Лик Сатаны Мельникова Ирина

Глава 7

Шмелев подъехал к подъезду минута в минуту, на «Фольксвагене» немыслимо желтого цвета, небритый, в еще более дикой футболке кислотно-зеленого цвета с розовой надписью «I like Goa», в джинсах с дырками на коленках, вызвав тем самым жгучий интерес у бабок. Саша заторопилась навстречу, и они обменялись сдержанными приветствиями. Шмелев сразу выудил из кофра тяжелый фотоаппарат с длинным объективом и несколько раз быстро, почти не целясь, сфотографировал двор, чем окончательно переполошил старух. Озабоченно взглянув на них, Саша потянула Никиту за руку к подъезду.

– Я так благодарна вам, – быстро сказала она.

Шмелев повесил фотоаппарат на шею, закрыл объектив крышкой и поинтересовался с явным ехидством в глазах:

– И за что ж вы мне так благодарны?

– Хотя бы за то, что выслушали, – смутилась Саша. – Приехали ведь…

Никита прищурился и неожиданно добродушно предложил:

– Саша, я вроде ненамного старше. Может, на «ты» перейдем? Или неудобно?

Она торопливо и даже радостно закивала.

– Нет, нормально! Давай на «ты»! Я хотела предложить, но стеснялась. Ты все-таки личность известная. Откуда мне знать, какие у вас, акул пера, тараканы в голове?

Никита дернул плечом, скривился, мол, брось церемонии, а затем задрал голову и даже немного попятился, разглядывая окна. Саша заметила, что он шевелил губами, видно, считал этажи. Она махнула рукой в сторону подъезда.

– Там он лежал. На козырьке.

– И что тогда получается?

– Получается, что спрыгнул из кухонного окна, но каким-то образом при падении отклонился в сторону. Тебе не кажется это странным?

На лице Шмелева ничего не отразилось. Он сдернул болтавшиеся на вырезе майки солнечные очки, нацепил их на нос и, приставив ладонь козырьком ко лбу, стал увлеченно разглядывать небеса.

– А куда балкон выходит? – спросил он.

– На противоположную сторону.

– Пойдем, посмотрим!

– Зачем?

– Затем! Я не стану исключать версию самоубийства, как бы ты ни уговаривала. Может, там кусты под окнами, и он боялся, что жив останется? Или детская площадка, и он… того… Не хотел на глазах у детишек…

Подтянув двумя пальцами джинсы за шлевки для ремня, Никита вразвалочку стал обходить дом. Саша потопталась на месте, раздраженно что-то пробормотала и двинулась следом, ощущая спиной взгляды старух.

За домом Никита снова задрал голову и стал выискивать нужный балкон, пока Саша нетерпеливо не подсказала, какой именно принадлежал деду. Но даже после этого Шмелев не успокоился: долго ходил под балконом, поддевал носком спортивных туфель мелкий гравий, беспрестанно щелкал затвором фотоаппарата и многозначительно хмыкал, по мнению Саши, просто выпендривался. Она терпела минут десять, а затем рассердилась:

– Видишь, нет тут кустов! Такой же асфальт, как и на той стороне, а еще автомобильная стоянка. И детской площадки тоже нет, она во дворе. Да и какие дети ночью?

– Ночью?

Саша закусила губу, а затем неохотно призналась:

– Это случилось рано утром, но никто не видел, как он упал…

В носу защипало, и она торопливо отвернулась от Никиты, а тот, бросив на нее взгляд, как ни в чем не бывало спросил:

– А кто тело обнаружил?

Бессердечный, безжалостный человек! Саша с негодованием подумала, что первое впечатление оказалось обманчивым, а сегодняшнее легкое очарование журналистом растаяло, как пломбир на жаре. Поэтому она довольно сухо произнесла:

– Сосед с третьего этажа. Вышел утром на балкон покурить и увидел. «Скорую» он вызвал и полицию, кажется. У него можно спросить, только я не знаю, дома он или нет.

– Давай-ка в квартиру поднимемся! – предложил Никита, явно не обратив внимания на ее тон.

Саша повеселела и направилась к подъезду. Теперь-то можно будет ткнуть его носом в пустой тайник и указать на пару несуразностей, которым просто не место в квартире ее ненаглядного деда, пусть по какой-то причине и возненавидевшего весь белый свет.

У лифта им попалась соседка, та, противная, с кривошеим бульдогом. Саша все забывала, как ее зовут, а вот имя пса помнила. Пуся! Идиотское имя для собаки. И порода идиотская!

Соседка первой протиснулась в лифт, а собаку пристроила в угол кабины. Поздоровалась она сдержанно, но посмотрела на Сашу и Никиту с нескрываемым любопытством. Пес, притиснутый к стене мощной дамской ногой, вздыхал, шевелил влажным носом и смешно дергал ушами-лопухами, но агрессии не проявлял.

Саша вышла из лифта и оглянулась. Так и есть, соседка высунула голову из кабины и без всякого стеснения подглядывала за парочкой. Никита тоже бросил взгляд через плечо, ухмыльнулся и неожиданно попытался обнять Сашу за талию. Та отбросила его руку, а соседка, закатив глаза от возмущения, отпрянула в глубь кабины. Двери захлопнулись, лифт зашумел и пополз вверх, остановившись этажом выше. Саша, стараясь не смотреть на Никиту, открыла дверь ключом и впустила журналиста в дедову квартиру.

– С таким радаром никакой взломщик не прошел бы незамеченным, – небрежно прокомментировал Никита, пока они топтались в узкой прихожей, снимая обувь. – По-моему, она сейчас всему дому раззвонит, что ты привела в дом мужика. Видела, у нее уши больше, чем у пса? Подобные тетки – кладезь информации. Надо будет с ней потом отдельно потрындеть… Как быстро ты в квартире оказалась?

Резкий переход от небрежного тона к деловому на миг выбил Сашу из колеи. Она растерянно заморгала, не понимая, что он имеет в виду, но, сообразив, произнесла:

– Утром. В начале девятого. Мне мама позвонила, а ей полиция сообщила. Я еще до работы не успела добраться…

Она распахнула дверь в гостиную и пригласила:

– Проходи!

Никита прошелся по квартире, по-свойски заглядывая во все углы. Саша привалилась к косяку и решила ему не мешать. Только Никита, похоже, и без того не обращал на нее внимания: щурился, фотографировал и даже, встав на четвереньки, заглянул под стол. И только что носом не водил от усердия, как соседский бульдог. Наконец, выбравшись из-под стола, он отряхнул ладони и спросил:

– Квартиру вместе с мамой осматривали?

Саша покачала головой:

– Нет! Полицейские ее скрупулезно проверили в присутствии мамы еще до меня. Замок не сломан, ценности оказались на месте, я тебе говорила. А вот архив пропал. Мама о тайнике ничего не знала, да и дедовы бумаги ее мало интересовали. Это я выяснила, когда приехала. Полиция к тому времени уже слиняла.

– Архив? – Шмелев почесал лохматый затылок. – Точно, дед твой при мне доставал документы из толстенных папок с завязками. И что, ничего не осталось? Где он, кстати, хранился?

Саша прошла в комнату, открыла стеллаж и выдвинула среднюю полку, показывая углубление, незаметное на первый взгляд.

– Кое-какие бумажки остались в столе, ерунда, почеркушки всякие. А папки лежали здесь. Видишь, полочка тут хитрая. Если не знаешь, не найдешь! Тайник мастер делал по чертежам деда. Можешь проверить!

Никита поднял брови, хмыкнул и с опаской сунул руку в тайник, точно в медвежий капкан или по меньшей мере в мышеловку. Рука ушла вглубь почти по локоть. Не нащупав ничего, кроме дна из фанеры, Шмелев озадаченно посмотрел на Сашу и кивнул, мол, правду сказала – пусто! Затем, наблюдая за тем, как она возвращает полку на место, недоуменно спросил:

– Зачем он прятал бумаги? Архивные данные сейчас почти в свободном доступе. Хочешь копать глубже, получи допуск и работай сколько душе угодно. Думаю, у профессора не было проблем по этой части.

