Как Трисон стал полицейским, или Правила добрых дел Самарский Михаил
– Пальмушка, я тебе гостинцы принесла. Ты любишь мяско?
– А кто же его не любит? Очень люблю, – ответила Пальма. – Спасибо тебе, Катенька.
Я вмешался в процесс и обратился к Пальме:
– Дорогая, как бы тебе не влетело от хозяев!
– Трисон, а я тут при чём? – удивилась она. – У меня ведь принцип простой: дают – бери, бьют – беги!
– А куда тебе бежать-то с цепи? – съехидничал я.
– Куда-куда? – проглатывая очередной кусок мяса, ухмыльнулась Пальма. – В будку. А ты чего стоишь? Угощайся!
Катя, словно разобрав, что сказала Пальма, махнула мне рукой.
– Трыся, а ты что, не любишь мяско? Иди покушай с нами! – предложила она.
– У-у! – ответил я и на всякий случай отошёл подальше от собачьего праздничного стола.
Люди обнаружили пропажу, когда Пальма уже заканчивала свою царскую трапезу. Мясо ещё осталось, но оно лежало в собачьей миске. Пальма от греха подальше забилась в конуру, и в темноте ещё долго светились два счастливых глаза. Наверное, от сытости.
– Катька, ну кто тебе разрешил трогать мясо? – громко сказала Роза Андреевна.
Она возмущалась скорее не из-за того, что дочь отдала мясо собаке, ей просто было неловко перед всеми: люди настроились поесть шашлык, а тут такой форс-мажор.
– Мамуля, но ведь Пальма тоже хочет кушать, она любит мясо! – ответила Катя.
– И что теперь? Ты о собаке позаботилась, а о людях забыла? – строго спросила Роза Андреевна.
– Ничего я не забыла, – ответила Катя. – Люди каждый день мясо едят, а Пальма ни разу не ела. Я же вижу. Мама, это ведь несправедливо!
– Как это не ела? – вмешался подошедший отец. – Мы же каждый раз ей отдаём косточки.
– Косточки? Да? – подбоченилась Катя. – А что же вы их сами не едите? Я спросила у Пальмы, любит она мясо или нет.
– И что же она тебе ответила? – язвительно спросил папа.
– Ответила, что очень любит, и я решила с ней поделиться! – Катя гордо подняла голову.
– Прямо так и сказала? – Отец еле сдерживал смех.
– Ну что ты тут с ней хиханьки-хаханьки разводишь? – возмутилась Роза Андреевна. – За такие поступки нужно ребёнка наказывать. Отправляй её в угол.
– Да ладно, мать! – Отец махнул рукой. – Какой угол? Пусть идёт в комнату и там посидит, подумает.
Катя, прихватив с собой плюшевого медведя, молча направилась в дом. Отец грустно произнёс:
– Медведя оставь. Посиди в комнате без игрушек.
Катя, на удивление взрослым, не стала вредничать, гордо протянула отцу игрушку и исчезла за дверью. Я последовал за нею. Долго крепилась девчонка, но всё же в конце концов, видимо, детское сердце не выдержало, и она расплакалась. Я прижался к ней и слизнул солоноватую слезинку.
– Фу, Трыся! – улыбнулась Катя, и, вытерев щёку, обняла меня и звонко чмокнула в нос.
– Ав-ав! – одобрительно сказал я.
– Это у меня случайно слёзы выкатились, – шмыгая носом, заявила Катя. – Никому не говори. Хорошо?
– Ав! – ответил я, что означало «железно». И впрямь, не болтун же я какой-нибудь.
– Жаль, Трыся, что ты мяса не поел! – вздохнула она.
– У-у! – скульнул я.
В комнату к нам проник Симка.
– У Пальмы сегодня прямо праздник живота, – промурлыкал он. – И я полакомился, кусочек спёр. Вкуснятина!
– Скажи Кате спасибо, воришка, – съязвил я. – Если бы не она, было б тебе мясо!
Сименс подошёл к ней и потёрся о ногу. Катя погладила кота и, подняв с пола, усадила рядом с собой на кровать.
– Что там народ? Успокоился? – спросил я.
– Всё ещё обсуждают, – мяукнул Симка. – Но уже посмеиваются, хозяйка колбасы им нарезала. Да овощи с фруктами на стол выставила. Тоже неплохо!
– Согласен. Говорят, людям много мяса есть нельзя.
– Точно, – подтвердил Сименс. – Здоровее будут. Лучше бы нам каждый день его отдавали, мне этот сухой корм уже поперёк горла стоит.
– А я привык. От куска мяса не откажусь, но сухой корм всё-таки удобен.
– Удобен для людей, – недовольно мяукнул Симка. – Но не для меня…
– Это тебе так кажется, – возразил я.
– Ничего не кажется. Если тебе нравится, это ещё не значит, что нравится всем. А я бы каждый день мясо ел.
– Так тоже надоест, если каждый день. – Я попытался переубедить нашего «хищника».
– Чтобы так утверждать, – насупился Симка, – нужно сначала попробовать.
– Тоже верно, – согласился я. Да и сложно не согласиться с таким аргументом. Симке редко перепадало мясо, потому он, наверное, так уверен в своей правоте.
В этот момент в комнату заглянула Роза Андреевна. Увидев на кровати Сименса, она от удивления открыла рот и громко крикнула:
– Брысь с кровати! Екатерина, сколько раз тебе говорить: коту нечего делать на постели. Он ведь не домашний, он бродит везде по улице, ещё заразу какую-нибудь принесёт!
Сименс не стал испытывать судьбу, спрыгнул на пол и исчез под кроватью.
– Пошли кушать! – предложила Роза Андреевна.
– Я не хочу, – ответила Катя, не глядя на маму.
– Будешь теперь мне свои капризы показывать? – строго спросила Роза Андреевна.
– Ничего я не показываю, – буркнула Катя. – Просто не хочу кушать.
– А ты через «не хочу», – возразила Роза Андреевна. – Пойдём, давно уже пора обедать.
Она села на кровать рядом с дочерью и обняла её.
– Ну чего ты, Кать, обиделась, что ли? – ласково спросила Роза Андреевна и, погладив дочь по голове, прижала к себе. – Не обижайся, давай мириться.
Катерина в последний раз шмыгнула носом и, обняв Розу Андреевну, протянула ей мизинец.
– Мирись, мирись и больше не дерись, – сказали они хором, – а если будешь драться, я буду кусаться.
Через мгновение в комнате раздался детский смех, и всё снова наладилось. Люди забыли о мясе. Отец вернул Кате медведя, бабушка что-то нашептала ей, у порога на крыльце её встречал кролик Кузя. И даже сорока-воровка прилетела по такому случаю и, усевшись на заборе, внимательно наблюдала за происходящим.
Катя сходила к калитке, проведала Пальму, та встретила девочку, стоя на задних лапах. Они обнялись и несколько секунд танцевали вместе. Как жаль, что собака не может говорить по-человечески. Но, пользуясь случаем, побуду немного переводчиком.
«Катюша, миленькая, – сказала Пальма на нашем, собачьем языке. – Спасибо тебе за угощение, и прости, если тебе пришлось за меня пострадать! Ты очень хорошая и добрая девочка!»
В тот вечер я долго не мог уснуть. После того как разъехались гости, я лежал на своём коврике и рассуждал о добре и зле. Конечно, мои мысли могут существенно отличаться от человеческих, но я ведь живу среди людей, вижу, что среди них происходит, и делаю выводы.
Вот недавно ехали с Андреем Максимовичем в электричке. Лавки через две – три от нас сидела бабушка вместе с малышом, наверное, Катькиным ровесником. Карапуз держал в руке то ли пирожок, то ли беляш. Рядом с ними клевал носом старичок, просыпаясь лишь во время объявлений остановок. Поднимал голову, руку приставлял к уху – наверное, чтобы лучше слышать, – и засыпал дальше. А у его ног лежала собака непонятной породы. Учуяв запах вкусненького, она приподняла голову, внимательно посмотрела по сторонам и уставилась на мальчугана, вернее, на пирожок в его руке. Малыш, в свою очередь, заметив неподдельный интерес собаки, как мне показалось, стал нарочно её дразнить. Бабушка несколько раз одёрнула внука, но потом уставилась в окно и перестала обращать на него внимание. Пацан водил пирожком под носом собаки и весело смеялся, когда та тянулась за его рукой. Мальчику, видимо, так понравилась незамысловатая игра, что он слез с сиденья, сел на корточки напротив собаки и начал тыкать ей в морду пирожком. Я как-то рассказывал вам историю, как, ещё будучи молодым поводырём, едва не сорвался и не схватил кусок курицы, когда мне поднесли его прямо к носу на светофоре перед пешеходным переходом. Так я прошёл специальную подготовку, нас учили выдержке долгое время, какие только эксперименты и опыты над нами не ставили. А тут простая дворняга! Что ей оставалось делать? Вы, наверное, уже догадались: собака хвать пирожок – и под лавку.
Какой тут рёв поднялся! Пацан не только начал громко плакать, он ещё и несколько раз пнул собаку. Знаете, что меня тогда удивило? Мальчик ударил собаку, а бабушка даже не сделала ему замечание. Наоборот, начала кричать на старика, который спросонок ничего не понял. Он заглянул под лавку, а там его собака. Никакого пирожка уже и в помине не было. Собака проглотила его, словно таблетку аспирина. Старик спросил:
– Что за шум? Что случилось? Мальчик, зачем ты пинаешь мою собаку?
Люди склонны преувеличивать. Бабушка, хоть и не видела, как всё произошло, начала вдруг предъявлять претензии пожилому пассажиру:
– Ваша собака напугала ребёнка! Она прыгнула на него и выхватила из рук пирожок!
– Такого быть не может, – усомнился старик.
– Ага! – Старушка закатила глаза. – Быть не может? Взгляните на ребёнка. На нём лица нет. Зачем вы возите собаку в электричке? Она опасна.
– Да я десять лет с ней езжу, – оправдывался старик. – И никогда не было никаких недоразумений.
Тут вступила в разговор женщина с соседней лавочки, видимо, не выдержав поклёпа на собаку:
– Мальчик сам сунул ей пирожок в морду. Я всё видела.
– А вы кто такая? Наверное, его родственница? – Бабушка кивнула в сторону старика. – Что за глупости вы говорите? «Сам сунул»!
– Почему сразу родственница? – опешила женщина.
– А зачем защищаете собаку?
– Да затем, что смотреть за своими детьми нужно, а не в окно пялиться! – раздражённо ответила женщина.
– Вы за своими смотрите! – парировала старушка. – А мы разберёмся.
Старик не стал спорить с бабушкой, не стал оправдываться, доказывать. История закончилась тем, что он встал и ушёл вместе с собакой в тамбур.
Женщины ещё немного попрепирались и прекратили пустой спор.
К чему же я вспомнил эту историю? Как вы думаете, кто вырастет из этого мальчика? Нет-нет-нет! Я не утверждаю, что обязательно негодяй. Но подумайте сами. Первое – бабушка даже не сделала замечания внуку, когда тот пинал собаку. Сегодня он ударил животное, а завтра ударит и человека. По-моему, это слишком уж очевидно и не подлежит обсуждению. И второе – мальчик наверняка уяснил, что, даже если ты неправ, можно утверждать обратное. Вот это ещё опаснее.
И вот так я весь вечер провёл в сомнениях: стоило ли даже так мягко наказывать Катьку или нет? Может, лучше было бы её сначала похвалить за заботу о собаке, а потом как-то спокойно объяснить, что гости собрались на шашлык и что нельзя решать проблемы одних (в нашем случае – Пальмы), создавая проблемы другим. Даже не знаю, как правильно! Ладно, не буду ломать голову. Люди сами разберутся.
Глава 5
У меня новое место жительства. Временное, правда – Андрея Максимовича положили в больницу, и я переехал к Розе Андреевне. Давненько я в квартирах не бывал. В частном доме, конечно, лучше – ходи себе по двору, дыши свежим воздухом. А тут выведут на прогулку утром и вечером, а всё остальное время валяешься на своём коврике. В семье Вильдановых животных нет, то есть я тут первопроходец. Как я понял, меня взяли сюда из-за Кати. Чтобы она по вечерам не скучала.
Боже мой, я теперь понимаю нашего бедного Кузю! Не девочка, а какой-то естествоиспытатель. Прожил я тут недолго, от силы две – три недели, но такое чувство, что прошло не менее года.
В первый же вечер Екатерина, возвратившись из детского сада, провела тщательный осмотр подопечного. Ну, вы же понимаете, что теперь подопечный – это я. Катя объявила, что с сегодняшнего дня я её сынок и она будет тщательно следить за моим здоровьем и приучать меня к гигиене. Ей сразу не понравилось состояние моих когтей. Катерина, разумеется, называла их ногтями. Она привела меня в ванную комнату, поставила передо мной таз с тёплой водой и принялась их чистить.
– Что ты делаешь? – удивлённо спросила Роза Андреевна, заглянув в ванную.
– Мама, у Трыси страшные ногти, их нужно почистить. И вот, смотри! – Она растопырила мои когти и приподняла лапу. – Видишь? Он ходит с немытыми ногами.
– Делать тебе нечего, – усмехнулась Роза Андреевна. – Может, ещё кроссовки ему купить?
«Ой, Роза Андреевна, ты так не шути. Дошутишься на свою голову, придётся обувку мне покупать».
– Ему надо четыре кроссовка покупать, – тут же согласилась Катя и спросила: – Мама, а разве есть кроссовки для собак?
– Да я пошутила, – рассмеялась Роза Андреевна. – Ещё не хватало нам собаке кроссовки покупать.
– Никакая это не шутка, – завелась Катя. – У нас в соседнем подъезде пудель живёт, так он гуляет в таких оранжевых тапочках с беленькими шнурочками. Тётя Даша говорит: чтобы лапки у него не болели. Нужно и Трысе такие тапки купить.
– Этой породе тапки не нужны, – вздохнула Роза Андреевна, видимо, уже пожалев, что затеяла такой разговор.
– Это ещё почему? – удивилась Катя.
– Катя, ты шуток, что ли, не понимаешь? Прекрати. Сто лет ходил твой Трыся без тапок и ещё сто лет проходит.
– Мама, ты что? – рассмеялась Катя. – Собаки столько не живут.
– Ладно! – Роза Андреевна махнула рукой. – Почистишь ногти – уберите тут за собой.
Хм! Это ж надо такое сказать – «уберите». Интересно, как я должен это делать? Со шваброй бегать по ванной, что ли? Да и не я всё это затеял. Это Кате не понравились мои ногти… Тьфу ты, запутался совсем! То есть когти.
Не успели мы закончить водные процедуры, как пришёл с работы глава семейства, Рашид Рифатович.
– Трисон, – окликнул он меня прямо с порога, – пойдём гулять!
– Да погоди ты гулять, – остановила Роза Андреевна. – Катька ему ногти в ванной чистит.
Рашид Рифатович отворил дверь и покачал головой. Увидев выражение его лица, я думал, он сейчас сделает дочери выговор. Но, к моему удивлению, он погладил Катю по голове и похвалил её:
– Молодец, доча. За животными нужно ухаживать. Как один умный человек говорил: мы в ответе за тех, кого приручили. Как закончишь, свистни мне, пойду погуляю с Трисоном.
– Папа, – нахмурив брови, сказала Катя, – сколько раз тебе говорить: я не умею свистеть.
– Так научись, – ехидно сказал Рашид Рифатович.
– Пашка в садике меня учил-учил, учил-учил…
– И не научил?
– Я уже почти свистнула, но Антонина Семёновна сказала, что девочкам свистеть нельзя.
– Это ещё почему?
– Антонина Семёновна говорит, что это неприлично.
– Ну хорошо, – улыбнулся Рашид Рифатович. – Раз Антонина Семёновна сказала, значит, так оно и есть. Тогда шепни мне на ушко.
– Хорошо, нам осталось ещё два ногтя почистить, – объявила Катя. – Скоро шепну.
Тут вмешалась в разговор Роза Андреевна:
– Двойную работу делаешь? Пусть бы сначала папа погулял, а потом ты бы ему ногти чистила.
– Не волнуйся, мамочка, я и после прогулки почищу, – заявила Катя.
«Чувствую, сделают тут из меня эталон ухоженной собаки. Что завтра ещё придумает Катерина?»
Я задавал вопрос чисто риторически, можно даже сказать шутя. Но мне и в голову не могло прийти то, что наша принцесса учудит в следующий раз.
Хоть плачь, хоть смейся. Родители ушли в магазин, а нас с Катериной оставили в квартире. Вы представляете, что я почувствовал, когда она вдруг объявила:
– Трыся, я вот смотрю на тебя и думаю: тебя нужно подстричь. Какой-то ты лохматый.
«Это я лохматый? Где ты, Катенька, лохматых лабрадоров видела? Тоже мне, нашла сенбернара».
– У-у! – взмолился я.
– Никаких «у-у», – строго ответил мой стилист. – Сиди смирно, я пойду поищу машинку. У нас есть такая машиночка. – Катя изобразила прибор с помощью растопыренных пальцев. – Мама ею папе височки ровняет, чтобы он красивый на работу ходил. Понимаешь?
– У-у! – повторил я.
А что я ещё мог в данной ситуации сказать?
Катя очень быстро нашла машинку, но та, на моё счастье, не включалась. Девчонка долго крутила её в руках, но ладу так и не дала.
– Не повезло тебе, Трыся, – грустно сказала Катерина. – Не работает машинка. Наверное, сломалась. Ну, ты сильно не переживай, – успокаивала она меня. – Сейчас придёт папа, он починит. Ты знаешь, у нас папа всё может починить. Недавно даже мамин утюг починил. Не веришь?
– У-у! – ответил я.
Ну почему не верю? Верю, конечно.
Ты, моя родная Катя, ещё не совсем разбираешься в вопросах везения. Это как раз тот случай, когда мне, наоборот, повезло несказанно. Представляю, какое чучело вышло бы из меня из-под руки новоявленного парикмахера. Тогда меня точно можно было бы назвать и Трысей, и Трусоном, и даже Трюфелем. Главное теперь, чтобы родители не пошли на поводу у Кати. Настораживало то, что Рашид Рифатович всё позволяет своей любимице. Надеюсь, хоть в этот раз он поймёт: это уже лишнее. Чего только со мной не случалось в жизни. Но стрижка – это… это… даже слово не могу подобрать.
– Трысь, а ты конфеты любишь? – отказавшись от своей парикмахерской затеи, неожиданно спросила Катя.
– Ав! – Я кивнул: лучше уж конфетами полакомиться, чем чубчики на лбу выстригать.
– Сейчас я тебя угощу, – пообещала Катя и исчезла на кухне.
Через минуту она появилась с пакетом в руках. Вынула из него конфету, ловко развернула её и сунула мне в рот. Я и опомниться не успел. Что делать, принялся жевать. Что это за конфета такая? Прилипла к зубам, я еле разомкнул челюсть. Катя, наблюдая за моей мимикой, громко захохотала.
– Вкусно? – спросила она спустя какое-то время. – Это мои любимые ириски. Они такие липучие.
«Да уж понял, – сопел я. – С такими конфетами и зубы потерять можно».
– На, вот эту скушай! – Катя протянула мне какой-то белый шарик. – Это тоже очень вкусная конфета, там у неё внутри сгущёнка. Ешь смелее, – приказала она, заметив моё замешательство.
Эх, Катя-Катя, спасибо тебе, конечно, но все мои инструкторы и подопечные говорили, что нельзя мне есть много конфет.
– Ты кушай, Трыся, не стесняйся, – продолжила Катя. – У нас конфет много. На всех хватит.
Если бы вы знали, как я обрадовался, когда услышал щелчок замка. Вильдановы-старшие вовремя вернулись. Затея с салоном красоты для лабрадора им тоже не понравилась, Рашид Рифатович строго-настрого запретил Кате проводить на мне подобные эксперименты. Вот теперь мне точно повезло! Иначе ходить бы мне стриженой собакой. Умер бы со стыда.
Однажды, проводив родителей за дверь, Катя заговорщицки сказала мне:
– Трысь, давай построим шалаш. Ты мне поможешь?
Вы знаете, в этот раз я промолчал, просто не зная, что нужно в таких случаях отвечать. Какой это шалаш собралась строить юная архитекторша? Катя тем временем начала городить каркас из стульев и кухонных табуреток. Затем приволокла из спальни плед и принялась за кровлю своего сооружения. И где она этому научилась? И тут, словно услышав мои мысли, Катя сказала:
– Мы такой шалаш строили у Маринки, когда я у неё была в гостях. Нам её папа помогал. Но я всё запомнила. Вот, смотри! – Катерина накрыла пледом стулья, стоявшие у стены, и пошла в спальню за простынёй. Как только она закончила строить, забралась внутрь сооружения и позвала меня.
Я вошёл в так называемый шалаш, и, вы знаете, мне там даже понравилось. Правда, лишним в нём оказался фонарь, который Катя сначала пыталась прикрепить под куполом, но после неудавшихся попыток поместила его в углу.
– Классно, Трыся? – спросила она и радостно захлопала в ладоши.
– Ав-ав! – согласился я, правда, с опаской думая о том, как эту идею воспримут родители девочки, которые вот-вот должны были вернуться домой. Они никогда надолго не оставляли Катю одну, хотя я за ней присматривал.