Маятник судьбы Бачинская Инна

– Ченселлор Майкл, – произнес я. – И демонесса Фран­суаз. К сэру Томасу Чартуотеру.

Древки алебард разошлись передо мной, я ступил в образовавшийся проход. Те, кто охранял покои епископа, не были живыми людьми; я сомневался, что они вообще были кем-то.

Откуда-то издалека доносилось журчание фонтанов.

– Насколько я знаю, вы не верите в богов Вселенской Церкви? – спросил сэр Томас.

Алый нектар изламывался в граненом бокале подобно драгоценному камню.

– Нет, сэр Томас, – ответил я. – Говоря откровенно, в людей я тоже не верю.

Ни одному из нас не хотелось начинать разговор, поэтому я сделал вид, что заехал к сэру Томасу на бокал медового нектара.

– Не знал, что здесь Чис-Гирей, – сказал я.

– Он приехал вручать поэтические награды. Как почетный гость.

Так мы беседовали, а Франсуаз без конца вертелась, словно в ее кожаные шорты залез целый десяток муравьев. Ей было скучно. Наконец она с важным видом спросила:

– И кто получил награду?

Сэр Томас обернулся и взглянул на мою партнершу с нескрываемым удивлением. Так человек смотрел бы на фонарный столб, если бы тот внезапно осведомился, каковы котировки на бирже.

– Тимоти Муравьед, – ответил он. – За «Оду о разворошенном муравейнике».

– А, – произнесла Франсуаз с видом знатока поэзии. – Этого следовало ожидать.

Сэр Томас тряхнул головой, точно вытрясал оттуда мысли о поведении моей партнерши.

– Раньше награды получал сам Чис-Гирей, – заметил я.

– В основном это было политическим шагом, – сказал сэр Томас. – Императоры Асгарда долго угнетали свой народ. Мы должны были поддержать тех, кто призывал к свободе. Марат стал сановником Великой Церкви именно для того, чтобы избежать преследования властей.

Франсуаз надулась.

– Никто там не стремился к свободе, – сказала она. – Ни ледяные тролли, ни великаны. Все они только и умели, что шушукаться по углам.

– Вы были в Асгарде?

Сэр Томас счел, что следует проявить вежливость по отношению к своей гостье, и тут же об этом пожалел.

– Как же, – ядовито ответила моя партнерша. – Пара снежных великанов перехватила меня на курорте Морских Свинок. Ныли о свободе, о тирании, а закончили тем, что стали клянчить деньги на нужды сопротивления.

Глаза сэра Томаса сверкнули отчаянием. Он изо всех сил старался найти ответ, который избавил бы его от необходимости слушать дальше.

Однако ничего подходящего так и не постучалось в его череп, поэтому пришлось улыбнуться и спросить:

– Вы дали?

Это блестящий вопрос, особенно когда его задают девушке. Впрочем, ни сэр Томас, ни Франсуаз этого не заметили.

– Конечно нет, – возмущенно отвечала моя партнерша. – Я думала, речь идет об одеялах для беженцев или там о еде для голодающих.

– А на самом деле?

– Они хотели издавать стихи. В переплете из коры серебряного баньяна. Даже император Асгарда не издавал свои эдикты в таких обложках.

Франсуаз пылала негодованием, вызванным, впрочем, не столько великанами – любителями поэзии, сколько ее долгим и вынужденным неучастием в разговоре. Ведь к ней не обращались целых две минуты.

– Я послала их к черту – и знаете что? Они еще долго бродили по курорту, пытаясь его найти. Приставали к барменам, швейцарам, спрашивали, где это. Потом, к счастью, их вышвырнули вон.

– За стихи? – удивился сэр Томас, который, сам того не замечая, постепенно втянулся в разговор. – Я думал, на курорте Морских Свинок власти терпимы ко всем.

– Не за стихи, – отмахнулась девушка. – Устроили пьяный дебош в трактире.

– Теперь я вспомнил, – подтвердил сэр Томас. – Марат Чис-Гирей написал об этом большое эссе. Правда, его версия несколько отличается от вашей…

– Значит, не стоило его спасать, – хмыкнула девушка. Пока детишки не начали лупить друг друга погремушками, следовало перевести разговор в другое русло.

– Если Марат Чис-Гирей здесь только затем, чтобы раздавать лавровые венки, – спросил я, – то почему его кто-то пытался убить? За плохие стихи?

Сэр Томас добродушно засмеялся.

– Я как раз вспомнил, что о нем рассказывали, – пояснил он. – Говорят, крупные литературные журналы платят Чис-Гирею лишь за то, чтобы он не приносил им своих новых стихов… Да, с тех пор, как последний император Асгарда мирно скончался во сне, поэмы о свободе там перестали пользоваться успехом. Увы.

– Во сне, – пробормотала Франсуаз. – Как же. В его алкоголе было столько крови – целый процент. Не удивительно, что он не оставил наследников.

– Хотя мода на восхваление свободы прошла, – продолжал сэр Томас, – Марат Чис-Гирей остается видной фигурой. Он своего рода символ борьбы за свободу – борьбы, которая, к слову, закончилась победой без гражданской войны и кровопролития…

Он взял со стола массивный черный крест, и я решил, что наш хозяин решил призвать себе в свидетели силы тьмы.

– Нам еще повезло, что небесные боги охраняют этот город. Здесь не действуют ни огнестрельное оружие, ни магические жезлы. Но, конечно, против стали или дубинки это не поможет.

Чартуотер отвинтил крышку, венчавшую один из концов креста, и сделал добрый глоток из того, что оказалось большой фигурной флягой.

– Хороший коньяк, – сообщил он. – Помогает во время молитвы. У Чис-Гирея много врагов, в том числе среди аристократов Асгарда. Они теперь оказались не у дел. Марата многие хотят убить… – Он просиял. – Впрочем, мы здесь не за этим.

Стоило подивиться его таланту говорить двусмысленности – но не вслух.

– Ладно, друзья мои, – сказал Чартуотер, вставая. – Предоставим мараться об Марата нашим коллегам из церковной гвардии. Сам я, как вы знаете, в церковном граде лишь гость, так что не знаю всех подробностей. Но у нас вполне хватает и своих забот… Пойдемте.

3

Белые стены окружали внутренний дворик. Деревья здесь были подстрижены так ровно и так красиво, что казались ненастоящими.

– Вспышка философии Зла сильно всех обеспокоила, – сказал сэр Томас. – Сюда, пожалуйста.

– Особенно меня, – процедила Франсуаз. – Меня там чуть не убили.

– Собрались все, – продолжал Чартуотер. – Епископы из Великой Церкви. Некроманты. Волхвы. Даже весталки притащились, хотя их никто не звал.

На белой поверхности здания сияла серебряная заплата двери. Казалось, ее никто не охраняет, но я не рискнул бы это проверять.

– Многие говорили, что все дело в проклятой тюрьме Сокорро. Весталки потребовали ее уничтожить. Написали обширнейший манифест. Не думаю, чтобы хоть кто-нибудь его читал…

За серебряной дверью открывалась тьма – такая черная и такая злая, что ее не мог развеять даже солнечный свет. Я благоразумно пропустил Франсуаз вперед.

– Я хочу прочитать, – сказала она.

– Манифест весталок? – не на шутку удивился сэр То­мас. – Не думал, что это вас заинтересует.

Темнота под нами распахнулась винтовой лестницей, и мне подумалось, что это прекрасный способ переломать ноги, если у кого есть такое хобби.

Наш провожатый начал спускаться.

– Не манифест. – Франсуаз недовольно махнула рукой, едва не залепив Чартуотеру пощечину. – Эту статейку. Ту, что написал этот ваш Чирей.

– А-а. – Сэр Томас произнес это так радостно, что в помещении на секунду стало как будто светлее. – Эссе Чис-Гирея. Как же оно называлось…

Чартуотер помедлил, то ли пытаясь вспомнить, то ли думая о чем-то другом.

– Знаете, я как-то запамятовал, – неубедительно пробормотал он наконец и поспешил вниз.

Франсуаз смотрела ему вслед, рука ее потянулась к щеке, точно после пощечины.

– Неужели настолько плохо? – пробормотала она. – Майкл, а ты не мог бы найти мне эту статью? Я решительно покачал головой:

– Не в то время, когда ты и ее автор находитесь в одном городе. Я не могу спасать Чис-Гирею жизнь чаще, чем раз в неделю. Таковы требования профсоюза.

Франсуаз секунду помедлила, решая, потребовать ли жестко или попытаться подлизаться ко мне. Но она отлично понимала, что в настоящий момент у нее нет козырей, поэтому просто пронзила холодным взглядом отсутствующего Чис-Гирея, и ее сапожки застучали вниз по лестнице.

Я стал размышлять, не потребовать ли у Совета эльфов небольшой ежемесячной премии – за то, что приходится возиться с Франсуаз.

Комнату освещали три фонаря, выполненные в виде голов грифонов. Под каждым из них стоял человек с бледным лицом и длинными светлыми волосами.

При нашем появлении они обернулись, и за их спинами я увидел крылья.

– Младшие ангелы, – прошептал сэр Томас, обернувшись. – Страшные зануды и тупы невероятно. Но если у человека куриные крылья, стоит ли удивляться, что у него птичьи мозги?

Эта шутка страшно развеселила Чартуотера, и он, замахав руками, чуть не свалился с винтовой лестницы. В этот момент наш провожатый, наверное, пожалел, что у него самого нет крыльев – ни с перьями, ни кожистых.

Лица ангелов оставались бесстрастными, и было ясно, что ни один из них не бросится подхватывать сэра Томаса.

Наверное, его здесь не очень любили.

В центре помещения находилось нечто похожее на чашу фонтана, к которой забыли приделать сам фонтан. Красные сполохи шли из глубины черной воды, и время от времени по поверхности пробегала тревожная рябь.

Франсуаз едва заметно передернула плечами.

– Хотя я сама родом из преисподней, – пробормотала она, – мне становится не по себе от таких штучек. Куда ведет этот портал?

– А? – переспросил сэр Томас. – Да никуда. Это лампа с подсветкой. Неплохо, не так ли? Любят же здесь транжирить деньги…

Не обращая внимания на трех ангелов, Чартуотер прошел к одной из стен, и при ближайшем рассмотрении там обнаружилась еще одна дверь. Сэр Томас распахнул ее и пригласил нас войти.

Проходя мимо ангелов, я увидел, что перья у них не белые, а грязновато-желтые.

Мы оказались в просторном помещении, выложенном серым камнем. Обстановка ограничивалась нами троими.

– Заморозить тюрьму Сокорро было легко, – произнес Чартуотер. Он констатировал это мимоходом, как нечто совершенно бесспорное. Наверное, потому, что его самого там не было. – Но вот что делать теперь? Волхвы хотели, чтобы всех заключенных немедленно освободили. Даже устроили из-за этого голодовку. – Сэр Томас заговорщицки понизил голос. – То-то радовались кардиналы, когда подсчитывали сэкономленные деньги. Главная проблема состоит в том, что среди узников Сокорро есть не только невиновные, брошенные туда по прихоти сумасшедшего коменданта.

Чартуотер остановился, не дойдя до середины зала. Пространство перед ним заколебалось – так дрожит и плавится воздух на горизонте раскаленной пустыни. Сэр Томас протянул руку, и его пальцы исчезли в мерцающей пустоте.

В то же мгновение он с тихим ругательством отдернул руку.

– Ангел тебя подери, – пробормотал Чартуотер. – Все эти гаргульи. – Он досадливо обсасывал укушенный палец. – Великая Церковь организовала комиссию, которая этим занимается. Ну и я там тоже понемногу участвую.

Это прозвучало как «только на мне там все и держится».

– Выясняем, кто и за что оказался в камере. Если, как говорят эти святоши из Церкви, «была попрана справедливость», размораживаем кусочек тюрьмы, да и вытаскиваем беднягу.

Сэр Томас сосал свой палец с таким ожесточением, что я уже начал опасаться, не отгрызет ли он себе ненароком руку. Я уже был готов броситься на выручку, когда Чартуотер вынул перст изо рта и с важным видом вытер его о штаны.

– Даем по сотне золотых монет за каждый месяц, проведенный в тюрьме, – и лети, птичка, на волю. Знаете, на что они тратят эти деньги?

Подразумевалось, что нет, и я изобразил на лице живейший интерес.

– Нанимают адвокатов и подают на нас судебные иски. Требуют еще большей компенсации. За последнюю пару недель в столице Церкви появились четыре новые юридические фирмы, которые только этим и занимаются. В основном там работают гоблины. Гоблин-стряпчий – только подумать!

– Почему же случилась вспышка философии Зла, сэр То­мас? – спросил я. – Это имеет отношение к тюрьме Сокорро?

– Мы не знаем, – отвечал Чартуотер с важностью первооткрывателя. – Однако!

Он воздел вверх палец, и я поспешно отшатнулся, памятуя, где только что побывала эта часть его руки.

– Мы нашли там человека – вернее, наполовину вампира. Он обладает большими способностями к предвидению. Такой талант бывает только у одного на миллион. Если мы привезем его в общину, он наверняка сможет сказать, что там произошло.

– Но у этого плана есть недостатки, раз мы здесь?

– Проблема в том, что он – ближайший помощник коменданта тюрьмы. Когда Сокорро была погружена в хрустальный лед, он находился не внутри нее, а был вместе с патрулем. Как вы знаете, ближайшие окрестности тоже были заморожены.

– И вы не уверены, захочет ли он вам помогать? – спросил я.

Чартуотер замялся:

– Точнее сказать, мы уверены, что не захочет. Главы Великой Церкви хотели послать к нему троих кардиналов. Спеть пару псалмов о победе добра над злом.

Здесь он издал звук, который следовало бы назвать «хрюканьем». Но поскольку я вежливый эльф, скажу, что сэр Томас скептически хмыкнул.

– Они даже в бандитский притон пошли бы с походной исповедальней – твердо уверенные, что висельники тут же раскаются при первом взмахе кадила.

Сэр Томас аккуратно расстегнул пуговицу на манжете и стал засучивать рукав. Пространство перед ним успело покрыться бурными волнами. Бушующее озеро астрала, у которого не было ни берегов, ни дна, ни даже воды – только вздыбленная поверхность.

Нельзя сказать, что Франсуаз не участвовала в разговоре. Она вообще отсутствовала. Все ее мысли витали вокруг Марата Чис-Гирея и его пасквильного эссе.

– Надо, чтобы кто-то поехал в Аспонику и поболтал с этим человеком, – пояснил Чартуотер. – Не хотелось беспокоить вас, поэтому мы обратились к Витязям Долга. Они были рады помочь и обещали приступить месяцев через семь. Правда, потом выяснилось, насколько все опасно, и они пошли на попятную.

– Что известно об этом человеке? – спросил я.

– Очень мало. Мы начали с заключенных. Среди них гораздо больше невинных людей, которых надо извлечь из хрустального льда, чем среди тюремщиков. Сейчас я вам его покажу.

Сэр Томас поднес руку к астральному порталу, намереваясь раскрыть его и показать мне провидца тюрьмы Сокорро. Внезапно черная тень метнулась из мечущихся сполохов. Она устремилась прямо к горлу Чартуотера.

Черный магистр в ужасе отпрянул.

Маленькая гаргулья, черная, как мраморная статуэтка, чуть больше моей ладони, уселась на грудь сэра Томаса. Тремя лапками она цепко хваталась за пиджак и жилетку Чартуотера, а третьей изо всех сил старалась отцепить золотую бутоньерку.

Магистр замахал руками.

– Мерзкое создание! – воскликнул он. – Прочь, прочь! Пошла вон! Кыш! Гули-гули!

На этом его запас устрашающих криков иссяк, и он принялся с удвоенной силой махать руками.

Над волнами пространства появилась голова второй гаргульи. Сперва осторожно, нерешительно она осмотрелась вокруг, потом ее внимание привлекли золотые часы сэра Томаса.

Существо вспорхнуло вверх и вцепилось Чартуотеру в руку.

– Маленький гаденыш, – бормотал магистр. – Отдай мою бутоньерку, глупая тварь.

В столь критической ситуации я поступил так, как сделал бы на моем месте любой отважный, сильный и благородный эльф.

Я поспешно отступил в сторону.

Однако Франсуаз не отличается моим благоразумием. К тому же за это время в ней успел накопиться достаточный запас злобы, адресованной Чис-Гирею. А раз выспреннего поэта поблизости не оказалось, можно было выплеснуть настроение на астральных воришек.

Быстрее молнии Франсуаз оказалась возле сэра Томаса. Резкий удар ладони отправил первую гаргулью в полет через всю комнату. Зверек шлепнулся о стену из серого камня, обиженно заворчал и нырнул в волны астрала.

Теперь смелая демонесса бросилась выручать руку сэра Томаса. Но то ли девушка не рассчитала своей силы (чго с ней часто случается), то ли она не учла энергических движений черного магистра – с жутким шумом, оглушительным хлопком и душераздирающими криками сэр Томас свалился в астральный пруд. Доля секунды – и только его ноги в штанах цвета соли с перцем отчаянно дергались перед нашими глазами.

Франсуаз схватила сэра Томаса за икры и стала тащить. То-то заохали бы праведные прихожане, увидев, какие непотребства творятся в столице Церкви!

Здесь уж и мне пришлось прийти на помощь своей незадачливой спутнице. Я обошел астральный пруд так, чтобы сэр Томас не смог ненароком меня лягнуть, и обхватил его за икры.

Я никогда не обольщался относительно комплекции Чартуотера. Но только в тот момент понял, насколько же магистр поправился.

Лишь пару минут спустя, извиваясь и отплевываясь во все стороны, сэр Томас смог выбраться из астрального пруда. При этом он так отчаянно дергал ногами, что заехал моей партнерше прямо в глаз лакированным ботинком.

Это не заставило Франсуаз выпустить Чартуотера, но и не наполнило ее сердце сестринской любовью к ближним.

– Ангельские создания, – ругался сэр Томас, пытаясь прийти в себя. – Чтоб им лопнуть.

Он продолжал отплевываться, и увесистая порция астральной жидкости полетела Франсуаз прямо в лицо, уравновесив тем самым синяк под глазом.

– Хотели украсть мои часы, – пожаловался Чартуотер и потянулся было к запястью, чтобы продемонстрировать нам свою отвоеванную собственность.

Я постарался стушеваться. Я-то видел, в каком состоянии сэр Томас вышел из неравной борьбы с двумя гаргульями. А ему еще предстояло это оценить, осознать и смириться.

Перво-наперво сэр Томас обнаружил, что на руке больше нет часов. Его лицо приняло озадаченный вид, и он потянулся к галстуку, чтобы его поправить.

Галстук тоже отсутствовал: а когда Чартуотер попробовал оправить отвороты пиджака, то выяснил, что остался в одной рубашке. Да и та была так сильно порвана, словно ею занималась целая стая в дупель пьяных енотов-полоскунов.

Пару секунд сэр Томас дышал так тяжело, что я уж решился собирается с силами, намереваясь нырнуть обратно в портал и взять реванш у проказливых гаргулий. К счастью, здравый смысл возобладал, и магистр ограничился тем, что принял важный вид.

– Если не возражаете, – чопорно сказал он мне, – можете отправиться в Аспонику сегодня же, Майкл. Что же до вас, мисс Дюпон…

Франсуаз пыталась стереть с лица плевок и потому не выглядела столь эффектно, как бы ей того хотелось. Однако она подняла голову, готовая выслушать смиренные извинения.

– Вам я пришлю счет за золотые часы, бутоньерку, две запонки с изумрудами, пуговицы из агата, пиджак и бумажник.

С этими словами сэр Томас важным колобком выкатился в придел, где сторожили ангелы. Взгляд его случайно упал в светящийся водоем, служивший там лампой.

– И за парикмахера! – закричал он.

4

Неподалеку от тюрьмы Сокорро. Пустыня Аспоники.

Четыре года назад

– Дорого ли стоит жизнь? – спросил демон.

– Мне кажется, она ничего не стоит, – ответил я. – Мы получаем ее бесплатно. И нам ничего не дают взамен, когда мы теряем ее.

– Тогда чем следует дорожить?

– Наверное, свободой.

Камень, на котором я сидел, был теплым, почти горячим. Нагретый ослепительным солнцем пустыни, он торчал из песка, точно скала из океанских вод.

Демона рядом не было; я не знал, где он, да и не хотел знать. Я видел перед собой его алое лицо с черными, похожими на гнилые дыры глазами, видел длинную, ниспадающую изумрудную мантию. Однако передо мной колебалось всего лишь видение – образ монстра, таившегося неизвестно где.

Меня это устраивало.

– Об этом я и хотел поговорить, – произнес демон. – О свободе. Все, что мне нужно, – это выйти отсюда.

Когтистая лапа провела в воздухе круг. Тонкая ткань мантии заструилась сияющим водопадом.

– Тюрьма Сокорро стала моим временным пристанищем. Она была вратами, через которые я мог проникать в ваш мир. Но теперь мне этого мало. Я хочу большего – полностью перейти в это измерение. И ты можешь мне в этом помочь.

– Зачем?

– У нас нет времени, чтобы терять его понапрасну, эльф. С каждой минутой, проведенной здесь, я теряю силы. Ты прекрасно понимаешь, что тебе предлагается. Я – могущественный демон, возможно, самый сильный в этой части мира. Я могу дать тебе все, что ты захочешь.

– Мне ничего не нужно.

– Ложь… Все чего-то хотят, а если нет, их пожирает Великая дрема, страшнейшая из страшнейших. Но это не про тебя… не про нас. У тебя много желаний, эльф. Неужели не назовешь мне ни одного? Я почти всесилен – решайся.

Пару мгновений демон ждал моего ответа, потом его зубы обнажились в улыбке.

– Я понимаю, эльф… Ты хочешь быть героем. Победить гадкого демона, а потом, сидя у камелька, рассказывать о своих подвигах. Гордыня и жажда славы – вот твои желания, да?

Я кивнул.

– Все любят славу, – сказал я. – Кроме тех, кто никогда не пробовал ее вкуса. Были дни, когда я купался в ней… Я помню начало Лернейской кампании. Ордена, медали, парадные встречи в Городе эльфов… Да, демон, я люблю славу. Но героем – героем я быть не хочу.

– Отчего же? О героях слагают песни. Герои красивы, состоят из одних мускулов, и девушки их обожают. Они благородны, честны, раз в неделю спасают мир и снимают двух котят с дерева. Разве ты не хочешь быть героем?

Речь демона меня развеселила.

– По-твоему, у меня много мускулов? – спросил я. – И какой толк быть любимцем женщин, если ты слишком благороден, чтобы пользоваться этим?

– Не знаю, – ответил он. – Благородным я никогда не был.

– В Лернее я видел много героев, – сказал я. – Вернее, тех, кого так называли. Одни были преступниками – бандитами, которые не успевали отмывать руки от крови гражданских жителей. Другие – неудачниками. Жизнь бросала их из стороны в сторону, как щепку в мутной реке. Третьи, фанатики, жили ради одной идеи и были готовы уничтожить ради нее весь мир. Ты прав, демон, – о них слагают саги. Но быть таким героем я не хочу.

Демон усмехнулся:

– Если ты прав, то почему люди так любят героев?

– Много причин. Им нужна надежность. Крестьянин вспахивает поле и знает, что тысячи бед могут лишить его урожая. Война, засуха, стая красных драконов или гигантские подземные черви. Фермеру нужно верить, что где-то есть благородный герой, который примчится на Пегасе и спасет его кукурузу. Глупо, конечно, надеяться на это, но люди надеются.

– И все?

– Нет… Дело в том, что люди ничтожны. Они слабы и трусливы. Каждый из них копается на своем маленьком наделе – что жалкий фермер, что великий генерал. Они не смеют поднять голову – кроме тех случаев, когда надо поцеловать кому-нибудь задницу. Вот почему людям нужны герои – они хотят приобщиться к величию других, ничего не делая сами.

– Хорошая речь, – произнес демон. – Правда, она скорее подходит мне, чем тебе. К сожалению, ты лжешь, эльф.

– Вот как?

– Конечно. Я ведь не безмозглый орк с деревянной дубинкой. Я вижу тебя, вижу твое прошлое. Вот ты идешь по улице – ты молод, почти мальчик. Ты решил записаться в ученики великого чародея. Тогда ты не просто хотел быть героем. Ты верил, что это твоя судьба.

– Это было давно.

– И прошло? Нет, эльф, все это осталось – в твоей памяти, все это часть тебя. А теперь я вижу, как ты стоишь с окровавленным мечом и понимаешь, что все вышло совсем не так, как тебе хотелось.

– У меня не было выбора.

– Нет, был, и ты его сделал. Ты поступил правильно – исходя из твоей системы ценностей, конечно. Все тебя восхваляли. Но ты не чувствовал себя героем, не так ли?

– Нет…

– Тебе казалось, что ты – предатель и убийца. Так и было… И в то же время ты был герой. Вот когда ты придумал свою теорию, верно?

– Не тогда.

– Правильно. Это произошло в Лернее. Зачем ты пошел туда добровольцем, эльф? Твоя семья богата, ты мог бы спокойно сидеть в родовом имении и разводить штокрозы.

– Я выполнял свой долг.

– Глупости! Ты сам первый смеешься над теми, кто верит в «долг» и прочую чепуху. Я скажу тебе, почему ты стремился в Лерней, эльф. Ты хотел быть героем. У тебя не хватило сил отказаться от мысли, что тебя ждут великие подвиги. Как в сагах, которые ты сейчас критиковал. Но в глубине души – или сознания, не знаю, – ты понимал, что уже никогда не сможешь стать таким, как персонажи твоих любимых легенд. И тебе нужен был Лерней – как последняя попытка, отчаянный прыжок, чтобы ухватить и получить то, что от тебя ускользало. Ты словно хотел поймать падающую звезду, которая была твоей мечтой.

– Идти одному против тысяч? – спросил я. – Дерзать, где отступил бы любой?

– Не иронизируй. Ты всего лишь пытаешься уклониться от разговора. Твоя жизнь стала разваливаться на части, расходиться, как две льдины, – и, записавшись в Лерней, ты стремился их снова соединить.

– И мне удалось, по-твоему?

– Ты стал героем… Тебя официально назвали героем Лернейской кампании. И что же? Ты вернулся в столицу, как все остальные офицеры, красовался на победных парадах, произносил речи с трибун? Нет, ты сбежал и несколько лет жил, как бродяга, в Проклятых королевствах. Именно тогда, когда исполнилась твоя мечта. Почему?

– Вот ты мне и ответь, ты же так увлекательно рассказываешь о моей жизни.

– Болото, эльф. Я вижу тебя лежащим в гнилом болоте, посреди гниющих тел, и сам ты уже наполовину сгнил. Ты не чувствовал боли от ран, так как уже забыл, что такое отсутствие боли. Ты даже не знал, куда ползешь – к своим? К врагам? В пустошь, где тебя никто не найдет, кроме голодных тварей? Или просто лежишь наполовину в тепловатой воде, и тебе только кажется, что ты куда-то ползешь?

– Это было давно, – повторил я.

– Для тебя это все еще продолжается. А потом ты услышал шаги. И ты знал, что это не помощь, знал, что это не свои. Ты понимал, что, как только попадешь в руки орков, – впереди у тебя уже ничего не будет. Только боль, одиночество и отчаяние. Они бы не убили тебя, нет! Они заставили бы тебя жить глубоко в подземной темнице – вроде тюрьмы Сокорро, – и каждый день ты мечтал бы о смерти, как об избавлении. О чем ты думал тогда, эльф? О том, чтобы вернуться домой? Или молил небесных богов послать тебе смерть?

– Нет, – ответил я. – Я думал о другом.

– О чем же?

– Я повзрослел.

– И как это понимать?

– Вся эта твоя история, демон, про меня, она очень забавна. Впрочем, она не обо мне, а о наших мечтах. Ты прав, у каждого есть желания. Только они никогда не сбываются. Знаешь почему?

– Просвети меня.

– Вся беда в том, что мы хотим не того, о чем просим судьбу. Мы мечтаем не о славе, не о богатстве, не о любви.

– Тогда о чем?

– О том, чтобы все было хорошо.

– Это общие слова.

– Нет. Человек не скажет: я хочу стать очень богатым, а тем временем моя жена пусть уйдет к соседу и любимый дедушка умрет от рака. Человек хочет богатства – плюс чтобы все остальное тоже было замечательно. А так не бывает. И когда одно наше желание сбывается, в то же самое время – всегда! – с нами случается что-нибудь очень плохое. И иначе нельзя. Нам кажется, будто мечта того не стоила, будто мы в ней разочаровались, будто мечты вообще не сбываются. Все это ложь. Мы получили то, что на самом деле хотели, – но не больше. Когда ребенок плачет, мы говорим ему, что все будет хорошо. Но все хорошо никогда не бывает, демон. Понять это, осознать, что наша жизнь – это не нечто целое, не головоломка, которую можно один раз сложить правильно, а потом жить долго и счастливо, нет, понять и научиться благодарить судьбу за каждый маленький счастливый фрагмент, осколочек жизни – это и значит повзрослеть.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Жизнь — калейдоскоп событий.Одиночество — рок или свобода? Блажь или наказание?Чем закончится встреч...
Преуспевающий писатель обнаруживает, что герой его нового романа, сумасшедший маргинал и подонок, вд...
Сфера трабл-шутерства скрыта от общества. Я не видела, чтоб трабл-шутеры делились своими секретами. ...
Книга является продолжением романа в стихах по мотивам произведений А. С. Пушкина «Призрак», который...
Первым, рабочим названием этого сборника было «Отложенные Пришествия», и в него входят три очень раз...
Она очень горька, правда об армии и войне.Цикл «Щенки и псы войны» – о солдатах и офицерах, которые ...