

«Я должен был стать сёгуном, – подумал он уже в стомиллионный раз. – Я был готов к этому и сумел бы остановить распад сёгуната, смог бы по-новому привязать к нему всех даймё и устранил бы проблему гайдзинов. Я должен был бы получить в жены эту принцессу, я никогда не подписал бы Соглашений и не позволил бы переговорам складываться не в нашу пользу. Я сумел бы договориться с Таунсендом Харрисом и начал бы новую эру осторожных изменений, с тем чтобы Япония смогла принять внешний мир в свою жизнь, двигаясь к этому своим шагом, а не понукаемая чужаками!

Однако пока что я не сёгун, Нобусаду избрали сёгуном по всем правилам, Соглашения существуют, принцесса Иядзу существует, существуют Сандзиро, Андзё, и гайдзины бьют тараном в наши ворота».

Он поежился. «Мне нужно быть еще осторожнее. Отравление ядами – древнейшее искусство; днем ли, ночью, в воздухе может просвистеть стрела; за стенами замка сотни наемных убийц-ниндзя, готовых продать свое мастерство кому угодно. Да еще эти сиси. На все это должен быть какой-то ответ! В чем он заключается?»

Морские птицы, кружившие, перекликаясь между собой, над городом и замком, нарушили мозаику его мыслей. Он пристально посмотрел в небо. Ничто не предвещало смены погоды или бури, хотя это был месяц перемен, когда прилетают большие ветра и вместе с ними зима. Зима будет тяжелой в этом году. Пусть не такой голодной, как три года назад, но урожай собрали бедный, даже беднее, чем прошлой осенью…

«Погоди-ка! Что там говорил сегодня Андзё? Это еще напомнило мне о чем-то?»

Он повернулся и знаком подозвал одного из своих телохранителей, чувствуя, как его охватывает возбуждение.

– Приведите сюда этого соглядатая, рыбака, как его имя? Ах да, Мисамото. Тайно и без промедления доставьте его в мои покои – он содержится в караульном помещении Восточной стражи.

Глава 8

Вторник, 16 сентября

С первыми лучами солнца орудия флагмана с ревом салютовали сэру Уильяму одиннадцатью залпами, когда его катер подошел к трапу корабля. С берега ветер донес обрывки приветственных криков, все трезвое население собралось там, чтобы проводить флот, отплывающий в Эдо. Ветер набирал силу, море слегка рябило, небо покрывали редкие облака. Под свист боцманской дудки сэр Уильям торжественно поднялся на борт, Филип Тайрер за ним следом – остальные сотрудники миссии уже находились на сопровождающих их военных кораблях. Оба дипломата были во фраках и в цилиндрах. Тайрер держал руку на перевязи.

Они увидели адмирала Кеттерера, ожидавшего их на главной палубе, и рядом с ним Джона Марлоу. Оба офицера были в парадных формах – треуголки, синие мундиры с золотым позументом и пуговицами, белые рубашки, жилеты, панталоны и чулки, туфли с пряжками, до блеска начищенные сабли, – и у Филипа Тайрера сразу же мелькнула мысль: «Черт, каким красивым и элегантным и вместе с тем мужественным всегда выглядит Джон Марлоу в своем мундире, точно так же, как и Паллидар в своем. Дьявол меня забери, если у меня есть парадная одежда, вообще любая одежда, если уж на то пошло, чтобы соперничать с ними! В сравнении с ними я беден как церковная мышь, даже еще не заместитель секретаря. Черт! Ничто так не льстит мужчине, как мундир, и не придает ему такого веса в женских глазах…»

Он едва не налетел на сэра Уильяма, который остановился на верхней ступеньке, когда адмирал и Марлоу вежливо отдали ему честь, не обратив на Тайрера никакого внимания. «Черт, – подумал он, – будь внимательнее, ты тоже на службе, тоже на побегушках у Великого Человека! Будь осторожен, стань просто частью окружающей обстановки, как все остальные. С того момента, когда ты прибыл вчера в Иокогаму, Крошка Вилли Винки ведет себя словно кот, которого ужалила в зад пчела».

– Доброе утро, сэр Уильям, добро пожаловать на борт.

– Благодарю вас. Доброе утро, адмирал Кеттерер. – Сэр Уильям приподнял шляпу, то же самое сделал за его спиной Тайрер, ветер играл фалдами их фраков. – Поднимайте паруса, если вам угодно. Остальные посланники находятся на французском флагмане.

– Хорошо. – Адмирал сделал знак Марлоу.

Марлоу тут же отдал честь, подошел к капитану, стоявшему на открытом мостике чуть впереди единственной трубы и грот-мачты, и отдал честь еще раз.

– Адмирал передает вам свое почтение, сэр. Берите курс на Эдо.

Команды начали быстро передаваться по цепочке вниз, матросы трижды выкрикнули здравицу, через мгновения якоря с размеренным пением были подняты, а в тесной котельной тремя палубами ниже бригады кочегаров, голых по пояс, затянули свою песню и стали чаще подбрасывать уголь в топки, кашляя и хрипло, с присвистом вдыхая никогда не оседавшую угольную пыль. С другой стороны перегородки, в машинном отделении, главный механик поставил машину на «средний вперед», и огромные поршни начали вращать вал гребного винта.

Деревянный крейсер-фрегат военно-морского флота ее величества «Эвриал» водоизмещением три тысячи двести тонн был построен в Чатеме восемь лет назад и имел три мачты и одну трубу, а также гребной винт. Он нес тридцать пять пушек и обычно имел команду из трехсот пятидесяти офицеров, матросов и морских пехотинцев, к которым добавлялись девяносто человек кочегаров и работников машинного отделения. Сегодня все паруса остались на реях, палубы были подготовлены к бою.

– Славный сегодня денек, адмирал, – говорил между тем сэр Уильям.

Они стояли на квартердеке, Филип Тайрер и Марлоу, молча поприветствовавшие друг друга, держались неподалеку.

– Пока что, – ворчливо согласился адмирал. Он всегда чувствовал себя скованно рядом со штатскими, особенно такими, как сэр Уильям, который был старше его по званию. – Моя каюта внизу в вашем распоряжении, если пожелаете.

– Благодарю вас. – Морские чайки перекликались у них за кормой, то кружа, то вдруг стремительно падая к самой воде. Сэр Уильям некоторое время наблюдал за ними, пытаясь побороть в себе депрессию. – Благодарю вас, но я бы предпочел побыть на палубе. Полагаю, вы еще не знакомы с мистером Тайрером? Он наш новый ученик-переводчик.

Адмирал в первый раз взглянул на Тайрера.

– Добро пожаловать на борт, мистер Тайрер, кто-кто, а люди, говорящие на японском языке, нам здесь наверняка понадобятся. Как ваша рана?

– Не слишком плохо, сэр, благодарю вас, – ответил Тайрер, стараясь стать незаметным.

– Хорошо. Гнусное было дело. – Бледно-голубые глаза адмирала пробежали по морю и по его кораблю. Лицо с тяжелыми щеками было красным и обветренным, сзади на крахмальном воротнике лежала толстая складка кожи, наливавшаяся кровью по малейшему поводу. Адмирал Кеттерер повернулся к сэру Уильяму. – Так вы говорили? По вашему мне… – Порыв ветра тенькнул натянутыми снастями, мачты и реи скрипнули. Оба офицера подняли головы на такелаж, потом осмотрели небо и море вокруг, пробуя ветер. Пока никаких признаков опасности, хотя оба знали, что погода в этом месяце непредсказуема и шторм в этих водах часто налетает внезапно. – Так вы говорили? По вашему мнению, туземные власти, эти бакуфы, не выполнят наших требований?

– Без той или иной формы давления – нет. В полночь я получил от них еще одно извинение с просьбой об отсрочке на месяц, чтобы они могли «проконсультироваться с верховной властью», и всякой прочей ерундой в том же духе – бог мой, что-что, а вилять и тянуть время они умеют. Я отослал их чертова посланника назад с суровой отповедью и коротким, довольно грубым письменным требованием дать нам полное удовлетворение или пенять на себя.

– Совершенно правильно.

– Когда мы встанем на якорь у Эдо, не сможете ли вы произвести как можно больше приветственных залпов, дабы погромче обставить свое появление?

– Мы дадим королевский салют в двадцать один залп. Полагаю, эту экспедицию можно рассматривать как официальный визит к их королю. – Не поворачивая головы, адмирал рявкнул: – Мистер Марлоу, передайте приказ всем кораблям флота и спросите французского адмирала, не поступит ли он таким же образом.

– Слушаюсь, сэр. – Марлоу снова отдал честь и заспешил прочь.

– План для Эдо остается пока тем, на котором мы сошлись?

Сэр Уильям кивнул:

– Да. Я и мои люди сойдем на берег и поселимся в миссии – сотни солдат почетной стражи должно быть достаточно, это будут шотландские гвардейцы, их военная форма и волынки произведут наибольшее впечатление. Остальное все по утвержденному плану.

– Хорошо. – Адмирал встревоженно устремил взгляд вперед. – Мы увидим Эдо, когда обогнем вон тот мыс. – Его выражение лица стало жестче. – Побряцать оружием и дать несколько холостых залпов – одно дело, но я против того, чтобы обстреливать и жечь город без официального объявления войны.

– Будем надеяться, – осторожно сказал сэр Уильям, – что мне не придется просить лорда Палмерстона объявлять ее или самому официально отвечать на ее объявление японской стороной. Полный отчет находится сейчас на пути в Лондон. Ответ, однако, мы получим лишь через четыре месяца, а посему, как обычно, нам придется самостоятельно распорядиться ситуацией наилучшим образом. Эти убийства должны прекратиться, бакуфу необходимо поставить на место тем или иным способом. Момент сейчас для этого самый подходящий.

– Инструкции Адмиралтейства предписывают сохранять благоразумие.

– С той же почтой я послал срочную депешу губернатору Гонконга, извещая его о своих планах, спрашивая, на какие подкрепления в кораблях и солдатах мы могли бы рассчитывать в случае необходимости, и сообщая ему о состоянии мистера Струана.

– О? И когда это было, сэр Уильям?

– Вчера. У компании Струанов был здесь клиппер, мистер Макфей согласился, что дело не терпит ни малейших отлагательств.

– Весь этот инцидент, – ядовито заметил Кеттерер, – похоже, лишь прибавил Струанам известности, а вот о парне, которого убили, почти не упоминают, только и слышно: Струан, Струан, Струан.

– Губернатор является личным другом этой семьи, и сама семья… э-э… имеет очень хорошие связи и очень важна для торговых интересов ее величества в Азии и Китае. Очень.

– Мне они всегда казались бандой пиратов, торгующих опиумом, оружием, чем угодно, лишь бы это приносило прибыль.

– И то и другое – легальные предприятия, мой дорогой адмирал. Струаны – весьма достойное семейство, и у них есть весьма влиятельные друзья в парламенте.

На адмирала это не произвело никакого впечатления.

– Там тоже полным-полно олухов, клянусь Создателем! Уж извините за резкое выражение. Чертовы идиоты, которые большей частью пытаются сократить ассигнования на флот и урезать число кораблей – несусветная глупость, когда Англия всецело зависит от морской мощи.

– Я согласен. Для осуществления имперской политики нам необходим лучший флот и самые подготовленные и способные офицеры, – сказал сэр Уильям.

Марлоу, стоявший рядом с адмиралом, уловил в его словах не слишком завуалированную колкость. Быстрый взгляд на воротник начальника сзади подтвердил, что колючка вошла под кожу. Он приготовился к неизбежному.

– Имперская политика? Сдается мне, – резко произнес адмирал, – что Королевский флот большую часть времени проводит, вызволяя гражданских лиц и торговцев из всяких там вонючих капканов, когда их собственная алчность или двурушничество заводит их туда, куда им, прежде всего, и соваться было нечего. А что до этих ублюдков, – его толстый короткий палец показал через левый борт на Иокогаму, – так худшей толпы мошенников и негодяев я в своей жизни еще не видел.