Обсидиановая бабочка Гамильтон Лорел
Эдуард приблизил к нему лицо почти вплотную.
- Ты хотел, чтобы тебя спасли от монстра?
Райкер кивнул, сглотнул кровь и закашлялся.
- Я тебя спасу от монстра. Я тебя от всего спасу.
И он застрелил Райкера в голову из девятимиллиметровой "беретты", которую отобрал обратно у мертвого Забияки. Мои пистолеты все еще где-то шлялись вместе с Микки.
Эдуард пощупал у Райкера пульс и не нашел его. Поднял глаза на меня.
Я всегда думала, что Эдуард убивает хладнокровно, но сейчас в этой младенческой голубизне читалась резкая, горячая ярость, как лесной пожар, который еле-еле удается сдерживать. Он по-прежнему собой владел, но впервые я подумала, не подошел ли он сейчас к той точке, где может потерять над собой контроль. Холодным и собранным можно оставаться только тогда, когда тебе безразлично. А Питер и Бекки не были безразличны для Эдуарда. Они и Донна. Его семья.
Он велел мне перезарядить автомат. Я послушалась. Если Эдуард говорит, что я расстреляла почти весь магазин за несколько секунд, значит, так и есть. И еще я взяла у мертвеца запасную обойму и сунула в сумку.
Эдуард направился к двери, и я пошла за ним. Раньше я думала, что ничего нет страшнее Эдуарда в моменты его величайшего хладнокровия. Я ошибалась - куда страшнее Эдуард, защищающий свою семью.
Глава 59
Несколько часов спустя (хотя по моим часам прошло всего тридцать минут), я распласталась у стены, прижимаясь как можно ниже, чтобы не попасть под выстрел. Я знала, что изначально мы намеревались спасти детей и все еще собирались это сделать, но сейчас главной моей задачей было не схлопотать пулю. Этого плана я придерживалась уже минут пять. Раньше я слыхала выражение насчет града пуль, но никогда не понимала, что оно значит на самом деле. Как будто сам воздух движется и плещет и наперчен мелкими юркими предметами, вгрызающимися в каменную стену и оставляющими в ней дыры. Два автомата с той стороны коридора прижимали нас к земле перекрестным огнем. Никогда в меня раньше не стреляли из автоматов. Это произвело на меня такое впечатление, что я ничего в эти пять минут не делала, только прижималась к стене и держала голову вниз.
Потайная панель была именно там, где сказал Райкер. Часового с той стороны Эдуард снял ножом - быстро, тихо и умело. Еще двоих мы убили, пока Саймон и его команда, или ее остатки, не обнаружили нас и не начали отбиваться. Я думала, что умею убивать. Я думала, что умею вести перестрелку. Оказалось, что я ошибалась. Если это перестрелка, то я раньше ни в одной не была. Я стреляла, в меня стреляли, но это бывало один на один, с полуавтоматическими пистолетами. Сейчас пули визжали вокруг меня, создавая почти неумолчный шум и сотрясение. И я никак не намеревалась высовываться.
Чистое везение, что меня до сих пор не подстрелили. Единственное, что я правильно делала и что повышало мои шансы, - это использование каждого сволочного дюйма этого гадского укрытия. Единственным утешением моей внезапно открывшейся трусости было присутствие рядом Эдуарда, хотя он время от времени высовывался из-за угла и давал короткую очередь по прижавшим нас стрелкам.
Он потянулся вперед, огибая меня и стреляя. Я ощутила вибрацию автомата у тела, дрожь рук Эдуарда. Он дернулся назад, под прикрытие стены, и новый всплеск пуль загремел рядом. Эдуард протянул руку, и я сунула ему очередную обойму из сумочки, чувствуя себя при этом операционной сестрой.
Поближе наклонившись к Эдуарду, я прокричала ему в ухо:
- Хочешь мой жилет? Мне он не нужен.
- У меня есть жилет.
Двойка любезно оставил жилет Эдуарда в кабинете.
- Можешь мой надеть на голову.
Он даже улыбнулся, будто я пошутила. Потом жестом попросил меня отойти - молчаливое обоюдное признание, что от меня пользы мало - и занял мое место возле угла стены, а я распласталась по стене там, где стоял он. Эдуард лег на живот, стреляя из-за угла. Секунда у него ушла, чтобы высунуться, выстрелить и спрятаться, но я успела заметить краешек чьей-то головы, выглянувшей с лестницы прямо над нами. Голова тут же спряталась.
Я хотела толкнуть Эдуарда и сообщить, что у нас компания, но тут что-то прилетело по воздуху. Что-то маленькое и круглое. Я уже стояла на коленях (автомат болтался на шее), схватила этот предмет и швырнула его обратно вверх раньше, чем в мозгу успело оформиться слово "граната". Тут же я рухнула обратно на пол, стукнув Эдуарда по ноге, и раздался взрыв. Мир затрясся, и лестница рухнула дождем камней и пыли. Камни застучали по рукам, которыми я закрыла голову. Если бы сейчас бандиты рванули к нам через холл, подумалось мне, от меня мало было бы толку, и тогда я приподняла голову, чтобы посмотреть, что делает Эдуард.
Он закрывал голову одной рукой, но все еще выглядывал из-за угла, держа автомат в другой руке. Конечно, Эдуарда ничто не заставит забыть о противнике, и уж точно не такая мелочь, как взрыв гранаты или рухнувший потолок.
Постепенно наступала тишина с потрескиванием и стонами камней. В воздухе повисло легкое облако пыли. Я хотела откашляться, и вдруг рука Эдуарда зажала мне рот. Как он узнал?
Он едва заметно покачал головой.
До меня дошло, что он просит меня соблюдать тишину, но зачем - я не знала. Да мне и не надо было знать.
Мы лежали тихо, и тишина стала нарастать. Наконец я услышала первый звук шагов по коридору. Я напряглась, и рука Эдуарда легла мне на плечо. Легче, говорил он, легче. Я как можно тише сглотнула слюну и попыталась расслабиться. С тишиной у меня получалось. Расслабиться - никак.
Движения были крадущиеся, очень тихие. Кто-то подбирался к нам по коридору. Проверять, взорвались мы или нет. Мы притворялись, что да, но как только этот тип сюда доберется, начнется свистопляска. Этого мы еще можем убить, но в конце коридора есть еще один. Если у него не кончатся патроны, он вполне удержит коридор. Сам он к нам не пойдет, а нам надо в тот конец коридора. Там в камерах сидят Питер и Бекки. У бандитов преимущество, потому что нам надо двигаться вперед, а им - только удерживать позицию.
Правда, один из них идет к нам.
Эдуард показал жестами, чтобы я продвинулась и легла. Я поняла, что он просит меня притвориться мертвой, но на таком расстоянии от стены начинается уже зона поражения. Если они начнут стрелять, даже просто по земле, в меня могут попасть. Но... Я поползла вперед, очень, очень тщательно следя, чтобы не царапнуть сумкой или оружием по полу, чтобы не покатился камешек. Когда я оглянулась, я уже была дальше, чем мне казалось, и Эдуард кивнул. Я легла на пол и застыла - лицом вниз, потому что не была уверена в своих актерских способностях. Волосы упали на лицо, и я не стала их убирать - так проще подглядывать. Автомат я из руки не выпустила, но Эдуард помотал головой. Я его отпустила, отодвинула руку и притворилась мертвой. Если Эдуард ошибся в расчетах, притворяться мне придется недолго. Схватить оружие я не успею. Как только этот тип выйдет из-за угла, все кончится.
