Эммануэль. Антидева Арсан Эммануэль
– Но какому мужчине под силу ласкать себя передо мной так, как ласкает женщина? Даже если представить, что мужчина сгорает от желания, – говорит он. – Не стоит дарить мне то, что дарят другие.
Эммануэль не протестует, снимает кофточку, улыбается, созерцая свою прекрасную наготу. Ее руки скользят по ее любимому телу, поднимаются к грудям, приподнимают их, сжимают соски, чтобы те затвердели, стали чувствительными, как клитор, затем резко отпускают соски, ласкают грудь круговыми движениями, будто успокаивая начавшийся спазм, медленно опускаются к бедрам, затем скользят к подмышкам, вновь нащупывают заждавшиеся груди и вознаграждают их за терпение.
Губы в пустоте ищут губы и груди, жаждущие любви. Но рука находит собственную вагину и решительно направляется к узенькой щели, размером с крошечную трещинку, спрятанную в розовом бархате плоти. Пальцы крутятся в этой трещинке, будто сверлят ее, раздражают ее, щекочут, легонько царапают ногтями, сдавливают ее.
Глаза теперь закрыты, ягодицы напряжены, голые ноги лежат буквой V, и все тело напоминает черно-охрово-розовое распятие в прозрачных сумерках.
Эммануэль переполняет нежность к самой себе, она рыдает и стонет от переизбытка чувств, от изнеможения, в своих сладостных терзаниях девушка черпает новые силы. Напрасно она старается продлить хмель, от которого млеет ее тело. Ей это не под силу, она должна дойти до конца, до той самой границы, которая всякий раз представляется ей недостижимой, ускользающей, последней…
Рука снует во влагалище, словно в ракушке, наполненной драгоценным соком, до тех пор, пока волна мучительного удовольствия не уносит Эммануэль в пропасть между небом и землей. Девушка, подобно огромной обнаженной птице, падает своему наблюдателю на грудь.
Руки Марио соединяются с ее руками, и она уже не знает, кому обязана безмерным счастьем – себе или ему.
Однако он отстраняет ее и кладет на живот, лицом на упругую шелковую поверхность диванчика. Волнистые темные волосы полностью закрывают плечи и струятся до самого таза. Попка открыта, и заметно, как мышцы время от времени сокращаются.
– Я выступаю в качестве королевского посланника, – говорит Марио. – Я должен исполнить свою миссию.
Затем он объявляет соответствующим случаю тоном:
– Его Величество светлейший принц Орме Сена Ормеасена просит, чтобы вы оказали ему честь и поприсутствовали на вечеринке, которую он устраивает послезавтра в своем дворце Малигат. Если хотите, я вас отвезу.
– То есть получается, что этот принц меня знает? – пытается поинтересоваться совершенно сбитая с толку Эммануэль.
– Его вам еще не представили, поэтому он не решился пригласить вас лично. Тем не менее я взял на себя обязательство получить от вас согласие.
– А Жан?
– Ваш муж? Его не ждут.
– Тогда… – она хочет возмутиться.
Но Марио прерывает ее:
– Дорогая моя, больше я не стану утаивать от вас, что за мероприятие вам предстоит посетить. Вас там накормят и напоят. Вы будете танцевать. А кроме того, вы сможете подарить свое тело каждому, кто сочтет себя достойным вашей любви. То, что вы сотворите на вечеринке, поможет вам укрепиться в своей власти. Лишь бы партнеры не подкачали.
– Проще говоря: вы меня на оргию отправляете?
– Мне не нравится слово «оргия», оно теперь ассоциируется с грубостью и беспорядками. Я предпочитаю называть это праздником сладострастия. Никто не станет практиковать с вами садизм, если только вы сами этого не захотите. Хозяин вечеринки боится разочаровать определенные философские школы, а потому предпочитает, чтобы с женщинами во время акта любви обращались так, как они того пожелают.
Эммануэль секунду поразмышляла.
– После этой ночи я приближусь к вашему идеалу, ведь так?