– Дед просто впадал в безумие, если дело касалось его драгоценных бумаг, а в последнее время паранойя только обострилась. Я с детства знала о смертельной каре, которая ждала всякого, кто посмел бы тронуть любую бумажку из тех, что кучей валялись на его письменном столе. Знаешь, у меня сложилось впечатление, что дед раскопал нечто такое, от чего и вовсе сошел с ума. Чувствовала, что очень хотел поделиться, но словно опасался чего-то и молчал.

– Опасался? Чего в его возрасте можно опасаться? Только инсульта! – усмехнулся Никита, но понял по лицу Саши, что ей не понравилось, и уже серьезно поинтересовался: – Ты не заметила ничего подозрительного, когда появилась в квартире?

Саша бросила беглый взгляд по сторонам и пожала плечами.

– Ничего вроде, за исключением того, что мой ревматический дед выбросился из окна. Разве что чашки?

– Чашки? – удивился Никита. – Что в них особенного?

Саша не ответила, прошла на кухню и вынула из буфета обыкновенную чашку из советского фаянса – красную в белый горох, и поставила на стол. Никита, как попугай, склонив голову набок, ждал объяснений.

– Дед постоянно чаи гонял и кофе пил по утрам, а чашки мыть ленился. Даже бабушка за ним не убирала. Не потому что они были неряхами. Просто какой смысл мыть, если через час снова будет пить чай? На письменном столе всегда стояла дежурная чашка, и на кухне тоже имелась эта вот, в горошек.

Никита окинул чашку разочарованным взглядом.

– И что из того?

– У деда усищи были, как у Чапаева. На чашке все время потеки оставались. А тут, глянь, чашка чистая.

Никита фыркнул.

– Ну, знаешь ли, мог и вымыть.

– Мог, конечно. Но почему тогда на место не поставил? Такие вещи до автоматизма доходят. Чашка должна бы стоять или на письменном столе, или в мойке, или на тумбочке. А она оказалась в шкафу, да еще задвинута в дальний угол. Явно не дед ее убрал. Дежурные чашки для него чуть ли не фетишем являлись. Да и мыть их он не особо старался. Быстро ополаскивал под краном, и вся недолга! Внутри постоянно оставался коричневый налет, а тут, сам посмотри, идеально чистая чашка.

Никита вздохнул и оперся о холодильник, который тут же затрясся, затарахтел, как порожний самосвал.

– И ты по чашке сделала вывод, что произошло убийство?

Саша устало покачала головой, села за стол и, подперев голову рукой, уныло сказала:

– Архив пропал, Никита. И бабушка как-то неожиданно побежала на работу. Почти в полночь! Зачем?

Шмелев поморщился и яростно поскреб подбородок, от чего под ногтями затрещала щетина, будто щепкой провели по забору.

– Допустим, он решил совершить самоубийство…

– Допустим, – покорно согласилась Саша.

Никита прошелся по кухне, продолжая размышлять вслух:

– Но тогда требовалось забраться на подоконник, что было проблематично с его радикулитом…

– Да, табуретка стояла под окном. А москитная сетка – возле холодильника.

– Выходит, он снял сетку?

– Или он, или кто-то другой, кому эта сетка мешала! Глянь, там кронштейны тугие. Дед никогда не справлялся, сетку я ставила, да еще мылом смазывала пазы. Вдобавок справа у сетки сломаны крепления. Очень неудобно и ставить, и снимать. Я пару раз чуть ее не уронила. А дед, получается, снял, спустился с подоконника, аккуратно прислонил к холодильнику, а затем снова забрался на окно и – вниз? Заметь, нужно еще изловчиться, чтобы в створку протиснуться. Не многовато ли действий для старика с больной спиной?

