Простушка Кеплингер Коди
– Ты всех и вся ненавидишь, – заметила Кейси тем утром, когда я объяснила ей, почему не горю желанием идти на баскетбольный матч.
– Неправда.
– А вот и правда. Ты такая. Но я все равно тебя люблю. И Джесс я тоже люблю. Поэтому, как твоя лучшая подруга, хочу попросить тебя сходить с ней на матч.
Когда Джессика сказала, что хочет вечером потусоваться вместе, моим первым порывом, конечно же, было пригласить ее к себе и просто предложить посмотреть кино. Но Кейси должна была выступать на матче. Конечно, мы с Джессикой могли бы посмотреть кино вдвоем, велика беда… но Кейси, как всегда, надо было все усложнить. Ведь ей тоже хотелось повидаться с Джессикой. И чтобы мы посмотрели ее выступление. Даже если мне при этом пришлось бы нарушить все свои принципы.
– Да ладно тебе, Би, – почти сердито бросила она. – Всего один матч!
В последнее время она часто сердилась. Особенно на меня. А я была не в настроении с ней спорить.
Так и вышло, что меня затащили на игру. И теперь я сидела на неудобной трибуне и зеленела от скуки, а радостные возгласы и визги болельщиков вызывали у меня мигрень. Великолепно.
Я уже решила, что после матча поеду к Уэсли, когда Джессика вдруг толкнула меня в бок. Сначала я подумала, что это случайность – что она просто раззадорилась и размахалась своим помпоном – но тут она потянула меня за руку.
– Бьянка.
В одном ряду, опираясь на ладони и положив ногу на ногу, сидели три высоких симпатичных девчонки – судя по всему, десятиклассницы. Три безупречных конских хвоста. Обтягивающие джинсы. А по проходу к ним шла четвертая. Чуть ниже ростом, чуть бледнее, с короткими черными волосами. Явно новенькая. Она несла несколько бутылок минералки и пару хот-догов – видимо, бегала за едой для всех.
Я смотрела, как она раздает подругам бутылки и еду. Те взяли каждая свое и бросили на нее слегка презрительный взгляд. Она села с самого края, девчонки постарше не разговаривали с ней – только друг с другом. Она пыталась вступить в разговор – я видела, как она открывала рот и тут же закрывала, потому что одна из десятиклассниц неизменно прерывала ее, не обращая никакого внимания на ее попытки присоединиться к беседе. Потом одна из девчонок повернулась к ней, быстро что-то сказала и снова начала болтать с подругами. Тогда новенькая опять встала и, улыбаясь, пошла к стойке с хот-догами. Вновь побежала исполнять свою роль посыльного.
Я посмотрела на Джессику и увидела, что глаза у нее потемнели и погрустнели. Кажется, она даже злилась. Мне было трудно распознать, ведь все эти эмоции Джессика проявляла крайне редко.
Но я понимала, что вызвало ее реакцию.
Джессика и сама когда-то была на месте этой новенькой. Мы с Кейси так с ней и подружились. Две старшеклассницы, с которыми Кейси была в одной команде, самые что ни на есть типичные чирлидерши – светловолосые и пустоголовые стервы – начали болтать об одной «глупенькой» однокласснице, которая была у них на побегушках. Кейси не раз была свидетелем того, как ужасно они с ней обращались.
– Мы должны что-то сделать, Би, – все время повторяла она. – Нельзя просто стоять и смотреть, как они над ней издеваются.
Кейси считала своим долгом всех спасать. Как меня тогда на детской площадке. Я уже привыкла. Вот только на этот раз ей нужна была моя помощь. И я бы согласилась выполнить любую ее просьбу… вот только Джессика Гейтер была той, с кем мне не хотелось даже встречаться. Не говоря уж о том, чтобы спасать ее.
Нет, я не была бессердечной. Я просто не горела желанием общаться с сестрой Джейка Гейтера после того, как тот со мной обошелся. После всех страданий, которые мне пришлось пережить за год до этого.
И я стояла на своем вплоть до того дня в столовой.
– О боже мой, Джессика, ты действительно тупая или притворяешься?
Мы с Кейси развернулись и увидели высокую и стройную чирлидершу, которая смотрела на Джессику сверху вниз. Та была почти на голову ниже, а может, просто пригнулась от страха.
– Я попросила тебя запомнить одну простую вещь, – процедила девица, ткнув пальцем в тарелку, которую держала Джессика. – Одну простейшую вещь! Принести мне салат без заправки. Неужели это так сложно, а, тупица?
– Но он уже был с заправкой, Миа, – пролепетала Джессика, и ее щеки стали ярко-розового цвета. – Я не…
– Ты дура. – Девица развернулась и пошла прочь, взмахнув своим конским хвостом.
А Джессика осталась стоять, глядя в тарелку с салатом большими и несчастными глазами. В тот момент она показалась мне такой маленькой. Слабой и забитой. Она вовсе не казалась красивой. И даже симпатичной. Нет, она выглядела хрупкой и застенчивой. Как мышка.
– Ну давай же, Джессика, не копайся, – раздраженно позвала другая девица с чирлидерского стола. – Мы не можем всю жизнь твое место охранять. О боже.
Я чувствовала на себе взгляд Кейси и понимала, что она хочет сделать. А глядя на Джессику, не могла делать вид, что мне неясны ее мотивы. Если кому-то сейчас и нужна была великая спасительница Кейси, то этой девчонке. К тому же Джессика была совсем не похожа на своего брата. Это облегчило мой выбор.
Я вздохнула и громко проговорила:
– Эй, Джессика!
Та даже подпрыгнула, повернулась и взглянула на меня. Ее лицо выражало страх. У меня чуть сердце не разорвалось.
– Иди садись с нами. – Это был не вопрос. И даже не предложение. По сути, я велела ей сесть с нами, не оставляя выбора. Хотя любой человек в своем уме именно так бы и сделал.
И вот Джессика поспешила к нашему столу, старшеклассницы из группы поддержки раздосадованно зашипели, а Кейси просияла. Так все и случилось. Остальное уже история.
Но сейчас, когда я смотрела на эту новенькую, торопившуюся к стойке с хот-догами и напитками, прошлое вдруг нахлынуло, и показалось, будто все это случилось вчера. Джинсы на ней сидели как-то несуразно – она была слишком худая для того, чтобы носить брюки на бедрах. А из-за сутулых плеч казалось, что она вот-вот завалится вперед. Именно эти мелочи отличали девушку от ее так называемых «подруг». Она выглядела точной копией прежней Джессики. Старой Джессики, какой та была давным-давно. Только теперь я знала, каким именно словом это называется.
Эта девчонка и Джессика несколько лет тому назад – они тоже были жупами.
А как иначе? По сравнению с красивыми, но мерзкими девицами, которые ею понукали, новенькая действительно казалась гадким утенком. И дело не в том, что она была несимпатичной – она даже не была толстой – но из всей компании именно на нее в последнюю очередь обращали внимание. И я невольно задумалась: а не нарочно ли это подстроено? Выполняла ли она роль девочки на побегушках или они держали ее при себе, чтобы казаться более привлекательными?
Я снова взглянула на Джессику и вспомнила, какой маленькой и слабой она выглядела в тот день. Совсем не красоткой. Даже не симпатичной. А просто жалкой. Жупой. А теперь она была прекрасна. Восхитительная, с пышной грудью и… что уж там говорить, сексуальная. Такую захотел бы любой парень (кроме Гаррисона, к сожалению). Но самое странное, что в ней вроде бы ничего не изменилось. По крайней мере, внешне. Ведь пару лет назад и фигура, и волосы у нее были такие же. Так что же случилось?
Как вышло, что одна из самых привлекательных девчонок среди всех моих знакомых была жупой? Как такое вообще стало возможным? Я вспомнила Уэсли – как он назвал меня сексуальной и тут же, следом, добавил обидное прозвище. Все это как-то не вязалось.
Может, для того, чтобы казаться жупой, не нужно быть ни толстой, ни страшной? Ведь Уэсли сам сказал в тот вечер в «Гнезде», что непривлекательными мы выглядим лишь в сравнении. То есть получается, что даже симпатичные девчонки могут выглядеть дурнушками по сравнению с кем-то еще?
– Давай пойдем и поможем ей.
На секунду я оторопела и растерялась. А потом поняла, что Джессика все еще следит за новенькой, которая пробиралась вниз по рядам.
Тут мне в голову пришла ужасная мысль. По сути, это делало меня самой гадкой стервой из всех на Земле. Я всерьез подумала: а не подойти ли к этой девчонке и не пригласить ли ее в нашу компанию. И тогда, возможно – возможно – место жупы перейдет от меня к ней.
Я услышала голос Уэсли, напевающий мне в ухо: «Большинство девчонок пойдут на что угодно, лишь бы их не сочли некрасивыми». Тогда я ответила, что я не большинство, но так ли это? Что если я ничем не отличаюсь от чирлидерш, которые издевались над Джессикой (к счастью, они уже закончили школу), или от трех красоток с хвостами на трибуне впереди?
Но не успела я решить, помогать новенькой девчонке или нет и какие причины будут за этим стоять, как над головой прожужжал сигнал, оповещающий о конце матча. Толпа болельщиков вскочила, трибуны наполнились ликующими возгласами и криками, и маленькая темноволосая фигурка пропала из виду. Она просто исчезла, как и моя возможность спасти ее или использовать в своих эгоистичных целях.
Матч закончился.
«Пантеры» выиграли.
А я все еще была жупой.
13
День святого Валентина можно было бы назвать Антиднем всех некрасивых девчонок. Сами посудите, в какой другой день наше самомнение страдает сильнее? Впрочем, мне было все равно. Я возненавидела День влюбленных задолго до того, как осознала свой статус дурнушки. По правде говоря, я даже не понимала, с какой стати его сделали праздником. Ведь на самом деле он был не более чем предлогом для нытья и жалоб на свое одиночество для девчонок, а для парней – еще одним поводом затащить кого-нибудь в постель. Одним словом – коммерциализированный праздник, сплошное баловство, да еще и вред для здоровья со всеми этими шоколадными конфетами.
– Мой любимый день в году! – воскликнула Джессика, танцуя на пути к кабинету испанского. Со дня отъезда Джейка – он уехал два дня назад – я впервые видела ее подпрыгивающей. – Столько красного и розового! Цветы и конфеты! Правда, здорово, Бьянка?
– Ага.
С баскетбольного матча прошла почти неделя, и с того момента, как мы вышли из спортзала, о новенькой девчонке никто больше вслух не вспоминал. Может, Джессика о ней уже забыла? Если так, повезло ей. Вот я не забыла. Просто не могла забыть. Эта девчонка и наша общая проблема – то, что мы обе были самыми некрасивыми в компании – не шли у меня из головы.
Но вслух об этом я говорить не собиралась. Уж точно не с Джессикой. Или с кем-то еще.
– Вот бы Гаррисон поздравил меня с Днем святого Валентина! – воскликнула Джессика. – Это было бы идеально! Но не всегда же получаешь то, что хочешь, да?
– Это точно.
– Знаешь, а ведь это первый год, когда ни у кого из нас троих нет парня, – заметила она. – В прошлом году я встречалась с Теренсом, а за год до этого у Кейси был ее Зак. Ну а в этом году можем поздравить с Днем влюбленных друг друга! Вот будет весело! Это же последний День святого Валентина перед колледжем, когда мы вместе, а в последнее время мы мало тусуемся втроем. Что скажешь? Можем затусить у меня дома и отпраздновать.
– По-моему, неплохо.
Джессика обняла меня за плечи.
– С Днем святого Валентина, Бьянка!
– И тебя, Джессика. – Я невольно улыбнулась краешком губ. Ну что поделать? У Джессики была заразительная улыбка, и рядом с ней, такой вечно жизнерадостной, просто невозможно было оставаться негативно настроенной!
У входа в класс нас ждала учительница.
– Бьянка, – обратилась она ко мне, когда я уже входила в кабинет, – пришло письмо из администрации. Просят кого-нибудь из учеников помочь раздать цветы, которые прислали в школу. У тебя нет хвостов по заданиям, может быть, ты поможешь?
– Ммм… ладно.
– О, как здорово! – Джессика выпустила меня из объятий. – Будешь разносить цветы! Ну почти как купидончик!
О да. Очень весело.
– Тогда до скорого, – бросила я Джессике, развернулась и вышла из кабинета. Проталкиваясь через толпу студентов навстречу потоку, я направилась к приемной. Парочки были повсюду, и все публично демонстрировали свою любовь друг к другу – держались за ручки, хлопали ресничками, дарили подарки, обжимались на глазах у всей школы.
– Какая мерзость, – пробормотала я.
На полпути в приемную чья-то крепкая рука схватила меня за локоть.
– Жупа, привет.
– Ну что еще?
Я резко повернулась и увидела улыбающееся лицо Уэсли.
– Просто решил сказать, что, если сегодня захочешь зайти ко мне, я могу быть занят. День влюбленных, понимаешь ли. У меня насыщенный график.
Похоже, свое хобби он превратил в профессию. Стал бабником на профессиональной основе.
– Но если не терпится повидаться, часиков в одиннадцать я освобожусь.
– Думаю, один вечер без тебя я проживу, Уэсли, – ответила я. – А раз на то пошло, то и не один.
– Не сомневаюсь. – Он выпустил мою руку и подмигнул мне. – Тогда до встречи в одиннадцать, жупа? – И он растворился в толпе опаздывающих на уроки.
– Придурок, – пробурчала я. – Господи, как же я его ненавижу.
Через пару минут я наконец добралась до приемной. У секретаря, кажется, намечался нервный срыв. Увидев меня, она вздохнула с облегчением и улыбнулась.
– Тебя прислала миссис Ромали? Сюда, сюда. Стол там. – Она провела меня по коридору за угол и показала на квадратный раскладной стол цвета зеленой блевотины. – Ну вот. Удачи!
– Сомневаюсь, что она меня ждет.
Стол был завален – я не шучу, завален – букетами, вазами, коробками в форме сердца и открытками с медвежатами. Как минимум пятьдесят красных и розовых свертков ждали своего часа, и на мою долю выпало доставить адресатам такую радость.
Я раздумывала, с чего начать, как вдруг услышала шаги за спиной. И решив, что секретарша вернулась, спросила, не оборачиваясь:
– У вас есть список адресатов с указанием, в каком они классе, чтобы я хотя бы знала, куда нести подарки?
– Есть.
Но этот голос принадлежал не секретарше.
Я потрясенно обернулась. Голос был мне очень хорошо знаком, несмотря на то, что его обладатель никогда – ни разу за всю мою жизнь – не говорил со мной напрямую.
Тоби Такер улыбнулся.
– Привет.
– О. Я думала, это секретарь.
– Прости, что напугал, – ответил он. – Значит, тебя тоже заставили заниматься этой ерундой, да?
– Ммм… да. – К своему облегчению, я обнаружила, что мои голосовые связки не парализованы.
Как всегда, на нем был слишком отутюженный для обычного школьного дня блейзер, а пряди светлых, старомодно подстриженных волос падали на лицо. Прекрасный Тоби. Неповторимый. Умный. Воплощение всего, что меня привлекало в парнях. Если бы я верила во всякие глупости типа судьбы, то решила бы, что это она свела нас в День святого Валентина.
– Вот списки, – сказал он и протянул мне зеленую папку. – Думаю, лучше не тянуть, а то весь день здесь проторчим. – Он изучил гору подарков из-за овальных стекол очков. – Кажется, я впервые вижу столько розовых предметов в одном месте.
– А я уже видела. В комнате у подруги.
Тоби рассмеялся и взял один букет белых и розовых роз. Изучив надпись на карточке, проговорил:
– Быстрее всего будет разделить все подарки на группы по классам. А потом отнести все в одно место.
– Точно, – кивнула я. – Распределим по классам. Отлично.
Я понимала, что мой отнюдь не красноречивый лепет звучит идиотски, но ничего не могла поделать. Мой голос был при мне, но в присутствии Тоби у меня вылетали только какие-то невнятные фразы. Три года я была от него без ума, и сказать, что я нервничала в его присутствии – это ничего не сказать.
К счастью для меня, Тоби, кажется, ничего не замечал. Мы разобрали подарки на группы, и он даже из вежливости завел разговор на отвлеченные темы. Постепенно я расслабилась, и мне даже удалось поддержать более-менее непринужденную беседу. Вот уж точно чудо в День святого Валентина! Хотя нет, «чудо», пожалуй, слишком сильное слово – вот если бы он заключил меня в объятия прямо сейчас, это было бы чудо. Пусть будет бонус в День святого Валентина. Как бы то ни было, я снова обрела способность выражаться свободно и осмысленно. Слава тебе господи.
– Ух ты, сколько всего для Викки Макфи, – заметил он, водрузив коробку конфет поверх растущей горы цветов и сладостей. – У нее что, шесть парней?
– Мне известно только о трех, – проговорила я, – но она могла о ком-то умолчать.
Тоби покачал головой.
– Ух ты. – Он взял открытку и прочел подпись. – Ну а ты? Есть планы на День влюбленных?
– Нет.
Он положил открытку поверх одной из куч.
– Даже на свидание со своим парнем не пойдешь?
– Ну вообще-то, для этого нужен как минимум парень, – бросила я. – А его у меня нет. – Мне не хотелось, чтобы он начал меня жалеть, поэтому я торопливо добавила: – Но даже если бы он у меня был, вряд ли в этот день случилось бы что-то особенное. День святого Валентина – это дурацкий и никому не нужный праздник. Не праздник, а одно название.
– Ты правда так считаешь? – спросил он.
– Разумеется. Вообще, его надо бы переименовать в День венерических заболеваний. Спорим, в этот день гораздо больше людей заболевают сифилисом, чем в остальные дни в году? Разве это повод для праздника?
Мы вместе посмеялись над моей шуткой, и мне даже показалось, что мы действительно непринужденно общаемся.
– А ты? – спросила я. – Вы с подругой что-нибудь придумали?
– Придумали, – ответил он и вздохнул. – Но поскольку в субботу мы расстались, теперь этим планам конец.
– О. Мне очень жаль.
Но мне, конечно, не было жаль. Напротив, я была в экстазе и очень радовалась. Господи, какая же я стерва!
– Мне тоже. – Повисла тишина, и между нами почти возникла неловкость, но он сказал: – Кажется, мы все рассортировали. Готова разносить?
– Готова, только не очень хочется. – Я показала на большую вазу с букетом из самых разных цветов. – Посмотри. Готова поспорить на деньги, что какая-нибудь девчонка сама прислала себе этот букет, чтобы не ударить в грязь лицом перед подругами. Ужасно, правда?
– А ты бы так не сделала? – спросил Тоби, и на его мальчишеском лице появилась усмешка.
– Да никогда, – отрезала я. – Какое мне дело, что другие обо мне думают? Подумаешь – никто ничего не подарил мне на День влюбленных. Это просто эгоизм. Я не пытаюсь произвести впечатление.
– Не знаю. Мне кажется, что в День святого Валентина всем хочется почувствовать себя особенными. – Он взял один цветок из большой вазы. – Каждая девчонка заслуживает этого хотя бы иногда. Даже ты, Бьянка. – С этими словами он потянулся и воткнул цветок мне за ухо.
Я пыталась убедить себя в том, что все это глупо и банально. Что если бы кто-то другой – Уэсли, к примеру – сказал мне нечто подобное, я бы ударила его или рассмеялась ему в лицо. Но когда он случайно коснулся моей щеки, я покраснела. Ведь как-никак это был не «кто-то другой», а Тоби Такер. Идеальный и потрясающий Тоби Такер из моих грез.
Что, если в День святого Валентина и дурнушкам иногда везет?
– Давай, – объявил он, – бери вот эту кучу, и пойдем разносить.
– Хорошо.
Мы управились бы с доставкой подарков до конца первой пары, но секретарша приносила все новые и новые свертки и выкладывала их на зеленый стол. Вскоре нам с Тоби стало ясно, что мы застряли здесь как минимум до обеда.
Впрочем, я не возражала.
За пять минут до звонка на обед мы наконец вернулись к столику, и Тоби сказал:
– Не хочу сглазить, но, кажется, это все.
Мы с улыбкой взглянули друг на друга через пустой стол, хотя мне совсем не хотелось улыбаться.
– Все, – проговорила я, – это была последняя партия.
– Ага. – Тоби облокотился о стол. – Знаешь, а я рад, что именно тебя отправили помогать. Будь я тут один, умер бы со скуки. А с тобой приятно поговорить.
– И мне было приятно, – ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком восторженно.
– Слушай, – сказал он, – а что ты все время сидишь на задней парте на американской политике? Садись позади нас с Жанин. Чего ты там одна? Присоединяйся к нам, ботанам с первой парты.
– Может, и сяду. – И конечно же, я уже решила, что сяду. Разве могло быть иначе, ведь меня позвал сам Тоби Такер!
– Бьянка Пайпер? – Из-за угла показалась секретарша. На этот раз в ее руках не было ни цветов, ни коробок с конфетами. – Бьянка, за тобой приехали.
– О, – удивилась я. – Хмм… ладно.
Странно. Зачем кому-то за мной приезжать, если у меня есть машина?
– До скорого, Бьянка, – бросил Тоби мне вслед, а я пошла за секретаршей к выходу. – С Днем святого Валентина.
Я помахала ему на прощание, пытаясь вспомнить, не назначен ли мне прием у врача. Почему кто-то приехал забрать меня до конца уроков? Но не успела я решить, что с кем-то из родных случилось несчастье, как ответ сам предстал перед моими глазами, и это произвело эффект, схожий с обрушившимся сверху мешком картошки.
О боже мой.
Она стояла в приемной и выглядела так, будто на минутку вышла со съемочной площадки в Голливуде. Светлые волосы выгорели на солнце и падали на плечи мягкими ровными волнами. На ней было платье до колен зеленовато-голубого цвета (и никаких колготок, разумеется) и туфли на высоченных каблуках. Глаза скрыты под темными очками – но я знала, что они у нее зеленые. Повернувшись ко мне лицом, красавица сняла очки.
– Привет, Бьянка.
– Привет, мама.
14
Она шагнула мне навстречу, и по ее движениям я поняла, что она нервничает. Она выглядела неуверенно, а глаза ее были широко раскрыты – наверное, от страха. И она боялась не зря. В отличие от папы, я понимала, что документы на развод были отправлены не по ошибке – и ненавидела ее за это. За то, что не предупредила ни меня, ни отца. Я бросила на мать предупреждающий взгляд и шагнула назад, когда она двинулась ко мне. Видимо, это подтвердило ее опасения: она потупилась и стала разглядывать нос своей туфельки.
– Я соскучилась, Бьянка, – проговорила она.
– Ну конечно.
– Вы расписались в журнале, миссис Пайпер? – спросила секретарша, вернувшись на свое место за высокой стойкой.
– Да, – ответила мама – снова ровным естественным тоном. – Значит, мы можем идти, госпожа охранник?
– Я вас отпускаю, – рассмеялась секретарша, взбила волосы и добавила: – А у меня, между прочим, ваша книга есть. Она мне просто жизнь спасла. Перечитываю ее раз в месяц.
Мама улыбнулась.
– О, спасибо за хороший отзыв! Рада познакомиться с одним из десяти людей, кто ее прочел!
Секретарша просияла.
– Эта книга изменила мою жизнь!
Я закатила глаза.
Мою мать все обожали. Умная, с отменным чувством юмора, да к тому же и красивая. Она была немного похожа на Уму Турман, и ее уж точно нельзя было назвать жупой. Все ее недостатки прятались за симпатичным личиком, а улыбка наводила на обманчивую мысль, что в ней все безупречно. Хихикающая секретарша, которая сейчас махала ей на прощание, была всего лишь очередной наивной дурой, купившейся на это.
– И куда мы идем? – Я даже не пыталась скрыть свою злобу. Мать этого не заслуживала.
– Ммм… не знаю, – призналась она. Ее тонкие каблуки цокали по гладкому тротуару. Цоканье прекратилось, когда мы подошли к ее машине. Красный «Мустанг» выглядел так, будто в нем пару дней кто-то жил, и я поняла, что она ехала сюда всю дорогу от Ориндж-Каунти. – Желательно в какое-нибудь теплое место. Я весь зад себе отморозила.
– Оделась бы нормально, и не было бы такой проблемы. – Я открыла дверь с пассажирской стороны, смахнула мусор с сиденья и села в машину. – Ты уж извини, что здесь не как в Калифорнии. У нас бывает холодно.
– Знаешь, в Калифорнии тоже не все так безоблачно, как рассказывают, – улыбнулась она. Садясь в машину, она выглядела напряженной, а смешки звучали нерадостно и нервно. – Не сплошное веселье, как в кино показывают.
– Да что ты? Странно. А мне казалось, тебе там нравится больше, чем в Хэмилтоне. Ты же считаешь, что где угодно лучше, чем дома.
Она перестала хихикать, и в машине стало тихо. Мама завела мотор и выехала со стоянки. Она наконец сбросила все свои маски и шепотом произнесла:
– Бьянка, мы должны все обсудить. Мне кажется, ты не понимаешь, что я сейчас переживаю.
– Судя по твоему внешнему виду, тебе очень тяжело, мам, – огрызнулась я. – Классный загар, кстати. Я сразу поняла, что в Орандж-Каунти хуже, чем в аду. Как ты вообще выжила там?
– Бьянка Линн Пайпер, а ну прекрати так со мной разговаривать! – закричала она. – Что бы ты ни думала обо мне сейчас, я все еще твоя мать и заслуживаю хоть каплю уважения!
– Неужели? – фыркнула я. – Такого же уважения, что ты проявила к отцу, послав ему бракоразводные документы без предупреждения? Такого же, что ты проявила ко мне? Мам, да ты о чем сейчас вообще?
Она промолчала.
Я знала, что этот разговор бесполезен. Знала, что мне надо выслушать ее, попробовать понять ее точку зрения и спокойно поделиться своими чувствами. За свою жизнь я посмотрела немало передач доктора Фила[13] и понимала, что нужно идти на уступки… но мне совершенно не хотелось этого делать. Пусть это было эгоистично, незрело, по-детски… но папино лицо, вид пустых бутылок, которые я подбирала с пола на прошлой неделе, и дурацкие документы в конверте – все эти картины так и вспыхивали перед глазами. Выслушать ее? Понять? Успокоиться? Ну разве это было возможно? Она такая же эгоистка и ребенок, как я. Единственная разница в том, что у нее лучше получается это скрывать.
Мама сделала глубокий вдох, медленно выдох-нула и съехала на обочину. Не говоря ни слова, выключила мотор. Я выглянула в окно и увидела пустое поле – летом, когда оно наконец настанет, здесь будет полным-полно высоких кукурузных стеблей. Но сейчас серое февральское небо говорило лучше всяких слов. Оно было холодным. Унылым. Потраченный впустую день. И усилия. Но я не хотела говорить первой. Пусть поступит, как взрослый человек, хоть раз в своей жизни.
Секунды шли. В машине было слышно лишь наше дыхание. Мама коротко прерывисто вздыхала, будто хотела сказать что-то, но передумывала прежде, чем с губ срывалось первое слово. А я ждала.
– Бьянка, – наконец проговорила она. Мы уже минут пять сидели молча. – Я… прости меня. Мне очень, очень жаль.
Я молчала.
– Я не хотела, чтобы все так кончилось. – Голос ее срывался, и мне хотелось посмотреть, не плачет ли она, но я не повернулась. – Я уже давно была несчастна, а после смерти бабушки отец предложил, чтобы я съездила в путешествие. И я подумала, что это поможет. Оторваться ненадолго от всего, выступить в разных городах, вернуться, и… и чтобы все наладилось. Стало, как когда мы с папой только поженились. Вот только…
Длинными тонкими и дрожащими пальцами она сжала мою руку. Я неохотно повернулась к ней лицом. Щеки ее были сухими, но глаза блестели и затуманились от слез. Просто плотину еще не прорвало.
– …вот только я ошибалась, – ответила она. – Мне казалось, я смогу убежать от проблем, но этого не вышло, Бьянка. Куда бы ты ни уехала, что бы ты ни делала, чтобы отвлечься, рано или поздно реальность настигнет тебя. Я возвращалась, и через несколько дней тоска снова догоняла меня. Тогда я уезжала в очередное путешествие. И всякий раз оно длилось чуть дольше – я планировала больше мероприятий, подальше от дома… А потом наступил день, когда я поняла: дальше уже некуда. Я осознала это, находясь на другом конце страны, и мне пришлось признать правду.
– Какую правду?
– Что я не хочу больше жить с твоим отцом. – Она опустила голову и уставилась на наши сплетенные руки. – Я очень люблю твоего отца, но больше не влюблена в него так, как он влюблен в меня. Звучит банально, я знаю, но это правда. Не могу больше лгать и притворяться, что у нас все в порядке. Прости.
– Значит, ты хочешь развестись с ним?
– Да.
Я вздохнула и снова посмотрела в окно. На улице по-прежнему было серо. И холодно.
– Ты должна сказать папе, – проговорила я. – Он считает, что все это ошибка. Не может поверить, что ты… что ты могла так с нами поступить.
– Ты меня ненавидишь?
– Нет.
Ответ не слишком меня удивил, хотя слово слетело с языка автоматически. Вообще-то мне хотелось ее ненавидеть. Даже не за развод – в последние несколько лет она так часто отсутствовала, что я уже привыкла жить с одним родителем, и эта перспектива меня не огорчала. Если честно, я подозревала, что они скоро расстанутся. Мне хотелось ненавидеть ее из-за папы, из-за той боли, которую она ему причинила. Из-за того вечера, когда он сорвался.
Но тут до меня дошло. Не она вызвала этот срыв. Я могла винить ее сколько угодно, но это было бессмысленно. Мама наконец взяла на себя ответственность за свою жизнь, и отец должен был сделать то же самое. Оставаясь женатыми, продолжая жить так, как жили последние три года, они просто отрицали правду.
Мама признала реальное положение вещей, и отцу тоже хорошо бы открыть глаза.
– Нет, мам. Я тебя не ненавижу.
Когда мама высадила меня на школьной парковке, где я оставила машину, уже давным-давно стемнело. Весь день мы колесили по Хэмилтону и разговаривали обо всем, что случилось, пока ее не было. Мы делали так каждый раз, когда она возвращалась из путешествия. Только на этот раз она вернулась уже не домой. По крайней мере, оставаться у нас она не собиралась.
– Теперь, наверное, надо поехать и поговорить с твоим папой, – сказала она. – Может, тебе лучше у Кейси сегодня переночевать, дорогая? Я даже не знаю, как он отреагирует… Хотя нет, вру. Я знаю, как он отреагирует, и ничего хорошего не жду.
Я кивнула, надеясь, что она ошибается. Хотя под «ничего хорошего» мы с ней имели в виду разные вещи. Я не стала рассказывать ей о папином срыве – в первую очередь потому, что обошлось без серьезных последствий. Она, наверное, боялась криков и слез – обычное дело при семейных скандалах. Не нужно ей переживать еще и из-за того, что в папиной жизни может снова возникнуть бутылка. Тем более что в прошлый раз все обошлось.
– Боже мой, – прошептала она. – Я чувствую себя ужасно. Приехала сообщить мужу о разводе в День святого Валентина. Какая же я… стерва. Может, подождать до завтра, и…
– Ты должна сказать ему, мам. Будешь откладывать – так никогда и не решишься. – Я отстегнула ремень безопасности. – Пойду позвоню Кейси и спрошу, можно ли переночевать у нее. А ты езжай… а то уже поздно будет.
– Ладно. – Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. – Так и сделаю.
Я открыла дверцу «Мустанга» и вышла.
– Со мной все будет в порядке.
Мама покачала головой, теребя ключи в зажигании.
– Ты не должна вести себя, как взрослая, – пробормотала она. – Это я мать. Я должна утешать тебя и говорить, что все будет в порядке. Как же это все неправильно.
– «Правильно» не всегда хорошо. – Я ободряюще улыбнулась. – Давай завтра поговорим, мам. Удачи.
– Спасибо, – вздохнула она. – Люблю тебя, Бьянка.
– И я тебя.
– Пока, моя девочка.
Я закрыла дверь и отошла от машины. Проследив за тем, чтобы улыбка не сползала с лица, помахала ей и проводила взглядом красный «Мустанг», выезжающий со стоянки на шоссе. Перед съездом на трассу мама притормозила, будто сомневаясь, двигаться ей дальше или нет. Но потом машина набрала скорость. А я махала и махала ей вслед.
Но как только фары скрылись из виду, я перестала улыбаться. Я знала, что все будет в порядке. Знала, что мама поступала правильно и для обоих моих родителей это шаг в нужном направлении. Но я также понимала, что папа будет против… по крайней мере, поначалу. Я улыбалась, чтобы приободрить маму, но вспомнив о папе, повесила голову.