Книга ужасов (сборник) Кинг Стивен

– Мне было всего четырнадцать, когда я в первый раз… – начинает он, но она опускает влажный палец на его губы, заставляя замолчать.

– Это неважно. Ни для меня, ни для кого-либо еще. – И тогда он садится на край кровати и смотрит, как она раздевается. Она худенькая – но не настолько, как ему казалось, – с маленькой грудью и плоским животом. Волосы на лобке такие же черные, как и на голове, и образуют внизу живота букву V. Она аккуратно складывает свою выцветшую, истрепанную дорогой одежду, что удивляет его больше, чем красный треугольник, вытатуированный между лопатками. Он спрашивает, что обозначает рисунок, и она говорит, что это старый алхимический символ огня, хотя он также может значить и многое другое. Он спрашивает, где она его сделала, и она честно отвечает, что не помнит.

– Но это было очень давно, – говорит она и начинает его раздевать. Стягивает через голову футболку, расстегивает пряжку ремня, и тогда Билли берет все в свои руки. Кровать мягка и прохладна, белые простыни пахнут тяжелым фруктовым запахом кондиционера для белья. Когда он целует ее, на его губах остается привкус пепла, но он ничего не говорит. Она забирается на него, и он легко в нее проникает. Он кончает почти сразу, но ее это не волнует, она шепчет успокаивающие слова в его левое ухо и с силой трется своими бедрами о его. Ему приходит в голову, что все это сон, потому что все вокруг слишком нереально. Многие годы единственным способом снять напряжение были собственные руки и тюбик увлажняющего геля. Слова, которые она шепчет ему, вспыхивают в сознании так ярко, что он не уверен, что не видит их сквозь сомкнутые веки. Она скачет на нем, ее зубы и язык, слюна и нёбо отдают пеплом, как и видения, которые льются с ее губ – ослепительные, изысканные призраки огненных катастроф. Он снова кончает. Он распахивает глаза и хватает ртом воздух; она улыбается и целует его.

– Закрой глаза, – говорит она тоном, в котором почти сквозит злоба. – Держи их закрытыми. Зажмурься так крепко, как только сможешь.

Билли слушается, и он понимает сейчас, что яркие видения – не столько то, что она хочет ему показать, но то, что ему нужно увидеть.

– Хороший мальчик, – шепчет она и кладет ладони на его голову. Они любили друг друга в таком темпе и с такой силой, что позже в своем блокнотике, служившем ему дневником, он напишет: «Это был жесткий секс. Мне казалось, что она чуть ли не насилует меня. Но это не было изнасилованием». А еще он опишет, насколько тихой она была, как раздражающе тихи были ее оргазмы. Но в основном он будет писать об огнях.

Он напишет: «Я думаю, она была уроженкой Гавайских островов. Она была гавайской женщиной, а ее прапрапрабабушка занималась любовью с богиней Пеле».

Она скачет на нем, и языки пламени пляшут у него в голове, лижут изнутри его веки и дешевые обои комнаты в мотеле.

– Это мой подарок, – шепчет она, – единственный подарок, который я могу сделать.

На мгновение перед его глазами мелькает другая летняя ночь, 18 июля, за тысячу девятьсот сорок пять лет до того дня, как он увидел ее на обочине федеральной магистрали в Айове. Он стоит на римской улице, рядом со скоплением лавок неподалеку от Большого Цирка. С полнолуния прошло две ночи, и огонь уже разгорелся. Он будет гореть шесть дней и семь ночей; Нерон обвинит христиан в поджоге.

Билли чувствует ее ладони, ее короткие ногти впиваются ему в голову, возможно оставляя кровавые царапины. Но он не открывает глаз и не просит остановиться.

Мгновения проходят, унося столетие за столетием, Рим исчезает, и он оказывается на берегу реки Сумидо, перед разделенным на кастовые кварталы японским городом Эдо. 2 марта 1657 года, ураганной силы ветер с северо-запада раздувает пожирающее город пламя. Бамбук все еще сухой после прошлогодней засухи. Но Билли почти не чувствует ветра, тот едва касается его. Небо над головой заволокло дымом, подсвеченным пламенем, его серо-черные клубы будто бы сошли со страниц книг Данте или Мильтона. В следующие три дня погибнет больше ста тысяч человек.

Вот он сидит в окружении множества людей под куполом цирка братьев Ринглинг, Барнума и Бейли. Это влажный июльский день 1944 года, и высоко над его головой летающие акробаты Валленда только-только начали свое представление с трапецией. В течение нескольких секунд шатер загорится. Материя пропитана смесью парафина и неэтилированного бензина, чтобы сделать ее водоотталкивающей. Меньше чем за восемь минут весь шатер будет объят пламенем, и тающий парафин напалмом обрушится на головы семи тысяч человек, пытающихся спастись от огня. Под конец Билли кажется, что он слышит крики диких животных, но нет, говорит она, нет, это голоса людей. В тот день не погибла ни одна из хищных кошек, ни один слон или верблюд.

– Хватит, – говорит он и попадает в другой день. На этот раз не слишком далеко. Совсем недалеко. Всего один год. Это 6 августа 1945 года, Хиросима. Каким-то образом Билли не испаряется, когда атомная бомба «Малыш» разрывается в шестистах метрах над его головой. Следующая за взрывом волна огня превращает песок и стекло в пузырящиеся густые лужи, и все вспыхивает. От некоторых из ста тысяч погибших остались лишь тени на мостах и стенах зданий. Но были и те, от кого осталось еще меньше.

И уже неважно, как много раз он отчаянно просит ее прекратить. Он умоляет, он кричит, всхлипывает, но катастрофы, которые он видит с закрытыми глазами, продолжают сменять одна другую.

– Я была там. Во время каждой из них. Я храню эти воспоминания, и это мой дар тебе.

18 апреля 1906 года более трех тысяч людей погибают в результате землетрясения и последовавшей за ним огненной бури в Сан-Франциско.

Дрезден, Германия, несколько минут пополуночи 14 февраля 1945 года, в день Святого Покаяния; сотни английских бомбардировщиков сбрасывают сотни тонн взрывчатки и зажигательных снарядов на седьмой по величине город гитлеровской Германии. Билли вместе с шестью тысячами человек прячется в одном из крупнейших бомбоубежищ под центральной железнодорожной станцией. Почти все вскоре будут мертвы. К восходу большая часть города окажется во власти огня, температура которого достигнет двух тысяч семисот градусов по Фаренгейту. Он смотрит, не в силах отвернуться, и знает, что женщина, называющая себя Айден, находится неподалеку. Он слышит, как она вслух читает слова, которые выживший в этом аду однажды напишет на бумаге:

– Мы видели ужасные вещи. Обугленные тела взрослых, куски рук и ног, мертвецы, целые семьи, сгоревшие заживо, обожженные люди, бегущие кудато, переполненные беженцами вагоны, мертвые спасатели и солдаты. Многие ходили по городу и звали своих детей и родных; и огонь, везде огонь, и горячий ветер гнал людей обратно в горящие дома, из которых они пытались выбраться.

– Я не знаю, зачем ты мне это показываешь, – говорит он, пытаясь перекричать какофонию взрывов и крика.

– Нет, – шепчет она, и он отчетливо слышит ее, – ты прекрасно знаешь почему.

За этим следуют и другие картины: пожары, которым нет числа. Потом он попытается все записать. Поджог в Атланте, совершенный по приказу генерала Федерации Уильяма Текумсе Шермана. 8 октября 1871 года, когда одновременно с Чикаго сгорели Пештиго в Висконсине, Холланд, Манисти и Порт-Гурон в Мичигане. В Чикао погибли сотни людей, а в Пештиго мужчины и женщины, пытавшиеся спастись в воде, сварились заживо. Огненная буря образовала торнадо, поднимавшее в воздух дома и грузовики как раскаленные игрушки.

– Открой глаза, – говорит она, и он открывает. Вокруг него только убогая комната мотеля, бормотание телевизора и голая девушка, обхватившая его бедрами. Он всхлипывает, и она разглядывает его, как какое-то потустороннее явление, которое никогда не получится по-настоящему понять. Она слезает с него, и Билли, плача, садится на край кровати. Проходит почти пятнадцать минут, прежде чем он что-либо говорит:

– Я больше не буду. Я обещаю. Я, черт меня побери, никогда не буду этого делать, никогда.

Она смеется, и ее смех звучит как пар, вырывающийся из прорванной трубы. Смех, как раскат грома, как удар молнии, нашедший свою цель.

– Я пришла не для того, чтобы остановить тебя, Билли. Я пришла удостовериться, что ты никогда не остановишься.

У него во рту привкус пепла, и когда он моргает и протирает глаза, в воздухе продолжают дрожать триллионы огней, сверкающих на фоне задымленных небес.

– Я не думала, что мне придется объяснять эту часть, – произносит она, вспоминая всех, кто в самом конце падал перед ней на колени и умолял продолжить.

– Когда это случилось в первый раз, мне было всего четырнадцать, – говорит он.

– Я знаю. Думаю, ты неплохо справился. Тебе предстоит совершить множество великих дел перед тем, как ты умрешь.

Она одевается и, держа туфли в руке, босиком выходит из комнаты, оставляя его одного. Женщина, которая больше не называет себя Айден, женщина, которая не знает, как, где, почему или даже когда это началось, идет вдоль стоянки. Она минует его машину, и самодельная бомба в алюминиевом чехле надежно закреплена под запасным колесом. Она будет в Су-Сити, когда бомба сработает, конечно же. Но прямо сейчас ей необходимо пройтись. Восточный горизонт окрасился в оттенки розового и фиолетового, мир встречает новый день. Подойдя к выезду на федеральную трассу, она начинает рассказывать себе новую историю, историю о птице феникс, которая, возможно, была ее матерью. Как она помогла великой птице построить гнездо из ладана и веток мирры. И как она подожгла это гнездо….

Кэтлин Р. Кирнан – автор нескольких романов, в том числе «Низкая красная луна», «Дочь Псов», «Красное дерево», которые были номинированы на премию Ширли Джексона и Всемирную премию фэнтези. Ее роман «Утонувшая девушка: воспоминания» вышел в издательстве «Пингвин».
Начиная с 2000-х годов ее странные мрачные и причудливые рассказы выходили в нескольких сборниках: «Истории боли и удивления», «С далеких странных берегов», «Алебастр», «Чарльзу Форту с любовью», «Слово “пришелец” начинается с буквы “п”» и «Окаменевшая скрипка». Журнал «Субтеррениен пресс» недавно опубликовал ретроспективу ее ранних работ: «Два мира и то, что между ними: Лучшее от Кэтлин Кирнан» (том первый).
Кирнан живет в Провиденсе, на Род-Айленде.
«Мне всегда трудно назвать источник вдохновения для той или иной истории. Когда нужно написать рассказ, я сажусь и пишу. Я разглядываю пустую страницу, и что-то приходит ко мне. Или же во мне зарождается какая-то идея, и я развиваю ее дальше. Я сама нахожу свои истории.
В случае с «Трутом, огнивом и кремнем» – название отлично подошло бы какой-нибудь адской юридической фирме – у меня была всего пара намеков, на основании которых я написала историю.
Одно знаю наверняка – много лет я хотела написать историю про пожар в Пештиго, странное и ужасное событие, случившееся в одно время – но за много километров от них, – с великим чикагским пожаром и пожаром в Порт-Гуроне. Это я и сделала в моем рассказе.
Как может не заворожить пламя, эта разрушительная сила, когда мы больше не в состоянии его контролировать или когда оно используется как оружие? Множество подобных идей сложились в моей голове в образ женщины, которую влечет к пожарам еще до того, как они произошли».

Питер Краутер
Привидения с зубами

О ужас! Вытащить из девочек кости и оставить в живых!
Сибери Куинн, Дом ужаса

Бу!
Спуки, маленькое крутое привидение

Пролог

Хью очнулся от воя сирен. Страшная боль в висках по сравнению с обычными приступами головной боли была как хиросимский «Малыш»[4] по сравнению с салютом в честь Дня независимости. Первая мысль, которая пришла ему в голову, – ничем не шевелить: ни головой, ни руками, ни ногами, ни задницей, ни пальцем…

…и почему, как только он подумал о движении пальцем, у него внезапно возник приступ паники?

…вообще ничем. Даже дышать было больно, поэтому каждый вдох он делал настолько редко, насколько мог выдержать. Он закрыл глаза. Это тоже было больно.

Сирены смолкли совсем близко. Они что, остановились рядом? Тогда, вполне вероятно, что он лежит на улице. Он снова открыл глаза и медленно повернул голову. Нет. Это была комната. В ней горел свет. Он лежал на ковре. Это одна из комнат в его доме.

Его дом?

Их с Энджи дом.

Итак, он лежал лицом вниз в гостиной своего собственного дома. Он слегка приподнял голову и увидел, что диван и кресло перевернуты на бок… а по полу растеклась кровь. Наверное, его. Если уж испытываешь такую невыносимую боль, значит, точно должна быть кровь. Он простонал имя жены. Ответа не было. Господи, что же случилось?

Кто-то начал колотить в дверь.

– Я не могу двигаться, – проговорил Хью слабым дрожащим голосом.

– Это полиция, – раздался суровый голос, – откройте.

Ему срочно нужно попить. Хоть что-нибудь… Жадюге Нэн не спится, пора бы подкрепиться.

…чтобы не было этой сухости во рту и глотке.

– Мы входим, – предупредил тот же голос.

– Энджи, – простонал Хью.

И тут же стал вспоминать.

Тюбуаз, штат Мэн – читается как Тюбуаз, – это не совсем город. Скорее, изгиб дороги, запятая между словами, пук между стульями… средний фильм в трилогии. Развлечение между городами, где занимаются серьезным бизнесом, такими как Портленд или Бангор, например, в получасе езды отсюда.

Тюбуаз – поселок, состоящий из семнадцати домов и сорока одного жителя, своеобразная коммуна близких по духу людей между трассой 1 и задворками автострады А-95, расположенный так близко к Атлантике, что иногда можно даже разглядеть белые барашки волн и почувствовать соль в океанском ветерке.

Но здесь то и дело идет дождь.

Хью Риттер взглянул на свою жену Энджи и погладил ее по коленке, единственной части тела, кроме лба, которая не была прикрыта.

– Мы почти приехали, детка, – сказал он, – мы почти дома.

Энджи потянулась, зевнула, запахнула пальто и уставилась в окно.

– О! – воскликнул Хью. – Что это там такое?

Повернув направо, они сразу же увидели знакомую фигуру помощницы шерифа Мод Ангстрем. Та выставляла на асфальт деревянные козлы, к которым был прибит знак «ДОРОГА ЗАКРЫТА».

Хью подъехал ближе и остановился прямо перед знаком. Помощница шерифа в непромокаемом плаще сразу же подбежала к водительскому окну.

– Привет, Мод, – поздоровался Хью. – Что случилось?

– Привет, Хью, привет, Энджи.

– Эй, Моди, решила поиграть с нами в «Сласти или напасти»? – Энджи нагнулась, чтобы увидеть выражение лица Мод Ангстрем, чуть не уткнулась лицом в колени мужа и покраснела.

– Хотелось бы, – прокричала помощница сквозь ветер и дождь и туже затянула непромокаемый плащ на шее. – Дорогу впереди основательно размыло, и несколько машин свалились в кювет. Фрэнк приказал, чтобы мы всех разворачивали. Меня сюда отправили наводить порядок. Единственное, что могу вам посоветовать, – двинуться обратно и повернуть налево к Уиллерс-Пойнт. Можете оставить там машину и дойти до города пешком через поле Арчи Гудлоу.

– Черт побери! – буркнул Хью. – У нас полный багажник вещей, Мод, одежда и все такое… – Ездили куда-то, Хью?

Хью кивнул:

– Навещали сестру Энжди, Нэн, и ее сына в Бостоне. Мне не очень нравится идея идти под дождем, навьюченным как осел. Может, сначала пропустишь нас, а уж потом поставишь знак?

– Ну, не знаю, Хью. Фрэнк мне строго-настрого наказал.

Мод пожала плечами, посмотрела на Хью, потом на Энджи и снова на Хью, и улыбнулась. Хью предпочел бы, чтобы она этого не делала. Она не просто улыбалась губами; верхняя поднялась, обнажив коричневатые у корней зубы и темно-голубые десны.

– Мы будем тебе очень благодарны, Моди, – сочла нужным добавить Энджи.

– Черт знает, что такое, – сказала Мод Ангстрем, подтянула брюки прямо через плащ, а потом вытерла лицо рукой в перчатке. – Я-то думала, что распоряжение выполнено, ну да ничего, два человека погоды не сделают, – она оттащила козлы с дороги. – Проезжайте, вот только если туда заедете, обратно уже не вернетесь, – она хрипло закашлялась. – Только поосторожнее, – крикнула она Хью, пока тот закрывал окно.

– Если встретим Фрэнка, ничего ему не скажем, – прокричал Хью.

– Да он уже наверняка знает, – бросила Мод им вслед. – Но мне все равно нужно будет ему доложить.

Когда они проехали мимо внедорожника Мод, Хью сказал:

– Странно все это.

– Чего странного? Это правильно, на мой взгляд. Ты поаккуратнее с педалью газа, а то свалимся в канаву, и Фрэнк будет орать как сумасшедший на нас… и на Моди за то, что нас пропустила.

– Только не это, – ответил Хью, внимательно глядя в зеркало заднего вида. – А куда она подевалась?

Ничего не ответив, Энджи опустила свое зеркало. Хью был прав. Помощница шерифа исчезла.

– Наверное, понеслась докладывать Фрэнку, что нас пропустила, – она повернулась к Хью. – Да ладно тебе, дорогой, она хоть что-то делала без одобрения Фрэнка? – и буркнула скорее для себя, а не для Хью: – Не могла же она испариться?

Хью притормозил.

– Ясно как день, ее там нет. – Он съехал на обочину, перевел рукоятку коробки передач в положение «Паркинг», вышел из машины и посмотрел назад. Там поперек дороги стояли ровный, как строй солдат, барьер и внедорожник. Но Мод не было.

Позади него засигналила машина.

– Закрой дверь, милый, вся машина промокнет.

Хью закрыл дверь и пошел назад.

– Да брось ты! Может, она просто решила сходить в туалет.

– Пописать, что ли? Если ты именно это имеешь в виду, то так и говори!

Вполне возможно, так оно и есть. Он вспомнил, что Мод нервничала. Хорош же он будет, если появится перед ней, а она со спущенными штанами.

Он повернулся и сел обратно в машину.

Через несколько секунд они уже ехали домой, но до самого поворота Хью все время смотрел в зеркало, высматривая, не сел ли им на хвост внедорожник Мод.

Когда они въехали на главную улицу, Энджи начала хихикать.

– Что? – Хью замедлил движение, объезжая брошенный кем-то у края дороги «Линкольн». Хью разглядел в зеркало, что одно из передних колес заехало на тротуар; более того, машина, видимо, продолжала движение и уткнулась в стену Морского музея.

– Что за люди! – сказал он.

– К старой миссис Слейтер наверняка приехала одна из дочерей.

– Ну и что тут смешного?

По радио женщина с сильным акцентом уроженки Мэна рассказывала о привидениях, как неотъемлемой части Хэллоуина. Хью протянул руку и выключил приемник.

– В общем, она – дочь, а не миссис Слейтер – стояла как приклеенная у окна и орала. – Энджи, изменив голос, запричитала как сумасшедшая: – Помогите, вытащите меня отсюда, ради бога!

Хью улыбнулся. Справа, на противоположной стороне улицы, на автобусной остановке стоял школьный автобус без водителя.

– А потом я снова обернулась – я отвлеклась на секунду, – и ее уже не было. Наверное, просто спряталась, когда заметила, что я на нее смотрю.

Хью подумал, что на улице непривычно тихо для часа пик, хотя в Тюбуазе никто никогда не спешил даже в час пик. Но сейчас на улице вообще никого не было. Ливень усилился и стал принимать какие-то библейские масштабы.

Проезжая мимо аптеки Максвелла, Хью взглянул на широкое окно и удивился, что там не было не только покупателей, но и самого папаши Максвелла, при любой погоде сидевшего в своем плетеном кресле у прилавка.

Хью наклонился вперед и сквозь лобовое стекло посмотрел на небо. Никаких ведьм не летало, да и до традиционной для Хэллоуина игры в «Сласти или напасти» оставался целый час. Зима уже притаилась за занавесом, готовая выйти на сцену.

Он снова посмотрел на дорогу:

– В окне дома, следующего за участком Джерри, стоит какая-то женщина.

– В том, что уже лет сто продается? – Энджи кивнула. – Хм, я думал, что там никто не живет.

«Что такое полтергейст?» – спросила радиоведущая приглашенного в студию гостя, писателя-фантаста.

Хью нахмурился и взглянул на приемник.

– По-моему, я его выключил, – пробормотал он.

Энджи снова уставилась в окно:

– Я тоже так думала. Я имею в виду, что дом… Что он пустой.

Она повернула голову и стала смотреть вперед, как раз когда они свернули на дорожку, ведущую к дому.

– Должен сказать, я очень рад, что все закончилось, – заявил он, выключил двигатель и вынул переднюю панель приемника из гнезда.

– Хью… – Энджи подалась вперед и положила руку на ладонь мужа.

Он поднял голову и встретился взглядом с Элеонорой Фергюссон, которая прижалась лицом к боковому стеклу в нескольких сантиметрах от его головы.

– Господи, Элли… – Хью, Энджи, это вы?

Хью отстегнул ремень безопасности и открыл дверь. Элеонора, схватившись за воротник свитера обеими руками, пыталась плотнее закрыть шею.

– Элли, вы…

– Они здесь, Хью, – сказала она, чуть ли не рыдая, и повернула голову, посмотрев на противоположную сторону дороги. Джо МакХендрик в сдвинутой на затылок бейсболке с логотипом команды «Ред Сокс» и засученными до локтей рукавами стоял перед своим домом с мотыгой в руках. Он смотрел на них. Хью приветственно махнул рукой и снова повернулся к Элли, но та уже шла по заросшей травой обочине к пляжу, причем спиной вперед, продолжая стягивать воротник свитера на шее, качая головой и переводя взгляд с Хью и Энджи на неподвижно стоящего МакХендрика.

Вдруг она вытянула палец и ткнула им в сторону Хью, то ли указывая на что-то, то ли предупреждая, то ли угрожая.

Мистер МакХендрик медленными, но уверенными шагами, держа мотыгу наподобие копья, двинулся вслед за женщиной.

– Оставь ее в покое, милый, – прошептала Энджи.

– Все они, – закричала Элеонора, заглушая ветер, – все они здесь!

Это был Хэллоуин, субботний вечер самой дождливой с 1973 года зимы в Мэне, когда Атлантический океан, прорвав дамбу в Санни-Холлоу, затопил прибрежную трассу и остановился лишь у Григгс-Мола. Дождь теперь шел почти горизонтально, Хью и Энджи промокли… промокли насквозь, но так и стояли под дождем. Небо над ними становилось все темнее, но мокрый и продрогший Хью не мог просто так пойти в дом и оставить пожилую женщину на улице.

– МакХендрик ее приведет, – прокричала Энджи, подходя к двери.

– Какого черта он там делал? – буркнул Хью. – Он что, сад обрабатывал под таким ливнем?

Посмотрев вслед движущейся по улице фигуре, Хью внутренне согласился с женой – Джо действительно ее догонит. Только эта мысль почему-то не внушала ему оптимизма.

– Пошли домой, – заныла Энджи и взглянула на небо.

Хью отступил в сторону, взглянул на улицу и снова увидел МакХендрика, махнувшего рукой и двинувшегося по дороге к старой лесопилке и пруду. Хью потряс головой и снова посмотрел на дом МакХендрика.

– Погоди-ка здесь… – Что такое?

Хью показал пальцем на дом:

– Просто я… Он уже ушел.

– Кто? Хью, ну дай же мне поскорее ключ!

– Прости. – Он сунул руку в карман, достал ключ и открыл дверь. – Мне показалось, я только что видел МакХендрика, вот и все. Он был возле своего дома.

– Меня это не удивляет. Это же его дом.

Энджи распахнула дверь, отключив первую цепь сигнализации, и пошла к контрольной панели, чтобы набрать код отключения.

– Эй! – вдруг сказал Хью. – Смотри, там, в спальне.

– Черт! – Энджи прикрыла глаза рукой. – Неужели я снова оставила открытое окно? – Она вернулась на улицу, увидела, что окно плотно закрыто, и оглянулась на Хью. – Это хэллоуинские штучки или что-то другое?

– Это что-то другое, – ответил он. – По-моему, я видел кого-то в окне.

Хью оглянулся на дом МакХендрика:

– И там тоже. Ведь дома никого нет.

– Это все игра света, – сказала Энджи.

– Хм… наверное.

– А где мистер Хендрик?

– Он пошел за Элли Фергюссон.

– Тогда он не может быть у себя дома?

– М-м-м… наверное.

– А другие слова ты знаешь?

Хью посмотрел на нее и вдруг улыбнулся:

– М-м-м, наверное.

Энджи шлепнула его по руке. Хью притворился, что ему больно, и снова посмотрел на дорогу, ведущую к лесопилке, а потом на их дом.

– Можешь объяснить, что здесь происходит?

Хью пожал плечами:

– Наверное, просто дождь и игра теней, вот и все.

Энджи посмотрела на окно спальни:

– Может, стоит кого-нибудь позвать?

Хью открыл багажник и достал оттуда две сумки.

– Позвать? – Он захлопнул дверцу и подошел к жене, которая продолжала смотреть на окна спальни второго этажа. – Кого?

– Их!

Хью вздохнул:

– Кого их?

– Может, шерифа? Что-то мне страшно входить.

Хью покачал головой:

– Ты только что выключила сигнализацию.

Энджи пожала плечами:

– Ты сам знаешь, что я имею в виду.

Он знал. Если охранная система не засекла постороннего присутствия…

– Она не отключится, если кто-то проник в дом, – сказал он, скорее для собственного спокойствия, чем для жены. – Наверное, это из-за дождя.

Энджи кивнула.

– Да, а ты устал, – она наклонила голову и окинула его взглядом. – Ты ведь устал, дорогой?

– Немного. Все из-за того, что вел машину через чертов Бостон…

– Сварить тебе кофе?

– А как же! Но для начала я схожу и переодену брюки. Я насквозь промок, когда вылезал из машины.

– Ага, и искал писающую Моди Ангстрем, а потом разговаривал под ливнем с Элли. Кстати, а что она имела в виду, когда сказала: «Они все здесь»?

Хью пожал плечами.

– Кого она имела в виду?

– Понятия не имею.

Энджи села на кухонный стул и стала вытирать полотенцем мокрые волосы:

– Она точно не выглядела счастливой.

В этот момент глухо звякнул дверной звонок. Энджи и сама не могла сказать, что именно так напугало ее, то ли сам звонок, то ли пустой дом, то ли мысль о том…

Он слушает ее, что-то шепчет, наблюдает за каждым движением…

…кто может стоять у их двери под дождем и звонить.

– Войдите!

– Что? – прокричал Хью сверху.

– У нашей двери кто-то стоит, – крикнула в ответ Энджи, приоткрывая дверь.

– Да, действительно, кто-то стоит, – пробурчал Фрэнк Гозински, снял шляпу и улыбнулся. – Хотели меня видеть?

– Разве?

– Мод сказала.

– Кто это, дорогая?!

Фрэнк посмотрел на лестницу и увидел Хью, застегивающего на ходу рубашку.

– Привет, Фрэнк!

Шериф кивнул.