Бойня Фрэнсис Дик
Тем более при Вике. Викочке. Единственной фанатки в сообществе. Совсем еще юное создание, красивое и безумно теплое. Ей только исполнилось восемнадцать. И она смотрела на него не так, как другие…
– Короче! – отрезал Красс. – Нас двадцать человек. Девушка не в счет. Децимацию начинаем с Пыжа. Значит, еще один. Пыж завалил дворника… Не просто ж так он это сделал. Видимо, гастарбайтер чем-то ему не угодил, насолил тем, что работу у него забрал. Работу дворника! Получайте реквизит – две метлы и совки для снега, и вперед! Гребите чистить дворик перед спортзалом. А я пока братве политинформацию почитаю…
Пыж демонстративно сплюнул, но принял из рук вожака метлу. Совок достался невезучему бодибилдеру, который больше всех не переваривал Пыжа. Именно он извлек листочек с крестиком из вязаной шапочки с вырезами для глаз и рта, в которую Красс опустил двадцать корешков для жребия.
– Учтите, это еще не все! – заявил вожак. – Вы оба, один по воле жребия, другой – как залетчик, пойдете завтра со мной на реального «чеха» из могущественного тейпа. Надеюсь, не обосрались?
– Еще чего! – обрадовался Пыж.
– Вот я попал… – задумчиво изрек Вездеход.
– Один уже наложил в штаны! – заключил Красс.
– Я за ним подметать не собираюсь! – съязвил Пыж, и парни оценили шутку, весело загоготав. Смеялась и Викочка. Ее звонкий смех отразился в ушах Пыжа звонким колокольчиком. Она вскинула черную челку, какие носят «эмо», и подмигнула. Ему подмигнула…
Пока Пыж и Вездеход подметали двор и расчищали сугробы, Красс с упоением информировал братву о происшествии в Ставропольском крае. Для этого он распечатал на принтере заметку:
В ночь на субботу группа молодых людей города Зеленокумска решила заступиться за несовершеннолетнюю, пожаловавшуюся им на действия местных жителей – уроженцев Чечни, попытавшихся силой усадить ее в свою машину. «Заступники» получили «отпор» из салона автомобиля из травматического и огнестрельного оружия, сообщила пресс-служба ГУВД. В результате семь представителей казачества и уроженец Чечни получили ранения и травмы различной степени тяжести, одному из них проводилась операция в местной больнице.
На месте происшествия ночью собралось около 100 человек, милиционерам удалось убедить их разойтись по домам.
– Где справедливость?! Опять «мусора» правосудию мешают! Это уже не в первый раз звери бесчинствуют! – политинформация вызвала неподдельное негодование.
– Да, в чеченскую войну, первую, кажись, или вторую, мне рассказывали, гэрэушники наши с насильниками по-своему разобрались. И мужиков прикрыли!
– И где сейчас эти гэрэушники? Жалко, нас там не было поблизости!
– Да, возьмут чурбатых за изнасилование – а пришьют обычную «хулиганку»!
– Да нет, вовсе отпустят за бабки восвояси! Полная безнаказанность!
– А эти абреки потом опять приползут!
– А вчера на Манежке они свой зикр плясали у памятника Жукову и палили из травматики!
– Да ладно, может, лезгинку?!
– Говорю тебе, зикр!
– Чурки!
– Да они крысы, – подытожил Красс и, заметив, что пара широкоплечих ребят решила снять стресс от проведенного им элементарного ликбеза, похожего на скоротечный семинар, залезла под штанги, изрек: – Горы, может, и круче, но равнины шире! Видали, какие у наших пацанов плечи? И сколько нас таких!!! Со всех щелей лезут на Россию! Они уже здесь! Пойдем во двор носатых мочить!
Братва высыпала на улицу. Там один из шустрых «карликов» заблаговременно расставил мишени. Цели были нарисованы в виде известных и карикатурных кавказцев с крысиными туловищами, включая действующих политиков и медийных бизнесменов с гипертрофированными под грызунов носами.
Стреляли из травматики и боевых стволов. Администрация местного спортзала, кормившаяся за счет Красса и его команды, дипломатично закрыла глаза. А милиция авось не услышит…
У Пыжа поднялось настроение. Вездеход же, наоборот, потух, ему самому в охотку было пострелять по мишеням, но его подташнивало от факта, что предстоит взаправду идти на дело. Причем с этим беспредельщиком Пыжом и с фанатиком Крассом. Иначе сочтут трусом. Надо было податься в другую «фирму». К «коням» примкнуть, что ли? Хотя поздно уже. Перебежчиков не жалуют. У этих «чехов» кровная месть. Нехорошие предчувствия терзали душу…
После стрельбы орали речевки и лозунги. Викочка тоже с удовольствием вскидывала руку в нацистском приветствии, ударяя кулаком в область хрупкого девичьего сердца.
– Слава России! Москва для москвичей! – раздавалось во дворике не раз.
