Роджер Федерер. Легендарная ракетка мира Бауэрс Крис

Глава 14

В карьере любого ведущего спортсмена наступает период, когда его форма начинает значительно ухудшаться. Так случилось с гольфистом Тайгером Вудсом, так случилось с боксером Мохаммедом Али (пусть и в более драматичном контексте, учитывая его политическую деятельность). Это случилось и с Роджером Федерером в 2008 году. В каком-то роде это абсолютно естественное явление – каждый теннисист неизбежно обнаруживает, что вся эта рутина постоянной поддержки лучшей формы теряет свою привлекательность, особенно после отличной полосы успехов. Так уходит страсть, а на смену идут поражения – порой весьма неожиданные. Существуют два пути: наверх и вниз. Теннисисты вроде Бьорна Борга и Матса Виландера столкнулись с этой проблемой, когда им было за двадцать – оба решили, что все это не стоит таких усилий, и сдались. Они оба возвращались, но их лучшие годы остались позади. Напротив, Джимми Коннорс оправился после того, как, казалось, утратил свое великолепие, когда Борг и Джон Макинрой достигли своих вершин. То же самое можно сказать и об Андре Агасси, который в ноябре 1997 года занимал всего сто сорок первую позицию в рейтингах, но вернулся домой чемпионом Открытого чемпионата Франции восемнадцать месяцев спустя. Триумфальное возвращение Мохаммеда Али в 1973 году и завоевание титула в тяжелой весовой категории в результате победы над Джорджем Форманом вошли в историю бокса. Тайгер Вудс восстановил форму и пополнял число своих титулов – до тех пор, пока ему не пришлось сделать операцию на колене, а также не стали известны его супружеские измены, создавшие существенные препятствия для его дальнейшей карьеры.

Роджер Федерер столкнулся с барьерами в первой половине 2008 года. Конечно, были объективные обстоятельства – проблемы со здоровьем, но налет непобедимости исчез. Сейчас, когда есть возможность оглянуться назад, можно утверждать, что едва ли это был чудовищный период – в течение первого полугодия он дошел до финалов двух турниров Большого шлема и до одного полуфинала. Он восстановил свое звание первой ракетки мира и побил рекорд Пита Сампраса на турнирах одиночного разряда Большого шлема в 2009 году. Однако в мире спорта высочайшего уровня с его суровой конкуренцией Федерер из неприкасаемой первой ракетки превратился в загнанного зверя, на которого охотился каждый. И это породило различные теории о том, были ли то первые признаки стабильного ухудшения или же он был просто чем-то недоволен в частной жизни.

Первый признак того, что Федерер стал слабее, чем он был в 2006 и 2007 годах, появился в третьем раунде Открытого чемпионата Австралии. Ему понадобилось четыре часа для того, чтобы победить старательного, но ничем не примечательного Янко Типсаревича. В результате он победил со счетом 10–8 в финальном сете. Из-за вялого выступления в матче против другого серба – Новака Джоковича, в полуфинале, Федерер впервые проиграл в Мельбурне после драматичного финала с Сафиным в 2005 году. Многие были готовы заявить, что великому человеку уже не везет так, как везло раньше.

Впрочем, для таких нехарактерных выступлений были причины. За неделю до Открытого чемпионата Австралии Роджер провел ночь в госпитале Сиднея с расстройством желудка, которое, как изначально думали врачи, было вызвано пищевым отравлением. Когда его состояние улучшилось, первоначальный диагноз был подтвержден. Как бы то ни было, немногие тогда знали, что Федерер был очень близок к тому, чтобы пропустить свой первый турнир Большого шлема с Открытого чемпионата США 1999 года, или что он на самом деле страдал от чего-то более серьезного, чем просто больной живот.

Федерер проиграл Энди Маррею в первом раунде в Дубае, а затем не смог произвести впечатление ни на твердых американских кортах, ни на европейских турнирах с их грунтовым покрытием. Уже многие видели в этом больше, чем временные неприятности, и высказывали мнение о том, что карьера Федерера подходит к своему завершению. К тому моменту, как он приехал на Открытый чемпионат Франции, он был не чемпионом, а мишенью. У него был всего один новый титул, полученный на скромном турнире Эшторил в Лиссабоне, столице Португалии. Кроме того, он проиграл Надалю в финале в Гамбурге в еще одном матче, показавшем, что даже самый большой отрыв от испанского соперника, созданный Федерером, не был непреодолимым. И все же, по иронии судьбы, Открытый чемпионат Франции был турниром, к которому, как предполагалось, он был готов лучше всего.

В конце 2007 года фитнес-тренер Пьер Паганини внес поправки в расписание декабрьских тренировок, а также в обычный режим в начале 2008 года, рассчитывая тем самым подвести Федерера к оптимальной форме для поездки в Париж. Как бы то ни было, эти попытки были подорваны в самом начале: никто из окружения Федерера об этом не знал, но он страдал от мононуклеоза, высасывающего из него силы. Эта болезнь, известная еще как лимфоидно-клеточная ангина, по его словам, гнездилась в нем уже во время Открытого чемпионата Австралии. И если это действительно так, то этот факт делает победу над Типсаревичем и проход в полуфинал выдающимся достижением. Роджер говорит, что у него была очень легкая форма болезни, что объясняет, почему он пропустил в туре так мало времени. Однако природа лимфоидно-клеточной ангины такова, что само заболевание может быть краткосрочным, но последствия в виде повышенной утомляемости могут длиться несколько месяцев. Как правило, доктора советуют больным отказаться от спорта, по меньшей мере, на четыре недели после того, как был диагностирован мононуклеоз. Может, это и была легкая форма, но анализ 2008 года Федерера показывает, что даже если он все равно продолжал играть, весьма вероятно, что именно болезнь лишила его сил на первую половину года.

Решение Федерера участвовать в трех показательных матчах против Пита Сампраса в Азии после финала Мирового Тура АТР в 2007 году кажется сейчас неправильным. После длинного и тяжелого сезона ему, несомненно, стоило бы отдохнуть, а не участвовать в трех интересных, но, в общем, бессмысленных матчах против человека, который к тому же не был в расцвете сил. Он, определенно, получил хорошее вознаграждение за свои старания – некоторые источники сообщали, что по одному миллиону долларов за матч, хотя размеры платы за показательные матчи редко разглашаются и часто преувеличиваются. Да и кто бы из нас отказался от такого предложения, особенно в таких привлекательных местах? Сыграв в Сеуле, Куала-Лумпуре и Макао, он мог также заявить, что сделал свое дело и внес свой вклад в популяризацию тенниса в местах, до которых мировые туры не добираются.

Однако, даже имея возможность оглянуться в прошлое, он решил сыграть еще в трех показательных матчах в Азии в конце 2008 года. Возможно, он понял, что такие показательные матчи не могут подорвать его здоровье. Любопытно, что, хотя его агент IMG Тони Годсик сказал, что Федерер сокращает количество показательных матчей, 2009 год Федерер начал с двух разных показательных матчей в подготовительный период к Открытому чемпионату Австралии.

Было бы неправильно рассматривать его четвертый показательный матч с Сампрасом в марте 2008 года в том же ключе, что и предыдущие три, прошедшие в Азии. Эти двое встретились на соревновании в Мэдисон-сквер-гарден в Нью-Йорке, в матче, вокруг которого был большой ажиотаж, который был направлен на сбор средств для программы финансирования вакцинации людей в бедных регионах. Спонсировала его компания Net Jets, которая нанимает частные самолеты и считает Федерера одним из своих приоритетных клиентов. Также это был шанс для Федерера сыграть в престижном Мэдисон-сквер-гарден, месте, которое он был счастлив описать как «великолепнейшую арену в мире». Роджер был одет во все черное, чтобы контрастировать с ангельски-белой формой Сампраса (это было сделано специально, поскольку их одевает одна и та же компания), и Федерер выиграл матч на последнем тай-брейке на глазах у девятнадцати тысяч зрителей. Матч считался сравнением двух великолепных теннисистов. Хотя он и не показал ничего такого, что мир еще не видел, но, будучи разовым соревновательным мероприятием, шансом сыграть в историческом месте и помочь собрать деньги на благое дело, обладал определенной ценностью.

Несмотря на энергичные вызовы со стороны шести игроков, Федерер все же прошел в финал «Роллан Гаррос», чтобы в третий, решающий, раз встретиться с Надалем. Если Федерер и сделал достаточно для того, чтобы пройти ранние этапы без лишнего беспокойства, то Надаль на своем пути к финалу выглядел внушительно, если не сказать «надменно». На этом пути не было проигранных сетов, зато были сокрушительные поражения для заслуженных игроков вроде Николаса Альмагро и чемпиона Открытого чемпионата Австралии Новака Джоковича. Оптимистичному наблюдателю показалось, что Надалю не было равных, а Федерер был чуть медленнее.

Утром в день финала люди с ума сходили по тому, что должно было стать – вот уже третий год подряд – историческим моментом для Федерера. Полагали, что до финала он играл не очень хорошо, потому что сохранял силы для сражения с Надалем, и что новый Федерер наберет обороты к матчу, в котором решалась судьба титула. У Федерера был хитрый испанский тренер Хосе Игерас, и у Федерера явно был план, основанный на атаках сильным форхендом при первой же возможности.

План казался разумным, но не сработал. Федерер провалился в первом же гейме, совершив три ошибки в форхенде. Это было зловещее предзнаменование. Казалось, что во втором сете он начал исправляться, но, как только он упустил шанс улучшить счет, который на тот момент уже был 4–3, он не выиграл очередной гейм, и Надаль порвал его с унизительным счетом 6–1, 6–3, 6–0.

Когда Федерер взобрался на пьедестал на церемонии награждения под звуки вежливых аплодисментов, он взял микрофон и сказал публике: «Oui, c’est moi» («Да, это я»). Это была хорошая демонстрация того, как человек, которого все уважали как, вероятно, величайшего игрока всех времен, мог быть так не похож на самого себя.

Трудно оценить, насколько то поражение подорвало его уверенность и сыграло роль в результатах восхитительного финала Уимблдонского турнира четыре недели спустя. Особенностью последующих четырех недель было то количество раз, в которые ему приходилось говорить, что тяжесть поражения на него бы не повлияла, если бы он встретился с Надалем на Уимблдоне. В определенной степени стоит посочувствовать игрокам, которым задают один и тот же вопрос снова и снова, причем каждый журналист уверен, что спросил первым. Бывали времена, когда Федерер сам добровольно выдавал непрошенную информацию, так что напрашивалось перефразированное высказывание Шекспира: «Мне кажется, он заявляет слишком много».

Была ли уверенность Федерера против Надаля на самом деле подорвана его разгромным поражением в Париже? Или же Надаль просто делал то, что умел лучше всего, – неустанно поднимал свое мастерство на те уровни, на которые, как полагали многие, он был неспособен? Неизвестно. Однако через двадцать восемь дней после парижской бойни предстояло соревнование, которое должно было попасть в список десяти величайших теннисных матчей всех времен: финал Уимблдонского турнира 2008 года.

Во время подготовки к финалу многие все еще задавались вопросом: что означало поражение в Париже? Быть может, Федерер все еще страдал от последствий мононуклеоза? Сам он решительно отрицал, что был хоть в какой-то степени нездоров. Выиграв свой пятый титул на турнире в Галле и показав всевозрастающий уровень во время всех пяти матчей, он сказал: «Люди говорят, что видели мои матчи в Париже и что болезнь все еще во мне. Честно говоря, я этого не чувствую. Разумеется, мне приятно, что люди обо мне беспокоятся. В то же время, просыпаясь утром, я не чувствую себя более больным, или уставшим, или как-то еще. Больше я не чувствую никаких последствий. Важно было найти силы играть матч за матчем, что я и делал с Индиан-Уэллс – я в этом году третий по количеству сыгранных матчей после Рафа и Давыденко, так что я очень всем доволен. На этой неделе не было проблем после трудного Открытого чемпионата Франции, и все, кажется, хорошо. Именно здесь я хочу быть на этом этапе года».

Как бы желая оправдаться, Федерер заявил, что только из-за того, что он проиграл Надалю в финале «Ролан Гаррос», не надо думать, что для него Открытый чемпионат Франции прошел неудачно. И когда он ворвался в полуфиналы Уимблдонского турнира, то казалось, что предыдущие матчи были не более чем разогревом перед ставшим уже привычным финалом против Надаля. Он чрезвычайно эффектно разделался с Ллейтоном Хьюиттом в четвертом раунде и с потенциально более опасным Марио Анчичем в четвертьфиналах. Кроме того, в полуфиналах он столкнулся с первоклассным теннисистом Маратом Сафиным, подвижным россиянином, который во втором раунде разделался с Новаком Джоковичем, посеянным под третьим номером, и прошел на Уимблдонском турнире дальше, чем когда-либо.

Сафин выиграл у Федерера один сет в великолепном финале в Галле в 2005 году. Теперь он впервые вернулся в полуфинал Большого шлема после триумфа в Открытом чемпионате Австралии в январе 2005 года, и казалось, что все было готово для потрясающего соревнования. И все же Федерер разделался с ним за три сета, и это заставило многих засомневаться в том, что Сафин в самом деле верил, что может победить. Этот результат мог подорвать уверенность Сафина на встрече на Открытом чемпионате США 2009 года, в котором Федерер также победил во всех сетах, несмотря на то что Сафин играл очень хорошо. Что еще более важно, эта победа создала Федереру репутацию чемпиона, наконец, заново вошедшего в свою наилучшую форму. Надаль тем временем обыграл Энди Маррея и Райнера Шуттлера, обеспечив третий подряд финал между Федерером и Надалем. Так что Уимблдон получил желанный поединок, тем более что оба игрока, казалось, были в великолепной форме. И мало кто ожидал такой игры, которую продемонстрировали эти двое дождливым воскресеньем 6 июля.

Как уже говорилось, сложно сказать, что делает матч одним из величайших в истории. Высокий уровень игры, несомненно, компонент необходимый, равно как и присутствие как минимум одного великого игрока. Однако между великолепными игроками проходит масса великолепных матчей – их так много, что лишь единицы сохраняются в памяти после того, как исчезают краткосрочные воспоминания.

Обычно в выдающемся матче есть какой-то дополнительный компонент, определенный элемент, повышающий напряжение. Это может быть особая враждебность между игроками или некие внешние обстоятельства, которые вообще не имеют отношения к теннису. Это все неприменимо к Федереру и Надалю: они оба так очаровательны и благородны, пусть каждый по-своему, что их соперничество основано на строгом разграничении между ожесточенным боем на корте и искреннем взаимном уважении, граничащим с дружбой.

В то же время в финале Уимблдона в 2008 году было два дополнительных компонента. Первый – это историческая природа этого события, которое было бы знаменательным вне зависимости от результата. С одной стороны сетки стоял Федерер, который желал стать первым после Уильяма Реншоу в 1887 году, выигравшим шесть титулов Уимблдонского турнира подряд, и превзойти Бьорна Борга, который в 1981 году проиграл восходящей звезде-левше в матче, который мог бы принести ему шестой титул (человека, которому он проиграл, в финале предыдущего года он победил во всех пяти сетах). С другой стороны был Надаль, бесспорный Король глины, который поставил перед собой цель сделать что-то, что по-настоящему впечатлит его соотечественников. А именно: выиграть Уимблдон.

Второй компонент: финал закончился почти в полной темноте. Многие говорят, что самому престижному турниру в календаре мирового тенниса нельзя позволять заканчиваться в такой тьме, и это заслуживающий внимания аргумент. Однако темнота, несомненно, делает матч драматичнее.

В первом сете был продемонстрирован теннис невероятно высокого качества. В предыдущих двух турнирах Надаль раскачивался медленно, но сейчас он так стремительно сорвался с места и выиграл подачу Федерера в третьем гейме, что этого хватило для победы в первом сете. Когда Федерер лидировал со счетом 4–1 во втором, казалось, что они были равны. Однако, когда Надаль выиграл пять геймов подряд, чтобы получить преимущество при счете 6–4, 6–4, перед чемпионом встала трудная задача. Хотя он потом и вступил в долгий обмен мячами, весьма вероятно, что те пять геймов стоили ему матча.

Когда Федерер отставал при счете 0–40 в свою же подачу в третьем сете со счетом 3–3, то возникло впечатление, что Надаль повторяет разгромный матч, прошедший в Париже. Однако чемпион применил некоторые из своих лучших подач как раз тогда, когда они были нужны более всего. Потом у него появился шанс перегруппироваться, поскольку дождь вынудил приостановить матч на восемьдесят минут. Когда он вышел на корт, он выглядел куда более уверенно и позитивно и гораздо лучше сыграл на тай-брейке, переведя матч в четвертый сет.

Надаль поднял свой уровень, и, когда счет был 4–5, 0–30, испанец был всего в двух очках от победы. Федерер преодолел этот шторм лишь затем, чтобы обнаружить, что попал в большую беду, когда Надаль лидировал на тай-брейке со счетом 5–2, опять же ему не хватало всего двух очков для победы. Надаль лидировал, получив два очка в подачу Федерера, но потом он, выглядя странно неуверенным (вероятно, в первый и последний раз в своей карьере), исполнил две свои худшие подачи, позволив Федереру отыграться. Федерер упустил сетбол при счете 6–5, и при 7–6 у Надаля был победный брейк-пойнт. Федерер его спас подачей, которую невозможно было отразить, но потрясающий форхенд дал Федереру второй победный брейк-пойнт, на этот раз при его подаче. Надаль сопроводил свою подачу кроссом, который, казалось, должен был вытеснить Федерера с корта, но он спокойно вернулся на свою позицию и исполнил безупречный бэкхенд, отправив мяч в угол корта Надаля.

«Это был один из первых моих обводящих ударов слева за весь матч, – сказал он впоследствии. – Из-за его форхенда я думал, что все было кончено, так что то, что я его исполнил, породило во мне великолепное ощущение. Я правда думал, что того, что я побеждал пять раз и использовал этот шанс, было достаточно».

Тай-брейк того матча напоминал эпичный тай-брейк Борга – Макинроя в финале 1980 года, – когда Макинрой тоже спас один из шести победных брейк-пойнтов при помощи потрясающего бэкхенда: волна нахлынула и ушла. При счете 9–8 у Федерера был второй сетбол, на этот раз в его подачу, бэкхенд Надаля ушел в аут, а матч дошел до финального сета.

На часах уже было около восьми вечера, небеса были свинцовыми. Появились первые опасения, что в тот день матч не закончится. Когда дождь прервал игру при счете 2–2 в финальном сете, страхи окрепли. Уимблдон отчаянно хотел завершить матч: «третий понедельник» – это кошмар с точки зрения организации и логистики, он ставит под удар блестящий ужин чемпионов воскресным вечером – ведь еще неизвестно, кто станет одним из двух чемпионов в одиночном разряде! Перерыв из-за дождя оказался недолгим: игроки вернулись на корт в двадцать минут девятого, а метеорологи пообещали им сорок пять минут – час сухой погоды и примерно столько же дневного света.

Первый перерыв «на дождь» пошел на пользу Федереру, второй – Надалю. Хотя Федерер подавал первым и поэтому зачастую Надаль был всего в двух очках от поражения, он никогда не выглядел так, будто находился под серьезной угрозой в его подачу, тогда как Федерер, казалось, потерял хватку после триумфа в четвертом сете. При счете 6–6 игроки взглянули на судью, Паскаля Марию, который, в свою очередь, смотрел на главного арбитра Эндрю Джаретта. Был подан знак играть еще два гейма. При счете 7–7 ждали сигнала, чтобы уйти, но им снова подали знак: играть еще два гейма. Надаль тогда выиграл подачу Федерера и, несмотря на то что проиграл первое очко в шестнадцатом гейме, держался и получил свой первый титул Уимблдона, когда Федерер форхендом отправил мяч в сетку.

Телевизионная съемка того матчбола, четвертого матчбола Надаля, не показывает, насколько было темно: камера все «видит» светлее, чем на самом деле. Если Пит Сампрас и победил Пата Рафтера в сумерках в 2000 году, то, по крайней мере, это случилось в относительно ясный вечер, и на часах еще не было девяти. Сейчас вечер был хмурым, а последнее очко было получено в семнадцать минут десятого. Яркость фотовспышек, осветивших, как Надаль в экстазе упал на землю, сопровождавших его, когда он, пошатываясь, шел к своим сопровождающим, а затем под хрупкую крышу комментаторской кабины NBC, чтобы поприветствовать наследного принца Филиппа и принцессу Летисию, когда поднимал свой трофей над головой, доказывает, насколько на самом деле стемнело.

Надаль сам признал это, когда в час дня он пришел, безукоризненно одетый и гладко причесанный, в лондонский отель «Интерконтиненталь» на ужин чемпионов. Его краткую речь венчала фраза: «В конце я вообще ничего не видел!»

Давая комментарии после матча, Федерер согласился с этим, но он был в более трудном положении. Он не мог себе позволить сказать нечто, что можно было бы воспринять как жалобу на условия матча, не мог позволить британским СМИ злорадно написать: «Федерер проиграл в финале и потерял умение достойно проигрывать». Поэтому он отказался давать комментарии о свете на английском, сказав только: «Что я могу сказать? Матч закончен. Какой смысл это обсуждать? Как было, так было». На французском и немецком он был откровеннее: «В конце я едва ли мог видеть, с чем играю. Исход самого важного турнира в мире решался при свете, для игры непригодном».

Федерер считал, что им с Надалем стоило бы вернуться и завершить матч на следующий день. Однако здесь стоит отметить две вещи, которые люди неохотно принимают. Во-первых, на следующий день на Уимблдоне полдня моросило, то есть если бы они остановились на счете 6–6, 7–7 или 8–8, то весь финал турнира все бы смотрели не на корт, а на облака, пытаясь предсказать погоду. И возможно, в несколько разочаровывающих минут поздно днем в понедельник он бы и закончился. Свершившийся финал, несомненно, был лучше, и Эндрю Джарретт принял удачное решение о завершении матча вечером воскресенья. Во-вторых, на протяжении всего матча Надаль определенно был лучше. В первом сете Федерер казался медленным. Казалось, что у него нет ответа на активность Надаля во втором, он упустил несчетное количество брейк-пойнтов, ему даже немного повезло с дождем в третьем сете. Даже после того, как ему удалось оторваться на тай-брейке четвертого сета, он, казалось, так и не использовал этот момент, чтобы надавить на Надаля, и при закате казалось более вероятным, что именно испанец выиграет подачу. Для Федерера триумф заключался лишь в том, что его арьергардные действия почти удались вопреки его общему уровню. Таким образом, хотя способность чемпиона сражаться была достойна восхищения, он не заслуживал победы в этом матче больше Надаля.

В тот день не только был установлен рекорд по длительности матча на Уимблдоне – при продолжительности в четыре часа и сорок восемь минут он более чем на полчаса длиннее финала Макинроя – Коннорса 1982 года. Надаль сделал то, что Федереру не удалось: он победил в Открытом чемпионате Франции и на Уимблдонском турнире в один и тот же год. По сути, он стал первым человеком, которому это удалось после Борга в 1980 году. Это лишний раз свидетельствует о том, что Надаль соответствовал достижениям Борга наравне с Федерером.

Умение принимать поражение с чувством собственного достоинства – особенность характера Федерера. Однако после финала его жесты и тон голоса на пресс-конференции были для него нетипичны. Вначале он был непривычно пренебрежителен и «потеплел» лишь благодаря эффекту очищения в результате разговора о матче. Когда его спросили, что он чувствовал, он ответил: «Ничего. Все закончилось, я мало что чувствую, я расстроен. Это катастрофа, и я не шучу. Я предпочитаю проигрывать так, как в Париже, а не так, как здесь».

Пресса хотела бы знать, считал ли он этот матч величайшим за всю историю. Справедливый вопрос, но подробно отвечать на него Федерер не захотел – по вполне понятным причинам: «Не нам судить, был ли он лучшим за всю историю. Это будут обсуждать фанаты и СМИ. Я счастлив, что мы с Рафа приложили огромные усилия, это была честная борьба, из-за дождя тяжелая. Мы оба играли на пределе до самого конца, но в теннисе не бывает ничьей, должен быть победитель и проигравший».

На самом деле в тот день было два победителя и один проигравший – это не клише или высокопарный слог. Надаль выиграл, Федерер проиграл, а весь теннис, если не весь спорт, победил благодаря чистейшему качеству и драматизму одного из лучших спортивных представлений, когда-либо рожденных теннисом. Федереру можно простить то, что он не разглядел это сразу после поражения. Лишь потом он осознал, насколько особенным был тот день.

В марте 2008 года в его жизни произошло небольшое событие, которое стоит отметить. Некоторые могут сказать, что оно не имеет никакого отношения к его форме – или ее потере – и что это случайная деталь в общей картине карьеры спортсмена. Это был всего лишь переезд, но в этом было нечто большее, чем просто смена одного дома на другой.

Весной 2008 года оказалось, что Федерер больше не живет в Базеле. Эта новость именно «всплыла» – «базельская пресса узнала об этом уже после того, как это произошло, как будто он не хотел, чтобы люди об этом знали, – говорит Бит Каспар из газеты Basler Zeitung. – Можно только предполагать, что он стеснялся».

Было бы несправедливым с ходу делать неверные выводы. Федереру нравится его родной город, и ему там уютно. Слова, сказанные импресарио Роже Бреннвальдом о Бьорне Борге в 70-х, справедливы сегодня и для Федерера: «Роджер Федерер может ходить по центру Базеля без телохранителей. У меня здесь был Борг в 1975 году, когда он был идолом для людей, и он сказал: «Мне нравится приезжать в Базель. Тут я могу свободно ходить по улицам, и меня не будут беспокоить». И я никогда этого не забуду. Можно, будучи мировой звездой, свободно ходить по улицам Швейцарии. Звезды это ценят».

Федерер и Мирка поменяли свою квартиру в Обервиле на дом на берегах Цюрихского озера в Воллерау, в кантоне Швиц. С точки зрения пейзажа тут гораздо живописнее, чем в Базеле, – Швиц находится в самом сердце Швейцарии, это один из четырех кантонов, основанных в 1291 году Гельветической конфедерацией. Вообще название Швейцарии – «Schweiz» в швейцарском диалекте немецкого – происходит от названия кантона Швиц. Пейзаж настолько неправдоподобно живописен, что невольно ждешь, что вот-вот появится счастливая фиолетовая корова, жующая жвачку.

Однако в кантоне Швиц есть кое-что поважнее пейзажа. По сравнению с кантоном Базель-Ланд в нем ниже налоги: по данным 2006 года, налогообложение здесь в целом составляет 68,5 % от среднего показателя Швейцарии, в то время как в Базель-Ланд этот показатель достигает 96,2 %.

С введением новых финансовых регламентов эти цифры, возможно, устарели, но разница между Базель-Ландом и Швицем в этом плане лишь увеличилась. Вычисления, произведенные на основании прибыли в размере десяти миллионов швейцарских франков в год (что намного меньше ежегодной прибыли Федерера), показывают, что счет к уплате налогов жителя Воллерау почти на 50 % меньше, чем у такого же жителя Обервиля. Уровень налогообложения в Швице привлек сюда и других звезд спорта, в частности лучшую теннисистку Швейцарии Патти Шнидер, которая тоже сбежала из Базеля и теперь живет недалеко от Воллерау в деревне Бек.

Переезд в Воллерау дал Федереру больше места для размещения растущей коллекции трофеев. И дополнительное пространство подсказало Федереру использовать возможность, которую ему дал Уимблдон в 2008 году.

Всем чемпионам 2006 года и более ранних лет Уимблдон дарит копии завоеванных трофеев, которые наполовину меньше настоящих. В 2007 году Роджер решил сделать копии в три четверти, так что пятая копия трофея Федерера в два раза больше остальных четырех. Он очень гордится своими результатами на Уимблдоне, и, поскольку это место для него так много значит, в 2008 году он купил более крупные копии трофеев, выигранных им за первые четыре года, чтобы у него был полный комплект. Всеанглийский клуб лаун-тенниса и крокета не любит говорить о деньгах, поэтому неизвестно, сколько Федереру пришлось в итоге отстегнуть, но поскольку копии «выполнены из позолоченного серебра», то они в любом случае обошлись недешево.

Бытовало мнение, что из-за поражения на Уимблдоне Федерер должен был потерять первую позицию в рейтинге. Но этого еще не произошло. В то время как Надаль входил в свою наименее продуктивную часть года – по меньшей мере, так это было в прошлом году, – Федерер возвращался на твердые корты, где он до сих пор был главным претендентом на победу. У него все еще был отрыв в несколько сотен очков.

Но урон, нанесенный Надалем в Париже и Уимблдоне, не мог не оказать длительного эффекта.

Из-за Олимпийских игр два турнира серии «Мастерс» на твердых кортах, в Торонто и Цинциннати, должны были начаться всего через две недели после Уимблдона. Так что ни у Федерера, ни у Надаля не было времени на необходимую им передышку. Но в то время как Надаль оправился, выиграл в Торонто и дошел до полуфиналов Цинциннати, Федерер проиграл свой первый матч в Торонто и второй – в Цинциннати. Он выглядел сломленным.

Проиграв французу Жилю Симону в Торонто после счета 3–1 в последнем сете, Федерер описал поражение как «один из тех матчей, в которых, на мой взгляд, я никогда не должен бы проигрывать». Когда его спросили о тех четырех необязательных ошибках, что он допустил в последнем гейме, то он ответил: «Сейчас все как в тумане».

Когда с сочувствием его спросили: «Кажется, после Уимблдона вы были психологически и физически истощены, не так ли?», он ответил лишь: «Вы бы меня об этом не спросили, если бы я выиграл, не так ли?» И когда журналист спросил: «Считаете ли вы правильным решение Энен Жюстин уйти из тенниса на пике карьеры?» (имея в виду внезапный уход Энен, о котором стало известно двумя месяцами ранее, хотя она была на самой вершине рейтингов), Федерер резко парировал: «Считаю ли правильным? Не сегодня. Спросите меня в другой раз, пожалуйста. Не добивайте меня такими вопросами».

Неделю спустя, с огромным трудом выиграв в Цинциннати у Робби Джинепри, он заговорил о полосе «побед в одном матче». Джинепри подытожил настроение, царившее в раздевалке, сказав, что для игры против Федерера было хорошее время, поскольку «раньше он был чуть увереннее в своем форхенде и мог быстрее выигрывать очки. Теперь он сомневается чаще. Думаю, парни увидели, что он – тоже человек».

Федерер это оставил без комментариев, но через два дня снова проиграл, на этот раз Иво Карловичу на двух тай-брейках.

В то время как Федерер был в ужасной форме, Надаль дошел до полуфиналов, обеспечив себе звание первой ракетки мира. Из-за сложностей в целом логичной 52-недельной рейтинговой системы непосредственное восхождение к вершине запаздывало на две недели. Однако «принц-наследник» взошел на трон, а пребывание Федерера на первом месте закончилось спустя рекордных двести тридцать семь недель.

Пониженный, Федерер был неизменно любезен: «Когда я встал на первое место рейтинга, я сказал, что надеюсь удерживать его до тех пор, пока не появится кто-то еще и не заберет его у меня. Я не хотел его потерять из-за того, что плохо играл. Оно просто ускользнуло к кому-то еще. Я доволен, что Рафа пришлось поработать для того, чтобы его заполучить. Если бы я проиграл в первом раунде в Париже и на Уимблдоне, я не был бы так невозмутим. Но Рафа, несомненно, этого заслуживает».

Интересная ремарка к этому периоду появилась в офисе швейцарской газеты. После Уимблдона спортивный редактор сказал своему давно работающему корреспонденту, что он не пошлет его на Открытый чемпионат США, потому что «с Федерером все кончено». Нет никаких сомнений в том, что свою роль в принятии этого решения сыграли также и финансовые вопросы: доллар укреплялся к швейцарскому франку, мировая экономика готова была содрогнуться. Однако резоны этого решения было легко найти и в спорте.

Упомянутый корреспондент попросил не называть ни его имени, ни название газеты, чтобы избавить своего начальника от стыда. Потому что, сколько бы этот начальник ни сэкономил, он допустил большую ошибку.

Впрочем, в первую пару недель так не казалось. Федерер прогнал мысли о поражении, нанесенном Карловичем в Цинциннати, сказав, что он больше был сосредоточен на двух больших турнирах на твердых кортах, на Олимпийских играх и Открытом чемпионате США, надеясь на то, что хороший результат на одном из них мог бы «спасти» весь его год. Его мотивация в третьей охоте за олимпийской медалью не подвергается сомнениям. А вот в какой он был форме, собираясь на Олимпиаду в Пекин?

Вернувшись на Олимпийские игры в 1980 году, теннис вернул себе престиж, и деньги потекли в казну проектов по развитию тенниса из самых разнообразных источников. Если бы теннис не стал олимпийским видом спорта, то эти средства были бы потрачены на другие виды спорта.

Но что получили Олимпийские игры взамен? Это было не до конца ясно – по крайней мере, до первых дней августа 2008 года.

Когда Федерер и Надаль прибыли в новый международный аэропорт Пекина, то они привлекли к себе всеобщее внимание. Надаль прилетел одновременно с Майклом Фелпсом, американским пловцом, который был сенсацией и до того, как получил в Китае восемь золотых медалей, но именно Надаль притягивал внимание всех. Большинство теннисистов попадали в официальные телевизионные трансляции во время зрелищной церемонии открытия. Громкие теннисные имена повышали авторитет Олимпийских игр как грандиознейшего зрелища с участием величайших звезд спорта.

Федерер давным-давно решил, что во время своих третьих Олимпийских игр он не будет жить в Олимпийской деревне. В Афинах ему так сильно докучали другие спортсмены, желающие с ним сфотографироваться, что он ни минуты не мог остаться в уединении. Впрочем, его номер в пекинском отеле был забронирован еще в 2005 году. Многие критиковали решение Федерера, но два случая показали, что это было правильное решение.

В свой двадцать седьмой день рождения Федерер был удостоен великой чести: он второй раз пронес флаг своей страны на церемонии открытия Олимпийских игр. Он вышел на арену и провел швейцарскую команду по стадиону к ее месту в параде. Едва швейцарцы дошли до своего места, как целая толпа других спортсменов бросилась к Федереру с просьбой сфотографироваться с ними. И Федерер фотографировался, пока церемония позволяла.

Два дня спустя он пошел посетить друзей в Олимпийской деревне. Он сорок пять минут раздавал автографы и фотографировался. Для того, чей роман начался в Олимпийской деревне в Сиднее восемь лет назад, было непросто принять решение не оставаться в деревне в Пекине, но теперь оно казалось полностью оправданным.

На теннисном корте ему повезло с разумной сеткой. Казалось, что самая большая угроза в матче второго раунда исходила от имени соперника: он встретился с Рафаэлем Аревало, четыреста сорок седьмым в рейтинге. Он был первым теннисистом из Сальвадора. Команда поддержки Аревало скандировала: «Вперед, Рафа!», надеясь, видимо, выбить Федерера из колеи. Но Аревало с Надалем и рядом не стоял: Федерер победил теннисиста, получившего уайлд-кард, со счетом 6–2, 6–4.

Затем случилась беда. На пятый день восьмидневного соревнования по теннису Федерер вышел против Джеймса Блейка. Гром, молнии и сильный дождь задержали начало игры на три с половиной часа, и когда он, наконец, начался, Федерер снова выглядел иначе в важнейшие моменты. Блейк великолепно играл, но это был один из таких матчей, которые в предыдущие пять лет Федерер бы победил. Роджер лидировал в начале тай-брейка после второго сета, но, упустив свое преимущество из-за нелепо слабого удара с лета, который, казалось, воплотил его хрупкую уверенность, проиграл в итоге со счетом 6–4, 7–6.

На Олимпийских играх всегда казалось, что его сглазили. Упущенная бронза в Сиднее, поражение в матче против Бердыха в Афинах, а теперь еще и это. Возможно, Федереру не суждено было получить медаль Олимпийских игр – по крайней мере, так казалось в тот вечер четверга. Однако затем его разносторонние навыки принесли ему желанное золото и изменили этот год.

Некоторые теннисисты, специализирующиеся на парном разряде, не любят это признавать, но большинство из них имеют возможность зарабатывать себе на жизнь лишь потому, что ведущие игроки одиночного разряда в парном разряде играют редко. За исключением нескольких прекрасных пар на высочайшем уровне, в особенности близнецов Брайан, лучшие теннисисты-одиночки, выходящие на корт в парном разряде на Кубке Дэвиса, зачастую побеждают теннисистов с высоким рейтингом, но играющих в парном разряде. Состязания же в парном разряде на Олимпийских играх, вероятно, являются самым выдающимся парным турниром в мире тенниса – просто потому, что они привлекают ведущих игроков-одиночек. В Пекине даже было три случая, когда теннисист отказывался от участия в одиночном разряде, чтобы повысить шансы на победу в парном – немыслимая ситуация для обычного турнира!

Федерер мог выбирать из нескольких партнеров: между своим бывшим соседом по квартире Ивом Аллегро и Станисласом Вавринкой, у которого был значительно более высокий рейтинг. Он играл в паре с Аллегро в Афинах и в матчах Кубка Дэвиса. Он всего дважды играл с Вавринкой и оба раза проиграл в первых же раундах. Однако Вавринка переживал лучший год в своей карьере, благодаря нему у Швейцарии было два игрока из десятки лучших теннисистов впервые за всю историю. Поэтому Федерер выбрал Станисласа, или Стэна.

После традиционных побед в первых двух раундах соревнование вдруг стало очень непростым. Партнерам нужно было победить индийцев Махеша Бхупати и Леандера Паеса в четвертьфинале, а затем в тот же день – братьев Брайан. При ярком солнечном свете после обильных дождей они выиграли матч с Бхупати и Паесом со счетом 6–2, 6–4, после чего позволили себе исполнить странный ритуал. Вавринка лег на спину, а Федерер держал над ним руки, как бы грея их над огнем. «Это наша личная шутка, – объяснил Вавринка, – из карточной игры, история огня, история горения. Она сама собой появилась, когда мы одолели лучшую в мире пару».

Она на самом деле родилась после победы над Бхупати и Паесом, но оба игрока, без сомнений, «пылали» в матче против братьев Брайан с их высоким рейтингом. Это был матч, который гарантировал Федереру медаль в случае победы швейцарцев, но, если бы они проиграли, ему бы все равно пришлось выигрывать в плей-офф. И когда у калифорнийских близнецов были брейк-пойнты в первом гейме, то казалось, что противостоять им будет слишком сложно.

Однако у братьев Брайан был только этот шанс. Швейцарцы справились, и после этого ни одна их подача не была проиграна. Они победили со счетом 7–6, 6–4 благодаря взятой подаче Майка Брайана в седьмом гейме второго сета – это была единственная выигранная подача соперника за весь матч.

Потом возникла опасность слишком беззаботно отнестись к финалу. В нижней половине сетки популярные пары постепенно проиграли, оставив ветеранов – шведов Симона Аспелина и Томаса Юханссона – между Федерером и золотом. Счет в матче за золотую медаль был 6–3, 6–4, 6–7, 6–3, и при всем уважении к шведам, которые победили в самом длинном матче из трех сетов, чтобы дойти до финала, в нем выделялась только одна пара. Впрочем, Аспелин с Юханссоном хорошо постарались и выиграли третий сет.

Торжественно поднимался красный флаг с белым крестом. Федерер стоял на пьедестале, слушал национальный гимн Швейцарии. На шее Роджера сияла золотая медаль. Его год был «спасен», все разговоры об «упадке» внезапно заглохли, и не потому, что упадок был надуманным – он был очень даже реальным, – но Федерер заполнил один из зияющих пробелов в своей впечатляющей коллекции титулов.

«Сейчас какой-то невероятный момент, – говорил он, и его голос начал срываться из-за переполнявших его эмоций. – Я так рад разделить эту победу со всеми, кого я очень люблю, с кем мы провели вместе две потрясающие недели. Это очень отличается от всего того, через что мне когда-либо приходилось проходить. Я мог бы отчасти сравнить это с невероятными победами на Кубке Дэвиса, которые у меня были».

В Федерере что-то изменилось, или, по крайней мере, так казалось. Он выиграл желанную олимпийскую медаль, но получил ее не самостоятельно, а с помощью партнера. Это не было Шоу Роджера Федерера при поддержке Станисласа Вавринки. Строго говоря, в финале Стэн играл лучше. В нем была уверенность, которая не выдавала никаких признаков того, что ему было некомфортно в присутствии прославленного партнера. Федерер, казалось, оценил это. «Думаю, я определенно собираюсь участвовать в первом раунде [Кубка Дэвиса] в следующем году», – сказал он СМИ после финала парного разряда. Однако не отсутствие желания, а другие объективные проблемы помешали ему выполнить это обещание.

Командное соревнование помогло Федереру «спасти» свой год, и после этого он пообещал больше внимания уделять команде. Нет никаких сомнений в том, что он тогда на самом деле был полон решимости выполнить это обещание. Однако его действия после Пекина ставят под сомнение достоверность этого заявления.

Спорт полон переломных моментов, и, естественно, теннисному миру не терпелось узнать, станет ли золотая медаль Федерера определяющей для его года. Все оказалось несколько сложнее. Казалось, что людей больше интересовало, изменился ли Федерер как личность, признает ли он, что вышел из резкого пике именно благодаря командной игре – не просто в парном разряде, а в большой команде спортсменов. Изменило ли олимпийское золото его отношение к этике команды?

Открытый чемпионат США свидетельствовал о том, что выдающийся теннисист-одиночка никуда не делся. Во втором раунде он одержал победу со счетом 6–3, 7–5, 6–4 над бразильцем Тьяго Альвесом. Его речь после матча также не свидетельствовала о том, что он перевернул новую страницу. Его спросили о некоторых простых ударах, которые он пропустил, и он ответил: «Ну, думаю, мы поговорим об этом сегодня, и если я получу титул, то вы об этом забудете. Так обычно и бывает».

Титул он получил, и сейчас такие комментарии кажутся оправданными, но в тот день разговор о победе казался надуманным. В тот пятничный вечер там присутствовало множество представителей теннисной прессы (в том числе и тот, кто задал вопрос), и все они были убеждены, что Федерер не хочет признавать очевидное. Он начинал звучать как бывший чемпион, пытающийся убедить самого себя вопреки очевидному, что он все еще может побеждать на крупных турнирах. Приближался матч против Радека Штепанека, одного из теннисистов, победивших его в том году. Казалось, что Федереру предстоит реальная проверка.

Возможно, именно сильный противник помог Федереру сосредоточиться. Что бы он ни заявлял публично, он, должно быть, знал, что не сможет обойти Штепанека, сыграв так же, как против Альвеса. Что бы ни произошло у него в голове и в его лагере, он вышел против талантливого чеха собранным и целеустремленным. Он не только победил со счетом 6–3, 6–3, 6–2, но показал невероятное выступление. Он точно переродился. Там, где в предыдущие месяцы форхенд его подводил, сейчас все работало идеально. Там, где раньше он вяло плелся, чтобы вместо бэкхенда использовать форхенд, сейчас он танцевал, как боксер, создавая впечатление человека, позволяющего своему таланту подавлять соперника. Федерер вернулся.

Нельзя сказать, что он быстро расправился с оставшейся частью турнира. Ему понадобилось пять сетов в условиях сильного ветра, чтобы одолеть Игоря Андреева, чрезвычайно приятного россиянина с мощным форхендом. И лишь однажды, в матче против Жиля Мюллера, где он победил во всех сетах, одна подача была выиграна принимающим. Благодаря этому он прошел в состав полуфиналистов, который включал в себя новую элиту мужского тенниса – Федерер столкнулся с Новаком Джоковичем в нижней половине сетки, а Надаль с восходящей звездой Энди Марреем – в верхней. Казалось, что все шло к первому финалу Федерер – Надаль на твердых кортах турнира Большого шлема.

Федерер сделал свое дело. В тот день, когда из-за надвигающегося урагана игра во Флашинг Медоуз началась непривычно быстро, Роджер отомстил за поражение, нанесенное Джоковичем на Открытом чемпионате Австралии, разгромив серба в четырех сетах. Зрителям победа понравилась: после того как Джокович победил Энди Роддика в четвертьфиналах, получив помощь при травме, его сопровождал гул недовольства с трибун. Маррей сделал всю черную работу за Федерера, победив Надаля в четырех сетах, дойдя до своего первого финала Большого шлема.

Маррей победил Надаля – значит, он мог сравниться с Федерером? Не в этот раз. Маррей еще будет побеждать Федерера в менее крупных матчах, но это был финал Большого шлема, и Федерер, для которого это был семнадцатый финал, мог заставить Маррея заплатить за недостаток опыта. Более того, стиль Надаля доставляет Роджеру проблемы, в особенности то, как этот теннисный левша использует всю ширину корта, равно как и его сильный удар с лета, которому Федереру тяжело противостоять. Маррей, будучи непростым игроком, больше находится в зоне досягаемости Федерера. Швейцарец внезапно стал главным фаворитом.

Используя танцующую работу ног для усиления форхенда, Федерер в начале матча заявил о себе, начав с подачи навылет и выиграв подачу Маррея в шестом и восьмом геймах. Во втором сете ему повезло с решением судьи о касании мячей, и Федерер снова знал, когда использовать свое преимущество, выиграв подачу Маррея в двенадцатом гейме для того, чтобы обогнать того на два сета и выиграть в матче. Свой тринадцатый титул Большого шлема он завоевал со счетом 6–2, 7–5, 6–2, а его торжество в конце имело привкус реабилитации после восьми месяцев, в течение которых люди уже списывали его со счетов.

Он признал роль, которую сыграла его олимпийская золотая медаль в триумфе на Открытом чемпионате США. «Думаю, именно это сыграло решающую роль, – сказал он после победы над Марреем. – Если бы я не играл в парном разряде на Олимпийских играх, я бы приехал сюда с тремя тяжелыми поражениями. Но олимпийская медаль в парном разряде в какой-то мере заставила меня об этом забыть, просто приехать сюда и наслаждаться этим турниром». Он также сказал, что матч с Андреевым был ключевым в этом турнире. Хотя, возможно, он это так и воспринимал, но для наблюдавшего за ним теннисного мира именно матч со Штепанеком вернул его в колею. Именно тогда был подан миру знак, что старый Федерер вернулся.

Был ли это старый Федерер? Титул Открытого чемпионата США, несомненно, был признаком реабилитации, но была ли она полной? В некотором роде так и было. Однако события, которые произойдут четыре месяца спустя, наведут на мысль о том, что и Надаль перешел на иной уровень.

Не стоит придавать слишком большое значение тому, что Федерер выиграл еще всего один турнир за оставшийся 2008 год, закончив год с четырьмя победами на счету (хотя это был его худший результат с 2002 года).

Выиграв третий подряд титул в Базеле, он закончил год с двумя поражениями, нанесенными все более впечатляющим Энди Марреем. В первый раз это произошло в Мадриде, когда он был в отличной форме, а второй – в Шанхае, когда он боролся с травмой спины, которая будет преследовать его вплоть до 2009 года. Оба матча дошли до последних сетов, и их результаты наводили на мысль о том, что Маррей переигрывал Федерера, поскольку уровень шотландца вырос, а уровень Федерера оставался по большей части неизменным. Тяжело в полной мере оценивать победы Маррея, включая еще три в начале 2009 года: мотивация Федерера достигала своего пика на турнирах Большого шлема, где они играли лишь единожды (в финале Открытого чемпионата США). Но казалось, что Маррей начал представлять не меньшую угрозу, чем Надаль.

На закате карьеры, когда его «единственным значительным» титулом был Уимблдонский, Пит Сампрас часто говорил: «Любой год, в который я выиграю крупный турнир, – это хороший год». Федерер не только победил на крупном турнире, но и победил вопреки растущему убеждению, что он, возможно, уже миновал свой максимум. Кроме того, он завоевал золотую медаль – если это плохой год, то многие игроки, даже первые ракетки мира, с радостью бы довольствовались этим. Лишь огромные достижения Федерера 2004–2007 годов позволяют задаваться вопросом, почему год, включающий в себя титул Большого шлема, Олимпийскую золотую медаль, два финала и один полуфинал Большого шлема, должен быть «плохим». Все относительно.

И все же, даже с учетом относительности (Альберт Эйнштейн, помимо прочего, недаром жил в Швейцарии!), доля успешных матчей для Роджера Федерера значительно снизилась в первые восемь месяцев 2008 года. Рассуждения о причинах этого – не просто праздные сплетни в мире тенниса.

Существуют четыре правдоподобные теории.

Первая сводится к тому, что его уровень вовсе не снижался, просто его великолепие выявило лучшее в Рафаэле Надале. Этой теории придерживается бывший швейцарский теннисист, тренер и комментатор Хайнц Гюнтхарт: он считает, что Надаль достиг столь феноменального уровня, что никто в истории тенниса в 2008 году не мог ему соответствовать. В 2009 году стало очевидно, что нагрузки, которым Надаль подвергает свое тело, начали его изматывать: он страдал от серьезного тендинита в обоих коленях, его возвращение замедлило растяжение брюшных мышц, на диагностику которого ушло больше времени, чем предполагалось изначально. Когда в 2010 году на Открытом чемпионате Австралии проблемы с коленями вновь обострились, теннисный мир задавался вопросом: не достиг ли он своего максимума в 2008–2009 годах? Однако он отыгрался, победив в трех крупных турнирах подряд и дополнив свою карьеру в турнирах Большого шлема. И в 2008-м, и в 2010 году Надаль вывел скорость на корте на новые уровни и, демонстрируя потрясающее сочетание силы, отличной формы и тактической грамотности, в полной мере заслуживал того, чтобы его считали лучшим в мире.

Нисколько не умаляя достоинств Надаля, многие считают, что в 2008 году Федерер был медленнее, чем в предыдущие годы. Очевидным объяснением тому – и второй теорией – является его мононуклеоз. Хоть он и отрицал, что испытывал какую-то слабость во время Открытого чемпионата Франции / Уимблдонского турнира / Олимпийских игр, возможно, он все еще страдал от последствий заболевания, которое в большинстве случаев оставляет следы на месяцы, если не на годы. Если согласиться с тем, что мононуклеоз в самом деле на него влиял, пусть даже немного, то его достижения – такие, как попадание в полуфинал Открытого чемпионата Австралии, Монте-Карло, Гамбурга, финалы Открытого чемпионата Франции и Уимблдона, победа на турнире в Эшториле и Галле, – должны считаться поразительными фактами, выгодно дополняющими историю Роджера. Когда Федерера спросили о том, что помогло ему вернуть свою лучшую форму в 2009 году и так ярко сиять на Открытом чемпионате Австралии 2010 года, он ответил, что ключом к этому стало возвращение свободы движений. Это наводит на мысль о том, что причиной его спада в 2007 году послужила именно худшая физическая форма.

Третья теория сводится к тому, что его успех в предыдущих четыре годах означал, что он потерял хватку, снизил уровень конкурентного превосходства, который был у него до того момента. Поэтому он был медленнее на корте и менее уверенно обращался со своим мощным форхендом. Он мог этого не осознавать. Признавая, что это возможно, мы не критикуем Федерера: кто из нас смог бы удерживать один и тот же уровень страсти после таких успехов? Возможно, что Федереру были даже необходимы поражения 2008 года для того, чтобы поднять свою вовлеченнось до прежнего уровня.

Четвертым вариантом является то, что его отвлекали другие вещи. В конце изнурительного 2007 года он использовал межсезонье, чтобы сыграть в трех показательных матчах против Пита Сампраса в Азии. Неправильно было бы критиковать показательные матчи как таковые: они дают игрокам возможность поучаствовать в соревновании, зная, что количество матчей определено заранее и что победа не приведет к перегруженному расписанию. И все же для Федерера было несколько неблагоразумно прерывать свой спокойный сезон ради трех показательных матчей, в которых он ничего не мог получить с точки зрения тенниса, как бы его ни вознаградили в финансовом плане.

Легко обвинить в этом его маркетинговую компанию IMG, равно как и за то, что Федерер все чаще появлялся на гламурных играх. Однако тем самым мы бы недооценили то, насколько Федерер сам контролирует свои дела. Какова бы ни была причина, но именно он принял эти приглашения и никогда не делал вид, что его уговаривали. Он даже принял приглашение еще на три показательных матча в конце 2008 года, два из которых были против Джеймса Блейка в Азии, а в третьем он вместе с Бьорном Боргом играл в парном разряде.

Много говорилось о том, что и в его личной жизни что-то шло не так и что это отнимало его энергию и концентрацию в 2008 году. Большая часть слухов касалась его отношений с Миркой Вавринец – теория заключалась в том, что Федерер вступил в эти отношения в девятнадцать лет, что, возможно, сейчас у них разные приоритеты в жизни. То, что они ревностно ограждали свою личную жизнь от вмешательства извне, то, что близкие к Федереру люди не говорят с прессой, только подогревало эти слухи. В марте 2009 года слухи были публично опровергнуты: они объявили о беременности Мирки и поженились 11 апреля, проведя маленькую и тайную (эту тайну отлично удалось сохранить) свадебную церемонию в Базеле. Федерер всегда весьма трогательно говорил о том, как много для него значила возможность назвать Мирку своей женой и что отныне она хотела, чтобы ее называли Миркой Федерер – как в личных, так и в публичных целях. Те, кто видел их в комнатах отдыха для игроков, говорят, что редко они открыто высказывают несогласие, как часто они воркуют друг с другом. Возможно, те, кто видел, что Роджер становится общительнее, когда Мирки нет рядом, просто делали неправильные выводы: все мы ведем себя несколько иначе, когда нашего партнера нет поблизости. Какова бы ни была действительность за закрытыми дверями частной жизни мистера и миссис Федерер, мысль о том, что там были какие-то проблемы, которые привели к тому, что в 2008 году он потерял форму, можно смело отметать.

В конце концов, его победа на Открытом чемпионате США 2008 года и исторические победы на «Ролан Гаррос» и Уимблдонском турнире в 2009 году развеяли все слухи. Ухудшение его формы в 2008 году было именно временным явлением, а не началом угасания. Поэтому наиболее вероятное объяснение заключается в сочетании второй и третьей теорий: Федерер был более медленным и вялым в своих движениях в совокупности с потерей некоторой доли своего духа соперничества. И то и другое вернулось в 2009 году, на что потребовалось лишь какое-то время.

Ожидания на турнире Большого шлема редко сосредоточивались на четырех игроках в той же степени, как на Открытом чемпионате Австралии 2009 года. На событии, известном тем, что финалистом, если не чемпионом, стал теннисист, от которого этого не ожидали, все ставки в мужском одиночном разряде были сделаны на Надаля, Федерера, Джоковича и Маррея. Во всяком случае, Маррей был фаворитом после блестящей второй половины 2008 года и победы на двух турнирах в начале января 2009 года: Открытом чемпионате Катара и показательном матче в Абу-Даби. И на обоих присутствовали Надаль с Федерером.

Однако Маррей пал в четвертом раунде в Мельбурне, проиграв открытию тех двух недель – Фернандо Вердаско. Джокович проиграл в четвертьфинале Энди Роддику. Этот результат объяснялся как физической слабостью Джоковича (или, возможно, тем, что он о ней слишком часто и много думал), так и тому, что Роддик вернул себе великолепную форму. Тем временем Федерер показал выдающееся выступление против Марата Сафина в третьем раунде, был беспощаден в четвертьфинале против Хуана Мартина дель Потро и просто оказался слишком хорош для Роддика в полуфинале. На пути к финалу он оступился лишь однажды, проиграв два первых сета в матче против Томаша Бердыха в четвертом раунде. Однако он отыгрался, одержав свою четвертую победу после двух проигранных сетов в своей карьере.

Надаль в полной мере выглядел лучшим в мире в верхней половине сетки, и великие соперники встретились в своем первом матче после эпичного финала Уимблдонского турнира семью месяцами ранее. Опрос игроков, бывших теннисистов и журналистов показал, что большинство ожидало, что Федерер победит. Турнир отчаянно желал увидеть хорошее соревнование после женского финала, который закончился с грустным счетом 6–0, 6–3, когда Серена Уильямс разгромила Динару Сафину за каких-то пятьдесят девять минут.

Надаль и Федерер компенсировали женский финал и с точки зрения времени, и с точки зрения качества игры – но результат стал сокрушительным ударом для Федерера. Нет ничего постыдного в том, чтобы проиграть в матче из пяти сетов, особенно такому теннисисту, как Надаль. Однако именно то, как Федерер проиграл, нанесло ему такое потрясение. В первом сете он лидировал со счетом 4–2, а затем проиграл две из своих трех подач, проиграв весь сет. У него было шесть брейк-пойнтов в последовательных подачах Надаля при счете 4–4 и 5–5 в третьем сете, но так же, как и в прошлых финалах, он просто не смог их реализовать. И после длительного обмена ударами во втором и четвертом сетах в пятом он пал. Его бэкхенд подвел его, а Надаль выиграл в матче, длившемся четыре часа и двадцать три минуты, со счетом 7–5, 3–6, 7–6, 3–6, 6–2.

Он дал справедливую оценку: «У него было много шансов, но он их упустил» и «он не очень хорошо подавал». Однако психологический удар Федереру нанесло и то, что судьба изначально ему благоволила. В предыдущих двух матчах он выиграл во всех сетах, тогда как полуфинал Надаля вечером в пятницу длился рекордных пять часов и четырнадцать минут, и играл он против Вердаско. Хотя Надаль всегда казался более сильным теннисистом, у Федерера был превосходный шанс на то, что у испанца кончатся силы после того, что ему пришлось так много играть в предыдущие два дня. Надаль хорошо играл, но это было далеко не лучшее его выступление, и он тоже мог бы сыграть лучше.

На следующее утро первая полоса мельбурнской ежедневной газеты The Age гласила: «Король больше не властвует над кортом. Да здравствует король». Еще одна австралийская газета, The Australian, развила метафору в своей истории на первой странице, где присутствовала строка: «королевство Федерера распадается – медленно, но верно».

Радио– и телекомментаторы были до того пренебрежительны, что использовали такие фразы, как «эпоха Федерера закончилась» и «кажется, что лучший шанс на победу будет у Федерера, если Надаль упадет и сломает лодыжку».

Стоит ли говорить, что журналисты и комментаторы склонны преувеличивать? Исторический анализ бесполезен в разгар момента. В конце концов, если Федерер смог заставить первую ракетку мира играть в пяти сетах в четвертом финале Большого шлема подряд, едва ли это является признаком того, что его карьера окончена. Открытый чемпионат Австралии 2009 года показал, что Федерер, без сомнения, стал второй ракеткой мира. Он все еще был в авангарде группы, стремившейся получить это звание и возглавляемой Джоковичем и Марреем. Однако он уже отставал от бесспорно лучшего теннисиста мира – Рафаэля Надаля.

Тогда он об этом не говорил, но его беспокоила спина. Проблема, которая была у него в Шанхае, по большей части исчезла, но он все еще об этом думал. «Я не помню, на самом ли деле меня беспокоила спина, – сказал он год спустя, – но я волновался, что это может вернуться, и играл с долей сомнения».

Когда Федерер взошел на пьедестал на арене Рода Лейвера, чтобы получить свой серебряный трофей, снова произошло то, что австралийцы с характерным юмором и недостатком чуткости называют «включением водопровода». Когда стало понятно, что тепло оваций для него не стихает, он, запинаясь, произнес в микрофон: «Боже, меня это убивает», и ведущий церемонии увел его, чтобы Роджер мог «успокоиться», прежде чем произнести речь несколько минут спустя.

Так же как и тремя годами ранее, когда он расплакался на пьедестале, не совсем понятно, что заставило эмоции разыграться. Возможно, это как-то связано с присутствием пяти легенд тенниса. На сороковую годовщину турнира Большого шлема на арене Рода Лейвера теннисная ассоциация Австралии пригласила на финал самого Лейвера, а также четырех человек, которых он победил в финалах 1969 года, – Андреса Химено, Кена Розуолла, Джона Ньюкомба и Тони Роча.

Федерера всегда трогало присутствие великих имен. Теплые овации также могли сыграть свою роль, равно как и тот факт, что Федерер всегда по-особенному относился к Австралии, что обусловлено ролью Питера Картера в его жизни. Наконец, Федерер такое значение придает дисциплине, что стоит дать слабину, как его эмоции порой прорываются, когда он меньше всего этого хочет.

Позже, в том же году, Федерер уже перестал обращать внимание на слезы, и в первую годовщину именно он утешал готового расплакаться Энди Маррея, который чувствовал, что, проиграв Федереру в финале 2010 года, подвел британскую публику, которая возлагала на него слишком много надежд. «Я плачу после проигрышей с пяти лет, – сказал Федерер, – для меня было нормально плакать после поражения в финале Большого шлема, но вокруг этого поднимается такой шум, который я не понимал. Меня убивало то, что мне нужно было говорить, а я плакал. Я имел в виду: «Я бы хотел перестать плакать, говорить нормально и предоставить Рафа сцену, которую он заслуживает». Меньше всего я хотел, чтобы люди расстраивались из-за меня. Жаль, что я не победил, но я должен был принять – и я принял это без проблем, – что в тот день Рафа был лучше». Федерер также объяснил, что атмосфера на Открытом чемпионате Австралии неизменно вызывает слезы, поскольку на нем во время церемоний меньше шума по сравнению с другими мероприятиями, и это создает более душевную атмосферу.

Сейчас это все кажется логичным. Однако, возможно, для слез была и другая причина – тень страха, осознания того, что эпоха его превосходства могла закончиться. То, что он проиграл Надалю в финале Уимблдона, можно было бы списать на слабое начало года и мононуклеоз. Он реабилитировался в финале Открытого чемпионата США. Однако было убедительное доказательство того, что Федерера превзошел его главный соперник и что его максимальных возможностей было уже недостаточно для того, чтобы победить кого угодно по другую сторону сетки. И вероятность того, что он останется лишь с тринадцатью титулами Большого шлема, остановится всего в одном титуле от рекорда Пита Сампраса, завоевавшего четырнадцать титулов, стала пугающе реальной.

Не стоит придавать слишком большого значения тому, в какой форме был Федерер в туре АТР, – на протяжении нескольких лет он считал своим приоритетом крупные турниры и первое место в рейтинге. Было весьма и весьма интересно, как же он оправится от поражения на Открытом чемпионате Австралии. Он сделал спину предлогом, чтобы отказаться от участия в следующих двух турнирах, турнире в Дубае и его хваленом возвращении в первый турнир Кубка Дэвиса, тогда как главной причиной было его беспокойство в связи с беременностью Мирки.

Есть и те, кто предпочитает считать, что Федерер никогда и не собирался участвовать в тех турнирах. И если бы на месте этих турниров был Открытый чемпионат Франции и Уимблдон, то его отношение могло бы быть совсем другим. В то же время первые тринадцать недель беременности неизменно вызывают разнообразные и искренние беспокойства, а спина – штука странная: сейчас с ней все в порядке, а через мгновение она причиняет страшную боль. Вне зависимости от того, насколько спина в самом деле беспокоила Роджера, пауза в пять недель означала, что он был в отличной форме к моменту возвращения в тур в начале марта в Индиан-Уэллс.

Там он дошел до полуфинала, так же как и на последующем мероприятии серии «Мастерс» в Майами. Проиграв Энди Маррею в Индиан-Уэллс, он встретился в Майами с Джоковичем, а победителю предстояло играть с Марреем в финале. Выиграв первый сет, Федерер потерялся во втором, а когда начался третий, казалось, наступил важнейший момент для всего теннисного мира. Несомненно, он был очень напряженным и для Федерера: после того как он упустил свою подачу в начале третьего сета, на глазах у всех зрителей и телевидении со всего мира он швырнул ракетку на бетонный корт. Благодаря своей уникальности, это зрелище попало в заголовки газет, и в течение нескольких недель этот момент был одним из самых популярных видео на YouTube.

Федерер отказался обсуждать этот случай после матча, который он проиграл со счетом 3–6, 6–2, 6–3 благодаря одной той проигранной подаче в последнем сете. Он сказал только то, что сломал ракетку и «был доволен», – странный и несвойственный ему способ оправдать этот случай. Казалось, он хотел списать это на небольшое отклонение от обычного поведения, но теннисный мир углядел в этом намного больше. С учетом того, как влиял на него Надаль, легко увидеть в этом еще один шаг по пути медленного, но неумолимого угасания его удачи на корте.

Еще древнегреческий драматург Еврипид заметил, что «кого Юпитер хочет погубить, того лишает разума». Боги тенниса, казалось, сводили Федерера с ума, оставив его с тринадцатью титулами Большого шлема, когда силы начали его покидать.