Глаза Клеопатры Миронова Наталья

ГЛАВА 8

Между тем ответ был чрезвычайно прост. Любой психолог ответил бы на этот вопрос с легкостью.

Никита Скалон был трудоголиком. Из тех, кому при всех властях нужно только одно: чтобы не мешали работать. При советской власти Никита, окончив МИФИ, пошел на работу в «почтовый ящик», проектирующий АСУ — автоматизированные системы управления. Раньше, это было еще до Никиты, их называли АСУП — автоматизированные системы управления производством. И даже АСУПП — автоматизированные системы управления промышленным производством. Но, сколько ни менялись названия, толку от АСУ было мало. Конечно, сильно подводила «матчасть» — те самые советские микросхемы, крупнейшие в мире. Однако главная причина была в другом: не принимало советское промышленное производство автоматизированных систем управления. Красивые агрегаты стояли без дела, а учет на производстве вели по старинке, в амбарных книгах.

Через пару лет Никита вместе с двумя друзьями организовал на месте своего разваливающегося КБ молодежный научный центр. Была эпоха перестройки. В стране началась компьютеризация, под это даже реальные деньги давали. Настало его время, и он окунулся в работу с головой. Увы, и здесь сказался тяжкий груз прошлого. В конце мая 1989 года Никита, не веря своим глазам, следил по телевизору, как депутаты первого съезда, избранные по сложной многоступенчатой схеме на манер афганской джирги, голосуют руками, а по рядам огромного зала Дворца съездов бегают «счетчики» и эти руки пересчитывают. Позор вышел на весь мир, но, казалось, никто, кроме самого Никиты, этого позора не видит, не чувствует, не замечает.

Ко второму съезду в декабре того же года Никитина фирма уже смонтировала электронную систему голосования, и теперь он, не зная, плакать или смеяться, смотрел по телевизору, как депутаты, не доверяя электронике, требуют ручного пересчета, голосования бюллетенями, вставанием, уходом из зала и так далее. Ему вспомнились сотрудники отдела «Вечной молодости» из обожаемой с юности повести Стругацких «Понедельник начинается в субботу»: тысячелетние старики, которые не гасили свет, боясь, что их ударит током, и называли электричку чугункой.

Впрочем, сомнения депутатов быстро иссякли, когда им открылись бескрайние возможности голосования «за себя и за того парня». Теперь уже Никита смотрел, как депутаты-многостаночники бегают по рядам в полупустом зале, нажимая на кнопки, и ему больше не было смешно.

Вот тогда, на первом крупнейшем заказе государственной важности, он и свел, благодаря отцу, то полезное, но неприятное знакомство с мужем Зои Евгеньевны. Этот человек, типичный представитель современной люмпен-буржуазии, в то время именовавшейся советской номенклатурой, работал всего лишь инструктором ЦК, но уже имел влияние. Он «пробил» для Никиты и его друзей этот заказ, с которым не справились государственные производители, и с тех пор стал считать себя их покровителем. Он обладал недюжинным чутьем, сумел оказаться не замешанным ни в путч 91-го, ни в кровавые столкновения 93-го, ладил с любым начальством, после распада СССР стал чередовать правительственные должности с выборными, но неизменно оказывался там, где выгодно.

Никите этот человек несколько раз помог с ввозом компьютеров и сотовых телефонов, когда они появились, но он упорно вмешивался, куда его не просили, и толкал партнеров к нефтяному бизнесу. Никита и его друзья твердо решили не участвовать в залоговых аукционах и не заниматься «нефтянкой». В начале 90-х, не имея правовой базы, они часто балансировали на грани фола, путались в противоречивом налоговом законодательстве, но все-таки выстояли и создали с нуля компанию, предлагающую чисто интеллектуальный продукт: компьютерное обеспечение и телекоммуникации.

Порой ему приходилось очень нелегко. Никита ничего не имел бы против конкурентов, будь конкуренция честной. Но его конкуренты бегали в Думу, «сращивались» с губернаторами и мэрами и благодаря этому получали частоты, приоритетные права на строительство вышек, на обслуживание регионов. Всякий раз, когда такое случалось, возникал «благодетель» с укоризненным «а я ведь вам говорил» на устах. Иногда Никита, хоть и с большой неохотой, соглашался принять его помощь. За это приходилось платить громадные «откаты», но уж больно не хотелось самому идти в начальственные кабинеты и доказывать, что он, Никита Скалон, не верблюд.

Ему куда интереснее было осваивать и выносить на рынок беспроводные технологии, новые интернет-ресурсы, новые пакеты услуг, завязывать контакты в соседних странах и распространять там свой продукт. Он вывел компанию на международный рынок, его акции стали котироваться на Нью-Йоркской фондовой бирже, появились связи с «Майкрософтом», переросшие в тесное сотрудничество.

Своих конкурентов он бил многообразием опций и гибкими тарифами на связь и интернет-услуги. Некогда скромный, полукустарный молодежный научный центр превратился в мощную промышленно-финансовую группу с интересами в самых разных отраслях, держательницу контрольных и блокирующих пакетов акций многих компаний. Тем не менее «профильный актив» фирмы с гордым названием «РосИнтел» остался прежним: высокие компьютерные технологии, сотовая и спутниковая связь. По молчаливому уговору партнеры по-прежнему отказывались заниматься энергоносителями. «От углеводов фигура портится, разве вы не знаете», — говорил Никита своему настырному «благодетелю», умышленно опуская последние слоги в слове «углеводород». Тот сокрушенно качал головой, — какую выгоду люди упускают! — но почему-то упорно просился в долю. Пришлось ввести его в совет директоров.

Никита стал так богат, что мог бы спокойно «лечь на печку» и до конца своих дней стричь купоны, но такая мысль даже не приходила ему в голову. Он не представлял жизни без работы, чувствовал себя в ней, как рыба в воде. Но когда, после выхода компании на международный рынок, он вынырнул ненадолго, последствия оказались катастрофическими. Неожиданно для самого себя он женился. Женился на первом попавшемся на глаза хорошеньком личике, а потом долго, мучительно бился, пытаясь вникнуть в чуждую для себя логику, в совершенно непостижимые интересы. И если бы — о, если бы! — его жена оказалась просто мещанкой, одуревшей от неожиданно свалившегося на нее богатства. Какое это было бы облегчение!

Потом, когда, строго говоря, было уже поздно, Никита не раз спрашивал себя, нет ли в случившемся доли его вины, и охотно признавал, что есть. Он не обратил внимания на тревожные звоночки, а они были. Они были слышны с самого начала, а он ни о чем не догадался, не насторожился. Как водолаз, всплывший слишком быстро, он заболел кессонной болезнью до помрачения рассудка.

Оленька Разумовская была внучкой двух академиков и дочерью членкора. Ее мать была профессором, доктором химических наук. Природа наградила Оленьку высоким ростом, прекрасной фигурой и личиком дрезденской фарфоровой пастушки с большими голубыми глазами и очаровательным, чуть вздернутым носиком. А потом Природа сказала: «Все, девочка, дальше ты сама» — и сочла свою миссию выполненной.

Папе с мамой и дедушкам с бабушками было не до нее: все были заняты наукой. Оленька наукой не интересовалась, еле окончила школу, тяготилась семейным домом, а больше всего — царившей в нем бедностью.

У нее сохранились смутные детские воспоминания о том, как раньше, когда давали пайки и билеты на елку, все было хорошо. Ее возили в большой черной машине, и ей не нравилось, когда машина останавливалась на светофоре, она кричала тому, кто сидел за рулем: «Ехать! Ехать!» У нее сохранилась фотография, где она — хорошенькая, нарядная, в бархатном платьице и беленьких кружевных колготочках — зажигает лампочки на елке, а вокруг стоят взрослые и смотрят на нее с умилением. Она чувствовала себя самой важной, потому что ни у кого не было такого красивого платьица и таких хорошеньких колготочек. И когда ехала в большой черной машине, тоже чувствовала себя самой важной.

А потом — она не задумывалась и не понимала почему — вдруг наступила страшная нищета. Пошли скучные разговоры: академии урезали какие-то фонды, опять задержали зарплату, да и сама зарплата, раньше такая большая, что все завидовали, стала вдруг до невозможности маленькой, хотя исчислялась тысячами. Оленька не понимала, как это может так быть, а спросить было не у кого. Родители и теперь, при нищенской зарплате, продолжали ишачить, как полные идиоты. Их, видите ли, интересовала наука.

Когда-то самым близким ей человеком была домработница Паня — Прасковья Богдановна, растившая еще ее отца. Но Паня состарилась, теперь за ней самой нужен был уход, и Оленьку она стала раздражать.

— Прогоните ее! — говорила Оленька родителям и даже топала ножкой. — Она же ничего не делает.

Родители стыдили ее, объясняли, что Паня здесь живет, это ее дом и идти ей некуда.

— Но она же не работает! Наймите другую. Мне стыдно подружек домой пригласить!

Родители лишь растерянно переглядывались и вздыхали, а сама Паня убивалась, слыша такие слова своей воспитанницы.

— Миленькие вы мои, — говорила она Оленькиным родителям, — я бы рада живой в землю лечь, да ведь грех. Что ж делать, сработалась я вся до косточки. Ноги не держат.

Они успокаивали ее, уверяли, что она член семьи и ее комнатка в их большой квартире останется за ней навсегда, но Паня была безутешна. Совсем не те слова хотелось бы ей услышать.

Когда Оленьке исполнилось четырнадцать, Паня наконец умерла, но никакого облегчения это не принесло. Готовить стало некому, мама собиралась защищать докторскую диссертацию. Оленька привыкла хватать кусочки, особенно полюбила ветчину в нарезке, в обилии появившуюся на прилавках. Горе было лишь в том, что денег не хватало эту ветчину купить.

Оленька давно уже поняла, что от родителей толку не добьешься. Ее нужды должен удовлетворять кто-то другой. Вырвавшись наконец из ненавистной школы, она принялась сама устраивать свою жизнь и даже не заметила, как стала профессиональной тусовщицей: проникала в «центровые», как она выражалась, места на презентации, на закрытые вечеринки, знакомилась с мужчинами. Нужно было одеваться, нужно было выглядеть, а на это требовались деньги. Оленька стала беззастенчиво брать из дому не только деньги, но и вещи. Ей это не казалось воровством. Она устраивала свое будущее. Когда родители приступили к ней с робкими расспросами, она откровенно заявила, что они не уделяют ей внимания, вот и приходится заботиться о себе самой.

Глубине Оленькиного невежества могла бы позавидовать Марианская впадина, но одну истину она усвоила: красивая женщина — это самая твердая из всех свободно конвертируемых валют в мире, и принимают ее повсюду. Никто ее этому не учил, сама дошла.

У нее не было ни средств, ни связей, чтобы съездить в Куршевель или на Лазурный Берег, где тусовались самые знаменитые толстосумы. Ходили слухи о турагентствах, подбирающих девушек для эскорт-услуг, но где их найти? Куда обращаться? Где он, этот Очкарик? Да и велик риск оказаться где-нибудь в гареме.

Действуя по принципу «зелен виноград», Оленька решила, что ей все это не годится. В Куршевель она поедет, когда подцепит солидного мужа, нечего ей отираться в кордебалете. А солидного мужа придется подцепить в Москве. Ничего, тоже не последний город.

На одной презентации, куда ей удалось пробраться, Оленька познакомилась с девушкой по имени Лора, пришедшей с той же целью. Как ни странно, они не стали соперницами. Наверное, потому, что Лора терлась в шоу-бизнесе, снималась в рекламе, позировала фотографам, а Оленьке все это было ни к чему. Она не могла составить Лоре конкуренцию, и они даже подружились. Лора была постарше годами и опытнее, она дала Оленьке несколько дельных советов.

— Не зыркай по сторонам, а то сразу распознают, — наставляла Лора. — Смотри из-под ресниц. Возьми коктейль и делай вид, что пьешь. Но не пей: развезет. Увидишь бобца — иди на сближение, но не прямо, а так… будто случайно мимо проходила и всех в гробу видала. Коктейль поставь где-нибудь, пусть он сам тебе предложит.

У Лоры было множество полезных сведений такого рода, и Оленька впитывала их, как губка. Она должна была найти себе мужа. Такого мужа, чтобы обеспечил все ее нужды. А ей нужно было много… так много всего. Вокруг было полно мужчин, но все почему-то женатые. И скуповатые. Им казалось, что сводить Оленьку Разумовскую в ресторан — вполне достаточная цена, чтобы уложить ее в постель. Как говорится, «кто девушку ужинает, тот ее и танцует». Она быстро ставила таких на место. Некоторые пытались расплачиваться с ней деньгами. Когда это случилось впервые, Оленька закатила страшный скандал, и смущенный кавалер повел ее в ювелирный покупать кольцо. Увы, не обручальное.

Оленька очень боялась за свою репутацию. Еще прослывешь путаной! Карьера содержанки ее совсем не прельщала. Ей хотелось замуж за богатого, а там… полная свобода! А пока она брала плату натурой, но оказалось, что и эта роза с шипами. Расщедрится ли папик на шубку? А ей еще и машина нужна. Правда, водить она не умела, но мало ли что, если появится тачка, может, она и научится. У нее скопилась чертова уйма колец и других побрякушек, целая коллекция дорогих духов, часиков, антилоповых сумочек… Что со всем этим барахлом делать, Оленька не представляла. Продавать? Такая морока! И цены настоящей не дают. Деньги все-таки лучше. Она сменила нескольких богатых любовников, но продолжала появляться на светских вечеринках одна, чтобы поймать жениха.

С Никитой Скалоном она познакомилась в центровом месте, на Московском автосалоне. Оленька проникла туда по совету все той же Лоры — подрядилась работать на каком-то стенде. Как известно, чем больше красивых девушек вьется вокруг какой-нибудь тачки, тем лучше она продается. Вот Оленька и вызвалась потрудиться во славу отечественного автопрома. На самом деле у нее и в мыслях не было представлять публике какую-то там «Калину»: только портить имидж. Она пришла на выставку одетая во все лучшее и принялась с умным видом расхаживать вокруг дорогих иномарок, выискивая добычу.

Когда он положил на нее глаз… Нет, это он только подумал, будто это он положил на нее глаз. Мужчины так глупы! На самом деле, когда он подошел к этой машине, вернее даже не к машине, а к «концепту» (Оленька уже успела уяснить, что это не одно и то же), она оказалась как раз на месте и, словно невзначай, задала ему вопрос, который до этого задавал девице, представлявшей «концепт», какой-то хмырь из автомобильных фанатов. Оленька задала тот же вопрос потенциальному жениху, и сделала это так непринужденно, будто всю жизнь интересовалась каким-то там многоточечным впрыском. На самом деле ей казалось, что вопрос звучит как-то даже слегка неприлично. Но Никита принялся всерьез объяснять ей, что это такое, а она сделала вид, будто внимательно слушает.

В тот же вечер он повел ее в ресторан — в роскошный закрытый клуб, где кормили хорошо и обстановка была очень солидная, но Оленьке там не понравилось: скучновато, музыка играла еле слышно, и танцев не было, — а потом отвез домой. Такой поворот оказался для нее неожиданным, но ее просветила все та же Лора. «Не гони картину, — посоветовала она, — пусть мужик красиво поухаживает, это добрый знак. Только не смотри на него так, будто завтра же потащишь в загс: спугнешь. Они этого не любят».

Сама Лора к тому времени загарпунила такого кита, что у Оленьки слюнки потекли: банкир, восточный человек, значит, знает толк в роскоши. Оленька последовала совету подруги и не прогадала. Никита красиво поухаживал за ней и сделал предложение. Она с первого взгляда решила, что он ей подходит: богатый, нестарый, интересный… К тому стенду он подошел не один, а с целой компанией таких же хорошо одетых и богатых на вид, но Оленька давно уже научилась с ходу отличать женатых. К тому же из них всех он был самый красивый. Не мужчина, а мечта. Оленька пошла бы и за старика, и за урода, лишь бы был щедр, но если потенциальный жених к тому же еще и собой хорош… Кто ж будет возражать?

Увы, ее ждало горькое разочарование. Ради Никиты она «потеряла» паспорт и при получении нового скинула себе три года. Мало того, пошла в клинику и зашилась. Пусть думает, что он у нее первый. Она слишком поздно поняла, что зря старается. Он не оценил. И вообще парень оказался беспонтовый. Совсем не такой, как ей хотелось.

У нее в голове не укладывалось, как такой богач может быть так скуп. Очень скоро выяснилось, что он ей совершенно не подходит. Нет, оказалось, что он не мечта, не кумир ее души, не вторая половинка яблока, наоборот, он очень плохая карма. Но они уже были женаты, и Оленьке ничего другого не оставалось, как выжимать все возможное из того, что есть.

Обманулся и Никита. Он был совсем не скуп, просто у него было свое твердое представление о том, что сколько стоит, а главное, нужно ему это или нет. Он любил добротные и прочные вещи, но ему, например, вполне хватало надежного и комфортабельного «Вольво», и он думать не думал, что это не престижно.

Оленька таких вещей не понимала. Зачем строить дачу в какой-то богом забытой Красной Пахре, когда всем известно, что жить надо на Рублевке? Никита тоже многого не понимал. Он купил жене «Мерседес», но ей хотелось большего. Ей нужен был «Майбах», «Бентли», «Роллс-Ройс», безразмерный «Линкольн»… Ей нужно было выходить в свет и всем демонстрировать, что у нее есть муж, наряды, драгоценности… Что у нее все, слава богу, в порядке. Нарядами была забита гардеробная таких размеров, что в нее с радостью вселилась бы семья из трех человек. Многие платья висели с несрезанными бирками, потому что к ним так и не были подобраны туфли подходящего оттенка, хотя коробки с туфлями громоздились горами и грозили рухнуть на голову при первом же неосторожном движении.

Но Оленьке все было мало, и жизнь казалась ей неполной, потому что муж решительно не желал ей подыгрывать. Его не интересовали тусовки, он был вечно занят своей дурацкой работой, посещал только свои нудные корпоративные вечеринки, пытался общаться с ее предками, о которых сама Оленька предпочла бы забыть. Подумать только, он стал давать деньги ее папаше, какие-то там «гранты»!

Он ходил на заумные концерты, на которых Оленька умирала от скуки. Тыкал ей в глаза своей образованностью. Зато он терпеть не мог музыки, которая нравилась ей. Оленька рвалась на клевые вечеринки, где люди швыряли деньгами и вытворяли такое, что у нее голова кружилась и колени подгибались от сладкого предвкушения. Она знала, что бывает на этих вечеринках. Такие перформансы… такие хеппенинги! Оленька не брала в голову, что после некоторых перформансов, например после шоу с собаками, иные участницы покидают арену в сильно искаженном виде. Ей казалось, что все это безумно гламурно. А Никита слышать ни о чем не хотел. Работал как чумной, а ей приходилось сидеть дома.

Они начали ссориться. Пытаясь настоять на своем, Оленька пошла на самый простой и очевидный шаг: стала отказывать ему в сексе. Никита сделал следующий логический ход: начал искать утешения на стороне. Оленька последовала его примеру.

Она вообще пошла вразнос. Ему назло начала играть в казино и, конечно, проигрывала огромные суммы. Кроме того, она понемногу пристрастилась к наркотикам. Ей казалось, что нюхать кокаин — это очень шикарно. У нее был единственный критерий: она может себе это позволить. Остальное неважно. В конце концов Никите пришлось поместить объявление в газетах и в Интернете, что он не отвечает по ее долгам. Он пригрозил, что, если она посмеет пронести в дом наркотики, он прикажет охране ее обыскивать. Эту угрозу ему пришлось пустить в ход дважды, причем Оленька вырывалась, брыкалась, царапалась и визжала так, что закладывало уши. Но он добился своего: таскать кокаин домой она перестала.

Никита не мог понять, как дошел до жизни такой. Самое обидное, что на работе он проявлял поразительное чутье при подборе сотрудников. Компания существовала уже больше десяти лет, и за эти годы никто его не разочаровал, не обманул, не предал. Как же при женитьбе он мог так жестоко обмануться? У его жены обнаружилась ужасная манера: сделав очередную гадость, она бросала на него вороватый взгляд искоса, словно хотела узнать, что ей теперь за это будет. А делать гадости она умела. Пусть по мелочи — на что-то серьезное у нее, слава богу, ума не хватало, — но все равно это причиняло ему боль. Она стала звать его «Никита» с ударением на последней букве, как героиню известного фильма, прекрасно зная, что это его раздражает. Она брала без спросу и тратила на свои причуды деньги, отложенные на хозяйство, а когда Никита спросил ее об этом, беззастенчиво обвинила Дусю.

— Радуйся, что женщин бить нельзя, — сказал он ей, после чего стал отдавать деньги на ведение дома Дусе под ключ.

А Оленька тогда бросила на него такой странный взгляд… Никиту охватила дрожь отвращения, когда позднее он об этом вспомнил. Но в тот момент он просто ничего не понял.

Оленька несколько раз пыталась выманить деньги у Дуси под разными предлогами, но натолкнулась на глухую стену. Тогда она, недолго думая, взяла из кабинета у Никиты ноутбук и продала на черном рынке. Ей и в голову не приходило, что «начинка» ноутбука — записанные на винчестере файлы — стоит на много порядков дороже самого компьютера.

— А мне нужны были деньги! — объяснила она мужу с обезоруживающим простодушием.

Служба безопасности компании «РосИнтел» с трудом выцарапала компьютер из рук подпольных торговцев, к счастью, без ущерба для содержимого. Темные перекупщики тоже не поняли, «не расчухали», как выразился начальник службы безопасности, что именно попало к ним в руки. Погибших при этом нервных клеток никто не считал.

После случая с ноутбуком Никита стал запирать свой кабинет, но он не мог запереть все ценное, что было в квартире. Это была та самая квартира в Кривоколенном переулке, где когда-то арестовали деда. Та самая квартира, откуда бабушка ушла на рассвете, предварительно отравив свою любимицу Муху, лаявшую на предателя. В память о бабушке Никита выкупил не только эту квартиру, он выкупил весь дом, расселив жильцов коммуналок, провел капитальный ремонт и предложил остальные квартиры в рассрочку сотрудникам своей фирмы. Теперь в доме жили только друзья и единомышленники. Все, кроме Оленьки.

Ей удалось тайком вынести и продать несколько дорогих вещиц, не таких, конечно, ценных, как компьютер, но все-таки стоивших немалых денег. Оленька «загоняла» их за бесценок. Ей уже не так важны были деньги, хотя деньги нужны были ей всегда, как очередная победа в войне на истощение, которую она вела с мужем. Увы, Никита понял это слишком поздно. Лишь за одно он благодарил Бога: бабушка вовремя умерла и ничего этого не увидела.

На корпоративных вечеринках Оленька напивалась и устраивала безобразные сцены. Ему приходилось силой волочь ее домой. Дошло до того, что друзья, отводя глаза и краснея, попросили его приходить без жены. Никита всего один раз нарушил этот уговор. Он давно уже предлагал Оленьке врачебную помощь, но она, разумеется, слышать ни о чем не хотела. И он пошел на хитрость: пригласил на вечеринку под Новый год «для своих», где не было никаких иностранцев и вообще посторонних, женщину-психиатра, бабушку одного из своих сослуживцев. А сам пришел с Оленькой.

Оленька выступила в своем репертуаре: напилась, стала грубо приставать к приглашенным мужчинам прямо на глазах у их жен и громко говорить гадости о Никите. Он силой увел ее домой, бросив друзьям на прощанье, что это было в последний раз, а на следующий день встретился с женщиной-психиатром. Она расспросила Никиту о родителях Оленьки, потом об их совместной жизни, о других Оленькиных странностях и склонностях, после чего вынесла свой вердикт:

— Типичный случай детской депривации, усугубленный тяжелым неврозом.

— А теперь по-русски, пожалуйста, — безрадостно попросил Никита.

— Девочка с детства была лишена родительского внимания, особенно материнского. Мама диссертацию защищала. Вы случайно не знаете, о чем?

— О кристаллах германия, насколько мне помнится.

— Вот именно, — тяжело вздохнула Софья Михайловна Ямпольская, бабушка его любимого сотрудника. — Кристаллы германия интересовали ее куда больше, чем родная дочь. Да нет, я ее не осуждаю, случай вполне распространенный. Но теперь мы имеем то, что имеем. Ваша жена любыми способами пытается добиться внимания, которого была лишена в детстве. И ей все равно, что ей за это будет. Даже если это наказание.

— Но я никогда не обделял ее вниманием! — удивился Никита.