– А ты москвичка? – спросил Пыж Викочку.
– Я русская, – ответила она, посчитав это достаточным.
Пыж улыбнулся и произнес:
– Я знаю. Может быть, поэтому ты мне нравишься… Ты имеешь национальную гордость и не ляжешь под «хача».
– Откуда ты знаешь?.. – Она посмотрела так внимательно и заинтересованно, что Пыж хотел продлить мгновение, чтоб насладиться этим взглядом.
– Ты такая же, как я.
– А почему все называют тебя Пыжом? Из-за того, что ты пыжишься, как еж?
– Наверное, знают, что пыжами в стволы забивают порох.
– А как тебя на самом деле зовут?
– У меня нет имени. Я – Пыж.
– А можно мне хотя бы иногда называть тебя Пыжиком, раз ты – человек, обходящийся без имени?
– Только тебе разрешаю.
– Пыжик, а ты бы смог для меня убить человека?
– Подожди, еще убью.
Иса приехал в город на Неве по очень важному делу. В аэропорту Пулково его встретили прямо у трапа и сразу повезли на большое собрание кавказских диаспор, организованное муллой соборной мечети в связи с массовой дракой, спровоцированной группой уроженцев Кавказа, в числе которой был и племянник московского гостя – студент Санкт-Петербургского госуниверситета.
Ради приличия водитель и посланник имама, приходящийся мулле сыном, предложил Исе сперва проследовать в отель «Англетер», где для высокого гостя забронировали люкс. Принять душ с дороги, конечно, хотелось. Однако Иса понимал, что это всего лишь формальный знак вежливости. Его племянник со товарищи натворил дел, которые будоражили общественное мнение интеллигентного Питера уже второй месяц.
– Да нет, давайте уж сразу на Петроградскую сторону. Тем более что Исаакиевский собор я уже видел, а мечеть еще нет…
– Ну вот и ладненько, может, успеем к полуденному намазу, как сказали бы правоверные, или, как говорят православные, к выстрелу Петропавловской пушки! – довольно буркнул сын имама и помчался в сторону Петропавловской крепости и соборной мечети.
Величественный город встретил Ису слякотью и каким-то тревожным ожиданием, никак не вязавшимся с красотами Северной Пальмиры, ее крепостями и бастионами, ее соборными фронтонами, разводными мостами и галерейными набережными. Сколько крови пролито на этих улицах, вымощенных самыми искусными мастерами…
– Почти приехали, Кронверкский проезд. Пробка. Много народу из всех диаспор приехало. Обстановка в городе накаленная, а у вас в Москве?
– Там тоже не сахар…
– Не жалуют мусульман?
– Не жалуемся, Россия – и наш дом.
– Странно слышать такие слова от чеченца.
– Так, на всякий случай, я – полковник ГРУ, правда в отставке, а этих ваххабитов считаю врагами и Чечни, и России… С покойным генералом Кораблевым мы в горах не одну банду ликвидировали. Так вот.
– А что ж тогда племянник с экстремистами связался?
– Разберусь.
– Да ты не обижайся, я сам в Ханкале служил. Но контакта не было! Чеченской крови на мне нет! – полушутя-полувсерьез отрапортовал сын муллы.
В мечети было многолюдно. Пятничный намаз собрал более пяти тысяч правоверных. На Заячьем острове прогремел пушечный залп. Зухр – полуденный намаз – тянулся медленно. Сердобольный мулла словно специально растягивал молитву, воздавая хвалу Всевышнему, желая оттянуть неприятную проповедь, которую вознамерился прочитать перед уммой. Мусульмане внимали ему, совершая ритуальное омовение и синхронно преклоняя колени. Сейчас они олицетворяли собой единое целое: татары, азербайджанцы, таджики, чеченцы, дагестанцы… Как сохранить мир в их головах, когда на улицах стало опасно ходить, когда умы горожан все ожесточеннее, сердца – холоднее, а в душах нет согласия. Когда цвет кожи может стать причиной смерти и когда на руках столько оружия. Не все применяют его в целях безопасности, молодежь демонстрирует с его помощью свою силу…
Сегодня здесь было много уважаемых людей из кавказских диаспор – старейшин, бизнесменов, авторитетных богословов, которые могли повлиять на молодежь. Максимализм – враг ислама, терпимость – его спасение. А эти сорвиголовы, вместо того чтобы учиться, овладевать нужными знаниями и навыками в профессии, чтобы найти достойную работу и кормить свои семьи, увеличивают ряды доморощенных наци, подражая низким людям. При этом они оправдываются, что все делают в ответ, что устали терпеть притеснения. И главное, что у радикалов появились поводыри, прикрывающиеся исламом и выдергивающие из контекста святого Корана нужные цитаты. Вот что опасно вдвойне… И похоже, несмотря на настоятельные рекомендации сыну и милицейские кордоны, что стояли у входа в мечеть, не допустить присутствия провокаторов на этом собрании не удалось, они все равно сюда пробрались…
– «Воистину, Аллах не меняет положения людей, пока они не изменят самих себя».
Так указано в Коране, в суре «Гром». Нашим городом всегда гордились и восхищались. Его воспевали. В том числе великий гений Пушкин. Вот его строки из «Подражания корану»:
Творцу молитесь; Он могучий:
Он правит ветром; в знойный день
На небо насылает тучи;
Дает земле древесну сень.
Он милосерд: он Магомету
Открыл сияющий Коран,
Да притечем и мы ко свету,
И да падет с очей туман.
Мы любим наш многоликий город, ведь над его созданием трудились разные народы Российской империи. Среди них было немало мусульман. Сюда стекались люди со всех концов света, принося частичку своей очерченной границами страны и своей безграничной души. Отличительной чертой Северной Пальмиры является не надутая чопорность, а врожденная интеллигентность. И, как следствие, Петербург приемлет и вбирает в себя все лучшее, что могут дать иные культуры. Он впитывает красоту и мудрость. За его относительно недолгую историю сложился большой культурный конгломерат, в котором мы живем и сохранить толерантность которого – и наша с вами задача.
Наша, петербургская, мечеть считается одной из самых больших и красивейших мечетей Европы! И открыта она была в 1913 году, самом благодатном и процветающем году для России, за год до мирового побоища и за четыре года до кровавого октября 17-го. С тех пор прошло без малого сто лет – ничтожный период с точки зрения истории, но для простых смертных – срок огромный. Сменились эпохи. Поменялся и контингент мусульман. Но откуда бы мы ни приехали, какие бы планы на будущее ни строили, Петербург – это и наш город. Кто-то считает, что он здесь временно, но – все от Аллаха. Быть может, Питер станет частичкой и вашего сердца, станет родным городом ваших детей. Как нас, мусульман, будут воспринимать остальные жители, как они будут относиться к исламу, к нашим детям в школе, к женщинам в хиджабах на улице? Насколько комфортно здесь будет нашим детям? Это зависит от Аллаха Всевышнего и от нас с вами. Надо уважать чужие традиции и не лезть в чужой монастырь со своим уставом. Только мирными способами отстаивать свои права и не провоцировать бойню…
– А они уважают наши традиции?! – громогласно перебил муллу бородатый проповедник, тот самый, который в прошлую пятницу распространял в стенах храма запрещенную литературу и призывал молодежь из медресе к экстремизму. Тогда его вывели под руки сыновья имама. Сегодня провокатор не один, а в окружении нескольких десятков адептов, таких же длиннобородых и с такими же злыми глазами… – Призывает ли с минаретов мечети, которую вы приватизировали, воздать в молитве хвалу Всевышнему муэдзин?! Вы гоните правоверных молиться на улицу! Но и там нам нет места, даже когда мы стоим на коленях в ямах и лужах! Нам запрещают молиться Аллаху в их армии, где наших ребят обдает кадилом православный поп! Нам запрещают даже радоваться! Запрещают танцевать лезгинку! – Оратор поглядывал на многотысячную толпу и, видя, что люди опускают глаза, не решаясь ему возразить, все более заводился: – Это их бесит, а вы им потворствуете, вместо того чтобы отстаивать наши права и стать знаменем нашей борьбы с кафирами! Когда мы приносим жертву единому Богу, русские негодуют, защищая права животных! Для них права животных важнее права людей на веру! В своих речевках их фанатики-хоругвеносцы с крестами и идолами на иконах оскорбляют Пророка и выкрикивают богохульные слова в адрес самого Всевышнего! И мы должны молчать?! Терпеть?! Сносить унижения?! Пусть лучше смерть за веру и почести рая, чем участь рабов и ад на земле!!! Аллаху Акбар!!!
– Аллаху Акбар!!! – закричали приверженцы подпольного джамаата, не забывая раздавать листовки экстремистского содержания. Хвала Всевышнему теперь звучала не призывом к молитве, а боевым кличем, который подхватили многие, особенно молодые.
Потасовка началась прямо в стенах мечети. Сыновья муллы, включая старшего, который подвозил Ису из аэропорта Пулково, ринулись к месту драки с верными людьми. Последователи укрыли самопровозглашенного муджтахида, уже давно выдающего себя за теолога, достигшего высшей степени иджтихада[1]усердием в изучении дел Пророка и имеющего право делать самостоятельные выводы из Корана и сунны, в безопасном месте, на приличном расстоянии от драки. В разных уголках мечети вспыхивали словесные баталии, которые вот-вот могли перерасти в выяснение теологических разногласий способом кулачных боев. Люди уже кучковались по национальному признаку, не вспоминая о том, что в исламе нет наций.
В храм ворвались омоновцы. Это послужило катализатором новой волны побоища. Конфликт быстро переместился на улицу к Конному переулку. У метро «Горьковская» скопились милицейские автобусы. Начались задержания. Самые отчаянные оказывали сопротивление стражам порядка. Их били и бросали в арестантские кэбы, затем развозили по отделениям, успевая обыскивать по пути.
Толчея у входа в мечеть привела к настоящей давке. Лидера подпольного джамаата, инициировавшего конфликт, попытались вывести из храма силой. Этого сделать не удалось. Он продолжал наблюдать за происходящим со второго этажа, где в хиджабах укрылись верующие женщины. Лже-муджтахид довольно поигрывал желваками, иногда вещая теперь уже невнятный текст, бессвязный, угрожающий, лишь смутно напоминающий гневную проповедь. Но чаще он давал сигналы телохранителям сбрасывать вниз груды отпечатанных заблаговременно прокламаций. Те послушно разрывали упаковки с фирменным клеймом из арабской вязи, доставали листовки и запускали их в толпу.
– Иса, я вас выведу через черный вход! – Московскому гостю настоятельно порекомендовали покинуть место потасовки. – Собрание глав диаспор сорвано. Не по нашей вине. Постарайтесь повлиять на племянника, нам удалось договориться с начальником милиции. Ваши деньги пригодились – потерпевшие забрали заявления. Но наставьте его на путь истинный. Он оказался пешкой в чужой игре. В партии, которую разыгрывают сторонники хаоса. Надеюсь, вы понимаете, что они прикрываются верой. Их единственное желание – власть… Сегодня мы пытались потушить пожар, а они всегда хотят его раздуть. Мы проиграли на этот раз. Они нас перехитрили.
Иса кивнул и последовал за провожатым. Из Питера племянника надо было забирать. Ведь теперь он был под колпаком не только у ментов, но и у скинхедов. Ничего, переведется в Москву. Там, под присмотром, он подобного не совершит.
Спустя полчаса он заходил в «Англетер». На плазменных экранах люкса транслировался репортаж с городских улиц, напоминающий противостояние католиков и оранжистов в Ольстере. Горели факелы, в щиты спецназа летели камни, из мечети выносили искалеченных и раненых, стараясь укрыть их от глаз блюстителей закона. Иначе пострадавших легко причислят к зачинщикам беспорядков… Так бывало нередко, если не всегда.
Мародеры бесчинствовали, пытаясь поживиться хоть чем-нибудь. Припаркованные на Кронверкском проезде машины оказались бесхозными. Подступы к ним хозяев перекрыло оцепление из солдат внутренних войск – несмышленых «срочников». Милицейские начальники, как обычно, проявили всю свою бездарность, выставив оцепление из неопытных юнцов и салабонов, причем совсем не там, где развернулся эпицентр событий. Мародеры, как, собственно, и журналисты, беспрепятственно подобрались, каждый к своим целям, с другой стороны. Звон стекла, бесноватые крики, стоны раненых… Жуть в прямом эфире облетела все эфирные каналы и попала в CNN как горячая новость дня о притеснении властями мусульман во второй столице России.
В «Евроньюс» трактовали происходящее лишь немного лояльнее к правящему режиму. Лавирование от показной беспристрастности до прямого осуждения властей удавалось с трудом. Негативный осадок и язвительность присутствовали в каждом слове ушлого комментатора:
– Совсем недавно миграционные службы и милиция Северной столицы России вылавливали незаконных мигрантов, невзирая на то что некоторые из них укрывались в Соборной мечети Санкт-Петербурга. Беззащитных гастарбайтеров с просроченной пропиской избивали и хватали прямо в стенах культового учреждения. Вот и сегодня стражи закона вошли в храм, чтобы подавить сопротивление кавказских и других мусульманских диаспор, выражающих недовольство по поводу слишком жестких мер, предпринятых властями в отношении молодых людей кавказской национальности, которые устроили на мусульманский праздник чудовищное зрелище. Распоясавшиеся молодчики с Северного Кавказа настроили против мусульман весь город…
По телевизору показывали племянника Исы и его подстриженных под группу «Битлз» темноволосых друзей-студентов.
– Происшествие, всколыхнувшее Санкт-Петербург, началось с того, что группа уроженцев Кавказа, среди которых был чеченец, кабардинец, ингуш, азербайджанец и даргинец, пленили четырех молодых людей славянской внешности, посадили их в фургон с животными, предназначенными для жертвоприношения, и отвезли в лес. Там молодчики устроили забой скота. Сперва они заставили пленников резать животных, затем принудили раздеться и раскрасить друг друга кровью. После чего сожгли одежду и голыми отпустили домой. Кровавый боди-арт был запечатлен на любительскую видеокамеру проезжающими по трассе Е-95 туристами. Отпущенные на свободу молодые питерцы были вынуждены добираться до города абсолютно обнаженными, ни одна проезжающая машина не остановилась. Съемка была выложена в ютюбе и стала достоянием общественности. Резонансное событие вызвало в городе антикавказские и антиисламские настроения. Злоумышленников быстро нашли и препроводили в СИЗО. По нашим данным, следствие еще не закончено, но есть предположения, что дело о кавказских молодчиках до суда все же не дойдет, так как к урегулированию конфликта подключились влиятельные лица кавказской диаспоры и даже религиозные авторитеты. Нанятые ими адвокаты установили факт избиения подозреваемых при задержании. Это также снято на видеокамеры наблюдения, установленные на домах, где проживают фигуранты дела. Покровителями подследственных инициировано прокурорское расследование задержания, при котором, что уже доказано, сопротивления органам правопорядка не оказывалось, однако кавказцы все равно были жестоко избиты.
Милиция и служба исполнения наказаний не заинтересованы в содержании под стражей кавказских националистов, а власти – в дальнейшей эскалации этнического противостояния. При этом никто не может поручиться за то, что безнаказанность злоумышленников не приведет к народным волнениям. Заключенные под стражу по-прежнему отрицают свою вину, ссылаясь на предвзятость следствия и недостоверность свидетельских показаний.
Власти же, чтобы хоть как-то утихомирить народное негодование, ужесточили паспортный режим. Силовые акции в отношении мигрантов уже привели к открытым столкновениям с милицией. Правозащитники уже окрестили творимые с благословения губернатора бесчинства этническими чистками и предрекают, что эти меры приведут к еще более негативным последствиям, грозя перерасти в локальные бунты в так называемых гетто – мини-анклавах компактного проживания мусульман и в местах отправления их культовых обрядов…
…Иса услышал звонок сотового. Номер адвоката.
– Можно подъехать в следственный изолятор забирать Мовлади. Он держался молодцом! Свидетели теперь считают, что опознались. Показания, выбитые на предварительном следствии у двух других подозреваемых, – фикция. Следаки сами понимают, что мы легко дезавуируем их методы, докажем их несостоятельность. Все, что у них есть, – писано вилами по воде, выбито под давлением. Никаких улик, кроме бараньих голов в лесу, да фрагментов сгоревшей одежды, которую никто не сможет идентифицировать. К тому же ее могли добровольно сжечь нудисты. Никто не может поручиться, что так называемые потерпевшие не геи или извращенцы… Прессинг закончился. Все получилось!
Слова были не те, но известие из уст известного манипулятора уликами и ниспровергателя Уголовно-процессуального кодекса действительно прозвучало радостно. Иса вышел из отеля, бросил изумленный взор на дивные фронтоны Исаакиевского собора, вдохнул свежего воздуха и сел на заднее сиденье такси.
– В тюрьму!
– Наш дом – тюрьма. В какую? – попытался неуместно пошутить водила, но, глянув в зеркало заднего вида догадался, что клиент вряд ли оценит его чувство юмора. – Понял, – сказал водитель и повез своего пассажира в «Кресты» к Арсенальной.
Оказалось, что интуиция шофера не подвела. Клиента встречал очкарик с бабочкой, похожий на адвоката. Пассажир щедро отвалил чаевых и вышел из машины.
– Все бумаги подписаны. Я могу его вывести прямо сюда, – семеня словами, отрабатывал свой баснословный гонорар лучший питерский адвокат.
– Нет. Я надеюсь, он еще не знает, что его выпустят? – недоверчиво посмотрел на знатока юридической казуистики Иса.
– Нет, конечно, – хотел было перекреститься адвокат. Но вовремя вспомнил, что его заказчик – поборник ислама.
– Сперва я хочу поговорить с ним с глазу на глаз. В камере.
– Думаю, после всех их косяков это легко устроить. Возражений не будет, тем более он – в одиночке!
Ису провели по длинному коридору, открыли массивную дверь с железным засовом и впустили к племяннику. Мовлади встал со шконки. По суровому взгляду дяди он понял, что родственник, заменивший ему отца, не настроен обниматься. Дядя какое-то время просто молчал и смотрел на юношу. Парень исхудал, синяки под глазами уже сошли, недосып и переживания отразились на глазах, исполосовав белки кровяными капиллярами. Они смотрели затравленно и грустно. Тревога мешала им сомкнуться много дней и ночей.
– То, что ты сделал, за пределами здравого смысла, – наконец произнес дядя.
Юноша попытался было что-то сказать, чтобы хоть как-то оправдаться, но получил с размаха увесистую пощечину. И тогда Мовлади опустил голову, его глаза наполнились влагой.
– Твой отец однажды был спасен русским солдатом ценой собственной жизни и прожил после того, как его прикрыл своей грудью рядовой боец, еще три года. Он был рядом с твоей матерью, со мной и с тобой эти три года… Перед тем как наркоман из леса, который купил свои наркотики за фальшивые доллары, не подстерег его, как шакал, и не выстрелил в спину. Ты слушаешь тех, кого твой отец считал врагами. Он считал своей родиной не только Чечню, но и Россию. Он мечтал, чтобы ты получил образование, расширил горизонты своего кругозора, увидел мир, а не был волчонком в изолированном лесу. А тебя, выходит, тянет в лес? К тем, кто убил твоего отца?
Комок в горле мешал Мовлади говорить, да и не нашел бы он сейчас никаких слов… Страх сказать не то, что оскорбит память об отце, покоробит слух столько сделавшего для него дяди, не позволял сосредоточиться.
– Зачем ты это сделал? Они оскорбили твою мать?
– Нет… – со слезами на глазах молвил юноша.
– Они унизили твоих друзей?
– Нет… – рыдал парень.
– Они обидели твою девушку?
– У меня никого нет…
– Они угрожали тебе лично?
– Нет…
– Так что же заставило тебя совершить эту глупость?! Ты же не тупой?! Не лги мне. Отвечай!
– Я никогда не лгу! – Он уже не мог сдерживать слезы. Не помогали усилия воли. Ему было стыдно уподобляться плаксивой женщине. Но эмоции управляли сами собой. И слезы лились рекой.
– Раз они не оскорбили тебя, не обидели твоих близких, не покушались на честь твоей любимой, не нападали на твоих друзей, значит, ты обычный преступник. Ты – злодей!
– Они оскорбили… Они сказали…
– Что они сказали?!
– Я не могу это повторить… – Дрожь в голосе лишь усиливалась.
– Говори! – настаивал Иса. – Иначе я буду думать, что ты – идиот, дебил, что ты – придурок! Если это не деградация, то что тебя так задело?! Говори же, кого из живущих на Земле они оскорбили?!
– Всевышнего… – выдавил сквозь зубы Мовлади, еле выговаривая слова. – Они оскорбили Аллаха. Они кричали хором, в метро, как фанатскую речевку грязные тексты, которые я не могу произнести… В адрес Аллаха, дядя… И ржали потом, как кони. Я всегда помнил о том, что не должен тебя тревожить, но я не мог стерпеть…
Мовлади снова зарыдал. Больше всего сейчас стесняясь своих неподотчетных воле слез. Но именно эти горькие слезы смягчили сердце Исы и приблизили его к племяннику. Дядя глубоко вздохнул, подошел к родственной душе и обнял оставшегося без отца юношу.
– Все. Забудь об этом, – произнес он, простив и заодно попросив прощения. – Через три часа мы улетаем в Москву. Будешь учиться там. И жить в общежитии, раз проживание в отдельной квартире так влияет на твои мозги. Это – твое наказание. Оно справедливо, ибо нельзя победить богохульство кощунством в святой день. Надо же – прославиться на весь город беспределом, вместо того чтобы отличиться в спорте, в учебе или в творчестве. И как можно было до сих пор не завести постоянную девушку? Тусовки не для нас, настоящему чеченцу нужна верная жена и много детишек… В Москве тоже есть мечеть. Аллах тебя там не оставит, а я буду рядом.
Это были слова утешения и примирения. Дядя повелел племяннику наскоро собрать чемодан. Они вылетали в Москву из Пулкова навстречу новым событиям, которые вскоре перевернут их судьбы, встряхнут жизни, внесут коррективы в мировоззрение и отразятся не только на них, но и повлияют на окружающий их мир…
Проезжая Сенную площадь по дороге в аэропорт, Иса попросил водителя поставить диск с новым треком Фронтмена. Он сделал это не случайно. Сингл без лишних слов выражал все его мысли, именно те, что хотел донести Иса до близкого ему человека, сына его родного брата. Молодежь, она живет другой скоростью. Для них мобильный телефон, ноутбук, айпод – норма, а не чудо. Они воспринимают свои жанры. У них – собственные представления о чести. Они максималисты. При этом – предельно открыты и восприимчивы. Их стихия – энергия. В них нет корысти. Их гармония – чувства. Они верят только в тот текст, который исходит от сердца. Но они не так глупы, как обнажены их эмоции. Их не проведешь хитрыми словами, а от гламура они быстро устают.
Этот рэп Исе тоже нравился… Он не ошибся, предполагая, что попадет с этой песней в точку. Как только такси пересекло Фонтанку, Мовлади попросил запустить трек еще раз. Они миновали Московский проспект и на площади Победы помчались по прямой к Пулково, а трек все играл…
Слушай, сынок, такая маза,
Твой папа родом с предгорий Кавказа!
Не бойся порчи и сглаза,
Ислам и христианство против заразы.
И помни – ты на свете не один,
Ты России единой гражданин!
Не стесняйся своей смуглой кожи,
Брат по крови тебе поможет!
Не позорь кавказскую нацию,
Никогда не подписывайся на резервацию,
Не запирайся в гетто, это твоя страна!
Единая Россия – на всех одна!
Твой дед по ходу не добил скинов,
Уродов, предавших своих дедов!
Это и твоя, сынок, столица,
Мы граждане, а не кавказские лица.
Защищайся, но первым не нападай,
Лишь сдачи обидчикам своим давай!
Женщин не обижай, старших уважай,
Тех, кто слабее тебя, – не унижай!
Веру чужую не оскорбляй!
Останови неприятеля словом, не стреляй!
Не враги тебе братья-славяне,
Если они реальные христиане.
Вера одна у нас, Бог один!
Россия едина! Ты ее гражданин!
Слава России! Москва для всех!
Не любить свою Родину – это грех!
К сердцу течет по артериям кровь,
Выражаем в танце свою любовь.
Держи удар, сынок, не падай!
Не бойся толпы, это всего лишь стадо.
Никогда не страшись остаться один,
Не будь нулем. Ты – гражданин!
В учебе, науке, искусстве и спорте
Знамя России неси гордо!
Не кичись, но и не прячь глаза!
Дыши свободно, хоть и нависла гроза!
Это и твоя страна, кавказец!
Не предавай страну из-за мрази!
Слава России – единой стране,
Нации все на одной волне.
Эта волна – как большой цунами.
Сносит скинов, несогласных с нами!
Вера одна у нас, Бог один!
Россия едина! Ты ее гражданин!
Слава России! Москва для всех!
Не любить свою Родину – это грех!
По приезде в Москву Мовлади не роптал, когда дядя проводил его до общежития университета, в котором ему теперь предстояло продолжать обучение. В комнате нового жильца и его дядю встретил сосед – он тоже оказался кавказцем, правда, из Кабардино-Балкарии.
– Убедительно прошу тебя, Мовлади, будь сдержан и рассудителен во всем, – давал последние наставления Иса, даже обрадовавшись, что его наказы слышал и новый знакомый племянника, тоже уроженец Кавказа. – Не кичись мускулами, ведь всегда есть кто-то сильнее. Не проявляй гнев. Сила мужчины не в бешеных порывах, а в нерушимом спокойствии. Не стоит направо и налево кричать, какие вы крутые. Не мешайте окружающим работать и наслаждаться жизнью. Громче всех визжит ишак. Кому надо, тот вас заметит по таланту и оценит по достоинству. Лезгинку танцуйте только до одиннадцати вечера, и не на Красной площади. Представьте, если б кто-то танцевал гопака напротив грозненской мечети – назови хоть одну причину не посчитать этот танец глумлением… Спиртное не распивайте, девушек не делите, пусть они вас делят! – улыбнулся он напоследок и поехал к жене. Он так по ней соскучился…
– А что делать, когда приходишь домой, к себе в общагу, а у тебя на двери написано черной краской «За теракт ответите!», как будто это я виноват в том, что какой-то смертник подорвал себя и кучу людей в аэропорту? – вопрос задал сосед-кавказец, и Иса вдруг подумал, что транзит из Питера в Москву мало что изменит…
– Никуда не выходи, не поддавайся на провокации, предупреждаю, не подводи меня… – он обращался теперь только к племяннику, потому что не знал, что ответить на вопрос его соседа.
В голове Максима поселилось неуправляемое и возникающее спонтанно второе «Я». Иногда оно перехватывало инициативу, захватывало власть. И тогда прочь уходили терзания, сомнения, вся эта человеческая амбивалентность, на смену им приходила поступательная агрессия уверенного в себе самца, который знал, куда бежать. И он бежал ровно до тех пор, пока клубок в лабиринтах подсознания не приводил в тупик. Именно там эстафета переходила к воспоминаниям. И вновь все смешивалось, и требовался импульс снаружи, подтверждающий сигнал, возвращающий его к реальности, заурядная подсказка. Иначе путаница, выбраться из которой самостоятельно не представлялось возможным.
Гром грянул внезапно, но это были не природные катаклизмы. Чья-то широкая душа отмечала какой-то праздник, запустив в воздух петарды. Ассоциации с выстрелами и взрывами стали импульсами, спровоцировавшими чувство страха. Одна петарда попала в окно на Композиторской. Опасность открыла глаза. Тревога заставила приподняться. Максим проснулся человеком с чутьем крысы. Человек помнил единственное теплое место на земле, где он мечтал оказаться, потому что там могла оказаться мама. Именно там он хотел укрыться от душевной боли и спрятаться от шальной пули. А крыса… Она знала, как туда добраться.
– Он встал! Он уходит! – кричали люди в белых халатах, но он никого не слышал, его ноги несли к двери. Он сорвал с вешалки какой-то плащ, накинул его на себя и выбил дверь ногой. На улицу! Ноги бежали, словно их было не две, а четыре. По выложенному заранее маршруту в определенную точку. На нем был минимум одежды, но он не чувствовал холода. Вот он уже на Новом Арбате. Вот он ловит такси. У него совсем нет денег, но он, одержимый, садится в машину и твердо указывает путь…
– Точно прямо?! – спрашивает его водитель. И он кивает, ведь он точно помнит, что ехал на свадьбу к сестре по этой широкой улице. Прямо. Точно прямо. Никуда не сворачивая.
– Ничего страшного. ГЛОНАСС обнаружит его местонахождение в два счета, – неожиданно спокойно отреагировал полковник на нерасторопность охраны лаборатории. – Заодно проверим эту функцию пульта. Мне даже интересно, куда он направится. Снаряжайте спецфургон. Поедем за ним…
Дугин перевел пульт Функеля в режим спутниковой слежки.
– Надеюсь, крыса не нырнет в метро или в канализацию! – изрек он вслух, садясь в напичканный аппаратурой автомобиль, – По идее, не должен. Если, конечно, проклятый Функель ничего не напортачил, то сейчас наш беглец – человек, я ведь не нажимал на «крысиную кнопку»…
А Максима уже везли по Кутузовскому к Можайке. Прямо. Скоро он уже был на Минском шоссе. Прямо… Никуда не сворачивая.
– Так, говоришь, мама здесь была? – спросил он когда-то очень давно Лину, свою сестру.
– Была. Может, в следующий раз, когда приедешь, застанешь ее здесь, – ответил теплый голосок.
«Застану ее там. Она очень любит природу…» – нахлестывались друг на друга слова из приятных воспоминаний, выстраивая оптимистичные конфигурации непонятной логики. Интуитивно или примитивно – не важно. Его будоражил путь к цели, уверенность подстегивала, свобода передвижения пьянила.
– Ей на природе нравится. Она вдали от суеты преображается… Ты, братец, имей в виду – можешь приезжать сюда, когда захочешь… – Голос Лины разливался теплом, как коньяк, согревающий в мороз.
Минское шоссе…
– Туда. Стоп. Я выйду здесь! – Он выпрыгнул и побежал.
– А деньги!!! – кричал вслед обескураженный водитель.
Макс не слышал. Он бежал быстрее вихря. Ведь ветер бил в спину, вздымая парусом полы его плаща.
И он достиг цели. Перекошенный набок гараж по соседству с шикарным домом. Тот самый. Его тень, спроецированная от тусклой лампы, покрытой льдом, но все еще живой, скользнула по стене. Жалкий свет, больше похожий на отблеск бледной луны, размыл ее до огромного размера, преобразовав очертания.
Парню, которого Красс оставил на шухере, показалось, что по стене пронеслась тень огромной серой крысы. Ничего хорошего это не предвещало…
Глава 14. Катализатор бойни
Автомобиль мужа Лина увидела на мониторе и, конечно же, без промедления нажала на нужную кнопку пульта. Ворота поднялись почти без скрипа. «Мерседес» с бандитами и связанным жгутами владельцем дома въехал на частную территорию.
– Останешься снаружи, – приказал Красс Вездеходу, и тот послушно выскочил из машины. – Пыж, иди к двери, я сам отведу заложника в дом.
– Если мы точно их завалим, то и я могу снять маску… – шепнул Пыж на ухо боссу.
– Я что, плохо инструктировал? – не стал утруждать себя лишней болтовней Красс, и Пыж, недоумевая, почему сам Красс с самого начала с открытым лицом, позвонил в дверь.
Когда Лина открыла, то с ходу получила удар в голову. Она потеряла сознание, а Пыж поволок обмякшее тело женщины прямиком в спальню.
– О, какие мы изысканные и культурные! – делано восхитился Красс, увидев белый рояль. Он затянул жгуты на ногах и руках жертвы и посадил Ису на пуфик. – Может, сыграешь, пока твою женушку тащит пялить в твою же спальню самый зверский отморозок из всех, кого я когда-либо знал? Или сразу поговорим о проскрипциях? Непонятное слово? Ты в моем списке на конфискацию ценностей, как враг Рима. Просто ты не догадываешься, а ведь мы живем в Третьем Риме, а вы, провинциальные царьки, варвары, всего лишь под нашим протекторатом. По сути, рабы. А возомнили, что выиграли войну с Римом. Наверное потому, что получаете дань. Я собираюсь отказаться от репараций, так как не считаю метрополию проигравшей стороной. И ты должен возместить мне ущерб, прежде всего моральный, прямо сейчас, пока твою супругу еще не изнасиловали. Будешь играть? А… Руки сзади… Ну, тогда просто говори, где деньги?
– В банке. Здесь дача. Напряги свое воображение, к чему мне здесь, за городом, хранить деньги или драгоценности. Самую ценную вещь – наручные часы с бриллиантами – твой отморозок снял уже в машине. Они одни миллион рублей стоят. Я так понимаю, по твоему распоряжению. И кэш из моего портмоне – тысяч двадцать. Еще нательные драгоценности жены в спальне, в шкатулке скорее всего. Забирай все и проваливай. Но если тронешь ее, то тебя из-под земли достанут и голову отрубят. Хотя у тебя ее и так нет.
– Какие страсти! – съерничал Красс. – Информацию о часах я проверю. Но ты не за того меня принял. Мне идея дороже. А идея в том, что никто тебе сейчас не поможет. Ни твой всесильный тейп, ни ФСБ, ни менты…