Никита подошел к окну, повертелся так и этак, словно примеривался, как сподручнее пролезть сквозь узкую створку, затем поднялся на цыпочки и глянул вниз.

– Да, высоковато! – и мрачно посмотрел на Сашу. – И все-таки мог он и сетку снять или на крайняк соседа заранее попросить. А архив ночью выкинуть на помойку. Бессонница мучила, достал бумаги, почитал, пришел к выводу, что жизнь прошла мимо, собрал их в кучу и – на свалку. До помойки недалеко, вполне мог сползать, даже с радикулитом. Но я бы не сбрасывал со счетов и несчастный случай. Предположим, он вывалился случайно. Вдруг ему душно стало, сердце прихватило, вот и решил сетку снять… Или окно захотел помыть. Только эти версии и вовсе на грани фантастики. Нет ведь ни тазика, ни тряпок. Да и кто моет окна ночью? Но убийство…

Никита развел руками, а Саша моментально вскипела:

– Ты до сих пор не веришь, что его убили?

– Мне верить по должности не положено, – вздохнул он в ответ. – Мы ведь не только под богом, но и под статьей ходим. Накатаю я материал о том, что известного историка убили, а меня потом в суд потянут за клевету. Не тыкать же мне чистой чашкой судье в морду? Пока версия о самоубийстве самая убедительная. Кто, кстати, унаследует эту чудную квартирку?

Очередной скачок его мыслей сбил Сашу с панталыку. Красная от злости, она смотрела на него, сжав кулаки, и не сразу сообразила, о чем он ее спрашивает, но ответила:

– Дед на меня оформил завещание. А почему вдруг ты спросил про квартиру?

– Просто так, – равнодушно ответил Никита.

Вложив в слова все презрение, на которое только была способна, Саша процедила сквозь зубы:

– Да? А мне показалось, ты намекаешь на то, что наследник вполне мог выпихнуть дедушку из окна.

Глаза у Никиты странно блеснули, и он делано рассмеялся.

– И не думал намекать, но спасибо за идею. Между прочим, довольно банальную.

Саша сжала кулаки.

– То есть я могла убить старика из-за квартиры, которая мне и так досталась бы по-любому?

Шмелев расплылся в довольной улыбке.

– Что тут странного? Из-за квартир вообще убивают почем зря. Хочешь, расскажу историю, когда контролер, которая снимала показания счетчиков, на пару с любовником прикончили одинокого деда, а квартирку попытались продать?

– Большое спасибо. Прямо-таки огромное, но – нет, не хочу. А твои подозрения по меньшей мере некорректны. С какой стати тогда я в газету помчалась? Сидела бы тихонько полгода, посиживала, пока завещание не вступит в силу…

– Мало ли… Следы заметала.

Саша хотела сообщить ему, что заметать следы в принципе бессмысленно, если деда признали самоубийцей, но передумала – много чести для мерзавца. Как же она ошиблась, поверив ему! У парня ничего святого за душой. Наглец и проныра! Лохматый, в мерзкой майке и пошлых джинсах с дырками!

Она отвернулась и стиснула зубы, чтобы не заплакать на глазах у циничного и наверняка продажного журналюги.

Никита молча наблюдал за ней – обиженной и беззащитной. Ему хотелось сказать, что он пошутил и на самом деле ничего плохого не подумал. Но понял, те слова, которыми он утешал Светку, здесь не подходят. Поэтому он присел рядом и накрыл ее руку ладонью. Но Саша, не поднимая головы, резко выдернула ее. Сейчас она напоминала воробья – взъерошенного, замерзшего, которого следовало бы прижать к груди, согреть дыханием…

Никита потянулся к девушке, но вовремя спохватился и лишь грубовато спросил:

– Чего надулась?

– Ничего я не надулась! – отмахнулась Саша, уставившись в столешницу.

Но голос ее дрогнул, и Никита понял, что она вот-вот заплачет.

– Нет, надулась, я вижу, – продолжал он настаивать.

