Мыслящий Универсум Сиверц ван Рейзема Ян Вильям
От автора
Эта книга родилась из стремления прояснить ведущий сюжет – Мыслящий Универсум – предыдущей монографии «Информатика социального отражения». Мысль как неотъемлемое качество и свойство Универсума нуждается в особом фундаментально-прикладном рассмотрении. Для погружения систем искусственного интеллекта в «проблематику» Разума требуется понятийное действие, произведенное культурой исторического человека.
К такому действию относится иновыражение пространства/времени, энергии/информации, культуры, и мышления – характеристик, описывающих стадии развертывания/свертывания Универсума. Вывод характеристик мышления и культуры, за рамки ноосферы, отвечая традиции, содержит и конструктивную новизну.
Мышление, как и свет, присуще Универсуму. Оно, однако, может пребывать за границами субъектности как видимая или скрытая перспектива. Хотелось бы верить, что книга найдет тех, кому адресована.
I Общественный разум и Универсум
1. Постановка вопроса
Мыслительная деятельность, носящая универсальный характер, требует единства фундаментальных и прикладных подходов.
Это единство тождественно самому Универсуму, его разумоподобию, открывающемуся по мере раскрытия духовных, интеллектуальных и материальных сил человека.
Гармонические структуры восходящей сложности, циклические преобразования энерго-информационного материала, концентрация тонких субстанций, ставящих станции в виде цивилизаций, индивидуального и сверхиндивидуального разума, – таковы темы мышления, его информационных и семиотических технологий.
Характеристики разумоподобия Универсума разрабатывались еще в древневосточной, прежде всего индийской и китайской философии.
Рассмотрение разума с глобальных позиций – историческая традиция: «мировая душа» (Платон), «мировой ум» (Аристотель), «мировой дух» (Гегель), «общественный разум» (К. Маркс).
В рамках культурософских концепций Универсум предстает как непрерывное превращение одних порядков организации в другие, т. е. как приобретение и утрата упорядоченности. Процессы организации (упорядочения) и дезорганизации связаны с глубинными внутренними и внешними качествами материи/информации, их фундаментальной эталонностью.
Мышление – этика субъекта, совершающего выбор в бесконечном информационном пространстве.
Выбор зависит от взаимодействия составляющих. Природа Универсума требует исследований этих взаимодействий.
По отношению к современному обществу составляющие выступают в форме категорий отражения, информации, общественного разума, культуры.
1.2. Общественный разум
Категория общественного разума в современных условиях обретает обогащенный смысл. Наукофикация производства, массовые коммуникации и информатика, охватывающие совокупный образ жизни общества, по-новому ставят проблему гносеологических и информационных технологий социального отражения как базовых составляющих общественного разума.
Планетарное воплощение мыслительной и социальной практики человечества – ноосфера – получает в категории общественного разума развитое предметное содержание, которое должно быть рассмотрено в историческом процессе
самоорганизации общества, в том числе и в особенности восхождения способов отражения натурального и социального миров, раскрытия духовно-интеллектуальных способностей человека, разрешения противоречий между потенциалом культурного опыта и массовой социальной практикой.
Общественный разум – необходимая ступень исторического прогресса, на которой умственное, духовное развитие каждого – непременное условие восхождения социальной самоорганизации человечества, воспитания созидательной силы, его самоконтроля и свободы. Общественный разум и есть самоуправление общества посредством высших способностей, их свободного и разнообразного проявления. Категория общественного разума позволяет более направленно проводить духовные измерения социальной действительности, исследовать процессы социального отражения под углом планетарных задач сохранения человечества.
Подобные измерения предполагают пополнение теоретического взгляда и на такую «внутреннюю» область социального отражения, как информатика, включая предшествующие и сопутствующие формы, связанные с созданием и переработкой социальной информации. Стержневой, в смысле сказанного, представляется идея о зависимости исторического прогресса от разнообразия и богатства общественных отношений, раскрывающих способности человека.
Из чего состоит общественный разум с точки зрения своей структуры? В его составе: 1) мыслители – люди, вне зависимости от их социального статуса; 2) гносеологические и технические средства, включая информационные сети и коммуникации; 3) информационные материалы в знаковой и незнаковой формах; 4) культурно-гносеологические и информационные технологии – методы развертывания содержания мышления. Этот четвертый элемент – особая сила, сплачивающая общественный разум как действующее мыслительное единство.
Общественный разум подготавливается и воспитывается жизнью во всех ее проявлениях, а сама она становится его главным объектом и интересом.
Восхождение общества от дикости к общественному разуму есть развитие способов мышления.
В.И. Вернадский рассматривает подобное развитие как особый процесс реализации основного принципа культуры: соположения и отбора творческого опыта. Процесс действует диахронно и синхронно. Синхронно – как раскрытие духовного разнообразия личностей, их способностей и талантов («модель спирали»). Диахронно – как консолидация научной мысли («стрела времени»).
Исследуя нарастание научной мысли с точки зрения ноосферного процесса, В.И. Вернадский выделяет две взаимосвязанных базы движения общества: 1) силы природы, которые находятся в распоряжении страны; 2) силы народа, которые осваивают территорию. От того, как используются или не используются эти производительные силы, зависят возможные действия данного народа [1] .
Согласно Вернадскому, производительные силы народа, его действительное богатство слагаются энергией культуры: 1) способностью к работе, 2) честностью, 3) моральными и умственными качествами, 4) знаниями и талантливостью.
Интеллектуальные показатели В.И. Вернадский рассматривает в их неразрывной связи с этическими качествами. «Духовные силы человека, – пишет В.И. Вернадский, – мысль, его воля и нравственная сила – несомненно являются основным, определяющим условием национального богатства. Обладая ими, народ в сложных условиях исторической жизни приобретает и добудет себе необходимые для их проявления силы природы [2] .
В центре ноосферного процесса находится, согласно Вернадскому, культура, объединяющая все виды разнообразного исторического творчества народа: его образ жизни, философию, искусство, технику, политику и науку.
Способность личности к сознательному научному творчеству является, согласно Вернадскому, новым элементом, связующим отдельные социальные проявления людей в ноосферный процесс. Вызревание науки в качестве института культуры – решающий показатель развитости общества. Наука концентрирует материальные и духовные производительные силы общества, способствует превращению человечества в единое планетное целое. «Только тот народ, – подчеркивает В.И. Вернадский, – может сейчас выжить свободным и сильным в мировой жизни, который является творческим народом в научной работе человечества [3] .
Но что есть научная мысль в ее отличиях от других произведений духовной культуры? В понимании Вернадского она – такое произведение, которое содержит проверку истинности в качестве конечного условия собственного существования. Если отвлечься от полемики Вернадского с философским догматизмом и бюрократизмом, то подобное определение будет соответствовать его взглядам.
Научная мысль, по методу получения, не самодовлеет, поскольку критерии ее правильности включены в историческую систему науки как культурного института, т. е. опирается на аксиологическую и экспериментальную деятельность, находящиеся в преемственности в отношении методов получения результатов. Научный результат по своему содержанию относителен, но относителен в смысле ковариантности методологий результата. Главное отличие в том, что научная мысль – модель правильностей Универсума, содержащая информационную меру отражаемого объекта. Художественная мысль эту меру лишь подразумевает: 1) своей целостностью, 2) соотнесенностью с иными моделями правильности. Но и те, и другие – онтологические модели Универсума, которые поэтому всегда философичны и содержат «счетную» меру достоверности, поскольку сводятся в своей изначальности к «простым» отношениям элементов и связей. Достоинства художественной мысли заключены не только в неповторимости личности автора, но и в способности иновыражения философской и специализированной мысли.
Там, где дух произволен, совершает отлет от своей базы правильности, там кончается научность в ее философском и естественно-прикладном смысле. Плохие (с точки зрения метода получения) материальные, духовные и социальные вещи входят в отрицательный осадок духовного опыта. Не только мышление и его социальная практика производят вещи, но и сами вещи (материальные, духовные, социальные) порождают мышление – метафорически, как отражение в материнской информационной плаценте; предметно – как искусственный интеллект.
Различия между научной и философской мыслью лежат не в области метода, но в области разработки содержания отображений внешнего мира. Это – различие общего и особенного. Наука, в таком смысле, есть углубление специального, которое «рано или поздно», по мере углубления, становится философией.
Дифференциация, разнообразие общего влекут специальное. И то, и другое суть производство социальных вещей. Например, философия Р. Луллия, Дж. Бруно, Г.В. Лейбница произвела такие материально-информационные предметы, как счислительные устройства, способные к сложным семантическим формализмам. С другой стороны, современная информационная техника – результат специализированной деятельности, имеющей итогом ввод в философию и практику материальных и программно-гносеологических систем общественного разума.
Различия между философской, научной и художественной мыслью – знаковые, языковые различия. Это различия в содержании меры. Математические формализмы по контрасту с семантическими формализмами в гораздо меньшей степени допускают «логические паузы». Семантические формализмы, наоборот, оперируют непроявленным знанием, которое содержится в памяти как намек на дополняющий ресурс. Чем основательней исполнено правило, тем «математичней» оказывается результат семантического отражения.
Мышление – философская, научная и художественная мысль – не имеет критерия правильности за рамками исторического опыта. Формы мысли, по своему производству относящиеся к культуре, этим и отличаются от мыслей непроработанных, выступающих как произвольное мнение.
В этом смысле многие философские и фундаментальные разработки не могут иметь эмпирического подтверждения даже в течение обозримого ряда поколений – к такой «двусмысленной» области относится, в частности, космогония и космология. Здесь критерии, сопрягающие взгляды в систему, вынужденно допускают доверие (или, как говорит Вернадский, «научную веру») в качестве исторически приемлемого основания.
Именно поэтому «мировые загадки», решаемые до своего эмпирического предела, не перестают существовать, но отодвигаются вглубь вместе с расширяющимся знанием. «Научная вера», конечно, не религия, так как лишена особого натурфилософского, этического и организационного аппарата. Но она представляет «вещь-в-себе», которая становится «вещью-для-нас» в собственно человеческом значении. Разрешение этого противоречия познания в религиях путем переноса в область «небесного человечества» не является оптимальным. Даже в религиях, где действуют не персонифицированные, а надличные категории, такие, как Логос, Дао, Дхарма, происходит перенос историко-космогонического опыта.
Противоречие, однако, – диалектика творчества, побуждение к единству культурных форм мышления с целью их сопоставления и критики для получения «положительного остатка». Кантовская антиномия чистого и практического разума преодолевается не чистым познанием разума, а усложнением и разнообразием общественной практики, которая сознает противоречие и тем самым преодолевает его скептическую и антидиалектическую диктатуру. Противоречия между жизнью и не-жизнью, между общественным разумом и его бюрократическим двойником разрешаются расширением сферы жизни разума, т. е. ноосферой.
Общественный разум обладает своей внутренней, интимной структурой. На нисходящих ступенях он – дух, творческая возможность, информационная потенциальность, опирающаяся на индивидуальность человека, его чувства, влечения, впечатлительность, память, побуждения и запреты, на то, что древние именовали душой и что на языке эмпирических наук именуется психическим складом. Понятие души более точно выражает «подоплеку» мыслитель-ности, внутреннее, глубинное состояние нашего «Я».
«Духовное» и «душевное» обогащают восприятие общественного разума в его отличиях, например, от психики общества, разъясняемой и, в конечном итоге, ведомой общественным разумом. Понятие общественного разума может быть лучше раскрыто и через категорию Логоса. Логос человечества – не частный закон небольшой планеты. Он соотнесен с логосом Универсума и как таковой не только подлежит общественному разуму, но и предполагает его.
В ноосфере Вернадского человечество обрело не еще одну гениальную гипотезу, но достоверность, поддерживаемую практикой планетарного образа жизни с его экологическими и космическими заботами. К заботам этим относятся и информационные технологии социального отражения, непосредственно нормирующие внутреннее функционирование общественного разума.
В бытии человека проступают эпохи, границами которых полагаются применяемые общественным разумом способы социального отражения:
1. Языковая выделенность из животного мира. Сложение устной речи, графических изображений, счислений, образных символов в дописьменную систему запоминания и передачи социальной информации.
2. Изобретение письменных знаков и письма, развитие представлений о правильности знакового отражения – собственно цивилизационный период.
3. Развитие рукописных форм производства, хранение и передача знаковой информации на гибких естественных материалах. Умножение способов обработки знаковой информации, расширяющих содержание, смысловое разнообразие, допускающих и предполагающих более сложные, по сравнению с предшествующим, хозяйственные, социальные и духовные уклады.
4. Изобретение книгопечатания, распространение образования и экспериментальной науки как новой базы машинного производства, дифференцирования социально-политического и духовного уклада.
5. Разработка и социальное освоение разнообразных систем массовой информации – массовой периодической печати, радио, кино и телевидения.
6. Изобретение компьютерной письменности, перевод социальной информации на машинные носители, формирование единых компьютерных информационных сетей, позволяющих и предполагающих новые способы формирования общественного разума, производства, науки, массовых коммуникаций, политики, охватывающих планетную и космическую сферу человеческой активности.Исследование общественного разума открывает новые возможности и для изучения индивидуального разума. Пока что изучение это сосредоточено на физиологических и психологических сторонах мышления, отодвигающих мыслительность за рамки цивилизационно-культурных форм. При таком ограниченном подходе невозможно проследить формирование индивидуального разума в его связи с общественным разумом.
Переход к компьютерным формам социального отражения знаменует коренное изменение в позициях индивидов по отношению к включенности в общественный разум. В каналах связи личность как индивид становится менее зависимой от посредника. Зависимость ослабляется после перевода социальной информации на машинные носители, когда информационная связь принимает вид всеобщей компьютерно-информационной сети, открытой индивиду.
Формирование информатических технологий означает, говоря словами В.И. Вернадского, «внутреннюю культурную перестройку общества», «перестройку всего древнего культурного уклада» [4] .1.3. Противоразум
Обращение к историческому и текущему опыту мыслительности позволяет более дифференцированно представлять картину развертывания и свертывания общественного разума, его собственных внутренних ценностей и ресурсов.
Культурная мысль пролагает себе дорогу в контекстах жизненной среды, формируемых множеством интересов, в том числе и внекультурных. Подобные интересы также должны становиться объектом исследования, поскольку общественный разум есть борьба сил, созидающих мир как восходящий порядок, в котором каждый элемент получает оправдание через разум целого, и низводящих мир к единичности, тупой противопоставленности одинокого субъекта хаосу бессмысленного.
Общественный разум исходит из индивидуальных форм разума и интеллекта, включая искусственные интеллектуальные системы. По форме самоорганизации и методам оценки он реализует принцип культуры – отбор наилучших образцов. В тезаурусах мышления его антагонист – Противоразум – не имеет четкого оформления. Он описывается через отрицательные метафорические характеристики интеллекта/ума: злой ум, глупый ум и т. д.
Подобное отношение можно сравнить с фотографическим негативом, кэрролловским Зазеркальем, где смыслы принятого искажены, но искажены повсеместно, в общей инерциальной системе, отчего нет разрушительных последствий искажения.
В отличие от Зазеркалья общество сталкивается с разрушительными последствиями противоразума, причем последний с течением исторического времени начинает все больше обретать не метафорическое, но предметное значение всеобщего информационного антагониста – бюрократического разума, концентрированно действующего против культурного базиса ноосферы.
Бюрократический разум также развертывает свое надличное содержание, встраиваясь в социальное отражение наподобие онкогена, перерождающего ткань культурного мышления. Будучи выражением частного интереса, он мимикрирует к материальным и духовным интересам общества, смещает действительную общественную потребность в разнообразии и индивидуальной свободе к ведомственно-корпоративной изолированности, противопоставлению частного индивида его всеобщности.
Усложнение материального производства, его дифференциация ведет к усложнению информационной деятельности, в том числе той ее части, которая связана с социальной информацией, организующей деловую и духовную жизнь. Формирование массивов социальных данных и контроль за их обращением превращается в особую форму управления людьми. Контроль за оборотом информации имеет тенденцию превращаться в корпоративный интерес, в стиль отношения к адресатам информации как к зависимым лицам – бюрократизм. Бюрократизм паразитирует на социальной информации, превращает информацию в частную сделку по продаже и перепродаже ее потребительской сущности, накладывает грубую печать на государственную и социальную жизнь, препятствует сосредоточению общественного разума. Являясь организованной частью социального отражения, он представляет его противоречия со стороны самой этой организации.
Конституирующей базой бюрократического разума является само развитие общества: развитие и усложнение труда в материальной, информационно-духовной и социальной сферах; противоречие между перспективными потребностями во всеобщем образовании и узостью социального поприща на данный момент времени; сложный характер семейных и гражданских отношений, историческая непроработанность их взаимодействия, сосуществование разнонаправленных этик и культур; противоречия в раскрытии способностей индивидов и их включение в государственную и социальную жизнь, удовлетворение генотипического разнообразия; противоречия в обращении с исторической и прогностической информацией относительно текущей действительности. Обобщенно – это противоречия в социальном освоении культуры, в соотношениях индивидуального, коллективного и общественного долженствования.
Бюрократический разум вырастает из стыков долженствования, ибо он – нереализованная потребность индивидов в суверенитете, их собственная потребность. На этой потребности бюрократизм развивается как частная круговая порука, извращенный подряд по эксплуатации исторически неразвитого общественного положения индивидов.
Бюрократический разум как общественная форма мышления представляет в своей деятельности функции частичного мыслителя, оторванного от духовного смысла работы. Этот тип мыслительного отношения воспитывает своих методологов и риторов.
Как явление культуры, данный стиль представляет философскую, социологическую разновидность тоталитарного бюрократизма, связанного с отношением к информации как особому товару, сущность которого есть абстракт над его общественной стоимостью, поскольку из его состава отбираются лишь грубо утилитарное и моментальное.
В обществе, группах, индивидах бюрократический разум выступает как культурно-этический противоразум.
Если общественный разум осуществляет в тезаурусах мышления отбор культурно санкционированных образцов, то противоразум стремится подчинить информацию неокортекса инстинктам, волевую духовность – физиологической реактивности. Он – уголовная этика, рациональное оправдание абсолютного эгоизма, пассионарности, поиск и подготовка сообщников по сокрушению культурных оснований.
Эта коллизия разыгрывается ежечасно и в человеке. Как болевые всплески, кличи радости возносятся потоки данных к «центральным процессорам». От них – к перифериям, покуда целое, Универсум не осуществят волю, выбор, культурное или антикультурное действие на уровне атомарных, клеточных и надклеточных структур. Уже здесь информация облекается в знаковые, семиотические коды, различаемые по типу, интенсивности алфавитов и синтаксиса. Антагонистом общественного разума является не только бюрократический разум, но и глупость. Глупость – не как забывчивость личного опыта, но как тип философского отношения к общественному богатству, низведение его к частному обладанию. Организм моделирует общество не в меньшей степени, чем последнее предопределяется социально-организмической субстанцией индивидов. И здесь, и там также сталкиваются различение и неразличение, ум и глупость, смешение которых влечет повреждение или смерть целого. «Генетическая» глупость – отражение надиндивидуальных структур, следствие их неправильного, грубо утилитарного ассоциирования, потрясение «культурного договора», расплата за насилие, обман и подавление.
Противоразум не может быть преодолен одноактно, «революционно». В обществе он – произведение социальных вещей, которые Гегель именовал государственным формализмом. Формализм – «законная» часть общественного разума, его исторический остаток. Преодолевается он каждодневной практикой, соотнесением с ноосферными задачами.
Задачи эти совпадают с совершенствованием социального отражения, правильным построением его «внутренних» и «внешних» технологий, позволяющих личности увидеть свое надличное содержание, опереться на это содержание как на достоверную основу.
Переход к компьютерным способам социального отражения знаменует коренное изменение в позициях индивидов по отношению к включенности в общественный разум. Мы не касаемся новых форм ограничений, новых помех потокам социальной информации. Подчеркнем: путь к информационным базисам в планетарном масштабе может быть принципиально сокращен.
При соответствующей языковой, программной, гносеологической подготовке личности (а такая подготовка станет в конце концов экономической и социальной необходимостью) взаимодействия общественного и индивидуального разума обретут качественно новое разрешение. Это означает, что противоречия в области социального мышления будут перенесены в сферу развития и воспитания способностей личности, в область соревнования обществ по критерию общественных условий этого воспитания. С примитивным, грубым паразитизмом на недоразвитии мыслительной сферы будет покончено. Ценности философии заявят о себе в полную меру как ценности повседневного бытия ноосферы.
II Универсум и мышление
2.1. Универсум: фазы развертывания мышления
Мышление, как и жизнь, во многом (быть может, в главном) все еще тайна. Это тайна Универсума, проникновение в которую обусловлено. Обусловленность не есть эзотерия. Она – духовный рост, вырастание в мыслительность как в проявление Универсума, в пульсации простого и сложного, граничного и внеграничного (см. Схему 1 нас. 14).
Проявление базовой структуры Единого – первый шаг, убывание, но убывание к мысли, то есть мысль – продолжение Единого в информационной форме:
а) minimi – убывание, мысль в младенчестве, в потенции;
б) maximi – восхождение, язык, культура – в истории: животное, человек, общество, искусственный интеллект.
2.2. Фаза «minimi»: проявление базовой внутренней структуры Универсума
Структура Универсума может быть изображена как пульсация сложностей, их взаимообусловленность к пространству/времени через соответствующие иноформы энергии/информации (см. Схему 2 на с. 15).
Параметрическая ось ЭИ, являющаяся разверткой пребывающей в себе материи, есть ось мышления, соотношения энерго-информационных потенциалов.
Это соотношение в содержательном плане обусловлено «свободной игрой» мыслеутверждающих начал: устойчивости и определенности Универсума.
Такие начала суть отражение (развертывание) и притяжение (свертывание).
Отражение и притяжение двойственны в содержании. Они энерго-информационны и стремятся в своей слитости/раздельности к максимуму по пространству, минимуму по времени и наоборот, с адеквацией в том и другом случае по энерго-информационным формам.
Пульсация пространственно-временных/энерго-информационных компонентов Универсума в максимуме и минимуме суть устойчивое различение порождающих структур – мышление, зависящее от конкретных структурных соотношений.
Накопление устойчивости и определенности в бытии осуществляется через отбор, т. е. культуру.
Культуры подчиняются особенностям развертывания/свертывания Универсума с последующим включением в типообразование.
Типология развертывания/свертывания Универсума (его областей) выступает как творчество иерархии объектов – объектов Природы, с последующим раскрытием путей устойчивости Универсума
Схема 1
Схема 2
от ,
к УМСТВЕННОСТИ как следованию образцам устойчивости Универсума, закреплению сохраняющего опыта в структурно-материальных, энерго-информационных единицах, способных максимизировать сохранение бытийного опыта в разнородных метриках и материалах, могущих овеществлять опыт за пределами данной локальности, данного цикла Универсума. Это – структуры ЖИЗНИ, осуществляющей устойчивость перехода
от .
В континууме жизни происходит преобразование бесконечного отрицания организованности. В континууме жизни последовательность отношений, включая отношения с внешней средой, принимают следующий вид: сохранение – поиск – усиление сохранения – трансформация – сохранение усиления. Это достигается не только включением в энергетический потенциал системы внешней энергии, замещающей использованную, но и способностью системы черпать с минимумом физической энергии обеспечивающую информацию из резервуара культуры. Проблема для системы заключается именно в этом превращении потенциальной способности в действительную.
В галактических масштабах природа как таковая обладает универсальным качеством жизнеподобия – способностью к порождению планет, звезд и систем одного класса и «свободой воли» – возможностью осуществлять переходы от меньших энергий к большим, от хаоса – к системам, в том числе способным к ритмике разумно-подобной упорядоченности, например, пульсары и т. д.
Законы возможных трансформаций природы по критериям симметрии, согласно Ю.А. Урманцеву, исчислимы. «Природа может творить свои объекты только семью способами.» Для системы S, возникновение Mji (j = 1,2,3,5) подмножеств возможно в том и только в том случае, когда при преобразовании композиций одних подмножеств в композиции других подмножеств изменяются: 1. только число; 2. только отношения; 3. число и отношения между первичными элементами; 4. первичные элементы; 5. число и первичные элементы; 6. отношения и первичные элементы; 7. число, отношения и первичные элементы [5] .
Здесь, как и в предыдущих схемах-моделях, мы сталкиваемся с проявлением пифагореизма, «золотым сечением» структур, творящих – тонкое и, по-видимому, редкое, – открытое самопознание точечных локальностей.2.3. Фаза «maximi»; обобщение Мыслящего Универсума
В предыдущем параграфе подчеркивалось, что фаза «maximi» (духовное движение) Универсума начинается с формирования иерархии объектов, непосредственно соотнесенных с локальностями Универсума. Эти структуры образуют Планетарную Сферу Жизни, устремленную к разветвлению и объединению сохраняющего опыта.
Если минеральный мир проявляется в синергических рампах планетарной целостности, растительный и животный миры – в усложнении, дифференциации энерго-информационных взаимодействий, то цивилизационный мир стремится к созданию искусственных информационных систем, обеспечивающих преемственность, хранение и усовершенствование культурной информации (независимо от локальных возмущений).
Важнейшим стремлением человеческого общества является уловление структурных правильностей Универсума, производство на этой основе символического удвоения объектов, помещающего физические объекты любых характеристик в условия мысленных испытаний и конструирования.
Учения о структурной правильности Универсума, развивающиеся как конкретные области духовного и научного знания, материальной и социальной практики, все заметнее подвигаются к новым возможностям проникновения в многослойную структуру сохраняющего опыта.
Схема 3
Этот опыт – концентрированный отбор порождающих образцов по всему циклу развертывания/свертывания Универсума.
В обществе подобные процессы именуются культурой.
Культура не есть произведение только земной цивилизации. Она свойственна всему Универсуму как координата его раскрытия.
Культура (духовная культура) позволяет цивилизациям накапливать и видоизменять человеческий опыт в соответствии с критериями семиотической правильности.
Семиотическая правильность, согласно Ю.В. Рождественскому [6] , обусловлена двумя принципами: 1) создание такого минимума запрещений на свободное комбинирование объектов деятельности, с помощью которого возможен максимум социально-значимых различений в этом свободном комбинировании; 2) правильные запрещения вводятся последовательно и на более поздних этапах не запрещаются (не отменяются).
Реализация первого принципа семиотической правильности осуществляется за счет применения дистрибутивного различения, согласно которому минимум позиций (признаков) и минимум единиц, которые могут различить друг друга, равен трем:Таблица 1
Указанное распределение в рамках системного различения – «матрица познания» – есть семиотическая схема «разведения» Единого, которая имеет онтологическое обоснование, уходя корнями в объективную структуру Универсума.
III Семиотическое раскрытие Универсума
3.1. Общественный семиозис (социальная семиотика)
Социальная семиотика как наука о культурно-цивилизационном бытии знаков дает содержательную и формальную классификацию знаковых отношений, связывает понятия информатики и социологии. Упорядоченность знаков, отражающая упорядоченность и мерность социальной жизни, предоставляет возможность рассматривать эти упорядоченные комплексы как системы, однородные по материалу и характеру передаваемой с помощью этих знаков семантической информации.
Социальное положение человека, его пол, возраст, образование, социокультурная и профессиональная принадлежность значимо влияют на стереотипизацию семантических кодов, в том числе на базово-знаковом уровне. От того, как кодируется опыт, существенно зависит его осмысление и использование в практической жизни в соответствии с непосредственными интересами и потребностями людей.
Устойчивая повторяемость ситуаций, в которых протекает деятельность и социальная жизнь индивидов, создает предпосылки для формирования различных культур мышления, многообразие которых слагается, в конечном счете, в становящиеся привычными образцы деятельности и поведения – духовную культуру общества, в том числе культуру образа жизни, создаваемую лучшими образцами и нормами, которые оказались отобранными историческим творчеством того или иного народа.
В социально-семиотическом учении Ю.В. Рождественского сфера знаковых действий вычленяется с помощью ряда аналитических понятий [7] , среди которых, прежде всего, выделяется понятие семиозиса. Семиозис является важнейшим понятием, обозначающим движение социальной семантической информации, ее форм, содержания и общественных функций в зависимости от развитости общества, той или иной степени специализированности в разделении общественного производства, того или иного типа культуры.
Развитие семиозиса начинается с изобретений и открытий в области усовершенствования технологии создания знаков. Образование знаков с новой фактурой начинает развертывать новые формы знания, совершенствовать общественное сознание. Таким образом, прогресс в технологии создания знаков с новой фактурой обеспечивает прогресс общественного сознания.
Для всякой стадии развития общества существуют свои типы знаковых аудиторий, поскольку для каждой формации характерны свои общественные семиозисы, то есть наборы знаковых систем. Кроме исторических типов аудиторий знаковых систем существуют культурно-региональные типы знаковых систем и соответственно культурно-региональные типы аудиторий знаковых систем.
Общественный семиозис и соответствующие ему аудитории знаковых систем делятся в двух отношениях: а) с точки зрения истории социально-экономических формаций; б) с точки зрения регионально-культурных особенностей, характерных для существования той или иной социально-экономической формации в данном регионе.
Общий прогресс социального семиозиса выражается: 1) в совершенствовании фактур общественного семиозиса; 2) в развитии содержания общественного семиозиса, или социальной информации.
Совершенствование фактур общественного семиозиса зависит от уровня развития техники производства знаков, интенсивности изобретательской деятельности. Книга Иоганна Гутенберга представляет собой знаки с новой фактурой по сравнению с книгами ксилографической печати. Удешевление процессов книгопечатания привело к развитию полиграфической индустрии, что, в свою очередь, повлияло на развитие содержания печатных текстов.
Сложились новые виды литературы, была разработана схема нового знания, в том числе профессионального и научного, или, как об этом пишут науковеды, сложилась «новая наука».
Сходное значение имеет разработка новых музыкальных инструментов, новых материалов живописи, фотокопировальной техники и т. д. В XX в. особо большое значение имело изобретение радио, телевидения, кино и другой подобной знаковой техники, воплощающей новые уровни и новые возможности социального отражения.
Письменность как первая пространственно отделенная от субъекта форма моделирования природного и социального мира открывает общество как цивилизацию, то есть дает возможность оперировать социальной семантической информацией вне прямого контакта. Тем самым создается основа для обработки фактов, накопления опыта, хранения и передачи отобранных образцов в качестве: 1) моделей мировоззрения, технологий и искусства, 2) предмета социализации, включая школьное обучение, соотнесенного с практикой взаимодействия с космическим, природным и межчеловеческим окружением. Письменность, таким образом, явилась первой фазой семиотической революции в знаковых способах организации общества.
Если в дописьменном обществе, до цивилизации ведущими формами идеологии и практического естествоиспытания были магия и мифология, то изобретение письменности вызвало дифференцированные жанры счетно-письменной и литературно-письменной деятельности, что привело к углублению философского мировоззрения, к обогащению гносеологии, к социализации религий, организации учреждений, управляющих потоками письменного творчества, регулирующих движение текстов различного, в том числе секуляризованного, содержания. Таким образом, прогресс в технике знакопроизводства оказал глубочайшее воздействие на содержание общественного сознания, всей социально-культурной и экономической жизни общества. Так, общество цивилизации, рабовладельческое общество, обладало дифференцированной литературой, широко пользовалось театром и другими формами внеличностного представления внешнего и внутреннего опыта человека. Развитие диалогового стиля античности не только преемственно отражало, но и развивало уровень предшествующих письменных культур. На основе обобщения хранимого в знаковых источниках опыта в последующих, связанных с античностью, культурах были созданы орнаменталистика, пластика, музыкальные формы, интерпретирующие диалектику движения мира.
Общий прогресс социального семиозиса выражается: 1) в совершенствовании фактуры мыслительности – дифференциации, усложнении, разнообразии знаковых форм; 2) в развитии содержания социальной информации, отражающей разнообразие предметной деятельности, разнообразие общественной структуры, социальных ролей человека, ситуаций его общественной и производственной жизни.
В историческом плане совершенствование фактур общественного семиозиса означает индустриализацию знакового производства, насыщение социальной сферы знаковой техникой. Изменение знаковой формы текстов знаменовало появление новых видов литературы, ориентированной на общественную стратификацию по уровням грамотности, духовных и практических потребностей индивидов. Профессиональная философия и искусство проникли в социальные круги, ранее закрытые для систематического обучения этим формам мыслительности. Это была связанная с печатным словом вторая фаза семиотической революции.
В наше время нарождается новая фаза семиотической революции – распространение вширь и вглубь информационно-компьютерного общения, в том числе с региональными и мировыми тезаурусами знаний, развитием межперсональных экспертиз и контактов на базе космических коммуникаций, глубоким обменом видами и жанрами мыслительной деятельности. Эти новые формы совершенствования фактур семиозиса, несомненно, окажут глубочайшее воздействие на состав содержания социальной семантической информации, приведут к общественному сравнению различных опытов чувственной и духовной практики индивидов и социальных групп.
Развитие науки, компьютеризации и роботизации производства, создание искусственного интеллекта и мировых информационных сетей, перевод культурных источников на машинные носители, облегчающий их всеобщее сравнение, – факторы формирования нового общественного мыслительного стиля.
Влияние семиотических факторов охватывает не только сферу социальной данности. Это влияние достигает исторических масштабов и затрагивает такие составные части общеисторического процесса, как базис и надстройка общества.
Пока человечество пользовалось лишь произносительными навыками, общество находилось в состоянии варварства. Переход к письменным формам позволил во многом преодолеть сопротивление пространственно-временной среды. Переход к компьютерно-информационным коммуникациям ослабляет сопротивление этой среды еще более, ведет в условиях земной цивилизации практически к преодолению пространственно-временных ограничений на скорость распространения и полноту передаваемой информации.
Семиотические факторы базиса и надстройки общества оказывают принципиальное воздействие на характер связей, устанавливающихся между этими фундаментальными формами организации общества. Производство материалов знаков происходит в базисе и подчиняется закономерностям его развития. Разработка содержания знаков происходит в надстройке общества и подчиняется ее закономерностям. Это значит, что между базисом и надстройкой общества имеется смысловая соотнесенность, развертывающаяся по линии производства материалов и содержания знаков.
Категория надстройки, представленная в знаках, накладывает на содержание форм общественного сознания определенный отпечаток, который проявляется в исторической дифференциации форм общественного сознания. Это означает, что в надстройке базис представлен: 1) через содержание отражения – мораль, религия, право, искусство; 2) через фактурные формы этого отражения – устная речь, письменность, коммуникации на машинных носителях. Фактура знаков есть результат общественного производства, порожденный закономерностями базиса. Содержание знаков – результат деятельности надстройки. Взаимодействие базиса и надстройки общества не только определяет содержание, формы и темпы производственных отношений, но и формирует общие условия мыслительной деятельности человека, глубоко воздействует на характер ноосферных процессов.
Только человек, энергетическая мощь которого исторически непрерывно множится в процессе его самоорганизации, сравнивается как планетный субъект с энергетическим влиянием на экосферу всех других совокупных субъектов планеты. Поскольку это энергетическое воздействие столь тесно связано с его мыслью, общественными условиями ее определения и развертывания, семиотическое исследование мыслительности, в том числе социальной мыслительности, приобретает особую актуальность.
Человек способен к перестройке информационной структуры материального мира не путем силового давления на материал, а лишь прилагая минимум необходимой энергии к запуску преобразующих программ. Такой способ хозяйствования, основанный на использовании знаково-информационного преобразования вещества, энергии, функциональных связей, с последующим включением неограниченной свободной энергии Универсума в космическое хозяйствование и исследовательские циклы, есть идеальная и вместе с тем непосредственная практика мышления, достойная его возможностей.
3.2. Базовые системы социально-знаковой гносеологической сферы
В ходе изучения знаковых феноменов как феноменов социального мышления и культуры Ю.В. Рождественскому удалось выделить основные, базовые социально-семиотические системы, дать характеристику знаковой ситуации как неотъемлемой части социально-гносеологической ситуации, разработать учение о социальном семиозисе как внутренней форме той группы социально-культурных отношений, которые выражаются категорией цивилизации.
Опираясь на материалы этнографии, фольклора, филологических исследований, Ю.В. Рождественский выделил 10 основных знаковых систем, характеризующих историческое дописьменное общество.
Системы эти суть следующие:
1. Приметы, включая симптоматику народной медицины.
2. Гадания.
3. Предзнаменования(знаменья).
4. Язык, включая начала логических искусств.
5. Изобразительная группа (или мусические искусства):
а) музыка; б) графико-живописная изобразительность, включая орнамент; в) пластика, танец, пантомима.
6. Прикладные искусства: а) архитектура, б) костюм, в) народные ремесла.
7. Измерительная группа: меры.
8. Пространственные ориентиры.
9. Сигналы в контуре управления.
10. Обряды. [8]Основные знаковые группы инвариантны относительно дописьменного общества, взятого как целостность. В обществе эти знаковые группы соответствуют базовому уровню различения, соединенному с формированием средств различения в русле культуры, и: 1) осуществляют контакты общества с природой; 2) нормируют деятельность, образ жизни, управление социальными процессами с точки зрения упорядоченности, интенсивности, внешней целесообразности общественного бытия. Их глубочайшая функция – систематизация культуры. В этом плане указанные группы знаков составляют единый смысловой комплекс, элементами которого выступает каждая из 10 базовых знаковых систем.
Внутри смыслового комплекса роли знаков дифференцированы. Меры, ориентиры, сигналы служат реализации предметной деятельности. Без них невозможна ни военная, ни хозяйственная, ни жизнеустроительная деятельность. Обряд обеспечивает введение людей в созданную семиотику и тем самым обусловливает социализацию человека. С помощью языка (словесности) устанавливается контакт между всеми знаковыми системами. Приметы, гадания, предзнаменования формируют аппарат прогностики дописьменного общества, обеспечивают авторитет и сакральность духовно-светской власти, в соединении с мерами, ориентирами, сигналами, служат систематизации, классификации, интерпретации природных явлений и хозяйственных циклов, обеспечивающих продовольственное и экологическое положение общества. Изобразительная группа знаков и прикладные искусства, опираясь на языковые знаки и обряд, дают такую фактуру социальной среды, которая четко и однозначно предписывает индивидам их место в социальной данности.
Как видно из описания, каждая группа знаков составляет таксономический класс. У разных классов есть особенные и общие, пересекающиеся свойства, то есть для их полного восприятия необходим системный анализ. По этой причине знаковость, в том числе гадание, диагностика и прогностика примет и иных признаков, указывающих на возможный и вероятный результат, составляли удел профессионального знания. Там, где прогностика природных явлений тесно соприкасалась с цикличностью хозяйства или касалась здоровья, жизни и смерти людей, роль предсказания всегда обретала окраску власти, социального или политического могущества. Такова, например, роль древнеегипетских жрецов и писцов.
Сакральность знаков связана и с тем, что они, не являясь предметами прямой пользы, представляют умноженную мощь и влияние.
Существуют знаки, в которых возможна метафора, то есть создатели знаков материалом, фактурой знаков могут указывать на обозначаемый предмет, – таковы знаки власти или деятельности, знаки, отображающие функциональную сущность явления. К метафорическим знакам, по преимуществу, относятся прикладные, логические и мусические искусства, гадания, предзнаменования, обряды.
Есть знаки, в которых по характеру материала не может содержаться метафора. К неметафорическим знакам могут быть отнесены сигналы, ориентиры, приметы и меры.
Метафора, заключенная в знаке, предполагает, что восприятие знака должно возбуждать деятельность ума ради осознания предписывающих целей знака. В то время как отсутствие метафоры, изъятие из знака всякого социального или философского (символического) смысла настраивает человека на прямое действие, а не на размышление по поводу целесообразности и обоснованности этого действия. Так, сигнал, команда требуют исполнения во всех видах деятельности. Полемика превращает команду в другой тип знака. В практике нарушение функций знаков ведет к полному расстройству целенаправленной деятельности, превращает целенаправленность в хаос, осмысленность – в безумие.
В животном мире рассогласование в восприятии знаков ведет к немедленному наказанию за ошибку и поэтому не может быть длительным. В человеческом обществе рассогласование может быть длительным вследствие характера социальной данности, при которой участники знаковой коммуникации имеют возможность ошибаться, поскольку не несут за ошибку персональной ответственности и адресуют ответственность коллективу в целом, в результате чего ошибка поглощается коллективом. Однако накопление ошибок снижает умственный, духовный, деятельностный потенциал коллектива и, в конечном счете, ведет к его полной недееспособности. Так знаковая субстанциональность общественных действий оказывается непреложно соединенной с социальной, содержательной субстанциональностью этих действий.
Принципиальная неметафоричность и возможная метафоричность суть признаки, которые различают знаки предметных и умственных действий – такова первая субстанциональная особенность знаковых групп.
Вторая субстанциональная особенность базовых знаковых групп – их дифференциация в отношении времени действия и стабильности функций. Одни знаки образуются надолго, «раз и навсегда», другие как бы пульсируют, появляясь для конкретной задачи, исчезая вследствие ситуативной мимолетности.
К знакам ситуативного действия относятся сигналы, гадания, предзнаменования, обряды, меры, к знакам внеситуативного действия – приметы, ориентиры, прикладные, логические и мусические искусства.
Третье субстанциональное различие в знаках касается их отношения к референтам. В одном случае референт знака материально совпадает со знаком: например, примета составляет часть моделируемого явления; предмет прикладного искусства и его знаковая форма полностью совпадают по пространству и времени. Другие знаки могут локализоваться в пространстве и времени отдельно от своих референтов, вплоть до полной утраты референтов – таковы, например, знаки гаданий, предзнаменования, сигналы, логические, мусические искусства, обряды (см. Табл. 2 на с. 26).
Указанные различия между группами знаков и внутри этих групп уходят в глубину природы и развертывают мыслительность на фоне структуры Универсума как часть природы, но такую часть, которая способна к восприятию этих различий, к их правильному учету и действованию в согласии с указанными знаковыми особенностями.
Эти знаковые характеристики внутренне формируют гносеологию общественного человека.
Подобное различение дает зеркальное отражение одних классов знаков в других по способу отражения объективного мира. Приметы и ориентиры противополагаются гаданиями и знамениями как прочно установленные и однозначные признаки ситуаций признакам вероятным и предположительным. Логические и мусические искусства противополагаются прикладным искусствам как действие – плану и расчету (см. Табл 3 на с. 26).
В знаковых оппозициях развертывается стилистика деятельности/мышления общественных индивидов. Традиционные, древние способы распознания и кодирования мира не устраняются из состава новых способов, но встраиваются в них и в ролевом отношении переосмысливаются. Здесь, через посредство знаков, включающих в себя логические и мусические искусства как специализированные области деятельности, отображаются стилистические параметры мыслительной ситуации, свойственные письменной культуре.
Различие между группами знаков, обязательно соединяющимися с предметами и обязательно содержащими предмет мысли и лишь факультативно указывающими на предмет, представляют собой основание для формирования познавательных отношений абстрактного и конкретного через посредство знаков.
Функциональная классификация знаков помогает лучше осознавать их общие и особенные роли в гносеологическом общественно-индивидуальном процессе, представлять этот процесс имманентно самой природе и социальной жизнедеятельности, что хорошо иллюстрирует известное положение о логике как снятой форме истории.
Кроме того, рассмотрение функциональных единств и значений знаков в гносеологическом процессе индивидуального уровня помогает с новой (материальной и функциональной) стороны взглянуть на общие закономерности и особенности мышления общественного человека, в котором субстанциональные природные и природно-функциональные начала вплетаются в собственно материальную и духовную деятельность и обретают в этой сфере новую ментальную жизненность.
В ноосфере живая природа через человека, его предметную и семиотическую деятельность, направленную на расшифровку «информационного кода» внешнего мира, получает возможность объективировать смысловые связи своих частей.
В опыте общественного человека присутствует информация: 1) о самом себе, включая информацию о собственной конструкции, получаемую путем исследования родо-видового функционирования данных особей во взаимодействии с природно-космическим миром; 2) о структуре Большого Мира, включая информацию о планете в целом, и о функциональных особенностях его частей; 3) о сфере идей и понятий, включая гносеологию.Таблица 2
Свойства 10 базовых семиотических групп общества дописьменной культуры
Таблица 3
Типы знаков, взятые по их свойствам
У животных нет внебиологического хранения и преумножения опыта путем фиксации его в искусственных знаках. Но это не значит, что у них отсутствует фундаментальная информация о природе, ее конкретных субъектах, включая человека. Информация эта, конечно, имеется, но она, во-первых, малопригодна для логического анализа, так как не фиксирована в знаках по типу письменности, во-вторых (что является следствием первого), не может содержать историческую информацию, в-третьих, она малодоступна животным другого вида.
Животные, однако, могут обладать: 1) более высокой изобретательностью за счет недоступной человеку природной чувствительности; 2) большей сообщительностью за счет ультраиндивидных или ультраколлективных форм существования; 3) большей дифференцированностью критериев «свой/чужой» вследствие особенностей среды обитания и структурно-функциональных отличий.
Эти типы опыта сближают (относительно собственно человека) биологические системы с системами искусственного интеллекта и формируют общеродовой круг менталитета, в котором индивидно-общественный менталитет человека должен рассматриваться не исключительно, но включительно.
Менталитет должен изучаться междисциплинарно, в содружестве естественных и гуманитарных наук, но не порознь и не за счет друг друга. Исследование мышления с позиций чистого конструктивизма, без анализа сущности и ролей знаковых образований наталкивается на непреодолимые трудности.
Мысль – образ – понятие – объективный внешний мир находятся не в простых отношениях копии и оригинала, но в отношениях сложного и глубокого взаимного обмена, в ходе которого мир осваивается, осмысляется, опредмечивается, одухотворяется.3.3. Гносеологический потенциал базовых семиотических систем
С точки зрения формы, обряд – резюмирующий тип гносеологических взаимодействий, их внешняя обобщенность. Обряд свойствен обществу и живой природе. Вне его рамок не могут быть развернуты ни коллективная деятельность, ни коллективное поведение.
Регулярные колебания природной среды, ритмические смены температур, окрасок, состояний твердых, жидких, газообразных, плазматических тел – не являются ли они аналогами обряда? Если принять во внимание, что все эти проявления Универсума развертываются во взаимосвязи и взаимозависимости, то ответ будет положительным.
Обряд как смешанная коммуникация и одновременно всеобщая форма гносеологических взаимодействий осмысляется и классифицируется исходя из сущностных характеристик Универсума.
Схема 4
Внутри обряда как семиотической суперформы в обществе развивается, дифференцируется, усложняется процесс различения.
В самой природе семиотических групп отчетливо проступают качественные особенности различения в человеческом обществе по сравнению с другими социальными формами. Приметы, гадания, предзнаменования позволяют выразить оценку действительности перед началом деятельности. Логические, мусические, прикладные искусства производят оценку потребностей, обстоятельств, ситуаций, указывают на прецеденты деятельности в рамках культуры, обосновывают психологическую ориентацию. Меры, ориентиры, сигналы выражают условия реализации деятельности. Таким способом семиотические группы отображают деятельность и действия социальных субъектов во всех их разновидностях.
По отношению к полноте и качеству использования знаковых групп может быть построена иерархизация мыслительных субъектов.
Приметы, гадания, знамения, обряды не отличают социальную деятельность и жизнедеятельность, не дифференцируют биологические и общественные начала. Другие знаковые группы, однако, эти разграничения проводят.
Логические и мусические искусства различают субъект и технику как сложный, культурный продукт его деятельности. С точки зрения этих знаковых групп техника отделена от субъекта и выступает как самостоятельное начало, отделенное от его языка и пластики. Меры, ориентиры и сигналы во взаимосвязи с указанной группой знаков, различая субъект и технику, различают тем самым субъект и окружающую природу как порождающее и порожденное начала.
Практика разводит человеческий и животный мир на различные этажи семиотического базиса и, тем самым, через процесс мышления – на разные уровни самосознания и сознания. Но это значит, что перед человечеством во всей полноте его практики открываются законы семиотического единства мира, воплощающие материальное единство Универсума. Семиотическое единство мира – фундамент, на котором строятся различные системы мышления, включая искусственный интеллект. Осваивать это единство научная мысль может, лишь проявляясь как культура общественного человека, направленная к конкретным точкам реальности. В обществе закон семиотического единства проявляется как многообразие и дифференциация функционально-гносеологических ролей знаковых групп.
Человек обладает в настоящее время наиболее совершенным аппаратом различения. Совершенство этого аппарата носит не конструктивно-природный характер. По конструктивным параметрам человек уступает многим представителям животного мира и техническим устройствам. Преимущества способов различения человека – культурно-исторические. Они заключены в сложной структуре знаковых систем и общественных семиозисов, отражающих предметную деятельность и общественное устройство человека. Различение природного, человеческого и технического начал предстает перед человеком по-разному, в зависимости от знаковой ситуации. В случае применения примет, гаданий, знамений все начала неразличимы. В случае употребления знаков логических, мусических, прикладных искусств различаются человек и техника, а в случае использования мер, ориентиров, сигналов – человек и природа. Лишь в совокупности всех видов семиотических взаимодействий различаются все три начала. Вот почему, обобщая фольклорный опыт, античная философия говорит о трех источниках жизнедеятельности, трех гениях: «небе», «земле» и «человеке».
Из этого следует, что правильное, то есть адекватное, отражение объективного мира возможно лишь тогда, когда все составы классов и подклассов знаков явлены в полном объеме.
При неполноте состава знаковых групп мышление затрудняется с различением структуры внешнего мира, затем (при дальнейшем убывании знаковых групп) – с различением структуры непосредственной жизненной среды, которая может предстать в обедненной форме и повлечь к таким действиям субъекта, что его дальнейшее функционирование в этом качестве становится проблематичным.
Выпадение знаковых групп из процесса различения аналогично омертвлению функциональных носителей информации внутри материального субстрата мышления. Для мышления семиотический распад тождествен распаду материальному.
В связи с преобладанием в тезаурусах мышления конкретных типов знаков, их большей проработанностью в качестве материалов различения возникает устойчивость атрибутивных признаков внешних предметов.
По мере совершенствования знаковых отношений одни предметы, ранее невидимые умственному взору, делаются видимыми предметами, превращаясь в «вещи-для-нас». Другие, ранее бывшие «для нас», открывают новые облики, третьи – переосмысливаются и отходят на задний план как познанные и устоявшиеся. Эта постоянная вибрация отражений внешнего мира, осцилляция смыслограмм налагается на ритмические колебания самих предметов.
В подобном плане кантовская «вещь-в-себе» лишается онтологического скептицизма и может быть рассмотрена вполне конкретно, в рамках обычной знаково-познавательной ситуации. Это значит, что образ предмета как совокупности различенных и отобранных признаков внешней материальной и функциональной структуры должен наглядно, объяснимо развертываться и свертываться в элементарную структуру внутреннего знакового состава.
Полнота знакового состава мышления не в меньшей, но в большей степени, чем рецепторная мощь, определяет ассоциативность, объем, глубину, а следовательно, духовную зоркость мышления.
В обществе происходит пополнение состава знаковых систем.
Усложнение состава семиотических систем происходит тремя способами: 1) умножением знаковых групп; 2) усовершенствованием знаковых коммуникаций; 3) изменением деятельности получателей знаков.
Перевод культуры на машинные носители качественно усиливает оперативную память и различительную способность индивидуального субъекта, соединенного с совокупным тезаурусом культуры.
В свете сказанного выдвигается практический вопрос, актуальность которого выявится в ближайшие десятилетия. Как должен строиться искусственный интеллект, память и судительные способности которого – историческая культура человека? Может ли в должной мере использоваться отраженный в культуре общества мировой планетарный опыт, если роли культуры в мыслительном процессе не дифференцированы, а разум рассматривается главным образом со стороны структуры и функций локализованного субстрата, для которого культура – только фон, психологическая среда, а не непосредственный деятельностный материал?
Ответ на поставленный вопрос может быть получен путем семиотического изучения мышления, которое должно идти параллельно с его общим восприятием как важнейшего процесса в ноосфере, отражающего и формирующего глубинное содержание Универсума. Такое восприятие, с одной стороны, подразумевает культурно обоснованное непотребительское отношение к животному и растительному миру, ландшафтам и климатическим комплексам. С другой стороны, оно подразумевает проясненное отношение к самой исторической культуре как совокупной мыслительной основе производства, духовной, жизнеустроительной и коммуникативной деятельности общественных индивидов.Схема 5
IV Технологии общественного разума
4.1. Футурология: система развертывания новых оснований социально-видовой жизни человека