Сома-блюз Шекли Роберт

51. РЕАНИМИРОВАННЫЙ АЛЕКС

Я решил, что единственная надежда для нас – это Клови. Больше никого я не мог представить ни в Париже, ни в любом другом городе, кто мог бы знать, где Алекс собирался встретиться с Ракель. Если мы допускаем, что Алекс еще жив. А в тот момент мне пришлось это допустить.

Я окликнул такси и объяснил водителю, что мы сделаем несколько остановок. Водитель пожаловался, что на этом он теряет плату за проезд, тогда Нивес сунула ему тысячефранковую купюру. В ней есть класс, в этой Нивес. Конечно, тут помогает и то, что она богата.

В «Де Маго» Клови не оказалось. Мы проверили кафе «Флор „и пивную „Липп“, пока еще ехали по бульвару Сен-Жермен. Следующая остановка «Дом“ на Монпарнасе. Здесь Нивес взяла дело в свои руки. Управляющий превзошел себя в любезности. Он был безутешен из-за того, что пришлось сказать Нивес, что мсье Клови сидел здесь всего полчаса назад и ушел, не обмолвившись и словом, увы, куда он направляется дальше.

– Как досадно, – пробормотала Нивес, задумчиво постукивая по зубам сложенной бумажкой в тысячу франков. – Мне и правда очень важно найти его сегодня вечером.

Глаза управляющего бегали от купюры к шикарной особе, от денег к женщине, от Молоха к мадонне, назовите это как вам угодно. Алчность недолго боролась с осторожностью, которая в конце концов потерпела полное поражение.

– Я предполагаю, – неуверенно начал управляющий, – вы могли бы попытаться найти мсье Клови дома.

– И где это может находиться? – ласково промурлыкала Нивес.

Управляющий проявил верх любезности и написал на бумажке адрес, а она проявила верх щедрости и сунула ему тысячу франков. Затем мы опять сели в такси и назвали адрес: набережная Д'Орсе на берегу Сены.

Клови жил в большом старом многоквартирном доме с черными коваными железными решетками на окнах и коваными железными воротами, которые стояли, как опускающаяся решетка крепости, между улицей и парадным входом. Я нажал кнопку переговорного устройства.

Клови в вышитом красном шелковом халате сам открыл дверь. С проигрывателя звучало что-то приятное, но незнакомое мне. Позже я посмотрел на пластинку и прочел: «Камилл Сен-Санс, Первая симфония».

– Клови, – начал я, – мне ужасно неприятно беспокоить вас, но мы приехали по делу о жизни и смерти. – Мелодраматично, но, по-моему, очень точно.

– Тогда, я полагаю, вы должны войти, – довольно грубо, как мне показалось, предложил Клови. Но лицо его просветлело, и он превратился в само очарование, когда разглядел Нивес.

– Надеюсь, мадемуазель, вы еще некоторое время останетесь в Париже, – обратился он к ней. – Вы прекрасно подходите для моей следующей картины. Вы когда-нибудь играли? Это не имеет значения. Моя теория актерской…

Нивес не собиралась подхватывать игру Клови.

– Наверно, мы сможем обсудить это в другое время, – проворковала она с еще более ослепительной улыбкой, чем обычно. – Сейчас у нас неотложное дело.

– Ах да, знаменитое дело о жизни и смерти. Но сначала могу ли я предложить вам обоим по стакану вина? Немного ледяного «Антреша» 84-го года? И у меня также есть очень приличная маленькая…

– Клови, нам надо немедленно найти Алекса. – Нельзя позволять ему вести бесконечный винный монолог.

– Но, Об, вы сами видели его мертвым! – Совершенно обескураженный, он вытаращил на меня глаза.

– Я видел то, что должен был видеть. Но вы знаете, и я знаю, что Алекс не умер. Вы помогли ему в этом?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – ледяным тоном произнес Клови. – И кто эта молодая леди?

– Это невеста Алекса, – объяснил я. – Она из Парагвая. Ведь вы знаете о ней, Клови?

– Вы Нивес? – Он изучающе смотрел на нее.

– Нивес де Санчес и Иссасага, – произнесла она. Голос твердый и ясный, спина прямая, плечи квадратные, все точно так, как учили ее в школе предварительного покорения. – Как вы, наверно, знаете, после поддельной смерти Алекс хотел встретиться со мной в Парагвае.

– Ладно, – сказал Клови. – Садитесь. Поговорим.

Он повел нас в элегантную маленькую гостиную, полную бутылок, сделанных в кустарных мастерских, всевозможных безделушек и мягкой мебели с позолоченными ножками, которая стоила, должно быть, состояния, но выглядела ужасно неудобной.

– Узнаю вас по фотографии, – сообщил Клови Нивес. – Алекс показывал мне ту, которая сделана в Вашингтоне. Я так рад встретиться с вами. Да, Алекс обсуждал со мной свой план. Я нашел его весьма романтичным. И одновременно в нем есть политическое звучание. Я аплодирую искусству Алекса: он сумел отнять деньги у злых плутократов из Вашингтона. И я аплодирую его решению начать новую жизнь, помогая в Африке бедным. Это благородный жест. Я сам хотел бы его сделать. Но, увы, каждый владеет в искусстве чем-то одним. Несмотря на пример Рембо.[46]

– В Африке? – удивился я. – Вы сказали в Африке? И что, по-вашему, Алекс будет там делать?

– Он подробно описал мне свою мечту, – проникновенно улыбнулся Клови. – Он намерен принять свою новую личность, взять деньги и основать в Африке клинику. Место для бедных, больных, бездомных. Он хочет взять за образец личность доктора Альберта Швейцера.[47] По-моему, это замечательная идея.

– Конечно, замечательная, – согласился я. – А он не говорил вам, какое место займет там Ракель? И Нивес?

– О, безусловно! Это самая лучшая часть. Вы все вместе туда едете и вместе работаете. И живете все вместе в тройном браке. По-моему, это очень мужественно с его стороны, так пренебречь буржуазной моралью.

– Значит, вы знаете, где теперь Алекс? – спросил я.

– Может быть, да, а может, нет, – ответил Клови, не раскрывая своих карт.

– Это и правда чрезвычайные обстоятельства, – настаивал я. – Пожалуйста, скажите нам, где он собирался встретиться с Ракель.

– Ах, вы даже об этом знаете? – удивился Клови с хитрым выражением на лисьем лице. – Тогда вы, видимо, понимаете, как необходима осторожность. Мадемуазель Нивес, не думайте слишком плохо о нем, если он уедет с Ракель и без вас. Семья втроем по сути своей очень нестабильна, конечно, в этом часть ее очарования, но она эфемерна.

– Вы все неправильно поняли, – вмешалась Нивес. – Алекс собирается на мне жениться. Поверьте, это не иллюзия с моей стороны.

– А как же тогда Ракель? – спросил Клови.

– Предполагалось, что Алекс где-то встретится с ней и расплатится, – начал я. – Так считает Ракель. Но, по-моему, у Алекса другие планы.

– На что вы намекаете?

– Мы думаем, или, вернее, боимся, – продолжал я, – что Алекс собирается убить ее.

– Как мне кажется, это едва ли вероятно, – возразил Клови, однако было заметно, что он задумался. Потом вскочил и начал расхаживать по комнате, рассеянно пробегая пальцами по позолоченной мебели. Наконец он повернулся к Нивес.

– Вы уверены, что он планирует жениться на вас?

Нивес кивнула.

– Я помогала организовать его вылет из Франции.

Клови опять задумался. И по лихорадочному движению его бровей можно было видеть, как в нем идет логическая борьба с преклонением перед героем. В конце концов он задал ключевой вопрос:

– Вы богаты, мисс Нивес?

Она кивнула.

– Проклятие! – воскликнул Клови. – Тогда, видимо, это правда. Хотя я всегда аплодировал идеализму Алекса, у меня тоже возникали сомнения на этот счет. Слова чересчур легко слетали у него с языка. Да! Я обманывался.

– Где он? – спросил я.

Клови посмотрел на меня. Теперь он стал серьезным.

– Что он собирается делать, когда встретит Ракель, если не хочет взять ее с собой?

– Он планирует на долгое время избавиться от нее, – ответил я. – Сейчас он мертв, так что вполне может делать все что захочет. И он достаточно богат, чтобы провернуть дело, не оставив следов. Все сойдет гладко. Ракель сейчас в пути. У меня нет доказательств, но я хотел бы встретиться с Алексом раньше, чем Ракель. Поехали, Клови!

Он стоял в центре комнаты с видом человека, не способного принять решение. Потом он что-то надумал, обернулся и пролаял:

– Подождите. Я сейчас вернусь. – И тут же выскочил из комнаты.

– Что это могло бы означать? – обратилась ко мне Нивес.

Я пожал плечами. Это было представление. Я имею в виду, позирование.

Вскоре Клови вернулся в гостиную. Он сменил халат на грубовато выглядевший кожаный пиджак, надел солнечные очки янтарного цвета и натянул на набалдашник трости водительские перчатки.

– Пошли, – бросил он, направляясь к двери.

– Куда мы идем?

– Глупый вопрос, – сказала Нивес, потянув меня к выходу вслед за Клови.

52. КЛОВИ

– Эй, послушайте, разве в самом деле необходимо так быстро гнать? – спросил я.

Мы все трое втиснулись в отделанную орехом пилотскую кабину машины Клови. Реставрированная «Испано-Суиза» со старомодным мотором переходила от надрывного кашля к паническим завываниям и делала это так громко, что мне пришлось выкрикнуть свой вопрос. Нотка страха прозвучала в нем сильнее, чем я бы хотел. Клови не обратил внимания на мои слова, а Нивес вела себя так, будто наслаждалась всем происходившим. Я бы тоже наслаждался, если бы не уверенность, что через секунду мы въедем в автобус и нас разотрет в лепешку или мы снесем собственными головами витрину магазина.

В Париже была поздняя ночь, два часа, движения почти никакого, что делало наше положение еще хуже, потому что позволяло Клови прибавить скорость. Подумав, я вспомнил, что он, наверно, ждал всю жизнь такого честного, как перед богом, настоящего чрезвычайного события. Но все равно, Клови мог бы подождать еще несколько минут и вести свою идиотскую спортивную машину на безопасной скорости и не пугать, черт возьми, пассажиров, не страдающих, как он, склонностью к самоубийству.

Мы пронеслись по Елисейским Полям, будто танковый дивизион с реактивными двигателями, с диким скрежетом на двух колесах обогнули Триумфальную Арку, пулей пролетели по авеню Клебер. И каким-то чудом выскочили на кольцевую дорогу, никого не задавив.

Позади я слышал сирены полицейских машин. Мы их обогнали. Будь я проклят, если мы не обогнали радиоволны, на которых полицейские переговаривались друг с другом.

Затем мы оказались на шоссе номер 135 и покатили по прямой дороге под зыбкой тенью листьев между ровными рядами деревьев. За час мы оставили позади миль сто или больше.

– Куда мы едем? – удалось выдохнуть мне.

– Уже приехали! – крикнул Клови, сворачивая к вывеске «Аэровокзал Анненси».

Впереди мы увидели маленький аэродром, огороженный стальной сеткой, и сетчатые ворота, закрепленные цепью. Клови, даже не сбросив скорости, въехал в них, и при свете одной фары мы подкатили к низкому зданию аэропорта рядом со взлетно-посадочной полосой.

Клови резко затормозил. Чуть пошатываясь, я вылез из машины вслед за Нивес.

– Что здесь происходит? – спросил я. – Где Алекс?

Трое мужчин вышли из темного здания аэропорта. При выглянувшей на три четверти луне я сумел разглядеть, что они вооружены револьверами. Один из них Жан-Клод. Второй Найджел.

– Привет, ребята, – бодро бросил я, хотя особой бодрости не испытывал. – Не знаю, как вы догадались приехать сюда, но я, честно, рад вас видеть.

– Что будем с ними делать? – спросил у Клови Найджел.

Высокий и торжественный, Клови стоял в полутьме и стягивал перчатки.

– Они знали, – коротко бросил он. – И я подумал, лучше привезти их сюда.

– И ты, Клови, – сказал я.

– Я не обещал вам розовый сад, – пожал плечами Клови.

– Эй, эй, парни, давайте все проясним, – снова начал я. – Сделаем один гигантский шаг от края надвигающейся катастрофы, забудем об Алексе, пойдем куда-нибудь и пропустим пару бокалов. Для вас это о'кей?

– Возьми себя в руки, Хоб, – строго одернул меня Найджел. – Мы все сожалеем. Но разве ты не можешь хотя бы вести себя как мужчина?

Я вытаращил глаза. Найджел всегда был человеком со странностями, но это слишком даже для него. От Жан-Клода я мог ожидать любого предательства. Привыкаешь ко всему, когда имеешь дело с американцами иностранного происхождения. Но Найджел? Найджел Уитон? Мой старый приятель Найджел?

– Допустим, ты здесь немного посидишь, пока мы разберемся что к чему, – предложил Найджел, жестикулируя револьвером.

Третий шагнул к свету. Высокий, светловолосый, застенчиво улыбающийся. Это был Алекс.

У меня поехала крыша.

– Пошли вы все к черту! – заорал я. Если мне предстояло умереть за свой характер, то это означало бы, что я ушел как трус. Я закинул голову и издал вопль, который можно было услышать во всей Франции и даже, наверно, в части Испании. Но когда я начал вопить в полную силу, Клови ударил меня по черепу железным ободом.

53. СТОН БАБОЧКИ

«Сказать по правде, с тобой могло бы получиться хуже. Ты мог не просто потерять сознание, ты мог умереть. А это не очень забавно, ты не находишь?» – так я рассуждал сам с собой. Вернее, одна часть моего разума предавалась рассуждениям, пока вторая часть плавала в ослепительном море света. Мне казалось, что я слышу накаты волн на берег, и это было странно. Париж стоит в глубине континента, а не на море. В тот момент, когда я обдумывал эту мысль, показалось несколько фигур, они словно выткались из тумана, и я приготовился к встрече с приятными видениями, или к галлюцинации, или называйте это, как хотите. И тут я почувствовал, как кто-то трясет меня. Грубо. Резко.

– Просыпайся, Хоб.

Какая-то адская ситуация, потому что я еще не знал, кто это. Я не знал, кто мне говорит «просыпайся», но я понимал, что этот кто-то вне меня чего-то от меня хочет. А я находился в одном из тех состояний, в какое впадаю, когда меня резко ударяют по черепу. Я будто бы всплывал и наполовину находился не здесь, и слух разыгрывал со мной странные шутки. Будто бы я плыл в туннеле и слышал пугающие голоса, которые искажались и менялись, отскакивая от стен.

Одно было ясно. Я неправильно оценил ситуацию. И не стоило особенно проклинать себя за это. Не моя вина, если люди лгут. Но вина или не вина, я попал в беду. И поскольку у меня не было плана, я решил, что пока лучше притворяться потерявшим сознание. Откровенно говоря, я бы предпочел зимнюю спячку, если бы знал, как в нее впасть. Весной всегда все кажется лучше, вы не согласны?

– Ну, старина, как ты себя чувствуешь? – немного спустя произнес знакомый голос.

Я узнал этот голос и открыл глаза. Возле меня на низком стуле сидел Алекс. В руках у него маленький пистолет. Он не нацелил его в меня, но в то же время и не отвернул в сторону.

Я старался придумать, что бы сказать, и выдохнул лучшее, что пришло в голову:

– Привет, Алекс.

– Привет, старина, – с задумчивым выражением ответил Алекс. В его голосе я не услышал иронии. На нем был комбинезон из плотной хлопчатобумажной ткани и черная кожаная куртка, как у пилотов. Выглядел он очень мужественно. И еще солнцезащитные, отражающие свет очки. Это меня встревожило. Когда смотришь фильмы, то парни всегда надевают такие очки, если идут кого-то убивать.

Мы были в маленьком офисе, наверно, в здании аэропорта. Над головой флюоресцентный свет. До середины стены доходят светло-коричневые панели под дерево. Потолок кремовый. Под ногами серовато-зеленый линолеум. Несколько столов. Один пустой, на другом экземпляр газеты «Монд», полные пепельницы, телефон. Эти подробности не имеют значения, но я ухватился за них потому, что меня немного беспокоило: а вдруг это последнее, что я вижу? И когда дьявол спросит: «Как выглядела комната, в которой тебя убили?», мне хотелось бы быть способным дать ему приличный ответ.

– Знаешь, старина, – между тем говорил Алекс, – ты поставил меня в трудное положение. Почему тебе понадобилось заниматься расследованием?

– По-моему, из-за Ракель, – ответил я. – Разве я могу позволить тебе убить ее?

– Конечно, можешь, – возразил Алекс. – По-видимому, мне надо бы тебе объяснить. Но я был уверен, что ты понимал.

– Что понимал?

Алекс потер ладонью глаза и печально посмотрел на потолок.

– Невыносимая женщина, по-моему, ты сам понял. Она пришла в эту жизнь, чтобы многим людям, в том числе и себе, создавать какие только есть несчастья.

– Может, и так. Но это не оправдывает убийства.

– Нет, Хоб, вполне оправдывает.

– Алекс, не начинай снова.

– Хоб, мы много раз на Ибице обсуждали вопросы такого рода. Но тогда ты был более независимым мыслителем. Жизнь в Америке словно размягчила твои мозги. Хоб, проснись, ты превратился в моралиста из телевизионной драмы.

– Алекс, мне все равно, что мы тогда говорили. Человек за жизнь наговаривает много чепухи. Но ты не можешь убивать людей только потому, что они невыносимые.

– О, понимаю, у тебя нет такой привычки, – вроде бы обрадовался Алекс. – Но если это происходит случайно, то не имеет большого значения. Правильно?

– Нет, неправильно, – возразил я.

– Ну конечно, неправильно. Однако давай оставим абстракцию. Человеку дается только одна жизнь. Ты можешь представить жизнь человека, которого преследует Ракель?

– Где сейчас Ракель?

– В дороге, едет сюда.

– И ты собираешься ее убить?

Алекс покачал головой и спрятал в карман пистолет.

– Перестань болтать глупости, Хоб. Я убиваю людей только теоретически. Я собираюсь ее купить.

– Думаешь, она позволит? Ведь она любит тебя, Алекс.

– Совершенно верно, – согласился Алекс. – И она чертовски разозлится, узнав, как в реальности обстоят дела. Но, по-моему, она практичная особа. Миллион долларов мелкими купюрами облегчит ей долгую дорогу к хорошему самочувствию.

– Она не собиралась расстаться с тобой? – спросил я.

– Нет, но это осталось в прошлом. Нынешняя ситуация такова: у нее в руках реальный миллион наличными, а это должно перевесить пять миллионов в здешней валюте.

– Ну, ты знаешь ее лучше, чем я.

– Она скоро появится. Не беспокойся, все будет нормально.

– Я видела огни со стороны города. – В комнату вошла Нивес. – Они приближаются. Думаешь, это она?

– Вероятно, – пробормотал Алекс.

Нивес выглядела великолепно. Латиноамериканская красавица. Такой место на сцене.

– Я подумала, – начала Нивес, – наверно, я слишком мягко относилась к делу. Ты и правда, Алекс, считаешь, что она устроит неприятности? Может, тебе надо убить ее?

– Нивес! – воскликнул я.

Она не обратила на меня внимания.

– Я имею в виду, только если ты считаешь, что так будет лучше. Ты больше знаешь о таких делах, чем я.

– Не беспокойся, – заметил Алекс. – Я никогда не планировал убивать ее. Ты все придумала сама.

– И все равно, это совсем неплохая мысль, – задумчиво протянула Нивес.

В комнату вошли Клови, Найджел и Жан-Клод.

– Алекс, я хочу задать вам один вопрос, – начал Клови. – Все эти слова, какие вы говорили о миссионерской работе в Африке, – вы лгали мне?

– Вовсе нет, – запротестовал Алекс. – Я искренне верил сам. Это часть моей натуры. Альтруизм. Спросите любого, кто знает меня. Спросите Хоба, он знает меня по Ибице. Но другая часть моей натуры не позволяет мне быть альтруистом. Эта алчная часть заболевает, когда я, будто тупица, наблюдаю, как другие парни захватывают богатства. Когда телевизионные комментаторы несут свою обычную морализаторскую чепуху, алчная часть говорит: «Хе-хе-хе». – Он повернулся ко мне. – Это, Хоб, национальная игра в мораль. Мы, люди, составляющие огромную аудиторию телезрителей, говорим «Хе-хе-хе», когда год за годом комментаторы показывают нам драму, где воруют дорвавшиеся до власти. Мы Народ Слепцов. По-моему, комментаторы просто визжат от восторга, когда в политике разыгрывается скандал. Такая штука, как «Ирангейт», должно быть, многим сделала состояние. Так вот, на этот раз я не хочу быть одним из зрителей, я хочу быть одним из берущих. Каждый выбирает свой путь. Это американский путь. Я хочу забрать деньги и девушку, поехать в Южную Америку и жить как принц мафии.

– Но больница! – воскликнул Клови. – Что будет с больницей?

– Всему свое время, старина, всему свое время.

– Но не сейчас?

– Правильно. Пока еще не до Африки. Я слышал, сейчас там жаркий сезон.

– Вы отправляетесь в Парагвай с этой женщиной, чтобы вести роскошную жизнь капиталистического бездельника?

– Правильно, Клови. По-моему, это верное обобщение. Пожалуй, я лгал вам. Но с хорошими намерениями.

– Самообслуживание! – фыркнул Клови.

– Вы знаете что-то лучшее? – усмехнулся Алекс.

– Нет, – сказал Клови. – Я не могу позволить, чтобы все так кончилось.

– А как вы хотите, чтобы кончилось? – спросил Алекс.

– По-моему, вы должны дать мне миллион тех долларов, которые вы украли, а я передам их в благотворительную организацию для африканских детей.

– Кстати, – вступил Найджел, – пока ты еще здесь, миллион для меня и для Жан-Клода тоже не будет ошибкой.

– А ты что хочешь, Хоб? – обернулся ко мне Алекс.

– Я бы хотел вернуть некоторые свои мечты, – ответил я.

– Как ты думаешь, дорогая? – Алекс посмотрел на Нивес.

– Дай им всем половину, – решительно заявила Нивес, – и пусть они сами разделят. Таким образом мы расстанемся с ними друзьями, и у нас еще будет пять миллионов. Но что бы ты ни решил, делай быстро, дорогой. Парагвайский «Боинг-707», пилотируемый Качем и Армадилло, приземлится с минуты на минуту.

– «Боинг-707»? – нахмурился Алекс. – Но ты же знаешь, я хотел истребитель.

– Я старалась угодить тебе, любовь моя, но у них нет истребителя на такое расстояние. Мы не сможем заправиться топливом раньше Тенерифа.

– Ты все прекрасно устроила, – согласился Алекс. – Как тебе удалось разрешить вопрос с французским воздушным пространством?

– Это совсем нетрудно, – пояснила Нивес. – Наш полет зарегистрирован как возвращение домой официального парагвайского наблюдателя за недавними маневрами НАТО.

Издалека донесся звук мотора самолета.

И тут дверь с размаха распахнулась, в комнату ворвалась Ракель.

– Привет, Ракель, – улыбнулся Алекс. – Рад, что ты правильно установила связи. У нас с тобой есть дело, которым надо заняться.

– Кто эта Барби в черном варианте? – Ракель посмотрела на Нивес.

– Это Нивес, – ответил Алекс.

– Ах вот оно что, вот оно что? – Ракель окинула взглядом Нивес с ног до головы. – Алекс, ты пытаешься мне сказать то, что я думаю?

– Боюсь, что так, – подтвердил Алекс. – Прости, но по-другому не получается. Послушай, Ракель, у меня здесь для тебя миллион долларов. – Он полез во внутренний карман куртки.

– И у меня для тебя тоже кое-что есть, – сказала Ракель, открыла сумку и выстрелила в Алекса. Мне показалось, что звук похож на пистолет 38-го калибра. Потом она обернулась и всадила пулю в Уитона.

54. МЕКСИКАНЦЫ

Мне удалось выбить пистолет из руки Ракель, она повернулась и выбежала в дверь. Клови с потрясенным видом последовал за ней. Алекс, раненный, но не потерявший уверенности, стоял, держась за плечо, из которого несильно текла кровь. Найджел снял рубашку и обнаружил на боку царапину. Леди с маленьким пистолетом не отличалась точностью.

Затем вошли эти парни. Их было двое, маленькие мрачные парни с усами, как у бандитов, с широкой грудью и автоматами. Они походили на мексиканцев и правда оказались мексиканцами. Их появление выглядело в некотором роде забавно. Они будто выплыли из дымовой завесы, неизбежно наполнившей комнату после выстрелов. Помню, я сказал: «Черт возьми, услышали шум в другой стране». И заметил, что Алекс, Найджел и Жан-Клод тоже вроде как поплыли к боковой двери, когда эти парни вошли с противоположной стороны. Таким образом я остался между ними посередине, единственный безоружный. Ничего хорошего пребывание в центре мне не сулило.

– Чего я хочу? – заявил один из мексиканцев. – Я хочу только виндсерферы. Они моя собственность. Вы говорите нам, где они, и никаких неприятностей. Поняли?

– Они у Хоба, – немедленно ответил Алекс.

– Ты что! – воскликнул я.