Саша подняла голову, сверкнула сердито глазами.

– Не говори ерунды! – И не очень приветливо предложила: – Чай будешь пить?

– Чай? – протянул он неуверенно. – Ну, давай чай, а я подумаю…

Пока закипал чайник, а Саша расставляла на столе чашки, Никита молчал и выводил на столешнице пальцем одному ему видимые узоры. Саша поглядывала на него, но расспрашивать не решалась. Получив свой чай, Никита, не проронив ни слова, стал прихлебывать из чашки, грызть карамельки и попутно хмуриться. Минут этак пять он изображал угрюмого сфинкса, уставившись взглядом в одну точку. Судя по всему, в его голове туго, но проворачивались какие-то шестеренки. Саша терпеливо ждала, даже выпила подряд две чашки чаю, но наконец не выдержала.

– И чего надумал? – спросила она.

Никита поднялся.

– Пойду на балкон. Там мы еще не были.

Балкон – небольшой, чистенький, практически пустой – ненадолго привлек внимание Никиты. Он быстро огляделся по сторонам, бросил взгляд вниз, осмотрел низкую деревянную скамейку, пепельницу, забитую окурками, а потом, опершись на перила, уставился на соседний дом. Саша снова не выдержала и, устроившись рядом, жалобно спросила:

– Так и будешь молчать?

– Странно как-то, – медленно произнес Никита. – И балкончик не застеклен, и скамейка вон под рукой. Я думал, у стариков твоих балкон, как у всех, барахлом завален, потому он в окошко и прыгнул. Но тут же нет ничего! Только прекрасный вид на стоянку.

– И что с того?

– Ты случайно не узнавала, не произошло ли в ту ночь на стоянке что-нибудь необычное?

Саша пару мгновений молчала, а затем, видно, сообразив, почему он задал этот вопрос, пожала плечами:

– Даже в голову не пришло.

– А я подумал, – самодовольно улыбнулся Шмелев и поинтересовался: – Стоянка охраняется?

– Не знаю точно. Но будка стоит, выходит, там кто-то сидит.

– Стопроцентно сидит! К тому же она неплохо освещена, а охранник в будке вполне мог не спать. Если твоего деда убили, становится понятно, почему его не выбросили с балкона. Это могли заметить со стоянки: охранники, хозяева машин, согласись, они там снуют порой всю ночь. Надо бы поинтересоваться! – сказал Шмелев и озабоченно потер лоб.

– А я что говорила! – обрадовалась Саша. – Конечно же, его убили!

– Рад бы разделить твой оптимизм, но не будем бежать впереди паровоза, – сказал Никита, а затем с неохотой добавил: – Пошли, до стоянки прогуляемся. Еще бы к ментам сходить. Как-то быстро они все на самоубийство списали.

Журналист направился к выходу из квартиры, и Саше ничего не оставалось, как последовать за ним…

Глава 8

К стоянке, втиснутой между домом и оживленной проезжей частью, они подходили медленно и все это время почти не разговаривали. По дороге сновали автобусы и легковые автомобили. Никита крутил головой по сторонам и то и дело намеревался вытащить из сумки фотоаппарат, но всякий раз одергивал себя. Не надо лишний раз привлекать внимание.

У въезда на стоянку, в тени небольшой будочки, обшитой сайдингом, сидел на лавочке охранник в оранжевой жилетке, обмахивался газетой и с отрешенным видом притоптывал в такт песенке, что лилась из динамиков:

Никита чуть заметно поморщился, а Саша, заметив это, усмехнулась:

– Не любишь шансон?

– Не люблю? – удивился Никита. – По правде, не выношу блатную романтику. Страдальцы, черт бы их побрал! Прям тебе жертвы режима! Не урки, а институтки слезливые! А вот, поди ж ты, полстраны на эту муть подсадили.

– А если в твоей машине магнитолу включить, что она запоет? – улыбнулась Саша.