Прежде чем он успевает ответить, она добавляет:
– Я готова к экспериментам.
Эммануэль, однако, чувствует себя неуверенно.
– А что я скажу Жану?
– Я думал, вы предпочтете ничего ему не говорить.
– Но ведь не отпустит же он меня на всю ночь, не спросив, куда и зачем я направляюсь.
– В итоге он просто догадается.
– И?
– И тогда вы поймете, правильную ли ставку вы сделали.
– Я? Ставку? Какую?
– Ставку на его любовь.
– Я никогда не сомневалась в его любви.
– Я говорю о той любви, которой я вас учил…
Эммануэль вспоминала о тезисах Марио, которые он излагал ей в ее доме, омываемом темными водами. Она до сих пор не знала, стоит ли ему верить.
– Проведите эксперимент! – предлагает Марио.
– А если окажется, что Жан не любит меня в том смысле, который вы вкладываете в это слово?
– Тогда вы все потеряете: и шансы, которые вам предоставляет ваш интеллект, и шансы, которые предоставляет любовь.
– Я люблю Жана, – подумала Эммануэль вслух. – Я не хочу его потерять. И не хочу, чтобы он меня потерял.
– Вы думаете – надежнее будет отступить?
– Отступать – это и ненадежно, и невозможно, – сказала она. – Мне нужен не только мой брак, я хочу большего.
– Вы не можете принадлежать исключительно вашему мужу, быть прекрасным участком земли за высокой оградой. У вас нет иного выбора, кроме как быть для своего мужа самостоятельной личностью.
– А кем же я тогда являюсь для других мужчин, которые занимаются со мной любовью?
– Подумайте сначала о том, кем они являются для вас. Думаете, они от вас отличаются?
– Мне бы хотелось думать, что нет.
– Когда вы им отдаетесь, вы думаете лишь о своем удовольствии?
– Нет, мне очень нравится доставлять им наслаждение.
– Тот факт, что мужчины вас хотят, не угрожает вашей свободе? Их желание вас не оскорбляет?
– Напротив, оно делает меня счастливой.
– Вы перестаете быть счастливой, если мужчины просят вас удовлетворить их желание?
– Ответ вам известен.
– Отвечать вы должны им. У них никогда нет уверенности в своей правоте. И они не узнают, кем вы для них являетесь, пока не перестанут вас бояться. Лишь перестав бояться, они смогут удовлетворить ваши желания, то есть уподобиться вам. Ведь они только и мечтают доставить вам наслаждение.
– То есть я никому не должна отказывать?
– Никому. Существование мужчины имеет смысл только тогда, когда он – в вас.
Она улыбается. Он говорит:
– И поскольку ваше чувство зависит от чувств других…
Секунду Эммануэль размышляет. Затем задает последний вопрос:
– А если… я забеременею? Я ведь даже не узнаю, чей это ребенок!
Марио не отрицает:
– Это точно. И вы должны осознавать это.
Эммануэль не сказала об этом Марио, но перспектива забеременеть не показалась ей такой уж кошмарной. До того как Жан оставил Эммануэль одну в Париже, они не собирались рожать детей. Но она не предохранялась со времен Бангкока. Ни в самолете, ни с сам-ло. Странно, но Эммануэль не испытывала страха, когда представляла себе, будто сообщает Жану, что родит ребенка от другого мужчины. По какой-то необъяснимой причине ей казалось, что Жан воспримет ситуацию с пониманием и поступит справедливо.
– Как вы проводите время? – спросила Эммануэль в тот вечер у Кристофера. – Жан, почему ты не представишь друга симпатичным сиамкам? Или не сводишь в какое-нибудь любопытное местечко?
– Хорошая идея, – сказал Жан. – Можем сходить на китайский стриптиз!
– Какой ужас! – воскликнул Кристофер.
Нравственность молодого человека удивила Эммануэль.
– И как только Кристоферу удается быть столь добродетельным?
– Он не добродетельный. Он просто лицемер.
Англичанин что-то пробурчал себе под нос. Жан настаивал:
– Ты бы видела, в какой ажиотаж его приводят маленькие девушки!
– Маленькие девушки, – обрадовалась Эммануэль. – Насколько маленькие?
– Настолько.
Жан опустил руку так, что она оказалась в метре от пола. Эммануэль скорчила гримасу:
– Слишком маленькие, – заключила она.
Кристофер посмеялся вместе с друзьями.
После ужина они отправились в лабиринт китайских кварталов, к театру, похожему на старый вокзал. Сотни вспотевших, возбужденных зрителей толкались и вопили у эстрады, по которой друг за другом расхаживали голые девочки-подростки. «И все-таки не совсем голые», – замечали зрители, рассаживаясь на металлических стульях. Свободных мест было много, поскольку плату взимали значительную. Бедра каждой участницы шоу опоясывала веревочка, на которой в области лобка крепился убогий обрезок клеенки, размером с игральную карту. Время от времени девочки двумя пальцами резко приподнимали «занавес» и на секунду выставляли напоказ волосатые лобки – публика ликовала. Спектакль продолжался около получаса, – при этом картина не менялась, а зрители совершенно не уставали наблюдать за одними и теми же повторяющимися движениями. Трое европейских гостей развлекались, обсуждая внешние данные артисток.
Эммануэль заявила, что ей больше всего нравится «высокая девушка с плоской грудью». Скорее всего она одинокая, – предположила Эммануэль. Жан вместе с женой детально описали длинную щель с большими мягкими на вид половыми губами и глубокое влагалище, которые можно было себе вообразить по очертаниям лобка юной особы.
– Никогда еще я не слышал, чтобы супруги так разговаривали, – признался Кристофер, не осуждая, а скорее изумляясь.
– С удовольствием занялась бы с ней любовью, – заключила Эммануэль, чтобы окончательно ошарашить мужчину.
«Видимо, она подвергает мою мораль испытаниям, – решил Кристофер. – Я ей покажу!» Голые ноги Эммануэль рядом с его собственными ногами волновали англичанина куда больше, чем китайские девушки.
– А я бы предпочел заняться любовью с вами, – заявил Кристофер.
«Только бы она подумала, что я шучу! – забеспокоился он, вне себя от собственной смелости. – Надеюсь, я не зашел слишком далеко».
– Кристофер начинает понимать, что к чему, – произнес Жан.
У англичанина перехватило дыхание. Он не думал, что в общем шуме и гвалте Жан его услышит. Кристофер почувствовал себя жалким депрессивным хамом.
Внезапно Эммануэль нестерпимо захотелось отдаться англичанину. «Я сделаю это сегодня же ночью», – решила она. Не контролируя свои эмоции, она наклонилась к мужу и ласково прошептала ему на ухо:
– Дорогой, я бы хотела отдаться Кристоферу. Можно?
– Да, – ответил Жан.
Эммануэль прижалась к Жану, поцеловала его в губы и почувствовала себя такой счастливой, какой не была с тех пор, как влюбилась в него.
3
Битва Евы
О душа моя, не стремись к бессмертию,
но наслаждайся всеми возможностями жизни.
Пиндар. «Пифийские оды»
Отче наш, сущий на небесах,
Оставайся там,
А мы – на земле,
Порою здесь так красиво,
Зимой и летом,
Год от года,
И девушки просто диво…
Жак Превер. «Слова»
Н а следующий день Ариана звонит Эммануэль по телефону и просит приехать. Повод понятный. Эммануэль отказывается – якобы Жан поручил ей срочно пойти за покупками. Повесив трубку, Эммануэль задумается о причине своего лукавства. Неужели Ариана ее совсем не привлекает? От одного воспоминания о ласках графини – мурашки удовольствия по всему телу. Нет сомнений в том, что Эммануэль очень нравится заниматься любовью с графиней. В чем же дело? Неужели она хранит верность Би? Она в этом не уверена… Тоска по Би уже превратилась в легенду, и сердце теперь страдает меньше, чем гордость. Эммануэль делает вывод: временное равнодушие к Ариане скорее всего связано со странным любопытством и влечением к девушке, которую Эммануэль с Марио видели накануне у ворот, ведущих в сад, – Марио не удосужился приоткрыть завесу тайны и объяснить, кто такая эта незнакомка.
«Анна Мария Серджини…» – сказал он. Но кто она? Столь необычная особа… Марио обещал, что она зайдет к Эммануэль после обеда. И она действительно явилась часам к трем на своей невероятной машине.
Эммануэль хмурится от досады: под брюками не видно ножек «ангелочка». Да и груди спрятаны под блузкой без выреза – не то что у Эммануэль. Впрочем, в этой ситуации силуэт, облаченный в одежду, столь же соблазнителен, сколь и обнаженное тело.
Эммануэль разглядывала гостью, не скрывая своего интереса. Анна Мария не удержалась от смеха. Смущенная Эммануэль опустила глаза.
– Мое воспитание оставляет желать лучшего? – поинтересовалась она.
– Нет, вы просто очень прямолинейны.
Что Анна Мария знала об Эммануэль? Ровным счетом ничего. Оставалось лишь спросить:
– Почему? Марио сказал вам, что мне нравятся женщины?
Но, однако, в тот момент она не хотела женщину, стоящую перед ней. Она чувствовала себя смущенной, робкой, это она-то, она, обычно находившая подход к любой красотке. К счастью, гостья ответила настолько непринужденно и весело, что Эммануэль улыбнулась:
– Конечно, сказал. И обо всем остальном тоже. Вы просто прелесть!
– И что же он вам рассказывал обо мне?
– Все, я полагаю. Он рассказывал о том, как вы проказничали в разных укромных секретных местечках города, о том, как потрясающе вы дефилируете в обнаженном виде, о ваших занятиях любовью втроем… Что еще вам поведать? Наверное, три четверти его россказней я уже забыла.
Эммануэль не ожидала, что Марио будет столь откровенен, и даже рассердилась на него.
– И что вы обо всем этом думаете? – сухо спросила она.
– Я уже давно привыкла к рассказам и образу жизни своего замечательного кузена.
Эммануэль отметила, что гостья проявила такт и не стала высказывать свое мнение, но девушку не устраивало такое положение вещей. Она хотела добиться от Анны Марии искренности, возможно, это желание было сродни мазохизму.
– А мои измены мужу вы считаете допустимыми?
– Вовсе нет.
Приговор смягчила милая улыбка и мягкая интонация Анны Марии.
– Надеюсь, вы пристыдили Марио, – съязвила Эммануэль.
– Нет. Вы развратничаете не из-за него.
– Неужели? А из-за кого?
– По собственной воле, конечно же. Вам это по душе.
Эммануэль с достоинством приняла удар. Но все-таки добавила:
– Марио со своими теориями тоже сыграл свою роль.
Анна Мария снова засмеялась. Ее органичность и непосредственность вызывали симпатию. Девушки уселись верхом на маленькую деревянную скамеечку под огромным тамариндом – солнце не проникало сквозь его густую листву. Они наклонились друг к другу, обе оперлись руками о дерево – Анна Мария вся в синем, Эммануэль – в трусиках, слепивших взор, когда девушка поднимала ноги, и в тоненькой просвечивающей кофточке лимонного цвета, сквозь которую прорисовывались, подобно рельефу, груди и темные соски. Густые пряди падали на глаза и на щеки, Эммануэль вскидывала голову, как молодая кобылка, чтобы стряхнуть волосы, а иногда, наоборот, вдруг захватывала их влажными губами и, нахмурившись, задумчиво посасывала. Она вновь безо всякого смущения разглядывала Анну Марию и находила ее невероятно красивой, более красивой, чем Ариана и ее полуголые девицы из спортивного кружка, более красивой, чем Мари-Анн с ее толстыми косами и волшебными глазами. Более красивой, чем Би… Эммануэль вдруг почувствовала, что ей совестно. Попыталась оправдаться перед самой собой: все ее девушки, даже Би, были земными, а вот Анна Мария – совсем другое дело. Это ведь очевидно! Она словно с другой планеты… Эммануэль погрузилась в мечтания о галактике: при мысли о том, сколько еще красоты скрыто в звездном небе, в полной недосягаемости, сердце прямо зашлось. Веселый голос Анны Марии вернул девушку с небес на землю – «ведь и на земле, в конце концов, есть чем заняться», – решила Эммануэль.
