Записки о капитане Виноградове (сборник) Филатов Никита

– Еще бы! У нас лучшие профессионалы бывшего гэбэ, такие люди – не поверишь. Живые легенды!

– А тут – я. Какая досада!

– Да ладно. Мы же не жадные: тебе премия перепала, на майора послали. Раз уж так получилось? Хочешь еще что-нибудь?

– А что сержант? Который с Витькой?

– С ним провели работу. Не расколется, тем более, он давно с нами, Барков этого не знал. Вот тот, кстати, долларами взял! Понять можно, на квартиру копит: жена, двое детей, все восьмой год в общаге. Кто ж поможет, как не мы?

–. Благодетели…

– Такова жизнь. Мы, кстати, ему дали понять, что ты в курсе всего был с самого начала, специально даже подъехал. Это на тот случай, если шум поднимешь – боец расколется, а ты долго отмываться будешь, доказывая, что не верблюд. И Барков твое соучастие подтвердит, я его проинструктировал.

– Ну, блин… Вы и суки!

– Нет. Профессионалы. Слишком многое на карте, рисковать нельзя.

– Так что же, я теперь должен буду стараться всю эту историю замазать? И заткнуться в тряпочку?

– Да. В этом случае все достойные люди будут вознаграждены, мы расстанемся друзьями. А нет – никто не выиграет! Жизнь себе и людям попортишь, ничего не добьешься.

– Пошел ты…

– Как скажешь.

– Ладно! Но ведь существуют результаты экспертиз.

– Да. Это важно, это беспокоит. Барков упоминал с твоих слов. Можешь поподробнее?

– Могу! – Виноградову вдруг стало интересно, как бандиты выпутаются из патовой ситуации… – Есть такой сотрудник из Большого дома, Николай Николаевич…

…Лысый костоправ встретил капитана радостной улыбкой:

– Заходите, голубчик, заходите! Припозднились.

– Извините, Евгений Геннадьевич. Дела.

– Сегодня, к сожалению, без психотерапии придется, сразу на массажик. А то вон – уже следующий пациент ждет.

Из темного угла на Виноградова щурился, как всегда безукоризненно одетый, Николай Николаевич. Пограничника не было.

– С удовольствием, доктор!

Это оказалось как нельзя более кстати. Спина, плечи, шея – сладкая боль выворачивала забывшие эластичность суставы, тугие потоки крови обжигали кожу изнутри, проясняя мозг и заставляя яростно биться сердце. Что-то сочно похрустывало.

В конце концов каждый в этой истории получал то, чего добивался. Сеанс подходил к концу.

– Прошу!

Выпустив Виноградова из кабинета в холл, врач сделал приглашающий жест рукой.

– Благодарю вас, Евгений Геннадьевич. Вы же устали, нужно отдохнуть хоть пару минут. Я подожду! – Николай Николаевич даже не старался, чтоб это прозвучало искренне.

– Как прикажете, – дисциплинированно кивнул костоправ-психотерапевт, по совместительству выполнявший обязанности держателя комитетской явки. – Я у себя. – И скрылся за обитой войлоком дверью.

– Ну?

– Поехали.

– Куда? Прямо сейчас?

– Вы отказываетесь?

– Нет, но…

– Николай Николаевич. Может быть, вам нужно успеть предупредить коллег? Наружное наблюдение организовать? Засаду, не дай Бог?

– Поехали! Только вот что, Виноградов…

– Я что, похож на человека, склонного делать глупости? Идите первым. Я – сзади, метрах в двадцати. В какую угодно сторону идите, гуляйте. Если не лукавите и все чисто – к вам подойдут.

– Кто это будет? В смысле полномочий? – Николай Николаевич уже стоял у выхода.

Капитан с сожалением вздохнул:

– Не представляю. У нас с этим строго: каждый знает только старшего своей пятерки. Но, судя по всему, вами заинтересовался сам Командор! Я-то лично его ни разу не видел.

Владимир Александрович замялся, подбирая слова:

– У меня просьба… Если возможно, конечно! Потом, когда мы победим… Не забудьте, это я вас вывел на Организацию, хорошо?

