Аэростат. Течения и Земли Гребенщиков Борис

В оформлении использованы фотографии В. Конрадта, В. Плотникова, А. «Вилли» Усова, Л. Гончарова, В. Шестерикова, а также фотографии из архива Л. Порохни и из личного архива автора

© Гребенщиков Б. Б., 2008

© Гребенщиков Б. Б., 2012, испр.

© Гончаров Л. В., фото, 2008

© Конрадт В. А., фото, 2008

© Плотников В. Ф., фото, 2008

© Усов А. В., фото, 2008

© Шестериков В. В., фото, 2008

© Оформление. ЗАО ТИД «Амфора», 2012

От автора

Древние говорили, что музыка создает пространство, в котором обитают наши души.

В трактате «Весны и осени господина Люя», написанном в четвертом веке до нашей эры, сказано приблизительно так: «В царстве Убыла принята музыка в стиле Юй, и царство процветало сотни лет, в царстве же Чу начали слушать музыку Лю Чжоу, и царство мгновенно пришло в упадок».

Я хочу рассказать о той музыке, которой питается моя душа, о разной музыке, которая меняла мир и продолжает менять его и по сей день.

От составителя

Карамель взлетная

Аутентичные воздухоплаватели, к числу которых, без сомнения, относится автор, начинают полет просто. Ударом топора, например. Поэтому в меру сил подготовить уважаемого читателя к отрыву от земли – почетный долг составителя.

Итак, немного об этой книге. В ее основе – цикл авторских радиопередач Бориса Гребенщикова «Аэростат». Один из первых идеологов воздухоплавания Леонардо да Винчи предельно упростил работу составителя над превращением передач в «Аэростат» – энциклопедию, сказав: «…надобно тебе в первой книге определить природу сопротивления воздуха, во второй – анатомию птицы и ее перьев, в третьей – действие этих перьев при различных се движениях» (из «Записных книжек»). Поскольку Леонардо относится к тем старшим, слушаться которых легко и приятно, мы решили парашют не изобретать. Первый том – «Течения и Земли» – посвящен, как следует из названия, музыкальным направлениям и геокультурным феноменам. Второй – «Воздухоплаватели и Артефакты» – тем, кто делал и делает историю музыки: музыкантам, группам и великим альбомам. Третий том состоит из того, что БГ называет рагу, а мы – «Параллели и Меридианы». Скажем только, что это самое интересное.

Вот теперь, как говорил еще один не последний в воздухоплавании человек, – поехали.

Истоки европейской музыки

Истоки европейской музыки, как и многого другого в европейской культуре, лежат в Древней Греции. Пифагор, много занимавшийся теорией и практикой музыки, открыл музыкальные интервалы, прислушавшись, как сообщает легенда, к бою молотов в кузнице. Вдобавок к известным много тысяч лет духовым и струнным греки изобрели орган. Из Палестины в Европу пришла традиция церковного пения. А достижения Греции перешли по наследству к Римской империи.{1}[1]

Пифагор (Raffaello: The School of Athens)

Собственно, Европа, как мы ее знаем, это и есть территория, окультуренная Римом; недаром латынь оставалась языком церкви и учености вплоть до XVI–XVII веков. Когда Римская империя перестала существовать в 476 году, Европу объединяло только христианство. Религиозным центром остался Рим, но теперь вместо цезарей там находился Папа Римский, глава христианства и прямой наследник святого Петра.

Политическим и культурным центром Европы стал Париж. А рассеянные по всей Европе крепости-монастыри были очагами и хранилищами культуры.

История известной нам европейской музыки началась с появления нот, которые приобрели более или менее современный вид благодаря монаху Гвидо Аретинскому где-то в XI веке.{2}

Хильдегарда Бингенская обретает божественное вдохновение и диктует своему писцу

В полном соответствии с матриархатом, первый композитор, о жизни которого нам что-то известно, – женщина; и не просто женщина, а святая – Хильдегарда фон Бинген (1098–1179).

Родилась она одновременно с началом первого Крестового похода в большой аристократической семье, но ребенком была болезненным, и когда ей исполнилось восемь лет, ее от греха подальше отдали в монастырь. Там она и провела всю оставшуюся жизнь.

Жизнь в монастыре пошла ей на пользу; она стала неформальной настоятельницей, написала массу книг по биологии, теологии, ботанике, медицине, писала литургические тексты, поэмы и музыку; более того – ездила на гастроли с проповедями и стала настолько известной, что с ней переписывались сразу два римских папы и наставник тамплиеров Бернар Клервосский. А поскольку ей с детства являлись видения, в которых открывались тайны горнего мира, то и музыку она писала, напрямую имея в виду гармонию надзвездных сфер. В итоге она была заслуженно названа Хильдегардой Благословенной и причислена к лику святых.{3}

Но Хильдегарда фон Бинген – исключение. Мы знаем о ней не потому, что она композитор, а потому, что она святая, а святым тогда уделялось значительно больше внимания.

Времечко вообще было веселое. Один за другим бойко шли Крестовые походы, а по всей Европе строились огромные готические соборы, и одним из первых и величайших был парижский Нотр-Дам. Его называли «приходской церковью всех королей Европы».

Он строился во второй половине XII века и был еще недостроен, а музыка в нем уже звучала – и какая! Такой раньше не было – под титаническими сводами готических соборов она звучала по-другому, и писать ее нужно было как-то по-новому.

Первыми, кто писал музыку для Нотр-Дама, были два композитора: одного звали Леонен, а другого – Перотен.{4}

Перотен

Конечно, и музыка, и композиторы существовали и до Хильдегарды с Леоненом-Перотеном – просто мы не знаем их имен и не можем расшифровать их ноты. Более того, мы говорим о церковной музыке – а существовала же и просто музыка, вне церкви. Но получилось так, что именно церковь записывала и собирала нотные манускрипты, поэтому нот нецерковной музыки сохранилось не так уж много.

Тысячу лет назад и сама Европа была немного другой. Там, где сейчас юг Франции и север Испании, располагалась страна Окситания (чудесное название, оно происходит от слова «ок», то есть по-местному – «да»), со своим языком и культурой, и эта страна была значительно цивилизованнее окрестных держав.

Вольфрам фон Эшенбах

Маркабрю из Гаскони

В начале XIV века, воспользовавшись религиозным поводом – альбигойской ересью, – северные бароны, сильно завидовавшие преуспеянию своих южных соседей, учинили Крестовый поход против своих же, и Окситания формально перестала существовать, хотя жители тех краев до сих считают себя отдельной нацией. Так вот, именно там, в Окситании, процветала традиция трубадуров и труверов, идущая из совсем древних времен.

Трубадуры воспевали рыцарские идеалы, честь и идеальную любовь; и ребята они были непростые – к их цеху принадлежал алхимик Раймон Луллий, автор первого романа о Граале Вольфрам фон Эшенбах, короли и князья. Большинство трубадуров было, конечно, родом попроще – зимой они учились, а теплое время проводили при дворе своих высокородных покровителей.

Одним из первых известных нам трубадуров был Маркабрю из Гаскони, живший в начале XII века. Тип был специфический, он писал песни на особом языке, понятном только посвященным, мрачно отзывался о женщинах и любви, путешествовал от двора к двору, нигде надолго не задерживаясь, – в общем, прообраз всех романтиков.{5}

Филипп I Красивый, король Кастилии и Леона

Но вернемся на север. Жеан де Лескурэль, сын парижского купца, учился музыке в том же Нотр-Дам-де-Пари, но, несмотря на всю свою музыкальность, был повешен в самом начале XIV века вместе с еще тремя клериками за «разгул и преступления против женщин». Правосудие, правда, тогда было специфическим – через три года после казни де Лескурэля король Франции Филипп Красивый безо всякого повода, кроме желания немного поправить свои финансовые дела, сначала арестовал, а потом и сжег всех тамплиеров, до которых сумел добраться.

Так что сложно сказать, за что именно повесили популярного композитора; но современники его ценили настолько высоко, что включили его музыку в главный нотный манускрипт той эпохи.{6}

И Филиппа де Витри (1291–1361), жившего в первой половине XIV века, считали величайшим музыкантом своего времени. Он родился в Париже, окончил университет и, как многие образованные люди, занимался всем сразу – был и композитором, и политическим деятелем, и солдатом, а под конец жизни – даже епископом. Но более всего он известен тем, что написал трактат о музыке «Арс Нова» («Новое Искусство»), давший название целой эпохе, в нем, в частности, изобрел современную нотную запись.

Петрарка сказал о нем: «Великий философ и искатель истины».{7}

Гийом де Машо

Девятью годами позже Филиппа де Витри родился другой гений Средневековья – Гийом де Машо.

Гийом де Машо был одновременно гениальным музыкантом и гениальным поэтом; о нем говорили: «последний великий поэт, писавший музыку». Поэты, вплоть до Чосера, восхищались им и подражали ему, а репутация его как композитора внушала восхищение и через сто лет. Попросту говоря, де Машо – самый известный композитор XIV века; и кстати, он считается последним представителем традиции труверов.

Иоанн I, граф Люксембург и король Богемии

Будучи секретарем Иоанна I, графа Люксембурга и короля Богемии, де Машо объездил всю Европу, а в преклонные года, уже заработав себе славу великого композитора, вернулся к себе на родину, в город Реймс, сочинять музыку и приводить в порядок свои манускрипты.

А исторический фон был весьма специфический. Сначала от Великого голода вымерла одна десятая населения Северной Европы, потом в 1333-м началась Столетняя война (продлившаяся в итоге сто пятьдесят лет), следом за ней – чудовищная эпидемия чумы, «черная смерть», унесшая жизни почти семидесяти процентов европейцев. И если что-то и поддерживало страсть к жизни, то это была музыка.{8}

Народная мудрость гласит: «Все хорошее когда-нибудь да кончается», подошло к концу и Средневековье.

Начался XV век и вместе с ним новая эпоха – Ренессанс, или, по-русски, Возрождение. Катастрофы минувшего века заставили людей по-иному посмотреть на жизнь; присмотрелись они к этой самой жизни – и решили, что она все-таки хороша. Поэты и ученые вспомнили древнегреческих философов; художники, во главе с Леонардо и Микеланджело, перевели взгляд с застывшего догматического на подвижное и вполне материальное, и оно оказалось неожиданно прекрасным.

Вдобавок к этому английские бароны, которые владели большой частью Франции, частенько выезжали проветриться в свои континентальные угодья, а музыканты ездили вместе с ними – и в прежде суровой европейской музыке появились жизнелюбивые британские гармонии.

Центр культуры переместился в Италию и Фландрию, почти все композиторы Возрождения проводили большую часть жизни при дворах знатных итальянских семей, а потом возвращались домой и делились новыми созвучиями.

Гийом Дюфэ

Этим путем пошел и Гийом Дюфэ, как следует из его фамилии – «из рода фей». Из незаконнорожденного (в пригороде теперешнего Брюсселя) сына священника он стал величайшим композитором XV века.{9}

Но слава Дюфэ померкла в свете новой звезды музыки Возрождения – Жоскена де Пре (1450–1521).

Жоскеном восхищались Кастильоне и Рабле; реформатор церкви Мартин Лютер написал про него: «Обычно композиторы пишут то, что им велят ноты; Жоскен – единственный, кто нотами повелевает»; Леонардо да Винчи, который был на двадцать лет старше Жоскена, писал с него портрет. Современники называли его «величайшим композитором в истории западной музыки»; стиль его считался «максимально близким к совершенству»; его музыку изучали и копировали всё последующее столетие.

А единственный сохранившийся его автограф – выцарапанное им (по традиции певчих) на стене Сикстинской капеллы простое слово «Жоскен».{10}

Все это время Англия, хоть с нее и начался ренессанс музыки, оставалась патриархальной провинцией где-то сбоку от всей остальной Европы. Но проблемы, мучившие Европу, отражались и в английской жизни. В начале XVI века наступил раскол в церкви – Реформация; реакция на ставшую уже неприличной роскошь (и сопутствующий разврат) Римской церкви и недоступность церковной латыни простым людям. Раскол этот отразился и в музыке.

Жоскен де Пре

Грубо говоря, католики любили, чтобы в церкви пели сложно и красиво, по-латыни; реформаторам-протестантам требовалось пение построже и чтобы слова были понятны. Поэтому в Англии композиторам приходилось нелегко: сегодня у власти католик, завтра протестант – и все нужно писать по-другому. Все три великих композитора английского Возрождения реагировали на эту ситуацию по-разному.

Замечательного оксфордского органиста и композитора Джона Тавернера (1490–1545) обвинили было в связях с протестантами, но он воздел руки к небу, сказал «Я просто музыкант» и продолжал творить.

Томас Таллис

Томас Таллис вообще мало на что обращал внимание; он служил придворным композитором при четырех монархах и писал такую замечательную музыку, что она радовала и католиков, и протестантов. Его эпитафия гласит: «Как он жил, так и умер – тихо и спокойно. О, счастливый человек!»

А вот его ученику и коллеге Уильяму Берду (1540–1623) пришлось сложнее. При протестантском короле Эдварде IV аскетичность церковного обряда дошла до предела. Пять лет правления католической королевы Мэри были реакцией на этот аскетизм – и одним из приятнейших аспектов этого времени была любовь королевы к сложной латинской церковной музыке. Только что ставший придворным композитором, Берд наслаждался писанием такой музыки. Увы, когда ему было всего восемнадцать лет, Мэри умерла, и трон заняла ее сестра – протестантка Елизавета I.

Уильям Берд

Мария I Тюдор

Елизавета I Тюдор

Берд не вынес перемены, покинул королевский двор и стал органистом и хормейстером Линкольнского собора, однако не унялся: церковным властям приходилось наказывать его за чрезмерно долгую и цветистую игру во время богослужения. И хотя, будучи лучшим композитором Англии, он продолжал писать и написал много великолепной музыки и для англиканской церкви, в конце концов он устал от компромиссов, уехал в деревню и провел там оставшиеся тридцать лет своей жизни за писанием музыки. Но даже как бы удалившись от дел, продолжал гнуть свое.

Линкольнский собор

Точно так же как у нас в России были нелегальные квартирные концерты, в Англии того времени практиковались подпольные католические мессы. Берд не только писал для них музыку, но частенько и сам сопровождал их игрой на маленьком органе. А нужно иметь в виду, что исполнение католического обряда в то время в Англии считалось серьезным преступлением; можно было легко лишиться головы. Иногда люди попадали в тюрьму за то, что у них в кармане находили ноты Уильяма Берда. Однако его репутация и уважение королевы Елизаветы сохранили его от всех бед. Берд был настолько талантлив, что его оставили в покое. И правильно – не зря его считали славой нации и называли Фениксом.{11}

Тем временем вся Европа распевала песни нового гения – Жака Аркадельта (1504–1568).

Жак Аркадельт

Аркадельт родился в Льеже, во Франции. Обнаружив в себе талант и получив образование, он пошел хрестоматийным путем – подался в Рим, где и провел большую часть своей жизни. Сначала руководил детским хором собора Святого Петра, а потом – хором Сикстинской капеллы. В зрелые годы во цвете славы вернулся во Францию.

В дебрях музыки Средних веков не всегда легко разобраться; часто под именем популярного композитора издавали то, чего он никогда не писал. Чем известнее композитор, тем охотнее ему приписывают все, что плохо лежит.

В этом смысле Аркадельт – чемпион. Но и безусловно написанных им самим произведений сохранилось достаточно, чтобы заметить удивительную легкость и мелодичность его музыки. Поэтому любовь народа к Аркадельту была такова, что сборник его нот переиздавался пятьдесят восемь раз за сто лет.{12}

Но не все композиторы в Италии были приезжими. Были и свои. Например, Джованни Пьерлуиджи да Палестрина, которого католическая энциклопедия попросту называет «величайшим композитором литургической музыки всех времен».

Джованни Пьерлуиджи да Палестрина

Легенда гласит, что его музыкальная карьера началась на улице, – он что-то пел, рекламируя сельскохозяйственные продукты с фермы своих родителей. Там его и услышал начальник хора одной римской церкви; голос мальчика его поразил, и он взялся за его музыкальное воспитание. В мире все взаимосвязано: этим начальником хора был уже известный вам Жак Аркадельт.

Время шло; сначала Джованни Пьерлуиджи стал органистом, а потом и начальником хора собора Святого Петра. И тут Папой Римским Юлианом III стал земляк Пьерлуиджи, знавший его как замечательного композитора. Палестрина был взят в папскую капеллу в обход всяких правил, к вящему негодованию некоторых его коллег, – ибо если Палестрина и пел хорошо в детстве, то теперь у него голоса совсем не осталось. Зато музыка его была великолепна. Папы приходили и уходили, а Палестрина оставался и продолжал писать. И даже стал спасителем полифонии.

Когда был собран Трентский собор, который был призван упростить церковную музыку, Палестрина на этом совете продемонстрировал свой шедевр – «Мессу Папы Марселлия», которая была настолько ясна и чиста, что совет понял – полифонию в церкви запрещать не обязательно.

Однако музыка и финансы – разные вещи. Пусть Палестрина был страшно известен, а все равно всю жизнь едва сводил концы с концами. От такой жизни он едва не ушел в монахи, но, видимо, у Бога были на него другие планы, и вместо этого он женился на обеспеченной вдове и продолжал в свое удовольствие писать церковную музыку до самого конца своих дней.{13}

Воспевая многообразные таланты своего друга Шерлока Холмса, доктор Уотсон с упоением писал, что как-то в свободное время Холмс даже написал монографию о полифонических мотетах Лассуса. Как поклонник Холмса, я, конечно, не мог не проверить – что это за Лассус, и полез в Интернет. Так когда-то произошло мое первое знакомство с одним из величайших гениев эпохи Возрождения.

Орландо ди Лассо

Орландо ди Лассо, называемый также и Лассусом, родился в Монце, на территории теперешней Бельгии, в 1530 году; он был на двадцать пять лет младше Жака Аркадельта, на пять лет младше Палестрины и на десять лет старше Уильяма Берда. Только что была открыта Америка…

Детство у него выдалось насыщенное – мальчика три раза похищали из-за того, что он удивительно красиво пел. Однако он пережил детские напасти, в двенадцать лет покинул дом и попал в хор герцога Гонзаго. С ним он объехал пол-Италии, а потом осел в Риме, получив работу у великого герцога Тосканы Козимо Медичи. В двадцать один год он уже руководил хором одной из главных цервей Рима – Сан Джованни ди Латерано (через несколько лет на этом же месте будет работать Палестрина).

Козимо Медичи

Но на месте ему не сиделось. Покинув Рим, он совершил путешествие по Франции и Англии, ненадолго заехал домой – в Антверпене как раз была напечатана первая книга его нот; а в двадцать четыре года поступил на службу к герцогу Альбрехту Баварскому, который решил, что музыка при его дворе не должна уступать лучшим дворам Италии. При дворе герцога в Мюнхене он и прожил всю свою жизнь.

Универсальность гения ди Лассо поражает: он написал более двух тысяч произведений во всех известных тогда вокальных жанрах и одинаково легко сочинял и светскую, и церковную музыку, в совершенстве владея латинским, французским, немецким и английским стилями и языками.

Джованни Габриэли

Герцог Альбрехт V Баварский играет с женой в шахматы, 1552

Неудивительно, что слава его прогремела по всей Европе. К нему стекались ученики отовсюду (в том числе – выдающиеся итальянские композиторы Андреа и Джованни Габриэли); Папа Григорий XII посвятил его в рыцари, император Максимиллиан дал ему дворянство (что редко выпадало на долю композиторов); короли и великие князья Европы наперебой зазывали его к себе – но Орландо более интересовала возможность сидеть на месте и спокойно заниматься музыкой.{14}

Почти ангельская чистота и красота средневековой музыки не сразу доходит до наших ушей, привыкших к другому – натиску, но, если вслушаться и позволить своему сердцу подняться до этой надоблачной красоты – она ошеломляет и очищает.

Барокко

Само слово «барокко» значит «жемчужина неправильной формы». Барокко, один из самых волшебных периодов европейской музыки, наступило после Возрождения; это же время принято называть эпохой Просвещения. Именно тогда общественное мнение склонилось к тому, что не стоит все оставлять на попечение церкви, можно подумать и самим – тем более что под конец эпохи Возрождения в Европе произошло такое количество религиозных войн, какого история еще не видела, – и все между последователями Христа, учившего: «Возлюби ближнего своего».

Людовик XIV

В эпоху барокко музыка достигла степени гармоничности и красоты, непревзойденной и поныне.{15}

Конечно, невозможно сказать: «Барокко началось в такой-то час такого-то дня такого-то года», но ориентировочно движение в эту сторону наметилось в Италии в начале XVII века. Одним из первых великих барочных композиторов считается итальянский певец и гамбист Клаудио Монтеверди, создатель одной из первых опер – «Орфей».{16}

Клаудио Монтеверди

А одна из самых колоритных фигур того времени – любимый композитор Людовика XIV Жан Батист Люлли.

Родился он в Флоренции. Нигде никогда не учился, но от природы отлично играл на гитаре, скрипке и танцевал. Вскоре четырнадцатилетний юноша был замечен кем-то из французской знати и импортирован во Францию.

Люлли быстро освоился в аристократических кругах и в двадцать лет уже поступил в артисты к самому «королю-солнце». Поначалу как танцор. Но вскоре он начал сочинять музыку для балетов, в которых сам же с королем и танцевал; музыка пришлась королю по сердцу, и Люлли был назначен королевским композитором. Он немедленно разогнал пышный, но нестройный королевский оркестр и собрал свой – «Маленькие скрипки», поражавший современников слаженностью игры.

Жан Батист Люлли

В свободное от балетов время Люлли писал музыку к комедиям своего друга Мольера. Когда король начал стареть и танцевать ему стало все сложнее, королевский интерес к балетам уменьшился. И тогда Люлли переключился на оперу.

Когда король женился и трезвость при дворе стала нормой жизни, Люлли начал писать религиозную музыку. Так или иначе, держа нос по ветру, он добился того, что контролировал всю музыку, исполнявшуюся во Франции, вплоть до самой своей смерти.

Человек он был по-итальянски пылкий и испытывал страсть ко всему, что движется; даже когда он женился и стал отцом десяти детей, скандалы постоянно бушевали вокруг него. Однако расположение короляпозволяло ему выходить сухим из воды. Людовик XIV не просто уважал его музыкальный талант, но и считал Люлли одним из немногих близких друзей, даже назначил его своим придворным секретарем.

Жан Батист Мольер

Умер Жан Батист на боевом посту – в пятьдесят пять лет он дирижировал одой в честь выздоровления короля от чего-то и нечаянно угодил дирижерским жезлом себе по ноге. Образовалась опухоль, которую он отказался удалять, – и вскоре умер от гангрены.

Ко времени своей смерти Люлли практически олицетворял собой французскую музыку. Его король Людовик говорил: «Государство – это я», вслед за ним Люлли мог бы сказать: «Французская музыка – это я».{17}

В Германии же в это время славился легендарный мастер органа Дитрих Букстехуде. Всю свою жизнь он посвятил органу: сначала в Дании (в том числе в Эльсиноре, на родине принца Гамлета), потом переехал в свободный имперский город Любек, женился на дочери предыдущего органиста и занял его место. Слава Букстехуде разнеслась по всей Германии; он стал одним из самых известных немецких композиторов, и до сих пор его музыка составляет основу репертуара любого органиста.

Замок Эльсинор

В церкви Любека ему была предоставлена полная свобода творчества, и такое его положение послужило моделью для многих последующих композиторов. На «Музыкальные вечера» в любекской церкви музыканты съезжались издалека. В 1703 году там был Гендель, а в 1705-м – Иоганн Себастьан Бах, который отшагал пешком почти четыреста километров, чтобы послушать игру Букстехуде и понять, как он это делает.{18}

Сравнивая итальянских мастеров барокко с их немецкими, английскими и французскими коллегами, нельзя не прийти к выводу, что национальная еда и питье сильно влияют на характер музыки.

Дитрих Букстехуде

Французы торжественны (как пишут историки, французский рационализм привел их к изучению вопросов политического и социального характера – но к сыру и вину они относятся с той же торжественностью), немцы отрешенно философичны (их вопросы были все больше религиозно-морального характера); англичане сдержанны (видимо, климат располагает), итальянская же музыка – как и их вина – полнокровна и насыщена солнцем. Великолепная иллюстрация этого – музыка Антонио Вивальди.

Антонио Вивальди (1678–1741) по прозванию «Рыжий поп» родился в Венеции. Он был священником, композитором и виртуозным скрипачом. В день, когда он родился, в Венеции было землетрясение.

Антонио Вивальди, карикатура Пьера Леона Чеззи, 1723

Он всю жизнь мучился плохим здоровьем, однако не переставал писать музыку. В двадцать пять лет Вивальди стал учителем скрипки в приюте для девочек-сирот Оспитале делла Пьета, через некоторое время занял там пост музыкального директора, и большая часть его музыки написана именно для оркестра этого приюта – он снабжал своих воспитанниц концертами в течение тридцати семи лет.

А тем временем его популярность росла. Он стал директором Венецианского оперного театра, написал множество опер и ездил с ними по Европе, продолжая при этом писать музыку для своего приюта. И форма концертов, предложенная Вивальди, стала стандартом в классической музыке.

Оспитале делла Пьета

Стравинский однажды ехидно сказал про него, что Вивальди написал только один концерт, а потом повторил его четыреста раз. Ну, положим, Стравинскому не приходилось заботиться о детском оркестре. Однако в любом пассаже музыки Вивальди гармонии все равно больше, чем во всем творчестве многих композиторов, появившихся после него. Бах, например, настолько уважал музыку Вивальди, что перелагал ее для органа.

Под конец жизни Вивальди, как и многие композиторы, впал в бедность; чтобы сводить концы с концами, он продавал свои рукописи. Набрав достаточно денег на переезд, он двинулся в сторону Вены, где император Карл VI настолько любил его музыку, что дал Вивальди рыцарское звание. Увы – вскоре император умер. Через год, в 1741 году, умер и композитор.

Вивальди написал более пятиста концертов, сорок шесть опер, семьдесят три сонаты; основная часть его музыкального наследия была обнаружена только в XX веке.{19}

Другим гением итальянского барокко справедливо считается Томазо Альбинони (1671–1751).

Альбинони родился, жил и умер в Венеции. Он был сыном богатого торговца бумагой; когда же отец умер, его дело досталось младшим братьям, чтобы Томазо мог без помех заниматься музыкой. Он был скрипачом и певцом, говорят, что даже основал свою Академию пения. Но благодаря своей независимости подписывался «Венецианский Дилетант».

Томазо Альбинони

С венецианской музыкальной жизнью он связан никак не был; не был даже членом венецианского профсоюза музыкантов; свою известность как автор опер он получил, гастролируя по другим городам Италии.

В отличие от Вивальди (да и большинства композиторов того времени), он был человеком обеспеченным и не искал службы ни в церкви, ни при дворах знати. Говорят, что он очень любил гобой (тогда – новое изобретение) и первым из итальянцев написал концерт для этого инструмента.

При жизни Альбинони сравнивали с Корелли и Вивальди; Бах хорошо знал его музыку. Больше всего имя Альбинони известно нам по небольшому адажио соль минор.{20}

Арканджело Корелли

Ирония судьбы здесь в том, что это прекрасное и трагическое произведение на самом деле – реконструкция небольшого фрагмента его рукописи, найденной одержимым музыковедом Ремо Джиазотто в 1945 году в руинах Дрезденской библиотеки.

Библиотека эта была практически стерта с лица земли во время чудовищной и бессмысленной бомбардировки Дрездена американской авиацией в 1945 году. За три дня Дрезден вместе с большим количеством безоружных горожан и беженцев был практически стерт с лица земли; почти ничего не осталось и от библиотеки, где, помимо всего прочего, хранилось огромное количество нот и, в частности, почти весь архив Альбинони. Джиазотто нашел в развалинах кусочек нотного листа, на котором уцелела только линия баса и шесть тактов мелодии; и, будучи специалистом по музыке Альбинони, он восстановил остальное.{21}

А некоторые композиторы вели настолько дзен-буддийскую жизнь, что о них неизвестно практически ничего, кроме их музыки.

Генри Перселл

Вот, например, волшебный Джиованни Платти (1692–1763). Неизвестно даже, где он родился – то ли в Падуе, то ли в Венеции. Скорее всего, обучался у Вивальди, Гаспарини, Лотти и Альбинони. В 1722 году с группой итальянских музыкантов Платти приехал в Вюрцбург по приглашению принца-епископа Франца фон Шенберна, который любил итальянскую музыку и хотел насадить ее у себя при дворе. Только было начали они ее насаждать, как принцепископ умер. Жить стало туго, и большинство музыкантов вернулось домой.

Платти же остался в Вюрцбурге и прожил там до самой своей смерти, предварительно женившись на придворной певице и произведя на свет как минимум десять детей.

Платти был виртуозом гобоя и скрипки – и самым высокооплачиваемым музыкантом двора; занимался как светской, так и церковной музыкой. Однако его тихое существование в Вюрцбурге привело к тому, что в мире о нем мало что известно. Честь ему и хвала – мы не знаем цвета его носков, зато его музыка говорит сама за себя.{22}

А в Британии в это время жил и работал органист Вестминстерского аббатства Генри Перселл (1659–1695) – величайший из композиторов, родившихся на Британской земле. Про него пишут: «Музыку Перселла от всей остальной музыки в мире отличает нота весенней свежести. В ней – росистая сладость утреннего воздуха и благоухание весенних цветов. Красота разума, силы и радости пронизывает всё, что он написал. Его музыка была современной, когда он ее писал; она современна сегодня и будет современной всегда».{23}

Иоганн Себастьян Бах

Но вернемся же в Германию, занятую религиозно-моральными вопросами. Хотя собственно Германии на тот момент еще и не было – было пестрое лоскутное одеяло маленьких княжеств. Каждое княжество по закону имело право определять свою религию; но в основном все придерживались лютеранства, а по лютеранскому укладу в каждом приходе должен был быть свой орган, своя школа пения и свои тренированные музыканты. За счет этого Германия стала наиболее музыкально образованной нацией во всей Европе.

Но одновременно с этим тридцатилетняя война, длившаяся почти всю первую половину XVII века, уничтожила около половины населения Германии, города стояли в руинах, некоторые области были целиком опустошены, так что тогдашним немецким композиторам было от чего пребывать в философском настроении.{24}

Георг Фридрих Гендель

При этом, случайно или нет, но именно там появились два величайших гения барокко – Иоганн Себастьян Бах и Гендель. Однако гораздо большей популярностью пользовался близкий друг их обоих, самый плодовитый композитор в истории музыки, Георг Филипп Телеман (1681–1767).

Родился он в городе Магдебурге. Никто в его семье не был связан с музыкой. Он открыл для себя музыку в десять лет и выказал недюжинный талант, уже в двенадцать написав первую оперу. Но семья была настроена категорически против такого легкомыслия. Чтобы Георг Филипп прекратил заниматься ерундой, мать конфисковала все музыкальные инструменты и отправила его в строгую школу.

Но, как мы знаем, пути Господни неисповедимы: суперинтендант этой школы пришел в восторг от музыкальных наклонностей юноши и предоставил ему все возможности для занятий; к концу обучения в гимназии Телеман выучился играть на рекордере, органе, скрипке, флейте, гобое, виола да гамбе, контрабасе, басовом тромбоне и барочном кларнете под названием шалумо.

Георг Филипп Телеман

В двадцать лет он пошел в университет учиться на юриста, но по городу пошел слух о его таланте, ему заказали музыку для двух главных церквей Ляйпцига. Вскоре Телеману уже пришлось организовать Collegium Musicum – студенческий оркестр из сорока человек – для исполнения своих произведений (позже начальником этого оркестра стал Бах). А уже через год Георг Филипп был назначен директором Ляйпцигской оперы.

Однако трения с местными властями и более старыми композиторами быстро ему надоели, и он пустился в путешествия. Пятнадцать лет Телеман отработал при разных королевских дворах Европы, потом переехал в Гамбург и осел там до конца жизни. Сорок семь лет он занимал пост музыкального директора пяти важнейших городских церквей. Собственно, Иоганна Себастьяна Баха отцы города пригласили работать в Ляйпциг только потому, что Телеман был занят.

Иоганн Амброзиус Бах

На счету Телемана более трех тысяч композиций, многие из которых, к сожалению, утеряны. Гендель однажды в шутку заметил, что «для Телемана написать церковную музыку в восьми частях так же просто, как другому человеку написать письмо».{25}

Вот такое было интересное время и прекрасная музыка. Время ушло, а музыка осталась с нами.

Иоганн Пахельбель родился в 1653 году в Нюрнберге, но, как большинство композиторов того времени, всю жизнь переезжал из города в город в поисках хорошего нанимателя. Когда ему было двадцать четыре года, в Эйзенахе он познакомился с Иоганном Амброзиусом Бахом, отцом великого Иоганна Себастьяна, и всю жизнь оставался с семьей Бахов в дружеских отношениях; учил музыке старшего брата, но самого Иоганна Себастьяна видел только один раз, на семейном празднике; мальчику было тогда девять лет.

Иоганн Пахельбель

Пахельбеля называли «совершенным и редким виртуозом»; он был одним из самых выдающихся немецких композиторов того времени и при жизни пользовался огромной популярностью; потом его музыка оказалась практически забытой, за одним исключением.

Одно маленькое его произведение – канон Пахельбеля – вдруг всплыло из забвения во второй половине XX века и с тех пор стало одним из самых известных, узнаваемых и знаменитых произведений во всей классической музыке, считаясь практически воплощением совершенства.{26}

Кельтская музыка