– Я знаю теорию Марио наизусть и поддерживаю ее больше, чем кто-либо, – сказала Анна Мария, отвечая на последние слова Эммануэль.
Гостья насладилась изумлением девушки и радостно продолжила:
– Я, как и Марио, считаю, что человек должен противопоставить себя природе, превзойти ее, прекратить ей потакать. Голос природы – голос греха.
– Таких выражений я из уст Марио никогда не слышала, – расхохоталась Эммануэль.
Анна Мария серьезно посмотрел на нее.
– Этот мальчик очень боится называть вещи своими именами, вы не замечали? Он ужасно целомудренный! Аристократ, понимаете ли.
Обе дуэтом смеются.
– У вас, наверное, тоже достаточно заслуг? – заметила Эммануэль.
– В Академии художеств было много студентов из высшего общества, которое мне и не снилось!
– Да? А где вы учились? В Риме?
– Нет, в Париже.
– А Марио пытался убедить меня в том, что вы недотрога.
– Недотрога? Да, я была такой, но это быстро прошло.
– Я подозревала вас во всех смертных грехах: в девственности, высоконравственности, религиозности!
– Ха-ха-ха! – развеселилась Анна Мария. – Вы недалеки от истины, я и правда девственна, вполне целомудренна и довольно щепетильна в вопросах морали и всего, что касается Церкви и моего осознания себя в качества Божьего творения.
Анна Мария увидела на лице Эммануэль то самое отвращение, которого и добивалась.
– Я сказала вам, что ваше распутство меня не ужасает, но не говорила, что я на вашей стороне, – объяснила гостья. – Думаю, что жить так, как живете вы, очень грустно. Ваш образ жизни мне столь же чужд, сколько и природа. Природа меня не шокирует, но я ее не люблю.
– Что же вы за женщина? – не очень-то любезно произнесла Эммануэль. – Жаль, что вы такая красивая.
Анна Мария мило улыбнулась.
– Спасибо. Вы тоже хороши.
Эммануэль вздохнула. Она оказалась в непривычной для себя ситуации, когда взаимное восхищение не увенчалось объятиями, поцелуями и слиянием тел. Анна Мария смотрела на Эммануэль с сочувствием.
– Вы не считаете, что красивой девушке приличествует верить в Бога? – спросила она.
– Напротив, вера кажется мне непристойной! Противоестественной.
– Об этом я и толкую! – зааплодировала Анна Мария. – Вера невероятно противоестественна. Она противопоставляет человека природе. Оно и хорошо. Хоть порой и мучительно. Мне ведь тоже иногда хочется отдаться своей природе. Я не чистый разум во плоти.
– Вы хотите сказать, что испытываете сексуальное влечение?
– А что, похоже, что я фригидна?
Эммануэль не поддалась на провокацию.
– Не знаю.
Затем, помолчав, спросила:
– Но как же вы живете?
– Воздерживаюсь.
Эммануэль скорчила гримасу.
– Вы даже сами себя не ласкаете?
Анна Мария не смутилась:
– Иногда! Но это меня угнетает.
– Почему? – возмутилась Эммануэль.
– Потому что это плохо. Всякий раз, когда я срываюсь, потом сожалею. Угрызения совести так ужасны, что полученное удовольствие теряет всякий смысл. Этим и отвратительна природа: она вас соблазняет, заманивает в ловушку, пускает пыль в глаза. Восторг, иллюзия, вздох, можно ли насладиться тем, что так мимолетно? Можно ли к этому привязаться? Стоит ли ради этого всем жертвовать?
– Чем всем?
– Всем, что отличает человека от животного. Назовите, как хотите: ум, душа, надежда.
– Но все совсем не так! – возмутилась Эммануэль. – Я вовсе не жертвую своим умом. Ни умом, ни душой! И надежд у меня достаточно!
– Какая надежда может сравниться с желанием увидеть Бога? Если вы не верите в вечную жизнь, то вы в отчаянном положении, у вас нет никакой надежды.
– Я просто верю в жизнь. Этого достаточно. Я вовсе не в отчаянии. Напротив, я счастлива! Никакие угрызения совести меня не донимают. Я люблю получать удовольствие, и мою душу это не смущает. Я наслаждаюсь жизнью, потому что мое тело и есть жизнь.
– Почему вы так упорно приравниваете жизнь к жизни тела? Я так же, как вы, стремлюсь к счастью и красоте, но истинное удовольствие не связано с плотью. Ускоренное биение сердца, следование животным инстинктам – не это делает человека счастливым. Люди не растения. Мы выше природы. Мы давно отделились от природы, от земли. Жизнь спасает нас от вселенной, где от смерти не скрыться. Наша судьба состоит в том, чтобы существовать дольше материи. Эволюция человека – это переход от телесности к духовности.
– Понимаю, – сказала Эммануэль. – Вы имеете в виду сознание, разум, поэзию. Но одно другому не мешает. Когда я наслаждаюсь, мой разум наслаждается благодаря телу: дело не только в плоти. А вы хотите, чтобы разум доставлял наслаждение самому себе, зачем? Жизнь бинарна: есть жизнь духа и жизнь тела. И почему эти две жизни надо противопоставлять? Зачем вам «мир иной» и вечная жизнь, когда душе хорошо и в этом мире?
– Небеса – это не иной мир, – сказала Анна Мария.
Эммануэль молча смотрела на гостью, не веря своим ушам.
– Значит, вам бы не хотелось жить вечно? – продолжила гостья.
– О! Конечно, хотелось бы! Но не так, как вы это понимаете. Не в раю. Я не хочу жить на Небесах. Единственный вариант вечной жизни, который меня привлекает, это вечная жизнь на Земле – как сейчас. И вечная молодость. Жизнь прекрасна. Она единственное чудо на Земле. Земля сделала нас живыми, а могла оставить холодными и неподвижными – подобно камням. Я бы ни за что не покинула Землю! По крайней мере по своей воле. Почему вы так стремитесь отказаться от этой жизни?
– Не уверена в том, что Земля так прекрасна, как вы описываете. На Земле лгут, убивают, умирают от холода, от голода, от боли… Страданий и уродства в мире куда больше, чем красоты и радости!
– Я не дура. Я знаю. Именно поэтому мне бы хотелось, чтобы люди использовали все свои силы, надежды, мечты и знания ради спасения Земли. Смириться с горем и ждать утешения где-то в другом месте – глупость. Если бы любовь к Богу и то усердие, с которым многие проповедуют, люди проявили бы, заботясь о Земле, мы уже давно жили бы совсем иначе. И вероятно, земная жизнь была бы каждому по душе.
Эммануэль показалось, что она никогда не говорила с таким жаром. Глаза Анны Марии пожирали ее.
– Эммануэль, – произнесла гостья. – Вы так хорошо знаете, что делать с жизнью. А что вы думаете насчет смерти?
На секунду девушка замолчала, словно громом пораженная. Затем почти прокричала:
– Да ничего! Почему вас это так заботит! Ах, ну конечно: христиане только и мечтают о смерти.
– Отнюдь! Они просто стремятся придать ей смысл!
Эммануэль пожала плечами. Смерть представлялась ей высшим абсурдом, непостижимой несправедливостью, горем, от которого нет спасения. Смерть не имела смысла. Эммануэль ненавидела Анну Марию за то, что та интересовалась небытием Эммануэль, отсутствием Эммануэль, отрицанием Эммануэль и даже хуже: противоположностью Эммануэль. Со слезами на глазах, едва узнавая собственный дрожащий голос, ощущая ком в горле и сухость во рту, Эммануэль произнесла:
– Побеспокойтесь лучше о моей жизни. Может случиться что-то плохое, и наступит конец, я больше никогда не увижу этого красочного звездного мира, я не буду знать о жизни других людей – из будущего, все для меня померкнет, моя собственная красота растворится в воздухе, и вы уже не сможете заинтересоваться мною, полюбить меня, узнать меня. Я буду мертва, никто больше меня не полюбит, я больше ничего не увижу, не услышу, не почувствую. Умоляю вас, не ждите моей смерти! Я не хочу, чтобы обо мне сказали после смерти: она была рождена для этого мира. Я не хочу стать легендой! Мне так горько, когда я думаю о том, что наступят еще более прекрасные дни, чем сейчас, солнце будет светить еще ярче, но я умру, умру, возможно, не успев состариться, умру, рыдая, потому что буду вынуждена оставить этот мир, который, я уверена, станет совершенным… Я убеждена! Мне так хотелось бы увидеть этот новый чудесный мир, где сбываются мечты. Но вы правы: я смертна. Я не увижу того, чего жду. Буду лишена всего, что люблю, единственного дорогого, что имею, – жизни. Вещи будут существовать без меня. Ничто меня не утешит: даже если Бог и мир иной где-то есть, они мне не нужны, я не хочу их! Мне ничего не надо в обмен на мою жизнь и Землю, хоть я и знаю, что все потеряю. Но, по крайней мере, мне не нужен экстаз в поднебесье! Я не хочу растратить свою жизнь ради какой-то жалкой пенсии и страховки на том свете. Когда приблизится мой конец, я буду кричать от горя, я буду рыдать так, что услышит весь мир! Я буду плакать, страдая по жизни, которую оставляю. Я никогда не буду ни о чем сожалеть. Никаких угрызений вы от меня не дождетесь! Я буду любить жизнь все сильнее и уйду на пике своей любви… О, моя Земля, как мне нравится к ней прикасаться… Я всеми фибрами души желаю остаться именно здесь, я больше никуда не стремлюсь. Я хочу быть с людьми. А не с Богом!
Эммануэль уже не смотрела на Анну Марию, она сосредоточилась на удаленной точке в пространстве – между ветвями деревьев. Затем резко обратила взгляд на свою гостью и непривычно горестно произнесла:
– Смерть? Ваш Бог понятия не имеет, что это такое! Ведь он никогда не умирал! Мертвецы тоже не знают. Они ничего не знают. Лишь мы, живые люди, можем знать.
В тот же вечер Эммануэль жалуется Марио по телефону:
– Ваша кузина меня утомляет, мне совершенно не хочется часами дискутировать с ней на теологические темы.
– Вы можете заняться чем-то более интересным.
– У нее страсть лишь к Небесам.
– Напомните ей Гете: лишь подлинная реальность идеальна.
– Сами ей это скажите. Почему бы вам не просветить ее, вместо того чтобы растрачивать свои умственные способности на меня?
– А вы уже забыли, что обращение в нашу веру Анны Марии ваша обязанность?
– И как мне начать? Мне еще не доводилось соблазнять монахинь.
– В этом присутствует определенная пикантность.
– Не для меня. Я обычная девушка. Мне нравятся простые отношения.
– Но вам нравится Анна Мария.
Эммануэль не отвечает. Положа руку на сердце – она толком и сама не понимает, нравится ей Анна Мария или нет. Она вздыхает в трубку.
– Ваша душа окрепнет благодаря этому испытанию, – пророчествует Марио, успокаивая девушку.
– Ее имя… – начинает Эммануэль.
– Я вам не сказал?
– Сказали. Оно меня интригует. Это словно славянская версия вашего имени. Она не итальянка?
Читать бесплатно другие книги:
