Путешествие в обратно Стикеева Рашида
– Пропьём сегодня Таньку! Как пить дать пропьём! – и, прищурив правый глаз, начал оглядываться.
Из окна выглянула Танькина голова: ойкнув, исчезла, вновь появилась и вновь исчезла.
Сваты медленно продвигались в сторону подъезда, переговариваясь и смеясь.
По мере их продвижения подтягивалась и зрительная часть, только у подъезда, кроме папаши, пока никто не наблюдался.
Первым не выдержал дядь Митя:
– Том, а Том… Тамара! – зычно и раскатисто позвал он жену, подтягиваясь всем корпусом к окну. – Люди ждут!
В дверях подъезда послышался шум, возня, и на одну-единственную ступеньку вывалились разноцветные взволнованные женщины во главе с Танькиной матерью – Тамарой.
– Милости просим, гости дорогие! – растерянно зачастила она с порога, разве что не кланяясь. – Милости просим!
Весёлая цыганистая тётка двинулась ей навстречу, распахнув платок, придерживая его за широкие концы раскинутыми руками.
– Мы тут мимо проходили, – громко певуче выводила хорошо поставленным голосом сваха. – Дай, думаем, заглянем в это окошко, – сделав паузу, сверкнула глазами, огляделась и повела дальше своё представление: – Да как у вас красный товар, а у нас молодой купец…
Молодая Ритина мама вышла из кухни с чашкой в руках.
– Какой такой ужас, Рита? Иди, умойся, руки хотя бы помой…
– Да вы что, ничего не знаете?
– А что случилось? – тут и серьёзный Риткин папа снизошёл до беседы.
Вышел с газетой в руках. Встал в проёме двери: молодой, высокий, красивый…
– Ленкину Таньку сва-та-ют, вот что!
Ритка и Ленка – подружки не разлей вода. Они вместе ходили в школу в третий класс, теперь уже в четвёртый пойдут. Вместе играли в вышибалы, вместе лазали на чердак, куда им строго-настрого запрещено было свой нос девчачий любопытный совать. Вместе подглядывали за Танькиными женихами, вели им строгий учёт. Везде и всюду вместе, подружки ближе не бывает.
У Лены в семье трое: старшая Татьяна, брат Сергей и она, Лена, любимица дядь Митина. Но отца Ленка стеснялась из-за частых выпивок и непотребного поведения. Матери побаивалась, с сестрой и братом большая разница в возрасте не роднила, а в Ритиной семье было легко и весело.
Родители Риты были молоды и легко относились к жизни. Никогда не кричали, не пили водку и не пели песен по субботам, не ссорились с соседками.
Ритина мать носила длинный шёлковый халат, ходила по квартире не спеша, придерживая край халата рукой, что для Ленки было удивительно.
Её же матушка по субботам и воскресеньям носилась из кухни в ванную безостановочно, одновременно стирая и стряпая. При этом ругая на чём свет стоит мужа – горе-пьяницу и слегка, для профилактики, поругивая взрослую дочь за воскресную лень и щёлкая Ленку по затылку, если та попадалась под ногу или под руку. Жизнь в Ленкиной семье была громкой, шумной и небезопасной, норовя на любой ноте скатиться в скандал.
Жизнь в Ритиной семье текла ровно, весело и непринуждённо. Лене нравилось и там, и там. Она как будто наблюдала два разных кино, выбирая свой вариант для будущей жизни.
Сандалии не скидывались, пришлось расстёгивать, прыгая по очереди то на одной ноге, то на другой.
– Да вы что, ничего не знаете?! Таню замуж выдают, – Рита захлёбывалась водой и впечатлениями. – Сейчас приедут сваты, и всё, пропала наша девушка, – слова были явно подхваченные во дворе.
– Почему пропала, если замуж?! – молодая Ритина мама улыбалась, улыбался и молодой Ритин папа. – Любит ведь Таня ваша! Так почему ж пропала?! – мать ласково сложила тонкие руки на плечи мужа, и глаза её засветились счастьем. Про великую любовь своих родителей Рита знала всё.
Они познакомились после первого курса института, а поженились после летнего сезона стройотряда того же года. В следующие каникулы Ритин папа поехал один строить Байкало-Амурскую магистраль, а заодно и заработать на кооперативную квартиру для своих к тому времени двух девочек. Он ещё не раз уезжал на заработки, и наконец семья приобрела заветную двушку в новом микрорайоне. Маленькая дочь за это время подросла, и молодая жена успешно закончила институт. Он очень любил своих девчонок.
Спустя годы в Ритиной взрослой голове так и не сложилось оправдательного заключения для ранней смерти матери. В тридцать восемь лет, проходя банальное обследование в поликлинике, она случайно в рентген-кабинете, за перегородкой, где переодевалась после сеанса, услышала коротко брошенное врачом: «Гниёт… Сколько протянет, никто не знает». Придя домой, молодая женщина прилегла на супружескую кровать и больше не встала.
Всего полгода она проболела скоротечным раком и умерла, оставив врачей, мужа и дочь в недоумении.
Через шесть месяцев, стоя у могилы матери, держа за руку убитого горем отца, разглядывая молодых материных подруг, Рита поняла всю безысходность и безнадёжность смерти.
Не ответив ни на один из вопросов относительно справедливости этой жизни и зажав к тому времени уже просвещённым разумом свою глупую душу, побежала дальше по жизни: одной рукой управляя своею, Ритиной, жизнью, другой – крепко придерживая потерявшегося от горя отца.
– Началось, началось! – Рита наполовину протиснулась через прутья балкона и развесила уши.
Представление набирало силу. Её любимая подружка Ленка, подпрыгивая на обеих ногах одновременно от возбуждения и впечатлений, находилась между матерью и тёткой в редкой толпе родственников у входа в подъезд. Материна сестра, родная Ленкина тётка, с высоким начёсом на голове и в кримпленовом платье, для чего-то крепко держала её за руку. В окне за лёгкой ситцевой шторкой маялась невеста Танька. Ей не положено было выходить к сватам, пока не позовут.
А сваха тем временем:
– Я к вам по важному срочному делу: говорят, у вас дочка растёт красивая, какой свет не видывал. Вот, спешу сообщить, что я для неё подходящего жениха нашла: во всём хорош, всем удался. Прошу выслушать меня, я расскажу, почему лучше моего жениха не найти. Да как наш молодой купец! Как красив, умён, силён! – продолжала выводить громко сваха.
Далее шло расхваливание и расписывание молодого жениха по имени Колька. Она искренне старалась. По её словам получалось, что Колька – молодец двадцати – двадцати одного года отроду, успевший перед самой армией закончить строительное ПТУ. Не имеет ни кола, ни двора, ни приличной профессии, самый что ни на есть подходящий муж для Татьяны. Самый выгодный и самый достойный. Собранный любопытством народ изумлялся творчеству и мастерству свахи.
Уж Кольку Кобякина последняя собака знала во всей округе. Ничего примечательного, значимого и доблестного. А тут выясняется, что Таньке крупно повезло!
- – Жених наш богатый, на зависть другим…
- На дом хватает, своего не упускает.
- Конь вороной, статный, сам жених приглядный.
- Вот какой чёсаный, глаженый, в рубашку красивую наряженный.
- Ест за четверых, работает за семерых.
- Трудится исправно, живёт один, без мамы.
- Прописан во дворце, две машины на крыльце.
- Расписные палаты, да дюже богатый.
– Это вам от жениха! – сваха на время прервалась выводить свои рулады и повернулась к Кольке. Баян замер, Колька растерялся, покраснел и начал искать глазами Таню. Сваха уверенно взяла его руку с букетом и повела будущего зятя к будущей тёще.
– А теперь папашу приветствуем… – тут уж Коля уверенно протянул будущему тестю бутылку «Столичной» водки.
Тамара растроганно захлопала глазами, дядь Митя плотоядно начал поглаживать бутылку. Лёгкое замешательство, все растерянны…
– Батюшка и матушка, умная семья, пригожие лица, а мы к вам неспроста, вопросом поделиться, – завелась вновь сваха, – поговорить ладком, посидеть рядком. Долго мы вас искали, все ноги оттоптали, рученьки устали, в горле жар, в сердце пожар, устанет и молод, и стар. Вот, прознали, что есть в вашей семье молодушка, дивная лебёдушка, девушка красоты неземной, души золотой. А у нас есть купец, добрый молодец. Зажиточная фамилия, владеют целой флотилией. Отец – важный человек, матушка – бела лебедица, жених – в любом деле сгодится. Мастеровой, с умной головой, не ленив, не спесив, а ой как красив! Вот зашли мы дело сладить, судьбу молодца наладить. Устали с дорожки, пустите отдохнуть трошки. Всё расскажем, жениха покажем. Понравится, не понравится, вот и спросим вашу красавицу…
Родители, слегка обалдевшие, потеряли последние сомнения – отдавать дочь замуж так рано или придержать ещё на пару годков. У Тамары в голове щёлкало, что придётся Ленкину комнату отдавать молодым, а Ленку – в маленькую, проходную… Сын Серёга вернётся только через год из армии, а там война план покажет.
У отца перед глазами мелькали видения о сладких субботних застольях вместе с зятем. Непонятно было только, что творилось в голове у самой невесты Татьяны.
Танька была первым и скорым ребёнком в семье. Родители Тамары – крепкие хозяйственники – не любили дядь Митю, по молодости звали его Митяем, до смерти любил свою «царицу» Тамару.
До смерти… По науськиванию старших Тамариных братьев в один из вечеров кто-то изметелил Митяя не жалея кулаков. Да так, что, когда привезли в больницу, врач констатировал смерть. И в тот момент, когда справка о смерти была заполнена, умерший вдруг открыл глаза. Провалявшись в больничке больше двух месяцев и едва оправившись, Митяй, подхватив Тамару, бежал, куда глаза глядят, а глядели они в Казахстан.
Здесь, под Алма-Атой, в маленьком городке на берегу искусственного моря, был построен комбинат союзного значения. Сюда, как оказалось, давно метил Митяй в бригадиры. Здесь полгода спустя родилась их дочь Татьяна, ещё через год получили комнату в малосемейном общежитии, а потом… И покатилась жизнь, как у всех советских людей, одинаково счастливо.
Дядь Митя никогда не жалел о прошлом, даже в самые раздорные с любимой Тамарой дни, когда накатывала на Митяя чёрная тоска и пил он молча без простоя и без просыху.
А пил Митяй от чёрной тоски, сидевшей занозой…
– Украл, удрал… Трус – вот ты кто! Красотка Тамара женихов имела, как та собака блох… – ворчала покойная маманя, придерживая сигаретку промеж чёрных прокуренных пальцев. – Перед такой королевной ковёр стелить надо, карету с шестёркой вороных… – вздыхала старая карга и, раскинув веером карты, шептала: – Проклят ты, Митька. Имей смелость, возьми девку честно, не крадучи… Свадьбу делай, праздник делай, ай дурак, Митька! – и в сердцах смешивала карты. Замусолив остаток вонючей сигареты в треснутой пополам тарелке из старого китайского фарфора и снова прикурив одну из многих и вечных сигареточек, продолжала: – Девки у тебя будут, дочери все… грустные через мужчин своих… мужей. Эх, дурак ты, Митька, эх дурак! – на грудь принималось пятьдесят граммов водки, и снова карточная колода рассыпалась веером.
Рита устала сидеть между прутьями, но представление, судя по всему, было в самом разгаре.
Сваха и пела, и плясала. Говорила стихами и частушками. Ритины родители, постояв немного обнявшись, ушли в комнату. Девочка глазами искала подружку, но подружки не было видно, только высокая тёткина причёска колыхалась перед подъездом.
Подружка тоже мучилась. Она уже и Кузю погладила, и разбитую коленку поковыряла, и ноготь погрызла, всё переделала. Становилось скучно!
Финал был неожиданным…
Размахивая своими яркими платочными крыльями, сваха вошла в раж: запела звонко, переливчато и, притоптывая ногами, пустилась в пляс. Гармонист развернул меха во всю ширь. От карусели из яркого платочного пятна и широкой юбки рябило в глазах, в ушах стоял громкий звон живой музыки, не хватало медведя на цепочке и цыган. Пахло звонким, шумным праздником и великой пьянкой!
– Да, ить-ть… твою мать! Сколько же можно людям мозги иб… ть?! Пора уж обмыть и пропить это дело на хрен!!! – громогласный дядь Митин выкрик накрыл шум весёлой суматохи… и громко заржал. Дядь Митя прижал к груди бутылку водки.
Сваха онемела с открытым ртом. Весёлый мужик в кепочке шумно свернул свою музыку. Жених, как подавился, вытаращил глаза. Народ оторопел и замер. Митяй, конечно, понял, что он что-то не то сделал, но не понял, что же он всё-таки не то сделал. От боевого крика в воздухе остался пронзительный петушиный вопль, как пух и перья от глупого дурашливого бойцового петуха.
И тут последовало:
– Пальто и шляпа, а в шляпе… – громко, широко, старательно открывая рот с редкими мелкими зубами, прокричала Ленка. – Была бы водка, а к водке глотка! – от души, радостно, как на первомайском празднике или на кухне субботним вечером в обществе весёлого выпивохи-отца, продолжала вопить девчонка.
Фольклор был явно отцовский: ранней лихой молодости. Чувствовалась крепкая родственная связь. Достойная дочь своего отца стояла горой за нерушимость семейно-субботних традиции.
Как выстрел, раздался громкий смачный шлепок – тёткина бдительность не подвела: Ленкин вскрик, и стало тихо.
Солнце садилось, летняя прохлада накрыла двор. Со стороны искусственного моря подул ветерок. Было тихо-тихо. Непривычно тихо. Так тихо, что слышалось, как яростно чешет за ухом дворовый любимец пёс Кузя, а Нюрина кошка Муся, урча, умывается на ночь глядя.
Все уставились на папашу, а он упёрся глазами в свою «царицу», для уверенности и надёжности отводя бутылку водки за спину, так, на всякий случай… Не случилось бы чего с ненаглядной…
Дочь Ленка, давясь обидными и злыми слезами и потирая вмиг покрасневшую попу, задвинулась за отцову спину.
– А чё?! Папка по субботам всегда сначала матерится, потом выпивает стопарик и мы с ним песни поём, – это она спустя неделю, крепко наказанная матерью и отсидевшая положенный срок домашнего ареста за плохое поведение, рассказывала Ритке, объясняя свое необоснованное соло.
Прошло несколько длинных секунд, прежде чем…
- – Да как же не понравится, да как же, красавица!
- Да таких женихов поискать – не найдешь,
- хоть сто раз перебрать.
- Молодой, здоровяк и с иголки одет.
- Пышет силой, не пьёт, жить будет сто лет.
- И потомство здоровое будет у них.
- Соглашайтесь скорее: идеальный жених!
Сказанные невпопад слова сделали своё дело: туго натянутая пауза обмякла, обморок прошёл. Толпа как проснулась: прыснул то тут, то там смешок, рассыпался мелким горохом и пропал под сильным звучным голосом:
– Уважаемые хозяева, батюшка и матушка! Принимайте гостя! Ведите в хоромы! Сажайте за столы широкие!
Сваха, покачиваясь в такт затянувшей, но уже без прежнего темперамента новой песни, поплыла в сторону подъезда, за ней – верный баянист с ухмылкой на лице и жених со свидетелями. Тамара с родственниками засуетилась, пропуская сватов вперёд, улыбаясь и кивая головой; в сторону мужа же была выпущена целая артиллерия испепеляющих взглядов, свою мелкую младшую дочь она не нашла в толпе.
Поздно вечером молодая Ритина мама, выйдя на балкон собрать просохшее за день бельё, услышала всхлипы и шёпот. На всё той же скамейке сидела усталая, расстроенная невеста Танька, рядом пьяный от вина и счастья жених Колька.
Невеста плакала, икала и сморкалась в большой клетчатый отцовский носовой платок, омывая светлыми слезами своё состоявшееся будущее. Жених сердечно обнимал её и незатейливо утешал, обещая горы золотые и новую трезвую семейную жизнь.
Год спустя старший сын Тамары Сергей стоял в магазине, в отделе «Вино, водка», и прикидывал, сколько взять вина, а сколько водки, чтобы всем хватило на новогоднюю ночь и ещё осталось на первое число. «Жаль, – думал Серёга, скребя под шапкой ещё не обросшую волосами после армейской службы голову, – с папаней не посоветовался».
В это время родной отец Сергея уже час как лежал в морге. Его нашли замёрзшим на ступеньках товарного вагона, загнанного в железнодорожный тупик. Рядом стояла пустая и звонкая от мороза бутылка с наклейкой «Столичная» и лежал неподвижный пёс неопределённой породы.
Часом раньше «царица» Тамара, колдуя над новогодним холодцом, вдруг почувствовала себя неважно и присела.
«Так, перец положила, лаврушку положила… Где же этот обормот ходит уже сутки после дежурства? Надо Серёжку отправить за ним… Нет, что-то мне нехорошо. Вот придёт, я ему покажу горячего холодца… Нет, всё-таки что-то не так…»
Спустя много лет в такой же летний вечер к подъезду подъехала импортная, редко виданная по здешним местам машина, сверкая блестящими крутыми боками, ручками и фарами. В подъезд тихо и незаметно вошли серьёзные парни в громоздких пиджаках с огромным букетом и многочисленными раздутыми продуктовыми пакетами. Из открытых окон не было слышно оживления. Зато был слышен частый переливчато-счастливый Ленкин смех. Через час все из дома вышли, а вместе с ними и весёлая Лена с небольшим серым чемоданом на колёсиках. Багаж погрузили в багажник.
А Ленка, вдруг ставшая к тому времени Еленой прекрасной, собравшись исчезнуть, за дверью машины оглянулась и без сожаления весело помахала постаревшей матери в окно:
– Пока, мама!!! Я позвоню…
Машина плавно двинулась вперёд. Двинулась и она в свою новую незатейливую жизнь.
Экспедиция
С Лерой она училась в параллельных классах. Не дружили, нет, только приятельствовали. Дружили матери. Обе работали воспитательницами в детском саду.
Они, молодые мамочки – подружки, приходили рано утром и первыми открывали лёгкие двери на толстой пружине с прикрученными табличками с названиями своих групп. В сончас увлечённо болтали, перетирая мелкие косточки своих подопечных, на общей коридорной площадке, придерживая ногой – каждая свою – всё ту же пружинистую дверь, и вместе под вечер, раздав детей родителям, неторопливо шли домой.
Лерин отец, военнослужащий, майор-пехотинец, вёл жизнь куда разнообразней. Долгое время курсировал с маленьким чемоданчиком под названием «балетка» между двумя домами. От одной семьи к другой, от одной женщины к другой. В один вечер Лерина мама положила конец его метаниям, попросту не открыв ему дверь.
На выпускном вечере всю торжественную часть обе девочки были невесёлыми. Рита грустила по умершей маме, Лера – по окончательно определившемуся отцу. На чай с тортом не остались. Незаметно ушли домой.
Всю последующую жизнь Лера не интересовалась жизнью родного отца. Словно он умер вместе с Ритиной мамой.
Встретились обе уже находясь в ранних замужествах.
У Риты первый четырёхлетний семейный опыт себя исчерпал – всё шло к разводу, Лера же находилась в пьянительно-счастливом периоде, её брак длился второй год.
Столкнулись в торговом центре. Узнали друг друга. Обнялись. Расцеловались. Задались первые важные вопросы: как живёшь, где, что, замужем?
Лера радостно сияла ямочками, жестикулировала маленькими руками и потряхивала жидкими деланными кудрями. Всё в ней, как всегда, умиляло: маленький рост, громкий рассыпчатый смех, блеск светло-голубых глаз и яркость белых зубов. Шумная и весёлая, Лера осталась Лерой.
– А ты? – она заглянула Рите в глаза.
Рита тоже рада встрече. Двумя-тремя фразами описала свой ранний скоропалительный брак и торопливо предложила увидеться как-нибудь, поболтать. Напоследок обменялись телефонами, не прощаясь, расстались.
В первые зимние дни увиделись в модном кафе. И двух часов не прошло, как Рита получила несколько предложений: приглашение на семейный праздник, посвящённый дню рождения мужа, далее – составить компанию для поездки на родительскую дачу и там познакомиться со свёкром, в последнее время постоянно проживающим на свежем воздухе, и непременно взять телефон Лериного врача.
– Тебе обязательно надо познакомиться с моим мужем. Ритка, он прелесть! Нет, правда! Когда ты его увидишь, обязательно влюбишься!
– Непременно! – отшучивалась та.
Также Лера звала на выставку древних захоронений.
– Каких хоронений? – переспрашивала Рита.
– Древних! – хохотала Лера. – Древних захоронений! Мой Дима – учёный. Историк. Точнее сказать, заведует кафедрой археологии. Он – археолог. Есть сведения о проживавших в Центральном Казахстане почти две с половиной тысячи лет назад воинственных и могущественных сарматских племенах. Они потом перекочевали на Каспий. Впрочем, я в этом мало чего понимаю. Но знаю точно, с ним работают мировые ребята. Все умные, воспитанные. А красавцы какие! – Лера закатила глаза. – Так что достойного мужского внимания будет предостаточно. Тебе надо на них посмотреть!
Сошлись пока на одном: без объявления мужу сходить в краеведческий музей в день его дежурства. Познакомиться с ним, увидеть, так сказать, в деле, оценить Лерин выбор, а заодно и счастливую Лерину семейную жизнь.
Неделю спустя встретились у входа в музей. Толкнув тяжёлую дверь, девушки попали в длинный тёмный коридор.
– Не сюда, нам туда… – Лера уверенно вела подружку под руку по гулкому узкому пространству. Наконец открыла низкую дверь, две ступеньки вниз, и завела в светлую от искусственного освещения комнату без окон: – Вот он! – торжественно представила Лера.
Навстречу из-за письменного стола вышел невысокий, коренастый, с улыбчивым породистым лицом мужчина в круглых очках. Здороваясь, протянул широкую тёплую ладонь. Рита смотрела на него во все глаза. Позже она удивлялась самой себе: и чего я так откровенно таращилась на него?
Но смотреть-то как раз было на что.
Поблёскивали ярко-синие глаза за стёклами очков, попыхивала трубка, любезно предложены чай-кофе, и как-то сразу состоялся общий дружелюбный разговор. Рядом с ним было удивительно уютно. Будто этот человек ждал именно твоего визита. И хорошее настроение, и тема интересной беседы, и… даже чайник уже готов. Всё, всё так приятно и так знакомо.
– Ну ты, Лерка, даёшь! – Рита растерянно улыбалась вслед извинившемуся и отошедшему с телефоном Дмитрию. – Он же на твоего отца похож! И не просто похож, а… двойник прям какой-то!
– Да, так получилось! – довольная Лера пожала плечами. – Правда, мой профессор симпатичный?
– Очень! Счастливая ты! – вздохнула Рита.
– Завидуешь?! – засмеялась Лера
– Ещё как! – и смеются уже вместе.
– Разница у вас большая, не смущает? И вообще, где ты его нашла?
– О-о-о! Это долгая история! – Лера делается грустной. – Потом как-нибудь расскажу.
Дружба Риты с Лерой состоялась не сразу. То коротко говорили по телефону, то, встретившись по договорённости, часами обсуждали свои и чужие события, то не общались месяцами по причине занятости в основном Риты.
В тот год в университете доктор исторических наук заведующий кафедрой Петров Дмитрий Дмитриевич был очень популярен. Много выступлений, статей, докладов и разной научной работы. О том, что женат, знали немногие.
К концу весны подруги уже побывали на нескольких университетских и кафедральных мероприятиях, где главным лицом был Дим Димыч.
Рита смотрела на него и не переставала удивляться. Сходство было потрясающее. С той лишь разницей, что Лерин папа пользовался собственным мужским обаянием, как морской бог Посейдон своим трезубцем, – наповал. А муж, в отличие от невиданного им никогда свёкра, как будто и не подозревал о своих чарующих способностях.
Университетские девицы энергично толкались вокруг Димыча, а он, смущаясь, искал глазами свою молодую жену.
– И он любимец барышень! – кивнула в его сторону Рита, намекая на Лерины семейные мужские традиции.
– Да, все хотят с ним дружить! Мне и не жалко. Он же почти профессор… Ах, да, я ведь уже говорила! И при этом ещё какие-то… перспективы. Его в Москву приглашают работать. На дворе середина восьмидесятых двадцатого века, а у него редкая тема для археологии. Так сказать, представляющая интерес для научной общественности, и есть даже открытия. Что там можно ещё открыть, я не понимаю?! Но это секрет. Впрочем, сейчас это уже секрет полишинеля, – Лера со скучающим видом разглядывала мужа в окружении молодёжи. И вдруг неожиданно добавила: – Знаешь, я недавно поняла, мама сама виновата в том, что отец из семьи ушёл. Могла бы свою гордость унять. Да и чемоданчик этот всё перед глазами стоит, могла бы… его выбросить. Папаша родимый, глядишь, и дома бы осел, – всё это она произнесла как-то отстранённо, как будто говорила вслух сама себе. Это Риту удивило, но она промолчала.
В истории знакомства Леры и Дмитрия Дмитриевича Петрова ничего особенного и нечто скрываемого от других не было.
Читать бесплатно другие книги:
