Рожденный Богом Рожков Александр

– 1 —

В палате суетилась реанимационная команда, но Родов знал, что это бесполезно. Как бы в подтверждение этому закричало крохотное тельце у него на руках и с силой сжало своими маленькими пальчиками его палец. Петр Михайлович всегда знал, что реанимация не поможет. Екатерина Волосова стала в его практике… третьей, кто умер сразу после родов. Доктор горевал, что мать ушла, так и не познав своего дитя, но он верил, что тем самым она отдает свою силу и душу ребенку, которого носила все это время под сердцем.

У раковины тошнило молоденькую медсестру, а акушерка, приняв кричащего Илью из рук Родова, унесла его в отделение для новорожденных.

– Время рождения полдень, – сказал он, прежде чем акушерка вынесла младенца. – Время смерти… двенадцать ноль пять, – прикрыв глаза, сообщил он реаниматологам.

За окном, впервые за несколько недель, шел дождь. Мокрая серая стена отгородила мир от солнца, что старалось проникнуть сквозь прозрачные нити воды и не могло. Лес стал темным, словно дождь решил смыть его зеленый окрас и показать истинный цвет – грязный. Воздух наполнялся влагой, но Петр Михайлович чувствовал себя так, как будто его тело мгновенно иссохло, отдав всю живительную влагу для этого дождя за окном.

– Здравствуй, Власий Петрович.

– Здравствуй, здравствуй, Петр Михайлович, – пожал собеседник руку.

В кабинете Родова сидел человек лет шестидесяти с длинными седыми волосами, собранными в конский хвост, длинной седой бородой, посредине которой, как бы пробегала черная тропка – в молодости его волосы были темнее. Власий Петрович был среднего роста, но до сих пор могуч в плечах, хотя ходил, опираясь на палку – левая нога подводит. Карие глаза казалось, наблюдают за тобой повсюду, будь ты даже за спиной. Он был одет в кожаные штаны и коричневую рубашку, расстегнутую на груди. Старик больше напоминал хиппи, за которого его часто и принимали, оборачиваясь в след и крутя пальцем у виска – дед сошел с ума на старости лет1.

– Как все прошло? – заинтересованно поинтересовался Волосов Власий Петрович.

– Екатерину жаль, – тихо выдохнул Родов. – Молодая ведь еще. Ей бы рожать и рожать, а она… – он посмотрел в открытое окно, в котором начинал разбег новый день.

– Да, жаль Катюшу – хорошая девка была, – вздохнул Власий. – Илья как?

– Как мы и ожидали: здоровый мальчик, крепкий и хватка у него, – Петр Михайлович вспомнил, как младенец держал его за палец. – Молоко пьет за троих, если так дальше пойдет, надо будет пополнять наши запасы.

– Михалыч, как думаешь это?.. – старик осмотрелся, будто боялся, что их подслушивают. – Думаешь, это ОН?

– Не знаю, Петрович. Не знаю. Все совпадает, но кто даст гарантию, что в это, же время где-то еще не родился такой, же ребенок, – доктор внимательно посмотрел на собеседника.

– Никто не даст, – согласился Власий. – Все же надеюсь, что Екатерина погибла не зря, дав жизнь новому человеку… Когда ты его выпишешь?

– Я бы хотел его еще понаблюдать, – поспешил ответить Родов. – А через пару дней можешь забрать его. Ты ведь у него теперь один остался, – тяжело вздохнул он. – Ни матери, ни отца…

– Да, жалко Кольку, хорошим был сыном – послушным и понятливым.

– Кто же знал, что та плита рухнет на него за месяц до появления сына.

– Работа убила его, – прикрыл старик глаза, вспоминая тот день.

Каково это услышать, что твоего сына на стройке убило сорвавшейся бетонной плитой? Екатерина тогда была на даче у матери. Она так и не узнала, потому что сразу с дачи попала в больницу, а здесь ей сказали, что Николая отправили в срочную командировку. Главное, чтобы она не нервничала, главное – ребенок.

– Ну здравствуй, внучок, – принимал новорожденного в руки Власий.

Два дня пролетели в заботах. Волосов понимал, что теперь его жизнь измениться, ведь до этого он не думал, что будет… дедом-одиночкой. Странно звучит, не правда ли? Об отцах и матерях-одиночках все слышали, но чтобы старик воспитывал внука… попахивает нонсенсом. Тем не менее, Власий Петрович, вручив букет полевых цветов медсестре, взял из ее рук маленький кулек, который в это время спал.

В это время за воротами роддома исходился нетерпением водитель такси. Нет, то, что дед задерживается ему только на руку – счетчик-то включен. Его злило, что пока он тут прохлаждается, его смена подошла к концу и в это время он должен седеть в автопарке и»«забивать козла»» с остальными мужиками. Так ведь нет, надо было старику позвонить за десять минут до конца смены, а диспетчеру – вот дрянь – послать именно его. А все потому, что вчера он отказал Ленке – тридцатипятилетней бабе, которая положила на него глаз.

Он уже несколько раз в нетерпение давил на клаксон, надеясь, что это подгонит старика.

– Наконец-то, – пробурчал он, когда на асфальтовой дорожке показался старый мужчина с ребенком на руках. Он медленно ковылял, так как палка была зажата подмышкой. – Давай, дед, шевели костылями, – выругался таксист и вновь нажал на клаксон.

Раздался противный гудок. Власий оторвал взгляд от мирно спящего Илюши, которого даже не разбудил этот звук и, нахмурившись, посмотрел на водителя.

– Зачем гудишь, ребенка разбудишь? – негромко произнес он, вглядываясь в лицо мужчины за»«баранкой»».

Таксист увидел, как старик поднял голову и посмотрел на него. Он смотрел беззлобно, как-то укоризненно, словно на нашкодившего ребенка, но почему его тогда прошиб пот? Ладони вспотели и соскользнули с руля, а в горле пересохло так, что он был готов сейчас выпить литра два пива залпом. Вместо злости и раздражения в теле появился страх. Не такой как при встрече с кем-то более грозным и опасным чем ты сам, а… Казалось, ты боишься этого старика, как своего отца: если что – выдерет.

Счетчик мерно отсчитывал время, по дороге неспешным шагом шел старый человек с новорожденным внуком на руках, а в салоне такси водитель исходил нервами. Он сам выбежал, когда Власий Петрович подошел к машине, и открыл дверь, пропуская его внутрь. Потом тихо закрыл ее и так же осторожно сел за руль, стараясь как можно меньше шуметь, словно от этого зависела его жизнь. Старый мотор недовольно заворчал, пару раз чихнул, и машина тронулась. Это был первый раз, когда таксист не нарушил не одного правила движения: скоростной режим, светофор, знаки – все соблюдено.

Волосов никак не мог налюбоваться на мальчика. Его маленький носик – как у отца, ушки, темненькие волосики, что пробиваются из-под шапочки. Волевой подбородок – это дедовская черта, а вот синие глаза – все, что осталось от матери. Маленькое тельце было почти невесомым, и первое время Власий даже боялся не смотреть на него, ведь может и не почувствовать, что в руках кто-то есть.

Старообрядческая улица, дом три: такси остановилось точно возле подъезда и водитель, словно лакей, распахнул заднюю дверь, помогая выйти старику.

– Сколько? – не глядя, спросил Власий.

– Ничего, ничего, это подарок, – чуть ли не отскочил в страхе от него таксист. – Такая радость, а вы про какие-то деньги, – чуть ли не пролебезил он.

Волосов только улыбнулся, но сунул в карман испуганного водителя трешку. Машина, взвизгнув покрышками, скрылась в ту же секунду, как Петрович ступил на первую ступень дома.

– Ну, здравствуй, здравствуй, Щур, – потрепал старик собаку. – Соскучился поди, пока я за внучком-то ездил?

Пес пару раз негромко тявкнул, понимая, что не стоит будить спящего малыша.

Власий присел на корточки, хотя нога при этом отдала старой болью, и дал собаки понюхать нового жильца.

– Запомни, Щур, теперь и он под твоей защитой, – пес посмотрел на старика. – Да, он важнее меня, отныне это твой хозяин.

Щур вновь негромко тявкнул, как бы соглашаясь с новыми правилами. Пес был из породы кавказских овчарок: крупная особь, с массивной головой и крепкими челюстями. У него был необычный рыжий окрас и, порой, когда солнце подсвечивало его, казалось, что собака объята пламенем.

– 2 —

– Де-е-да-а, – протянул карапуз.

– Правильно, Илюша – деда, – улыбнулся Власий, глядя, как внук прыгает на кроватке, держась за деревянные прутья.

– Де-да-де-да-де-да-де-да-де-да, – зашумел радостно малыш, пуская пузыри. Лицо его так и светилось от радости, а ноги все не переставали двигаться, невысоко подбрасывая тельце.

Илье всего одиннадцать месяцев, а он уже шустро бегает и пытается говорить. Порой он сидит в кровати и что-то свое мастерит: то складывает домик из игрушек, то отрывает им ноги, а потом пытается закрутить обратно. Взгляд его при этом задумчивый, словно он решает задачу не меньше вселенского масштаба, язык высунут, а по подбородку стекает слюна. Власий любит наблюдать за внуком и не вмешивается в его игры, пока малыш не попросит его об этом. При этом он делает такой жалобный вид, протягивает игрушку в маленьких ладошках и чуть ли не плача говорит:»«Де-да»». Трудно удержаться, чтобы не засмеяться при этом, но Волосов старался держать лицо и со всей строгостью осматривать повреждения. Он садился рядом с Илюшей, и они вместе решали что делать.

– Может так? – спрашивал Власий Петрович, примеряя ногу к кукле.

– Не-е, – строго говорил карапуз.

– А если так? – старик поворачивал сломанную деталь по-другому.

– Де-да, де-да, – радостно кричал малыш, подпрыгивая на маленьком стульчике.

Власий принимал задумчивый вид, легко чинил поврежденную игрушку и отдавал ее внуку. Столько радости нельзя передать, книга попросту не вместить ее всю.

– Деда, а откуда дети белуться? – как-то задумчиво спросил четырехгодовалый Илья, собирая разноцветную пирамиду.

Власий аж чаем поперхнулся. Не то чтобы вопрос стал для него неожиданным, просто он не предполагал, что он прозвучит в таком возрасте.

– Как тебе сказать, – откашлялся старик. А, действительно – как? – Все начинается с того, что встречаются мама и папа… – начал он.

В детсаду был собран большой коллоквиум и на повестке дня стоял только один вопрос: «Откуда берутся дети?»

– Не-не, их птиця плиносит! – кричала девочка справа.

– А мне папа говорил, их находят в цветах, – важно заявил мальчик слева, тот, что в очках.

Илья всего две недели ходил в сад, что рядом с их домом и не всех еще знал по именам. В саду ему нравилось: здесь было много детей, с которыми он усел подружиться, вкусно кормили, а еще тут было много игрушек и добрые тетя, которых все называли»«во-спита-тель»». Илюше нравилось здесь и сейчас он кружкой по полу, призывал всех к молчанию.

– Вы сто, не плавильно все, – замахал он на остальных ручками. – Мне деда говолил, сто все не так. Снасала встлечаются мама и папа, потом они целуются… – вот тут хор ребятишек совсем умолк, распахнув удивленные глазенки и внимая каждому слову Ильи, – … а потом они, – карапуз сделал большие глаза и выдал всю правду, – идут на оголод и ищут детей в капусте.

Раздался дружный вздох удивления, и некоторый малыши начали задумчиво потирать затылки, видимо, стараясь представить себе этот процесс.

– Ребята, – прервал их воображение голос воспитателя, – у нас новый мальчик. Вот… познакомьтесь.

Зинаида Павловна отошла в сторонку, а у нее за спиной стоял мальчуган четырех лет. Непослушные рыжие волосы, которые все же пытались побороть с помощью воды и какого-то геля, от чего его голова казалась прилизанно-всклокоченной. Голубые глаза, несколько веснушек вокруг озорно вздернутого носа и палец, увлеченно путешествующий по неизведанным глубинам носа.

– Его зовут Георгий Веснов, прошу любить и жаловать, – представила воспитательница мальчика.

Дети понимали, что такое»«любить»», но никто из них не понимал, что значит»«жаловать»». Что это за странное слово такое и, что оно означает, было для них загадкой, которую они так и не разгадали. Но сейчас не об этом.

– Здр-р-равствуйте, – прорычал мальчик, протягивая букву»«р»». При этом у него получилось изобразить мотор машины, чем он вызвал смех у остальных.

– Илья, – вежливо поздоровался Волосов, протягивая маленькую ладошку – так здоровался дедушка и сейчас он старательно повторяет его.

– А меня зовут Геор-р-ргий, – медленно произнес новенький, вытащив палец, а потом тут же быстро выпалил, – а еще Гоша, Гога, Гер-ра, Жора, Егор-р и Егуня.

С каждым новым именем Илюша поднимался все выше, но на последнем плюхнулся обратно на горшок, а Веснов вновь увлеченно засунул палец в нос и начал там что-то искать.

Да, забыл сказать, что обычно острые вопросы:»«Откуда берутся дети?»»,»«Почему небо синее, а дождь мокрый?»»,»«Почему ветер дует, и холодно?»» – решались на общем собрании в туалете. Дети кругом, усаживаясь на горшки, словно на кресла и начинали обсуждение. Видимо им так лучше думалось.

В тот день они так и не пришли к общему мнению»«Откуда берутся дети?»», зато многим понравилась идея новенького.

– А мне папа говор-р-рил, – опять прорычал он, – что меня пр-р-ринес добр-р-ый волшебник.

Сразу же со всех сторон посыпались вопросы: «какой, а как он выглядел, во что он был одет?» – девочки интересовались, «было ли у него оружие или хоть бы собака?» – это уже со стороны мальчишек.

Гоша рассказывал, да так, что все сидели с открытыми от удивления глазами и ртами, в которых можно было устроить не одно гнездо. В конце выяснилось: волшебник был одет в розовое, был красив, носил с собой автомат и имел сторожевую собаку. Которая и держала новорожденного в зубах, прежде чем отдать его родителям. Удовлетворенны были все и мужская и женская половины»«зала заседаний»», а новенький прочно вписался в коллектив.

– Волосов… Илья, к доске, – усталым голосом позвала учительница.

Из-за третьей парты поднялся паренек тринадцати лет. Аккуратно зачесанные назад волосы, добротный костюм, под партой дипломат. Илья резко отличался от своих сверстников: ему не хватало очков, и издалека его можно было бы принять на учителя, что происходило уже не раз.

– Давай, Волосов, реши нам эту задачу. Садись, Веснов, очередная двойка, – с грустью в голосе произнесла Венера Ильинична, рисуя красной ручкой в дневнике»«лебедя»». – И когда ты за ум возьмешься? – вздохнула она.

– Эх, Венера Ильинична, я бы взялся за него, да вот только черепушка мешает, – притворно тяжело вздохнул Георгий и попытался добраться до мозга, копошась во все еще непослушных волосах.

Учительница закатила глаза, а класс грянул от смеха.

– Давай, брат, нарисуй им ответ, – ткнул Гошка Илью под ребро и озорно подмигнул.

– Все, все, класс, – сама еле сдерживалась от смеха Венера Ильинична. – Илья… давай, – кивнула она на доску.

На черной поверхности была выведена несложная задача с дробями – три действия и она решена, но, все на что хватило Веснова – правильно написать план. Илья уже давно ее решил в тетради и как мог, старался подсказать другу, что мучился возле доски, но Гошка, то ли не слышал, то ли не хотел слушать. Он больше кривлялся, чем писал, за что и схлопотал очередной»«неуд»».

– Вот, Веснов, бери пример с Волосова, – наставительно указала учительница на доску, на которой уже было решение. – Садись, Илья – пять.

– Ох, Илья Николаевич, закончишь ты школу с красным дипломом, – который раз пригрозил Георгий другу, когда тот вернулся за их общую парту.

– Ничего, мы еще побарахтаемся, – ответил ему Илья.

Они дружат с детского сада. Вместе сидели на горшке, рядом спали, играли в игрушки, даже маленькие парты стояли бок обок. С тех пор прошло девять лет, они подросли, наконец-то узнали, оттуда берутся дети, и нашли ответы на другие»«важные»» вопросы. Георгий, худенький веселый паренек, с рыжими непричесанными волосами и кучей веснушек по всему лицу. Он бесшабашен, любит шутить, дурачиться и сидение в школе для него мука. В отличие от Ильи. Волосов-младший почти одного роста с другом, но он всегда причесан, аккуратно одет, вежлив, где нужно. Илюша (как его порой называет дед) хорошист, но не отличник как Генка Морозов, вон он сидит на первой парте и внимательно слушает учителя математики. Генка тоже из их старой компании, это он когда-то утверждал, что детей находят в цветах.

Илья мог бы стать отличником, ему для этого нужно было чуть-чуть поднапрячься, но… он не хотел. Уроки и знания давались легко, он все запоминал пусть не с первого, так со второго раза и порой ему было не интересно сидеть на занятии, потому что он уже знал его.

Вот удивляет, как Гошка доучился до шестого класса с его отношением к урокам? Ответ кроется как всегда рядом – Илья. Это он его тянул с первого занятия в первом классе, когда вместо того чтобы слушать учительницу Гога залез на стул и выдал гимн СССР. Антонине Федоровне стало плохо, а классу слишком смешно – так Веснов первый раз попал к директору… где на бис исполнил тоже произведение. Вскоре кабинет директора стал для него родным, уж слишком часто его туда отправляли за хулиганское поведение. А все хулиганство состояло в том, что он скажет что-нибудь простое, а весь класс хохочет и срывает урок. Особенно у него случались, как он сам говорит:»«обострения»». Происходит это весной: вместо того чтобы исправлять набранный за год»«трояки»» и»«двойки»» он как будто с ума сходит. Шуточки, проказы, розыгрыши льются нескончаемым потоком, и ничего тут не поделаешь. Остается только разводить руками, что и делали учителя, иногда лишь приглашая в школу его родителей – толку мало.

Однако сейчас только начало учебного года.

– Илюх, может ну эту физру, пошли лучше в лес, – подначивал Волосова друг.

– Георгий, Георгий, ну когда ты возьмешься за ум, – горестно вздохнул он, правдоподобно скопировав Венеру Ильиничну. – Пошли, конечно, все равно последняя пара, – улыбнулся он, и скоро они уже были на улице, устремляясь в сторону леса.

За прошедшие года лес немного поредел, но не утратил своего величия. В нем… да, именно в нем – в лесу, появлялись новые дома, улицы, школы, магазины, но все же он до сих пор хозяйствовал на этих просторах.

Мальчики вбежали под сень деревьев и устремились по еле заметной тропе вглубь. Еще несколько лет назад, когда оба только-только поступили в школу, они часто заглядывали сюда и играли в исследователей. В один из игровых дней они забрели довольно далеко и даже испугались, что не смогут вернуться обратно. Тут бы вступить в силу панике, слезам, крикам, но в это время они наткнулись на старую избушку. Деревянная, низкая, перекосабоченная и скрипит, стоит на нее даже дунуть, но ребята были в таком восторге, что забыли о своих неприятностях.

Внутри домика валялся какой-то мусор, пара сломанных стульев и трухлявый стол, который рассыпался, когда Илья оперся на него. С этого дня избушка стала некой штаб-квартирой, в которой друзья устраивали заседания для разрешения новых»«важных»» вопросов, здесь они играли и порой даже делали уроки. Точнее Илья делал, а Георгий в это время»«ходил на голове»». Они привели дом в порядок, сами сделали для него стулья и стол, заколотили стену и подправили потолок, который протекал в особо дождливые дни.

Вот и сейчас они устремились к своему убежищу, о котором никто не знал – это их тайна. Вокруг стоял густой лес, касаясь избушки своими ветвями-пальцами, кустарник облеплял ее со всех сторон так, что можно было пройти рядом и не заметить постройки.

– Эй, Жык, смотри, опять эти двое.

– А-а, сладкая парочка, – протянул тот, кого назвали Жыком. – Стах, давай поиграем с ребятками, – усмехнулось существо.

– Илюшь, ты не понимаешь, – пытался втолковать Гоша, – Танька не та девчонка, ради которой стоит так надрываться. Тем более что Наташка на тебя глаз давно положила.

– Да, конечно, – как-то неуверенно возражал парень, – но все же.

– Слушай, поверь мне как другу…

– Ты и есть мой друг.

– Вот я к чему и веду – с Танькой у тебя не выгорит. Потом говорят, что она снюхалась с каким-то старшеклассником.

– Гош, ты не понимаешь…

– Привет, голубки, – раздалось вдруг из кустов.

Друзья недоуменно переглянулись. По их идеи в этой чаще никого не должно быть, тут даже птицы не всегда поют. Они начали оглядываться, стараясь отыскать новый источник речи.

– Ну, что смотришь? Глазенки не вылупливай, а то на лоб уползут, – тем временем вновь раздался несмешливый голос.

– Ты где? – не выдержал Веснов.

– Гошка, уходим, – тихо произнес Илья, поднимая тяжелую ветку с земли.

– Куда это мы собрались? – прозвучал прямо над ухом вопрос.

Ребята обернулись и на миг опешили, увидев, что на высоте трех метров, на голой от веток сосне сидит… а может, висит?.. бомж. По-другому назвать вот это нельзя. Рваная одежда, весь всклокочен, лицо такой, словно неделю не просыхал, удивляло только одно – как он держится?

– Ну что, голубки, прогуливаетесь? – тем временем спросил Жык.

– Нет, – осторожно ответил Георгий.

– А я думаю – да, – вышел из кустов Стах, ровно позади ребят, отрезая им путь.

– Куда катиться молодежь, – ухмыльнулся, спрыгивая с ветвей другого дерева Рог. – Уже даже не скрывают, что «голубки».

– Осторожнее, дядя, – Илья направил ветку на бомжей, которых уже было трое.

– Ой, ой, ой, какой не хороший мальчик, направил веточку на бедного дяденьку, – улыбаясь кривыми зубами, вырос перед ребятами еще один оборванец.

– Стык, эти любовнички думают, что про их игры никто не знает, – в голос рассмеялся Рог, подталкивая собрата в ребра. – Может они нам покажут, как это делается? А то мы люди темные, в лесу живем и городских обычаев не знаем – вдруг это сейчас модно.

Бомжи заржали, а тот, кого назвали Стыком, недобро блеснул глазами. Вот тут ребята поняли, что нужно делать ноги иначе… Про»«иначе»» думать не хотелось, но картинки недалеко будущего посетили обоих, и они не кончались ничем хорошим.

– Жык, слезай, поможешь голубкам решиться, – тем временем оскалился Стах, – а то они застыли от нетерпения.

– Беги! – решился Илья и с размаху врезал ближайшему бомжу веткой по голове.

Гошка рванул, что есть силы, умело, проскальзывая под руками одного из мужиков, который пытался его остановить. До избушки было всего несколько метров, и Веснов бежал именно туда.

– Урод, – взвыл Рог, хватаясь за обожженное ударом лицо. – Убью, – вскричал он, протягивая к Илье длинные пальцы.

Волосов не стал дожидаться, пока его схватят, а быстро прошмыгнул сквозь зазевавшихся от такой наглости бомжей и побежал следом за Георгием.

– Поймать их! – донеслось ему в спину, и парень припустил быстрее, понимая, что единственное место, где они могут спрятаться – их лесной домик.

– Илюха, быстрее! – кричал ему, стоя на пороге, Гошка.

Парень влетел в дом и Веснов тут же закрыл дверь. Не так много вещей было внутри, чтобы забаррикадироваться, ведь простой замок, вряд ли выдержит долгий натиск.

– Открывайте, ублюдки! – взорвалось за дверью. – Открывай дверь, гаденыш, иначе выломаю ее!

– Илюха, что делать? – не то чтобы испуганно, но взволнованно спросил Гошка.

– Держи, – Илья сломал об пол стул и бросил одну ножку другу.

В это время в дверь стучали, били, ломились, стараясь ворваться внутрь. Рог бесился и не оттого, что его ударили – он не чувствовал боли, а потому что его посмел ударить человек. Это разъярило больше всего, и сейчас он хотел только одного.

– Убью, тварь!

Жык, Стах и Стык пытались его успокоить и как-то урезонить, но существо было не остановить. Оскорбление, нанесенное человеком, могло быть прощено только в одном случае – обидчик должен умереть. Как раз сейчас он этого и добивался.

– Открой, ну открой, – жалобно выл под дверью Рог. – Я тебе глаза вырву, сука! – тут же переходил он на крик.

Дверь трещала, готовясь упасть в любой момент. Стол и два стула, один из которых сломан, не удержат натиска, а он все усиливался. Илья старался сосредоточиться, хотя трудно это сделать, когда сердце готово вырваться из груди, а ноги хотят убежать как можно дальше, но дальше только стена. Ножка стула мелко подрагивала в руке, потому что не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: дверь не выдержит, и будь ты даже качком переростком, против четырех разъяренных противников тебе не выстоять. Гоша стоял, зажмурив глаза, и что-то быстро шептал, двигая одними губами, слов не слышно, но и так понятно, что это не заказ пиццы по межгороду – молитва.

Сила ударов нарастала, а слабая дверь сдавала позиции, грозясь оставить ребят один на один с грозными бомжами.

– …Защити, – выдохнул Георгий и плюнул на пол кровавым сгустком.

Илья так ничего и не понял, только вдруг в дом ударил сильный порыв ветра, завыв в щелях так, словно стая волков одновременно попала в капкан. Избушка затрещала, грозясь попросту перевернуться, удары на дверь прекратились, как и оскорбления, но ненадолго. Вместо криков раздался треск ломаемых веток… жалобный скулеж, и кто-то быстро заговорил на незнакомом диалекте. В ответ на явное увещевания сильнее завыл ветер, а потом раздался крик, и в стену несколько раз что-то сильно ударилось. Прежде чем все стихло, раздался удаляющейся стон – уходящему было очень больно.

– Что это? – со страхом в глазах посмотрел Илья на Георгия.

– Не знаю, – сглотнул тот подступивший к горлу комок.

– Эй, там есть кто-нибудь? – вдруг раздался зычный голос и в дверь постучали.

Ребята вздрогнули, да так, что казалось по всему дому пошли волны.

– Не бойтесь, они ушли, – тем временем продолжал голос. – Откройте. Я лесник. Меня не стоит бояться.

Легко сказать»«не стоит»», когда несколько минут назад тебя хотели разорвать на мелкие кусочки кучка сумасшедших бомжей. Кто даст гарантию, что это не их уловка, дабы выманить парней из хрупкого убежища? Веснов еле стоя на ногах, осторожно подошел к двери и прильнул к щелям, коими она была щедро награждена. Он всматривался несколько секунд, а потом отбросил ножку стула и смело открыл дверь.

– Привет, хлопцы, – поприветствовал ребят бородатый мужчина.

– 3 —

– Дядя Мить, а кто это был? – задал животрепещущий вопрос Илья.

– Так шушера мелкая, – отмахнулся лесник. – Они, в общем-то, безобидны.

– Ничего себе»«безобидны»», да они нас чуть на лоскуты не порвали, – громко возмутился Георгий, отхлебнув из чашки горячего чая.

Когда Веснов открыл дверь за ней стоял мужчина на вид лет пятидесяти. Черные, почему-то отдающие зеленым, волосы, да и длинная борода такая же; горбатый нос; жесткие губы; загорелая кожа казалось вырубленная из дерева, а жилы, словно корни, переплетаются на оголенных по локоть руках. Однако при кажущейся строгости серые глаза смотрят на ребят с добротой. На леснике добротный костюм цвета хаки, отчего он сливался с окружающей местностью и черные высокие сапоги, словно он собрался ходить по болоту.

– Как вы, ребят? – первое, что он спросил, когда дверь была открыта.

– Вы кто? – вместо ответа, выглянув из-за двери, осторожно поинтересовался Илья.