– Готика! – расплылся Никита в ответной улыбке. – Еще блюзы, очень я это дело люблю и уважаю. Хотя всякое там, даже народные песни есть…

В этот момент они подошли к входу на стоянку.

Охранник – кряжистый мужик лет пятидесяти, с наголо бритой головой, шрамом на подбородке и расплющенным носом, заметив их, поднялся с лавочки и насторожился.

– Здравствуйте! – радостно улыбнулся Никита.

Однако охранник, узрев кислотную майку и рваные джинсы, решил, что доверия данный субъект не заслужил.

– Здоровее видали, – невежливо буркнул он под нос, а Сашу даже не удостоил взглядом.

Она смерила грубияна негодующим взглядом, но решила на хамство не нарываться и с независимым видом стала осматривать стоянку, обнесенную невысоким железным забором.

Место, по всем признакам, было лакомым. Удивительно, но его до сих пор не оттяпали местные чинуши для постройки очередного супермаркета. Тут и сносить почти ничего не пришлось бы. Выдерни забор, вырой котлован, и, пожалуйста, еще один источник пополнения бюджета и собственного кармана. Разве только сквер, примыкавший к дальнему концу стоянки, пришлось бы пощипать, а то и вовсе вырубить, но когда такие пустяки останавливали власти?

Сквер этот Саша помнила с детства. Заросший сиренью и акацией, с газонами и цветниками, удобными лавочками и причудливыми фонарями, тенистый и уютный, он привлекал сюда пенсионеров и мамочек с детьми. По вечерам здесь собирались шахматисты и доминошники, по дорожкам катались на роликах подростки, а любителей пива и семечек исправно разгонял строгий дворник дядя Вова. Когда-то он воевал в Афганистане и выходным считал единственный день в году – второе августа, когда запирал в каптерке метлы, лопаты и грабли, ставил на прикол мини-трактор с прицепом и надевал тельняшку и голубой берет.

Словом, сквер был чем-то вроде тихой заводи среди автомобильных бурунов бескрайнего моря городских улиц. И случись что, Саша не сомневалась, защитников у сквера нашлось бы немало.

Но сейчас она смотрела на него с тихой грустью. Дед не часто, но спускался в сквер, чтобы сразиться в шахматы с давними соперниками. Вон беседка, где проходили его баталии с местными гроссмейстерами. Вон тропинка, по которой бабушка ходила на работу, а она, совсем еще девочкой, в школу. Вон зеленая маковка музея и узкий проулок, в котором Ирину Ковалевскую сбил неизвестный водитель. Саша прикинула, могли ли что-нибудь заметить охранники стоянки, и вздохнула: вряд ли. Далеко, да и кусты разрослись так, что почти закрывали обзор. Интересно, полицейские тут побывали? Или даже головы не стали морочить, мол, от стоянки все равно ничего не видно?

А дом? Можно ли отсюда разглядеть, что происходит на балконах четвертого подъезда?

Саша мгновенно нашла взглядом дедушкин балкон и оценила сообразительность Никиты на пять с плюсом. Сама она ни за что не додумалась бы пойти на стоянку и расспрашивать угрюмых охранников.

Никита бросил быстрый взгляд на видеокамеры, установленные по периметру стоянки, и так же быстро спросил у охранника:

– Вы здесь постоянно дежурите?

Охранник сплюнул на землю и презрительно скривился:

– С какого перепуга я должен отвечать всякому…?

В его глазах ясно читалось «придурку» или того хуже, но Шмелева, похоже, хамство не смутило.

– Так и у нас вопрос на четыре слова! Двадцатого мая вы дежурили?

Маленькие глазки охранника, казалось, пробуравили Шмелева насквозь.

– Если что-то пропало, мы за барахло не ответчики, – сказал охранник. – У нас вон даже объявление висит: за оставленные в машине ценные вещи администрация ответственности не несет. Мало ли что!

– Мы по другому вопросу. – Никита просто источал миролюбие. – Вспомните, пожалуйста, не случилось ли в тот день на стоянке или поблизости чего-то, что могло бы вам запомниться?

Никита ловко извлек из кармана красную корочку с золотым тиснением «Пресса» и помахал ею перед лицом охранника. Тот нацепил на переносицу очки, внимательно изучил удостоверение и неожиданно с пафосом произнес:

– Без комментариев!

Саша вытаращила глаза и неприлично фыркнула, настолько комично это прозвучало. Никита, наоборот, слегка раздраженно спросил:

– Чего вы боитесь? Нам ваша стоянка без надобности, и работа ваша без надобности, пусть даже «Хаммер» губернатора спалили или колеса стырили. Я говорю, мы – по другому поводу.

Охранник почесал бритый затылок и поинтересовался:

– А вы, случаем, не по тому жмуру, что из окна выпал?

Саша вспыхнула, подалась вперед, но Никита наступил ей на ногу и смерил грозным взглядом. Она зашипела от боли и злости одновременно, но отступила за его спину, мысленно пообещав припомнить журналисту все его выходки.

– Да-да, из-за жмура. Недавно это случилось, может, вспомните что-то?

Охранник пожал плечами.

– Не я дежурил, сменщик. Я через сутки заступил. Мы по двое суток через двое дежурим.

– А сменщик ничего интересного не рассказывал? Ну, например, машину никто не пытался угнать? Или, может, сигнализация всю ночь орала? Или хулиганил кто?

– Ничего он не рассказывал. Надо, так у него и узнавайте.

– А телефончик не дадите? – с надеждой спросил Никита, но охранник только покачал головой.

– Не дам! Не положено! Выйдет на работу послезавтра, вот и пытайте его сколько влезет, если, конечно, захочет с вами разговаривать.

Тут он снова почесал затылок и неожиданно разоткровенничался:

– Серега – мужик серьезный. Лишний раз рта не раскроет. Ему бы в разведку.

– А вам? – ехидно поинтересовалась Саша. – Можно в разведку?

Охранник глянул на нее недобро, тщательно сложил газетку и вошел в будку, захлопнув за собой дверь. В динамиках резко усилился звук, а мужской голос затянул тоскливо, со слезой:

– Молодец ты! – уныло похвалил Никита. – Теперь он фиг чего сообщит, даже если знает.

– А что я такого сказала? – обиделась Саша. – Кто виноват, что слова из него клещами тянуть надо? Вот если бы денег предложили, тогда бы, наверно, соловьем заливался.

– Ну и предложила бы денег, если лишние есть! – огрызнулся Никита и пожал плечами: – Зачем платить, если можно получить даром? Станешь покупать информацию, без штанов останешься! Принципиально никому не плачу, все – своими мозгами! – и постучал по лбу костяшками пальцев. – Абсолютно все! – и вздохнул. – Черт, упрямый дядька попался! Или сидел, или бывший вояка. Таких хоть к стенке ставь, будут молчать!

На этот раз он, похоже, искренне опечалился. Наверно, потому, что редко терпел поражения.

– Ну, отрицательный результат тоже результат. – Саша довольно неуклюже попыталась утешить Никиту, но тот лишь отмахнулся.

– Какой отрицательный? Вообще никакой. Ладно, попробую к ментам сгонять. Ты не помнишь, кто проводил осмотр квартиры?

Саша пожала плечами.

– Помню, конечно! Дедок там был пузатенький, кучерявый, вроде эксперт. Все ковырялся, осматривал, фотографировал. Еще девушка-следователь, – она повертела пальцами перед лицом, – блондинка такая, неухоженная. Мария… или Марина. Позже вторая тетка-следователь приехала. Очень неприятная. Тощая, с серым лицом, голос прокуренный. И полиция была. Участковый и еще один – майор.

Никита закатил глаза, а считать его вздохи Саша давно перестала.

– Мария, Марина, дед кучерявый, тетка серая… Ну, очень полезная информация!

Саша обиделась.

– Можно подумать, мне до того было, чтобы их запоминать. Но фамилию полицейского знаю. Миронов!

– Кирилл?