Ключи к полуночи Кунц Дин

Джоанна тихо заплакала.

Алекс приблизился к ней.

— Нет! — твердо произнес доктор.

— Но ей нужно...

— Доверьтесь мне, мистер Хантер.

Мучимый ее болью, Алекс вернулся на свое место.

— Как лечит? — спросил Инамури.

— Ужасно, — произнесла она, содрогаясь.

— Опишите одну из процедур.

Она не могла говорить.

— Все в порядке, — мягко сказал психиатр, — расслабьтесь. Вы спокойны... расслаблены... глубоко спите... в комнате пропахшей антисептиками и дезинфектиками. Вы одна на кровати... вы привязаны?

— Да.

— Вы обнажены?

— Да. Под простыней.

— Вам еще не проводили ваши ежедневные процедуры? Герр Доктор будет здесь с минуты на минуту. Вы опишите, что будет происходить. Вы все спокойно опишите. Начинайте.

Голос ее стал немного глуше.

— Женщина-врач... входит в комнату и откидывает простыню, которой я накрыта, мне по пояс. Это заставляет меня чувствовать себя... такой беспомощной, крайне беззащитной. Она подсоединяет меня к аппарату, стоящему рядом с кроватью.

— К кардиомонитору?

— Да. Она прикрепляет ко мне электроды. Они холодные. И эта чертова машина начинает работать! Она сведет меня с ума. Врач ставит мне капельницу с глюкозой.

— Вы хотите сказать, что вас кормят через капельницу?

— Так бывает всегда, когда начинается лечение. — Постепенно речь Джоанны становится замедленнее и невнятнее. — Она накрывает меня простыней до подбородка... следит за моим состоянием... смотрит... измеряет мне давление... и некоторое время спустя... я начинаю парить... Чувствую себя так легко... но все понимаю... даже слишком понимаю... резко, ужасно отчетливо... но все это время... как бы плаваю в воздухе...

— Джоанна, почему вы так говорите?

— Парю... оцепенелая... плыву...

— В капельнице к глюкозе добавлен какой-то наркотик?

— Не знаю. Может быть. Легкая... как перышко...

— Должно быть, действует какой-то наркотик, — сказал Алекс.

Инамури кивнул.

— А теперь, Джоанна, я не хочу, чтобы вы говорили так невнятно и медленно. Говорите нормально. Наркотик все еще попадает в вашу кровь, но он не будет мешать вашей речи. Вы продолжите ощущать его действие, но будете рассказывать мне о нем своим обычным голосом.

— Ладно.

— Хорошо. Продолжайте.

— Женщина уходит, и я остаюсь одна. Я все еще парю. Но я не чувствую себя веселой или счастливой. Я испугана. Затем открывается дверь и...

— Кто-нибудь вошел в комнату? — спросил Инамури.

— Механическая рука.

— Герр Доктор?

— Он, он.

— Что он делает?

— Я хочу выбраться отсюда.

— Что доктор делает?

— Пожалуйста, пожалуйста, выпустите меня!

— Что делает доктор, Джоанна?

Нехотя Джоанна продолжает дальше.

— Толкает перед собой тележку.

— Что за тележка?

— Столик на колесиках, на котором разложены медицинские инструменты.

— Что он делает дальше?

— Подходит к кровати. Его рука...

— Что с его рукой, Джоанна?

— Он... он... он держит руку перед моим лицом.

— Продолжайте.

— Сжимает и разжимает свои металлические пальцы.

— Он что-нибудь говорит?

— Нет. Слышен только звук его пальцев — лязганье.

— Как долго это продолжается?

— Пока я не начинаю плакать.

— Это все, чего он добивается, видеть вас плачущей?

Она задрожала.

Алексу тоже показалось, что в комнате холодно.

— Он хочет напугать меня, — произнесла Джоанна. — Это доставляет ему удовольствие.

— Откуда вы знаете, что это доставляет ему удовольствие? — спросил Инамури.

— Я знаю его, человека с механической рукой. Я ненавижу его. Он ухмыляется.

— Что он делает после того, как вы начинаете плакать?

— Нет, нет, нет, — произнесла она с несчастным видом.

— Расслабьтесь, Джоанна.

— Я не могу еще раз пройти через это.

— Успокойтесь. Все в порядке.

— Я не могу! Разве вы не видите? Разве вы не видите ее?

— Вижу что, Джоанна?

Она пытается сесть в полуразложенном кресле.

— Да поможет мне Бог. Да есть ли этот Бог? Есть ли?

— Лягте, — произнес Инамури. — Спите. Успокойтесь.

Алекс страдал вместе с ней. Он весь трепетал.

— Что вы видите? — спросил Инамури.

— И-и-иглу!

— Внутривенную иглу?

— Да. Нет, нет. Я имею в виду другую внутривенную иглу. Я умру.

— Вы не умрете. Вам не причинят вреда.

— Эта игла убьет меня!

— Отдохните немного. Что такого особенного в этой игле?

— Она такая большая. Огромная. Она наполнена огнем.

— Вы боитесь, что будет жечь?

— Обжигать. Обжигать, как кислотой. Она впрыскивает в меня огонь.

— Но не в этот раз, — заверил ее Инамури. — В этот раз не будет никакой боли.

Буря, завывая, билась в окна.

Стекла дрожали.

Алексу казалось, что человек с механической рукой находился в приемной Инамури и сейчас войдет в дверь. Ему показалось, что он чувствует присутствие чего-то недоброго, как будто в воздухе произошла внезапная, леденящая кровь перемена.

— Давайте продолжим, — сказал Инамури. — Доктор берет иглу и затем...

— Нет. Моя шея. Только не в шею. О, Боже Милосердный, нет!

— Что случилось с вашей шеей, Джоанна?

— И-игла!

— Он сделал вам укол в шею? — спросил Инамури.

Алексу стало плохо. Он коснулся своей шеи.

Разумом, душой, чувствами Джоанна была не в офисе Оми Инамури, а там, в прошлом. Скорчившись от памяти, как будто все это происходило прямо сейчас, она еще раз переживала весь этот ад. Она говорила сбивчиво, задыхаясь, ее голос то поднимался, то падал, как будто уносимый волнами вспомнившейся боли, сокрушавшей ее.

— Она причиняет боль, жуткую боль. Мои вены горят огнем. Кровь кипит, пузырится, испаряется. Содержимое бутылки разъедает меня, разъедает меня, Боже, как кислота, как щелочь. Изнутри я вся обугливаюсь. Что это? Что он вводит в меня? Что налито в эту чертову бутылку? Боже, как больно. Господи, Господи, во мне все взрывается, все обожжено. Как больно! Мое сердце, мое сердце работает быстрее, быстрее, такое горячее, оно сгорает, тает, плавится. Господи, выпустите меня, выпустите, выпустите меня отсюда, будь все проклято!

Она была живой иллюстрацией ужаса. Ее лицо было искажено гримасой. Глаза крепко зажмурены, как будто открой их, она не вынесла бы того, что увидела. Вены на висках вздулись. Мускулы ее шеи были напряжены. Она корчилась от боли, и кричала, и внезапно замолкала, и снова принималась кричать. Ее пальцы впились в подлокотники кресла.

Доктор Инамури пытался успокоить ее и увести с края истерии, на котором она, казалось, так неосторожно балансировала.

Джоанна ответила ему, но не так быстро, как раньше. Она расслабилась, хотя и не совсем. Все еще находясь в гипнотическом сне, она немного передохнула. Время от времени ее руки взлетали с подлокотников вверх и рисовали в воздухе ничего не значащие узоры, прежде чем вернуться на место, как два падающих осенних листка. Иногда она что-то беспокойно бормотала себе.

Доктор Инамури и Алекс молчаливо ждали, когда она будет готова.

Алекс глянул в окно и ничего не увидел, кроме густой пелены снежных хлопьев, как в одноцветном калейдоскопе, в котором все стеклышки белые.

Наконец, доктор сказал:

— Джоанна, сейчас вы находитесь в комнате, насквозь пропахшей антисептиками и дезинфектиками. Запах стоит настолько сильный, что вы можете ощущать его на вкус. Вы привязаны к кровати. К вам подсоединены две капельницы.

Какое-то время Инамури продолжал в таком же духе, восстанавливая место, где она мысленно находилась, и ее настроение. Затем он сказал:

— Итак, лечение началось. Теперь я хочу, чтобы вы рассказали мне, что с вами происходит.

— Я парю очень высоко и все еще чувствую, как меня разъедает кислота.

— Что делает герр Доктор?

— Я не уверена.

— Что вы видите?

— Яркие цвета. Переливающиеся, пульсирующие цвета.

— Что еще вы видите?

— Больше ничего. Только цвета.

— Что вы слышите?

— Механическая рука. Он говорит. Очень далеко.

— Что он говорит?

— Слишком далеко. Я не могу разобрать слова.

— Он говорит с вами?

— Да. И иногда я отвечаю ему.

— Что вы говорите ему?

— Мой голос звучит так же далеко, как и его.

— Вы хотите сказать, что не знаете, что говорите?

— Я не могу разобрать свои слова...

— Не может быть...

— ...потому что я парю над собой на высоте в тысячу миль.

— ...Джоанна. Он, должно быть, говорит с вашим подсознанием...

— ...высоко, высоко над собой...

— ...и только ваше сознание парит вверху. Возможно, что ваше сознание не может слышать его, но ваше подсознание слышит ясно. Я хочу, чтобы ты позволила говорить своему подсознанию.. Что говорит герр Доктор?

Джоанна молчала.

— Что он говорит вам?

— Я не знаю, я напугана.

— Чем вы напуганы?

— Я теряю...

— Что теряете?

— Все.

— Объясните, пожалуйста.

— Части себя.

— Вы боитесь потерять части себя?

— Они отпадают. Я как прокаженная.

— Куски памяти? — спросил Инамури.

— Я разваливаюсь на кусочки.

— То, что вы теряете, — это ваша память?

— Я не знаю. Я не знаю, но чувствую, что это происходит.

— Что он говорит вам, чтобы заставить вас забыть?

— Я не знаю, я недостаточно слышу.

— Подумайте. Напрягитесь. Вы можете вспомнить.

— Нет. И это тоже он заставил меня забыть.

Инамури продолжал задавать вопросы, пока не убедился, что ему больше ничего не удастся выяснить в этом направлении.

— Вы очень хорошо выполнили свое задание, Джоанна. В самом деле, хорошо. А теперь лечение окончено. Игла из вашей шеи убрана. И из руки тоже. И вы постепенно возвращаетесь с заоблачных высот.

— Нет. Я все еще парю. Я продолжаю парить еще очень долгое время. Где-то около часа.

— Ладно. Вы парите, но иглы из вас уже вытащены. И что происходит теперь?

Она закрыла лицо руками.

"Теперь сеанс не будет продвигаться так гладко, как прежде, — подумал Алекс. — Джоанна вынудит доктора выдавливать по капле эту историю из нее".

— Джоанна, что происходит с вами?

— Мне стыдно, — произнесла она несчастно.

— Не надо стыдиться.

— Вы не знаете. Вы не можете этого знать.

— Не надо, Джоанна. Вы не сделали ничего плохого.

— Я умру. Я хочу умереть. Ради всего святого, позвольте мне выбраться отсюда и позвольте мне умереть!

— Вы в полной безопасности и совершенно здоровы.

— Больна. Больна изнутри. В душе.

— Что происходит с вами?

Она разъярилась:

— Черт вас возьми! Разве вы не слышите? Или вы совсем оглохли?

Проигнорировав эту вспышку, Инамури терпеливо спросил:

— Слышу что?

— Лязганье! Лязг, лязг, лязг! Механизмы. Они работают громко, как ружейные выстрелы. Механизмы в пальцах!

— Где теперь герр Доктор?

Ее ярость опять превратилась в страх.

— О-около кровати. Он бьет меня по лицу... этими... этими стальными пальцами.

— Продолжайте.

Ее рука потянулась к шее.

— Его рука сжимает мое горло. Я пытаюсь избавиться от нее. Я действительно пытаюсь. Но не могу. Она стальная. Такая сильная. Такая тяжелая и холодная. Он ухмыляется. Подлый ублюдок. Я парю очень высоко, но могу видеть его ухмылку. Какая мерзкая! Как пиратский флаг или эмблема на бутылочке с ядом. Опасность: высокое напряжение. Опасность: радиация. Вот такая ухмылка. Я нахожусь высоко вверху, но чувствую все, что он делает. О, да. Да. Я знаю, что он собирается делать. Я знаю. О, Боже, я знаю, знаю!

— Не держите это в себе, — сказал Инамури. — Не делайте из этого секрета. Расскажите мне. Освободитесь от этого.

Джоанна быстро убрала руку с горла на грудь.

Ее била дрожь.

— Это лязганье, — произнесла она. — Оно такое громкое, что я больше ничего не могу слышать. Оно заполняет всю комнату. Оно оглушает. Механизмы в его пальцах лязгают, лязгают.

— Что он делает?

— Он стаскивает простыню. Бросает ее на кровать в ноги. Раскрывает меня. А я обнаженная.

— Продолжайте.

— Он стоит рядом. Ухмыляется. Затем он убирает с меня электроды, отбрасывает их в сторону. Он касается меня. Заставьте его уйти! Не позволяйте ему трогать меня! Не там. Не позволяйте ему трогать меня там. Пожалуйста!

— В каком месте он касается вас?

— Моих грудей. Сжимает, давит их этими ужасными стальными пальцами. Механическая рука. Он делает мне больно. Он знает об этом. Затем он трогает меня другой рукой — настоящей. Она холодная и влажная. И так же груба, как и искусственная.

Внезапно она потеряла самообладание. Ужас, гнев, стыд, ненависть и крушение надежд ошеломили ее. Она начала жутко причитать, снова и снова повторяя как сумасшедшая: "А-а-а-а-а, а-а-а-а!.."

В потоке нахлынувших чувств ее первые выкрики поразили Алекса, как раскаты грома. За последние несколько дней он научился чувствовать такое, чего никогда не переживал прежде. В своем внутреннем мире он открыл многие человеческие возможности, которые всегда игнорировал раньше. Джоанна пробудила в нем чувства. Однако все, что он перечувствовал за время их знакомства, по своей силе было сравнимо с легким бризом по отношению к той эмоциональной буре, которая сотрясала его сейчас. Он не мог вынести открывшееся зрелище. Ужас ее прошлого подействовал на него более жестоко, чем если бы он пережил собственную агонию. Потому что если бы это была его рана, он мог бы сжать зубы и выстоять со стойкостью, которую долго воспитывал в себе, но, так как это была ее рана, он мало что мог сделать, чтобы ускорить ее заживление.

Он дрожал от неприятного сознания своей полной беспомощности. Он чувствовал, что разрывается на части. Когда он смотрел на Джоанну, горе переполняло его сердце, и он начинал молча плакать с ней, по ней. Две или три минуты доктор Инамури терпеливо повторял формулу успокаивания, пока Джоанна, наконец, не взяла себя в руки. Когда она затихла и успокоилась, он подвел ее к тому месту истории, где она остановилась, и попросил продолжать.

— Что герр Доктор делает сейчас, Джоанна?

Алекс прервал его:

— В самом деле, уважаемый доктор, не надо настаивать, чтобы она продолжала.

— Но я должен.

— Мне кажется, что мы все слишком хорошо поняли, что он делал с ней.

— Да, конечно. Мы знаем. И я вполне понимаю, что вы чувствуете, — сочувствующе сказал Доктор. — Но очень важно, чтобы она произнесла это. Ей надо открыть все не для вашей или моей выгоды, но прежде всего на пользу себе. Если я позволю остановиться здесь, то эти безобразные подробности останутся с ней навсегда, гноясь, как грязные занозы.

— Но ей так тяжело.

— Поиски правды никогда не бывают легкими.

— Она страдает.

— Она будет страдать еще больше, если я позволю ей сейчас остановиться.

— Может быть, дадим ей небольшую передышку и продолжим завтра?

— Завтра у нас будут другие вопросы. Мне надо всего лишь несколько минут, чтобы закончить эту серию.

Без особого энтузиазма Алексу пришлось согласиться, что Инамури прав.

Доктор произнес:

— Джоанна, где вот сейчас руки герра Доктора?

— На мне.

— В каком месте?

— На моих грудях.