Снятие последней печати Величко Владимир

В дальнейшем пошел форменный фейерверк и спустя много часов после ухода Кимуры я немало удивлялся сам себе, как это мне удалось сохранить внимание, задавать вполне разумные вопросы и не захлебнуться в том море информации и ярких фирменных постов, которые Кимура обрушил на меня. Компании: автомобильные с совместным русским и иностранным капиталом, строительные как промышленного назначения, так и частных застроек, производственные объединения пищевой промышленности, швейные предприятия со своими специализированными магазинами, разбросанные по огромным пространствам, и так далее и тому подобное; фирмы от посреднических сбытовых, связанных с заграничными поставщиками до отечественных, производящих часы, изделия из натурального меха и некоторые предметы народных промыслов; большое количество мелких объединений, во главе которых стояли иностранные предприниматели. Причем эти совершенно избыточные сведения сопровождались фамилиями коммерческих директоров, председателей правлений и всякого рода состоятельных фирмачей. Я держался наплаву, смотрел на приятно улыбающегося Кимуру, думать о чем либо был не в состоянии, так как напряженно старался удержать в памяти то, что мне он говорил и уловить какую-то связь между всеми этими большими и малыми составляющими чьего-то громадного бизнеса. Вряд ли, если б это был кто-то другой, а не этот человек, я выдержал бы так долго свое сиденье перед разноцветно мелькающим экраном. Я задавал вопросы, но вовсе не потому, что это мне было интересно. Задавал от того, чтобы Кимура не подумал, что рядом с ним сидит махровый лох. Вопросы, по мнению Кимуры, были интересные, хотя я-то в этом сомневался – он просто хорошо воспитанный человек, русский наставник, да тот же Нелидов, круто выразился бы, услышав, например, мой вопрос, почему российские компании и фирмы на своем лого постоянно используют латинскую графику и берут названия заграничного происхождения. На мой вопрос, являются ли все эти компании и коммерческие объединения частными или принадлежат государству, Кимура ответил не сразу.

– Я говорю не только о русских компаниях, но и о забугорных. Если они принадлежат государству, то менеджерам там делать нечего и вы вполне удержите на коротком поводке не только сотню, но много больше всяких объединений и фирм, так как эта уже полицейская служба, а никакой не бизнес. Хотя может я что-то не понимаю, скорее всего не понимаю. В моем представлении свободный бизнес не должен быть под государственным колпаком. Так учит меня Сергей Нелидов. Вы наверняка знакомы с этим парнем, ведь так?

На эту минуту мне было ясно одно: кто-то собирается мне подкинуть какое-то серьезное дело и этот господин из Киото, и Серега Нелидов, а может и Новосельцев в одной связке. Возможно в той же компашке и Николай Степанович Разин, просветивший меня насчет старой Самары, ее кровавых революционеров и моего подлючего дедули. То, что мною занимаются, тут и говорить не о чем. Эти молодцы, уволокшие в неизвестном направлении наемное мурло Настёны Волиной, это ж не просто так. Если вдуматься, то и поведение моего названного папани наводит на разные мыслишки. Ведь этот У сков явный жлоб и Николай Степанович это подтверждает. Чтоб такой паскудный мужиченка так за здорово живешь отписал мне такую квартиру в центре старого города! Да никогда и Люба тут ничего бы не сделала.

– Да, конечно, я знаком с Сергеем Нелидовым. Скажу больше: я знаю даже тех людей, которые внимательно отслеживают ваших недоброжелателей, Леонтий Дмитриевич.

– Да ну! – Я был сильно удивлен такой откровенностью. – И много у меня таких недоброжелателей?

– Нет, немного.

Не знаю, был ли я особо впечатлителен, доверчив – вроде нет, но этот Кимура меня здорово расслаблял. Я ему верил, как будто был знаком с ним невесть сколько. Вот это его «нет», сопровождаемое какой-то домашней, теплой улыбкой превращало меня в настоящую тряпку.

– На сегодня известно, что вашим активным недоброжелателем является Анастасия Волина. Эта женщина очень агрессивна, мстительна и жестока. Я не знаю о ваших личных отношениях с этой дамой, Леонтий Дмитриевич, что, кстати, совершенно никого не должно касаться. Главная причина её резкой враждебности к вам объясняется ростом вашего влияния на её сына. Для Волиной совершенно недопустимо, чтобы кто-нибудь нарушал её монопольное право на этого мальчика, Саша же к вам начал привязываться. Этот мальчик не является родным сыном Анастасии Волиной, это сын её сестры, проживающей в настоящее время в Караганде. Мать Саши тяжело больна, шесть лет назад Волина увезла Сашу в Самару, сказала мальчику, что его мать умерла и он теперь будет жить у неё. Она приучила мальчика называть её мамой, сурово обращалась с ним. Саша её очень боится. Женщина эта не может иметь своих детей, страдает от этого – видимо, это явилось одной из причин её тяжелого нрава.

– В таком случае, – сказал я, – надо вернуть Сашу родной матери. Господин Кимура, скажите: это трудно сделать?

– Совсем нет, – серьезно заявил он, настолько серьезно, что даже улыбка, постоянный спутник этого человека, куда-то подевалась. – Вам стоит лишь распорядиться.

– Не понял.

Думаю, что никто бы здесь не понял. Что это значит?

Кимура не спускал с меня глаз, заговорил и опять без улыбки. И то, что этот человек не улыбался заставило меня насторожиться. С первых слов стало ясно, что речь шла о нешуточных вещах. И для него – он выполнял чей-то приказ, и для меня, которому предназначалось совершенно неподъемное дело. Дикость всего того, о чем говорил Кимура, была налицо. Что он предлагает? Не много не мало, как стать во главе какого-то необъятного объединения разнопрофильных, разнокалиберных компаний, фирм с фантастическими денежными фондами, тех самых, о которых он говорил в самом начале нашей встречи. Первой моей реакцией явилось нервно-игривое восклицание:

– Это что – анекдот?

Кимура несколько раз мигнул – казалось, он не понял моей реакции. Так как его молчание продолжалось около минуты, я был почти уверен, что он не понял.

– Господин Кимура, вы, скорее всего, пошутили. Как я могу возглавлять эту прорву коммерческих организаций, компаний и всякого рода объединений, когда я законченное фуфло, замухрышка, колесный мастеровой, в общем фигня на постном масле. Тут и у умного человека со специальным образованием в недельку крышу снесет. Да и вообще кому это надо, кому это в голову пришло усаживать меня на это место? Идейка-то чья, господин Кимура? Мне кажется не ваша – вы человек добрый, я почти уверен в этом, и не станете меня бросать в этот галдящий ядовитый муравейник. Я кое-что читал о нравах, которые во всех бизнесах существуют, как там подъедают друг друга, а уж если кто поскользнется, то непременно подтолкнут, чтобы упал и не очухался.

