Обсидиановая бабочка Гамильтон Лорел
Я пододвинула стул к кровати и села, изучая лицо Эдуарда. Оно было все еще бледным, но снова он выглядел как Эдуард. То же холодное безразличие в его глазах, когда его никто не видит, кроме меня.
- В чем дело? - спросил он.
- Дело не в том, что ты чуть не умер? - ответила я.
- Нет.
Я улыбнулась, но он не ответил на улыбку.
- Бернардо приходил меня навестить, а Олафа не было, - сказал он.
Тут я поняла, что он думал, будто я ждала, чтобы ему сказать.
- Ты думаешь, что я убила Олафа, и ждала, пока смогу дать тебе тот же выбор, что ты давал мне после гибели Харли? - Я засмеялась. - Ну, Эдуард, ты и даешь!
- Ты его не убила?
Просто видно было, как отпустило его напряжение.
- Нет, я его не убила.
Он сумел улыбнуться еле заметно.
- Это не был бы тот же выбор. Но если бы ты убила Олафа, ты бы не захотела снова быть у меня в долгу.
- Ты боялся, что я буду настаивать и потребую перестрелки по типу "Кораля ОК"?
- Да, - сказал он.
- Я думала, ты хочешь узнать, кто из нас стреляет лучше.
- Там, на лестнице, я считал, что умираю. И мог думать только об одном: Питер и Бекки погибнут вместе со мной. Бернардо и Олаф оставались, а ты ушла вверх по лестнице и не возвращалась. Когда ты вышла из-за угла, я знал, что дети спасены. Я знал, что ты ради них рискнешь жизнью. Бернардо и Олаф тоже попробовали бы, но для них это не было бы самым главным. А для тебя - я знал - будет. И когда я там отключился, я уже не волновался. Я знал, что ты все сделаешь правильно.
- Что ты хочешь сказать, Эдуард?
- То, что, если бы ты убила Олафа, я бы тебе это простил, потому что Питер и Бекки значат для меня больше.
Я вынула из кармана письмо Олафа и подала Эдуарду. Он прочел его, и ничего не шевельнулось в его глазах. Никакой реакции.
- Такого человека надежно иметь за спиной, Анита.
- Ты мне предлагаешь начать встречаться с Олафом?
Он чуть не рассмеялся.
- Да нет, блин, нет! Держись от него как можно дальше. Если он приедет в Сент-Луис, убей его. Не жди, пока он этого заслужит, - просто убей.
- Я думала, он твой друг.
- Не друг, а деловой партнер. Это не то же самое.
- Я согласна, что кто-то должен убить Олафа, но почему вдруг у тебя такая убежденность? Ты достаточно ему доверял, чтобы позвать в свой город.
- У Олафа никогда не было подруги. Были шлюхи и были жертвы. Может быть, это истинная любовь, но я боюсь, если он появится и увидит, что ты не девушка его мечты серийного убийцы, он озвереет. А смотреть, какой он в озверевшем виде, не стоит, Анита. Действительно не стоит.
- Ты меня пугаешь, что он приедет на меня охотиться?
- Если он покажется у тебя в городе, сообщи мне.
- Сообщу, - кивнула я. И у меня были еще вопросы. - В доме Райкера вдруг обнаружилась какая-то непонятная утечка газа, и он взлетел в царствие небесное. Ни уцелевших, ни тел, никаких следов, что мы там что-то натворили или люди Райкера что-то натворили. Это работа Ван Клифа?
- Не лично его, - сказал Эдуард.
- Ты знаешь мой следующий вопрос, правда?
- Знаю, - ответил он.
- И ты мне ничего не расскажешь?
- Не могу, Анита. Одно из условий ухода - никогда не говорить об этом ни с кем. Если я его нарушу, за мной придут.
- Я никому не скажу.
Он покачал головой:
- Анита, поверь мне. Неведение - благо.
- Как-то это чертовски злит, такое неведение.
Он улыбнулся.
- Я знаю. Мне очень жаль, Анита.
- Черта с два. Ты любишь хранить тайны.
- Но не эту, - сказал он.
И что-то похожее на печаль было в его глазах. Впервые до меня дошло, что он когда-то был добрее, мягче. Он не родился таким. Он был сделан таким, как чудовище Франкенштейна.
- Значит, ответов не будет?
- Нет.
Мы переглянулись, но нетерпения не было ни в ком из нас.
- О'кей, - сказала я.
- Что о'кей? - спросил он.
Я пожала плечами:
- Ты не хочешь говорить о своей биографии - ладно. Ответь на другой вопрос: ты собираешься жениться на Донне?
- Если я скажу "да", что ты сделаешь?
Я вздохнула.
- Когда я сюда приехала, я готова была тебя убить, чтобы защитить их. Но что есть любовь, Эдуард? Ты готов отдать свою жизнь за этих ребят. И за Донну тоже. Она убеждена, что ты - мужчина ее мечты. Отличная актерская игра. Бекки рассказала ей, что ты сделал - что сделали мы. Питер подтвердил. Так что в каком-то смысле все они трое знают, кто ты и что ты. Донне это не мешает.
Я замолчала.
- Так в этих словах где-то был ответ на мой вопрос? - спросил он.
- Я ничего не сделаю, Эдуард. Ты готов умереть за них. Если это не любовь, то что-то так на нее похожее, что я не вижу разницы.
Он кивнул:
- Приятно знать, что ты меня благословляешь.
- Ничего подобного, - возразила я. - Но не мне бросать камни в твою личную жизнь. Так что поступай как хочешь.
- Так и сделаю.
- Питер не сказал Донне, что с ним случилось. Ему нужно бы по этому поводу к психотерапевту.
- А почему ты ей не сказала?
- Это не моя тайна. К тому же ты - его будущий отчим, и ты в курсе. Я верю, что ты поступишь как надо, Эдуард. Если он не хочет, чтобы Донна знала, ты найдешь, как это обойти.
- Ты говоришь так, будто я - отец Питера, - сказал Эдуард.
- Ты хорошо видел, что Питер сделал с Амандой? - спросила я.
- Достаточно.
- Он разрядил в нее всю обойму. Превратил ее лицо в лапшу. И вид у него был... - Я покачала головой. - Он больше твой сын, чем Донны. И таков он с тех пор, как в восемь лет пристрелил убийцу своего отца.
- Ты думаешь, что он такой, как я?
- Как мы, - поправила я. - Как мы. Я не знаю, можно ли восстановить что-то, разрушенное так рано. Я не психиатр, лечение людей - не моя специальность.
- И не моя тоже, - сказал он.
- Я никогда не думала, что ты жалеешь о частицах своей личности, которые отдал, чтобы стать тем, кто ты есть. Но когда я увидела тебя с Донной, Питером и Бекки, я увидела в тебе сожаление. Тебе интересно, какова была бы твоя жизнь, не встреть ты Ван Клифа или кто там был первый из них.
Он посмотрел на меня холодными глазами:
- У меня много времени ушло, чтобы понять, что я нашел в Донне. Как ты узнала?
Я пожала плечами:
- Может быть, я то же нашла в Рамиресе.
- Для тебя еще не поздно, Анита.
- Слишком поздно уже для белого штакетника в моей жизни, Эдуард. Может быть, я что-нибудь еще придумаю, но не это. Слишком поздно.
- Ты думаешь, у нас с Донной ничего не выйдет, - сказал он.
Я покачала головой:
- Я не знаю. Для себя я знаю, что у меня не вышло бы. Я не могу тягаться с тобой по актерскому мастерству. Тот, с кем я буду, должен знать, кто я, и не тешить себя иллюзиями, иначе ничего не выйдет.
- Ты уже решила, с каким монстром строить свою жизнь?
- Нет, но знаю, что не смогу все время от них прятаться. Это то же самое, что прятаться от себя, от того, кем я стала. Этого я больше делать не собираюсь.
- И ты считаешь, что я убегаю от себя, когда иду к Донне.
- Нет, я думаю, ты всегда принимал монструозную часть своей личности. Ты впервые узнаешь, что не все, что ты хотел убить в себе, мертво. Донна взывает к той твоей сути, которую ты уже не считал живой.
- Да, - сказал он. - А что для тебя значат Ричард и Жан-Клод?
- Я не знаю, но сейчас самое время это выяснить.
Он улыбнулся, и это не была счастливая улыбка.
- Что ж, удачи тебе.
- И тебе тоже, - ответила я.
- Нам обоим она понадобится, - сказал он.
Я бы рада была поспорить, но он был прав.
Итцпапалотль я все же позвонила перед отъездом. Она была разочарована, что я не явилась лично, но не разгневана. Наверное, она понимала, почему я не хочу снова пожимать ей руку. Пятьдесят лет подряд она убивала любого миньона любого вампира-соперника, а у меня она волоса на голове не тронула. Наверное, ее интересовал секрет триумвирата, и она хотела его заполучить, но не это меня спасло. Она подстроила так, чтобы я убила Супруга Красной Жены. Она дала мне силу и привлечь его, и устоять против его чар. Я была ее наживкой и ее оружием. Теперь этот другой бог мертв, и я покидала ее территорию, пока она не решила, что я исчерпала свою полезность.
Она распространила приглашение и на моего Мастера.
- У нас с твоим Мастером найдется много тем для обсуждения.
Я ответила, что передам приглашение. Передать-то я передам, но раньше ад замерзнет, чем Жан-Клод согласится встретиться с Итцпапалотль. Может быть, Эдуард прав, и мы с Ричардом могли бы пережить смерть Жан-Клода. Но пережить его смерть и пережить то, что может сотворить с ним Итцпапалотль, - это две очень, очень разные вещи.
Есть много гораздо более простых способов убить Жан-Клода. Куда менее рискованных для Ричарда и для меня. И я знаю, что именно этого хотел бы от меня Эдуард. И многие мои друзья проголосовали бы за это, но право президентского вето у меня, а я не хочу его смерти. Чего я хочу, я не очень понимаю, но пусть он будет существовать, чтобы я могла решить.
Я возвращаюсь домой, я встречусь с друзьями, которых уже месяцами не видела. Да, Ронни встречается с лучшим другом Ричарда. Ну и что? Мы с ней все равно можем оставаться друзьями. У Кэтрин уже два года длится медовый месяц - это уже не повод отказываться от визитов к ней. Наверное, мне просто неуютно видеть, насколько она счастлива с мужчиной, который кажется мне очень ординарным и слегка скучным. Но Кэтрин при нем сияет. А я при своих двух мужчинах последнее время если и сияла, то редко и тускло.
И я начну снова видеться с вервольфами стаи Ричарда и вампирами Жан-Клода. Сначала восстановить дружеские связи, и если все будет нормально, тогда буду видеться с мальчиками. План осторожный, если не трусливый, но более оригинального мне не придумать. Ладно, это лучший и для меня приемлемый. Если честно, я нисколько не приблизилась к решению своих любовных проблем, чем была год назад, когда порвала с обоими. Те немногие случаи, когда я отступала от обета целомудрия, не в счет, потому что я все равно стараюсь с мальчиками не видеться. Сейчас я больше не собираюсь их избегать.
Мне хочется точно знать, чего же я хочу. Как только я пойму, чего я хочу и кого я хочу, встанет следующий вопрос: могу я получить, кого хочу, или проигравший обрушит своды дома на нас, и мы окажемся в кровавых развалинах. Я бы сказала, вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов, но Ричард и Жан-Клод для меня гораздо дороже. Может быть, Рамирес прав. Может, если бы я действительно кого-то из них любила, и вопросов никаких не было бы. Или Рамирес сам понятия не имеет, о чем говорит.
Эдуард любит Донну, и Питера, и Бекки. Они все дружно ходят к психотерапевту, но Питер, я думаю, все же не говорит правду о том, что там случилось. Если врать врачу, хорошего лечения не будет. Однако я думаю, что Питер в смысле психотерапии рассчитывает на Эдуарда. Страшненькая мысль.
Эдуард любит Донну. А я - люблю Ричарда? Да. А я люблю Жан-Клода? Может быть. Так если для Ричарда "да", а для Жан-Клода - "может быть", почему у меня нет ответа? Потому что, быть может (вот именно - быть может), настоящего ответа вообще нет. Беспокоит меня мысль, что, если я приму наконец решение, тут же начну горевать по тому, кто ушел. Когда-то я боялась, что, если выберу Ричарда, Жан-Клод убьет его, чтобы мною не делиться. И странно, что вампир готов делиться, а Ричард - нет. Может быть, Жан-Клод больше любит мощь триумвирата, чем меня, а может, Ричард просто ревнив. Я бы точно не стала делить никого из них ни с одной женщиной - будем честны перед собой. Поэтому я снова задаюсь тем же вопросом; так кто из них - любовь моей жизни? Может, у меня ее вообще нет. Может, это вообще не любовь. Но если это не любовь, так что же это?
Самой хотелось бы знать.