– Посмотрим.

– И насчет подполковника Теплухина.

– Пограничника? Это вас беспокоит или…

– Он может быть опасен.

– Не волнуйтесь. Наш псих под контролем. Он еще может пригодиться. Все! Я иду.

– Я за вами!

…На этот раз встретились в какой-то котельной: Виноградов с полчаса проплутал по грязным, забытым Богом и городской администрацией подворотням, вывозился до неприличия и к тому же навеки пропитался едким запахом кошачьей мочи.

– Ну ты забрался!

– Зато надежно. Незамеченным не пробраться, а чужой так и вообще не пройдет.

– Я что, теперь свой? – хмыкнул Владимир Александрович.

– Временно.

Утренний собеседник Виноградова был одет так же, как в ресторане, но почему-то органически сочетался с окружающей убогой обстановкой. Очевидно, сменится еще не одно поколение, пока эти «новые русские» превратятся в настоящую элиту не только аксессуарами, но и на генном уровне.

– Излагай! – Последнее, что видел капитан, прежде чем потерял Николая Николаевича из виду, была поравнявшаяся с ним очкастая студентка в пончо и с раскрытым путеводителем. Потом обзор загородил троллейбус – и парочка исчезла в одном из многочисленных дворов Петроградской стороны.

– А что тут скажешь? Как писал мудрец: «Непосредственность – это посредственность, живущая не по средствам».

– К чему бы это?

– К тому, что, может, твой приятель и профессионал экстра-класса, но он настолько зациклился на собственной идее! Устроили старичку театр юного зрителя. Ты все правильно сказал: уязвленное самолюбие, начальство не ценит, власть ушла… очень хочет участвовать в большой политике.

– Вилял?

– Нет, почти сразу же признался, что действует по собственной инициативе. Они, дескать, с Пограничником всю жизнь мечтали, сил нет больше терпеть развал… ну и так далее.

Вспомнив что-то, виноградовский собеседник вдруг рассмеялся:

– Ну, класс! Тот парень, который представителя Центра изображал, умудрился сразу и подписку с него взять, и задание дал: собирать информацию о чекистах, склонных к демократии, и ментах, замешанных в коррупции.

– А насчет…

– Как договаривались. Твоему приятелю строго-настрого указано: самому на связь не выходить, сидеть в глубокой конспирации. О существовании капитана Виноградова забыть напрочь. Понадобится – в час «Икс» найдем! Все материалы по магазинной истории уничтожить.

– Не перестарались?

– Фотографии сделали, запись есть. Можешь послушать.

– Нет. Спасибо. Давай расстанемся «при своих»: вы меня от домогательств этого придурка избавили, я в ваши с Барковым дела не лезу… И все! Закончили знакомство, при встречах ограничиваемся легкими рукопожатиями.

– Зря. Но дело твое, Виноградов! Сейчас не то время: ну сколько ты еще проболтаешься сам по себе, одинокий и гордый? Месяц? Год? Потом все равно придется прибиваться – туда, сюда. Или тонуть…

– Всего доброго. Не кашляй.

– Пока! Надеюсь, сам выберешься?

– Я всегда сам.

– Ну и живот у тебя!

– Это не живот. Это желудок! Комок нервов, – обиделся Виноградов.

Майор Сычев со вкусом выпустил папиросный дым и отложил газету.

– А чего это ты сегодня такой красивый?

– В гости иду! – Рабочий день закончился, форма уже висела на спинке стула, и Владимир Александрович аккуратно подгонял узел галстука под крахмальный ворот рубашки. Оставалось надеть пиджак.

– К даме? – поинтересовался из соседнего кабинета инспектор Шахтин.

– К другу!

– А вот я тебя как сейчас оставлю на вечер дежурить…

– Добрый вы человек, товарищ майор! Просто беспощадно добрый.

– Да, я такой, – с достоинством подтвердил Сычев, сделав глупую мину, – мне плохо, когда другому хорошо!

С чувством юмора в отделении все было в порядке.

Без своей машины, брошенной в преддверии предстоящей выпивки, добираться до холостяцкого лежбища Андрея Петровича Валентинова пришлось часа два. Да еще в самый пик. Как пошутил однажды начальник виноградовского отделения, в стране с таким общественным транспортом никогда уже не будет революционных катаклизмов: добравшись в урочный час из дому на работу и обратно, граждане настолько исчерпают свою социальную и физическую энергию, что на классовую борьбу сил у них просто не останется.

Оказавшись, наконец, на тихой и чистой остановке где-то между проспектами имени расстрелянных красных маршалов, Владимир Александрович с прискорбием оглядел свой туалет: галстук съехал набок, бежевый ботинок почернел от досады после соприкосновения с огромного размера резиновым сапогом. Пропотевшая рубашка вызывала стойкое отвращение к самому себе.

По счастью, бутылка осталась цела. Подарок не раздавили…

– Извини, припозднился! Поздравляю.

– Володя! Братан! 3-зах-ходи. – Прежде чем принять из рук Виноградова пакет и унести его в комнату, хозяин обернулся через плечо и подтвердил: – Свои! Нор-рмально…

Затем проверил запор:

– Чужие здесь не ходят.

Андрей Валентинов считался достаточно заметной фигурой даже для нашего, богатого целыми каскадами разновеликих звезд времени. Это был не челочек, скорее – явление, политический фактор данной в ощущении реальности. Во-первых, он был никакой не Андрей, во-вторых, тем более не Валентинов. И имя, и фамилия были вымышленными и воспринимались чем-то вроде спецодежды: именно под псевдонимом «Андрей Валентинов» на первых полосах самых тиражных газет России выходили все блестящие и сенсационные криминальные репортажи этого питерского журналиста. Имея доступ в святая святых отечественной организованной преступности и слывя почти своим в кабинетах Большого дома, он постоянно балансировал между тюремной камерой и пулей в затылок где-нибудь на солнечной полянке за городом. И от печального конца его берег пока только сверхъестественный талант при всей скандальности газетных и телематериалов ни разу не использовать их в ущерб реальным интересам воюющих сторон: леденящие кровь подробности и одновременно достаточно академичные очерки о буднях мафии позволяли ей расти в собственных глазах, тешили самолюбие рядовых бойцов и бригадиров, повергая в панику широкие массы еще не охваченных рэкетом предпринимателей и нервных старушек. А сотрудники правоохранительных органов, сдерживая даже локальные победы, чувствовали себя истребителями драконов и вышибали из казны деньги, технику, штаты. Что, впрочем, было заслуженным и не лишним.

Безусловно подлинными у короля репортажа были: личная храбрость, владение пером и отчество Петрович, которым его обычно и называли друзья.

– Я вижу, ты уже… того?

– Нор-рмалъно! Проходи в комнату.

– Народу много?

– Чужие здесь – не ходят! – подняв вверх палец, многозначительно повторил хозяин. – Пр-рошу!

Миновав приоткрытую дверь кухни, Виноградов прошел крохотный коридор и очутился в помещении, служившем хозяину в зависимости от настроения и времени суток гостиной, кабинетом, спальней.

– Здравствуйте!

– Привет, Саныч…

– Здорово!

– Опять опоздал! За рулем?

– А мне это когда-нибудь мешало? – Владимир Александрович, не торопясь, развернул газету и водрузил в центр стола золотисто-соломенную емкость. – Чем богаты…

– Любишь ты, Виноградов, чужеземное пойло!

Бывший командир милицейского спецназа, легендарный Саша Следков, с годами не менялся: та же внешность Винни-Пуха, ленивый взгляд. После ухода из органов он возглавлял охрану мэра, а сейчас фактически контролировал всю охранную и частно-сыскную деятельность в городе. В разговорах соратников и оперативных сводках соответствующих служб он проходил под титулом Папа.

– У человека вкус есть, не то что мы – водку с пивом, да еще шампанского, – ловко свернув металлическую крышечку, главный советник Папы и вдохновитель всех его славных побед Эдик Минаев поднес бутылку к узкому чувственному носу. – Арома-ат… Сказка!