Я напрягала слух, чтобы уловить движение. Но слышала в основном грохот собственного сердца. Этот человек, кто бы он ни был, шел еще тише, чем раньше. Может, он струсил. Может, он вообще не шел сюда, и сейчас снова начнется стрельба. Мне приходилось сдерживаться, чтобы не двинуться, не шевельнуться, не дышать слишком заметно. Я заставляла себя расслабиться, лежа на полу, и это почти получилось, когда я уловила движение в коридоре. На таком расстоянии от Эдуарда я лучше видела, что там делается. А вдруг они увидят блеск глаз сквозь волосы? Я осторожно вдохнула, закрыла глаза и задержала дыхание. Либо Эдуард его убьет, либо он убьет меня. Я надеюсь на Эдуарда. Надеюсь. Надеюсь.
Тихий шорох, шорох одежды. Резкий выдох. Ничего не слышно с того конца коридора. Тишина такая, что страшно, но если бы победа осталась не за Эдуардом, сейчас бы началась стрельба. Я чуть приоткрыла глаза, потом открыла совсем, потому что Эдуард уже обыскивал тело Микки.
Наверное, не я одна решила, что тишина затянулась слишком надолго, потому что раздался мужской голос:
- Микки, что там?
Эдуард ответил, но не своим голосом. Имитация не была совершенной, но вполне сносной.
- Все чисто.
- Код? - спросил тот же человек, голоса я не узнала. Кто-то из людей Саймона, которых мы еще не видели.
Эдуард глянул на меня и покачал головой. Я не знала, что значит "код", но явно Эдуард не мог его подделать, потому что ответил:
- Кончай там фигней заниматься и помоги мне обыскать трупы.
Ответом на это были выстрелы. Я уже и без того прижалась как можно ниже, но постаралась прижаться еще. Пули хлестали по стене надо мной, и только одно не давало мне завопить - гордость.
Эдуард сделал резкое движение, и я увидела, чего он хочет. Когда выстрелы стихли, я по-пластунски поползла к стене. И уже почти добралась, когда снова раздалась очередь. Я застыла, ткнувшись лицом в землю. Огонь стих, и я привалилась спиной к стене по другую сторону тела Микки от Эдуарда.
Мои пистолеты все еще были у Микки. Я их забрала.
Эдуард держал в руке банку, подозрительно похожую на зажигательную гранату из моей сумки, хотя без камуфляжа под лак для волос. Я вытаращила глаза. Эдуард мотнул головой, будто прочитав мои мысли, и губами произнес:
- Дым.
Ага.
Он перегнулся через тело, и я подалась ему навстречу. Он шепнул:
- Прикрой меня, пока я буду ее бросать; Потом по-пластунски по коридору. Если кого-то сквозь дым увидишь - стреляй.
Он снова выпрямился, вытащил чеку дымовой гранаты и встал у стены, все еще прикрываясь ею.
Я подползла к нему, цепляясь за стену и его ноги, крепко сжимая автомат. Сердце колотилось уже не в горле, а в голове, пытаясь выскочить. Я успела только подумать: "Ура, голова прошла", как Эдуард тихо сказал:
- Давай.
Я высунулась из-за угла, держа палец на крючке и поливая пулями коридор. Эдуард бросил дымовую гранату и отдернулся назад, и я вместе с ним. Белый дым заполнил коридор. Я бросилась на пузо, ожидая, пока дым до меня дойдет. Эдуард показал, что пойдет с другой стороны, а мне жестом велел двигаться вперед. Сам он пополз и почти сразу исчез в густом дыму. Дым был горький, будто горящую вату пропитали какой-то дрянью.
Я поползла, оставляя стену слева, выставив перед собой автомат. За пояс джинсов спереди у меня сейчас были заткнуты два пистолета, и это не слишком удобно для ползания, но ни за что на свете я сейчас не стала бы останавливаться и их перекладывать. Сумка на спине была как набитый рюкзак. Мир сузился до густого клубящегося дыма, ощущения пола под руками и ногами, прикосновения стены к левому локтю, когда я подбиралась слишком близко. Была только я, ползущая по коридору, пытающаяся что-нибудь разглядеть в облачной массе.
Ничего не шевелилось, кроме меня.
