Зов Атлантиды Риддл А. Дж.
Например, когда инструктор Кристиан Варли Пенроуз из академии мадам Ко сорвался с северного склона Эвереста и полетел к земле навстречу верной гибели, предотвратить каковую могла только эта худенькая девушка, Джульетта собралась и прокричала пролетавшему сэнсэю: «Эй, Пенроуз! Как насчет накинуть несколько баллов, если я тебя спасу?»
Таким образом, имелись веские причины предположить, что Джульетта, закричав «стреляй!», решила подшутить над старшим братом, но самому Дворецки это и в голову не пришло. Его учили распознавать нотки стресса в голосе, но даже не заставь его Артемис прослушать в машине лекцию в формате МР3, он отлично знал, чем отличается действительно-испуганная-Джульетта от решившей-пошутить-Джульетты. Поэтому, когда сестра крикнула «стреляй!», Дворецки принял решение действовать агрессивно быстрее, чем колибри успела бы взмахнуть крыльями.
«Нет пистолета, нет стрельбы, – подумал он. – Но возможны варианты».
В соответствии с избранным вариантом он крепко схватил сестру за плечо и отшвырнул в сторону. Она заскользила по галечному берегу, пропахав плечом глубокую борозду.
«Ободрала плечо. Недели три пилить будет».
Выбросив вперед руки и используя инерцию, Дворецки с максимальной быстротой прянул вперед и вверх в попытке схватить того, кто напугал Джульетту. Оставалось надеяться только, что тварь находится в пределах досягаемости, – в противном случае подземный житель, улыбаясь под забралом шлема, мог спокойно прицелиться в него.
Везение не оставило Дворецки. Он схватил что-то короткое и грузное. Что-то отчаянно сопротивляющееся и брыкающееся, будто свинья на одеяле, а также испускающее особый запах, который показался бы знакомым человеку, имевшему несчастье упасть лицом в средневековое помойное ведро.
«Узнаю этот запах, – подумал Дворецки, крепко держа существо в руках. – Гном».
То, на чем висел гном, с визгом провисло, окунув Дворецки и его извивающегося пленника по пояс в воду лагуны. Дворецки это не причинило ни малейшего вреда, он практически намотался на невидимого гнома, и прохладная вода подействовала на него освежающе, тогда как для подземного жителя в защитном костюме водные процедуры имели катастрофические последствия. В результате жесткого контакта с острыми камнями на дне заливчика камуфляжный костюм порвался, выпустив весь заряд.
Гном Плут внезапно обрел видимость.
– Ага! – воскликнул Дворецки, поднимая Плута из волн. – Гномья голова. Отлично.
Дара говорить на всех языках Плут лишился вместе с остальными магическими способностями, но достаточно долго прожил среди людей и нахватался разговорных выражений из множества наречий. В итоге он с легкостью истолковал восклицание Дворецки – неправильно.
«Гномья голова? Этот вершок собирается съесть мою голову!»
Дворецки потому так обрадовался голове гнома, что головы у гномов непропорционально большие, а у этого оказалась и вовсе гигантская – она почти равнялась голове Дворецки и венчалась шлемом.
«Надев этот шлем, я увижу то, что видел этот малыш».
Таким образом, Дворецки интересовал исключительно шлем, а не его перепуганное содержимое.
– Не дергайся, живчик, – прохрипел телохранитель, привычным движением отщелкивая запоры и сдергивая шлем с головы гнома. – Ты только что пытался подстрелить мою сестру?
Узнав слово «подстрелить», Плут опустил взгляд на свои руки и с ужасом обнаружил, что они пусты. Он выронил оружие.
Плуту, профессиональному преступнику, доводилось попадать в смертельные переделки, и он никогда не терял самообладания. Однажды он ухитрился запугать банду пьяных гоблинов, будучи вооружен только склянкой мази от ожогов и тремя бутылочными горлышками, но этот кровожадный гигант с искаженным яростью лицом и жаждой сожрать чьи-нибудь мозги едва не лишил его рассудка.
– Не-е-ет! – пронзительно завопил он. – Не кусай мозг!
Дворецки, не обращая внимания на отчаянное сопротивление и затхлую вонь от шлема, сжал головной убор одной рукой, как баскетболист – мяч.
Череп Плута остался без защиты, и гном потом клялся, будто чувствовал, как его мозг трясется, будто студень.
Когда гном оказывается в подобной безвыходной ситуации, обычно происходит следующее. Первое – гном разевает пасть и пытается прогрызть выход на свободу. Плут не мог так поступить, поскольку ему мешал капюшон костюма. Второе – испуганный гном «сбрасывает балласт». К подобному приему обычно прибегали первые авиаторы, и заключался он в выбрасывании за борт лишнего груза в как можно больших объемах, дабы поддержать полет воздушного судна. Гномы способны сбросить до одной трети веса тела в течение всего пяти секунд. Конечно, это крайнее средство, и делать это гном может не чаще одного раза примерно в десять лет. Происходит стремительный выброс рыхлых слоев жидковатого жира, проглоченного грунта и газов через отверстие, которое гномские мамочки вежливо называют нижним тоннелем.
Сброс балласта является почти рефлекторной реакцией и происходит, когда частота сердечных сокращений превышает двести ударов в минуту, что и случилось с Плутом, когда Дворецки поинтересовался, не пытался ли он подстрелить его сестру. В тот момент Плут фактически утратил контроль над функциями организма и успел только крикнуть: «Не кусай мозг!» – прежде чем тело решило сбросить балласт и использовать возникшую в результате движущуюся силу, дабы убраться подальше.
Дворецки, конечно, понятия не имел о таких биологических особенностях пленника. Он просто почувствовал, как взлетает спиной вперед высоко в воздух, сжимая в объятиях реактивного гнома.
«Неужели опять?!» – подумал он. Вероятно, Дворецки был единственным человеком, кому в подобной ситуации в голову могла прийти такая мысль.
Он посмотрел вниз. Сестра быстро уменьшалась в размерах, но еще можно было разглядеть пятнышко разинутого от изумления рта. А Джульетте померещилось, будто, подравшись с одетым в блестящий костюм гномом, ее брат вдруг научился летать.
«Переживать из-за того, что Джульетта переживает за меня, буду потом, – решил Дворецки, стараясь не думать о сверкающей пузырящейся струе, поднимающей их в небо все ближе к летательному аппарату, куда они были привязаны. – Берегитесь все, кто под нами».
Когда Дворецки надел шлем Плута, у него обнаружились проблемы более насущные, нежели Джульеттино беспокойство. Они с огромной скоростью мчались к автожиру, никак не контролируя полет. Плута хватало только орать что-то о своем мозге, поэтому спасти обоих мог только Дворецки. Проблема заключалась не в высоте. Они взлетели не настолько высоко, чтобы пострадать в результате падения, особенно учитывая мягкий водяной матрас внизу. Проблема заключалась в винте автожира, который нарежет их тонкими ломтиками, а потом летательный аппарат взорвется и оные ломтики поджарит. Двигатель работал практически бесшумно, но пара тел, пройдя сквозь винт, неизбежно выведет глушители из строя.
«Мой последний поступок на земле раскроет существование волшебного народца, а я не могу это предотвратить».
Они со свистом неслись вверх спиной вперед, ветер трепал их одежду, холодил кожу. Выпученные глаза гнома закатились, кожа на щеках повисла складками.
«Совсем недавно щечки были пухлыми, это точно».
До вращающихся лопастей оставалось всего несколько метров, когда они, взлетев над автожиром, зависли на наносекунду в воздухе и у Плута наконец иссякли запасы топлива в нижнем тоннеле.
– Давно пора! – прорычал Дворецки.
И они полетели вниз, прямо на лопасти винта.
«И все же, – подумал Дворецки, – я погибну, спасая сестру от кровожадного гнома. Могло быть и хуже».
В самый последний момент винт повернулся на девяносто градусов, автожир накренился и поймал Дворецки и Плута в люк с подветренной стороны.
Гигант едва успел поблагодарить звезды за чудесное спасение, как понял, что угодил из огня да в полымя.
Судя по всему, между входящими в банду гномами возникла серьезная ссора. На полу пассажирского отсека валялись бесчувственные тела, а три оставшихся бойца продолжали драться, двое против одного. У этого одного из носа текла кровь и на плече красовалась закопченная звезда, там, где его пометили выстрелом из «нейтрино», но он и не думал сдаваться.
– Ты как раз вовремя, – вполголоса заметил он телохранителю. – Эти парни очень недовольны, что я едва не кувырнул их леталку.
– Могила, предатель! – завопил один из гномов.
– Могила?! – Дворецки ухитрился совместить стон с вопросом.
– Да, – отозвался старый друг Дворецки Мульч Рытвинг. – Взял новое имя на выходе. Кстати, тебе повезло, что я вышел.
Стабилизаторы выровняли автожир, и Дворецки, воспользовавшись мгновением относительного спокойствия, оторвал от себя Плута и выбросил его через дверь отсека.
– А, Плут… – сказал Мульч. – Редко встретишь существо с таким подходящим именем.
Дворецки не слушал его. Если и бывает время слушать болтовню Мульча, то оно еще не настало. Он повернулся к оставшимся вражеским гномам.
– Вы, двое. – Он скорчил самую свирепую рожу, некогда заставившую тролля усомниться, а не откусил ли он больше, чем способен прожевать.
Парочка сжалась от страха под взглядом Дворецки и стала судорожно прикидывать, каков может оказаться приказ великана.
Дворецки указал большим пальцем на дверь отсека.
– Прыгайте, – просто сказал он.
Гномы переглянулись, и взгляды их были красноречивее всяких слов.
«Или выпрыгнуть под палящие лучи солнца, – думали гномы, – или остаться здесь и сражаться с этим ужасным человеком-горой».
Они взялись за руки и прыгнули.
Всего несколько мгновений понадобилось Мульчу на то, чтобы взять управление автожиром на себя и подобрать Джульетту.
– Привет, Нефритовая Принцесса! – крикнул он с места пилота. – Как успехи на ринге? Кстати, теперь у меня тоже есть второе «я». Меня называют Могилой. Как тебе?
– Мне нравится, – сказала Джульетта и поцеловала Мульча в щеку. – Спасибо, что спас нас.
Мульч улыбнулся.
– По телевизору не показывали ничего интересного. За исключением платных каналов, а я из принципа отказываюсь платить за программы. Есть, правда, передачка одного похабного шеф-повара. Мне он нравится, особенно его шедевр из индюшачьих гребешков и пары стручков фасоли.
Вновь обретенные воспоминания подсказали Джульетте, что Мульч одержим едой.
– Значит, ты случайно оказался в баре, когда этим ребятам передали заказ? – недоверчиво произнес Дворецки, сбрасывая сухие пайки выбравшимся на берег гномам.
Мульч потянул на себя штурвал, дабы побыстрее скрыться в облаках.
– Да. Это судьба, друзья мои. Ради вашего спасения я пошел против своих. Надеюсь, вы по достоинству оцените мой поступок. Вернее, надеюсь, его по достоинству оценит ваш богатый хозяин.
Дворецки закрыл дверь, и шум ветра стих.
– А по-моему, основную работу выполнил я.
– Только сорвал мой план, – огрызнулся гном. – Они бы оглушили вас обоих, подняли на борт, и вот тогда настал бы мой черед.
– Гениальный план.
– По сравнению с падением на винт автожира?
– Один – один.
Повисла тишина, причем совершенно недостижимая на борту человеческого летательного аппарата. Такая иногда возникает, когда небольшая группа людей задумываются о том, как долго можно выходить из смертельно опасных ситуаций, сохраняя приемлемую дозу жизни в теле.
– Полагаю, начинается, – нарушил молчание Мульч. – В смысле, начинается очередная авантюра с целью чудом спасти мир в самый последний момент, верно?
– Ну, за сегодняшний вечер мы подверглись нападению зомбированных фанатов реслинга и невидимых гномов, – мрачно произнес Дворецки. – Выходит, ты прав.
– Куда летим? – спросил гном. – Надеюсь, не туда, где слишком солнечно. Или слишком холодно. Ненавижу снег.
Дворецки почувствовал, что улыбается не то чтобы ласково, но и без звериного злорадства.
– В Исландию.
Мульч на мгновение выпустил штурвал из рук, и автожир резко клюнул носом.
– Дворецки, если ты вздумал пошутить, то шутка не удалась.
Улыбка исчезла с лица Дворецки.
– Это не шутка.
Глава 7
Как я люблю тебя?
Ватнайёкюдль, настоящее время
Орион Фаул пристегнулся ремнями к креслу за спиной у Элфи и тут же принялся шептать ей на ухо, пока она вела спасательную капсулу по напоминающему змеиную нору тоннелю, проточенному в леднике мятежным зондом.
Такое нашептывание раздражает само по себе даже в более благоприятной обстановке, но если человек несет романтическую чепуху во время погони на головокружительной скорости, когда обладатель уха сражается с ручками управления двадцатилетней спасательной капсулы, оно не просто раздражает, а опасно отвлекает внимание.
Элфи протерла иллюминатор рукавом костюма. Только луч носового прожектора освещал недавно прорытый ход.
«Прямой, – подумала она. – По крайней мере, прямой».
– Как я люблю тебя? – задумчиво произнес Орион. – Сейчас подумаю. Люблю тебя страстно и бесконечно… конечно, бесконечно, понятно без слов.
Элфи сморгнула пот.
– Он серьезно? – спросила она, через плечо, Жеребкинса.
– Еще как. – Голос кентавра дрожал от тряски. – Если попросит осмотреть его тело на наличие родимых пятен, немедленно откажись.
– О, я не посмею, – заверил ее Орион. —
Дамы не осматривают тела на предмет наличия родимых пятен, это работа для славных малых, как этот прекрасный зверь и я. Дамам, подобным госпоже Малой, достаточно просто существовать. Они источают красоту, и этого вполне довольно.
– Я ничего не источаю, – прошипела сквозь стиснутые зубы Элфи.
Орион похлопал ее по плечу.
– Позволю себе не согласиться. В данный момент вы источаете чудесную ауру. Пастельно-голубую с маленькими дельфинчиками.
Элфи стиснула штурвал.
– Сейчас меня стошнит. Он сказал «пастельно-голубую»?
– С дельфинчиками, – подтвердил Жеребкинс. – Маленькими такими.
Он обрадовался возможности отвлечься от мыслей о погоне за зондом, взорвавшим их шаттл. Погоня эта напоминала преследование мышкой кошки, гигантской кошки-мутанта с лазерными глазами и пузом, набитым маленькими злобными кошечками.
– Замолчи, прекрасный зверь. Замолчите оба.
Элфи не могла позволить себе отвлекаться, поэтому, чтобы заглушить лепет Ориона, принялась громко описывать свои действия для фиксации их в бортовом журнале капсулы.
– По-прежнему идем сквозь лед, невероятно толстый пласт. Без радара, без сонара, ориентируемся только по огням.
Сквозь иллюминатор световое шоу выглядело и жутко, и красочно. Двигатели зонда пронзали резной лед лучами, радугами мерцавшими на плоских поверхностях. Элфи могла поклясться, что заметила целое стадо вмерзших в ледник китов и, кажется, какую-то огромную морскую рептилию.
– Зонд не меняет курса, по-прежнему снижается под углом. В данный момент входим в скальные грунты без видимого падения скорости.
Все происходило именно так – возросшая плотность среды, судя по всему, никак не повлияла на лазерные резаки зонда.
Жеребкинс не удержался и самодовольно произнес:
– Я знаю, как строить корабли.
– Только не знаешь, как ими управлять, – осадила его Элфи.
– Ты рассердил принцессу! – возопил Орион, задергавшись в ремнях. – Если бы не эти проклятые путы…
– Ты давно бы умер, – закончил за него фразу Жеребкинс.
– Согласен, – сдался Орион. – Принцесса спокойна, значит никто не пострадал, славный малый. Мне следует лучше контролировать свой рыцарский пыл. Иногда я просто рвусь в бой.
У Элфи зачесались уши. Конечно, она понимала, что это нервное, но легче не становилось.
– Мы должны исцелить Артемиса, – сказала она, жалея о недостатке отдельной руки для почесывания. – Я долго так не выдержу.
Мимо неслись стены тоннеля, отвлекая внимание причудливой смесью оттенков серого и темно-синего. Пепел, раздробленные камни и осколки породы осыпались по стенам тоннеля вниз, еще больше ограничивая поле зрения Элфи.
Она без особой надежды проверила станцию связи спасательной капсулы.
– Ничего. Связи с Гаванью нет, мы по-прежнему заблокированы. Зонд не мог нас не обнаружить. Почему он не предпринимает активных действий?
Жеребкинс чувствовал себя неудобно в предназначенных для двуногих существ ремнях.
– Да, конечно. Почему нет активных действий? Обожаю активные действия.
– Я рожден для активных действий! – неожиданно громко и пронзительно завопил Орион. – Молю, пусть дракон развернется, дабы я мог сразить его наповал.
– Сразить чем? – поинтересовался Жеребкинс. – Тайным родимым пятном?
– Не смей издеваться над моим родимым пятном, которого может и не быть.
– Заткнитесь оба! – рявкнула Элфи. – Свет изменился. Что-то надвигается.
Жеребкинс прижался щекой к кормовому иллюминатору.
– Да, я так и думал.
– Что ты думал?
– Ну, мы уже идем ниже уровня моря, поэтому надвигаться на нас может только огромная часть океана. Сейчас мы выясним, насколько надежен спроектированный мною зонд.
Отражавшийся от стенок тоннеля свет вдруг потускнел и замерцал, и капсула задрожала от оглушительного грохота. Даже Орион лишился дара речи, увидев накатывающуюся на них плотную стену воды.
Элфи помнила, как ее учили: расслабить мышцы и спокойно выдержать удар, но каждая клетка ее тела норовила сжаться перед столкновением.
«Держи нос капсулы прямо, – приказала она себе. – Главное – нырнуть. На глубине спокойней».
Вода злобно стиснула их в кулаке и безжалостно затрясла капсулу, отчего обитателям последней пришлось несладко. Все непривинченное оборудование превратилось в метательные снаряды. Ящик с инструментами набил Жеребкинсу скверную шишку, а Ориону в лоб вонзилась вилка, оставив крошечную ранку.
Стараясь держать нос капсулы строго вниз, Элфи выругалась, как матрос, и вступила в отчаянную борьбу с обезумевшей стихией, одновременно разговаривая с капсулой, будто с необъезженным мустангом. Из корпуса вылетела заклепка и, несколько раз срикошетив от стенок, врезалась в лобовое стекло, и от места удара по поверхности паутиной расползлись блестящие трещины.
Элфи поморщилась.
– Д’арвит. Скверно. Очень скверно.
Орион положил руку ей на плечо.
– По крайней мере, мы вместе пережили захватывающее приключение, не так ли, дева?
– Пока не пережили, – возразила Элфи, выравнивая задние закрылки и направляя капсулу сквозь водоворот в бескрайние спокойные глубины океана.
Стекло выдержало, и Элфи попыталась разглядеть сквозь него вспышки двигателей зонда в надежде определить его местонахождение. Некоторое время она не видела ничего неуместного для Атлантического океана, но потом заметила на зюйд-зюйд-весте, на глубине примерно в десять морских саженей четыре синих светящихся диска.
– Вот он! – закричала она. – Я его вижу.
– А не лучше ли направиться к ближайшему порту шаттлов? – поинтересовался Жеребкинс. – Попытаться связаться с Гаванью?
– Нет, – ответила Элфи. – Мы должны поддерживать визуальный контакт и постараться понять, куда эта штука направляется. Если потеряем, то, большое спасибо твоей невидимой руде, больше не найдем – в толще воды достаточно места, чтобы спрятаться.
– Очередная насмешка, барышня, – мрачным тоном произнес Жеребкинс. – Не думай, что я не считаю.
– И я считаю, – сказал Орион. – Артемис тоже этим занимался.
– Жаль, его нет с нами, – угрюмо произнесла Элфи. – Пусть даже с его пятерками. Он бы точно знал, как нам следует поступить.
– Попробую догадаться. Бивак? – У Ориона было такое несчастное лицо, что Элфи смилостивилась.
– Ладно. Послушай, Орион, если действительно хочешь помочь, то не спускай глаз с монитора связи. Если заметишь сигнал, немедленно сообщи мне.
– Я не подведу тебя, прекрасная дева, – поклялся Орион. – Этот экран стал для меня чашей Грааля. Я прикажу, чтобы сигнал появился из его холодной души, сотканной из проводов и конденсаторов.
Жеребкинс уже хотел вмешаться и объяснить, что внутри экрана связи нет никаких проводов и конденсаторов, но, перехватив жгучий взгляд Элфи, предпочел смолчать.
– А ты, – произнесла эльфийка тоном, вполне соответствовавшим взгляду, – попытайся понять, как им удалось так ловко обмануть великого Жеребкинса, и тогда, быть может, у нас появится шанс перехватить управление этим зондом и никто не пострадает.
«Еще одна насмешка», – подумал Жеребкинс, но поступил мудро, не сказав об этом вслух.
Они погружались все глубже и глубже в темную синеву. Зонд не отклонялся от выбранного курса, не огибал подводные скалы и, казалось, не замечал преследовавшую его крошечную капсулу.
«Он не может нас не видеть», – подумала Элфи, выжимая из спасбота всю мощность без остатка, лишь бы не отстать.
Но зонд, даже если и обнаружил их, никак не реагировал, а просто продолжал вспарывать толщу океана с постоянной скоростью, неумолимо приближаясь к своей неведомой цели.
Элфи посетила мысль:
– Жеребкинс, у тебя же есть коммуникатор?
Кентавр обильно потел в бедной кислородом атмосфере, его голубая рубашка стала темно-синей.
– Конечно есть. Уже проверил сигнал. Ничего.
– Знаю, но какие мини-программы ты установил? Есть что-нибудь для навигации?
Жеребкинс достал телефон и пролистал список мини-программ.
– Есть навигационная мини-программа. Полностью автономная, никакого сигнала не требуется.
Кентавр уже понял, что нужно делать, поэтому расстегнул ремни и положил телефон на универсальный датчик панели управления. Экран телефона мгновенно спроецировался на иллюминатор.
Появился трехмерный компас. Несколько секунд он оценивал траекторию движения капсулы, по мнению Элфи полностью совпадавшую с курсом зонда.
– Итак, – сказал кентавр, – цель захвачена. Кстати, я лично разработал эту мини-программу. Получил за нее гораздо больше, чем за всю работу на полицию Нижних Уровней.
– Хватит болтать, займись делом.
Жеребкинс протащил маленькую иконку корабля по прямой линии до дна океана. В конечной точке возник красный пульсирующий кружок.
– Какой красивый кружок! – сказал Орион.
– Ненадолго, – побледнев, пробормотал Жеребкинс.
Элфи на полсекунды оторвала взгляд от зонда.
– Говори, Жеребкинс. Что там находится?
Кентавра вдруг придавило грузом ответственности. Он подавлял это чувство с момента атаки зонда… его зонда.
– Атлантида. О боги, Элфи, зонд летит прямо на Атлантиду.
Эльфийка снова перевела взгляд на четыре световых диска.
– Он сможет пробить купол?
– По крайней мере, зонд на это не рассчитан.
Элфи дала ему несколько секунд подумать над сказанным.
– Ладно, признаю, он уже сделал много такого, на что не был рассчитан.
– Ну и?
Жеребкинс что-то посчитал на экране, причем суть расчетов сумел бы уловить только Артемис, окажись он рядом.
– Возможность существует, – сказал он наконец. – От зонда ничего не останется, но, перемещаясь с нынешней скоростью, он вполне способен расколоть купол.
Элфи выжала из двигателя еще немного скорости.
– Мы должны предупредить Атлантиду. Орион, на экране ничего не появилось?
Единственный человек в капсуле поднял взгляд от экрана.
– Совсем ничего, принцесса, но вот этот огонек мигает очень настойчиво. Это имеет какое-то значение?
Жеребкинс заглянул ему через плечо.
– Вероятно, повредили в тоннеле корпус. Утечка кислорода.
У Элфи на мгновение обмякли плечи.
– Не имеет значения. Продолжаем преследование.
Жеребкинс сжал череп ладонями, пытаясь собраться с мыслями.
– Нет. Сейчас мы должны попытаться вырваться из кольца созданных зондом помех, а для этого надо подняться на поверхность.
– А если он изменит курс?
– Значит, он не попадет в Атлантиду и никто не утонет и не окажется раздавленным толщей воды. А если он решит развернуться и повторить попытку, все будут готовы.
Все существо Элфи восставало против отступления.
– Я чувствую себя так, словно мы бросаем жителей Атлантиды на произвол судьбы!
Жеребкинс указал на экран.
– Если скорость не изменится, зонд достигнет Атлантиды через три часа. Кислород у нас кончится через пять минут. Через шесть мы потеряем сознание, через двенадцать умрем и уже никому ничем не поможем.
– У меня немного кружится голова, – сообщил Орион. – Но я чувствую чудесное воодушевление и восторг. Кажется, я вот-вот придумаю рифму к слову «апельсин».
– Кислородная недостаточность, – объяснил Жеребкинс. – А может, он всегда такой.
Элфи снизила скорость.
– Мы успеем?
Жеребкинс вывел на экран сложное уравнение.
– Если немедленно поплывем обратно. Может быть. А если тот, кто все это затеял, догадался увеличить мощность глушилки, то нет.
– «Может быть» – лучшее, на что ты способен?