– Короче! Разливай! – С Эдиком Виноградов общался мало, в основном еще в период их совместной работы по делу о хищениях на «Арарате». Тогда, в середине восьмидесятых, территориальное и транспортное ОБХСС работали на одну следственную группу, молодые опера сразу нашли общий язык, но затем судьба их развела, ограничив знакомство редкими телефонными звонками. – За что уже пили?

– Да считай что за все.

Капитан осторожно уселся на шаткое подобие стула между пропустившим его Михаилом Анатольевичем и крупным спортивного вида мужчиной с короткой стрижкой и колоссальных размеров усами. Эти холеные стреловидные усы придавали ему вид средний между Буденным и фельдмаршалом Гинденбургом периода торжества германского империализма. Лицо казалось знакомым, но на всякий случай Виноградов представился:

– Володя.

Сосед пожал протянутую руку, кивнул, показав, что принял информацию к сведению, сказал: «Очень рад!» и вновь занялся насаживанием на вилку маринованного грибка.

– Все готовы? – Вернувшийся хозяин неверным движением чуть было не своротил кастрюлю. – У кого не налито?

Исходя из количества грязной посуды, опустевших банок и хрустальных емкостей, не унесенных по холостяцкому разгильдяйству со стола, основная масса гостей уже именинника покинула. Посидели неплохо, что подтверждалось и батареей разнокалиберных винно-водочных бутылок, заполнивших пространство у подоконника.

Остались, включая Валентинова, шестеро. Дамы, судя по всему, не планировались.

– Говори, капитан.

– Ну что же… После службы голова не варит, придумывать что-то оригинальное сил нет, поэтому… Петрович! Традиционно: чтоб у тебя все было и чтоб тебе за это ничего не было!

– О! Спасибо…

– Хорошо. Вон рыба еще есть, закуси.

– Петрович, я забыл спросить: по машине что-нибудь слышно?

– A-а… – Валентинов со вздохом посмотрел на Следкова. – Не напоминай! По нулям.

Два месяца назад у Петровича прямо от редакции угнали новенькую «семерку», РУОП и сыщики Главка поставили на уши полгорода, «авторитеты» и «законники» перебудоражили вторую половину: создалось впечатление, что пропал броневик с президентским ядерным чемоданчиком. Автомобиль, впрочем, так и не нашли, в связи с чем Валентинов впал на некоторое время в глубокую депрессию и выдал на гора внезапную статью о том, что демократию погубит неорганизованная преступность. Говорят, после этой статьи Старышев, неофициальный лидер регионального преступного мира, предложил журналисту на выбор любую машину из своей «конюшни», но принципиальный Петрович отказался.

– Зато ты наша гордость! – поднял стопку Михаил Анатольевич.

Именинник засмеялся и нетвердо продекламировал:

– Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо!

– Ага. И забрали тебя, пьяницу, по двести восемнадцатой, за ношение холодного оружия?

Виноградов вдруг сообразил, где он видел молчаливого соседа справа.

Подполковник Лобов участвовал в штурме захваченного бандой Овечкиных самолета, получил пулю в руку и Красную Звезду на грудь. Второй орден он заслужил за подавление кровавого бунта в Сухумском следственном изоляторе… Теплым летним вечером девяносто второго вышел в собственный двор. Шестилетний сын копался в песочнице, прихваченная из дому книжка про шпионов не увлекала, хотелось домой – к жене и телевизору. На пьяного соседа, выпустившего на прогулку ротвейлера, внимания поначалу не обратил – так, средней вонючести коммерсант, но когда собака… Сейчас уже не узнать, какие инстинкты вдруг пробудились в клыкастой твари; свободная от поводка, она кинулась наперерез к песочнице, вцепилась ребенку в руку. Две пули из табельного «Макарова» достались псу. Третья – подбежавшему хозяину. Два трупа и мальчик, долгие месяцы пролежавший в больнице.

Лобова судили. Дали срок. При конвоировании в Кресты он бежал. Естественно, числился в розыске: органы делали вид, что ищут его по всей стране, а он делал вид, что живет в подполье. Виноградов догадывался: те, кто помог Лобову уйти из-под стражи, обеспечивали профессионалу и фронт работ. Фамилию подполковника в некоторых кругах связывали с сербскими событиями, недавней «плутониевой» акцией в Прибалтике, с нашумевшими вооруженными разборками за сферы влияния банков.

Это был человек-легенда, потенциальный покойник и совершенно не нужный Виноградову сосед.

– Смотри, Саныч, что мне бандиты подарили! – хозяин наклонился, с трудом извлек откуда-то из шкафа заключенный в раму прямоугольник и водрузил его над телевизором: – Во!

Сначала капитан не сообразил: на картине белело нечто округлое, символизирующее необъятное женское лоно, рассеченное узкой стреловидной аркой с черным кружевом, разорванные прутья решетки. На переднем плане – торжествующе оскаленный, зубастый и безглазый головастик с нахальным тоненьким хвостиком. Капли крови.

– Называется «Проект памятника прорвавшемуся сперматозоиду». Художник Александров. Холст, масло.

Петрович был горд и наслаждался произведенным эффектом.

– М-да… Ну-ну! И это здесь будет висеть?

– Жалкие и ничтожные люди! Менты! Что вы понимаете в высоком искусстве?

– Что там свистит на кухне? Чайник?

– Ох, черт! – Именинник сплюнул и выбежал в коридор. – Забыл.

– Михаил Анатольевич… Я, пожалуй, на минутку. Пойду скоро. – Минаев включил дисковый проигрыватель, поэтому Виноградову пришлось наклониться почти к самому уху генерала.

– Я тоже уже собираюсь. Чем порадуешь?

– Замкнул плюс на минус, – пожал плечами капитан, – пусть сами с собой функционируют. В целом – как и планировалось.

– А относительно тебя?

– Должны, вроде, отвязаться. Хотелось бы верить.

– Ладно. Сиди тихо, ни во что не влезай. Про меня забудь – придет время, найдем. Понадобишься.

– Вам лично? Или…

– Володя, давай раз и навсегда – чтоб без обид! Если была бы возможность взять тебя в игру, поверь… А так – слишком опасно. И для тебя, и для нас.

– А я не рвусь, – искренне пожал плечами Виноградов. – Ей-Богу! Обидно только, что в это никто не верит.

– Уехать бы тебе на время в командировочку.

Появился Петрович с шипящим чайником:

– Мать вашу! Горячо же. Саня, чашки доставай! Из шкафа.

– Помочь? – перебираясь через Михаила Анатольевича, спросил Виноградов.

– Пойдем. Торт свой сам порежешь. Да, кто поближе? Усатый, достань коньяк! Прямо за тобой, настоящий армянский. Кол-лек-ционный. Не то что Володькино пойло!

– Спасибо, что пришел, Саныч. Узнал? Усатого? – В тесной кухне было не развернуться, если стряпней занимались двое, один непременно мешал другому. Поэтому именинник выжидал, когда Виноградов покончит с дележкой кондитерской продукции.

– Считай, что нет. Мне так легче будет, да и тебе тоже.

– Что же, верно. Хотя по фигу: я в конторе не служу, если пару раз в месяц кому-то у меня в берлоге захотелось встретиться, поговорить…

– Тормознись! Это меня не касается, понял?

– Понял, молчу! Только чужие, Саныч, здесь не ходят.

В прихожей заверещал элекгросоловей.

– Звонок!

– Ждешь кого?

– Нет, вроде.

Виноградов пропустил вперед себя хозяина и вслед за ним вышел из кухни.

– Что? – на пороге комнаты обозначился силуэт Лобова.

– Сейчас посмотрим.

Петрович прильнул к глазку:

– Мужик в майке. С ведром… Кто там?

– Это я, Сергей. Из шестнадцатой, – донеслось снаружи. – Пары сигарет не будет?

– Знаешь его?

– Да, собственно, не знаю.

– Не открывай!

– Да ла-дно… – Хозяин уже щелкнул замком. – Неудоб…

В следующий момент его вынесло вместе с дверью, отбросив и распластав вдоль стены: что-то огромное, черное, пронзающее воздух впереди себя вороненым стволом автомата возникло в проеме.

– Лежать! Не двигаться!

Прежде чем отпрянуть с линии огня, Виноградов увидел «стечкин» в руке Лобова, два выстрела в незащищенные ноги. Черный великан рухнул на пол, но на его месте тотчас же возникла другая фигура, поменьше, полоснула наискось очередью.

– Руки! Милиция!

Вновь загремели выстрелы со стороны лестничной площадки – сначала схватился за горло и сполз вниз репортер, а на него – получивший, очевидно, пулю в спину боец группы захвата.

Пятясь все дальше назад, в кухню, Виноградов отчаянно щупал пустую подмышку: пистолет с учетом намечавшейся пьянки был дисциплинированно оставлен в сейфе. Как положено…

В комнате со звоном осыпалось стекло, на долю секунды опередив хлопок газовой гранаты.

– Ложись, сука!

Увидев направленное на него дуло, капитан поднял руки и тут же получил удар прикладом – его вполне хватило, чтобы лишить Виноградова сознания, и остальных пинков он уже почти не ощущал…

– Ну? И что делать будем? – Голос Михаила Анатольевича то слышался ясно, как наяву, то затухал, удаляясь. Это было очень похоже на Би-Би-Си по старенькому приемнику времен застоя.

– Не знаю… – Капитан с удивлением уловил знакомый баритон и, выплывая обратно в реальность, попытался вспомнить его обладателя. Ассоциации были, но смутные и неприятные. – Не знаю.

– Убит популярнейший журналист, безоружный, даже не пытавшийся оказать сопротивления. Погиб капитан Тарасевич, еще один парень из группы захвата ранен. Неизвестного гражданина застрелили.

– Это Лобов! Вы…

– Может быть. Может быть, этот гражданин – действительно опасный преступник, находящийся в розыске! Но так бездарно организовать операцию по его задержанию… Кстати, он-то стрелял по ногам, хотя мог и насмерть! Своего пожалел: бывший же мент…

– Он преступник! Оказавший вооруженное сопротивление сотрудникам милиции.

Господи, да это же Пограничник! Виноградов чуть не рассмеялся неизвестно чему.

– Серьезно? Ваши люди что, представились? Или в форменной одежде были? Хозяин, может, подумал, что это бандиты! Да и мы все тоже подтвердим… Подумать только! Я не говорю уже о Следкове и его заме, но травить газом и избивать оказавшегося в гостях у именинника офицера милиции…

Это обо мне, сообразил Виноградов. Сознание стало уже вполне ясным, но начало противно саднить висок и вывернутые наручниками руки.

– Ох и скандал будет! А если еще назначить экспертизу, проверить, из чьего оружия убит Валентинов и кто залепил пулю в затылок оперативнику…

– Это случайность! Роковая случайность!

– Да не ори ты так! Дерьмо.

Повисла пауза, и Виноградов решил было уже подать признаки жизни, но тут вдруг заговорил Пограничник:

– Товарищ генерал, скажите, что делать? Я готов.

– Застрелись.

– Товарищ генерал! Михаил Анатольевич…

– Твоя инициатива была? Докладывал кому?

– Нет. Не успел… Я Виноградова разрабатывал, но вчера от моего… ну, коллеги из контрразведки поступила команда прекратить. Взамен они слили информацию о Лобове, сообщили, что здесь будет, есть возможность…

– Отличиться?

Пограничник молчал.

– Отличился! Знаешь, подполковник, дурак с инициативой – он ведь самый опасный.

Опять молчание.

– И какие будут предложения?

– Есть один выход. Подходящий… – открыв рот, Виноградов заговорил неожиданно легко. Разглагольствовать, лежа на полу в скрюченном состоянии, было унизительно, но упускать момент – еще хуже.