Пули разорвали дым, и так близко, что я даже видела вспышки из дула. Я была почти рядом, а он стрелял на уровне груди. Я находилась на уровне лодыжек и смотрела на него снизу вверх, видя теневой силуэт, в который я и пустила очередь. Тень дернулась. Я перекатилась набок, поливая огнем все тело, все еще опасаясь встать или даже приподняться, пока не убедилась, что отстреливаться он уже не будет.
Он свалился на колени, и вдруг его лицо выглянуло из дыма. Я почти в упор выстрелила ему в грудь, и он завалился на спину, пропадая в дыму, будто упал в облака. Я осталась лежать и сообразила, что мне видны его ноги. На уровне пола дым уже почти исчез - одна из многих причин, по которой Эдуард велел ползти.
- Это я, - сказал Эдуард раньше, чем выполз из дыма.
Разумно было с его стороны меня предупредить - палец у меня оставался на спуске, и я стала понимать, как иногда в боевой ситуации можно случайно подстрелить друга, если не поостеречься.
Он прополз вперед, и дым уже настолько рассеялся, что я увидела, как он щупает пульс упавшему.
- Оставайся здесь, - сказал он и исчез в остатках дыма.
Это мне не понравилось, но я осталась на полу возле убитого мною человека и стала ждать. Нравится мне или нет, а мы сейчас ведем бой такого типа, в котором я почти ничего не понимаю. Как-то я попала в другую жизнь Эдуарда, и он здесь лучше меня умел оставаться в живых. Так что я буду делать то, что мне говорят. Практически у меня это единственная надежда выбраться живой.
Эдуард вернулся - шагая, а не ползком. Наверное, хороший признак.
- Здесь чисто, но ненадолго. - В руках у него были ключи, взятые у Райкера. - Пошли.
Он отпер камеру, где должен был находиться Питер, и, не успев даже распахнуть дверь, пошел к той камере, где была Бекки. Очевидно, Питера вывожу я. Припав на колено, я распахнула дверь так, что она дошла до стены. Никто за ней не прячется. Если бы кто-то в камере был, то выстрел бы пришелся, наверное, мне выше головы. Стоя на коленях, я куда ниже среднего роста. Но с первого же взгляда камера оказалась пуста, если не считать лежащего на узкой койке Питера.
Я задумалась на миг, закрыть ли дверь, рискуя, что кто-то меня запрет, или оставить открытой и тогда сквозь нее меня могли застрелить. Я не стала запираться - не потому, что этот вариант был лучше, но просто мне не хотелось находиться за закрытой дверью камеры. Частично клаустрофобия, а частично память о многих случаях, когда меня запирали разные твари, желающие меня сожрать. Иногда мне кажется, что это несколько усилило у меня клаустрофобию.
Кадры на черно-белом мониторе были страшные, а в натуре - еще страшнее. Питер весь свернулся в клубок, насколько это было возможно. Руки у него были связаны за спиной, связанные лодыжки подтянуты к голому заду. Штаны и трусы болтались у колен, и обнаженная белая плоть казалась невероятно беззащитной. Оставляя его так, она хотела его унизить. Повязка так и осталась на глазах яркой цветной полосой поверх черных волос. Рот измазан пересохшей кровью, нижняя губа распухла, синяки начинали наливаться на лице как мерзкая помада от слишком усердных поцелуев.
Я и не пыталась сохранить спокойствие, главное, надо было поспешить. Он услышал мои шаги и стал что-то говорить сквозь кляп, и это было понятно.
- Не надо, пожалуйста, не надо, пожалуйста, - повторял он снова и снова, и голос у него сорвался - не сломался, как у подростка, а сорвался от страха.
- Питер, это я.
Он меня не слышал, повторяя все те же слова.
Я тронула его за плечо, и он завопил.
- Питер, это я, Анита.
Кажется, он на миг перестал дышать.
- Анита?
- Да, я пришла тебя вытащить.
Он заплакал, худые плечи затряслись. Я вытащила один из ножей Ножа и, осторожно подцепив веревку у запястий, дернула вверх. На острейшем лезвии шнур развалился без усилий. Я попыталась снять с него повязку, но она была слишком тугой.
- Сейчас я срежу тебе с глаз повязку, Питер. Не шевелись.
Он стал медленнее дышать, замер, когда я всунула клинок между тканью и его головой. Ткань резать оказалось труднее, чем веревку, потому что она была ближе к коже, и лезвие находилось не под тем углом. Но в конце концов клинок прорезал материю, и повязка упала. Мелькнула красная полоса там, где повязка вдавилась в кожу, и Питер бросился ко мне, обнял меня. Я тоже его обняла, держа нож в руке.
Он шепнул:
- Она сказала, что отрежет мне все, когда вернется.
Он больше не заплакал - сдержался. Я погладила его свободной рукой по спине. Хотела его успокоить, но надо было выбираться.
- Она тебя больше не тронет, Питер. Я обещаю. Но надо отсюда уходить.
Я освободилась от его отчаянно вцепившихся рук, чтобы видеть его лицо, и он видел мое. Его лицо я взяла в ладони, аккуратно отведя нож в сторону. Заглянула ему в глаза. Они были расширены от шока, но тут я сейчас мало что могла сделать.
- Питер, пора идти. Тед забирает Бекки, и мы уходим.
Может быть, дело было в имени сестры, но он моргнул и кивнул слегка.
- Я в порядке, - сказал он, и это была самая лучшая ложь за всю эту ночь.
Я сделала вид, что верю, и сказала:
- Тогда хорошо.
И потянулась к веревкам у его лодыжек. Мне пришлось встать для этого. Он был достаточно высок - или я достаточно низкого роста. Обняв меня, он повернулся лицом и только сейчас вдруг сообразил, что он голый. Питер схватился за штаны и трусы, пока я пыталась разрезать веревку у него на щиколотках.
Мне пришлось убрать нож:
- Если не будешь стоять тихо, я тебя могу порезать.
- Я хочу одеться, - сказал он.
Я встала в ногах кровати:
- Ладно, оденься.
- Только не смотрите.
- Я не смотрю.
- Нет, вы на меня смотрите.
- Да нет, я не на тебя смотрю...
Но я не могла ему этого объяснить и потому отвернулась к двери.
- Теперь можно смотреть.
Он уже оделся и застегнулся, и дикий ужас у него в глазах слегка ослаб. Я разрезала ему веревку, зачехлила нож и помогла Питеру встать. Он выдернулся из моих рук и чуть не упал, потому что слишком долго пролежал со связанными ногами и чувствительность еще не вернулась. Только с моей помощью он устоял.
- Сначала придется походить за ручку, а потом уже бегать, - сказала я.
Он позволил мне поддержать его по дороге к двери, но очень старался на меня не смотреть. Первой его реакцией была благодарность спасенного ребенка, который хочет за кого-нибудь ухватиться, но следующая реакция принадлежала человеку более старшему. Ему было неловко. Он стыдился того, что случилось, и того, наверное, что я его видела голым. Ему было четырнадцать - грань между детством и взрослостью. Пожалуй, он выходил из этой камеры, став намного старше.
Эдуард встретил нас на полпути с Бекки на руках. У нее был вид бледный и больной. На лице уже наливались синяки. Но мне захотелось заплакать, когда я глянула на ее ручку, которую я держала всего пару дней назад, когда мы с Эдуардом ее качали. Три пальчика уродливо торчали под неестественными углами. Они распухли, кожа потеряла цвет. На такой ранней стадии это значило, что переломы серьезные и легко не заживут.
- Анита, и ты пришла меня спасать.
Голос девочки был тоненький и высокий, и у меня перехватило горло.
- Да, детка, и я тоже пришла.
Питер с Эдуардом переглянулись. Эдуард первым протянул руку - очень недалеко, потому что держал Бекки. Питер схватил его руку и обнял их обоих. Он дотронулся до пальчиков Бекки, и слезы покатились по его лицу, но всхлипов не было слышно - только слезы. Если их не видеть, то не узнаешь, что он плачет.
- Она поправится, - сказал Эдуард.
Питер посмотрел на него, будто не веря, но очень желая верить. Он шагнул в сторону, вытер руками слезы.
- Можно мне пистолет?
Я открыла рот, чтобы сказать нет, но первым заговорил Эдуард.
- Анита, дай ему свой "файрстар".
- Ты шутишь.
- Пусть стреляет. Он справится.
Я уже какое-то время привыкла выполнять приказы Эдуарда. Обычно он был прав, но...
- Если нас завалят, пусть он будет вооружен.
Эдуард посмотрел на меня, и мне этого взгляда хватило. Он не хотел, чтобы Питер и Бекки снова были захвачены. Если у Питера в руке будет пистолет, его убьют, а не будут пытать. Эдуард решил, если случится худшее, как мальчику уходить. И прости меня Бог, я с ним согласилась.
Я вытащила из-за пояса пистолет.
- А почему "файрстар"?
- Рукоять меньше.
Я отдала оружие Питеру, чувствуя себя кем-то вроде совратительницы малолетних или развратительницы.
- С патроном в зарядной камере в него входит девять. Сейчас в нем восемь. Предохранитель здесь.
Он взял пистолет и выбросил из него обойму проверить, хотя сделал это несколько смущенно.
- Тед говорит, что всегда надо проверять, заряжен или нет.
Он снова защелкнул обойму и дослал патрон в камеру. Пистолет был готов к стрельбе.
- Постарайся никого из нас не застрелить, - попросила я.
- Не застрелю. - Он защелкнул предохранитель.
Я посмотрела ему в глаза и поверила.
- Я домой хочу, - сказала Бекки.
- Мы скоро будем дома, детка, - ответил Эдуард.
Он пошел впереди, держа Бекки на руках. Питер шел следом, я замыкающей. Не хотела никого лишать боевого духа, но я знала, что мы еще далеко не выбрались. Еще есть Саймон и его ребята, которых надо пройти, не говоря уже о Гарольде, Тритоне и местных парнях. А где Рассел и Аманда? Вот на встречу с ними до ухода я очень надеялась. Питеру я обещала, что она его больше не тронет, а я всегда держу слово.
Глава 60
Коридор выходил в широкое открытое пространство. Эдуард остановился, мы с Питером тоже. Бекки несли на руках, так что у нее выбора не было. Я поглядывала назад и ждала, чтобы Эдуард решил, что делать. Насколько широко это открытое пространство, я не видела, но, наверное, достаточно, чтобы Эдуард колебался нас туда выводить. Наконец он двинулся вперед, огибая стену слева. Когда я увидела все помещение, я поняла, почему он колебался. Дело не в открытом широком пространстве. Было еще три туннеля, уводящих вправо, темные пасти, где могло затаиться все что угодно - например, Саймон и остальные его люди. Но было и четвертое отверстие с уходящей вверх лестницей. А вверх нам и надо.
Я шла, прижимаясь спиной к стене, стараясь видеть и холл, по которому мы идем, и туннели справа. Лестницей пусть занимается Эдуард.
Она была узкой, и два худых человека могли бы с трудом идти по ней рядом. Она уходила винтом вверх и под конец загибалась под углом, оставляя непросматриваемый закуток. Я поглядывала назад, так как знала, что, если противник появится одновременно и сверху, и снизу, нам конец. Идеальное место для засады.
Питер ощутил напряжение, наверное, потому что пододвинулся ближе к Эдуарду, почти вплотную. Мы уже прошли примерно три четверти пути до того слепого угла, когда Эдуард замедлил шаг, разглядывая ступени. Питер, не среагировав, шагнул вперед. Эдуард оттолкнул его плечом назад и уронил Бекки на ступени, придержав за здоровую руку, чтобы она не грохнулась. Если бы он ее просто уронил, может быть, успел бы уйти и сам, но это стоило ему той самой необходимой секунды.
Что-то мелькнуло, и я увидела торчащий из спины Эдуарда деревянный кол. Бросилась было к нему, но Эдуард приказал:
- Вверх по лестнице! Перебить там всех!
Я не стала задавать вопросов. Последние несколько ступеней я пролетела на полной скорости и бросилась за угол, перекатываясь набок, стреляя в коридор, еще не видя, во что стреляю.
Гарольд, Рассел, Тритон и Аманда бежали по лестнице сверху. Я перенесла огонь на них, целясь в середину тела, и трое мужчин упали, но Аманда повернулась и бросилась за угол, откуда они появились. Я удостоверилась, выстрелив в их тела, что мужчины не встанут, потом поднялась и побежала за ней. Прижалась за углом, выглянула. Лестница была пуста. Мать ее так! Я не рискнула ее преследовать, оставив Эдуарда одного с детьми.
Возвращаясь, я поскользнулась на крови и хлопнулась на задницу, угодив локтем в тело Гарольда. Тело захрипело.
Я приставила ствол к его груди, и у него задрожали и открылись веки.
- Не успел поставить засаду. Саймон с меня голову снимет.
По голосу было слышно, что ему больно.
- Вряд ли тебе придется держать ответ перед Саймоном, Гарольд. Ты его не скоро увидишь.
- Я не одобрял похищения детей.
- Но ты ему не помешал.
Он сделал вдох - и это тоже было больно.
- Саймон кого-то вызвал по радио. Сказал, что облажался и чтобы они приезжали подбирать концы. Я думаю, они нас всех убьют.
Он открыл рот, и я думала, что он собирается ответить, но испустил только долгий последний вздох. Я пощупала пульс на шее - не бьется. Я и так знала, что он мертв, но все-таки проверить надо. Рассела и Тритона я тоже на всякий случая проверила - мертвы. Все оружие я оставила на месте, потому что больше мне было не утащить.
Подбираясь туда, где остался Эдуард, я услышала голоса. Блин, этого не хватало! Потом один голос показался мне знакомым. Олаф.
Олаф и Бернардо склонились над Эдуардом. Питер сидел на ступеньках и держал плачущую Бекки. Сам он не плакал. Он смотрел на Эдуарда, и лицо его было белым, как в шоке.
Первым меня заметил Бернардо.
- Убиты?
Я кивнула:
- Рассел, Тритон и Гарольд. Аманде удалось уйти. Питер глянул на меня, и глаза его были огромные и темные на невероятно бледном лице. Выделялись избитые губы, будто грим, слишком яркие для настоящих.
Эдуард тихо простонал, и Питер обернулся на звук.
- Прости меня, Тед! Прости!
- Все путем, Пит. Просто в следующий раз следи за мной получше.
Голос его был напряжен, но Питер, кажется, поверил про следующий раз. А я пока еще не знала.
Олаф и Бернардо повернули его так, что стал виден заостренный конец кола, торчащий из груди. Сверху, около левого плеча. Сердце не задето, иначе он сейчас был бы мертв, но могло задеть сердечную сумку, и тогда кровь заполнит ее прямо у нас на глазах. А могло вообще не зацепить сердца. И настолько высоко, что даже легкие могло не задеть. Могло.
- Как ты узнал, что они там? - спросила я.
- Услышал, - ответил он, и голос у него был такой же сдавленный от боли, как у Гарольда.
Вдруг мне стало холодно, очень холодно, и не от температуры воздуха. Я было склонилась к Эдуарду, но он велел:
- Следи, чтобы к нам сзади не подобрались.
Я встала, прислонилась спиной к стене и стала глядеть то вверх, то вниз по лестнице. Но мои глаза то и дело обращались к Эдуарду. Рана смертельна? Господи, только бы не это. Дело не только в Эдуарде. Еще Питер. Если Эдуард умрет, Питер будет винить себя. Ему и без того уже досталось, такой вины ему не вынести.
- Дай свою футболку, - сказал Олаф.
Я посмотрела на него.
- Надо замотать рану так, чтобы кол не двигался. Здесь его нельзя удалять, слишком близко он к сердцу. Надо в больницу.
Я согласилась.
- Присмотрите кто-нибудь за лестницей, пока я ее сниму.
Бернардо занял мое место у стены. Из гипса у него торчал нож, похожий на наконечник копья. И он был красен от крови.
Я сняла футболку и протянула Олафу. Он уже сам разделся до кевларового жилета и заматывал рану своей рубашкой.
- Моя футболка нужна? - спросил Питер.
- Да, - ответил Олаф.
Питер осторожно сдвинул Бекки у себя на руках и стал снимать футболку. Торс у него был тощий и бледный. В рост он уже ударился, но все остальное отставало. Кусками футболки Бернардо Олаф закреплял импровизированную перевязку. Рана выглядела ужасно, но не очень кровоточила. Я не знала, хороший это признак или плохой.
- Вторую половину этой засады мы перехватили по дороге к лестнице, - сказал Бернардо.
- Я и удивилась, почему их было так мало. - Тут я вспомнила слова Гарольда. - Гарольд перед смертью сказал, что Саймон кого-то вызвал. Сообщил, что он облажался и чтобы приезжали подобрать концы. Я правильно поняла, что это значит?
Эдуард посмотрел на меня, пока Олаф прибинтовывал ему левую руку потуже, чтобы ее движение не воткнуло кол в какой-нибудь важный орган.
- Они убьют всех, кого найдут. - Голос его был почти нормален, только с небольшим придыханием. - Сожгут дом до головешек. Может быть, даже землю посолят.
Я решила, что это он уже заговаривается в бреду, но с Эдуардом никогда не знаешь наверняка.
Олаф поднял Эдуарда на ноги, но слишком велика была разница в росте. Эдуард не мог обнимать его рукой за плечи.
- Бернардо тебе поможет.
- Нет, Анита справится.
Олаф открыл рот, наверное, хотел поспорить, но Эдуард сказал:
- У Бернардо только одна рука действует. Она ему нужна для стрельбы.
Олаф сжал губы в тонкую линию, но передал мне Эдуарда. Эдуард обнял меня за плечи, я его - левой рукой за талию. Пару шагов мы попробовали пройти - получается.
Впереди шел Олаф, следом я с Эдуардом, потом Питер, в которого грустной обезьянкой вцепилась Бекки. Бернардо шел замыкающим. Олаф на ходу глянул на мертвые тела и спросил, не оборачиваясь:
- Твоя работа?
- Ага.
Обычно я добавила бы что-нибудь вроде "ты что, еще кого-то здесь видел?", но сейчас я слишком волновалась из-за Эдуарда, чтобы тратить силы. У него по лицу тек пот, будто очень много сил уходило на ходьбу. Беда в том, что если понести его способом пожарника, то пошевелится кол, а если его кто-то и мог бы нести на руках, то только Олаф, но тогда он не смог бы стрелять. Его пистолет нам нужен.
- Как ты, Эдуард? - спросила я.
Он сглотнул слюну и ответил:
- Нормально.
Я ему не поверила, но приставать не стала. Вряд ли может быть что-то лучше.
Эдуард попытался повернуться и что-то сказать детям, и мне пришлось повернуться с ним.
- Питер, закрои Бекки глаза.
Питер уткнул лицо сестренки себе в плечо и прижал рукой. "Файрстайра" у него в руке не было. Мне хотелось знать, куда он его пристроил, но это было не настолько важно сейчас, чтобы спрашивать.
Мы снова развернулись с Эдуардом и пошли вперед вверх по лестнице. Олаф был уже почти за следующим поворотом и вдруг остановился, глядя на ступени. Я застыла и сказала:
- Никому не двигаться.
- Западня? - спросил Эдуард.