Игра в Иную Реальность. Хранитель Крючкова Александра
– Да, – спокойным голосом произношу я.
– КТО ВЫ? Вы мне звонили… – громогласно гремит в ухо.
«Кто бы сомневался…» – усмехаюсь я от услышанного и внезапно, неожиданно для себя, ровным голосом, но с ехидной улыбкой произношу:
– Это… выдающийся деятель искусства и культуры Российской Федерации… Алиса Андреевна… вас беспокоит…
Пауза и вздох. Он вспомнил! Как это мило с его стороны.
– А… Алиса… Здравствуйте… – как-то даже с нотой извинения за паузу произносит он. – У меня новый телефон… Ещё не успел перенести все контакты…
Мне смешно. Ты и не думал переносить мой номер телефона. Хотя бы потому, что в старом у тебя его тоже не было.
– Как у вас дела? – спрашиваю я с лёгкой усмешкой.
Он что-то говорит. Потом спрашивает, как дела у меня, где я работаю.
– Ввиду отсутствия предложений от тех, кто обещал мне перезвонить в марте, вышла на работу в СП…
– Да, мне звонили от вас… от тебя… Ольга, кажется… Но на книгу сейчас денег нет… Сплошные вложения, инвестиции…
Мне хочется, чтобы этот разговор продолжался вечно. Я что-то говорю ему про свои переговоры с ТВ, про возможность снять фильм о человеке, или о бизнесе, или о чём угодно.
– Нет, денег сейчас на это нет…
Дурачок… Я говорю первое, что приходит в голову, только для того чтобы не молчать… И потому, что я никак не могу сказать, зачем я тебе, собственно, звонила. Я хочу, чтобы мы встретились.
– Я сейчас захожу в самолёт, не могу говорить больше, – внезапно произносит он. – Лечу из города А в город Б, а потом в Италию… Я буду в Москве на вторые майские праздники. Может быть, мы тогда встретимся? Где-нибудь посидим, поговорим… Кофе, чай?..
– Кофе… – выговариваю я, не веря своим ушам и практически прыгая от счастья прямо на глазах у прохожих.
– Хорошо, тогда я прилечу – позвоню, пятого-шестого…
И мы оба одновременно произносим одну и ту же фразу с небольшой разницей:
– Очень рад тебя слышать.
– Очень рада вас слышать.
Мы прощаемся.
Я не убита. Не расчленена. Не съедена. И с нетерпением жду майских праздников…
Чем ближе к майским праздникам, тем почему-то мне всё больше кажется, что мы не встретимся. Теперь чувство страха во мне вызывает скорее даже не ОН, а то, что я не смогу его увидеть. Чтобы раз и навсегда разрубить гордиев узел, поставив точку.
От невыносимой тоски мне хочется сбежать в Память, в своё Прошлое. И первого мая я отправляюсь на дачу. Туда, где провела детство. На дачу, которой больше нет.
Любой поезд можно использовать как транзит. И вот я – на Белорусском вокзале. Холодно, но светит солнце. Я сажусь в электричку у окна справа. Поезд отсчитывает остановки. Каждая – как шаг на одну ступень вниз, в Подсознание, погружение в Память, в детство, которого почти что и не было. Ехать полчаса. С каждой ступенью слёзы всё сильнее наворачиваются на глаза, но я сдерживаюсь. Вот уже и дальний пруд за окном, сейчас будет ближний, маленький, всегда покрытый зеленью. Я встаю, подхожу к дверям в тамбуре.
Двери открываются. В Подсознание.
Светит солнце, но холодно. Я поворачиваю направо, перехожу дорогу. Большое здание магазина. Теперь он называется как-то иначе. Около него когда-то сидели бабушки, торгующие цветами, яблоками, картошкой. Я иду дальше. К Дому. Медленно. Потому что каждый шаг даётся мне с огромным трудом. Я подхожу к торговым палаткам и читаю вывески. Какая-то крутая машина заезжает на асфальтированную парковку. Я не смею даже ступить на этот проклятый асфальт. Он похож на надгробие. Той траве, тем деревьям, которые навсегда остались под ним. Надгробие моему сгоревшему дому. Я прохожу чуть дальше.
Маленький клочок уцелевшей земли нашего участка. Огромное дерево, каким-то чудом оставшееся неспиленным чудовищными монстрами, лишившими меня связующей нити с Прошлым. Я подхожу к дереву. Оно находится за новой оградой. Я бы хотела обнять его, но из-за невозможности утыкаюсь носом в доски забора. Всё плывёт перед глазами. В это дерево всегда ударяла молния, мне было за него страшно, я хотела, чтобы оно жило вечно. И вот оно – единственное, что здесь уцелело. На этом страшном месте. Здесь тогда находилась одна из калиток. Когда мама возвращалась из города с работы по вечерам, она всегда заходила через неё. И потом ещё долго мне будет казаться, что калитка вот-вот откроется, и появится мама…
На нашем участке росло очень много деревьев. И был сад. Из яблонь, вишен, слив, зарослей малины, несчётного количества кустов смородины, красной и чёрной, и крыжовника. Проще сказать, чего у нас не было.
Прошло, наверное, два года после смерти деда, как мне приснился кошмарный сон. Я позвонила подруге – у неё здесь целых две дачи. И она: «Как раз хотела сказать, что…».
Я сразу приехала. Открыла калитку. Подошла к пепелищу, села на какие-то кирпичи и заплакала. Слева валялось колесо от моего детского велосипеда. Всё остальное сгорело в ноль. Это страшно. Очень. Всё, что здесь оставалось, так или иначе продолжало связывать меня с мамой, с детством. И внезапно насильно оборвали даже такую тонкую незримую нить… Ключи от дома, которые, казалось, теперь можно оставить здесь же, я хранила ещё много лет.
Помню, как на терраске по вечерам «шкворчит» сковородка, а в ней – жареные опята с картошкой. Опята, которых мы насобирали с дедом утром чуть ли не целый мешок. На терраске – на верёвке вдоль стены – подвешены пучки целебных трав. В комнате пахнет керосиновой лампой. Бабушка гадает на картах. За окном – дождик и запах осени. А потом мы разводим костры. Туман и дым от костра. Опавшая листва. Осень. Слово «ностальгия» для меня ассоциируется с дачными кострами, туманом и осенью.
Я иду вдоль шоссе по направлению к монастырю. Меня встречает привычная табличка, лет ей, возможно, столько же, сколько и мне, а возможно, и больше: «ТРАНЗИТНОЕ ДВИЖЕНИЕ ПО РУБЛЁВО-УСПЕНСКОМУ ШОССЕ ЗАПРЕЩЕНО!» Кому-то, может быть, и запрещено. Но только не мне.
Я дохожу до монастыря. Дверь в монастырские угодья открыта. Обычно, когда я приезжала сюда раньше, всегда было закрыто.
Никого нет. Я вхожу на территорию монастыря, иду по длинной аллее. По бокам – деревья, травка, пчелиные ульи и… ни души. Я подхожу к церкви, но та заперта. Я сажусь на лавочке и думаю: почему меня сюда впустили? Здесь должно быть нечто, как подсказка, знак…
Я иду обратно, и уже почти у ворот мне внезапно бросается в глаза надпись на доске объявлений крупными красными буквами:
«6 мая – день Святого Георгия…»
Я останавливаюсь как вкопанная… Что ты хочешь сказать мне, Святой Георгий? Что?
Он не звонит.
Восьмого мая где-то в районе обеда я делаю то, чего делать не должна. Не имею права – я пишу ему sms-ку. Состоящую всего из одного слова:
«Кофе?..»
Я знаю, он убьёт меня. Убьёт меня… Убьёт…
Он перезванивает и набрасывается, как голодный зверь на подкинутый кусок вожделенного мяса. Его голос – грубый, резкий, кромсающий меня на части – громогласно гремит в моё нежное ухо:
– КТО ВЫ? Вы мне написали… про какой-то кофе… Какой ещё кофе? КТО ВЫ?
И тут я начинаю… хохотать…
– Да, я написала… ЭТО ЖЕ ВЫ предложили мне выпить с вами кофе… А не я… Я вас за язык не тянула…
Он судорожно перебирает в памяти всех, кому обещал кофе… Он злится и звереет ещё сильнее, и ещё громче, почти оглушая меня, рявкает:
– Я занят. И уже за городом. На Рублёвке. Сегодня не получится. Возможно, завтра. В обед. Я позвоню.
Девятого мая я звоню ему в обед сама. Он не отвечает. И тогда, чтобы окончательно довести его до бешенства, зная, что он ненавидит и готов убить тех, кто шлёт ему sms-ки, и в первую очередь, естественно, Алису, я пишу ему так, чтобы он подскочил как ошпаренный от моей наглости и наконец-то запомнил меня раз и навсегда, и уже больше никогда не спрашивал:
«КТО ВЫ?»
