Пещера Восходящего Солнца Сухова Елена
Родители отдали их учиться в разные школы. Но Антон часто встречал Вику после занятий и они вместе шли домой, болтая обо всем на свете.
А потом влюбилась Вика. По уши. Не в Антона. Любовь оказалась невзаимной. Своими страданиями она делилась с Антоном, не понимая, как ранит его поток этих чувств к тому, другому парню. Его рвало на куски от злости, непонимания, почему Вика предпочла не его. Но он молчал стиснув зубы, надеясь, что сама поймет, как он к ней относится.
Через год Вика уехала учиться в Москву. Поначалу они переписывались, иногда говорили по телефону. Постепенно общение сошло на нет. Высказывания Антона по любому поводу становились все более резкими, безапелляционными, критикующими всех и все. Будь то внешняя политика страны или рождение второго ребенка у одного из его одноклассников, рано создавшего семью, которого Антон раньше называл другом. Сейчас же эта категория – друг – выпала из его карты мира. Он погрузился в более интригующую и выгодную атмосферу коллектива ведущей компании-производителя кондитерских изделий на Украине. Положение в стране было тяжелое. Родители и Антона и Вики в полной мере ощутили это на себе. Тем более значимо было устройство Антона на такое перспективное место работы.
После окончания четвертого курса Донецкого Государственного Университета Антон самостоятельно прошел непростой отбор и был приглашен на должность рядового менеджера по продажам в филиал той самой компании.
Организация исповедовала семейный стиль работы. Каждый сотрудник кому-то кем-то обязательно приходился. Случайных людей не допускали в святая святых. Видимо, в связи с расширением был объявлен конкурс. Судя по заданиям тестирования, искали гениев, не меньше.
В период ожидания результатов конкурса, накануне отъезда Вики в Москву, они увиделись в последний раз перед долгой разлукой. До полуночи гуляли по пустынным улочкам родного города, прошлись по жухлой траве берега реки Солёная. Антон тогда еще был легкий, смешливый, теплый. Вика чаще молчала, с удовольствием слушая его неиссякаемый поток красноречия.
Когда пришло время проститься у подъезда ее дома, Вика совсем загрустила. Вздохи, незаметные для нее, то и дело прорывались в затянувшихся паузах. Антон не чувствовал своего напряжения. Он был собран и сосредоточен, как спортсмен перед прыжком. Сердце четко, сильно пробивало изнутри грудную клетку. Вика еще раз вздохнула, подняла глаза на Антона и прижалась к нему по-детски, забрав кулачки под подбородок, положила голову к нему на грудь. И он ее обнял. По-другому, не так как раньше. Вбирая всю ее в себя, хотя руки при этом бережно сжимали ее плечи.
– Я люблю тебя. – Глухим, чужим, но твердым голосом произнес Антон.
Несколько секунд он еще чувствовал в своих руках расслабленное, податливое тело, но вдруг оно застыло, превратилось в камень. Вика отстранилась, удивленно, с нескрываемым страхом, посмотрела ему в глаза.
Раз, два, три, четыре, пять… Эти несколько секунд длились для каждого из них вечность. И тут губы Антона растянулись в ухмылке, как обычно, когда он подшучивал над кем-то не по-доброму, а с подковыркой:
– В смысле – приезжай почаще, скучать буду! – он неуклюже засмеялся.
Вика еще раз вгляделась в его глаза. Там застыл живой огонек, который, исчезая, сделал взгляд жестким, хотя губы по-прежнему улыбались.
Антона выбрали среди тридцати пяти кандидатов. Несколько раз он выходил на связь, обсуждая с Викой новую для него сферу и способы выживания в непростых офисных интригах. Он чувствовал себя аборигеном на далеком острове. Казалось, что все эти люди устроены как-то иначе. Как можно объяснить желание утопить другого во что бы то ни стало? А потом преподнести утопленному эту гадость под соусом «тяжело-в-учении-легко-в-бою», претендуя на роль доброго наставника, пользующегося запрещенными болезненными приемами исключительно во благо?
Ситуацию с признанием они не обсуждали, избегая даже намека на нее. Вика не хотела принимать реальность, в которой Антон любил ее не как друга. Но уверить себя в обратном не получалось. В памяти непрошено всплывали события, говорящие о его чувствах. Но Вика тогда не могла даже помыслить о такой вероятности, она вообще всего этого не замечала. Оглушенная его признанием, сбитая с толку, она понимала лишь одно – она не может ответить ему взаимностью. Но и смелости открыто сказать об этом ей недоставало.
В телефонном разговоре теперь Антон ограничивался общими фразами, а Вика, чувствуя что-то похожее на вину, старалась говорить более воодушевленно, иногда даже заискивающе, от чего потом ей становилось тошно. Ей хотелось как-то поддержать его, ободрить. Но его тон от этого становился жестче. И, вспомнив фразу: «Не унижай жертву своим запоздалым сочувствием»44, она оставила эти попытки.
Постепенно для Вики общение с Антоном наполнилось тяжестью и неизменным неприятным осадком, сохраняющимся еще несколько дней после их разговоров. Она чувствовала возникший барьер между ними, отдаление вкупе с неприятным холодком. Но больше всего ее удивляло постепенно появившееся в Антоне высокомерие, уничижительная оценка всех людей без разбора. И еще она заметила, что для него начался период обесценивания: все темы сводились к материальным ценностям. Антон теперь, после года работы, оценивал, например, уровень семейного благополучия исключительно в цифрах: совокупный доход участников ячейки общества, наличие активов в виде квартиры, дачи, машины и полезных связей. А когда Вика приводила в качестве аргумента счастливую семейную жизнь его же родителей, он сразу переводил разговор на другую тему.
Хвастаясь своими крупными приобретениями: машиной, поездкой в Таиланд, соскальзывал в сравнения: «Я не Шурик (тот самый друг-одноклассник, у которого родился второй ребенок) – я не понимаю, как можно детей заводить, когда ты сам на ноги не встал. Сколько он зарабатывает? Да это смешно. Плодят нищету. Думать надо было раньше. В крестные меня зовет. Знаю зачем: чтобы подарки хорошие дарил». Тут Вика не выдерживала: «Антон, я знаю Шурика и жену его, у них хорошая семья! Да, они не доучились, потому что первый ребенок появился и Шурику пришлось пойти работать. Но у них прекрасные отношения. Я видела их вместе, они заботятся друг о друге, о дочери, и выглядят влюбленными, как раньше. Да и к тебе относятся хорошо, другом тебя по-прежнему считают».
Подобные стычки стали происходить все чаще и чаще. Вика избегала разговоров с Антоном, не поднимала трубку, «забывая» потом перезвонить. И общение прекратилось.
Когда Вика наведывалась домой, Антона она не видела. До нее доходили новости от общих знакомых, что он меняет девушек как перчатки, купил квартиру в центре Донецка, крайне редко бывает у родителей и окончательно перестал поддерживать связь со старым другом и его семьей. Вика каждый раз расстраивалась, узнавая подробности о новом образе жизни Антона. Встреч с ним она не искала, но мысленно конструировала возможное неожиданное их пересечение. Что тогда будет? Как эта встреча пройдет? Ей не хватало того, прежнего Антона, с его потоком разговоров обо всем на свете. Антона, на которого всегда можно было положиться, с кем можно было поделиться своими мыслями, взглядами на жизнь.
На исходе третьего года взаимного молчания ей приснился сон, вернее, серия похожих снов об Антоне. В них он метался, что-то искал, о чем-то просил, а потом застывал на месте и не двигался. Вике и раньше снился Антон, но те сны быстро забывались, оставляя грусть. Она рассказала об этом Кнопке, которая, как всегда внимательно выслушав, поставила диагноз:
– Повторяющиеся сновидения. Свидетельствуют о какой-то нерешенной проблеме, которая уже стучится, но не осознается человеком до конца.
Вика удивленно смотрела на подругу:
– Но… вроде как ОН там мучается, а не я.
Кнопка, выдохнув, решила ответить просто и прямо:
– Звони ему. Возможно, с ним что-то происходит.
Вика несколько дней не решалась набрать его номер, а потом написала короткое СМС: «Привет. Как ты? Снился мне». Не успела она закрыть приложения в телефоне, как тот, вибрируя, зазвонил.
– Привет! Ты у родителей? Я приеду вечером, после работы. Сможешь? У тебя все хорошо? – Поток вопросов сыпался на Вику. Она только улыбнулась и ответила:
– Да.
Среди «активов» Антона за период его работы в ведущей компании Украины значились:
1) Успешный карьерный рост: от менеджера по продажам в Донецком регионе до начальника отдела, а потом и департамента.
2) Квартира в центре Донецка.
3) Евроремонт в квартире с привлечением лучших дизайнеров.
4) Новая машина известной японской марки, белого цвета.
5) Возможность и посещение три-четыре раза в год различных заграничных курортов.
6) Дорогие швейцарские часы.
7) Язва желудка.
8) Невроз навязчивых состояний.
9) Бессонница.
10) Молоко вместо виски «Jim Beam».
Они неприкрыто рассматривали друг друга.
– Ты изменился, – Вика не могла понять, в чем именно, но перед ней стоял совершенно другой человек. Похожий на Антона, но вместе с тем было в нем что-то новое, отталкивающее. Может быть, искусственная доброжелательность, уже привычно встроенная в улыбку, и оценивающий взгляд с ног до головы и обратно, впервые примененный к ней?
Пока Вика размышляла, глядя на этого похудевшего, загорелого, самоуверенного молодого человека в дорогом костюме, он привычным, хорошо знакомым ей жестом поправил волосы, и у нее на душе немного потеплело. Она узнала в этом своего Антона.
– Ты тоже другая, – он продолжал рассматривать ее так, как будто она попросила оценить ее новый наряд.
Вике это не понравилось, она, нахмурившись, не отводила от него возмущенного взгляда. Антон, казалось, не замечал ее реакции.
Он подчеркнуто галантно распахнул перед ней дверь машины. Она забралась на переднее сиденье, игнорируя его руку помощи. Весь вечер они медленно колесили по знакомым улочкам. Антон то и дело останавливался, иногда посередине дороги, обдумывая какое-то высказывание Вики или погружаясь в собственные мысли, а потом плавно жал газ, и скольжение продолжалось. Было в этом что-то пафосное и естественное одновременно. Как будто в этом городе они были одни и, предаваясь неспешным размышлениям, текли густой массой, заполняя собой пустынные вечерние улочки.
Возвращаясь к этой встрече, к своим ощущениям тогда и сейчас, анализируя их, Вика не сразу уловила ту пропасть, которая разделяла их с Антоном сейчас. Он говорил привычно много, но без какой-либо конкретики. Общие фразы, философские вопросы, и все это с чувством, с силой, нервно, но все равно абстрактно. Так, будто беседовал с собой наедине или с незримым внутренним наставником, пытаясь разобраться в чем-то, найти ответы. Но ответы постоянно ускользали, запутывая его все больше и больше. Тягучий тон размышлений сменялся жесткими, рубленными топором принципами:
– Я говорю своим подчиненным: ты работаешь не на себя, ты работаешь на хо-зя-и-на. А, значит, что скажут, то и будешь делать, либо вали отсюда на все четыре стороны. Скажут выйти на работу в субботу – улыбаемся и машем – выходим и работаем. Скажут, что ты дурак, – соглашаемся и приносим извинения. Все. И это правильно.
Говорилось это в каком-то запале маниакальной веры. Вика, захлебнувшись от возмущения, негодования, хотела обрушить на эти безумные установки свой гнев отвращения и разнести их к чертовой матери! Но ей хватило нескольких секунд, чтобы всмотреться повнимательнее в лицо Антона, говорящего эти ужасные, постыдные, уничижительные вещи, и мгновенно остыть, и даже заледенеть. Он ее не услышит. Это она поняла четко и ясно. Тролли разбили зеркало, и один осколок достался Антону. Вика обмякла, отстранилась, глядя в боковое окно на редких прохожих. Тело наполнилось тяжестью бессилия. Антон продолжал диалог с самим собой. Теперь Вика, выпав из круга, со стороны наблюдала за ним. Звук как будто сделали тише, а потом совсем отключили, и она с болью и непониманием следила за спектаклем одного актера. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя в большей изоляции, чем сейчас. Постановка «Гамлета» – хаотичное метание несчастной души по сцене. Да, похоже, только пошло, мелко, грубо, тошнотворно.
Подъезжая к дому Вики, он вдруг стал беззаботный, веселый, принял вид человека, у которого все в жизни складывается отлично.
– А я спрашивал, куда ты едешь отдыхать?
– Нет, – коротко ответила Вика.
– Ну и куда? Таиланд? Гоа? Или банально в Турцию?
– В горы. Мы с друзьями едем в Крым. Горный поход.
– Горы? – на секунду Антон опешил. – Зачем? – он брезгливо скривился.
Вика посмотрела на Антона. И, вздохнув, не надеясь на понимание, ответила:
– Очиститься…
– И вы там не моетесь? Ходите грязными? Фу… Нет, я этого не понимаю. Я люблю комфортный отдых. Пять звезд, все включено, вот это – вещь! А еще – обязательно оранжевые шорты! Я тебе советую тоже приобрести. Настроение поднимают – улет просто! Да откуда вообще эти горы взялись? Зачем это? Тащить тяжести наверх, спать на земле…. Бред какой-то.
– Я и не надеялась на понимание, – ровно сказала Вика и взялась за дверную ручку, – мне пора. Хорошо, что увиделись.
– Ага, счастливо! – он растянул губы в улыбке и помахал рукой.
Вика плавно захлопнула дверь машины, сделала два шага и вернулась:
– Мы моемся. Каждый день. За редким исключением. Для того чтобы спать «на земле» есть специальное снаряжение. А, вообще, не важно все это. Горы – это для живых. Они делают нас живыми. После них я вижу реальность, а не матрицу. Вот так, – уже более устало добавила она, – спокойной ночи, – и дверь захлопнулась.
Подойдя к подъезду, она повернулась и бросила взгляд на стоянку. Машина была на месте, фары включены. Вика устало шагнула в полоску тусклого света.
***
«Когда ты не спишь несколько дней, все вокруг становится нереальным» – эта фраза из известного фильма стучала в висках уже несколько дней своей абсолютной истиной. Бессонница вернулась, стала еще мучительнее, чем раньше.
Вспоминая встречу с Викой, Антона кидало от безусловной веры в правильность своего поведения до морального уничижения себя, ощущения собственной ничтожности. Сейчас в его жизни все было не так просто и безоблачно, как он пытался показать. И ему все сложнее становилось удерживать шоры на глазах. Он боялся впасть в истерику, если признает правду, правду своего полного, как ему казалось, провала.
Два месяца назад его опустили по карьерной лестнице. Это было разыграно как по нотам. Ему же отводилась роль болванчика, шута, мальчика для битья. К тому моменту Антон достиг высшей планки, исходя из возможностей чужого семейного бизнеса. Начальник отдела.
К его мнению прислушивались: все-таки хорошее образование, да и работа по профилю. Даже несколько смелых масштабных проектов ему удалось воплотить, получив согласие высшего руководства в лице госпожи Сониной и ее мужа. Конечно, пришлось попотеть, доказывая их выгоду для компании, и несколько раз решение откладывалось. Но в большинстве случаев выигрывал Антон. Как правило своей осторожностью, умением ждать, и по-настоящему хорошими знаниями экономических аспектов коммерческой деятельности. Хвалить подчиненных в компании было не принято, но его удовлетворял сам факт победы.
В отдел к Антону взяли нового сотрудника. Юноша с копной кудрявых каштановых волос, мечтательно-отстраненным взглядом, по имени Миша, невыгодно отличался от других менеджеров. Так как потребности в кадрах не было, Антон решил аккуратно навести справки, откуда это чудо на него свалилось. Удалось узнать самое главное: малыш не состоял в родстве с владельцами компании Сониными. А это означало: привилегий он лишался полностью. Антон ввел его в коллектив, прикрепил к наставнику, и будни потекли своим чередом. На второй неделе после начала работы Миша заболел. На звонки не отвечал, в офис явился в следующий понедельник цветущий, загорелый и еще более безразличный к работе. Антону это не понравилось, хотя больничный лист Миша предоставил. А потом начались бесконечные опоздания с неуклюжими извинениями, которые вскоре заменило простое пожатие плечами. «Ну, так вышло» – равнодушно говорил он при этом, глядя прямо в глаза Антону. «Я тебя уволю, если будет так продолжаться», – злился Антон и получал в ответ очередное пожатие плечами. К тому же наставник Миши уже выл от своего подопечного. Тот активно кивал и угукал, когда ему объясняли особенности работы, но когда доходило до дела, Миша, не вникая в суть, сразу подходил к наставнику и просил помощи. При этом задавал такие вопросы, что становилось ясно: он пропустил все мимо ушей.
Антона, конечно же, такое положение вещей не устраивало. Он про себя называл Мишу обузой на окладе и еще одним крепким словцом. Так как ни разговоры, ни просьбы, ни приказы не имели действия, он решил предложить своему руководителю уволить Мишу. Сделал он это незамедлительно, как только удалось попасть на прием.
На следующий день его вызвала к себе госпожа Сонина. Такое событие случалось крайне редко, только в исключительных случаях. В кабинете присутствовали коммерческий директор, директор по развитию, директор по международным отношениям, непосредственный начальник Антона и господин Сонин. «Странный состав», – подумал Антон. Присесть ему не предложили.
– Твой отчет. Как это понимать? Что это?! – шипела угрожающе Сонина.
Она кинула файловую папку на стол, бумаги проехали до середины, и начальник Антона заботливо пододвинул их к нему. Антон смотрел на цифры в отчете и не мог понять, что здесь не так. Стандартный отчет, который стряпался каждый месяц исходя из чуть приукрашенной реальности. Причем приукрашенной по приказу его непосредственного руководителя, являющегося племянником госпожи Сониной. Но даже это не тянуло на встречу такого высокого уровня. Корректировались абсолютно все отчеты, но адекватно, чтобы это не имело глобального влияния на картину в целом. Так сказать, тюнинг при фирменном заводском фарше.
– Я хотел бы узнать, в чем именно состоит ошибка? – аккуратно поинтересовался Антон. – Что не так?
И на него обрушился ушат грязи. Госпожа Сонина не стеснялась в выражениях. Он стоял и смотрел на женщину под пятьдесят, с продуманным макияжем, в деловом костюме с глубоким неделовым декольте и перекошенным от злости лицом. Антон, оглушенный, не понимал, за что его так жестко опускают. Весь этот крик, мат молодящейся дамы, вальяжно развалившиеся в креслах мужчины, отчет в руках и запах офисного ковролина – все это смешалось и существовало при этом как-то по отдельности. Антон как будто видел себя со стороны. Доказывать что-либо было бесполезно, даже открывать рот – бесполезно, все равно что свидетельствовать против себя в суде.
Когда кошмар закончился, он вернулся на свое рабочее место, мешком рухнув в кресло. Через несколько минут секретарша поманила его пальчиком в кабинет босса.
Разговор был коротким:
– Вот приказ о твоем переводе в офис на Ясеневской, 17. Твой оклад остается, правда, проценты получать не от чего. Подчиняешься по-прежнему мне.
– Ясеневская, 17? Это разве не склад?
– Совершенно верно. Задание получишь от меня по электронной почте.
Вот так Антон оказался на складе. Среди коробок с конфетами стоял его рабочий стол, а рядом, пошатываясь, таскались пьяные грузчики. Начальник склада косо смотрел на засланного казачка из офиса и здоровался через раз. Задание от своего босса Антон так и не получил. Приходили лишь мелкие поручения от его зама. Ситуация подвесила Антона между небом и землей. Его не уволили, но при этом лишили всего. Деньги платили, но ощутимо меньше, хотя, учитывая ситуацию в стране, эту сумму вовсе нельзя было назвать прожиточным минимумом, да и накопления имелись. Но больше всего Антона выбивало из колеи другое. Голова разрывалась от предположений, почему все так произошло? Какая настоящая причина? Версию Сониной об отчете он отмел сразу: слишком хорошо был знаком с внутренним устройством компании. Но что тогда? Все варианты разрушались, не выдерживая маломальского анализа. Получается, его наказали? Ведь если бы инцидент с отчетом был серьезным проступком, равноценным реакции Сониной, то его бы уволили в одну секунду и все. А тут – ссылка. Значит хотят, чтобы он что-то понял. Но что? Вопросы сыпались, мозговая жвачка обессиливала, доводя до исступления.
Поначалу Антон очень жалел, что потерял место, корил себя за всякие мелочи. Думал, что надо было вообще рта не раскрывать в ее кабинете или потом прийти и поговорить, даже извиниться. Но за что?
Картинка сложилась после случайной встречи в супермаркете. Антон с пакетами продуктов пробирался к выходу, когда заметил Мишу, своего недавнего подчиненного. С бутылкой мартини и небольшим тортом, тот тоже лавировал между покупателями. Антон, находящийся уже месяц в изоляции, без какой бы то ни было информации о том, что творится в офисе, даже обрадовался этой встрече и стал усерднее протискиваться к выходу. Он увидел машину, в которую сел Миша. За рулем была госпожа Сонина. С закрытыми глазами, с явным удовольствием, обхватив двумя руками лицо юноши, она целовала его.
Тут же в памяти пронеслись обрывки фраз зама босса о каком-то Михаиле, возглавившем бывший отдел Антона. И картинка сошлась.
Антон был подавлен таким невероятно простым ответом на все свои вопросы.
***
На следующее утро после встречи с Антоном у Вики раздался звонок:
– Возьмешь меня с собой в горы?
Уточнять причину Вика не стала.
***
– А почему три штуки? – Антон держал в руках конверт с билетами.
– Из Москвы едут шесть человек, а из Донецка мы втроем. – Ответила Вика.
– И кто этот третий? – сморщившись от неприятного предчувствия, спросил Антон.
– Макс. С нами едет Макс.
– Он? Зачем? Фу!
***
Антон ненавидел Макса еще со школы. В день рождения Вики тот любил объявлять всем, что имеет право первого танца с именинницей, это – традиция, и он ее чтит. Антона возмущала подобная наглость, но так как он не мог противопоставить еще более уверенное поведение и заявить, что Вика будет танцевать с ним, то каждый раз, промолчав, ненавидел себя за трусость. Относился Антон к популярности Макса с брезгливостью и завистью. Но эти чувства не были бы столь сильны, не будь между ними Вики.
Узнав о падении Макса, Антон был сильно удивлен. Затем к этому добавилось чувство превосходства с мимолетным легким привкусом возмездия.
Сейчас все позабытое как будто вернулось и накрыло волной прошлых переживаний. Но Антон знал лекарство от этого недуга – он поспешил напомнить себе, кто он сейчас и чего достиг в этой жизни. Сразу стало легче и внутренние весы уверенно склонились в его сторону. И Макс представился ему жалкой букашкой, а он сам – большим и сильным, смотрящим на жалкое насекомое через лупу.
Макс
Наш поезд идет не туда, или Принц на обочине
В эти глаза, в эту улыбку, в этот голос была влюблена вся женская часть школы №2 города Селидово, включая учителей. А мужская часть, в свою очередь, уважала и завидовала остроумию, успехам в учебе, спорте, любви, мечтая оказаться на его месте или быть похожим на него.
Да, Макс был всеобщим любимчиком.
Первый во всем. Будь то соревнования по боксу, олимпиада по английскому языку, истории или борьба в финале КВН между старшеклассниками и оторвами из горного техникума.
К моменту окончания одиннадцатого класса мир спорта жаждал его в свои профессиональные объятия. Учительница английского, прозванная Куклой из-за неизменного обильного, яркого макияжа, прочила ему успешную карьеру в сфере международных отношений. А любимая девушка, закончившая школу на год раньше, с внешностью блондинки из легендарной «Армии любовников», надеялась провести с ним романтические каникулы на берегу моря, а, возможно, и всю жизнь, если он это счастье предложит.
Сам Макс определился с выбором профессии еще в седьмом классе, когда к ним в школу по обмену опытом приехали американцы. Он был среди тех немногочисленных счастливчиков, кого отобрали для помощи в организации приема дорогих гостей. Необходимо было вызубрить несколько фраз на английском, чтобы по утрам встречать делегацию и провожать на какой-либо урок, а также хотя бы отдаленно понимать иностранцев на случай, если школьной англичанки не окажется рядом, а произойдет что-то непредвиденное. Ему безумно понравилось общаться с гостями, говорить с ними на одном языке, хотя, конечно, его возможности были сильно ограничены школьной программой. Те две американские недели он провел, мотаясь счастливым по школе, успевая учиться и выполнять возложенные на него обязанности. Под мышкой у него всегда была зажата тетрадь в клеточку с отдельными словами и целыми фразами на английском, новые записи, в которой он делал каждый вечер.
Поступил Макс на иняз Донецкого Государственного Университета.
А еще Макс был окружен друзьями. Круг настоящих друзей был достаточно широк, и еще больше было тех, кто изо всех сил хотел принадлежать этому кругу. Макс купался во всеобщем внимании без разбора. Конечно, баловням судьбы не удается избежать лицемерия, зависти, но эти внешние ловушки ему удавалось обходить стороной. Он был храним самой судьбой. А вот внутренний Минотавр оказался куда более хитрым и изощренным. То, что удача ему изменила и мир рухнул, Макс понял в конце второго курса университета.
– Я смотрел на своих друзей и не мог поверить, что они боятся. Боятся пустить меня в свой дом: вдруг я что-нибудь украду? Боятся одолжить денег: вдруг не верну? Но даже это не так страшно, как то, что им было противно иметь со мной дело. Нет, не то… Самое отвратительное, что каждый из них видел, что я качусь в пропасть, но никто, НИКТО, понимаешь, не сделал ни одной попытки, чтобы встряхнуть меня, поговорить, может быть, морду набить, ну хоть как-то дать понять мне, неразумному, заблудившемуся, что я убиваю себя!
Макс сидел на корточках у стены, с силой сжимая пустую сигаретную пачку. Руки его дрожали, скулы свело от сдерживания предательской глазной жидкости. Вика в оцепенении сидела на краешке лавочки и молча слушала, от волнения и сострадания вцепившись рукой в руку. Теплый вечер в парке около Дворца спорта. Редкие прохожие и странная пара у стены.
Макс и Вика с первого класса сидели за одной партой. Первые три года учебы можно было назвать романтической неразберихой. По странной иронии судьбы, они влюблялись друг в друга в течение этих трех лет, не совпадая во времени. Первым симпатию проявил Макс, который уже в восемь лет имел представление о том, как надо ухаживать за дамами. Он пригласил Вику на свой день рождения. Закончилось тем, как помнит Вика, что он прыгал на диване и громко рассказывал всем, как они «будут жениться», когда вырастут. Скромную Вику этим можно было только напугать. Потом еще пару месяцев Макс дергал ее за косички и подсовывал невзначай шоколадки и печенье. Вика только улыбалась и пожимала плечами. А еще через какое-то время он заявил, что ему нравится Маринка. Вика значения не придала, возможно, потому что не находила в той самой Маринке никакого обаяния. Но Макс начал действовать. Он провожал ее домой и дергал за косички. Вику сначала это удивило, потом возмутило и… она влюбилась. После Маринки он влюбился в Наташку, а потом снова в Вику. И случилось это именно в тот момент, когда Вика обратила внимание на белобрысого Димку с белозубой улыбкой и челкой на один глаз. Промучившись всю начальную школу, их симпатии так и не встретились. Но две вещи оставались неизменными до окончания школы: они всегда сидели за одной партой и никогда не забывали поздравить друг друга с днем рождения. Когда стали старше, любовная дрожь угасла сама собой, и во время неинтересных уроков они могли свободно болтать о том, как обстоят дела у каждого из них в личной жизни. В школе все знали, что Вика находится под особой защитой, и к ней опасались приближаться даже с безобидными шутками. А многочисленные девушки Макса почти не испытывали ревности к этому странному на их взгляд союзу.
– Я работаю на заводе. Мы производим полиэтиленовые пакеты. Смены отличаются друг от друга только картинкой, которая накладывается станком на полотно пакета. Вчера, например, был день леопарда. Это ходовое изображение, его заказывают в разных вариациях чаще всего. Под конец дня так насмотришься, что закрываешь глаза, – и эта большая пятнистая кошка начинает двигаться. – Спокойный, ровный тон Макса вколачивал в Вику слова гвоздями. Она молчала. Макс продолжал.
– Все началось на втором куре. Мы чувствовали себя богами… Мы и были богами… С учебой – все прекрасно. Девчонки – выбирай любую. Не хватало только денег. Но и тут быстро сориентировались – подработки на рынках, заправках. Запах бензина до сих пор не могу выносить, – Макс слабо улыбнулся. – Наступила зима, холодно. Ну, ты знаешь какие у нас зимы: при минус пять с такой влажностью можно околеть, а работать приходилось на улице. Нам и предложил один паренек согреться. Конечно, ни о каких внутривенных инъекциях речи быть не могло, мы просто нюхали. Вещь дорогая, но вставляло по полной. Как зима прошла, мы и не заметили. Да и как встал вопрос о моем отчислении, я тоже, признаться, не отследил. Даже это прошло тогда мимо меня. Сменились приоритеты, – сарказм, ухмылка.
Вика слушала и не могла поверить. Неужели перед ней тот самый Макс, который хватал звезды с небес?
– Я опускался все ниже и ниже. А знаешь, можно сказать, я эксперимент проводил. Как низко могу пасть. Конечно, я осознавал, что перехожу границы, что обратной дороги может не быть, но до конца не верилось, что ЭТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ СО МНОЙ. С кем угодно, но не со мной. И я наблюдал за собой как бы со стороны. Ждал, когда мои друзья запаникуют, поймут, и перестанут делать вид, что ничего не происходит. Это как идти в шлепанцах по дерьму. А я и шел по дерьму. Во вьетнамках. И чем дольше я шел, тем больше заляпывался дерьмом по самые уши.
– Макс, как же так… У меня в голове не укладывается… – только и могла выговорить Вика. Тот слабо улыбнулся.
Не к месту вспомнился случай в летнем лагере. Вика и Макс при распределении попали в один отряд. Им было лет по четырнадцать. У Вики появились новые подружки, с которыми она проводила почти все время. Макс, как всегда, был окружен свитой поклонников. Ближе к концу заезда на территорию лагеря стали проникать местные ребята. Они устраивали беспорядки, запугивали малышей, отбирали у них сладости, привезенные родителями, и карманные деньги. А вечером кружили вокруг лагерной дискотеки, высматривая симпатичных девчонок. Ходили слухи, что кого-то они сильно обидели, а кое-какие девчонки были не против их взрослых ухаживаний. Вика старалась держаться в тени, чтобы не привлекать внимания. Но за неделю до конца смены она столкнулась с двумя верзилами. Рыжий, с крупными веснушками и немытой головой отвесил грубый, как он считал, комплемент, а вот другой, со стеклянным взглядом черных глаз исподлобья, вызвал у Вики непроизвольную дрожь во всем теле. Именно о его ненормальности рассказывали девчонки. На следующий день она не пошла на дискотеку под предлогом плохого самочувствия. Макс не мог не заметить отсутствия Вики. Они мало общались, но друг о друге не забывали.
Когда все прояснилось, а для этого Максу пришлось набраться терпения (она ни в какую не хотела признаваться в своих страхах), он погладил ее по руке, улыбнулся и сказал, что все будет хорошо.
На следующий день, возвращаясь из столовой после ужина, Вика обмерла от страха, увидев этого черноглазого ублюдка прямо около входа в свой корпус. Он оживился, оценивающе сверху вниз осмотрел ее и скривил губы в одобрительной ухмылке. Сомнений не было, тот ждал ее. Вика прошмыгнула в другой пролет и быстро, не оглядываясь направилась к своей двери. Черноглазый перепрыгнул через перила и преградил ей путь. Его рука уже тянулась к ее запястью, как тут возник Макс. С улыбкой, вальяжно откусывая сочное яблоко, он похлопал его по плечу. Вика успела скрыться за дверью. Макс кивком указал на угол корпуса. Черноглазый последовал за ним. Девчонки потом рассказывали, как видели странную картину. Макса, с добродушной улыбкой вещавшего что-то, и самого черноглазого, почему-то постоянно кивавшего в знак согласия Максу.
Закончилось все крепким рукопожатием и исчезновением местных парней с территории лагеря до конца смены. Вот так Макс, чемпион по боксу, любил решать мужские проблемы.
Вика, шокированная его признанием, не могла поверить, что Макс стал наркоманом.
– А что сейчас? – робко спросила Вика.
Макс пожал плечами, продолжая крутить смятую пачку сигарет в руках.
– Я не употребляю наркотики… Но и не живу… Мой друг, Бабс, – ты его помнишь, мастер по тату, ему как-то удалось вернуться обратно. Он влюбился, женился, ребенок у него, девочка… Хорошенькая такая, милая… Работает он на шахте. И, знаешь, постоянно улыбается. От души, искренне, а я этого в себе не чувствую. Хожу часто к ним в гости и все пытаюсь отыскать эту струну, которая дает такую легкость, легкость жить. А за Бабса я рад, он молодец.
– Макс, а как же университет? Как же язык, это ведь твое?
Макс улыбнулся одним уголком губ, мятая пачка полетела куда-то в темноту:
– Я все забыл, веришь? Смотрю тупо на текст и не могу перевести, хотя осознаю, что слова простые и я знаю их. Сейчас даже музыку на английском не слушаю, бесит. Хотя мама, моя милая мама, сколько она пережила со мной, поседела, постарела, – если бы не она, я бы сейчас с тобой тут не сидел, – она говорит, что я часто во сне что-то кричу на английском или диалог с кем-то веду.
Возникла пауза. В глубине парка послышался смех шумной компании.
– Какая учеба, Вика? Я себя не чувствую, меня просто нет.
– Когда у тебя отпуск?
***
– Знакомьтесь, это Антон, а это Макс, – сказала Вика.
– А я Цаца, – девушка кокетливо выступила вперед. – Как настроение? Страшно?
– Цаца, отстань со своими страхами! Меня Боля зовут, – обратился Боля к ребятам. – А это моя сестра Лёля.
***
– Я так рада всех видеть! – Вика сияла. – У нас несколько задач до выезда. Купить воду: мальчики берут по одной двухлитровой бутылке, а девочки – по одной полуторалитровой, – это для общих нужд. Также каждый должен иметь пол-литровую бутылку для личных нужд. – Все понимающе закивали, кроме новичков. – Мы с Антоном и Максом купим хлеб, Цаца и Кнопа хотели в магазин снаряжения зайти. Время есть. Встречаемся у фонтана через сорок минут. Кто останется на рюкзаках?
Леля меланхолично подняла руку и улыбнулась.
– Хорошо. Мы скоро.
***
– I’m sorry, could you help us?45 – две девушки доброжелательно и с надеждой смотрели на Макса.
В них не сразу можно было узнать иностранок. Одежда стандартная – джинсы, кеды, хлопковые пиджачки, вот только сумки чудные, ненашенские и палантины, необычно завязанные вокруг шеи.
Макс завороженно смотрел на них и молчал.
– Where a shuttle bus to Yalta?46
Его улыбка стала еще шире.
– You are targeting in this area?47 – Девушки не могли не улыбаться, глядя на реакцию симпатичного молодого человека.
И только Макс набрал в легкие воздуха, как позади послышалось вальяжное пренебрежительное «отойди», и Антон заслонил Макса:
– This is a very beautiful city!48
– Ничего не в состоянии сделать в этой жизни! – зло шепнул Антон Максу и оттолкнул его, когда девушки отвернулись. Но широкая голливудская улыбка мигом вернулась на его лицо, когда он замахал девушкам, садящимся в автобус.
***
– Ой, кажется, мне здесь все надо! – пищала Цаца от восторга, рассматривая термоноски, кружки, наборы ложек-вилок, перчатки, альпенштоки, щедрыми гирляндами свисавшие со всех сторон.
Магазин снаряжения на улице Железнодорожной в Симферополе знает всякий. Это особое место, приносящее радость каждому туристу. Даже если у тебя все есть, или сейчас ты без лишних денег, наверняка разопрет от восторга.
Цаца бегала между рядами выставленного снаряжения, мимоходом щупая все, что попадалось под руку. У нее был полный комплект необходимых для похода вещей, но она не удержалась и купила все-таки новый водонепроницаемый пакет для документов. Она разыграла сценку, скорее для себя самой, сокрушаясь, что остался только розовый цвет, и, надо же, какая досада, придется брать такой. Потом еще добавила, что в походных условиях важна лишь функциональность: «мы же не костюмеры какие-то». Выходя из магазина, она сжимала в руках вожделенный розовый пакетик. Настроение было прекрасное, Цаца осталась весьма довольна и собой и покупкой. Рядом шла Кнопа и улыбалась, глядя на подругу.
Оставалось пристроить старый экземпляр. Цаца окинула взглядом всех новичков и выбрала погрустневшего, притихшего Макса. Прозрачный белый водонепроницаемый пакетик был вручен ему со словами:
– Возьми, пригодится!
На вопрос: что это? Цаца долго объясняла преимущества сухих документов перед промокшими и раскисшими в кашу. Ей удалось немного развеселить Макса, и она снова осталась довольна собой.
***
– Скучаешь? – Макс присел рядом.
– Не особенно. Голуби меня развлекают. Они садятся на чашу фонтана между гипсовых голубей и замирают. А вон та смешная псина, – Леля махнула рукой в сторону аптеки, около которой увлеченно дожевывала чей-то шлёпанец молодая полуовчарка, – их гоняет. По-моему, у нее нет шансов, ни одна собака не может поймать птицу, но голуби этого не знают.
– Хм… действительно смешная… – Макс задумчиво улыбнулся и закурил.
Часть II. Поход
Маленькие дети!
Ни за что на свете
Не ходите в Африку
В Африку гулять!
В Африке акулы,
В Африке гориллы,
В Африке большие
Злые крокодилы
Будут вас кусать,
Бить и обижать, —
Не ходите, дети,
В Африку гулять.
В Африке разбойник,
В Африке злодей,
В Африке ужасный
Бар-ма-лей!
Он бегает по Африке
И кушает детей —
Гадкий, нехороший, жадный Бармалей!
К. Чуковский «Айболит»
День 1
– О! Боля-Лёля бежит. Что это он такой возбужденный? – Паша бросил терзать капюшон рюкзака, запихивая туда бутылку воды.
– Может быть, еще одну веревку раздобыл? – съязвила Цаца. Все остальные, кто знал историю о сборах Боли в поход, улыбнулись.
– Я… я… – Боля старался отдышаться, но желание поскорей сообщить новость взяло вверх, – я договорился… Нас отвезут прямо к началу маршрута. Вот… – теперь он согнулся, уперся руками в коленки и задышал глубже. – «Газель» стоит на той стороне, за пешеходным переходом…
– Здорово! – прокомментировала Цаца. – Давайте скорее! – и, на ходу закидывая рюкзак, с подскоком, направилась в сторону машины.
– Давайте в «Есть контакт!» поиграем, – предложил Паша, Жанна пискнула от восторга и взяла его под руку.
«Газель» неслась по оживленным улицам Симферополя в сторону моря.
– Итак, я начинаю! – Паша торжественно закинул за плечи концы футбольного фанатского шарфа. – Слово на букву «М».
Пауза была недолгой:
– Это такой зверек, которого змеи боятся, – вступила в бой Кнопа, не особо надеясь на успех своего легкого задания.
Цаца помнила рассказ Кнопы про то, как дети в саду с замиранием дыхания слушали сказку «Рикки-Тикки-Тави», но она не успела крикнуть «Есть контакт!», Паша ее опередил:
– Нет… Это не мангуст – с удовольствием растягивая слова, сказал он.
– Эх, блин! Не удалось. – Цаца поджала губы и тут же засмеялась. – Тогда… тогда это то, что сказала Полумна Лавгуд… когда увидела Гарри Поттера… – Цаца наслаждалась произведенным эффектом, – никто, кроме нее, Вики и Кнопы не читал Джоан Роулинг. – Вернее, это то, что она увидела и поэтому обнаружила его, – Цаца с удовольствием наблюдала за всеобщим возрастающим удивлением, и она не спешила, понимая, что в этом раунде победа за ней. – Причем в книге эта сцена описана иначе, а вот в фильме…
И тут Кнопа не выдержала:
– Есть контакт! – Цаца повернулась к ней.
И уже вместе, наставив друг на друга указательные пальцы, по крещендо выпалили:
– Раз, два, три! МОЗГОШМЫГИ!
Раздался общий смех, даже водитель улыбнулся в зеркале заднего вида, сверкнув золотыми коронками.
– Так нечестно, – шутливо надувая губки, сказала Жанна.
– Все по правилам! – моментально отозвалась Цаца, – книжки читать надо! – и показала ей язык, потом, правда, решила смягчить колкость улыбкой.
– Ну, хорошо, – Паша усиленно делал серьезный вид. – Вторая буква «О».
– Мо… Мо… – Боля подыскивал слова – О! Твоя тетя его любит, – он обращался к Жанне, – а я терпеть не могу.
Читать бесплатно другие книги:
