Движущиеся картинки Пратчетт Терри

Проходной балл на выпускном экзамене был 88.

Провалить экзамен легко. Провалиться может каждый идиот.

Однако дядюшка у Виктора, несмотря на старческий маразм, был не промах. Согласно одному из условий завещания, стоило Виктору получить оценку ниже 80, поступление денежного содержания тотчас бы прекратилось – все деньги мигом бы испарились, как плевок на раскаленной печке.

В известном смысле Виктор взял верх над дядей. Мало найдется студентов, которые занимались бы с таким рвением, как Виктор. Поговаривали, что познаниями в области магии он не уступает иным из старших волшебников. Расположившись в удобном библиотечном кресле, Виктор дни напролет проводил за изучением гримуаров. Он штудировал опросные листы и порядок проведения экзаменов. Лекции он мог цитировать наизусть. По единодушному мнению преподавателей, Виктор Тугельбенд был самым способным и, бесспорно, самым деятельным из всех студентов за последние несколько десятилетий. Но каждый раз на выпускном экзамене он умело получал ровно 84 балла.

Невероятно, но факт.

Аркканцлер перевернул последнюю страницу.

– Понимаю, – проговорил он. – Жаль парня, но что поделать…

– Кажется, господин, ты не совсем понял ситуацию, – осторожно предположил казначей.

– А что тут непонятного? – возразил аркканцлер. – Парень на волосок недотягивает до сдачи, и так уже который год. – Он вытянул из стопки один лист. – Хотя вот тут сказано, что три года назад он сдал-таки экзамен. Получил 91 балл.

– Да, аркканцлер. Но потом он подал апелляцию.

– Апелляцию? По поводу сданного экзамена?

– Он заявил, что экзаменатор не заметил его ошибку в шестом вопросе, касающемся аллотропов октирона. Сказал, мол, не сможет жить с таким пятном на совести и до конца жизни будет терзаться сознанием, что нечестно опередил более достойных студентов. Кстати, на следующих двух экзаменах он набрал только 82 и 83 балла.

– Это почему же?

– Мы считаем, он решил не рисковать, мэтр.

Аркканцлер побарабанил пальцами по столу.

– Да, это недопустимо, – решил он. – Совершенно недопустимо, что он без конца оставался почти волшебником и втихомолку посмеивался над нами, надрывая себе… Что там люди себе надрывают?

– Абсолютно согласен, – благодушно прожурчал казначей.

– Мы должны поддержать его, – решительно заявил аркканцлер.

– Ты хотел сказать, перестать содержать, мэтр, – поправил его казначей. – Поддерживать его и дальше означало бы выставить себя в глупом свете.

– Да. Хорошая мысль. Давай-ка как следует выставимся, – согласился аркканцлер.

– Нет, мэтр, – терпеливо возразил казначей. – Он нас уже выставляет в глупом свете. А мы в ответ выставим его из Университета.

– Верно. Вообще всех выставим, – сказал аркканцлер. Казначей обреченно закатил глаза. – Ну, или только его, – добавил аркканцлер. – Значит, ты хочешь исключить этого парня из Университета? Какие проблемы, пришли его ко мне завтра утром и…

– Нет, аркканцлер. Просто так его не выгонишь.

– Как это? Мне казалось, вообще-то это мы руководим Университетом!

– Конечно, но с молодым Тугельбендом нужно быть крайне осторожным. Он знаток процедурных тонкостей. Зато завтра на выпускном экзамене мы можем подсунуть ему вот эту контрольную…

Аркканцлер взял протянутую бумагу. Прочел, шевеля губами.

– Всего один вопрос?

– Да. И он или сдаст, или завалит. Хотел бы я посмотреть, как он получит 84 балла из ста на одном-единственном задании.

В некотором смысле (не поддающемся определению наставников, к немалой их досаде) Виктор Тугельбенд был ленивейшим человеком за всю историю мироздания.

Не в обыденно-будничном смысле. Обыкновенная лень – это простое отсутствие усилий. Это Виктор давным-давно прошел, после чего быстренько одолел заурядную праздность и сейчас стремительным шагом продвигался все дальше и дальше. На уклонение от работы он тратил куда больше усилий, чем иные люди вкладывают в самый упорный труд.

Ему никогда не хотелось быть волшебником. Виктору вообще ничего не хотелось – лишь бы его оставили в покое и не будили раньше полудня. Когда он был маленьким, взрослые задавали ему обычные вопросы: «А ты кем хочешь стать, малыш? Что выберешь?» – «Не знаю, – отвечал он. – А что у вас есть?»

Но долго так продолжаться не может – никто вам этого не позволит. Быть тем, кто ты есть, – мало; надо еще упорно трудиться, чтобы стать кем-нибудь еще.

И Виктор пытался. Довольно долго он пытался захотеть стать кузнецом: эта профессия казалась ему крайне интересной и романтичной. Но она предполагала тяжелый труд, возню с неподатливыми кусками металла. Потом он решил захотеть стать наемным убийцей, что представлялось необычайно лихим и романтичным занятием. Но оно также требовало приложения усилий, а главное, периодически надо было кого-нибудь убивать. Потом он попробовал захотеть стать актером – это казалось и драматичным, и романтичным одновременно, но подразумевало пыльные трико, тесные времянки и все тот же, к вящему его изумлению, тяжелый труд…

И в Университет Виктор отправился только потому, что легче было туда поехать, чем не поехать.

На лице его часто блуждала слегка недоуменная улыбка. От этого у людей складывалось впечатление, будто он чуть умнее, чем они. На самом же деле эта улыбка свидетельствовала о невероятных усилиях, которые Виктор прикладывал, чтобы разбирать человеческую речь.

У него были тонкие усики, которые, в зависимости от освещения, то придавали Виктору залихватский вид, то заставляли предположить, что он минуту назад лакомился шоколадным коктейлем.

Усами своими Виктор гордился. Тогда как студенты, сдав экзамены и став настоящими волшебниками, тут же должны были бросить мирское бритье и начать отращивать бороду, похожую на заросли дрока. При взгляде на старших волшебников казалось, что сквозь свои усы они способны добывать питательные вещества прямо из воздуха, как киты добывают их из моря.

Было половина второго. Виктор неспешной походкой возвращался из «Залатанного Барабана», самой вызывающе неблагопристойной городской таверны. Здесь стоит добавить, что походка Виктора Тугельбенда всегда казалась неспешной – даже когда он бежал.

Он был совершенно трезв и потому слегка удивился, оказавшись вдруг на Площади Разбитых Лун. Путь его лежал к тесному закоулку позади Университета и к тому участку стены, где несколько удобно расположенных расшатанных кирпичей уже много сотен лет позволяли будущим волшебникам потихоньку обходить правила Незримого Университета или, если уж выражаться совсем точно, через них перелезать.

Площади в его маршруте не было.

Он неспешно повернул назад, но тут же оглянулся. На площади происходило что-то непривычное.

Обыкновенно там ошивались всякие рассказчики историй, несколько музыкантов да посредники, выискивающие возможных покупателей на такие избыточные достопримечательности Анк-Морпорка, как Башня Искусства или Медный мост.

Но сейчас там находилась небольшая группа людей, занятых установкой большого экрана, который весьма смахивал на простыню, натянутую меж двух шестов.

Виктор подошел поближе.

– А что это вы тут делаете? – дружелюбно спросил он.

– Здесь будет представление.

– А-а. Актеры… – проговорил Виктор, не очень этим прельщенный.

Сквозь сырую тьму он лениво побрел прочь, но в этот момент из непроглядного мрака между двумя зданиями до него донесся чей-то голос.

– Караул, – негромко донес голос.

– Лучше по-хорошему отдай, – отозвался другой.

Приблизившись, Виктор вгляделся в темноту.

– Эй! – окликнул он. – Что тут у вас?

Последовало короткое молчание, после чего негромкий голос сказал:

– Ты, парень, шел бы своей дорогой, так ведь нет…

«У него нож, – подумал Виктор. – Сейчас он бросится на меня с ножом. А значит, или он меня прирежет, или мне придется удирать, а это такая трата сил!»

Люди, неспособные должным образом оценивать факты, решили бы, что Виктор Тугельбенд слишком тучен и изнежен. Между тем из всех студентов Университета он обладал самым спортивным телосложением. Таскать на себе лишние фунты – это ведь дополнительные усилия, поэтому Виктор позаботился, чтобы лишних фунтов у него не было, и поддерживал хорошую физическую форму. Кроме того, любое дело требует меньше усилий, если задействовать приличную мускулатуру, а не мешки с жиром.

Резко размахнувшись, он нанес короткий и сильный удар слева. Удар не просто достиг цели – он на миг оторвал грабителя от земли.

Потом Виктор оглянулся на жертву нападения. Жертва все еще жалась к стене.

– Надеюсь, ты не ранен, – сказал Виктор.

– А ну не шевелись!

– Я и не собирался.

Человек шагнул из тени навстречу Виктору. Зажимая под мышкой пакет, он необычным жестом поднял руки к лицу, соединив растопыренные под прямым углом большие и указательные пальцы так, что его маленькие, юркие глазки смотрели словно сквозь рамку.

«Знак против дурного глаза, – догадался Виктор. – И это волшебник – судя по всяким рисункам на одежде».

– Поразительно! – промолвил человек, щурясь сквозь импровизированную рамку. – Пожалуйста, чуть голову поверни. Превосходно! Нос, конечно, не годится, но – что-нибудь придумаем!

Он шагнул вперед и попытался обнять Виктора за плечи.

– Тебе крупно повезло, – сказал он. – Ты встретил меня.

– В самом деле? – спросил Виктор, у которого сложилось впечатление, что дело обстояло как раз наоборот.

– Ты именно тот типаж, который я повсюду ищу.

– Прости, конечно, что вмешался, – пожал плечами Виктор. – Но мне показалось, что тебя пытались ограбить.

– Он позарился вот на это, – пояснил человек и похлопал по пакету, который держал под мышкой. Раздался звук, похожий на удар гонга. – Хотя толку ему от этого никакого.

– Какая-нибудь пустяковина? – уточнил Виктор.

– Отнюдь. Бесценная вещь.

– Что ж, поздравляю.

Человек отказался от попыток обхватить слишком широкие плечи своего спасителя и удовольствовался лишь одним.

– Но многие бы расстроились… – сказал он. – Слушай. Ты неплохо держишься. Хороший профиль. Как смотришь на то, чтобы попасть в движущиеся картинки?

– Э-э-э… нет, – ответил Виктор. – Пожалуй, воздержусь.

Человек вытаращил на него глаза.

– Ты хорошо меня расслышал? – спросил он. – Я говорю о движущихся картинках.

– Ну да.

– Все хотят попасть в движущиеся картинки.

– Спасибо, но нет, – вежливо отказался Виктор. – Не сомневаюсь, это достойное занятие, но для меня движущиеся картинки большого интереса не представляют.

– Это ведь движущиеся картинки!

– Да, – кротко отозвался Виктор. – Я слышу.

Человек покачал головой.

– Признаюсь, я удивлен, – произнес он. – Первый раз встречаю человека, который не рвется участвовать в движущихся картинках. «Вот он точно хочет поработать в движущихся картинках», – подумал я, как только тебя увидел.

– Да нет, спасибо, – повторил Виктор. – Меня это не слишком привлекает.

– А все-таки я перед тобой в долгу.

Щуплый человечек порылся в кармане, вытащил карточку и подал Виктору.

Тот прочел:

ТОМАС ЗИЛЬБЕРКИТ

ИНТЕРЕСНЫЕ И ПОУЧИТЕЛЬНЫЕ КАРТИНКИ

Ленты в одной и двух частях

Почти не взрывоопасно

Голывуд, дом 1

– На случай, если передумаешь, – сказал человек. – В Голывуде меня все знают.

Виктор уставился на карточку.

– Благодарю, – нерешительно произнес он. – Слушай, а ты, э-э… волшебник?

Зильберкит бросил на него гневный взгляд.

– С чего ты взял? – резко спросил он.

– Ну, магические символы на платье…

– Магические символы?! Чем ты смотришь, юноша? Разве ты видишь перед собой сомнительные руны смехотворной и устаревшей системы верований? О нет, это знаки просвещенного ремесла, чей молодой рассвет еще только… э-э… рассветает! Магические символы! – заключил он уничижительным тоном. – И это мантия, а не платье, – добавил он.

Виктор всмотрелся в скопление звезд, полумесяцев и прочих рисунков. Знаки просвещенного ремесла, чей молодой рассвет еще только рассветает, были, на его взгляд, как две капли воды похожи на сомнительные руны смехотворной и устаревшей системы верований, но говорить об этом, пожалуй, было бы неуместно.

– Извини, – сказал он. – Не разглядел.

– Я алхимик, – сообщил Зильберкит, смягчившись лишь отчасти.

– А, свинец в золото и так далее.

– Не свинец, юноша. Свет. Из свинца не получается. Свет – в золото.

– Вот как? – вежливо отозвался Виктор, следуя за Зильберкитом.

Тот доковылял до середины площади и принялся устанавливать там треногу.

Собралась небольшая толпа. В Анк-Морпорке нетрудно собрать небольшую толпу. В этом городе живут едва ли не самые благодарные зрители во вселенной. Они готовы глазеть на что угодно, особенно если зрелище таит в себе хоть малую возможность какого-нибудь забавного увечья.

– Может, останешься на представление? – спросил Зильберкит и поспешил по своим делам.

«Алхимик! Дело известное, у алхимиков вечно с головой непорядок, – подумал Виктор. – Удивляться нечему».

Но кто будет тратить время и двигать картинки? Многие из них недурно выглядят там, где их повесили.

– Сосиски в тесте! Хватайте, пока горячие! – гаркнул кто-то прямо ему в ухо.

Он обернулся.

– О, привет, господин Достабль, – сказал Виктор.

– Вечер добрый, паренек. Не хочешь ли славную горячую сосиску?

Виктор посмотрел на лоснящиеся трубочки в лотке, висящем на груди у Достабля. Пахли они заманчиво. Они всегда так пахли. А потом, вонзив в них зубы, вы в который раз обнаруживали, что Себя-Режу-Без-Ножа Достабль сумел найти применение таким частям животных, о наличии которых сами животные едва ли догадываются. Достабль справедливо полагал, что с большим количеством жареного лука и горчицы люди способны съесть что угодно.

– Студентам скидка, – заговорщицки шепнул Достабль. – Пятнадцать пенсов. Можно сказать, себя без ножа режу!

Он искушающе приподнял крышку сковороды, выпустив облако пара.

Растленный аромат жареного лука сделал свое злое дело.

– Разве что одну, – осторожно согласился Виктор.

Достабль выхватил сосиску и с обеих сторон пришлепнул ее надрезанной булочкой – точь-в-точь лягушка, на лету схватившая муху.

– Сосиска – объеденье, жизнь отдашь, – бодро пообещал он.

Виктор отщипнул кусочек лука. Пока вроде безопасно.

– А что здесь творится? – спросил он, ткнув большим пальцем через плечо в сторону хлопающего на ветру экрана.

– Представление какое-то, – сказал Достабль. – Горячие сосиски! Славные сосиски! – Он опять понизил голос до привычного заговорщицкого шепота. – Слышал, в других городах публика прямо с ума сходит. Они это дело там готовили, прежде чем сюда везти, в Анк-Морпорк.

Они смотрели, как Зильберкит и пара его помощников возятся с ящиком на треноге. Внезапно из круглого отверстия в передней стенке ящика вырвался ярко-белый свет и залил экран. Из толпы послышались ленивые возгласы одобрения.

– А, – догадался Виктор. – Понятно. И это все? Так это же театр теней. Только и всего. Меня когда-то дядя этим развлекал. Ну, двигаешь руками перед каким-нибудь светом, и из теней получаются всякие картинки.

– Да-да, – неуверенно припомнил Достабль. – «Большой слон», «парящий орел». Мой дед такие штуки умел показывать.

– А мой дядя обычно показывал «уродского кролика», – сказал Виктор. – Честно говоря, не умел он это делать. Иной раз выходило ужасно неловко. Мы все сидим и гадаем, что это – «удивленный ежик» или «дурностай во гневе», а дядя обижается и уходит спать, потому что на самом деле он показывал «Лорд Генри Прыггс и его солдаты побеждают троллей в битве при Псевдополисе». Не пойму, что тут особенного – обычные тени на экране…

– Не, я слышал, тут совсем другое, – поведал Достабль. – Я недавно продал одному типу двойную особую сосиску, так он и сказал: это, мол, картинки очень быстро показывают. Склеивают вместе и крутят одну за другой. Очень-очень быстро, говорит.

– Слишком быстро нельзя, – строго заметил Виктор. – Если картинки менять слишком быстро, мы их вообще не разглядим.

– Во-во, по его словам, вся штука здесь в том, что не видно, как картинки меняются, – пояснил Достабль. – Их нужно смотреть все сразу. Что-то в этом роде.

– Но они же будут расплываться, – возразил Виктор. – Ты об этом его не спросил?

– Гм… Нет, – признался Достабль. – Вообще-то, он очень быстро ушел. Сказал, что-то у него там разболелось.

Виктор задумчиво посмотрел на остаток сосиски в тесте и в ту же минуту почувствовал на себе чей-то пытливый взор.

Он перевел взгляд ниже. У ног его сидел пес.

Пес был небольшим, кривоногим, серый цвет чередовался с рыжими, белыми и черными пятнами. Псина изучала Виктора с самым пристальным вниманием.

Такого пронизывающего взгляда Виктор еще не видел. В нем не было ни угрозы, ни заискивания. Взгляд просто был очень протяжный, очень вдумчивый, словно пес желал запомнить все подробности, с тем чтобы позже дать представителю власти исчерпывающее описание.

Убедившись, что вполне завладел вниманием Виктора, пес перевел взгляд на сосиску.

Чувствуя стыд за свою жестокость к бедному бессловесному животному, Виктор бросил сосиску. Пес поймал ее и, не тратя сил на пережевывание, мгновенно проглотил.

Людей на площади прибавилось. Себя-Режу-Без-Ножа Достабль уже успел отойти и вел сейчас бойкую торговлю среди гуляк-полуночников, чей нетрезвый оптимизм брал верх над осторожностью. Впрочем, кому-кому, а им бояться было нечего. Наполненный не лучшей брагой желудок одинаково неприветливо встречает любую пищу.

Виктор постепенно оказался в гуще большой толпы. Причем здесь собрались не только люди. В нескольких шагах от себя он увидел огромную, мощную тушу Детрита, старого тролля, которого хорошо знали все студенты, так как его постоянно нанимали на работу туда, откуда надо было силой вышвыривать людей. Тролль попытался подмигнуть Виктору. Для этого ему пришлось закрыть оба глаза – Детриту нелегко давалась сложная мимика. Считалось, что, если бы Детрита можно было обучить чтению и письму настолько, чтобы он смог сесть и пройти тест на уровень интеллекта, этот самый уровень оказался бы ниже уровня стула, на котором тролль будет сидеть.

Зильберкит поднял мегафон.

– Дамы и господа, – провозгласил он, – вам выпала сегодня честь стать свидетелями поворотного пункта в истории века… – Он опустил мегафон, и Виктор услышал, как он торопливым шепотом спросил у одного из помощников: – Какое у нас сейчас столетие? Точно? – Затем он вновь поднял мегафон и продолжал напыщенно и воодушевленно: – …В истории Века Летучей Мыши! Вы присутствуете при рождении Движущихся Картинок! Картинок, которые движутся безо всякого вмешательства магии!

Он подождал аплодисментов. Их не последовало. Толпа молча таращилась на него. В Анк-Морпорке, чтобы дождаться аплодисментов, мало заканчивать каждое предложение восклицательным знаком.

Слегка обескураженный, Зильберкит продолжал:

– Говорят, Увидеть – Значит Поверить! Но, дамы и господа, вы не поверите Собственным Глазам! Вам предстоит узреть Триумф Естественной Науки! Чудо Века! Открытие Мирового Значения, я даже дерзну утверждать, Сотрясение Основ Вселенной!..

– Надеюсь, нас угостят здесь чем-нибудь поаппетитнее этой мерзкой сосиски, – раздался негромкий голос на уровне колена Виктора.

– …Овладение Природными Механизмами для сотворения Иллюзии! Иллюзии, дамы и господа, созданной без привлечения Магии!..

Взгляд Виктора медленно пополз вниз. Внизу никого не было – кроме пса, который в данный момент старательно чесался. Пес неторопливо поднял глаза на Виктора.

– Гав? – осведомился он.

– …Возможности для Образования! Искусств! Истории! Благодарю вас, дамы и господа. Дамы и господа, Вы Ничего Такого Не Видели!

Он снова помолчал, предвосхищая аплодисменты.

Кто-то в переднем ряду метко заметил:

– Это верно! Пока мы ничего не видели.

– Да уж, – отозвалась женщина рядом с Виктором. – Заканчивай с болтовней и показывай нам свои тени.

– Правильно! – подхватила другая женщина. – «Уродского кролика» давай! Очень он моим ребятишкам нравится.

Виктор ненадолго отвел глаза в сторону, чтобы усыпить бдительность пса, потом быстро повернулся и в упор взглянул на животное.

Пес дружелюбно разглядывал толпу и, судя по всему, не обращал на Виктора ни малейшего внимания.

Виктор хлопнул себя ладонью по уху, потряс головой. Эхо, наверное. Или что-нибудь вроде. Дело не в том, что пес издал звук «гав», хотя уже одно это было бы необычным, ведь большинство собак во вселенной никогда не издают звук «гав», их лай более сложен – «уав» или «р-р-рав». В общем, не в этом дело. Пес вообще не лаял. Обычная собачья реплика «гав» была отчетливо произнесена.

Виктор помотал головой и снова стал глазеть на Зильберкита, который спустился со своего места перед экраном и дал знак одному из помощников, чтобы тот начинал крутить ручку, приделанную сбоку ящика. Раздался скрежет, который постепенно перешел в равномерное пощелкивание. Смутные тени заплясали на экране, а потом…

Последнее, что запомнил Виктор, это голос рядом с его коленом:

– Могло быть хуже, шеф. Я ведь мог и «мяу» сказать.

Голывуд грезит…

Прошло восемь часов.

Мучимый тяжким похмельем, Думминг Тупс виновато поглядел на пустующий соседний стол. Что-то не похоже на Виктора – пропустить экзамен. Он всегда говорил, что риск его бодрит.

– Приготовьтесь перевернуть экзаменационные билеты, – объявил дежурный экзаменатор в дальнем конце зала.

Шестьдесят сердец шестидесяти будущих волшебников напряженно замерли в гнетущем, непереносимом ожидании. Думминг нервно теребил свою приносящую удачу ручку.

Волшебник на возвышении опрокинул вверх дном песочные часы.

– Можете начинать, – провозгласил он.

Некоторые из особенно самоуверенных студентов перевернули свои билеты, даже не прикасаясь к ним – просто щелкнув пальцами. Думминг люто ненавидел подобных типов.

Он потянулся к своей приносящей удачу чернильнице, в нервной спешке промахнулся и – перевернул ее. Черный поток залил экзаменационный вопросник.

От ужаса Думминг аж задохнулся. Быстренько расстелив на поверхности стола подол мантии, он попытался промокнуть чернила. Сушеную лягушку, которую он держал при себе на счастье, смыло в неизвестном направлении.

Сгорая от стыда, роняя чернильные капли, он с мольбой взглянул на председателя волшебной комиссии и просительно указал глазами на пустой соседний стол.

Волшебник кивнул. Думминг, исполненный благодарности, бочком перебрался через проход, подождал, пока успокоится сердцебиение, и очень осторожно перевернул лежащий на столе билет.

Десять секунд спустя он вновь перевернул билет, ожидая-таки найти остальные вопросы, которые, видимо, залезли на оборотную сторону листа.

Вокруг царило напряженное молчание; в пятидесяти девяти головах натужно шевелились извилины.

Думминг опять перевернул билет.

Быть может, какая-то ошибка? Нет… Вот университетская печать, подпись аркканцлера – все на месте. Возможно, однако, это какое-то особое испытание. За ним наблюдают, ждут, что он будет делать.

Думминг украдкой огляделся по сторонам. Остальные студенты были поглощены работой. Должно быть, все-таки ошибка. Точно. Чем дольше он размышлял, тем логичнее казалось это объяснение. Аркканцлер, должно быть, подписал билеты, а потом, переписывая их, один из секретарей дошел до самого важного, первого вопроса, и тут его, вероятно, куда-то позвали, да мало ли что могло произойти – в общем, никто не заметил, как лист положили на стол Виктора, но тот не явился на экзамен, и лист достался Думмингу, а это значит, решил Думминг во внезапном приступе благочестия, сами боги возжелали, дабы он получил этот экзаменационный билет. И пренебречь такой возможностью будет сущим кощунством или как там это называется.

А его ответ они обязаны будут принять. Думминг не зря жил в одной комнате с величайшим в мире знатоком экзаменационной процедуры – кое-чему он выучился.

Думминг еще раз взглянул на вопрос.

«Имя и фамилия экзаменуемого», – гласил он.

И Думминг на него ответил.

Даже подчеркнул свой ответ, воспользовавшись счастливой линейкой.

А еще немного погодя, желая явить свое прилежание, чуть выше он написал: «Ответ на вопрос номер Один».

Спустя еще десять минут, строчкой ниже, он приписал: «Что и является именем и фамилией экзаменуемого». Это он тоже подчеркнул.

Бедный старина Виктор будет очень жалеть, что упустил такой случай, подумал он.

Кстати, где же Виктор?

Дороги к Голывуду еще не было. Всякий, кто намеревался туда попасть, должен был двигаться по Щеботанскому тракту. Затем нужно было свернуть и шагать через скудный ландшафт в сторону песчаных дюн. Обочину украшали цветочки львиного зада и куриной глухоты. Мирная тишина подчеркивалась гудением пчел и далекой песней жаворонка.

Виктор Тугельбенд сошел с дороги там, где обочина была разворошена и примята множеством телег и ног. Как явствовало из более подробного осмотра, следы были в основном свежие.

Впереди ждал долгий путь. Виктор зашагал дальше.

В каком-то отдаленном уголке сознания тонюсенький голосок надоедливо вопрошал: «Где я? Чего ради я это делаю?» Тогда как у другой части сознания подобных вопросов не возникало: Виктор вовсе не обязан был идти туда, куда шел. Однако сейчас он был подобен жертве гипноза, твердо убежденной, что в любую минуту она может выйти из подчинения, просто ей не хочется. Поэтому Виктор предоставил своим ногам шагать куда им вздумается.

Он сам не знал, куда идет и зачем. Знал лишь, что он должен стать частью чего-то очень и очень важного. И что такой возможности ему больше не представится.

Чуть позади, быстро нагоняя Виктора, следовал Себя-Режу-Без-Ножа Достабль. Не будучи прирожденным наездником, время от времени он падал с лошади – и только поэтому еще не поравнялся с Виктором. Кроме того, Достаблю пришлось ненадолго задержаться в городе – чтобы по дешевке продать свое сосисочное предприятие одному гному, который теперь никак не мог нарадоваться своей удаче (его радость не омрачилась даже после того, как он отведал сосисок). Достабля тоже что-то звало – и в зове том звенело золото.

Много позади него, бороздя передними лапами песок, тащился тролль Детрит. Трудно с уверенностью сказать, о чем именно размышлял тролль, – так же как невозможно сказать, о чем думает почтовый голубь. Скорее всего, тролль, как и голубь, просто знал: там, где он сейчас, вовсе не то место, где он, по идее, должен быть.

И наконец, позади всех по дороге двигался фургон, запряженный восемью лошадьми, – он вез груз строительного леса для Голывуда. Возница тоже ни о чем особенно не думал, разве что слегка недоумевал по поводу странного происшествия, случившегося с ним в предрассветной тьме на выездной дороге из Анка. Голос из придорожного мрака вдруг окликнул его: «Именем городской стражи приказываю остановиться!» И возница, разумеется, тут же остановился, но, оглядевшись по сторонам, никого не увидел.

Однако сейчас повозка, грохоча, проезжает мимо нас, и мы, гипотетические наблюдатели, видим маленькую фигурку Чудо-Пса Гаспода, который тщетно пытается устроиться среди бревен. Этот пес тоже направляется в Голывуд.

И тоже не знает – зачем.

Но полон решимости узнать.

Столетие Летучей Мыши близилось к исходу, и в эти дни вряд ли кто поверил бы, что за делами Плоского мира пристально и нетерпеливо следят умы, превосходящие Ум Человеческий своей мощью или, по крайней мере, злобой; что дела эти рассматриваются и изучаются с тем же вниманием, с каким три дня голодавший человек рассматривает и изучает особое предложение «Все-Что-Успеешь-Сожрать-На-Доллар», выставленное у входа в «Реберный дом Харги»…

Хотя большинство волшебников смогли бы поверить, только им никто ничего не сказал.

А уж библиотекарь поверил бы точно.

И госпожа Мариетта Космопилит, что живет в доме номер 3 по улице Щеботанской в Анк-Морпорке, тоже поверила бы. Но она также верила, что земля круглая, что перышко чеснока в бельевом ящике комода отгоняет вампиров, что время от времени полезно побыть на людях и посмеяться, что в каждом есть что-то хорошее – надо только знать, где искать, и что три отвратительных гнома всякий раз подсматривают, когда она раздевается перед сном[4].