Между Сциллой и Харибдой Шекли Роберт

Глава 24

Аврора Санчес была одета в простое черное вечернее платье элегантного покроя, с открытыми плечами. Длинную — хотя и недостаточно длинную, чтобы удостоиться определения «лебединая» — стройную шею украшала золотая цепочка тончайшего плетения с маленькой нефритовой фигуркой. Хоб мельком заметил золотые сережки-бусинки. Юбка до середины икр — самая модная в этом году длина, тут и гадать нечего. На ногах — черные модельные лодочки на высоком каблуке. В руках — золотая ажурная сумочка. Ни одного перстня. Вблизи девушка выглядела куда симпатичнее, чем на фото из представительского портфеля. В ее чертах читалась искренность и чувство юмора, чего Хоб никак не ожидал. Если вам по душе золотистый загар, цвет кожи у нее безупречен. Прямая спина. Она оказалась выше, чем Хоб предполагал, — никак не менее пяти футов десяти дюймов, а благодаря изяществу и прямой осанке смотрелось еще выше.

— Это насчет работы в Париже? — с ходу поинтересовалась она бархатным голосом, чуточку скрашенным водкой и испанским акцентом.

Хоб передал ей слова Макса о работе в Париже и о необходимости прибыть туда утренним рейсом.

— Модель года! — воскликнула Дорри. — О, Аврора, это замечательно!

Аврора сияла. Девушки принялись обсуждать, какие вещи Аврора должна взять с собой в Париж. Хоб обнаружил, что слушать, как две очаровательные девушки щебечут о своих гардеробах, не так уж неприятно. И все же время дорого. Тут в голову Хобу пришла пустяковая, однако весьма тревожная мысль.

— А много ли времени надо вам на сборы? — спросил он у Авроры. — Нам вылетать в семь утра.

— Уложусь за полчаса, — ответила та. — Но сперва мне необходимо кое-что прихватить.

— Хотите, провожу? — предложил Хоб, не желая упускать из виду особу стоимостью в десять тысяч долларов, если таковая будет доставлена завтра в Париж живой и здоровой.

— Разумеется. Буду признательна.

— Ладно, — сказала Дорри, — я возвращаюсь в апартаменты. Жду вас обоих там. Келли отвезет нас в Кеннеди.

— Мне надо звякнуть кое-кому, — сообщила Аврора. — Сейчас вернусь.

Дорри ушла. Хоб пристроился к одному из столов с закусками. Успел совершить набег на черную икру, отведать шведских тефтелек, полакомиться сырными палочками и запить все это бокалом белого вина. На душе у него было необыкновенно хорошо. Десять тысяч гонорара, считай, уже в кармане. Все-таки работа оказалась не такой уж трудной.

Минуты через три вернулась Аврора.

— Пошли!

Глава 25

Миниатюрный автомобиль Авроры — красный «Порше-911», не слишком новый, но еще свежий, ужасно пыльный и ужасно классный — стоял за углом на Западном Бродвее. Они сели в машину, и Аврора повела ее на север, по Шестой авеню, поинтересовавшись:

— Вы работаете на Макса?

— Я частный детектив, — пояснил Хоб.

— Вообще-то вы не очень похожи на частного детектива.

— У меня не было времени надеть свой детективский прикид.

— Вы давно знакомы с Максом?

— Около десяти лет. Познакомились на Ибице. Бывали там?

— С родителями лет двенадцать назад. Мы останавливались в доме друзей в Сайта-Гертрудис. И один раз уже сама по себе, года четыре назад. В тот раз я останавливалась на Форментере. Ферментера в счет?

На западе Средиземного моря, между Францией и Испанией, расположена четверка Балеарских островов. Майорка — крупный, Ибица — сумасшедший, Менорка — английский, а Форментера, расположенный всего в миле-другой от Ибицы, — остров солнцепоклонников, куда отправляются сумасброды, чтобы скрыться от других сумасбродов.

— Еще бы не в счет!

Хоб уже собирался спросить, как ей там понравилось и не хочет ли она навестить острову в ближайшее время — скажем, сразу после Парижа, быть может, в компании частного детектива, но тут она осведомилась:

— У вас есть пистолет?

— Пистолет? В смысле, собственный?

— Мне нет дела, собственный он у вас или чужой. Есть у вас с собой пистолет?

— Нет. А это важно?

— Наверно, нет.

— Вы считаете, нам понадобится пистолет?

— Не исключено.

— Что же навело вас на подобные выводы?

— А то, что нас преследуют.

Хоб оглянулся. Как раз в тот миг Аврора заметила просвет в потоке машин и бросила автомобиль туда. Никогда не предполагайте, как Хоб, что милашка, сидящая за рулем «Порше», ничего не знает о вождении. У милашек часто есть дружки-хулиганы, обучающие их основам гоночного искусства. Аврора Прогнала коробку скоростей через все передачи — каковых было не так уж много, всего четыре или пять, а может, чуть больше. Развернувшись, она покатила к окраинам, обогнула Фултоновский рыбный рынок, как пилот на спортивном самолете, и снова понеслась к центру по Черч-стрит. «Порше» выл, как баньши <В ирландской мифологии — дух, стоны которого предвещают смерть>

, и льнул к дороге, как пиявка. Оглянувшись, Хоб заметил, что машина преследователей тоже проделала этот безумный разворот и мчится по горячему следу. Когда она проехала под фонарем, Хоб увидел, что это белый «Мерседес», сколько там людей, разглядеть не удалось. Расстояние быстро сокращалось.

— Черт, — буркнула Аврора, — мне говорили, что этого не будет.

Сбросив скорость, она неожиданно свернула за угол Не смотря на ее мастерство, машину занесло По счастью, движение было довольно жидким «Мерседес» вылетел с Ганзеворт-стрит и помчался по Гринвич-авеню, быстро догоняя «Порше» Как всегда, когда попадаешь в затруднительное положение, полиции нигде не было и в помине Аврора снова проделала головокружительный поворот на двух колесах на Восьмую улицу, подрезав бордюр, но водитель «Мерседеса» тоже знал свое дело и не отставал.

— Вы хотя бы умеете пользоваться оружием? — спросила Аврора.

— Смогу, когда придется.

— В бардачке есть пистолет. Возможно, придется.

Хоб вытащил пистолет, смахивающий на «люгер», — черный, с длинным тонким стволом Держа его, он ощутил себя не в своей тарелке, тем более что не знал, как эта штука уст роена Даже не догадывался, сколько там предохранителей И пока ломал над этим голову, «Мерседес» с воем понесся рядом Грохот выстрелов потонул в реве двигателей, а в ветровом стекле вдруг появились две аккуратные дырочки.

— Эй, — воскликнул Хоб, — во что это вы нас впутали?

— Не паникуйте, — бросила Аврора — Смотрите.

Она держала «Порше» на низкой передаче — на второй или третьей, кто его знает, — на большой скорости мчась по Бродвею «Мерседес» пытался снова поравняться с ними.

— Держитесь — Аврора резко затормозила, вывернув руль, и тут же выжала газ, проделав такой великолепный полицейский разворот, какие бывают только в кино «Порше» заскользил на всех четырех колесах, взревывая и подвывая двигателем, будто истеричный оратор, пытающийся что-то до казать, каким то чудом развернулся ровно на 180 градусов и тут же понесся прочь от центра «Мерседес» занесло, он снова сделал заход, Аврора аккуратно разминулась с ним" и помчалась прочь, пока «Мерседес», стукнувшись о пару стоящих у обочины машин, вынужден был притормозить, чтобы восстановить равновесие Они тут же пересекли площадь Святого Марка, скрывшись из виду, потом рвану та на север по Первой авеню, мимо Бельвю. «Мерседес» не показывался.

Проехав на запад по Второй авеню, Аврора остановила автомобиль у бордюра на Шестнадцатой улице, поставила его на ручной тормоз и откинулась на спинку сиденья со вздохом облегчения — Отличная работа, — одобрил Хоб.

— Ага, — она невесело улыбнулась — Что есть, то есть Сигаретки у вас не найдется?

Конечно, после автогонки без сигареты просто никак Фактически говоря, тогда то Хоб закурил единственный раз с тех с пор, как недавно бросил Од выудил «Дукадо», одну из нескольких оставшихся испанских сигарет.

Аврора приняла ее трясущейся рукой, затянулась и, выдохнув дым, сказала:

— Послушайте, может, вам не помешает узнать, что у меня возникли проблемы.

Глава 26

Круглосуточное кафе Люка «Незабудка» располагалось на Шестнадцатой улице рядом со Второй авеню Весьма яркое за ведение — сплошь неон и цветные огни, зеркала и искусственные цветы Огромный музыкальный автомат «Вурлицер» бубнил сентиментальные шлягеры сороковых годов — владелец Мойша отдавал этим мелодиям предпочтение, потому что слышал их в киббуце в Айн-Кляйн за год до эмиграции в Америку Официантки сошли с того же конвейера, что и другие крашеные блондинки, на губах жирный слой помады, поблескивающий во тьме, розовая униформа скрывает потные, бесформенные тела Аврора заказала кофе и тост с маслом.

— Ну так что, — сказал Хоб, — растолкуйте, что, черт возьми, происходит?

— Долгая история. Даже не знаю, с чего начать. Даже не знаю, как подать Пако.

— Начнем с Макса. Это он меня подставил?

— Вы чересчур подозрительны, — возразила Аврора — Уверяю вас, Макс ни о чем не знает.

— А кто такой упомянутый вами Пако?

Она заколебалась, чуточку выпятив нижнюю губу в очаровательнейшей гримаске года.

— Он вроде как замешан. Это ужасно запутанная история.

— И к тому же долгая, как вы уже отметили.

— Послушайте, — Аврора внезапно взяла деловой тон. — Мне надо кое-что кое у кого забрать и доставить кое-куда. Уклониться от этого нельзя, я просто обязана сделать это.

— А до после Парижа это не подождет?

— Я должна сделать это сегодня же вечером.

— С виду вполне разумно, — поддержал Хоб. — Но становится все более очевидным, что кто-то хочет вам помешать.

— Да.

— Если вы будете упорствовать, вас могут убить.

— Да.

— И меня тоже.

— Я не боюсь, — отважно усмехнулась она.

— А я боюсь.

Отважная усмешка угасла, сменившись куда менее очаровательным презрительным выражением.

— Вы и вправду трус?

— Да, хотя как-то не улавливаю, при чем тут это. Суть в том, что мне-то с какой стати ради вас совать голову в петлю? Моя задача — найти вас и доставить в Париж. Меня никто не предупреждал, что за те же деньги мне придется иметь дело с «Мерседесом», битком набитым снайперами.

— Пожалуй, верно, — вздохнула она. — Вы сделали то, на что согласились.

— Не совсем. Мне еще предстоит погрузить вас завтра утром на самолет.

— А что будет, если вы этого не сделаете?

— Тогда я не получу гонорара.

— И большой ли гонорар?

Хобу пришло в голову сказать, что гонорар не имеет значения. В конце концов, к чему говорить правду, если ложь сослужит куда более хорошую службу? И уже приняв такое решение, он с удивлением услышал собственный голос:

— Если десять тысяч — много, то гонорар большой.

Она поразмыслила над этим, черкая что-то на салфетке карандашом для бровей. Потом, не поднимая глаз, проронила:

— Хоб, мне нужна твоя помощь.

Эти слова заставили сердце Хоба заколотиться о ребра, но засушенный карлик в голове, рассматривающий все дела о сантиментах, держал его под контролем.

— Чего это ради я буду вам помогать? Да, вы и в самом деле красивы и желанны, но даже если вы собираетесь улечься со мной в постель, в чем я весьма сомневаюсь, мы просто не доживем до такой возможности.

— В постель я с вами не лягу. Однако если вы мне поможете, я вам заплачу.

— Солидно? — уточнил Хоб.

— Да, солидно.

— Ладно, а теперь забудем о солидности и поговорим о реальных деньгах. Сколько за помощь в вашей эскападе?

Она что-то прикинула в уме.

— Но дела-то всего на вечер!

— В течение которого меня могут укокошить, — напомнил Хоб.

— Как вы отнесетесь к пятистам долларам?

— Учитывая обстоятельства, это даже не солидно.

— Тысяча?

— Тысяча и исчерпывающее объяснение происходящего.

— А как насчет двух тысяч без объяснений?

— Скажем, две тысячи и объяснение, но вы можете врать, а я сделаю вид, что не замечаю.

— Две тысячи долларов! С вашей стороны просто неэтично так взвинчивать цену.

— Но ведь платить вы будете не из своего кармана?

— Это не имеет ни малейшего отношения к этике вопроса, — чопорно отрезала она.

— Боюсь, вы насмотрелись фильмов о частных детективах. Особенно тех, где крутые детективы помогают прекрасным девушкам только потому, что те нуждаются в помощи. На самом же деле, когда клиент пребывает в отчаянном положении, спрос на наши услуги достигает пика, и вполне логично соответственно поднять цены, согласно капиталистической экономической системе, вполне допускающей подобное.

— Остальные детективы разделяют ваши убеждения?

— Наверно, нет. Но я пытаюсь задать общий тон.

Она вздохнула. Возле Хоба женщины как-то много вздыхают.

— Ладно. По рукам. Но вы ведь шутили, что не умеете пользоваться «люгером»?

— Вы только покажите мне, как он заряжается и снимается с предохранителя, а уж остальное я и сам домыслю.

— Ладно. По рукам. — Она протянула ладошку. Хоб несильно сжал ее.

— Прежде чем мы обменяемся рукопожатием, надо уладить еще крохотный вопросик о деньгах. С вашей стороны было бы очень мило, если бы вы смогли уплатить всю сумму, причем авансом, на случай, если кого-нибудь из нас сегодня убьют.

Деньги! Аврора поглядела на него, будто услышала похабное слово. Даже смешно, как женщины не любят раскошеливаться, даже если кошелек в чужом кармане.

— Дорожным чеком примете?

— «Америкен Экспресс» или «Барклай», — ответил Хоб. Вытащив из сумочки изящный бумажник, она подписала четыре пятисотдолларовых чека. Хоб спрятал их в собственный бумажник. Их должно хватить, чтобы поставить на ноги детективное агентство «Альтернатива» — конечно, если Хоб проживет достаточно долго, чтобы их обналичить.

Тут порог переступил Пако, узнал Аврору и подошел к столику. Было уже довольно поздно, когда встреча наконец-то состоялась. Часов десять или около того. Вот как вспоминает обстоятельства этой встречи Дотти Сойерс, официантка из кафе Люка «Незабудка»:

"Двое парней и девушка. Красивая, просто ягодка. Я тоже раньше была ягодкой. Но это еще до того, как у меня возникли эти проблемы с водой. Наверно, вы про это слыхали. Потому-то вы меня и расспрашиваете, разве нет? Нет? Ну, не важно, эти трое, они были в последней кабинке, вон там. Отчетливо помню высокого мужчину, вообще-то не очень высокого, но повыше второго парня, того, которого вы назвали Хобом Драконианом. Он листал содержание музыкального автомата. Хотел что-то проиграть, но не мог найти. Там больше сотни штук, так что ему пришлось потратить порядком времени. Наконец, он нашел эту старую песенку Кросби Стиллз Нэш. «Наш дом» или еще какое-то сентиментальное дерьмо вроде того. Из тех, что вставляют в программу только для старперов. А этот самый Хоб вроде как отстранился, пока девушка, эта Аврора, как вы говорите, беседовала с Пако, который смахивает на индейца. Думаю, они толковали довольно долго, потому как были все еще там, когда я глянула на них минут через пятнадцать Я была занята с двойным маннкотти, и с ним произошел смешной случай. Хотите, расскажу? Ладно, ладно, не надо на меня кричать Нет, я не видела, как сверток перешел из рук в руки. Видела, как Пако вынимает что-то, но эта штука была завернута в шарфик, вроде бы кашемировый, а Может, верблюжий, обернутый вокруг чего-то, чего-то прямоугольного, ну, в смысле продолговатого, а потом кто-то из них взял сверток. По-моему, мужчина. Да, мужчина. Нет, погодите-ка, руку за ним протянула девушка.

А еще я слышала, как мужчина, Хоб, спросил: «Вы уверены, что за вами не было слежки?» А Пако ответил: «По-моему, нет, а что?» А Хоб сказал: «А то, что этот серый „Олдсмобиль“ со сломанной антенной объезжает квартал уже в третий раз». А Аврора поглядела на него вроде с восхищением и сказала: «Вы замечаете подобные вещи?» А Хоб сказал «Такова моя профессия, леди» Я еще подумала, что, наверно, какая-то мужественная".

Дотти продолжала:

"Было железно за десять, когда Аврора оплатила счет, они покинули кухмистерскую и вышли в убийственную какофонию усталой блудницы — нью-йоркской ночи. Улицы были Полны мишурного великолепия, в котором унылые ямайцы в шляпах-пирожках с тощими полями играли в три листика с бывшими в употреблении дамочками из сестринской общины нескончаемой ночи. Из окрестных баров и бистро доносились звуки диксиленда, жаркие и непристойные, в точности такие, какие несутся вверх по реке из Нового Орлеаначили вниз по реке из Чикаго, смотря как стоишь. Торговцы рафинадом стояли в сумрачных, сатанинских подворотнях, продавая свой омерзительный наркотик гномикам с цветущими лицами Переменчивый радужный поток людей тек, будто нескончаемый львиный прайд. Пако и Аврора встретились, сверток сменил хозяина. А затем все трое вышли из дверей, и началась пальба. Темные городские улицы. Огни фонарей. Длинноногие тени, бегущие в зловещем свете фонарей знойной блудницы ночи с легкой поволокой дождя, разливающихся в воздухе запахов увечий и тления, не покидающих королеву-блудницу всех городов-блудниц блудницы-вселенной. Разумеется, я видела двух мужчин, но для меня у них не было лиц, ибо они были ничем, просто чудовищными тенями, будто образы сновидений на холсте кошмара или нечто из «Третьего человека» Хоб бежал перед ними, а девушка рядом с ним. Ее высокие каблучки цокотали по мокрому тротуару, а огни с близлежащей стройки затеяли изумительную игру бликов с затейливым хитросплетением ее волос. Пако бежал замыкающим, но вдруг нырнул в переулок. Двое преследователей не обратили на него ни малейшего внимания, преследуя Хоба с девушкой. Затем девушка откололась, бросив Хоба на произвол судьбы. Крикнула что-то ему, но я не расслышала. Может, «Bonne chance» <Удачи (фр.)>

. Двое преследователей заколебались, переглянулись, обменявшись каким-то сигналом. Может, один что-то сказал другому. Если так, то Хоб не слышал этого, потому что в тот самый миг мимо с грохотом пронесся дедушка всех мусоровозов, а когда акустическая среда прояснилась, девушки уже и след простыл, не было слышно даже цокота ее каблучков. Так что Хоб остался один на один с двумя типами, с грозной неуклонностью настигавшими его, и продолжал бежать, пока не оказался в переулке, кончающемся тупиком. Он обернулся, а преследователи, узрев, что загнали его в угол, с бега перешли на зловещую поступь, неспешно надвигаясь. Хоб увидел блеск вороненой стали. Пистолеты, что ж еще? Я подалась вперед, изо всех сил напрягая слух, но так и не расслышала, что они говорили".

Глава 27

Западня. Податься некуда. Один субъект заходит с одного боку, другой с другого.

Все трое тяжело дышали. Вокруг раскинулась нью-йоркская ночь. Аврора скрылась. Беда.

— Кошелек или жизнь, — проронил Хоб.

— Что? — переспросил тот, что повыше.

— Так разбойники с большой дороги говорили тем, кого подстерегли. «Кошелек или жизнь». Значит, гони деньгу или отправляйся на тот свет.

— Ну, не очаровательно ли? — заметил Высокий своему компаньону, щеголявшему, помимо прочего, красным галстуком-бабочкой.

— Чего только не узнаешь на этой работе, — отозвался Галстук-бабочка.

— Если вы не хотите, чтобы я отдал вам кошелек или жизнь, — сказал Хоб, — то у нас нет никаких общих дел и, с вашего позволения…

— Я Фрик, а он Фрак, — с улыбкой поведал Галстук-бабочка. — Мы разъездные мокрушники. Мы отличаемся от остальных.

— В самом деле? — произнес Хоб. Не густо. Он надеялся тянуть время достаточно долго, пока не вернется его остроумие.

— О да, — подтвердил Фрик. — Или вы думаете, что профессиональные мокрушники живут в домах с газонами, женами и детьми, как заурядные граждане? Мы с Фраком живем в меблированных комнатах над затрапезными барами с неоновыми вывесками, вспыхивающими и гаснущими во тьме одиночества и убожества больших городов. Среда нашего обитания — непотребство, наше будущее — ничтожество, наши мечты — паскудство. С точки зрения эстетики это не настоящая жизнь. Но было бы достаточно справедливо сказать, что мы, мокрушники, — шакалы низов общества. Мы огребаем башли, отмеченные печатью уничтожения.

Фрак, высящийся громадой рядом со своим злобствующим компаньоном, поглядел на Хоба сверху вниз и изрек:

— Ненавижу парней вроде тебя. Вы считаете себя хорошими только потому, что не молотите и не пытаете людей, как мы. Словно это значит что-нибудь в эфирных сферах! А как насчет плохишей? Вы не думаете, что зло играет столь же важную роль во вселенской гармонии, правящей всем на свете?

— Ни разу не думал об этом в подобном ключе, — заявил Хоб, хотя на самом-то деле думал, и не раз. Но говорить им этого не намеревался.

— Ну что ж, подумайте, — продолжал Фрак. — Не бывает выходов без входов. Не бывает верха без низа Не бывает добра без равной примеси зла.

Хоб спокойно слушал излияния, казавшиеся ему всего лишь рудиментарным манихейством. Вертя шеей, будто она затекла (собственно говоря, именно так оно и было), но не сводя гипнотического (хотелось бы надеяться) взгляда с лоснящегося от пота, бугристого лица Фрака, Хоб боковым зрением уловил образ обширного склада, в который его затолкали, смутно смахивающего на собор, украшенный дохлыми чайками и использованными презервативами — Отражение в средствах массовой информации философской позиции нарушителей закона весьма прискорбно, — вставил Фрик.

— Несимпатичный складывается образ? — осведомился Хоб.

— Хуже того, — Фрик выпятил нижнюю губу — Они инсинуируют, что наша позиция с моральной точки зрения совершенно непростительна.

— Ну.. только без обид, разве это не так?

— Нет, болван, существование зла необходимо для существования добра. Посему зло есть условие наличия добра и не может быть дурным само по себе. Уловил?

— О да! Да!

— Лжешь! Впрочем, какая разница? Трусость неотъемлема от вас, представителей добра — Будьте же рассудительны. Я вовсе не заявлял, что я хороший. И потом, что ж это за дискуссия под дулом пистолета?

— Ага, у меня пистолет, — Фрик пару секунд разглядывал оружие — Для вящей строгости философской базы я должен бы передать пистолет тебе, дабы продемонстрировать, что твоя трусость — врожденное качество и не обусловлена тем, в чьих руках пистолет.

— Это была бы любопытная демонстрация.

— Но вообще-то я не настоящий философ Я просто профессиональный мокрушник, любящий сохранять интеллектуальную бдительность. Полагаю, пора закругляться. Входит ли последняя молитва в твое культурное наследие, или обойдемся без антропоморфизма? — Он поднял пистолет.

— Эй, постойте! — воскликнул Хоб, путаясь в несовместимых чувствах тревоги и ярости. — Вы разве не дадите мне возможности помолиться?

— До определенных пределов, — ответил Фрак. — Мы тоже соблюдаем общепринятые условности. У тебя тридцать секунд — Он поглядел на часы Фрик нацелил пистолет. Но тут же как-то застеснялся — Вообще-то мы не собираемся убивать тебя прямо сейчас. Не гони лошадей, дружок Просто пойдем с нами.

Глава 28

Хоб огляделся. Табличку «Сдается и продается» на этот полуразвалившийся склад повесили, должно быть, вскоре после того, как Хеопс возвел Великую Номер Один. Античность въелась в его стены, как клещ в собаку. С потолка свисали древние балки, ветхие стропила и прочие элементы конструкции, а вокруг, на бескрайних просторах грязного пола, валялось еще множество разных вещей, будто массивные игрушки извращенного ребенка Потолок частично обвалился, и теперь чайки с засаленными крыльями влетали и вылетали, как вороны, стаями собирающиеся на висельника. Но даже при всем при том крайне трудно описать интенсивность ужаса, навеянного на Хоба этим местом; пожалуй, придется просто упомянуть, что по сравнению с этими страстями эмоции, обуревавшие его при первом прочтении «Колодца и маятника», — сущий пустяк.

Они прошли во внутреннее помещение, более недавней постройки, судя по стружке на полу и запаху краски. Закрыв дверь, Фрик запер ее.

Теперь Хобу удалось получше разглядеть своих похитителей Первый оказался крупным, толстым, с бледным сальным лицом, испещренным черными точками редкой щетины, одетым в коричневый бросовый костюм, а потрепанный, грязный воротничок рубашки был крепко стянут галстуком в жалкой претензии на элегантность Его компаньон — худосочный негодяй с озлобленной физиономией и искривлением позвоночника — походил на преисполненного ненавистью нищего из «Дитяти Роланда» Браунинга, чей костыль чертит гибельные литеры.

— Где я? — спросил Хоб.

— Много хочешь знать, — отрезал Фрик, тощий злопыхатель. Странновато было видеть его без компаньона — высокого, крупного, наделенного бычьей шеей и гипертрофированными бицепсами человека-трицератопса, нареченного безобидным именем Фрак. Хоб отчаянно нуждался в добрых знаках, с каковыми дело пока что обстояло не ахти как хорошо. Ничуть не способствовал благодушию и вид комнаты с гнетуще низким потолком — этакое подобие камеры смертников. Какой-то подвал с литым бетонным полом. Но, может, бетон липовый и на самом деле произведен микроскопическими моллюсками, а вовсе не макроскопическим процессом укладки бетона.

Должно быть, Хоб произнес что-то вслух, потому что Фрик скривился, а Фрак изрек:

— Можешь не прикидываться чокнутым, все равно отсюда не вырвешься.

— Я разве вел себя, как чокнутый? — безумно осклабился Хоб. — Я и не догадывался. Прошу прощения, ничуть не бывало, хи-хи.

— Довольно! — оборвал Фрик. — А то назначу какое-нибудь прискорбное наказание.

— Отлично сказано! — промолвил Хоб. — Всякому с первого же взгляда ясно, что вы намного выше разряда обычных бандитов. Не будете ли вы любезны дать мне капельку воды? Трудновато перебрасываться с вами шуточками, когда в горле пересохло.

Фрик принес стакан воды. Фрак подтащил стул и сел. Фрик воинственно надвинул на глаза шляпу-котелок. Его узкое личико надвое рассекалось тонкими усиками. Похоже, его что-то тревожило.

— Сейчас вернусь, — бросил он и поспешил к двери.

— Хватит шутить, — буркнул Фрак. — Где пакет?

— Какой пакет?

— Ах, вот так вот, да? Слушай, у нас нет времени на глупости. Нам нужен пакет, который Пако дал Авроре.

— Тогда почему бы вам не выяснить это у них? — поинтересовался Хоб.

— Мы намерены. Где нам найти Аврору?

— Понятия не имею. Вы не дали нам времени назначить свидание.

— Как-то не верится. Где она?

— Не знаю, — ответил Хоб, от души надеясь, что с убеждением произнес это заявление, в самом деле констатирующее самую незатейливую истину.

— Ты ведь знаешь, что будет, когда сюда доберется Асис, да? И тут дверь открылась. Вошел, сдвинув брови, мелкий, встревоженный Фрик, видом напоминающий Тулуз-Лотрека из кошмара. В руке у него был сотовый телефон.

— Пойдем со мной, — сказал он Фраку. — Надо кое-что выяснить.

— А как быть с ним? — Фрак ткнул пальцем в сторону Хоба.

— Подождет. Это важнее — Мы позаботимся о тебе позднее, умник, — бросил — Фрак, выходя из комнаты вслед за Фриком. Дверь закрылась, донесся лязг задвигающегося засова.

Глава 29

В комнате было хоть шаром покати, не считая сломанной лопаты в одном углу и ведра с горкой белого пепла — в другом. Единственная дверь сделана из котельного железа. Замочная скважина отсутствует. Да и петель не видно. Хоб решил приберечь свои дарования по части побегов до другого раза. Огляделся. Письменный стол, календарь на стене, стулья, на потолке мерзко мигающая люминесцентная лампа. Открыл стол.

В нижнем правом ящике обнаружился сотовый телефон.

Хоб взял трубку. Гудок! Ага. Аккуратно положил ее на место.

Итак, теперь имеется телефон. Но кому позвонить? Джерри Рейнтри? Джерри почти компетентный адвокат по разводам. Но чтобы вытащить Хоба из подобной дыры? И думать нечего.

О Милар не может быть и речи, даже если она все еще в городе.

Можно позвонить 911. Сообщить о пожаре, ограблении, катастрофе и убийстве вместе взятых. Убийство произойдет позже, когда фараоны выяснят, что он создал им столько головной боли всего-навсего из-за того, что, по их мнению, как-то заперся в подвале. А если поведать им всю правду, тут и без адвоката ясно, что на него навесят все преступления, которые эти злодеи как раз совершали. Да и у него у самого рыльце в пушку.

Если вызвать фараонов, в лучшем случае предстоит промедление на много месяцев, пока его будут держать в Нью-Йорке. Расследуя дело, его могут обвинить в преступлении. Черт, а ведь он может оказаться и в самом деле повинным в том или ином преступлении. Надо следить за каждым своим шагом, а то все кончится тюрьмой. И как же тогда поездка в Париж, гонорар, traspaso?

И тут Хоба осенило. Повинуясь импульсу, он метнулся к телефону и выстучал серию цифр. Если он что-то и знает, то код автоматической связи с Ибицей. Наконец на том конце мужской голос произнес:

— «Эль Кабальо Негро», говорит Сэнди.

— Это Хоб Дракониан.

— Хоб, ты даешь! Очень мило! Ты знаешь, что сейчас пять утра?

— Так чего ж ты до сих пор там?

— Семейство Мозли сняло бар для частного приема, тут полгорода собралось.

Хоб мысленно увидел Сэнди — высокого, ужасно тощего ирландца с длинным носом и лучшей коллекцией свитеров на всех Балеарских островах.

— Мне вроде как некогда, — проговорил Хоб. — Гарри Хэма там, случаем, нет?

— Дай-ка огляжусь. — Из трубки доносился рев кассетного магнитофона Сэнди и многоязычный шелест бесед у стойки. Хоб вообразил заведение. Двухэтажное побеленное здание. Снаружи вывеска: «Эль Кабальо Негро» на черных двустворчатых дверях. За порогом надо спуститься на две ступеньки. Посреди помещения большая колонна, делящая бар на две неравные части. Справа лестница, ведущая в квартиру Сэнди — две комнаты с кафельными стенами и ванная. Внизу справа стойка, за ней ряды бутылок. Тут и там раскиданы ротанговые и плетеные стулья, низкие лакированные столики. На стенах фотографии друзей, сейчас по большей части разъехавшихся. Хобу захотелось оказаться там, на одном из хлипких табуретов у стойки, с бокалом коки в руке, битком набитым льдом, болтая с какой-нибудь английской пташкой, находящей этот маленький островок невыразимо диковинным и чудесным.

— Хоб? — снова послышался голос Сэнди. — Его тут нет. Оставишь записку?

Хоб попытался мысленно сформулировать. «Меня держат пленником в подвале какого-то жуткого здания в Нью-Йорке». Скажи он что-нибудь эдакое, и Сэнди сочтет слова шуткой.

— Скажи Гарри, что у меня есть большущие деньги для него. Только чтобы получить их, он должен проделать нечто сверхбыстрое.

— Ладно, Хоб, понял. — Крупными новостями Сэнди не смутишь.

— А нет ли кого поблизости, кто может найти Гарри?

— Дай-ка посмотрю… Хвостатый Чарли тут.

— Он трезв?

— Не особо.

— А кто еще там есть?

— Эдди Бане, и довольно трезвый. Мойра как раз заходит. Минуточку, легок на помине…