Кимура лучезарно заулыбался, почему-то закивал, дал мне до конца высказаться, потом же выдал следующее заявление:

– Уважаемый Леонтий Дмитриевич, вы очень скромны и явно недооцениваете себя. Вам совершенно не требуются какие-то особые знания, вам даже не нужны будут советники, а если вдруг вы захотите что-нибудь выяснить, то сможете связаться либо со мной, либо с господином Нелидовым. У вас на руках будет полная картина работы всех предприятий и фирм, которые объединены в единый комплекс под названием «Серториус». Ваше слово для всех руководителей данного конгломерата будет равносильно приказу. Уверяю вас, Леонтий Дмитриевич, никто не ослушается и не проявит даже намека на какое-то своеволие. В вашем стационарном компьютере, как и в вашем личном айфоне, будет вся информация, касающаяся всего комплекса «Серториуса» с указанием активов всех компаний, фирм, их конкретных деловых связей с отечественными и иностранными производственными объединениями, с возможными проблемами и методами устранения этих проблем. В вашем айфоне будут также коды отдельных спецгрупп, которые вы сможете использовать по своему усмотрению. Проще говоря, Леонтий Дмитриевич, речь идет о людях, которые выполняют силовые, если хотите, полицейские функции. Эти спецотряды действуют только по вашим указаниям и не подчиняются ни одному председателю правления любой компании «Серториуса». Уверяю вас, Леонтий Дмитриевич, все это совсем несложно – ведь вся работа конгломерата осуществляется без прямого вашего участия. Я предвижу ваши вопросы. Не сомневаюсь, что главный из них: что представляют собой люди, возглавившие компании «Серториуса» и почему они безоговорочно готовы подчиняться какому-то неизвестному лицу. Ведь так?

Слушая все это, я не знаю, какой у меня был видок. Если он был, как у какого-нибудь полудурка, то это соответствовало тому состоянию, в котором я находился. Все, что мне сейчас накидал Кимура, переварить сразу было нельзя. Первая мысль была вполне четкая – послать, все послать куда подальше. Но эта была первая мысль и я так думаю не самая правильная. Самая правильная была та, которая высказал Кимура, не спускавший с меня глаз.

– Я думаю, Леонтий Дмитриевич, что вам надо собраться, как следует подумать, сравнить то, что вы имеете сейчас и какие прекрасные возможности открываются перед вами, если вы согласитесь с моим предложением. Подумайте также и о том, какому количеству приятных вам людей вы сможете оказать весомую поддержку, а, с другой стороны, покарать тех, кто, подобно упомянутой мною даме, будут против вас строить какие либо козни. Я не тороплю вас. В случае вашего согласия позвоните либо мне, либо Нелидову. Свой номер я вам оставляю. Если вы согласитесь, в тот же день вам доставят новый компьютер с необходимой инсталляцией и айфон последнего поколения.

Первые два дня, даже больше, я как-то мало думал о визите Кимуры. Правда, на следующий день после этой памятной встречи я позвонил Нелидову, два раза позвонил, хотел кое о чем порасспросить, но его мобильник был отключен. А потом почти подряд произошли довольно странные вещи, но ко мне они никакого отношения не имели.

В тот вечер я вернулся с работы раньше обычного, по дороге заехал в библиотеку, взял какие-то книги по современному менеджменту, на всякий случай – вдруг осилю. То, что я взял эти две книжки говорило о том, что визит Кимуры все-таки засел у меня в голове. Я стал читать и минут через десять подумал, что все это совсем не так мудрено и многое я вполне могу понять.

Часиков так в восемь в дверь постучали. На пороге стояла девчонка лет четырнадцати, в ярком цветастом платьице.

– Простите, пожалуйста. Я потеряла ключ от квартиры, живу я в соседнем подъезде и наши балконы находятся рядом. Вы не будете возражать, если я из вашего балкона перелезу на свой.

– Да нет, конечно, – говорю, про себя удивляясь смелости этой девчонки. Расстояние между нашими балконами было никак не меньше метра двадцати, третий этаж, если загремит – косточек не соберет.

Мы вышли на балкон. Вроде эту девицу я видел – ну да, если она живет здесь, то вполне мог видеть.

Она взобралась на балконные перила, но потом, заколебавшись, спрыгнула обратно. Что ж я за охломон, мужик называется. Я сказал, чтоб она не вздумала прыгать, мне, мол, это раз плюнуть. Это действительно было не трудно и я махнул на соседский балкон, вошел в салон, богато обставленный – это я успел заметить – и отпер входную дверь.

Она вбежала в свою квартиру, стала благодарить меня.

– Хорошо, что мама уехала на курорт. Я закажу новый ключ к её приезду. Меня зовут Алина, а вас?

Я назвался. Она полезла в ящик стола, достала запасной ключ.

– А где вы держали тот ключ, который потерян?

– В сумочке, в специальном отделение, закрывающемся на молнию.

Она сняла с плеча небольшую сумочку и показала кармашек, где лежал ключ от квартиры.

– Посмотрите, Леонтий, кармашек закрыт, а ключа нет.

– Ну может по забывчивости вы сунули ключ в другое место в вашей сумочке. Тут же у вас полно всяких кармашков.

– Да нет же, я помню, что положила ключ именно сюда. Я всегда его кладу именно сюда. Как я могла его потерять, если кармашек закрыт на молнию?

Я пожал плечами и направился к двери, уже вышел, хотел спуститься к себе в подъезд, но внезапно задержался и вновь вернулся в квартиру этой девчонки.

– Алина, вы не потеряли ключ, у вас его вытащили.

– Вытащили из закрытого кармашка, а потом кармашек закрыли?

Она недобро уставилась на меня.

– Да, закрыли, для опытных ворюг это совсем нетрудно. А закрыли именно для того, чтобы вы не подумали, что у вас выкрали ключ. Очень может быть, что кто-то держит под прицелом вашу квартиру.

Она пристально с усмешечкой посмотрела на меня.

– Вы так уверенно об этом говорите, Леонтий. Наверно у вас самого есть опыт на этот счет.

Меня покоробило от ее слов, я махнул рукой и поспешил поскорее уйти.

Наверняка я бы быстро забыл об этом эпизоде, если б через дней пять ко мне не явился прилично одетый мужик, назвавший себя следователем районной прокураторы. Вежливый, без каких-то мудреных подходов, которые, как я слышал, отличали некоторых типов этого ведомства. Он впрямую заявил, что некая Алина Гусева, проживающая в соседнем подъезде, написала заявление, в котором считает меня соучастником банды, захватившей её квартиру. На меня, откровенно говоря, накатило что-то вроде столбняка. Этот следователь был умный мужик и по всему моему виду понял, что эта юная сука явно мухлюют. Я рассказал ему, что было, можно сказать дословно передал наш разговор с Гусевой, сказал и о том, что сам сиганул на соседский балкон и открыл дверь квартиры этой девицы.

– Понимаю, – заявил прокурорский следователь. – Дело тут вот какое. Около полу года назад скоропостижно скончался Юрий Вячеславович Гусев, отец этой девочки. Он был крупным бизнесменом, участвовал во многих строительных проектах не только в Самаре. У него было немало завистников и недоброжелателей, в том числе и людей влиятельных. Они воспользовались смертью Гусева и бандитским способом захватили квартиру его семьи, предварительно вытащили у этой девочки ключи, в течение короткого времени переоформили эту квартиру на другое имя, даже поставили новые замки. Когда Алина попыталась попасть в свою квартиру, ей заявили, что она ошиблась адресом и здесь прописаны совсем другие люди. Почему эта девочка вас подозревает в соучастии в этом преступление, думаю, что это просто от отчаяния. Я не сомневаюсь, что вы здесь не при чем.

Нельзя сказать, что я не слышал о захватах чужих квартир, правда в тех случаях использовались другие приемы, но тоже топорные. Меня немного удивило, что этот следователь сходу посчитал меня невиновным и меня не стали таскать в полицию и устраивать многочасовые допросы. Я не испытывал никакого сочувствия к Алине – девка эта была наверняка душная.

Этот следователь ушёл и вроде бы на этом надо было ставить точку. Я, однако, не зря удивлялся, что этот прокурорский служака сходу поверил в мою невиновность. To-есть, он может и поверил, но его покладистость объяснялась совсем другими причинами. И растолковал мне это Серега Нелидов уже к вечеру того же дня. Он сам явился ко мне.

– Послушай, Лёня, все вопросы, касающиеся кто и почему тебе предлагает занять место теневого руководителя «Серториуса» отложи на более позднее время. Кимура тебе предложил эту должность, определил её достоинства – решение за тобой. Ты ничем не рискуешь, став во главе этой корпорации. Ты должен был позвонить в случае согласия мне или Кимуре. Тебя никто не торопит, но тут дела развернулись таким образом, что надо поскорее принимать решение. Поэтому меня и прислали к тебе, меня, поскольку Кимура выехал за рубеж. В двух словах: несколько самарских говноедов с солидными бабками наметили ряд квартир новейшей застройки для собственных нужд, не столько даже лично для себя, сколько для своих смердюков из охранных ведомств. У нас нет законов, нет тяжелых печатей и начальственных росписей, которые могут гарантировать неприкосновенность собственности. Так мы всегда жили, так мы будем жить и впредь. Квартира Гусева была захвачена, возможно, если б Гусев заблаговременно не сыграл в ящик, его жилье не тронули – он сам из местных паханов. Его дочь и жену лишили купленной квартиры и ни один суд им не поможет вернуть недвижимость. Сегодня у тебя был следователь – его якобы интересовала история с гусевской квартирой. Он не соврал тебе: дочь Гусева действительно накатала на тебя паскудную телегу Эта девка, как впрочем и ты, не ведает, что следователь Павел Ведерников из той самой волчьей стаи, которая организовала рейдерский захват гусевского жилья, а не сегодня-завтра займется тобой. Этот дом на Некрасовской привлекает многих, хотя с моей точки зрения он ничем не лучше других типовых новостроек. Ведерников хитрейший лис – он и его подельники найдут способ оставить тебя без жилья. И произойти это может очень быстро. Тебя, кстати, могут обвинить именно в том, что тебе приписывала дочь Гусева. Ты мне не веришь?

Я молчал, на Нелидова не смотрел и как-то тупо глядел в окно. Не нашел ничего лучшего как промямлить:

– Я верю Кимуре.

Грубо, наверно, было так говорить. Другой кто-то мог бы и обидеться, но Серега не обиделся.

– Ну, добро, я вполне тебя понимаю. Нам у японцев учиться и учиться. Но Кимура сказал бы тебе то же самое – мы же в одной упряжке.

Я молчал очень долго, Нелидов подсел к моему лэптопу и не торопил меня.

– Ладно, давай. Попробую быть магнатом. Мне, как я понял, причитается стационарный ком и новейший айфон.

– Прекрасно. Поздравляю, завтра все будет доставлено. Сейчас определись с паролем. Полный пароль: имя и десять цифр на выбор.

На этот раз размышлял я недолго.

– Имя Хромой, цифры от нуля и по степени уменьшения от девятки до единицы.

– Сегодня твое имя будут доведено до сведения всем руководителям «Серториуса». Уже завтра ты можешь отдать любое распоряжением каждому объединению и оно будет выполнено.

Я хмыкнул и не без ехидства спросил:

– А если такому малограмотному чуваку, как я, придет в башку потребовать, чтобы фирма «Мастерок» все свои ремонтно-реставрационные активы перекинула в распоряжении компании «Дома и виллы ХХІвека», неужто фирмачи из» Мастерка» пойдут на такое? Это ж будет самоудушение.

Названные мною объединения действительно числились в конгломерате «Серториуса». Кимура мне их не только продемонстрировал на компьютерном дисплее, но и кратко рассказал историю их появления.

Нелидов задумчиво стал всматриваться в меня. Про себя я гадал, что значит его взгляд; то ли он лишний раз уверился, что перед ним упертый недоумок – я этот серегин взгляд уже видел как-то раз-то ли он ещё не определился в степени моей способности или неспособности залезать во все эти компьютерные премудрости.

– Если последует приказ Хромого незамедлительно перевести всю собственность и ликвиды в распоряжении компании «Домов и вилл», это будет сделано в кратчайшие сроки.

– А если это не будет сделано? – с упертостью и достаточно вонючей даже для меня самого поинтересовался я.

Нелидов продолжал созерцать мою физиономию с прежним упорством, потом медленно с расстановочной произнес:

– Это исключено. Но подоплеку твоего интереса я понял. У нас было всего два случая неподчинения или, вернее, недостаточно оперативного подчинения. Эти люди были устранены.

– Что значит устранены?

– Изгнаны из конгломерата, их бизнес был передан другим лицам. Когда отдается какой-то приказ о перегруппировке активов, о смещении или назначении нового руководителя объединения любого уровня, необходимо ставить в известность спецуправление конгломерата, сокращённо СУ. Оно ведет наблюдение за исполнением приказа и само принимает в случае необходимости соответствующие меры.

– Другими словами, тот, кто Хромой, может ни во что не влезать?

Я рассмеялся.

– Если так, то тут вообще не о чем беспокоиться. Зачем только нужен кто-то ещё, если этот груженный воз и так борзо катит.

– Нужен, – твердо заявил Нелидов, отведя, наконец, взгляд от меня и перебросив его куда-то в окно, откуда долетал легкий перезвон трамвая и шумный проезд легковушек. – Есть вещи, которые потребуют твоего вмешательства.

– А как я узнаю, когда потребуется моё вмешательство и каково это вмешательство?

– У тебя будут советники, – заявил Нелидов. – Они дадут о себе знать либо через комп, либо позвонят.

– А если я сам захочу свернуть кому-нибудь шею – что, это будет выходить за пределы моих обязанностей?

– Нет, вовсе нет, – сказал Нелидов с легкой улыбочкой. – Это твои личные дела. На твоем айфоне проставлены две аббревиатуры: PS и РА. Первые две буквы выведут тебя к службе твоей личной охраны, которой ты можешь отдать любой приказ против неугодных тебе людей. Вторые две буквы – это твой личный счет в двух зарубежных банках. Нужные тебе суммы ты можешь перевести когда пожелаешь на центральный банк Самары или какого угодно российского или нероссийского банка. Открой счет, но только на свою настоящую фамилию. Набери реквизиты одного из тех банков, где на твою настоящую фамилию положены деньги и в тот же или на следующий день нужная сумма будет в твоем распоряжении. И ещё. Коллегию адвокатов в Самаре возглавляет Михаил Ильич Костомаров. Он находится на содержании местной бизнес-элиты. Сегодня к вечеру ему будет дано указание связаться с городской прокуратурой и убрать из сферы интересов представителей правопорядка и их бандюков твой дом. Следователь Ведерников больше к тебе не явится.

После продолжительного и достаточно натужного раздумья я сказал:

– Если речь о советниках, о тех, кто мне позвонит или кому я позвоню, то я хочу видеть только Кимуру.

Нелидов кивнул. В целом я все понял, прощаясь спросил:

– Ты в курсе моих дел с Анастасией Волиной и её сыном Сашей, который на самом деле вовсе не её сын, а сын её сестры. Если в курсе, то мне хотелось бы вернуть Сашу родной матери. Это возможно? Кимура считает, что мне стоит только распорядится.

Нелидов спокойно сказал:

– Безусловно. Свяжись через PS с дежурным бригадиром, укажи свое имя – полный цифровой пароль не нужен, он может понадобится только в случае каких-то технических помех при установке связей с некоторыми компаниями «Серториуса». Скажи бригадиру, чего ты хочешь. Люди из службы сами разыщут сестру этой Волиной, где бы она не жила и мальчик будет передан родной матери. Но здесь имеется один нюанс. Если этот Саша не захочет остаться с родной матерью, а предпочтет не родную, твоей службе придется умыть руки. И все-таки эти дела, Леонтий, начинай по прошествии нескольких суток после доставки тебе стационарного компа и личного айфона.

На этом мы распрощались.

Все было сделано на высшем уровне. На следующий день новый компьютер с большим монитором был водружен на стол в салоне, мне в руки передали новенький айфон и два визитера, сказав лишь «доброе утро» и «всего хорошего», скрылись. Около двух часов я изучал свалившуюся мне на голову технику, без особого труда вышел на сайт «Серториуса», испытал некоторый психологический прессинг от непомерной бизнес-толчеи в этом маловразумительном конгломерате, полюбовался новизной айфона, преуспел в выходе на старт-скрин – школа Сереги Нелидова была не напрасна; все иконки на стационаре были такие же, как на лэптопе, правда к ним прибавились два голубых прямоугольника с латинскими буквами PS и РА. Если б не предупреждение Нелидова, я прямо сейчас заглянул бы в свой финансовый аккаунт, да и заодно связался с лихой публикой из PS.

На работу я опоздал, когда ж явился наш начальник Боря Дергачев крепко переругивался с какой-то женщиной, молодой и крайне агрессивной. Эта дама не старше двадцати пяти лет нахраписто требовала, чтоб её машину немедленно взяли в ремонт, уверяла, что она приехала раньше пожилого мужика, чья легковушка уже стояла на подъемнике. Под этот гвалт мое опоздание как-то прошло без всяких нареканий и я тут же приступил к работе.

Дергачев отличался завидным спокойствием, он разъяснил шумной гражданке, что перед ней ещё двое клиентов, они подъедут позже. Если гражданочка уж очень хочется ремонтироваться у них, пусть подъедем к двум, а ещё лучше к трем часикам и непременно не позже трех, а то. мол, ничего не выгорит. Та ещё пошумела, повозмущалась, но, в конце концов, отвалила.

В четвертом часу мы вместе с Димой Агеевым меняли лобовое стекло в «опеле», когда вновь появилась эта дама. Бори не было, но зато был Шурик Шутов, здоровенный мужик, который не очень-то церемонился с клиентурой. Он эту женщину хорошо запомнил и грубовато заявил, что она опять опоздала.

– Ведь было сказано – не позже трех, а ты когда заявилась? Пригонишь свою тачку завтра и в то время, когда я тебе скажу.

Белокурая, с легкой рыженкой, голубоглазая – сейчас она выглядела даже моложе, чем утром, но лицо было таким злющим, что лучше не смотреть.

– Ты мне не «тыкай», смердюк! Подожди, попадешь к нам в «пироговку», я тебе кое-что отрежу.

Из её машины я услышал негромкий женский голос:

– Ольга, замолчи! Поедем в другую мастерскую.

Шутов громко захохотал, вытер тряпицей руки и двинулся к женщине.

– Ну чего, рыжик! Предложение принимаю. Отрежь мне кое-что, а то жене мои габариты стали в тягость.

– Сегодня же я напишу на вашу шарашку заявление и вас закроют к чертовой матери.

– К какой матери, рыжик? Я не расслышал.

Назревал скандал. Очевидно, что эта упертая дама на полпути не остановится, а с Шутовым мы уже попали в одну историю и нас крепко оштрафовала милиция. Но не это меня подтолкнуло вмешаться. Думаю другое – эта женщина была права, она второй раз к нам приехала, а Шутов явно отхамил.

– Шура, займись своими фарами и прекрати выпендриваться.

Мы уже поставили лобовое стекло, я оставил Диму возле «опеля», сам же направился к автомобилю этой дамы.

– Что у вас стряслось?

Она на меня даже не взглянула. В машине была ещё одна женщина, но она тотчас вышла, как только услышала мой вопрос.

– Тормоза ни к черту, два-три раза жму, чтобы остановиться. И руль тянет вправо.

– Хорошо, что не налево, – вякнул Шутов.

– Пожалуйста, разрешите, я посмотрю.

Я выгнал её «шевроле» на улицу, проехал метров двести, вернулся и загнал машину на подъемник. Работы было не так много: надо было поменять тормозные колодки, заменить рулевые тяги и поменять картер-тот еще не подтекал, но явно дышал на ладан. Я повернулся к сердитой даме.

– Вы много и быстро ездите по проселочным дорогам, да и местный асфальт не лучше. Необходимо кое-что поменять. У вас прекрасный автомобиль, ему не больше полутора лет. Если вы хотите, чтобы машина и дальше вам служила, надо сделать то, что я вам скажу.

– Это дорого? – спросила она, став более миролюбивой.

– Не очень, но придется подождать или приехать завтра.

– А если сегодня, то когда?

– Думаю, к десяти вечера все сделаем. У нас же в работе ещё машины есть.

Её подруга стояла около дерева, я сначала её даже не разглядел, видел лишь, что она черноволосая и на плечо был закинут ремешок от светлой сумочки. Наша заказчица взяла свою приятельницу под руку и они неспешно покинули площадку перед нашей мастерской. Подруги уже выходили на Чкаловскую, когда черноволосая повернула голову и наши глаза встретились – большие, темно-карие, густоресничные; она чуть улыбнулась, я тоже. Через пару секунд обе скрылись из виду.

Все время, пока мы штопали, подкрашивали, что-то там меняли в сданных нам авто передо мною то и дело появлялось лицо этой девушки. Что меня в ней так зацепило? То, что она брюнетка? В Самаре я таких девочек не встречал. Но не в этом же дело. Красота? Да, она очень симпатичная, может быть, даже красивая. И опять не это главное. Её глаза. Там была теплота и какая-то мягкость. Вещь редкая, для меня редкая – мне просто не попадались девчонки с такой добротой во взгляде, хотя их наверняка было немало.

Все дела с «шевроле» я закончил к девяти часам вечера, а через полчаса на нашей площадке появилась сама хозяйка машины. Она вопрошающе взглянула на меня.

– Ваш лимузин в прекрасной форме. Можете проверить – прокатитесь по улице, если что-то не так, скажите.

Она ни слова говоря уселась за руль, вернулась через три минуты.

– Здорово! Вы мастер, молодой человек. Сколько?

– Шесть.

– Это за все-то?

Я кивнул. Она подумала и добавила ещё тысячу. Я не взял, сказав, что все укладывается в названный тариф.

Она ещё раз поблагодарила, но проехав с десяток метров, остановилась, подала назад.

– Как ваше имя?

– Леонтий.

– Меня зовут Ольга. Леонтий, мне показалось, что вы хотели что-то спросить. Ведь так?

– Так. Где ваше сопровождение?

Она рассмеялась, кивнула, как бы показывая, что не ошиблась в своей догадке.

– Мое сопровождение дома. Она рано ложится спать, публичных мест не посещает. Каждое утро ровно в половине восьмого она появляется у центрального входа в пироговскую больницу. Леонтий, ещё раз благодарю вас. Вы очень приятный парень.

На мой айфон пришла эсемеска: «А. Волина с мальчиком исчезла. Если вы заинтересованы в её обнаружении, сообщите».

Не знаю почему, но это послание меня обозлило. Я набрал PS и холодно сказал, что уже сообщил, в чем мой интерес. Для большой убедительности и вескости добавил, что не в моих правилах что либо повторять дважды. Не знаю, сыграл ли мой тон какую-то роль или и впрямь эта служба привыкла четко работать, но уже через пять дней мне позвонил никто иной, как сам Кимура и сказал, что Волина скрывалась у приятельницы, её серьезно перепугал эпизод с крепко изуродованным подельником. Кимура добавил, что она безропотно выехала в сопровождении наших ребят в Караганду и Саша охотно согласился остаться с родной матерью.

Впечатлила ли меня эта новость? Наверно, впечатлила. Но в гораздо большей степени впечатлило другое. Из квартиры Гусева были выселены бандюки, рейдерским способом вселившиеся туда, но ни эта Алина, ни её мамаша в эту квартиру больше не вернулись. Узнал я об этом от соседа с верхнего этажа. Мужика этого я встречал, мы здоровались и при одной из встреч в подъезде он поведал мне, при чем с явным удовольствием, что квартира теперь пустуют, но вскорости туда вселятся какие-нибудь шишки. Почему этому типу об этом было приятно сообщать я не понимал. Личного же интереса у него не было, а вот то, что кого-то вымели из квартиры ему вроде как доставило какое-то удовольствие.

Все говорило за то, что со мной никто не блефовал. Я изредка залезал на сайт «Серториуса», смотрел, какие дела конгломерат проворачивал. Суммы, которые там были в ходу, перехлестывали многие миллионы и не в рублях. Ни к Кимуре, ни к Нелидову я решил до поры до времени не обращаться.

Для общей картины надо было взглянуть на мой личный аккаунт.

Набрал РА. На желто-голубом поле высветился трезубец, на трех остриях которого возник прямоугольник с требованием пароля. Это трезубец Нептуна был лого «Серториуса», мне это было известно от Кимуры. Я быстро набрал свой личный код с именем и десятью цифрами. Почти мгновенно передо мною возник мой портрет, справа же было напечатано: Шебеко Леонтий Васильевич – я решил в комп внести мое паспортное отчество. Далее внизу указывались два банка с электронными адресами и номерами двух личных счетов. Первый банк находился в Цюрихе, второй во Франкфурте. Я поочередно заглянул в эти закрома и порядком очумел. В Цюрихе на имя Шебеко было положено до ста двадцати миллионов швейцарских франков, во Франкфурте двести пятьдесят миллионов евро. Здесь же было напечатано несколько строк по-английски. В свое время, когда мы с Серегой Нелидовым начали заниматься компьютером, он принес большой англо-русский словарь и в довольно категорическом тоне заявил, что без этого языка ты, Лёня, можешь считать себя инвалидом первой группы. В общем-то надо было быть законченным дебилом, чтоб против этого возражать. Вяло, неохотно, но я стал кое-что почитывать на английском, обзавелся грамматикой. Сейчас, вникая в написанное на моем франкфуртском счету, я довольно быстро уяснил, что здесь речь идет о ценных бумагах, то есть об акциях, которые принадлежат мне; указывались сайты, где перечислялись какие именно акции и какие конкретно компании они представляли. У меня не было никакого желания влезать в эти гущи – я и без того был оглушен теми запредельными суммами, которые лежали у меня на счетах. Я пытался понять, кто и зачем проделал этот финт. Это уже не та шлюшка, подкинутая Новосельцевым, и не те добры молодцы, оттащившие от меня кобла Волиной. Здесь много круче, здесь работает мощная организация. Уж один тот факт, что такая паскудная бабенка, как Волина, без всякой борьбы отказалась от Саши говорил сам за себя, к тому же история с этой соседской квартирой Гусевых, да и этот сторублевый Нелидов, не говоря уж о семействе Разиных и их архиве. По хорошему надо бы проверить эти счета и перевести какие-то деньги в центральный банк Самары. Кимура мне объяснил, как это делается, хотя, работая в Тольятти, я уже знал, что это довольно простая операция, к тому же здесь у меня был счет, который на мое имя открыла Люба. Не теряя времени я вышел на реквизиты франкфуртского банка и после короткого размышления дал поручение перевести на имя Шебеко Л. В. в центральный банк Самары десять тысяч евро. Переводить больше ни в коем случае не надо было – мое имя могло засветится. Через день не без волнения я навестил этот банк. Мне сообщили и довольно равнодушно, что на мое имя переведено десять тысяч евро и я могу их получить в любой денежной единице по валютному курсу. Я забрал двадцать пять тысяч рублей и отвалил, находясь в легкой контузии.

Выходит, что и это не блеф. Я подумал: может здесь кто-то кого-то надувает, я же какой-то передаточный механизм с непонятными для меня самого функциями. Надо бы ещё кое-что проверить – я ж теперь большой босс, не только в деньгах, но и в гораздо большем. Я не собирался бросать работу, приходил точно по времени, причем удивительное дело – как только я оказывался в мастерской, видел нашу въездную площадку, то постоянно думал о той черноволосой густоресничной девушке. Уходя, она обернулась. Её взгляд меня не то, чтобы волновал – девчонки меня вообще мало волновали – этот взгляд согревал, внушал доверие. И в нем не было никакого кокетства. Её подруга, светло-русая с лёгкой рыжинкой, довольно разбитная, быстро смекнула, в чем мой интерес. Когда я спросил, где её подруга, которая её сопровождала в первый заезд в нашу мастерскую, она сходу вылепила, что «её сопровождение» ровно в половине восьмого появляется у центрального входа в пироговскую больницу ежедневно. Так как эта девочка не выходила у меня из головы, я как-то раз подъехал к «пироговке», проторчал там с начала восьмого около часу, но густоресничную особу так и не увидел.

Я довольно долго выискивал возможности проверки моих начальнических возможностей в качестве теневого шефа «Серториуса». Случай представился, хотя я не был уверен, что такой вариант может сработать. В большом гастрономе на Куйбышевской не завезли сливочного масла, как я выяснил не было его и в других центральных магазинах и кое – кто уже стал поговаривать, что похоже возвращаются советские времена. Мне было мало что известно о советских временах, интересно другое. Я многократно просматривал информационные сайты «Серториуса», хорошо запомнил десятки профильных компаний конгломерата, имелись среди них и большие продовольственные объединения. Мой взгляд прочно зафиксировался на солидном мясо – молочном холдинге под выразительным названием «Гаргантюа». На рекламном щите этого объединения были изображены аппетитные круги ноздреватого сыра, разноформатные бутылочки с молоком, сливками и желтоватые ломти сливочного масла, вызывающе и маняще выглядывающие из симпатичных деревянных бочоночков. Все реквизиты «Гаргантюа» были четко проставлены на рекламных щитах. Не мудрствуя лукаво, не желая связываться с электронной почтой, в которой я не чувствовал себя уверенно, я набрал номер главного управления объединения.

Ответил женский голос. Я довольно требовательно произнес:

– Здесь Хромой. Немедленно соедините меня с вашим шефом.

В трубке наступила тишина. В голове пронеслось: последует ли сейчас какой-то вопрос. Подумал также и о том, на каком языке будут со мной говорить, если вообще будут – ведь название холдинга явно нерусское. Может во мне зародилась бы ещё какая-нибудь тревожная мыслишка, как я внезапно услышал:

– Я вас внимательно слушаю.

Приятный баритон, вроде, судя по слову «внимательно», осознаёт, с кем говорит.

– В ряде самарских продовольственных магазинов в центре города образовались сбои в поставках сливочного масла. Выясните, какое количество масла требуется, пришлите своих людей в гастрономы на Куйбышевской улице, предложите наиболее выгодные условия поставки. Все должно быть сделано в два дня, на третий день утром масло должно лежать на прилавках.

Ответ последовал не сразу и довольно неуверенный:

– Но, простите, поставки нашим объединением осуществляются по заранее составленным контрактам и занимают, как правило, более продолжительное время.

– Понимаю, – заявил я внушительно и с несвойственной мне холодностью, – но на этот раз вы сделаете так, как вам указано. В противном случае вы все слетите, как птички с проводов.

Почему как птички с проводов этого я и сам не знал, так как никогда не видел, как они слетают с проводов. Через секунд десять мой собеседник ответил:

– Хорошо. Все будет сделано и точно в срок. В самарские магазины завезут нормандское масло в нужном количестве.

Несмотря на некоторое возбуждение от состоявшегося общения с крупным фирмачом, я все-таки не поленился и залез в википедию, чтобы выяснить смысл слова гаргантюа. Оказалось, что это имя французского средневекового обжоры, придуманного писателем Франсуа Рабле. Я решил взять в библиотеке эту книгу.

Мало веря в свои лихие начинания теневого босса, я тем не менее на этот самый третий день отпросился с работы и поехал в гастроном на Куйбышевской. В магазине творилась неслыханная толчея. Я поинтересовался у какой-то женщины в длиннющей очереди, зачем это люди стоят. Масло завезли, наконец, неохотно проговорила та. Ничего себе, думаю. Рванул в гастроном неподалеку от пересечения с Некрасовской – такая же картинка. Там уже кое-кто скандалил с теми, которые норовили проскользнуть вне очереди.

Вот это было уже серьезно. Интересно то, что меня не столь поразили запредельные суммы, которые лежали на счетах Леонтия Шебеко черте где и я, как недавно убедился, мог без проблемно ими пользоваться. Меня основательно завела возможность отдавать распоряжения, которые сразу выполнялись и выполнялись точно в указанный срок. Про себя я подумал, что имея такую власть, можно сотворить массу интересных дел, в том числе и с теми, которые повсеместно гадили и чувствовали себя в полнейшей безнаказанности. Лично у меня никаких врагов не было, но было другое: по всей нашей здоровенной империи творился вонючий беспредел и кое – кому срезать серпом по яйцам ощутимо подмывало.

Я продолжал работать в автомастерской, хотя сам не ведал, для чего я это делаю с такими деньжищами. С другой стороны: если я брошу работу, чем заниматься? Вроде бы все, как на ладони: приобрети солидную недвижимость, можно даже за границей, начни шататься по миру, обзаведись хорошенькой попутчицей, хотя бы той брюнеткой, которая сопровождала бойкую даму – кажется ту Ольгой зовут – в нашу мастерскую. Надо бы ещё раз съездить к центральному входу в пироговскую больницу – может встречу я её.

Не откладывая в долгий ящик, я на следующее утро ровно к половине восьмого снова подъехал к «пироговке». Там уже припарковалось с десяток машин и я подумал, что надо было приехать чуть раньше. Эта Ольга сказала, что «её сопровождение» – это она с усмешечкой мои слова повторила – является на работу ровно к половине восьмого. Но она может прийти и позже. Я решил ждать и не спускать глаз с тех, кто входит в больницу. Ждать мне не пришлось. Едва я снял с плеча ремень безопасности, как буквально рядом услышал:

– Доброе утро! Давно ждете? Я её сопровождение.

Она! Откуда появилась? Неужели сама ждала?

Она была в белом врачебном халате, на плечи наброшена кожанка. Улыбалась – кареглазая, действительно с очень густыми ресницами, черные пряди спадали на лоб. Я никогда не был знаком с такими красивыми девочками. Она протянула мне руку и заговорила первая. Я в первые минуты как вылез из машины стоял несколько ошарашенный.

– Вы Леонтий, да? Можно просто Лёня? Я Люся, Люся Андреева. Работаю здесь старшей операционной сестрой. Ольга мне говорила, что вы непременно подъедете. Это может произойти в любой день. Я уже несколько раз выходила на этой неделе, но вас не было. Ну вот. Как поживаете?

Я выглядел в те минуты наверняка порядочным дебилом, а она так прекрасно улыбалась и так на меня смотрела, что я долго никак не мог обрести привычную форму для нормального общения. Люся взяла инициативу в свои руки.

– Лёня, послушайте. Я должна немедленно вернуться на свое рабочее место, сейчас начнется серьезная полостная операция. Если хотите, мы можем встретиться, послезавтра в семь часов вечера. Раньше нельзя, очень много работы.

Я поспешно кивнул.

– Тогда послезавтра здесь в семь вечера.

Галстук я не одел, но купил новую замшевую куртку, залез в вельветовые брюки, которые у меня пролежали без употребления никак не меньше двух месяцев. Люся ни на минуту не опоздала, что для меня явилось сюрпризом – обычно все девчонки, с которыми мне приходилось встречаться, никогда не являлись в точно назначенное время. Люся была такая же, как позавчера – улыбчивая, с теплым взглядом. Она сразу же заговорила о последних операциях, в которых ей пришлось участвовать в качестве операционной сестры. Она первая перешла на «ты»

– Лёня, ты даже представить себе не можешь, сколько ужасов приходится видеть в нашей хирургии. Мне двадцать четыре, а я уже столько насмотрелась страданий. До сих пор привыкнуть не могу, иногда снятся жуткие сны и я среди ночи просыпаюсь, валяюсь почти до утра с открытыми глазами. Ольга хирург, старше меня пятью годами, я ей завидую – у неё железные нервы.

Люся рассказывала мне о себе, о маме, которая живет в Оренбурге со своей сестрой.

– С отцом мама давно рассталась, он был ходок и любил выпить. Мама правильно сделала. А ты, Лёня?

Мне пришлось поведать о всех своих делах, об отчиме, о Любе, само собой я ни слова не сказал, что на меня обрушилось за последнее время. Люся кивала, вроде внимательно слушала, но мне показалось, что это ей не очень интересно, да мне это и самому было неинтересно. Я решил перевести наш разговор в более интеллигентное русло и предложил пойти в театр. Причем накануне я узнал, что в нашем оперном идет балет «Дон Кихот». Эту книгу я читал, не то, чтобы она мне понравилась, но я хорошо запомнил там предисловие и уяснил для себя, в чем смысл чудаковатых выходок этого рыцаря печального образа. К моему удивлению Люся согласилась, но тут же сказала:

– Давай, Лёня, съездим на рынок, я куплю кое-что, завезем к тебе – ты же говоришь, что живешь на Некрасовской, – а после спектакля я заберу свои продукты и ты подкинешь меня на проспект 9-го мая – я там живу.

Здорово ли мне Люся понравилась или я просто был в ударе, но как только мы заехали на рынок, отоварились там и по крупному – у Люси были две громадные сумки и она накупила килограмм пятнадцать картошки, мяса, овощей, фруктов, все это я внес в квартиру – мой язык вещал безостановочно. Говорил о романе Сервантеса, о нем самом, об этом хитром охломоне Санчо Пансе и, конечно, о благородстве дон Кихота. Люся же вроде слушала меня, но ни секунды не присела – она ходила по квартире, внимательно рассматривала каждую комнату, потолки, ванную.

– И ты, Лёнечка, говоришь, что твоя мачеха тебе оставила такое жилье? Да и отец у тебя неродной был. Но такого просто не может быть. Ты или сочиняешь, или с тобой кто-то играет в какую-то темную игру.

В этих её словах было много правды. Никто никогда не поверит, что мачеха так за здорово живешь отпишет пасынку такую громадную квартиру, да и отчим при этом промолчит. С учетом всего происходящего вполне можно было решить, что кто-то играет со мной в какую-то дурную игру.

Мне понравился спектакль, я впервые увидел балет и смотрел на все происходящее на сцене с большим интересом. А вот Люся же была занята совсем другими мыслями. Она смотрела на сцену, но думала явно о другом. Уже после спектакля, когда мы ехали к ней, она несколько раз спросила, чем занималась моя мачеха, сколько ей лет.

– А сейчас, Лёня, ты поддерживаешь с ней какую-нибудь связь?

– Ну да, говорю, мы перезваниваемся несколько раз в месяц.

– И она по-прежнему работает на фармацевтической фабрике в Новосибирске?

– Наверно, но я не спрашивал.

После короткой паузы Люся спросила:

– А деньги она тебе высылает?

– Зачем? Я хорошо зарабатываю. Почему это тебя так интересует?

Люся рассмеялась, чмокнула меня в щёку и стала очень ловко распределять все продукты по своей крохотульной кухоньке. У неё была маленькая двухкомнатная квартира, довольно уютная.

На прощанье она меня ещё раз поцеловала в щеку и шепнула на ухо:

– Просто я очень любопытная, Лёнечка… Завтра и послезавтра я буду очень занята. Я тебе позвоню.

Ты тоже запиши номер моего мобильника.

Наши отношения с Люсей стали настраивать меня на вполне определенные мысли. Все шло к тому, что я стал подумывать о женитьбе. Мне исполнилось двадцать восемь, я был богат, даже слишком богат – правда, об этом я не собирался никому рассказывать и Люсе в том числе. То, что я одновременно занимал пост теневого руководителя «Серториуса» меня не особенно волновало – я редко залезал на сайт конгломерата и мало вникал в дела этого малопонятного образования. Мне никто не звонил, если не считать несколько звонков Кимуры и один Нелидова. Они интересовались, нет ли у меня каких-то вопросов, сложностей, я отвечал, что все обстоит в лучшем виде и пока вопросов нет. По «Серториусу» у меня действительно вопросов не было. Неясности появились в моем общение с Люсей. Она мне очень нравилась и я готовился сделать ей предложение, судя по всему она была не против, мы целовались, но полного интима у нас ещё не произошло. И не произошло исключительно по моей нерасторопности. Несколько раз по просьбе Люси мы выезжали в небольшую деревушку где-то недалеко от Красного Яра. Жила там очень пожилая дама. Звали её Полина Ивановна и Люся ей помогала, привозила продукты, лекарства – словом, оказывала Полине Ивановне всяческий политес. Меня это немножко удивляло, я спрашивал у Люси, почему она так привязана к этой бабусе. Она сказала, что эта женщина старинная приятельница мамы и Люся очень уважает Полину Ивановну. Именно там, в доме у этой бабки, я и сделал небольшую промашку, словом, повел себя, как последний слюнтяй. Мы уже собирались отъезжать, Люся задержалась в одной из комнат, я хотел ее позвать, вошел в эту комнату. Она стояла спиной и, низко склонившись, увязывала какой-то баул. Вроде был разговор, что мы собирались у этой Полины Ивановны забрать какие-то шмотки и отдать в химчистку. Между прочим, эта бабка мне не очень понравилась, она часто улыбалась, называла меня препротивно Лёник и задавала много вопросов, где и с кем я живу, какая у меня профессия. Какая-то насквозь преобманная старуха.

Когда я вошел, Люся продолжала стоять низко наклонившись, её ноги были широко расставлены, четко просматривались светлые трусики. Поза хорошо мне знакомая и вполне откровенная. Незадолго до отъезда в Тольятти мы вместе с моей знакомой Светкой Полянской отправились за Волгу, там Светка тоже продемонстрировала мне свой впечатляющий зад и выразительные очертания бедер. Тогда я проявил быстроту и оперативность к нашей обоюдной и полной радости. Сейчас же я замешкался. Потом спрашивал себя почему. От нерешительности? Не замечал я такого за собой не с мужиками, не с девками. Скорее всего, было другое: я не ожидал, что Люся пожелает так трахаться – стоя, по-собачьи, да ещё в доме у этой старой кикиморы.

Когда мы ехали обратно в город, я предложил поехать ко мне с ночевкой. Люся улыбнулась, стала неотразимо красивой и мягко проговорила:

– Не сегодня, Лёнечка. Теперь тебе придется подождать.

Встречались мы с Люсей на недели раза два. Каждый раз, когда я ей звонил, у неё были всякие дела и она наши встречи переносила на другие дни. Чаще звонила она и тогда мы неплохо проводили время. Ходили на концерты в филармонию, но чаще в рестораны. Однажды в пылу откровенности, хотя я понимал, что делать этого ни в коем случае не надо, я обещал Люсе подарить машину. Она рассмеялась, потом же заявила:

– Ловлю тебя на слове: у Ольги «шевроле», мне же, Лёнечка, только «фольксваген – пассат». Как ты на это посмотришь?

Я с солидностью миллионщика брякнул, что это дело решенное. Этот разговор состоялся в «Жигулях». В ту ночь я почти не спал. Надо отдать должное Люсе – такого секса у меня ещё не было. Её профессионализм и умение заводить до полного истощения сил действовал разрушающе. Она поднялась раньше меня, много раньше, поцеловала, нежно проворковала, что ей надо быть на работе, ушла, я же проспал до одиннадцати.

Эта ночь явилась для меня серьезным предупреждением. Я считал, что неплохо чувствую и оцениваю тех, с кем поддерживаю какие-то отношения. Правда, в Новосельцеве я все-таки ошибся, хотя и знал его много лет-тот был не только стяжатель, но и порядочный трус и со скрытой подлючестью в душе. Но вот с Люсей вышло похуже. Не могло быть и речи о женитьбе на такой женщине. Во-первых, она не была ни теплой, ни доброй, как она мне показалась на нашей рабочей площадке у автомастерской. По одному взгляду никогда нельзя судить о людях, я же судил. А во-вторых, эта ночь после ресторанных возлияний. Люся оказалась многоопытной сукой, знающая, что нравится мужикам и как надо вести себя, чтобы самец всегда был готов приступить к делу. После той ночи я не собирался ей больше звонить, чувствовал какую-то опустошенность – наверно, она мне все-таки здорово нравилась. Через несколько дней Люся сама позвонила и очень мягко попросила съездить с ней ещё раз к её бабке, этой кикиморе Полине Ивановне. Я не мог ей отказать. Она, конечно, видела, что я как-то по другому с ней общаюсь, но не стала об этом говорить, лишь полушутливо напомнила, не забыл ли я о своем обещании подарить ей «фольксваген». Я сказал, что о своих обещаниях никогда не забываю. Сказал-то я сказал, но это обещание потеряло всякий смысл через пару деньков.

Ночью меня разбудила призывная мелодия моего мобильника. Звонила Ольга. С момента знакомства с Люсей я Ольгу видел лишь однажды – она пригласила нас в гости. У неё подрастала маленькая дочка, был муж, добродушный увалень, работавший, кажется, на авиационном заводе. Про себя я тогда подумал, сколь часто Ольга оснащает голову своего муженька ветвистыми рогами. Правда, я себя тотчас осадил – после ознакомления с некоторыми биографическими данными деда я дал себе зарок больше не влезать ни в какие подлянки. В целом у меня это получалось, хотя однажды я все-таки чуть ссучился. Тот сосед, который взахлеб мне рассказывал, как вымели из захваченной гусевской квартиры каких-то проходимцев – бандюганов, меня крепко раздразнил и я сболтнул почтальонше, что в тридцать девятой квартире живет мужик, который вечно таскает из почтовых ящиков жильцов всю корреспонденцию. Такие вещи случались и нередко, но мужика этого я обговорил по явной душевной гадючести. Почему такие мерзкие мыслишки пронеслись у меня об Ольге? Она, конечно, хорошо смотрелась, была при фигуре и могла отчаянно переругиваться, как тогда в нашей автомастерской. Но у меня не было никаких причин думать о ней такое. Это что – наследственный эффект Шебеко?

Голос Ольги показался мне напряжённым, даже взволнованным.

– Лёня, нам нужно срочно увидится и поговорить. У меня ночное дежурство и очень мало времени. Я подъеду, ты не возражаешь?

Ольга была в спортивной куртке, наскоро одетой на врачебный халат.

– Лёня, в двух словах. Людмила крепко закусила удила. Она заявила, что ты очень богат и она сделает все, чтобы выдоить тебя до дна – это её собственные слова. Она страшный человек. Ты мне можешь не верить, можешь подумать, что я имею какой-то зуб на неё, но ничего этого нет. Есть другое – страх. Людмила нравится мужчинами, ты не исключение и она это использует в полном объеме. У неё есть влиятельные люди в Куйбышеве, то есть в Самаре – я до сих пор не могу привыкнуть к этому убогому слову Самара – я же родилась здесь. У нас в «пироговке» работал зав хирургическим отделением. Он оказывал мне большое внимание, более чем большое. Как-то раз Людмила сказала:

– Хочешь, он больше не будет тебе докучать и вообще его здесь не будет?»

Я ничего не ответила, только отмахнулась. Представь, через неделю его уволили. Перед уходом он мне сказал:

– Олечка, берегись своей приятельницы – она способна на все и у неё есть люди, которые могут проделать самые низкие вещи».

Послушай, Лёня, ты прекрасный парень – добрый, совестливый. Я виновата, что тогда у ремонтной мастерской предложила Людмиле обратить на тебя внимание. Не подумала. Прости. Приехала я, чтобы предупредить тебя. Не верь ей ни в чем. Если у тебя действительно есть деньги, не покупай ей дорогих подарков. Она несколько раз говорила мне о твоей шикарной квартире, о том, что сделает все, чтобы эта квартира не уплыла из её рук. Я приехала ночью, чтобы она не узнала, своим на работе сказала, что мужу плохо. Если Людмила узнает, что я тебе сейчас рассказала – я могла бы и больше рассказать о ней всяких ужасов – мне не сдобровать.

Она была очень взволнована, опасливо взглядывала на пустую полутемную улицу. Я взял её руку, чуть сжал.

– Оля. Олечка, ни о чем не беспокойся, я ничего не стану рассказывать Люсе, да и вообще.

Я хотел сказать, что наши отношения с Люсей по сути подошли к концу, но не договорил. Она сказала спасибо и мы очень тепло попрощались.