Я поздравляю Воланда с Днём Победы и безумно красиво посылаю далеко-далеко от себя, стирая его номер из памяти своего телефона…
«Пронзает небо острым шпилем тоска исписанных листов… Моим плечам – следы крестов, а крыльям – бонусные мили. Глазам – смотреть не на…, а – сквозь, ответы – в Мире Зазеркальном… Нам – в восхождении спиральном – быть вместе, будучи поврозь… Уже привыкла – нет обид на всё, что выдано мне свыше, а за печаль четверостиший Вас Бог когда-нибудь простит…»
Глава 10
Январь 1989. Москва
На ночь я стараюсь как можно дольше читать, чтобы сразу проваливаться в сон и не слышать того, что творится в квартире. Сейчас я читаю Блока. Я знаю, он чувствовал то же, что и я, и, кажется, некоторые стихи написал именно мне.
Из комнаты напротив раздаётся мерное похрапывание бабушки с дедушкой. Я выключаю свет. И пытаюсь заснуть. Но кто-то начинает ходить в большой комнате. Я слышу, как шаги медленно приближаются к моей двери и замирают перед ней. Там, слева, сваленные друг на друга, лежат полиэтиленовые пакеты с маминой одеждой, которую выбросят после сорока дней. Я слышу шорохи – кто-то копается в них, будто что-то ищет. Долго-долго.
Что ты там ищешь, мама?
Один из пакетов звучно падает на пол. Я слышу, как из него вываливается нечто металлическое, ударяясь о паркетный пол. Шорох прекращается. Скрипят половицы. Она подходит к моей двери.
Мама, пожалуйста, не надо… Не заходи… Мне страшно…
Сегодня бабушка воткнула иголку в дверной проём. Она сказала, что это защитит меня от призраков, они не смогут проникнуть в мою комнату. Но дверь за спиной – теперь я сплю ногами к окну, а не к двери, на маминой кровати, – открывается. Я отчётливо слышу характерный звук – на двери сверху установили магнитную защёлку, и теперь, чтобы открыть её, нужно приложить некое усилие, которое, как сказала бабушка, призракам не под силу.
Мама подходит ко мне. Я лежу лицом к стене с закрытыми глазами и чувствую внезапный леденящий душу поток холодного воздуха.
Мама, мне страшно… Пожалуйста, не пугай меня!!!
Она проходит к окну, где расположен письменный стол, на котором лежит тетрадка с моими стихами, и садится в кресло. Тетрадь начинает медленно шелестеть, будто её перелистывают.
Мама… Прости… Я очень хочу, чтобы ты была рядом. Но мне очень страшно…
Я заставляю себя пересилить страх, повернуться на спину и… открыть глаза. Я привыкаю к темноте и вглядываюсь в то, что там, у окна, за письменным столом, и вижу… призрачную руку, которая держит тетрадь со стихами.
Я зажмуриваюсь от страха. Сердце бешено колотится.
Прости, мама… Я не могу победить страх – посмотреть правде в глаза…
Через некоторое время я заставляю себя повернуться лицом к стене и засыпаю.
Я стою у Египетской пирамиды в пустыне. Я никогда не была здесь наяву. И совсем не интересовалась Египтом. Передо мной – вход внутрь. Огромная каменная плита. Рядом – зеркало. Я смотрю в него и вижу за своей спиной маму. Я оборачиваюсь, но её нет. В зеркале – она по-прежнему присутствует.
– Мама! – восклицаю я.
– Ты должна зайти внутрь…
– Мне страшно… Там – мир мёртвых.
– Но если ты не победишь страх в себе, ты не сможешь остаться в мире живых…
Я зажмуриваюсь и делаю шаг. Навстречу своему страху.
Я оказываюсь в многоэтажном призрачном здании. На одном из нижних этажей. Вокруг меня бродят серо-восковые призраки. Они не замечают меня. Они мертвы. Они не спят. Я знаю.
– Мама, кто эти люди?
– Однажды они заснули, умерев на Земле. Но не проснулись здесь. Постепенно они забыли всё, что помнили о себе. О том, что с ними было когда-то. Они застряли и не могут подняться выше, Алиса…
Я медленно иду вдоль по этажу. Мне не хочется возвращаться обратно. Всё равно здесь лучше, чем на Земле. Я оборачиваюсь и вижу, как в помещение вползает Туман. Он плывёт за мной.
– Алиса, возвращайся. Не заходи так далеко, это опасно, – слышу я мамин голос.
Но я не хочу возвращаться. Туман доползает до меня…
Внезапно в ушах раздаётся жутчайший грохот, и я просыпаюсь. Просыпаюсь в темноте. Посреди ночи. Я пытаюсь понять, что это был за звук, и включаю свет. И смотрю на стену. Там, в изголовье кровати, вчера повесили икону Божьей Матери. Бабушка сказала, что мне так будет спокойнее.
Я нахожу глазами вбитый в стену гвоздь – он на месте. Иконы нет. Она лежит на полу, в промежутке между шкафом и кроватью.
Дверь в комнату открывается. Заходит бабушка. Она поднимает икону и вешает её обратно на гвоздь. И молча смотрит на меня.
– Мама что-то искала в своих вещах, – произношу я тихо и отрешённо.
Бабушка выходит, включает свет в коридоре и убирает разбросанные по полу мамины вещи. И я слышу, как она восклицает:
– Прости, Господи… Нашлась!..
Бабушка возвращается и загадочным голосом шепчет:
– Спи спокойно, Алиса, мама больше не будет ничего искать…
Я вопросительно смотрю на неё.
– Потом узнаешь, когда время придёт… Спи…
Я укрываюсь одеялом с головой, отворачиваясь лицом к стене. Бабушка выключает свет.
Я оказываюсь высоко в горах. У входа в пещеру. Там темно и страшно. Я знаю, что внутри – гигантский лабиринт.
– Ты должна зайти в него, Алиса… – слышу я мамин голос, но не вижу её саму, будто её здесь нет и она просто наблюдает за мной из-за кулис.
Я понимаю, что должна. Не понимаю, зачем. И я делаю шаг. Навстречу своему страху.
Я иду долго-долго. В абсолютной темноте. По петляющим коридорам подземного лабиринта. Кажется, я никогда не найду выхода отсюда. Воздух заканчивается. Мне нечем дышать.
– Мама! Я задыхаюсь! Помоги мне!
– Ты должна найти выход сама, Алиса. И найти вовремя. Чтобы успеть вернуться…
Я бегу вдаль из последних сил. Внезапно коридор расширяется, и я оказываюсь в огромной пещере с высокими сводами. Я шагаю внутрь и замираю от того, что вижу. Здесь много-много людей. Они гигантские. И все – будто мёртвые. Но я знаю, что они – живые. Они просто спят. И спят уже очень-очень долго. Не одну ночь. И даже не две. Они где-то гуляют, как и я сейчас. Здесь – только их тела. Они когда-нибудь нагуляются и вернутся.
Заворожённая, я медленно ступаю меж ними, боясь нечаянно разбудить.
– Алиса, вспомни: тебе надо найти выход, иначе ты уже никогда не вернёшься… – слышу я строгий мамин голос.
Но я не хочу возвращаться. Загипнотизированная страшной силой магической пещеры, я продолжаю обходить тела спящих и рассматриваю их лица. И вот я нахожу свободный плоский камень. Я хочу спать, как они. Я не хочу возвращаться. Я ложусь на каменный стол.
В пещеру медленно вползает Туман. Он заполняет пространство, окутывая всех спящих, плавно приближаясь ко мне. Я зеваю… Он всё ближе и ближе. Я хочу спать… Я устала…
– Алиса… – с упрёком произносит мама.
Внезапно раздаётся оглушительный грохот. Я просыпаюсь в ночи. Привыкаю к темноте и медленно перевожу взгляд на тот гвоздь, торчащий из стены, на котором висит икона… Висела – её нет… Гвоздь – по-прежнему на месте…
И тут я понимаю, что в комнате кто-то есть. Этот кто-то смотрит на меня. Там, у окна. И совсем не мама. И не бабушка, и не дедушка…
Я должна побороть страх. Я заставляю себя посмотреть на окно. На того, кто там. И поднимаю глаза.
У окна стоит Человек в Чёрном. Он не призрак кого-то из уже уснувших навсегда – его тело плотное, будто живое. Он смотрит на меня. Молча.
«КТО ОН?» – в ужасе думаю я, не в состоянии ни отвести от него взгляд, ни закрыть глаза, чтобы не видеть.
Он продолжает смотреть на меня молча.
«МАМА! КТО ЭТО? ЧТО ЕМУ ОТ МЕНЯ НУЖНО? Я НЕ ЗНАЮ ЕГО! ЗАЧЕМ ОН ПРИШЁЛ?»
Но сейчас я не сплю. Поэтому я не слышу её голоса. И не нахожу ответа.
Звонит будильник. Бабушка просыпается и идёт на кухню. Фигура Человека в Чёрном медленно растворяется.
Зачем врачи вернули меня обратно тогда?.. Если бы я знала, что произойдет после, я бы не возвращалась…
«Я плыла – далеко от… Всё быстрей, да туда, где… И ещё бы чуть-чуть, вот… Только кто-то: вернись-де… И как было б, когда б знать, что потом – всё – не как до: через год, схоронив мать, сиротой – да в чужой – дом. А затем и любовь – в боль, да ко дну – головой – вниз, и надежда – петлёй – в ноль, вот он – выбор – двух зол – из… И была же в ту ночь – вне… Но очнулась – к утру – в шесть… И зачем я тогда – не…? И за что я теперь – здесь?..»
Теперь каждое утро начинается с вопроса бабушки:
– Что тебе снилось сегодня, Алиса?
А каждый вечер заканчивается паническим страхом ночи, которая открывает двери в сон, где я блуждаю в неизвестных пространствах и куда следом за мной всегда проникает Туман. К утру он постепенно поглощает всё и вся вокруг и тянется ко мне. Я знаю, однажды он доберётся и до меня. И та ночь уже никогда не закончится. Она будет длиться вечно. Потому что я уже не проснусь. Здесь.
Лето 2012. Москва
Уже несколько лет, с тех пор как я познакомилась с Раисой Ахметовной Мансуровой, мне проще видеть, медитируя, а не через сон. Пробраться в нужный сон сложнее. При медитации человек оказывается в состоянии полусна, когда Сознание дремлет, а дверь в Подсознание приоткрывается.
Я решила воспользоваться этим способом снова, чтобы приоткрыть завесу будущего, вечером того дня, когда поздравила Воланда с Днём Победы.
И вот я нахожусь далеко от Земли в чёрно-синем небе, как в планетарии. Земля – маленький шарик где-то справа внизу. Внезапно меня начинает засасывать в Чёрную Дыру. Я не могу сопротивляться.
Астролог советовала мне в этом году уехать на день рождения куда подальше от Москвы, чтобы поменять неблагоприятное расположение планет, но я ещё не особо верила в Астрологию. Ну и что, что Планета – Управитель Дома Смерти попадает в собственный Дом Смерти?
Я оказываюсь внутри узкого ущелья. Высоченные чёрные горы закрывают от меня «небо». Я стою в маленькой лодочке, напоминающей скорлупу грецкого ореха, без вёсел, и мои плечи почти касаются гор, зажавших меня с обеих сторон. Даже если бы вёсла имелись в наличии, я бы не смогла ими грести. Лодка медленно плывёт вдаль по ущелью. Пространство наполняет глубокий звук Вечности, тяжёлый, чёрный. И я понимаю, что скоро мне предстоит пройти через нечто ужасное, на что я не смогу повлиять.
06-го июня, после очередного прямого эфира на ТВ, нехорошее предчувствие того, что вот-вот должно произойти, усиливается. Чтобы хоть как-то развеять свои опасения, я достаю китайскую «Книгу Перемен». Она никогда не обманывает, точно указывая на местонахождение человека в одном из шестидесяти четырех описанных ею вариантов пространства. Мне выпадает 29-я гексаграмма, одна из четырёх наихудших, «Пересечение двойной бездны», которая гласит: «В настоящее время для вашей жизни характерны потери и поражения. Единственное, что вы можете сделать, это сократить до возможного минимума число ударов судьбы. Двойная бездна. Войдёшь в пещеру в бездне. Несчастье. Придёшь или уйдёшь – будет бездна за бездной. Пусть и опасно, но всё же есть поддержка. Войдёшь в пещеру в бездне – не действуй».
22-го июня я приглашена в качестве представителя СП на конференцию в Центр парламентаризма. Вечером звонит Рэй, один из знакомых магов, не вспоминавший обо мне уже достаточно долго, но проявляющийся в моей жизни исключительно в тяжёлые моменты. Я удивлена его звонком, поскольку в реальности никаких предпосылок для беспокойства нет.
В половине двенадцатого ночи мне приходит странное письмо по мейлу от незнакомого мужчины из Геленджика, в котором ничего, кроме дат, нет. Он пишет, что у него день рождения четвертого апреля, а его жена умерла двадцать второго июня. Я не могу понять, кто он такой, зачем мне написал и почему написал именно это. Но я отвечаю нейтральной фразой, не удаляя автоматически появляющуюся подпись, в которой указан и мой мобильный телефон.
Без пятнадцати полночь на мейл приходит очередная рассылка гороскопов на следующий день, которую обычно я удаляю, не читая. Но сегодня я заглядываю в прогноз, и в глаза мгновенно бросается: «Обратите внимание на якобы случайные совпадения цифр…»
Полночь. Звонок на мобильный телефон – неизвестный из Геленджика. Он как зомби твердит одно и то же: его жена умерла 22-го июня, а у него 4-го апреля день рождения. Я ничего не могу понять. Он – сумасшедший. 22-е июня уже закончилось, а я жива. Выслушав незнакомца раз десять по кругу, я прошу прощения и говорю, что мне пора спать.
Я понимаю, что у меня день рождения на один день позже, чем у него. Но моей голове не приходит мысль, что и 22 июня, соответственно, нужно сдвинуть на один день – на 23 июня, тогда элементарное математическое уравнение с одним неизвестным, решится мгновенно: 4 апреля относится к 22 июня так же, как 5 апреля к…
Я снова беру в руки «Книгу Перемен». Но, несмотря на то, что прошло уже две недели с момента моего последнего заглядывания в неё, выпадает «Пересечение двойной бездны».
Я захожу на сайт, где можно погадать по цитатам: «Иногда лучше не знать своего будущего, чем знать».
23-го июня, вместо того чтобы отправиться в гости к крёстной на метро, я всё же решаю поехать на машине в Место Силы, туда, где у нас была дача, на Николину Гору, поплавать. Я включаю ноутбук, чтобы посмотреть пробки, но он сообщает, что не может загрузиться, издаёт на весь дом звук постоянно воющей сирены. Я выключаю его. Предчувствие чего-то неизбежного, что обязательно должно произойти, знакомое с детства, охватывает меня с ног до головы. Но я знаю, что страх нужно побеждать. И я шагаю ему навстречу.
Тем более я ещё ничего не знаю о волшебном слове «Транзиты» и, соответственно, не удосуживаюсь прочтением трактовок Транзитного Плутона в оппозиции к Марсу, Транзитного Урана в квадратуре с Марсом и иных прочих фатальных для меня комбинаций небесных светил при Сатурне в VIII с Плутоном в XII.
Я плаваю и радуюсь жизни. Звонит моя знакомая, Светлана, сообщая, что ей только что пришла от меня странная sms-ка – из сплошных символов, которую реально я не отправляла.
Я выезжаю на МКАД около 19:20, и чувство неизбежности чего-то ужасного, что вот-вот произойдёт, одновременно с догоняющей сзади свинцовой тучей, заставляют меня, вместо привычного крайне-левого ряда, передвигаться в общем потоке по центру. Я наивно полагаю, что десятилетний опыт вождения является талисманом от всевозможных приключений на дороге. И не задумываюсь о том, что кто-то может внезапно въехать в меня на огромной скорости под углом девяносто градусов справа.
После аварии в 19:30 на 53-м километре МКАДа домой я вернусь лишь около трёх ночи. С сотрясением мозга, повреждением зрительного нерва, наполовину пришитым, наполовину заштопанным правым ухом, сильным ушибом грудной клетки, отбитой левой почкой, вся в гематомах и ссадинах, хромая и совершенно не понимающая, каким образом я вообще осталась жива. Моя машина убита.
Днём, еле-еле поднявшись с кровати, как и советовали накануне очевидцы произошедшего, я доползаю до церкви. Ставлю самую большую свечу Николаю Чудотворцу, заказываю ему молебен. Затем захожу в церковную лавку. Рассказываю про вчерашнее чудо.
Внезапно одна из матушек, разглядевшая мои православные серебряные кольца с молитвами, произносит:
– А вы не хотите посмотреть кольцо Святого Георгия Победоносца? Оно у нас в одном экземпляре…
В понедельник, 25-го июня, мне приходит автоматическое уведомление от сайта поиска работы, о том, что Воланд смотрел моё резюме накануне, 24-го июня.
Я не верю своим глазам… Я не говорила и не писала ему о произошедшем. Я размещу рассказ об аварии в дневнике на сайте гораздо позже… Неужели он почувствовал, что невидимый обычному глазу энергетический мостик между нами висит на волоске? Или какая-то часть в нём, в его Подсознании, о которой он совершенно не подозревает на уровне Сознания, испугалась, что он уже не успеет сыграть предписанной ему свыше роли в моей судьбе?
КТО ТЫ?
К какому такому значимому событию в моей жизни ты относишься? Что там, в этом сценарии, прописано, что меня не пускают заглянуть в него наперёд и не дают возможности повторно попасть в самый загадочный «венецианский» сон, чтобы понять: ты ли тот Человек в Чёрном, который хоронит меня, или нет?.. – задумываюсь я и не нахожу ответа.
Он звонит через месяц.
– Привет, Алиса…
Я стёрла его номер из памяти телефона, но его Голос невозможно стереть, уничтожить, забыть… Я молчу… Зачем ты звонишь мне?.. Прочитал, наконец-то, что я написала про аварию в дневнике?..
Он думает, что я его не узнала, и добавляет:
– Это Воланд…
Я улыбаюсь. Очень рада слышать. Соскучилась. Хочу увидеть тебя, рассказать всё то, что по фрагментам пытаюсь сложить в одну картину уже на протяжении нескольких лет, подарить – наконец-то! – икону Святого Георгия. Может быть, ты сам расскажешь при встрече, что вас обоих связывает?
Я выхожу из здания СП и поворачиваю направо к ЦДЛ, чтобы нам не мешали говорить.
Внезапно он спрашивает так же резко, цинично, быстро-быстро жонглируя словами, будто ножами, которые вот-вот вырвутся из его рук и вонзятся прямо в сердце – все сразу, одновременно:
– Алис, мне срочно нужен рецепт приготовления нитроуретановых двухкомпонентных лаков…
Я лишаюсь дара речи и останавливаюсь посреди дороги. А просто так позвонить слабо?
– Ты не помнишь, да? – спрашивает он.
Ты думаешь, что после сотрясения мозга у меня отшибло память? Зря надеешься. Я очень хорошо помню всё. Особенно то, что связано с тобой.
– Помню, почему нет. Берём раствор лакового коллоксилина, смолы в смеси органических растворителей и полиизоцианат на основе мономерных диизоцианатов алифатической структуры. В пропорции сто к пяти. Жизнеспособность смеси – восемь часов при температуре двадцать градусов.
– Понятно… А ты сейчас работаешь?
– Куда деваться… Кушать-то хочется…
Ты хочешь знать, насколько я уцелела? Я вышла на работу в понедельник. Сразу после тех ужасных выходных. Правда, выглядела я тогда…
– Всё там же?
Ты собираешься снова предложить мне поработать с тобой? Предложи, я заранее согласна.
– Ввиду отсутствия других предложений, да… там же…
– А я пока всё ещё здесь… живу…
То есть там, в другом городе…
– Ааа… – я не знаю, что ему сказать.
Вернее, мне хочется спросить: «А ты не хочешь пригласить меня к себе, в тот город, где сейчас обитаешь? Особенно после того, что я пережила… Он как раз подходит для поправки здоровья…»
– Ну ладно… Звони тогда, если что… – рявкает он.
«Если что – это что?» – сразу же проносится у меня в голове, но я прощаюсь с ним. Зачем-то. Я опять ничего так и не сказала, в то время как «рюкзак кармы» за плечами сильно прибавил в весе.
Я бросаю взгляд на серебряное кольцо со Святым Георгием, побеждающим дракона.
КТО ТЫ?
«Я помню голос и лицо… А в церкви – Тишина… «Купи Георгия кольцо!» – внушала мне Она. Он – где-то очень далеко, его как будто нет в моей судьбе… Но как легко звонит-рычит: «Привет!». Душа усеяна сполна крестами якорей, но снова в щёки бьёт волна его – чужих – морей. И кажется, что мы – в кольце, и бесконечен сон, улыбка грусти – на лице, неслышный – в сердце – стон. Как нити в Прошлое тонки, а дни – бегут ручьём… Его внезапные звонки – почти что ни о чём… А на кольце, моём кольце, – Георгий и Дракон, и я не знаю, в чьём лице является мне Он…»
Глава 11
Январь 1989. Москва
Сны и явь сливаются воедино.
Меня мучают кошмары, в которых я вижу смерть в образе Тумана, поглощающего всех, кто ещё здесь, рядом со мной. Я не хочу ничьих смертей. Но чувствую, как скоро умрёт мамина сестра, а за ней следом – все остальные. Теперь я панически боюсь своих снов, и, как следствие, боюсь засыпать, увидеть что-то, чего я категорически не хочу видеть. И моё Подсознание пытается защитить меня – посылает бессонницу – уже которую ночь до утра я сижу со включённым светом за письменным столом у окна.
Но в квартире с наступлением темноты постоянно что-то происходит – самопроизвольно открываются двери, включается и выключается свет, льётся вода из-под крана, зажигается и выключается газовая плита, скрипят половицы старого паркета, падают со стен иконы, исчезают вещи, бьются зеркала…
Я не знаю, что мне делать. Единственное желание сейчас – уснуть, как мама, очнуться Там и уже никогда не возвращаться обратно.
Утро совсем скоро. Я сижу за письменным столом и пишу письмо маме с просьбой забрать меня к себе.
Внезапно я слышу Голос.
– Пойдём со мной, Алиса… Закрывай глаза, пойдём…
– Мама? – я пытаюсь найти её глазами, но тщетно.
– Иди за мной, Алиса, не бойся… – спокойно шепчет Голос где-то рядом.
Я мгновенно оказываюсь в космосе, в чёрной пустоте, вернее, в окружении звёзд и планет. Как в планетарии. Земля – маленький шарик справа внизу. Никого А рядом нет.
– Нет, Алиса, ты не одна. Я с тобой. Я привела тебя в это место, потому что здесь проще рассказывать о том, что ты, скорее всего, забудешь, когда вернёшься на Землю, но рано или поздно, обязательно вспомнишь…
– Где мы?
– На небе, разве ты не видишь? – смеётся Голос. – Во Вселенной. В том, что принадлежит Вечности. На крыше мира. Здесь находится невидимая Книга, в ней записано всё-всё-всё абсолютно про всех, кто когда-либо был, есть и будет.
– И про меня?
– Да, и про тебя… Эта Книга всегда открыта. И её можно почитать. Но не все имеют к ней доступ.
– У меня нет доступа – я не вижу этой Книги. И не могу её читать.
– Это не так, Алиса.
Внезапно на фоне чёрного неба появляется огромная призрачная Книга. Её контуры, похоже, нарисовал сам господин Туман. Книга раскрывается, страницы медленно перелистываются у меня на глазах.
– Алиса, ты побывала в состоянии смерти, когда Дверь в Этот Мир открывается.
– В Мир Тумана?
– Хорошо, давай называть его так… Ты вернулась, убедившись на собственном опыте, что Мир Тумана существует и в него можно попасть. Ты знаешь, что твоё земное тело – только домик. Ты видела его со стороны, когда вышла из него. И ты – это не сам домик, а ТЫ, временно поселившаяся в домике. Обычные дети попадают в Этот Мир во сне, будучи ещё совсем маленькими, но постепенно, взрослея, забывают, откуда пришли на Землю, начинают думать, что они и их тела – одно и то же. Дверь закрывается, люди старятся и лишь в момент смерти земного тела возвращаются сюда и вспоминают всё. Взрослые рассказывают детям сказки о том, что призраков не существует, а Мир Тумана нереален и является лишь плодом их воображения. Поэтому обычные дети в твоём возрасте не имеют ни собственного опыта, ни достоверной информации от взрослых. Они не верят в существование Двери между Мирами, и возможность попасть сюда и почитать Книгу у них – минимальна. Разница между обычными детьми и необычными заключается в том, что обычные считают:
«Этого не может быть, потому что не может быть никогда на Земле», а необычные знают: «Нет ничего невозможного», потому что таков закон Мира Тумана, и он важнее законов Земли. Необычные дети вырастают и становятся Волшебниками. Проникая в Этот Мир, например, во сне, они могут видеть будущее и управлять им.
– Я не умею.
– Ты обязательно научишься.
– А почему сон так похож на смерть?
– Сон – это возвращение к себе. Ты покидаешь земной домик – тело, чтобы на время сна почувствовать себя настоящей, какой ты была, есть и будешь здесь. Когда человек умирает, оставляя тело, и люди говорят о его смерти, он возвращается в свой настоящий дом, становится собой. В этом смысле сон действительно похож на смерть. Разница между сном и смертью – лишь в том, что во время сна между тобой и телом сохраняется связь. Она похожа на тоненькую ниточку, по которой ты возвращаешься обратно. А в момент смерти земного домика ниточка рвётся. И возвращаться уже некуда.
Но сон – это ещё и разговор с самим собой, с той твоей частью, которая пребывает в Мире Тумана и на Земле одновременно, читает Книгу, где всё написано и постоянно пишется дальше, поэтому твоё Второе «Я» знает гораздо больше тебя. Если ты во сне понимаешь, что спишь на Земле, а сама сейчас находишься в Мире Тумана, ты управляешь сном, обе твои части соединяются в единое целое, и ты можешь творить чудеса. Но если во сне ты не понимаешь, что спишь, твоё Второе «Я» рассказывает о чём-то, что для тебя важно, пытается с тобой поговорить. Оно показывает образы, картинки, которые ты должна понять, расшифровать. Многие люди ошибаются и неверно истолковывают увиденное. Но никакие сонники не помогут. Каждый человек должен изучить свой собственный язык общения со Вторым «Я», он – уникален. Второе «Я» всю жизнь оберегает человека и помогает не только во сне, но и наяву. Чаще прислушивайся к себе, потому что Второе «Я» – внутри тебя самой. Люди называют его голос интуицией, предчувствием, кому-то привычней представлять его Хранителем. Он будет посылать тебе различные знаки в виде случайно, на первый взгляд, попавших в руки земных книг, в которых есть нужная информация, сталкивая с важными для тебя людьми или как-то иначе. Ты должна быть очень внимательна к «случайностям».
Читать бесплатно другие книги:
