Бросок кобры Леонов Николай
Гуров открыл портсигар, щелкнул вмонтированной в него зажигалкой.
– Спасибо. – Соседка пыхнула сигаретой неумело. – Портсигар. Вы старомодны?
– Видимо, – ответил Гуров, не мог же он сказать, что носит портсигар с собой, так как на его полированную поверхность удобно снять пальцевые отпечатки.
– Завтра по телевидению покажут премьеру фильма, где я снялась в главной роли. На экране я красивая.
– Вы и в жизни красивая и прекрасно об этом осведомлены, – сказал сдержанно Гуров, пододвигая пепельницу поближе к женщине.
– Спасибо, вы в театре бываете?
– К сожалению, нет. – Гуров пожал плечами и улыбнулся, так как за столом два популярных артиста сражались за блюдо с заливной осетриной и изощрялись в остроумии.
– Вы улыбаетесь, неужели вам не противно?
– Люди. – Гуров вновь пожал плечами. – Взрослые и непосредственные. Интересно.
– Это Жорка-то непосредственный? Вы дитя. – Соседка протянула руку: – Мария, – и назвала свою фамилию.
Гуров понял, что от него ждут соответствующей реакции – судя по всему, фамилия Марии должна была произвести на него впечатление, и Гуров встал, поцеловал руку.
– Рад знакомству. Гуров Лев Иванович.
– Гуров… Гуров… Простите, вы где снимались?
– Я юрист, уголовное право, – ответил Гуров.
– Как же вы оказались на этой тусовке?
– Пригласил приятель.
– Кто? Или это секрет?
– Саша Турин. Он тоже не артист, хочет договориться об интервью, а я лишь сопровождающий.
– Вроде телохранителя?
– Почему вроде? – Гуров не смотрел на актрису, понимал, что это невежливо, но что-то мешало ему поднять взгляд, да и не хотелось изображать заинтересованность. – Я профессиональный охранник.
– Я вам совсем не нравлюсь? – неожиданно спросила она.
– Простите, я как-то об этом не думал. – Гуров понимал, что хамит, но остановиться не мог, взглянул на актрису. – Последний раз я влюбился с первого взгляда в классе девятом.
– У вас красивые глаза, но взгляд недобрый. – Актриса абсолютно не смутилась, говорила легко. – Однако человек вы, по-моему, незлой.
– Я разный, и хватит обо мне, лучше расскажите, какой фильм завтра покажут по телевизору?
– Глупости, я брякнула со злости. Я не люблю кино, потому что кино не любит меня.
– Машенька, куда ты запропала? – спросил подошедший к ним мужчина, взглянул на Гурова безразлично, кивнул, обронил: – Извините, – и взял актрису под руку. – Пойдем, Мария, я тебя покормлю.
– Увидимся, – сказала актриса Гурову и пропала в толчее у стола.
Гуров попытался разыскать Турина, увидел, что тот беседует с известным актером, не подошел и уехал. Сыщик забыл о новой знакомой, как взрослый мужчина забывает красивую актрису, увиденную на экране. Красивая чужая женщина, не имеющая к нему никакого отношения.
На следующий день Александр Турин позвонил Гурову на работу, но сыщик торопился на встречу с агентом, и разговора не получилось. Гуров сказал, что сейчас занят, вечером будет дома. Александр ответил, что позвонит, и Гуров окунулся в круговерть оперативных забот, а о звонке забыл. Однако вечером Турин позвонил вновь, сказал, что находится неподалеку, попросил разрешения зайти. Вскоре он входил в квартиру Гурова, да не один, а с Марией.
Вторая встреча разительно отличалась от первой. Актриса была без яркого макияжа, держалась спокойно, даже застенчиво. Гуров ухаживал за гостями. Турин рассказывал телевизионные байки, старался создать непринужденную обстановку, но актриса и сыщик молчали, лишь изредка роняя короткие фразы. В конце концов телеведущий выпил рюмку водки и сказал:
– Все! Мой запал кончился, мне надоело. Я вас познакомил, вы люди взрослые, разберетесь. Каждый из вас одинок, вы оба умные, порядочные люди, нравится – дружите, не желаете – расставайтесь. Я не массовик-затейник, даже не ведущий развлекательной программы. Маша, этот мужик неопасен, я с чистой совестью покидаю тебя.
Когда Турин раскланялся и ушел, Мария скинула туфли, по-домашнему поджала ноги, устраиваясь в мягком кресле удобнее, и сказала:
– Налей мне водки. Мы будем разговаривать на «ты», не бойся, это тебя ни к чему не обязывает.
– Меня обязать сложно, – ответил Гуров, наполнил рюмку, сделал бутерброд, подал гостье.
– Лев Иванович, ты не пьешь в принципе? – спросила Мария, выпила и закусила.
Гуров тоже выпил и усмехнулся:
– Я как раз в принципе пью. У меня есть друг, который год назад сказал, что я злоупотребляю.
– Понятно. – Мария протянула свою пустую рюмку. – А ты действительно знаменитый сыщик?
– При жизни сыщики знаменитыми не бывают. – Гуров наполнил рюмку гостьи. – Я живой сыщик, а это немало.
– Понимаешь, сыщик, мою квартиру сейчас занимает человек, которого я видеть не хочу. Саша мне сказал, ты живешь один, не уступишь мне твой диван на пару дней, пока я со своим постояльцем не разберусь? Я, конечно, могу устроиться у подруги, но, честно сказать, очень не хочется вести бабские разговоры. Я тебя не шокирую?
– Оставайся, – просто ответил Гуров, взглянул на гостью внимательно и добавил: – Ты мне сегодня нравишься.
– Спасибо. Я постараюсь уладить свои дела побыстрее и тебе не мешать.
– Ладно. – Гуров кивнул, принес из спальни подушку, чистое белье и пижаму, оставшуюся в его доме после Татьяны.
Мария развернула пижаму, вопроса не задала, уложила все на диван.
– Ты во сколько ложишься? – Она начала убирать со стола.
– По-разному. Я порой не ночую, буду предупреждать звонком. Если не сумею позвонить, в двенадцать запирайся на засов, двери стальные, на звонки в дверь не открывай, к телефону не подходи, я буду звонить с интервалом два раза. Понятно?
– Понятно.
– Мой номер никому не давай. Ключи я тебе дам, постарайся их не потерять.
– Ключи я у тебя не возьму, обычно я возвращаюсь поздно, откроешь.
– А если я не приду?
– Не волнуйся, совершеннолетняя, я не хочу доставлять тебе неудобства.
– Как знаешь. – Гуров взглянул на часы. – Укладывайся, ванная рядом. – Он указал на дверь. – Я немного почитаю, уляжешься, свистни, зайду пожелать тебе спокойной ночи.
– Хорошо. – Мария отнесла посуду на кухню, начала мыть и сказала Гурову, который стоял на пороге: – А фильм мой сейчас кончился. Между прочим, я впервые снялась в кино в главной роли. Режиссеры меня почему-то не привечают, говорят, нет индивидуальности, мол, просто красивая баба. Интересно, в театре я играю характерные роли, а в кино у меня нет индивидуальности.
– Какие твои годы, еще наиграешься, – сказал равнодушно Гуров, вытирая тарелки и думая о своем.
– Тридцать семь, вроде немного, но для героини достаточно. – Мария видела, что хозяин не слушает, говорила, чтобы не возникала неловкая пауза. – Хотя Гурченко после «Карнавальной ночи» не снималась сто лет, сегодня она звезда. Я с Людмилой талантом не равняюсь, но ведь такую актрису чуть не закопали. Мне надо попасть в команду. У всех больших режиссеров своя команда… Мне один мафиози сказал… Назови режиссера, дорогая, – Маша начала говорить с кавказским акцентом, – только имя его скажи, я обещаю, он тебя будет снимать.
– И теперь этот «продюсер» живет в твоей квартире? – Гуров взял у Марии мокрую тарелку.
– Мои проблемы – это мои проблемы.
– Как знаешь. – Гуров повесил полотенце и ушел в спальню.
Он зажег торшер, взял томик Азимова и сел в кресло. «Удружил Сашка, сукин сын, только подобной головной боли мне и не хватало. Девчонка хорохорится, но у нее беда, ясно, как таблица умножения! А я не пожарная команда, черт побери». Он накручивал себя как мог, клялся, что ввязываться в чужую жизнь не станет, своих неприятностей хватает.
– Лев Иванович, я устроилась, а свистеть не умею! – крикнула из гостиной Маша.
– Свистеть я тебя научу. – Гуров опустился в кресло, стоявшее рядом с диваном, закурил. – А жить не научу, так как сам не умею.
– Ты очень сильный, тебе проще.
– Серьезно? – Гуров взял со стола пепельницу. – Кому проще, тебе, примадонне театра, или студентке первого курса ВГИКа? Ее взяли на эпизод, уже успех.
– Ты прав, – Маша села, подоткнула одеяло, – на каждого верблюда грузят столько, сколько он может унести. Дай сигаретку.
– Не дам. – Гуров убрал пачку в карман. – Ты не куришь и не к чему учиться. Спокойной ночи.
Он включил торшер, погасил верхний свет.
– А прощальный поцелуй?
– Завтра утром. – Гуров ушел в спальню и закрыл за собой дверь.
Маша выключила торшер, не спала, размышляла о том, что напрасно полагает, мол, знает мужчин, хозяин – экземпляр редкий, ранее не встречавшийся. И дело не в том, что не лапает, не лезет в койку. Гуров совершенно не играет, не пытается произвести впечатление, он абсолютно естествен. Уж это она, женщина и актриса, чувствует точно. Мужчины в ее присутствии ведут себя по-разному. Одни становятся развязными, начинают хохмить, говорить без умолку, другие замыкаются, молчат, изображают равнодушие. Распространена категория мужчин, дающих понять: ты хороша, не спорю, но и такие, как я, на дороге не валяются, будем проще, валяй в койку. Мужчины, они тоже разные, но практически каждый хочет понравиться, произвести впечатление, а милиционеру наплевать, как он выглядит и что она, известная актриса, о нем думает. Остаться на ночлег он разрешил из вежливости, не скрывает, что присутствие в доме женщины хозяина в восторг не приводит. И при этом он не скрывает, что незваная гостья ему нравится, он не прочь с ней переспать, но первым руку не протянет. «Ну-ну, господин сыщик, посмотрим, надолго ли вас хватит». С такими мыслями Мария и заснула.
Утром они почти не разговаривали, быстро позавтракали – чашка кофе и бутерброд, вместе вышли из дома.
– Тебе куда? – спросил Гуров. – Если недалеко, подброшу.
– Не беспокойся, я доберусь, – ответила Маша.
– Ты не ответила на вопрос. – Гуров отключил охранное устройство стоявшей у тротуара иномарки.
– Так и держишь машину, не боишься? Какая это марка?
– «Пежо». Франция.
– Довези до Маяковской. – Мария села в машину. – Надеюсь, это недалеко?
Он не ответил, сел за руль, спросил:
– Когда ты думаешь вернуться?
– Спектакль заканчивается в десять. – Она назвала свой театр.
– Я тебя встречу. Если буду занят, тебя встретит мой друг. Его зовут Станислав. А в принципе это неудобно, следует вопрос с твоим возвращением решить. Мало ли что может случиться, мы можем быть заняты.
Мария видела, мужчина думает о своем, раздраженно ответила:
– Я постараюсь подстраховаться, если в десять минут одиннадцатого вас не будет, поеду к подруге.
– Договорились.
– Ты всегда ездишь так аккуратно?
– Всегда.
Марии захотелось вывести Гурова из себя, заставить разозлиться:
– Интересно, сколько стоит такая машина и на какие деньги ты ее купил?
– Сколько она стоит, я не знаю, машину мне подарили.
– Просто взяли и подарили? Вроде взятки?
– В знак благодарности. – Гуров постоянно смотрел в зеркало заднего вида, на язвительную соседку не обращал внимания.
– Кто же тебе так благодарен? Или это секрет?
– Не секрет. Машину мне подарило ФБР. Мы вместе работали, я американцам немного помог. – Гуров выехал на Садовое кольцо. – Значит, если ничего не случится, в десять я тебя встречу.
В министерство Гуров приехал злой, весь день писал бессмысленные отчеты, справки, запросы, затем коротко обрисовал ситуацию Крячко и спросил:
– Мне это надо?
– Надеюсь, она хороша собой? – спросил Крячко.
– Хороша, хороша, – раздраженно ответил Гуров. – Но она актриса, привыкла к вниманию, а я человек свободный…
– Извини, – перебил Крячко. – Давай встретим ее у театра, отвезем в ее квартиру, постояльца выселим. Если актриса врет, оставим с хахалем, пусть разбирается. Ты не пожарная команда.
Глава 2
Гуров был действительно не пожарная команда, но мужик обыкновенный, и через три дня совместного проживания в одной квартире с красивой женщиной понял, что если не влюблен, то увлечен серьезно. Мария это мгновенно почувствовала и, ни слова не говоря, перебралась с дивана в спальню.
Около месяца они жили словно новобрачные, разговаривали мало, отношений не выясняли. Серьезного дела у Гурова в настоящее время не было, он утром отвозил Марию на репетицию, вечером забирал ее после спектакля или концерта, был сдержан, но внимателен, дарил цветы, порой ходил на спектакли. Мария чувствовала, что Гуров чего-то напряженно ждет, вопросов не задавала, так как поняла: сыщик не любит, когда ему досаждают вопросами.
«Терпи, – говорила себе Мария, – терпи и жди. Вцепись, держи крепче, таких мужиков уже давно не делают, если ты, дура, его потеряешь, будешь жалеть всю оставшуюся жизнь». Он был статен, интересен, умен, но все это было не главное. Никогда в жизни Мария не чувствовала себя так спокойно и уверенно, казалось, она стала талантливее, значительнее, перестала обращать внимание на театральные и киношные дрязги и сплетни, после встречи с этим мужчиной Мария стала словно моложе, но одновременно и мудрее, и ироничнее. Казалось, он обладает сильнейшим биополем, которое не пропускает людскую злобу, зависть. Марию перестали раздражать даже хамство продавцов в магазинах и постоянное брюзжание ее костюмерши. Екатерина, так звали грозную костюмершу, однажды спросила:
– Маша, где ты отыскала такого мужика? Он будто не из нашего мира, я его даже боюсь.
– Я его тоже побаиваюсь, – призналась Мария. – Будем терпеть.
– Ты знаешь, Мария, ты стала красивее.
– Я стала увереннее. Но мне почему-то страшно, боюсь проснуться, ведь так не может долго продолжаться. Он дает мне силы, но словно ждет от меня чего-то невозможного.
Гуров действительно ждал. Он знал, затишье в его работе – дело временное, раньше он не боялся приближающейся бури, за двадцать с лишним лет службы он пережил не одну. Он не был бесстрашен, но относился к острым критическим ситуациям философски – у каждого человека своя судьба, любую дорогу необходимо пройти до конца. Сейчас он понял, когда грянет гром, то окажется более уязвим, чем обычно, защищать себя привычно, защищать двоих значительно труднее. Сыщик успокаивал себя, ведь он любил и когда-то был женат, однажды у него украли жену и ее малолетнюю сестру. Он тогда отбился, даже победил. Но то было другое время, иные преступники, человеческая жизнь стоила дороже. Кроме того, Гурова преследовало воспоминание о гибели Татьяны, которую расстреляли по ошибке, ведь пули предназначались ему, сыщику.
И настал день, когда генерал Орлов поручил полковнику Гурову разыскать «Бюро добрых услуг», профессиональных убийц, принимавших заказы на взимание долгов и ликвидацию неугодных.
Сыщик начал работать, и судьба в лице старшего следователя прокуратуры Игоря Федоровича Гойды услужливо подбросила ему козырную карту. Но если игра ведется с козырями, то они выпадают как в твои руки, так и в руки противника. В такой закономерности сыщик не сомневался.
Станислав Крячко любил бывать в квартире друга. Такие вечера выпадали нечасто, в основном они случались, когда оперативники вели серьезную разработку. Так и сегодня, друзья не договорили в кабинете, приехали к Гурову, который сразу отправился на кухню, Станислав позвонил жене, сказал, где находится.
– Передавай Льву Ивановичу привет и учти, что я позвоню дежурному по ГАИ, предупрежу, что ты водишь машину в нетрезвом виде.
– Спасибо за заботу, учти, что расходы, связанные с твоим звонком, за твой счет. Целую.
Станислав пришел на кухню, открыл холодильник.
– Супруга спровоцировала меня на сто грамм.
– Закусывать будешь пельменями. Имеется овощной салат, но ты его не получишь. – Гуров налил в кастрюлю воды, бросил щепотку соли. – Мария, кроме овощей, вечером ничего не ест, извини.
– Ты ее сегодня встречаешь?
– Нет, режиссер привезет, во сколько закончится смена – неизвестно.
– Ты не ревнуешь?
– Как когда, сегодня не ревную.
– Женись и быстрей рожай сына, тебе уже черт знает сколько лет. – Крячко достал из холодильника початую бутылку водки, налил половину стакана, выпил, хрупнул огурцом. – Я зароков не давал, мне легче.
– Не оправдывайся, алкаш. – Гуров вскрыл пакет с пельменями. – Как ты полагаешь, Егор Владимирович Яшин для получения долгов может обратиться в криминальную структуру?
– Это вряд ли, – копируя Гурова, ответил Станислав. – Считаю, он от криминала отошел. – Крячко убрал бутылку в холодильник. – У тебя вода кипит.
Гуров высыпал пельмени в кастрюлю, помешал ложкой, задумался, сказал:
– Яшин умный, согласен, однако он по своей природе трусоват. Нам надо же с чего-то начинать.
– Подождем результатов наблюдения за Аляшиным. Я считаю, ты рассудил верно, Аляшина могут «пасти», если мы выйдем на тех «пастухов»…
– То ничего хорошего не выйдет, – перебил Гуров. – Мы получим третьесортных исполнителей, которые ничего не знают.
– Так какого черта ты затеял всю историю?
– Сам знаешь, завел папку, в нее нужно класть бумаги.
– Значит, для галочки? – Станислав глянул недоуменно. – Сколько тебя знаю, ты никогда…
– Старею, становлюсь циником, – вновь перебил Гуров. – Честно сказать, не хочу так быстро вылезти на линию огня. Если за Аляшиным наблюдают, то, повторяю, это люди переднего края, автоматчики. А нам нужны штабисты.
В дверь прерывисто позвонили.
– Мария, – сказал Гуров, взглянув на часы. – Странно, она должна быть на съемках.
Мария ворвалась в квартиру, снимая на ходу плащ, чмокнула Гурова в щеку, взъерошила волосы Крячко.
– Привет, Станислав! – Глаза у нее радостно блестели, но на Гурова женщина не смотрела. – Мальчики, у меня потрясающая новость!
– Тебе сделал предложение принц Монако. – Гуров снял с плиты кастрюлю с кипящими пельменями.
– Приблизительно! Откуда ты знаешь? Ты всегда все знаешь, с тобой неинтересно! Я тоже хочу пельмени! К черту диету, налейте мне рюмку. Гуров, сегодня ты тоже выпьешь!
– Ну-ну. – Гуров выставил на стол полбутылки водки и бутылку коньяку, стал накрывать. – Вымой руки, садись за стол, рассказывай.
Мария пыталась жестами что-то объяснить Крячко, но он покрутил пальцем у виска: мол, дурак и не понимаю, и женщина убежала в ванную комнату.
– Станислав, кажется, мне улыбнулось счастье. Машка куда-то уезжает. Самое время, мне сейчас женщина будет мешать, – сказал Гуров.
– Ты же ее любишь!
– Именно поэтому и будет мешать…
Вернулась Мария, оглядела стол, театрально всплеснула руками:
– Бедность – не порок, но большое свинство! Станислав, почему не налито?
– Простите, мадам! – Станислав налил в рюмки водку, пустую бутылку убрал под стол.
– Сели! – Мария подняла рюмку. – За мой талант и удачу!
– Ура! – Крячко чокнулся с Марией и выпил.
– У меня сегодня были пробы у очень славного человека, но посредственного режиссера, – начала рассказывать Мария, – сценарий и роль так себе, в общем, работа за деньги, не более того. Ну, пробы и пробы, рутина, хотя все стараются, сегодня сняться в кино – удача. Я сосредоточилась, покойную маму вспоминаю, у меня по роли душевная травма, чувствую, партнер на меня не реагирует, взглядом мажет, нервничает. А по сценарию он влюблен в меня, должен гореть, глаз не сводить. Я уж и так, и эдак, не могу его достать, и все тут. Я сорвалась, со мной редко случается, швырнула тарелку об пол, как закричу на него, рубашку на груди рванула. Ты мужик или нет, ты же меня любишь, хочешь! На площадке тишина, Володька, режиссер, заметался, успокаивает. Неожиданно за моей спиной кто-то громко захлопал и басом: «Браво, Мари! Браво! А мне говорят, у тебя темперамента нет!»
– Станислав! – Мария указала на пустую рюмку. – Значит, захлопали и реплика про мой темперамент. А я рубашку-то порвала и по пояс обнаженная. Разозлилась, чувствую, горю вся, повернулась, а мне со света не видно, кто там хлопает и комментирует… – Она замолчала, смутилась, взглянула на Гурова, одернула кофточку, как бы проверяя, что сейчас одета нормально.
– Так кто же из великих появился на ваших пробах? – спросил спокойно Гуров.
Мария назвала фамилию известного режиссера, покраснела.
– Я всегда мечтала сняться у него в фильме.
– Я тоже его очень люблю. Что ты мнешься, словно девица на выданье. Он сделал тебе предложение?
– Сделал! Оказывается, он ради меня и на пробы приехал, и с нашим режиссером уже договорился.
– Как же он с режиссером договаривается, актрису не спросив? – удивился Гуров.
– Я же на пробах, считай, почти замужем.
– Короче, Маша, чем все кончилось?
– У маэстро российско-итальянская постановка, фильм уже в производстве, героиня тяжело заболела. Денег на западную звезду нет, приехали в Россию, что подешевле искать. Оказывается, мэтр давно ко мне присматривался. А тут я такой экспромт выдала, все сложилось.
– Когда же ты улетаешь? – Гуров взглянул на Крячко: мол, я же говорил.
– Ты ревнуешь? Пойми, я не могу отказаться. Такие предложения случаются раз в жизни.
– Я не мальчик, Мария. – Гуров поднял рюмку и выпил.
Сыщик был безмерно рад отъезду Марии. Рад и за нее, но больше – за себя. В сегодняшней ситуации ему были необходимы свобода, одиночество. Обдумывая и принимая острые решения, он любил побыть один, даже присутствие молчаливого в подобных случаях Станислава мешало. Но сейчас сыщик думал лишь о том, как бы не выдать охватившую его радость. Мария могла не понять, а объяснить подобное невозможно.
– Я за тебя рад, – сдержанно сказал он. – Когда ты улетаешь?
Женщина посмотрела ему в глаза, когда заговорила, голос у нее дрогнул, но вскоре окреп:
– Я боялась, что ты расстроишься, ты же обрадовался. Ты искренне рад за меня, но больше – за себя. Тебя обмануть трудно, я женщина и актриса, меня тоже обмануть не просто.
– Друзья, я сейчас уберусь, послушайте человека со стороны. В жизни далеко не всегда надо выяснять отношения. Я, возможно, вульгарен, но давайте выпьем за ваш успех.
Паспорт, визы, авиабилет Марии были оформлены за три дня. Она улетала днем, и Гуров приехал из министерства домой около двенадцати. Два чемодана и дорожная сумка стояли уже в гостиной. Мария обняла Гурова, прижалась и прошептала:
– Как же ты тут без меня?
Фальшивые слова из какого-нибудь спектакля, подумал Гуров, погладил актрису по голове, поцеловал в затылок.
– Постараюсь не подвести.
– Я вернусь, и мы поженимся, верно?
– Будем решать неприятности по мере их поступления, – усмехнулся Гуров. Он усадил Марию на диван, принес из кухни бутылку коньяка и две рюмки, одну наполнил, в другую налил символически. – По русскому обычаю, на дорожку.
– Мы выпьем в Шереметьеве, все вместе.
– Я не поеду в аэропорт, – сказал Гуров и, чтобы смягчить свой отказ, соврал: – Служба. Вызывают к министру.
– Ты врешь и ты сердишься! – Мария отставила рюмку. – Неужели ты не понимаешь, что означает для меня такая картина? В главной роли в ленте такого мэтра! Это наверняка Канны, пропуск в мировой кинематограф!
– Я прекрасно понимаю, – искренне сказал Гуров. – Тебе улыбнулась удача, я рад за тебя и желаю тебе всего-всего наилучшего! – Он поднял рюмку.
Серые глаза женщины потемнели от гнева:
– Ты говоришь так, словно я уезжаю не на съемки, а из твоей жизни.
– Не надо театра, дорогая. – Гуров чокнулся с рюмкой Марии. – Мы были счастливы больше месяца, не всем людям такое счастье выпадает в жизни. Не гневи бога, Мария, скажи спасибо за то, что есть, а будущее… До него надо дожить.
– Скажи, что будешь ждать!
– Я тебя буду очень ждать. – Гуров улыбнулся, так улыбается взрослый человек на вопрос ребенка.
– Гуров, ты страшный человек!
– Если тебе легче расстаться в ссоре, не отказывай себе ни в чем. – Гуров закурил и этим как бы остановил предстоящие объятия и поцелуи.
– Ты большой, умный и сильный! – Мария выпила свою рюмку. – Хочешь ты этого или не хочешь, но я вернусь!
Гуров согласно кивнул, понимая, что в данный момент женщина абсолютно искренна. Но когда самолет наберет высоту, она окажется уже в другом мире, в котором будет своя правда. И нет в жизни правых и виноватых, есть сама жизнь.
За Марией приехали два молодых человека, подхватили чемоданы, попытались уговорить Гурова поехать в аэропорт. Сыщик ответил холодной улыбкой, обнял Марию, развернул лицом к дверям, шлепнул по заднице, сказал:
– Ни пуха! – и остался один.
Он прошелся по квартире, в спальне убрал в тумбочку будильник Марии, в ванной без надобности переставил флаконы с туалетной водой, стер с зеркальной полочки пудру и брызнул на стены дезодорантом, подумал, что похож на преступника, который затирает опасные следы.
Неожиданно приехал Крячко, огляделся, сказал:
– Не бери в голову, скоро вернется. Сейчас в Италии, наверное, тепло, девушка загорит.
– Мы с тобой, Станислав, ее загар не увидим. – Гуров прошел на кухню, убрал в шкаф коньяк, включил чайник.
Крячко молча уселся за стол, после небольшой паузы сказал:
– Не увидим в жизни – увидим в кино.
– Обязательно, – усмехнулся Гуров. – Наш роман был попыткой с негодными средствами. Оба взрослые, оба лидеры, для каждого на первом месте – работа. Марии нужен муж-поклонник, который аккуратно ходит на службу, основное его занятие – встречать и провожать знаменитую жену, переживает ее успехи и неудачи, ревнует – в общем, ведет себя соответственно отведенной ему роли. А мне нужна жена-домохозяйка, которая меня тоже встречает, провожает, в основном – ждет. Существует пословица: мол, в тридцать лет жены нет и не будет. Следует принимать жизнь такой, какая она есть, и не изображать из себя Геракла. Все!
– Я сейчас виделся со старшим группы наружного наблюдения, – естественно сменил тему Крячко. – Они установили, что за Борисом Аляшиным ходит «хвост». Точно, не профессионалы, но люди достаточно квалифицированные. – Он вынул из кармана конверт, положил на стол. – Вот фотографии.
– Что же ты молчал? – Гуров вынул из конверта снимки, начал разглядывать. – Вот здесь, на втором плане… Кавказцы?
– Похоже, – неопределенно ответил Крячко. – У тебя чайник кипит, сделай мне кофейку.
– Почему московская группировка использует кавказцев? – Гуров начал заваривать кофе.
– Снимок плохой, второй план размыт, может, чудится.
– Ты сегодня же сядешь в машину к ребятам и глянешь на этих людей.
– Уже договорился. – Крячко взглянул на часы. – Они подъедут к твоему дому через десять минут.
Гуров и Крячко сидели за своими столами, то есть друг против друга. У Гурова было деревянное кресло с высокой прямой спинкой и подлокотниками, сыщик несколько лет назад купил его в комиссионном магазине. Сыщик сидел, упираясь затылком в резную спинку, закрыв глаза. Когда он слушал, то всегда сидел таким образом. Крячко к этому привык и называл такое сидение позой фараона. Хотя Станислав и шутил, но подметил точно: величественная неподвижная поза, прямая спина, руки на прямых подлокотниках, закрытые глаза – точно фараон на своем царственном троне. Крячко же сидел в современном вертящемся кресле, некогда оно походило на кожаное, но время выявило его фальшивую суть, из потертостей вылезал поролон.
Читать бесплатно другие книги:
