Коло Жизни. Зачин. Том второй Асеева Елена

Глава четвертая

А в гаране, в большой по размаху цилиндрической зале с нависающим дюже низко ровным сводом, где стены, потолок были ярко-зелеными, а пол бурым и рыхлым, будто поднятая плугом оземь, находились Асил, Огнь и Дажба. Сами стены, испуская из себя зеленоватую дымку света, наполняли помещение почитай лазурным сиянием. Ровные стены промеж того порой тревожно дрожали и тогда из той ряби выползая, показывались, тонкие бурые отростки ветвей или трепещущие листы. Впрочем, проходило несколько минут… секунд… мгновений и выглянувшие из того полотна растения наново хоронились в их гладкости, пуская по всей поверхности стены несколько растянутые, расходящиеся в разные стороны круги.

В середине залы, вылезшие из пола-оземи длинные, изогнутые корни, весьма широкие в обхвате и почти черные, образовали мощное кресло, столь плотно переплетаясь меж собой, что едва заметными полосами проглядывали стыки таковых схлестов. Они созидали своим плетением не только сидение, но и малеша наклоненную спинку с округлым краем и такие же покатые подлокотники. На том кресле и восседал старший Атеф, поставив стопы ног на угловато вылезший из земли округло-изогнувшийся корень. Старший Атеф днесь смотрелся не меньше уставшим, чем стоящий в нескольких шагах от него задумчивый Огнь, и даже на его черных волосах в неких местах виднелись, совсем крохотные, белые пятна, словно он слегка поседел. Явно взволнованный Дажба прохаживался вдоль стен, стараясь, похоже, укрыться от вельми допытливого взгляда Асила, судя по всему, жаждущего прощупать младшего Раса… одначе, вследствие встревоженности последнего, не решаясь того сделать.

– Что ты мне хотел передать, милый малецык, – ласково поспрашал Асил, стараясь теплотой собственного голоса, снять волнение с младшего Раса так, что зримо в его очах промелькнуло беспокойство.

Дажба немедля остановился, его венец в виде усеченного конуса полыхнул и вовсе густой пурпурностью, выплеснув из себя легкую дымчатость, на чуток окутавшую лицо Бога. Он малозаметно повел головой, и, взглянув на Огня, тихонько вздохнул, да точно не слыша вопроса Асила молвил:

– Ты очень утомлен Огнь. Так исхудал…

– Да, – тотчас откликнулся Асил и не менее участливо посмотрел на Огня. – Он слишком много потратил сил, ведь Седми в этот раз не помогал. А Отец Перший не сумел прибыть, сославшись на то, что ослаблен, – голос Асила по мере толкования сменил в своем тоне огорчение на сострадание. – Давеча мы виделись с Отцом Першим в Синем Око. Он залетал туда осмотреть Галактику и верно повидаться с Седми… и впрямь так плохо выглядел, что напугал, нашего милого Круча, своим видом. Перший велел, малецыку Огню, проделать весь путь до Млечного Пути в дольней комнате. И Огнь вышел из нее лишь оногдась, когда на подлете к Млечному Пути мы отстыковались от кумирни, оставив ее управление Кручу.

– Отец Перший прав тебе нужно еще побыть в дольней комнате на хуруле, там хранилища полные. Правда погодя, – все также сочувственно проронил Дажба, неотрывно смотрящий на члена своей печищи. – Ибо днесь Дивный ждет тебя в капище… ему надобно передать тебе повеление Небо, поспеши.

Огнь, наконец, поднял, все поколь, опущенную голову и устремленный куда-то под ноги младшему Расу взгляд, и посмотрел прямо в ярко-голубые очи брата, даже при этом лазурном испарении лучисто горящие. Видимо Расы тянули время, давая возможность Седми вынести Владу с этого континента Земли, как можно ближе к своему материку.

– Ты, сказал Небо нет в Млечном Пути? – вопросил Огнь и провел перстами по своим очам и лбу, прямо по тончайшей золотой нити купно унизанной семью крупными, ромбической формы, желтыми алмазами, словно сымая оттуда пелену, а на самом деле всего-навсе закрываясь от взора Асила и не давая ему возможности прощупать себя.

– Да, Небо нет в Млечном Пути. Он прибудет вскоре, – ответил с расстановкой и весьма медлительно растягивая слова Дажба, а после чуть зримо улыбнувшись обдал особым взглядом лицо Огня. – Ты можешь отправляться в капище, не дожидаясь меня, – все также неспешно протянул он. – А я передам сообщение, предназначенное Асилу, и приду следом.

– Хорошо, – согласно отозвался Огнь.

Бог легохонько кивнул старшему Атефу, таковым образом прощаясь и торопливо развернувшись, шагнул в стену, коя мгновенно раскрывшись, словно мощная зеленая пасть чудовища, поглотила тело Огня, в доли секунд, пред тем окутав всего его в зеленую дымку.

А уже еще через пару секунд стена, сызнова сомкнувшись, недвижно затаила на своем полотне гладкость и по залу поплыла легкая блекло-зеленоватая хмарь, дотоль выплеснувшаяся из ее недр. Младший Рас немедля ступил к самому трону Атефа и очень четко произнес:

– Я принес тебе сообщение Асил… Сообщение от Небо о вселение лучицы в человеческую плоть.

– Лучицы! – пылко, несмотря на усталость да прокатившуюся в голосе хрипоту, дыхнул Асил, и мгновенно подался вперед, став точно ближе к Дажбе. – Как так вселение лучицы в человеческую плоть. Но я не был на совете Родителя. Не давал позволения на рождение самой лучицы, не прикладывался к ней и не обговаривал условия соперничества, несгибаемости Закона Бытия. Как меня могли в том обойти?

– Никто тебя не обходил, – ответил Дажба, все также роняя слова достаточно медленно. – Совета не было. Отец Перший скрыл, что родилась лучица… как и скрыл ее рост, и вселение в человеческую плоть.

– Это лучица Першего? Отца? – теперь Асил дыхнул то воспаленно-восторженно и стремительно поднявшись со своего трона-кресла встал на ноги, пытаясь таким побытом справиться с волнением. – Где?.. Где вселилась лучица? Когда?

– Лучица вселилась на планете Зекрая в системе Козья Ножка в Золотой Галактике Огня, четыре асти назад, – пояснил Дажба и днесь он сказал сие более скоро, по-видимому, уже более не страшась за девочку, поелику она была плотно укрыта.

– Четыре асти назад? – и лицо Асила нежданно дотоль благодушное лучисто замерцало золото-багряным сиянием и стало гневливым. – Но почему я узнал только, что об этом?

– Потому как мы о том, что вселилась лучица в человеческую плоть узнали менее трех свати назад, – дрогнувшим голосом откликнулся Дажба и единожды порывчато сотряслось его тело, а венец, на голове, внезапно потеряв свою красочную насыщенность, стал желто-белым, верно Бог был не в силах сносить негодование старшего Атефа.

Асил мгновенно приметил и трепетание младшего Раса, и смену цвета в его венце да торопко отвернул в сторону стены голову, зыркнув, кажется, в глубины ее поверхности каковые резко заколыхали своими полотнами и оттуда выглянув, закачались ветви, листья, тонкие отростки растений.

– Прости, прости меня малецык за гнев, – огорченно проронил Асил и ступив ближе, немедля обняв чуть вздрагивающего Дажбу, укрыл в своих объятиях. – Прости… как ты, мой любезный?

Огорчение в тоне сменилось на неприкрытое беспокойство, и Асил, легохонько отстранившись от младшего Раса, умягченным взором оглядел степенно возвращающее на кожу его лица золотое сияние. А потом нежно поцеловал крылья носа и оба глаза Дажбы.

– Мне нехорошо, – достаточно тихо молвил Рас, вероятно, решивший воспользоваться сложившейся ситуацией, да поскорее исполнить возложенное на него, оное судя по всему было не дюже ему приятно делать. – Я прибыл, чтобы сказать, как это велено Законом, что лучица вселилась в наших отпрысков и Родитель, приняв ее появление, укрыл своей силой от космического вмешательства. Мы, как пестуны ее первой плоти, обязаны сообщить иным печищам о столь важном для всех нас событие, и объявляем о своем вступлении в соперничество за лучицу. Все остальные подробности ты, Асил, узнаешь от Небо, как только он прибудет. Он будет ждать тебя на хуруле… Тебя и насколько я ведаю Отца Першего, ибо он поколь не заявлял своих прав на соперничество.

Владу принес в капище Дажба, каковой появился на берегу моря невдолге после ухода Седми и как, и обещал, позволил ей искупаться. Вода в море была очень теплая и на вкус солоновато-горькая. Девочка зайдя достаточно глубоко в воду в льняной рубахе, сняв только шаровары, обувку, кушак и балахну, как велел Дажба, купалась довольно долго… Изредка поглядывая на медленно прохаживающегося повдоль бреговой полосы задумчиво-расстроенного Бога. Несмотря на жаркий день и теплоту воды юница вылезла из моря вельми продрогнувшая и обсушенная теплым одеялом, накинутым на нее младшим Расом, одевшись, с большой неохотой и удрученностью во взоре покинула столь тронувшее ее чистотой и не охваченной далью море.

В зале капища кроме Дивного и Огня никого не было, видимо и Седми, и Словута появились тут только затем, чтобы как сказал Перший «облыжничать» Асила. Лишь Дажба внес через завесу в белый зал Владелину и поставил на ноги, как дотоль сидящий на кресле, подле Дивного, Огнь воззрился на нее, точно как и Усач, желая сорвать кожу. Отроковица надрывисто дернулась сначала вперед потом назад, вдарившись всем телом об ноги стоящего Дажбы, и торопко сокрыв лицо ладонями гневливо крикнула Огню: «Прекрати! Прекрати на меня так смотреть! Мне это невыносимо! Невыносимо!» И сызнова на нее накатило желание закричать так, чтобы услышал ее тот, кто посылал этой ночью зов, призывая по ускользающему имени.

– Тише! Тише! – взволнованно вскликнул стоящий обок младший Рас, и, судя по всему, ощутив ее желание, мгновенно прижал рукой юницу к себе, положив длань на макушку, а перстами обхватив лоб.

– Прости, прости, – не менее встревожено откликнулся Огнь, и, отведя от девушки взор, колготно шевельнулся в кресле так, что их сетчато-облачное плетение легохонько заколыхало своими внутренностями.

– Я пойду домой, – сотрясаясь всем телом, отозвалась дрожащим голосом отроковица. – Мне хочется домой… Зачем? Зачем он так на меня посмотрел? – последний вопрос она прошептала, обращая его не к Дажбе, каковой спешно присев обнял ее, а к самой себе.

– Девочка моя, моя драгоценность, поди ко мне, – проронил Дивный и подавшись спиной от ослона кресла, протянул в направлении Влады правую руку. – Поди, наша драгость.

– Не хочу! Не хочу! – вскрикнула юница и тугое дыхание застлало ей рот, вроде она задыхалась от волнения и обиды… Обиды, что столь желанный Огнь так грубо себя повел с ней, желая сорвать, оголить плоть и узреть то бесценное, что жило в ней и было ее естеством. – Хочу домой… домой! Можно я пойду домой?!

Сие она спрашивала только у Дажбы, не в силах справиться с волнением плоти и томлением естества каковое жаждало прикоснуться, как оказалось не только ко всем Расам, но и ко всем Атефам. Отроковица нежданно и вовсе вырвалась из объятий Дажбы, ее голова слегка закинулась назад, похоже, желая узреть легкие пузырчатые облака, прикрывающие голубо-белый свод, а после она стремительно кинулась к Дивному. И враз подхваченная старшим Расом на руки, миг спустя оказалась утопающей в его объятиях. Девочка суетливо вжалась в темно-русую бороду Бога, достигающую груди да густо закручивающуюся на концах в отдельные спиралевидные хвосты, и чуть слышно шепнула:

– Скажи, скажи ему Отец, чтобы он ушел… Мне плохо от его взгляда. Скажи, Отец.

Огнь тотчас поднялся на ноги, и медленно ступая, вмале сокрылся в завесе. И как только он пропал, Влада приткнула сжатые кулачки к лицу, и еще сильнее вжавшись в Бога, чуть слышно заплакала.

– Ну, что ты? Что ты, моя милая? Умиротворись бесценная наша девочка, наша драгость! – ласково зашептал Дивный, прижимая к себе отроковицу и оглаживая ее, нежно поцеловал в макушку головы. – Что ты?.. Разве Огнь тебя, чем огорчил?

– Нет, но он так посмотрел, – вздрагивающим, и каждый миг срывающимся голосом пояснила Влада, тем самым вторя трепетанию собственного тела. – Как Асил и тот… другой его сын. Они словно желали сорвать с меня кожу, желали увидеть то на, что не имеют… не имеют разрешения, что им не принадлежит. И Огнь… Огнь также… Я так его ждала… так ждала, а он… он.

– Огнь просто хотел с тобой поговорить, обнять, поцеловать как я, – очень мягко и единожды умиротворяющее проронил Дивный, не прекращая голубить волосы девушки и тем самым возвращая ее плоти спокойствие. – Огнь не хотел тебя огорчить.

– Можно я пойду домой? – с невероятно-мощным томлением естества, точно горячей волной наполнившей голову, протянула Владелина, вероятно, не желая быть подле Дивного, али вообще не понимая, чего жаждет. – Я устала, хочу спать и есть. Я сегодня ничего не ела.

– Тебе покуда не прибудет Небо надобно побыть в капище, в своей комнате, – заботливо молвил Дивный чувствуя, что ему не удастся снять томление с девочки и для того нужен или старший Рас, или все же Огнь.

– А Огнь? Огнь не придет ко мне в комнату? – Влада произнесла это таким тоном, что сразу стало не понятно и впрямь она пугается встречи с Богом, аль все же сильно ее желает.

– Ежели, ты, не захочешь, – медлительно поднимаясь на ноги, и все еще прижимая к груди сидящую на руках юницу, молвил Дивный. – Огнь к тебе даже не подойдет.

Владелина и вовсе утопила в кудревато-закрученных волосках бороды Бога свое лицо и туго вздохнув, прикрыла очи, не желая даже глядеть на взволнованно прохаживающегося по залу Дажбу.

Покушав и переодевшись в золотую рубаху, оную как, и еду, и украшения принесла ей Травница Пречудная, Влада прошлась по зеленому лугу, где травы покачивали своими долгими отростками или мохнатыми метелочками. Да также неспешно направилась к голубой глади озерца, инолды трепещущей своими водами от опадающей на ее полотно с невысокой скальной гряды звонко журчащей реченьки. Не менее тонкий ручеек, вытекая из озера, терялся где-то подле завесы, будто касаясь своими струящимися водами подходящей к ней встык голубоватой стены, единственно зримой преграде в самой комнате. Девочка опустилась на пухлую зеленую подушку мха, и, уставившись на едва колыхающуюся поверхность озера, вспомнила о бескрайних далях моря, а после также вскользь прошлась мыслями о ноне пережитых и увиденных Богах Атефской печищи, стараясь выкинуть, застлать ими постоянно возвращающуюся тоску по Огню. Юница чувствовала, что тоска в отношении Огня совсем не схожа с чувствами, какие она испытывала к иным Расам. Ощущение страха, что коснувшийся ее Огнь более не пожелает видеть, подойти к ней, было таким мощным, вроде гасящим любовь к Богам в целом и, кажется, даже к Небо. Влада подтянув ноги к себе, поставила голые стопы на мох, почти на самый его край, и, обняв их, уперла подбородок в колени, чуть слышно прошептав:

– Огнь, милый Огнь… зачем ты так на меня посмотрел, – и судорожно всхлипнула… где-то в глубине себя, надеясь, что Бог ее услышит.

Прошло лишь мгновение, когда на девушку кто-то весьма ласково и единожды горячо взглянул, а погодя она услышала нежный тенор Зиждителя, каковой вторя звонкому ручью, заиграл серебристыми песенными переливами:

– Прости моя милая. Прости, что я так тебя расстроил… так напугал.

Владелина суетливо дернулась, и, не мешкая обернувшись, воззрилась на стоящего в нескольких шагах от нее Огня, облаченного в белую рубаху без ворота и рукавов, распашную книзу, таковую легкую… прозрачную, что просматривалась под ней вся его худощавая с мягкими изгибами фигура. Бог также, как Небо и Дивный почасту принимающие в этой комнате подобный девочке рост, был сравнительно невысок, хотя и сейчас смотрел на нее сверху вниз. Владу стремительно вскочила на ноги и взволнованно ступила назад.

– Ты позволишь мне поговорить с тобой? – томно вопросил Огнь и в тоне его слышалось не только участие, но и не с чем несравнимая нежность так, что отроковица от того перелива напряженно застыла на месте. – Или я тебе неприятен и мне надо уйти? – досказал он.

Не в силах ответить, словно губы Влады окаменели, а в горле образовался густой ком воздуха, она слегка сотряслась всем телом. Томление в голове многократно возросло и желание быть подле Огня стало таким сильным, непреодолимым. И сие жаждала не лучица-естество юницы, сие желала ее человеческая плоть уже вобравшая в себя женское начало. Владелине желалось припасть к Огню, как к кому-то столь близкому, родному и ощутить трепетание его золотистой кожи. Бог медленно поднял руку и устремил к девушке вытянутые перста. И тогда волнение в девушке многажды усилилось, мелкая дрожь пробежала по плоти, мурашками покрылась вся кожа, и она надрывно качнулась вправо… влево жаждая обнять и, одновременно, облобызать огненно-красные уста Огня. Еще мгновение той недвижности и точно застывшей природы такой, что перестала журчать вода и колыхаться трава, и Огнь медлительно опустив, вроде бросив вниз, руку, развернулся, намереваясь уйти.

– Нет! – звонко кликнула Владелина. – Не уходи!

Бог тотчас вернулся в исходное положение, а миг спустя тронувшись с места и наскоро преодолев те несколько шагов разделяющих их, обнял девушку, прижав к себе вздрагивающее от любовного порыва тело, принявшись покрывать волнистую россыпь волос своими горячими поцелуями… И это были не те поцелуи, каковые дотоль дарили Владелине иные Расы. Губы Огня дотронулись до ее сомкнутых очей, носа, прошлись неспешным касанием по щекам до губ. А после точно проникли в ее уста, и горячая волна любви, той самой коей одаривает любящий мужчина свою возлюбленную, окутали всю плоть девушки. Зиждитель стремительно подхватил Владу на руки, и торопливо ступил к чуть приподнявшемуся над уровнем всего мха, будто единождым махом выросшему, квадратному топчану, объединенному с растительностью, стелющейся кругом, и устланного сверху зеленоватой набивной тканной полстиной. И немедля, верно, вторя тому союзу двух тел, зазвончато затараторил ручеек, перекидываясь капелью воды, и гулко запела погудку любви склоняющаяся к долу трава.

Удел Владелины уже давно был не в руках Огня, а в руках Небо… И старшему Расу было надобно, чтобы за эту жизнь… за первую человеческую жизнь лучица и сама плоть, как можно сильнее прикипели к его печище. И не только жертвовал для того своей клеткой Дивный, связывая плоть девочки, лучицу и себя, но и все остальное имело смысл. А возникшая в юнице чувственность к Огню могла еще сильнее надорвать те связи и тот зов, что неосознанно влек Владу и собственно естество к ее Творцу Богу Першему. Потому перед прилетом Першего, Небо решил подстраховаться… И страховкой была та самая чувственность девушки к Огню, и умело направленная уже самим Огнем возникшее влечение к совместной близости тел.

Влада покоилась левой щекой на груди Бога, прикрытой белой рубахой, которую Огнь в отличие от ее одежи с себя не снял. Хотя тонкость материи его рубахи, казалось, во время их близости на малеша вошла в саму плоть. Девушка глубоко и счастливо вздохнула, и, воззрившись на торчащий пред очами квадратный подбородок, нежно провела указательным пальчиком по нему, словно очерчивая его рубеж и легохонько тем движением всколыхав золотое сияние на самой коже.

– Почему? – тихо спросила она, страшась разрушить возникшее меж ними единение. – У тебя нет бороды, как у других Расов?

Огнь малозаметно изогнул губы, улыбнувшись, и то девушка не столько увидела, сколько почувствовала, поелику золотое сияние его кожи на чуть-чуть поглотило белизну и ядренистое тепло, точь-в-точь как от зачинающегося огонька обдало своими нагретым дуновением всю ее плоть.

– Потому как я несколько иной, – очень ласково откликнулся Огнь да провел и вовсе жаркой ладонью по оголенной спине юницы, отчего последняя легонько потянулась и незамедлительно затрепетала на ней каждая жилочка, клеточка и, похоже, вся плоть в целом.

– А, что теперь будет? – в голосе Влады появилась легкая зябь волнения, судя по всему, вызванная не только желанием близости. – Отец… Когда вернется Небо, он не будет серчать на нас… на то, что меж нами было.

Огнь вельми резко привстал с топчана и девочка, единожды поднявшись, села рядом. Рас протянул к Владелине руки, и нежно обхватив плечи, заглянул в глубины ее зеленых очей, умиленно молвив:

– Твой удел, моя милая, с десяти лет в моих руках. И ты давно… уже давно была предназначена мне. – Огнь настойчиво притянул к себе юницу и сызнова поцеловал в губы так, что у нее от той ласки закружилась голова. – Ты всегда была моя… просто я ждал, когда ты вырастишь и сможешь меня полюбить.

– Я всегда тебя любила… всегда, – тихо отозвалась Влада, ощущая сладость на своих устах, и неотступно глядя в радужно-зеленые радужки глаз Бога, иноредь своей ромбической формой расширяющиеся и полностью поглощающие остатки склеры. – Но мне казалось ты ко мне… ко мне не справедлив, почасту упрекаешь… глядишь с раздражением… и также говоришь. И мне думалось, ты меня не любишь, я тебе не приятна.

– Что ты, что ты моя милая… милая девочка, – в голосе Огня слышалась такая любовь, что Владелина затрепетала всем телом и сызнова захотела с ним близости. – Ты не можешь быть не приятна. Ты мне столь нужна, как и я тебе, столь мною желанна.

Зиждитель почувствовал тот самый трепет и желание девочки и наново принялся ее целовать, чуть слышно шепча ласковые слова и своей божественной силой вдыхая в нее часть собственной сущности, словно прокладывая меж собой и человеческой плотью плотную любовную связь, которую быть может не одолеет зов Першего.

Глава пятая

Огнь пронеся сквозь завесу Владу, спустил ее с рук на пятачке капища. Она не захотела дожидаться Небо в своей комнате, попросившись домой. И Огнь не стал ей противоречить, так как выполнил указанное ему старшими Расами. Предоставляя возможность девочке пережить произошедшую с ним близость. День уже неудержимо клонился к вечеру, когда юница, спустившись с лестницы, недвижно замерла на каменной площадке и глубоко вдохнула пряный аромат трав, принесенный с луга дуновением ветра. Она ощущала на себе пристальный, любовный взор Огня, все еще стоящего подле завесы на пятачке, но не смела оглянуться. Оказавшись здесь в поселении, подле людей, гомозуль, духов и альвов Владелина стала смущаться и самого Бога, и всего того, что меж ними произошло, и посему спешно направилась по дороге к своему двору в сопровождении Травницы Пречудной.

– Я сказал тебе, чтобы после близости девочка никуда не уходила, а осталась в капище, – проронил вельми досадливо Дивный и посмотрел на сидящего диагонально него в кресле Огня, от утомления прикрывшего очи. – Небо велел, чтобы лучица была в капище, под присмотром, поколь он улаживает вопросы с Атефской печищей.

– Ты мне это уже говорил. Не надобно повторятся, я того не люблю, – едва слышно отозвался Огнь, одначе, даже в той тихой молви прозвучала ощутимое недовольство. – Девочка хотела побыть одна, ей это нужно сейчас. Я выполнил, хоть ты и знаешь, что не хотел… выполнил веление Небо. И я очень… очень устал. – Бог неспешно приотворил очи, и устало уставился на старшего Раса. – Призовешь ее чуть позже. Когда меня не будет, чтобы она не смущалась и повелишь остаться в капище.

– Может не стоит ее теребить, – вступился за девушку Дажба, и, подойдя к Огню, провел перстами по его голове, прихорашивая там огненно-рыжие волосы. – И правда, ты так сильно утомлен, Огнь, это чувствуется даже мне. Днесь когда связь после отлета Словуты непосредственно идет на меня, я пригляжу за нашей драгоценной девочкой не тревожься, Отец.

– Хорошо, пусть так, – отозвался более мягко Дивный, уже сменив досаду на явственную тревогу, обращенную в первую очередь к младшему брату. – А ты, любезный Огнь, прости меня, что пришлось тебя удержать. Поди, мой милый, отдохни… Дажба, проводи нашего дорогого Огня, на хурул и побудь с ним.

– Я дойду сам, – чуть зримо колыхнул губами Огнь и медлительно поднявшись с кресла, по теплому взглянул на стоящего рядом Дажбу, придержавшего его покачивающуюся фигуру за локоть. – Дивный не тревожьте поколь девочку. Пусть переживет случившееся. Я вмале отдохну и призову ее сам. Ноне ее нельзя напугать, оно как она такая хрупкая, нежная… И вельми зависима не только от меня, но и от каждого из Расов. Там такая чувственность… Я такое еще не ощущал. Даже удивительно, как мы могли не приметить ее уникальности… того, что в ней обитает лучица… Лучица моего дорогого Отца Першего. – Бог смолк и на малеша вроде как задумавшись замер, а после перевел взор на Дивного и обдав его несколько несогласное лицо, добавил, – все же повторюсь… Не надо было менять первоначальных замыслов тем паче после того, что мы узнали про сущность девочки. Не нужна была эта близость ей сейчас… не нужна. Она такая юная, слабая еще совсем дитя. Я боялся сделать ей больно, боялся напугать ее своими действиями.

– Нам надобно поколь укрепить связь лучицы с печищей, – произнес Дивный таковым тоном, точно то сказывал аль повторял не впервой, поколь пытался убедить Огня и легохонько качнул головой. – Поелику связь между Небо и девочкой может нарушиться лишь она узрит Отца Першего. Тем паче как ты понял, мой дорогой, лучица обладает столь мощной чувствительностью, что сразу признала и распознала в Атефах своих сродников… И то поверь мне такую пылкость, я встречаю впервые в лучицах. Это одна из ее неповторимых уникальностей, которая так наглядно проявилась уже впервой человеческой жизни. Посему та любовная связь, каковую быть может ты, Огнь, пожелаешь создать и сохранить, будет удерживать саму плоть подле нашей печище в этой жизни. А в следующей перерастет в постоянный и вельми крепкий контакт со всеми нами, по которому мы, и в частности ты, одним из первых услышишь ее зов.

В многоугольной комнате на космическом хуруле, намертво вцепившимся в спутник Земли Месяц, нынче находились Небо и Асил, обряженные в долгие серебристые одеяния и в своих чудных венцах. Слабо колыхающиеся белой дымкой, испещренной сквозящими в их перьевитости ядренистыми рыжими искрами, облака перемещались по всей поверхности помещения, оставляя нетронутой только одну из стен… Ту самую которая была стекловидной и показывала иную сторону космического хурула, а именно раскинувшиеся дали Солнечной системы, да выглядывающие края плывущей внизу Луны и еще более отдаленной Земли. Боги восседали в огромных с покатыми ослонами и облокотницами янтарного цвета креслах, скомкованных из самих облаков. Правда в этот раз, Небо разместил кресло младшего брата таким образом, чтобы оно своей спинкой, по оной порой ползли буроватые пятна, смотрела в окно, отчего самому можно было видеть чрез стекло кружащий космос и порой заглядывающую вовнутрь судна, словно волнующуюся за свой удел планету. Зиждители беседовали, по-видимому, не долго, хотя от гнева, изредка охватывающего Асила, в своде комнаты плыли куски, лохмотки бурых облаков, похоже порванных его мощным взглядом.

– Я еще раз повторюсь, – молвил Асил и лицо его озарилось почитай густо-золотым сиянием. – Я не хотел задеть Дажбу, это вышло случайно. Мне право жаль Небо, очень жаль. – Старший Рас лениво поднял взор на брата и ничего не ответил, точно ему было безразлично. – Просто вырвалось, – стараясь справиться с тревогой, коя выплескивалась хрипотой, вроде он был простужен, дополнил Атеф. – Ты ведь знаешь, как мне дорог твой… наш малецык… и в целом дети. Мне весьма жаль, что его привел в волнение мой гнев.

– Дажба вельми раним, – наконец, проронил достаточно сухо Небо, не желающий сейчас уступать брату. – И я о том тебе говорил не раз. И не столько я, стоит верно о том молвить… сколько Перший, каковой многажды… многажды раз объяснял нам как надобно вести себя с малецыками. Особенно это касается таких юных Богов как Дажба… Хотя ты и с более старшими сынами ведешь себя также не сдержанно… – Рас проронил те слова и вовсе жестко так, что на скулах Асила заходили ходором желваки. – Разве я когда-нибудь позволял себе гневаться в присутствии твоих сынов, а ведь порой Усач и Стыря бывают весьма неучтивы, что не позволительно в отношении младших к старшим… Однако, – Небо торопливо вскинул вверх правую руку, дотоль покоящуюся на облокотнице и легохонько шевельнул перстами, тем самым движением смыкая уж было раскрывшиеся уста младшего брата. – Однако, я всегда помню, что передо мной дети… Мои, твои иль, как ты правильно выразился, наши дети… Ты же, твой поступок не простителен. И Дажба, не Велет али Воитель. С ним надобно быть мягче… Он нежен и хрупок, словно только, что распустившийся первоцвет сияния, любое дуновение космического ветра может задуть эту искру, сломить то колеблющееся пламя… И ни мне, ни в целом Богам не нужно, чтобы появился новый маймыр. – Старший Атеф и вовсе искривил черты лица, отчего разом дрогнули его узкие бледно-алого цвета губы. – И поверь мне Асил, будет благом, коль о произошедшем не узнает Перший, почасту при встрече с Дажбой прощупывающий его… Представляю, как брат будет тогда досадовать на тебя.

Видимо, Небо нарочно сказал про негодование Першего, ибо жаждал усмирить недовольство младшего брата по поводу лучицы, которое имело право быть, тем самым днесь защищая себя. Асил немедля отреагировал на речь Небо и теперь как-то порывисто сотрясся всем телом, единожды, притушив золотое сияние собственной кожи.

– Да, ты прав… прав, – торопко протянул он и в такт голосу кивнул аль может кивнул в такт дрожи плоти. – Я виноват перед малецыком. И прав будет Отец Перший, ежели станет на меня досадовать, або я это заслужил. Мне право жаль, что так вышло… Я пришлю Дажбе дар, чтобы порадовать и снять напряжение. А ты Небо успокой его и попроси за меня прощения.

Старший Рас медленно отвел глаза от лица брата, точно ожидал от него других слов и потому не мог скрыть своего разочарование, а со стороны казалось, что Бог просто не дает Асилу никаких обещаний. В зале какое-то время царила тишина и бурые лохмотки, и полосы пара, более не потревоженные гневом Атефа, принялись собираться в общее облако, степенно обретая положенный бело-желтоватый цвет.

– А теперь, – много увереннее отметил Асил, и слегка подался корпусом вперед. – Теперь расскажи о лучице.

Небо, все еще не глядя на брата, в общих чертах рассказал ему о вселении лучицы в человеческое тело на Зекрой в Золотой Галактике, о спасении духом от смерти самой плоти и прилете на Земле, да вкратце о жизни девочки на планете Солнечной системы.

– Я, – молвил Асил, стоило только Небо смолкнуть, и глас его сделался вельми мощным и торжественным. – Я и моя печища заявляем о вступлении в соперничество за лучицу. Раз Родитель принял ее и укрыл, мы будем за нее бороться. – Старший Рас, будто не слыша брата, никак на его заявление не отозвался, все поколь смотря куда-то вглубь космоса. – И так как мы вступили в соперничество, по Законам Бытия ты обязан показать мне лучицу, – дополнил Атеф.

Кривая усмешка едва коснулась полноватых губ Бога Небо, укрытых сверху кудельками золотых усов. Теперь он, наконец, оторвался от созерцания космоса, и, воззрившись на брата легохонько качнув головой, ответил:

– Нет, второго раза не будет.

– Не понял? – беспокойно отозвался Асил, и, обхватив перстами обе облокотницы кресла, утопил в их пышных поверхностях верхние их фаланги.

– А, что ты не понял, – более вразумительно произнес Небо и ноне, и вовсе широко улыбнулся, так как был доволен тем, что ему удалось обмануть младшего брата. – Ты плоть с лучицей видел. И как сие положено, на своей территории, второй раз я не обязан показывать.

– Когда! – громко вскрикнул старший Атеф и в своде комнаты пронзительно треснуло надвое облако. Бог опершись об облокотницы стремительно привстал с кресла, а засим немедля и вроде устало плюхнувшись обратно, взволнованно проронил, – та девочка… Одна девочка среди мальчиков… Сияющая столь ярко, что ослепила меня. – Асил, точно прожег взглядом лицо Небо. Его глаза сузились до карих треугольников и недвижно окаменели, может он, таким побытом, желал узнать мысли старшего брата, а может просто старался справиться с собственным негодованием. – Но… я увидел ее, – с горячностью столь не свойственной Расам протянул Атеф, ибо узрел как подтверждение своей догадки кивок Небо. – Увидел до того, как получил ваше послание… сообщение от Дажбы.

– Нет! – весьма строго и вельми авторитарно сказал Небо. – Дажба тебе пояснил, что принес достаточно важное послание от меня, ты же ответил, что оно повременит, потому все сделано согласно Закона.

– Ты меня облыжничал, – не скрывая своего огорчения, проронил Асила и надрывисто дернувшись, оперся спиной об ослон кресла. – Я же не знал, что это сообщение о лучице… Не знал, что в девочке обитает лучица. Такая сияющая… мощная… чувственная… Ты лишаешь меня, брат, возможности на равных участвовать с тобой и Першим в соперничестве за нее. Поелику если я к ней не приложусь, у лучицы не возникнет тяги к моей печище и борьба будет бессмысленна. Так не справедливо.

– Кто бы говорил о справедливости? – весьма негодующе хмыкнув, пробасил старший Рас и своим гласом ноне став схожим с голосом Воителя, по всему вероятию, сотряс в своде залы облака так, что они пужливо заколыхали своими рыхлыми полотнищами. – Помнится мне, когда началось соперничество за Круча, кое-кто вельми прескверно облыжничал мою печищу… и в частности Седми. Кажется, это ты Асил привел мальчика в котором обитала лучица на дацан Седми. Позволив малецыку к ней прикоснуться, а после когда встречу потребовал я сослался на то, что она уже была и на нашем пространстве. Ты, знал, что Седми будет переживать… И так как у нас с ним сложные взаимоотношения я не посмею ему, что-либо предъявить. Не посмею пожаловаться Родителю, ибо в целом один из старших Расов к лучице приложился, а то, что это был малецык, вроде как стало не существенным. Одначе, тебе того оказалось мало… Погодя ты увез мальчика с лучицей в Галактику Геликоприон, в систему и на планету, где кроме твоих отпрысков никто не жил, сказав мне и Першему, что она-де переполнена и селить никого ты там не будешь… А как ты поступил с Першим и того огорчительней. Ведь ты ведал, как ждал встречи брат со своей лучицей. Однако, поставил пред ним выбор или его встреча, или наставник для плоти и лучицы.

– Пусть о том, как я поступил с моим любимым старшим братом судит Перший, не ты, Небо… Оно как ты и сам не раз оказывался виноватым перед Отцом и огорчал его не меньше моего, – чуть слышно дыхнул Асил и еще сильнее вдавился в ослон кресла так, что на его волосы и сам венец медлительно наползла янтарная дымка, ретиво вышедшая, словно выдавленная из облачного полотна.

Старший Рас, похоже, и не приметив той реплики, продолжил сказывать, впрочем, как и велел брат, более не упоминая огорчения Першего:

– Потому как в Галактике Геликоприон не проживали наши с Першим отпрыски мы и не смогли влиять на судьбу лучицы. Посему Круч знал лишь тебя и конечно как итог выбрал твою печищу. Так, что о справедливости упоминать как-то неуместно… Знаешь, я ведь мог ноне поступить точно также. Увезти девочку в Галактику Косматый Змей, где живут только наши с Дивным отпрыски. Впрочем, я даю вам возможность бороться за нее.

– Не поверю, что ты это делаешь во имя справедливости, – туго вздыхая, протянул Асил и торопко принялся утирать подносовую ямку левыми перстами, смахивая оттуда махунечкие бусенцы воды, прилетевшие с под свода комнаты.

– Нет, не во имя справедливости, – незамедлительно отозвался Небо и малеша качнул головой туды-сюды, и тотчас в навершие его венца вельми ярко вспыхнула вся миниатюрная система, не только звезда кружащая в центре, но и каждая планета в отдельности. – Я это делаю лишь из-за лучицы… Плоть итак слишком много пережила… Ведь никто не знал и даже не догадывался кто в ней обитает… Дажба, каковой общался с девочкой, сразу приметил в ней необычность, но мы подумали это первая искра отделившаяся от клетки, возможно набирающаяся сияния и относились к ней как обычно, как к иным детям. К девочке уже два раза пришлось приложиться… Первый раз на нее напал безумный энжей и вельми покалечил, а второй раз недавно, антропоморф высосал крепость. Дивному пришлось пожертвовать клеткой, чтобы спасти нашу драгоценность. И поверь мне Асил, я не видел еще такой подвижной лучицы… подвижной и единожды мощной. Иная бы уже давно отделилась от тела, а эта неповторимая, бесценная все еще в плоти. Хотя, я не думаю, что жизнь этой плоти будет долгой, слишком много потеряно времени, а вместе с тем сил, здоровья девочки. Если бы знать раньше… раньше, были созданы все условия, а так… так…

Небо смолк так резко, словно единожды онемев, и воззрился в венец брата, на ветоньке платинового деревца которого распустившаяся почка нежданно обернулась малым, пыхнувшим густо-фиолетовым светом, плодом, чем-то по форме напоминающим грушу.

– Значит, ты не позволишь мне ее увидеть… Хотя бы увидеть, – просительно произнес Асил. – Ведь и ты, и Отец обладаете большим, чем я. У тебя Дивный, каковой, ты знаешь, должен был по замыслу Родителя войти в мою печищу не твою, а Перший… Брату может достаться любая лучица лишь он того пожелает.

– Нет, не позволю, – властным голосом ответил Небо и днесь обдал горячим взором самого Атефа, пройдясь им от лба верно до стоп, обутыми в серебряные сандалии. – Во-первых хочу тебя проучить, а во-вторых лучица нужна мне самому. Да и потом она так связана с Першим, там такая взаимная чувствительность, поверь даже мне будет тяжко к ней пробиться… Впрочем, не мне тебе про то говорить. И Седми, и Огнь до сих пор столь зависимы от Першего, что мне сложно найти к ним подход, а ведь Седми моя лучица, просто росла подле брата. Хотя, о чем я говорю, ты сам в такой ситуации… Просто в твоем случае малецык оказался более покладистым, потому с ним нет таких проблем как с Седми. А по поводу Дивного, так Родитель подарив ему жизнь, хоть и замышлял, его как твоего помощника, при этом никак в выборе не ограничивал. И наш младший брат мог также образовать свою печищу, мог вступить в твою, но Дивный решил жить и творить вместе со мной… Это его выбор, коему я конечно рад.

Внезапно подле миниатюрной Солнечной системы в венце Небо ярчайше вспламенились, взыграв не только планеты, спутники, но и точно космическая пыль, астероиды, как крупные, так и мелкие, и едва зримая махая кроха света, пройдя голубую туманность по диагонали зависла недалеко от третьей планеты. И немедля лучистым, синим светом на малеша, озарилось как само окно в зале, так и все помещение.

– Ты позволишь Першему поселить на Земле его отпрысков? – вопросил торопко Асил и радужки глаз его, дотоль имеющие форму зрачка в виде вытянутого треугольника, побледнев, обрели желтый тон и заполнили собой всю склеру.

– Да, мы уже столковались с ним о том, – громко ответствовал Небо и разорванное на две части облако, покрытое с одного бока буроватой дымкой, парящее в своде слегка закачалось. В окне сызнова проступила темная хмарь космоса и старший Рас многажды тише добавил, – Перший прибыл.

А миг спустя в залу, будто из самой вертикально-отвесной стены, выступил старший Димург. Бог, облаченный в черное одеяние, ноне, правда, не мятое, а вельми опрятное с серебристыми звездами, мелькающими по его материи, в серебряных сандалиях и увенчанный короной с живой змеей, неспешно спустился с наклонной панели пола, остановившись на его ровном полотне. Он малозаметно кивнул младшим братьям, а посем вздел руку вверх и расставил широко пальцы, тем подзывая к себе колеблющееся облако – дымку, плывущую в своде.

Облако тотчас дрогнуло и стремительно повалилось вниз дюже мощным клоком с длинным хвостом, на котором все то время, как оказывается, висело, замерев лишь подле длани Бога. Перший не менее резко прочертил рукой движение вниз и назад, и облако не мешкая, повторив тот путь, упало на гладь пола позади Зиждителя, также стремительно живописав из кома янтарное боляхное кресло. Старший Димург медлительно опустился в кресло, оперся спиной об ослон, положил голову на грядушку, так что змея в венце маленько запала назад и словно удивленно зыркнула зелеными очами в купол залы, и, пристроив руки на облокотницы, недвижно застыл. Какое-то малое время в зале царила отишье, так словно и не было прихода Першего, расположившегося в кресле под углом к обоим братьям, и те все еще были вдвоем. Хотя сразу появилась легкая напряженность в позе Небо и Асила, ибо они, узрев Димурга подыскивали тему для разговора, прекрасно понимая, что днесь не о Круче али тем паче об давеча свершившемся обмане сказывать не надобно, або тот, как первое, так и особенно второе мог не одобрить.

– Кого из своих малецыков ты оставишь управлять в Млечном Пути? – поспрашал Небо, похоже, найдя нейтральную тему толкования.

– Круча, – отозвался Асил и голос его охрипшее дрогнул. – Мне надо вернуться и закончить творение в Ледный Голец, а малецыкам…

– Ох! Я уже устал о том толковать… Круч слишком мал, чтобы ты возлагал на его плечи такие обязанности. Сколько, в самом деле, можно о том говорить, – вклинился в разговор братьев Перший, молвив это каким-то вяло-ленивым и, одновременно, назидательным голосом, поколь не открывая очей.

– Мне более некого, – немедля произнес Асил, несомненно, радуясь, что старший брат с ним заговорил, пусть даже таким нравоучительным тоном, поелику до сих пор ощущал вину пред ним, огорчив его своими поступками. – Я думаю, Круч справится.

– Да, сколько же можно мне это повторять… толковать об одном и том же тебе, Небо, Дивному, – весьма гневливо и резко произнес Димург, и, открыв очи, поднял голову с грядушки, в упор зыркнув на младшего брата. – Ты думаешь… Асил, о чем ты думаешь? Можешь ли ты думать? Умеешь ли или то тебе не дано? Думает он! – негодование Першего явственно нарастало. – Как можно оставлять управление вновь созданной Галактикой, системами, планетами ребенку… Ты, по-видимому, забыл, что Круч еще дитя. Он слаб, восприимчив и хрупок, чтобы на него возлагать такие тягости. – Голос Першего стал таким густым, что заполнил все пространство комнаты, на чуть-чуть притушив сияние в ней света и окрасив все в сумрачные полутона. – Ему нужна поддержка, направление и помощь старшего. Нельзя, чтобы он был вдали от тебя слишком долго. Недопустимо, чтобы сейчас оступался… Ты должен всегда успеть поддержать, подправить его действия, чтобы не случилось непоправимого… И не получился новый маймыр… Оногадась… оногадась я тебе об этом толковал в Синем Око… До этого говорил при встрече в Чидеге и Травьянде, куда залетал абы побыть с малецыком Кручем. И не понимаю, почему наново… наново должен это повторять.

Перший смолк, белая склера в его очах полностью поглотилась черным, именно черным, сиянием и, он, обдав тем полыханием сидящего, наискосок справа, Асила, также скоро и жестко прошелся по лицу Небо. Еще морг и черная с золотым отливом змея внезапно раскрыв пасть, вытащила оттуда почти рдяной, раздвоенный язык и стремглав дернулась в сторону Атефа, словно намереваясь поразить его смертельным укусом своих мощных белых клыков. Казалось ее тело, скрученное по спирали на миг испрямилось и с тем значимо удлинилось. Одначе, прошли всего-навсе доли секунд, и змея вернулась в исходную позицию в навершие венца, так и не задев Асила. Она, как и дотоль, вельми скоро свернуло свое боляхное тело по спирали, и, пристроив на него голову, строго воззрилась ноне почитай темно-зелеными очами в сторону младших братьев Першего.

– Достаточно того, что с таким трудом выращенная мною лучица… И уступленный мною тебе Бог… По твоей Асил не разумности превратился в маймыра, – добавил несколько ровнее старший Димург и сызнова прикрыл очи. – С каковым теперь ни я, ни Родитель не ведаем, что делать… Ибо уничтожить его неможно, так как тогда мы все ощутим эту гибель на себе, и в большей степени я, о том, наверно, не стоит вам сказывать, сами ведаете. Не хватало теперь еще, чтобы мой бесценный Круч, мой дорогой, милый малецык пошел по его пути.

И в зале вновь поплыла тишина. Того броска змеи, кажется, испугался не только старший Атеф, но и Небо, а быть может они испугались гнева Першего… Гнева каковой очень редко позволял себе Димург в отношении братьев и никогда в отношении их общих малецыков. Не только лица Асила и Небо, напряженно застыв, перестали мерцать золотым сиянием, вероятно растеряв его, но окаменели и их одежи, венцы… Замерло движение Солнечной системы в венце Раса, перестали трепетать листки, почки, ветки в венце Атефа.

– И коли ты не понимаешь подсказок, скажу проще… Я запрещаю… Слышишь, запрещаю тебе возлагать на Круча такие обязанности, – погодя заговорил Перший. – Ты не должен с ним расставаться. Так, что либо забирай малецык с собой, либо оставайся тут сам, и отложи пока творение Ледного Голеца. Тем более я уже говорил, но, похоже, стоит опять повториться, Мор туда не приедет в ближайшее время, не зачем торопиться. У милого малецыка итак много дел и я не буду нагружать Мора, как это делаешь ты или Небо в отношении сынов… так, что я устаю с вами о том спорить.

– Хорошо Отец, – наконец, подал голос Асил и он прозвучал столь приглушенно, что казалось Бог едва смог его дыхнуть, оно как ни губы, ни даже жилки на лице не шелохнулись. – Просто я подумал… тут Расы… Небо, Дивный, Дажба почасту бывают, помогут Кручу.

– Опять… опять по новому… Ты, что Асил в самом деле меня не понимаешь аль данное непонимание изображаешь нарочно, чтобы я негодовал на тебя… Зная наверняка, как я не люблю досадовать на тебя? – гнев Першего вроде бы смолкший вновь многократно увеличился, а вместе с ним громоподобно прокатился по помещению его глас, отчего затрепетавшие на древе в венце Атефа листочки, плоды и цветочки враз осыпались к корням, оголив тонкие отростки на коих остались сиять одни почки. – Кручу нужен ты… твоя забота и поддержка… Ему нужно ощущать твое участие… именно твое и всегда!

Асил торопливо кивнул старшему брату и тем движением головы, погасил возрастающее раздражение Першего, каковой все то время сидел вельми недвижно, с закрытыми очами и лишь подавал о себе знать выдыхаемыми словами да шевелением губ.

– Да… да Отец… я все понял, – не менее спешно отозвался старший Атеф. – Я оставлю тут Усача, а малецыка заберу с собой. Выполню, как ты велишь, Отец, только не досадуй на меня больше за маймыра и Круча. Мне это тягостно выносить.

И в тех словах Бога прозвучала такое сожаление, по поводу их давешней размолвки, что старший Димург, видимо, желающий, что-то сказать и для того уже было отворивший рот спешно его сомкнул. Перший медленно вздел левую руку, весьма истощенную даже в сравнении со всем его худобитным телом, с облокотницы, и, уперши большой и указательный палец на лоб, слегка прикрыл раскрытой ладонью от братьев глаза и часть лица, таким образом, стараясь сокрыть от них обуревающие его чувства.

– Круч сам выбрал тебя, – очень мягко проронил Перший. – Хотя теперь все это в прошлом, как и сам его выбор, и соперничество за него, я об этом уже сказывал тебе и не раз… И вовсе, мой милый малецык, я не досадую на тебя за Круча. Просто сейчас, ты, Асил, должен осознать, как важен вашей печище малецык… Осознать и научиться к нему правильно относиться. И здесь самое важное, ваш постоянный контакт, общение, обучение и твое неустанное соучастие ко всему тому, что его интересует… Абы потом не было так как у Небо с Седми, что всякая, какая ни есть преграда меж ними, убирается только при помощи моего вмешательства. – Перший замолчал, несомненно, давая время братьям успокоиться и осмыслить сказанное им, а деревцу в венце Асила наново раскрыть почки и зазеленеть, зацвести. – А теперь по поводу самого для меня ноне важного, – дополнил он погодя, – Небо, я и моя печища прибыли, чтобы заявить о вступлении в соперничество за лучицу… И так как я уладил все разногласия с Родителем и он меня простил, приняв и укрыв лучицу от космического вмешательства, хочу ее увидеть и прикоснуться, дабы в человеческой плоти возникла чувственность ко всем Димургам.

– Да, – незамедлительно откликнулся Небо, поелику поколь старший брат вычитывал их общего младшего молчал, зная и чувствуя, сказанное тому непосредственно касается и его. – Когда пожелаешь. Только прошу на моем пространстве.

– Почему? – почти не шевеля устами, вопросил Перший, откидывая навесом руки вельми плотную тень на свое лицо.

– Девочка очень хрупкая, болезненная, а после того, что свершил антропоморф любое даже незначительное потрясение может вызвать неровность в ее теле, – теперь Небо говорил с легкой зябью в голосе, вроде поколь умело скрываемое волнение выплеснулось из него, а быть может просто желая тем самым разжалобить брата, чтоб тот обязательно пошел ему на уступки. – Боюсь, что твое пространство напугает ее.

Перший, неторопливо убрал руку от лица, также степенно пристроил ее на облокотницу кресла и взглянул на Раса, как-то дюже строго, так, что у последнего зримо дернулись черты лица и густое золотое сияние выплеснулось на щеки, сказал:

– Небо, ты ведь знаешь как зависим от меня Седми… Мне ничего не надо делать, прощупывать, говорить, просить малецык итак все расскажет… Потому как в свое время, когда я тебе подсказывал, ты предпочитал меня не слушать… Теперь пожимаешь плоды своего своенравия. Я знаю, что Седми перенаправил чувственность девочки с меня на тебя… Знаю, что он того не желал делать, но ты настоял… не убедил, не попросил, а настоял. Как всегда «что хочу, то ворочу», как выразился малецык… Днесь наворотил и, вероятно, боишься… боишься, что мог покалечить саму лучицу. Я, мой милый, тоже этого боюсь… Потому на моем пространстве… Только на моем… Чтобы я мог прощупать девочку, понаблюдать за ней и лучицей, прежде чем сообщить о их состоянии Родителю, как это Он велел мне сделать. Теперь все ясно… то не мое распоряжение, а Родителя… Одначе, приведешь плоть тогда, когда она будет готова. Думаю, что она не испугается моего пространства, вспять сможет умиротвориться, ибо лучица увидев место своего появления и тех кто был дотоль с ней рядом, сие непосредственно пошлет на мозг.

Небо, что-то хотел молвить… не столько возразить, сколько попросить, оно как именно в этой роли чаще всего выступал пред старшим братом, но Перший малозаметно качнул головой, тем самым прекращая разговор. Старший Рас недовольно нахмурил свой узкий, высокий лоб так, что там живописались не часто, а лишь иноредь проступающие на коже две горизонтальные тонковатые морщинки. Он какое-то мгновение хранил молчание, а после многажды ровнее дополнил:

– Через половину асти в поселения планеты Земля привезут субклеточный материал, в основном девочек. Прошу вас прибыть в Млечный Путь в положенный срок, чтобы мы могли, объединившись, даровать свои клетки для последующего продолжения жизни не только на этой планете, но и на иных в будущем населенных человечеством.

Глава шестая

Влада после произошедшей близости с Огнем слишком сильно замкнулась в себе. Бог был прав, сказывая, что она оказалась не готова к ней. Девочке надобно было с кем-то поговорить, рассказать об испытанном и спросить совета, как вести себя дальше не только с Огнем, но и вообще с Расами. Однако Вещуньи Мудрой, каковой девушка могла довериться, подле не было, а Травница Пречудная не столько не могла заменить наставницу, сколько выглядела такой юной и не опытной, у оной стало совестно вообще о чем-либо спрашивать. Потому все последующие три с половиной дня, несмотря на приглашение Дивного, Дажбы и даже Огня переданные через сподвижницу царицы, Влада не приходила в капище, а безвылазно сидела в избе, вернее лежала в ложе. Хотя всеми своими порывами мечтала оказаться подле Богов, чтобы обнять Отца Дивного и прикоснуться к губам Огня. На пятый день после встречи с Асилом в поселение вернулась Вещунья Мудрая, ее по распоряжению Дивного принес Дажба, а в капище Небо. Но и на зов старшего Раса Владелина не откликнулась. Ее посетило чувство, что свершенное ей и Огнем может огорчить Отца, и, чтобы того не увидеть, не ощутить стало предпочтительнее и вовсе к нему не ходить.

В избу слегка приклонив голову, вошла Вещунья Мудрая. Девушка уже видела ее утром, когда царица передавала повеление Небо. Потому узрев ее вновь Владелина, покоящаяся на ложе и глядящая вверх на гладко оструганные дщицы выстилающие потолок, разом повернулась на левый бок и укрылась одеялом, полностью схоронив под ним себя вместе с головой.

– Она так и не ела и это уже второй день гряду. Ничего в рот не берет и почти не пьет, – огорченно проронил дух, восседающий в углу избы, и сверкнул своими мгновенно увеличившимися голубыми очами.

– Выйди Выхованок, я с ней поговорю, – благодушно молвила Вещунья Мудрая, и, ожидая, поколь дух покинет комнату, не торопко опустилась на краешек ложа, положив ладонь на прикрытую одеялом голову юницы. – Владушка, – погодя протянула наставница, когда они остались вдвоем в избе. – Зиждитель Небо очень встревожен, почему ты не приходишь в капище. Он нарочно прибыл, отложив все свои дела, чтобы увидеть тебя и поговорить.

Владу немотствовала, с трудом сдерживая в себе желание, тотчас соскочить с ложа и кинуться в капище к Отцу, ибо вельми страшилась, что ее близость с Огнем его огорчит. С трудом сдерживая в себе желание все, что накопилось излить столь долгожданной наставнице. Царица, по-видимому, уже обо всем оповещенная и присланная именно с целью выслушать, успокоить и немедля доставить в капище, более настойчиво погладила девочку по голове, а засим скинула с нее удерживаемое одеяло, обхватила плечи, и, прижав к груди, ласково поцеловала во вьющиеся, распущенные темно-русые волосы.

– Я боюсь огорчить Отца, – выдавила, наконец, юница из себя. – Боюсь, что когда он узнает о произошедшем между мной и Огнем… о моей любви к Огню… Отец огорчится.

– Почему ты так решила? – вопросила очень тихо Вещунья Мудрая так, чтобы своим голосом не разрушить возникшее доверие.

– Не знаю, просто я почасту поступаю не верно, и потом дюже сильно мучаюсь от тех неверных поступков. Они меня изводят своим приходом и постоянством, – чуть слышно дыхнула девочка.

– Но ты ведь любишь Зиждителя Огня?! – сие был не столько вопрос, сколько утверждение.

– Очень… очень люблю и хочу быть рядом, – суетно произнесла Владелина и вроде ощутила на губах сладость от поцелуев Бога. – Но Отец… Отец ничего такого не разрешал.

– Мне, кажется, тебе о том надо поговорить с Зиждителем Небо, – умягчено молвила царица и плотнее обвила руками, чуть вздрагивающее тельце девочки, такой хрупкой и единожды уникальной своей божественностью. – Я думаю, Зиждитель Небо не огорчится тому, что ты любишь Зиждителя Огня и была с ним близка. Зиждитель Небо огорчится ежели ты не придешь. Он уже огорчен, что все эти дни ты не приходила в капище, не откликалась на приглашения Зиждителя Дивного, Зиждителя Дажбы.

– Как же я приду?.. Как буду смотреть на Расов?.. Отца?.. Огня? – то уже Влада вновь стала сыпать вопросы, задавая их с присущей ей горячностью, первый признак, что она волновалась. Оттого и появилось легкое томление в голове девочки и гулко застучало сердце внутри груди, отдаваясь дробью в тело царицы. – Я не знаю как надо теперь себя вести… что говорить?.. И могу ли я обнять Дивного, Дажбу или Седми… и вообще… Они все… все меня прощупывают своими взорами, я чувствую. И хоть делают это как-то мягко, не так как Асил и Усач, но я боюсь, что как только окажусь в капище они все увидят, узнают и быть может не захотят более со мной видеться али изгонят от себя и тогда … тогда…

Девушка резко смолкла, словно захлебываясь теми словами и отстранившись от Вещуньи Мудрой, густо покраснела, а посем на лбу и под носом у нее выступил от волнения пот, вроде ее бил озноб и туго вздрогнула вся плоть.

– Успокойся! Умиротворись мое чудо! Мое совершенство! – торопко пропела своим мягким, лирическим голосом альвинка. – Как ты можешь думать, что Зиждитель Огнь свершит с тобой, что-то неугодное иным Богам. Твой удел в его руках, а это значит, что ты должна будешь стать его женищей и продлить свой род от него. Так было решено Зиждителем Небо еще в тот день, когда Зиждитель Воитель подарил тебе жизнь. И ни ты, ни Зиждитель Огнь никак не нарушили волю Зиждителя Небо… И сие весьма чудесно, что ты любишь Зиждителя Огня, что хочешь быть рядом с ним.

– Да, – откликнулась уже много спокойнее юница, не сводя довольного взора с белых очей царицы, ноне купно подсвеченных золотым сиянием, в коем перемещались тонкие ажурные лепестки. – Так выходит Огнь… мой милый Огнь дарует мне детей и продлит род, потому Боги так ко мне благоволят и так близки?

– Не только поэтому. Еще и потому, что ты сама по себе удивительная, уникальная девочка, – нежно прошептала Вещунья Мудрая и провела перстами по лбу Владелины и ее изогнутому в середке носику. – И ты должна вести себя с Расами, так как вела допрежь. Ведь ничего не изменилось. Быть может тебе стоит поговорить пока лишь с одним Зиждителем Небо, чтобы вы были вдвоем? – девушка торопко кивнула. – Хорошо… тогда вставай. Ты, покушаешь, обмоешься, переоденешься, и мы направимся в капище, в твою комнату.

– Нет, нет.., – с горячностью в голосе прошептала Влада. – Не в комнату, в залу.

– Хорошо, пусть будет, как хочешь ты, – согласилась Вещунья Мудрая и поднялась с ложа, помогая и поощряя своим примером вставать и юницу.

Небо скорей всего ошибался, ему не нужна была подстраховка… По-видимому, не только искусственно перенаправленная чувственность заместившая Димурга на Раса, в том играла роль, но и то, что девочка выросла подле Богов. Видела их, мечтала к ним прикоснуться… взращивая ту божественную нежность, тепло и любовь. Владелина была вельми зависима, как от Небо, так и от всех иных Расов, каковых очень любила. Страх огорчить Отца, расстаться с Богами был для Влады, не столько для лучицы, сколько именно для плоти, не переносим. Потому только Небо своей мягкостью и участием, мог снять с юницы все беспокойные мысли о неправильности ее поступка, и лишь его забота и теплота, как родителя, сумела еще сильнее укрепить связи, созданные не только Седми, но и самой человеческой плотью.

После общения с Небо девушка значительно успокоилась, перестав смущаться Богов и за последующий месяц цветень и сама вроде как начала цвести. Огнь приходил в капище к ней в комнату не так часто, он боялся ее надорвать, потому и близость их была редкой. Чаще он просто целовал, гладил ее и разговаривал, так как это делали иные Расы, не как возлюбленный, а как Отец аль старший брат. Однако любовная связь должна была жить… И она жила, поддерживаемая умелыми действиями не только Огня, но и всех остальных Расов. Девочка все также продолжала приходить в капище, в залу для встречи с Небо и иными Расами, в комнату только для встречи с Огнем. Это не обсуждалось, впрочем, как-то собой получилось. И как более никто кроме Огня не входил в комнату. Точно также, чтобы не смущать Владелину, в залу не приходил Огнь… Так, что в целом для юницы вроде бы ничего не изменилось.

Близость с Богом сделала девушку и вовсе какой-то нежной, и она стала нуждаться в особой заботе, внимательности со стороны Зиждителей. Потому более никто ее не прощупывал взглядом. Испытанное неприятство, при встрече с Асилом, сделало невозможным для девочки, выдерживать данное прощупывание. И если раньше она могла терпимо переносить те вскользь пролетевшие взоры, то теперь так волновалась, с горячностью закрывала лицо и порой вскрикивала али плакала. Посему старшие Расы запретили своим сынам тревожить весьма обострившиеся ощущения лучицы, только взгляды Небо и Дивного девушка не ощущала… Так, что в целом и для Расов все осталось как допрежь того.

– Нет, обмен духами должен произойти на нашем пространстве, мой дорогой малецык, такова договоренность, – неспешно проронил слова Небо обращая ту молвь к Седми.

Старший Рас и его три сына находились в зале капища, заняв положенные места подле своего Отца. Рядом с Небо на кресле сидела, притулившись к его левому боку Владелина, нарочно приглашенная для беседы. Девушка слушала толкование Богов весьма внимательно, поколь не встревая в сам разговор, понимая его важность для людских поселений Земли. Поелику в этом толковании решался вопрос об обмене Атефских духов земли, на духов каковые жили обок с детьми.

– Обмен будет только на нашем пространстве. Так и скажи Асилу, малецык… чего он опять мудрит, ведь уже говорили о том с ним. Итак, столько времени тратим на этот обмен, чтобы Круча порадовать, так Асил еще и блажит. Надо было не идти на уступки Асилу, не подчиняться Першему. – Небо обращал свою речь к старшему сыну, который нарочно прибыл на Землю, не только для обмена духами, но и потому как по нему соскучилась юница. Седми поместился на кресле справа от Отца, на том самом месте, где почасту сидывал Дивный. – Асил все еще тут, малецык? В Млечном Пути?

– Да, здесь, – вельми недовольно произнес Седми, и его кораллово-красные губы зримо затрепетали, точнее заколыхались пшеничные волоски усов прикрывающие их. – Но на передаче Асила не будет, лишь Круч. Он хочет, чтобы малецык попробовал сам… Небо, скажи мне, почему на ту встречу должен лететь я? Пусть Воитель, коль он здесь. Не желаю, слышишь, не желаю толковать о договоренностях с Асилом даже чрез контактную сетку… Не заставляй меня.

– Разве я заставляю? – глас Небо многажды понизился, и сам он как-то вельми потускнел, словно сияние на его коже поблекло от расстройства. – Сие не я велел, а Перший… Прошу малецык, выскажи свое недовольство Отцу Першему, ибо он считает, что затянувшаяся меж вами размолвка может пагубно сказаться на обеих печищах, на молодых Богах и лучице. Но если ты не желаешь лететь на ту встречу, я не стану на тебя давить, пусть отправится Дажба, так как Воитель в днях отбудет.

Седми и вовсе негодующе зыркнул на старшего Раса, посем не менее досадливо обозрел сидящего слева в кресле Воителя и наискосок от него Дажбу, легохонько, правда, просияв последнему. Он несильно качнул головой, отчего венец, восседающий на ней, самую толику засиял золото-огнистым светом. Ноне на голове Бога венец был в полном своем великолепии, каковым его Седми носил не часто. И то была проходящая по лбу широкая, золотая мелко плетеная цепь, на которой, словно на пирамиде восседали такие же цепи, где однако каждое последующее звено меньше в обхвате предыдущего, заканчивалось и вовсе едва зримым овалом.

– Так всегда, Дажба совсем юн… Круч дитя… – все также недовольно отозвался Седми и туго вздохнул, судя по всему, он не желал спорить с решением Першего, коего слушался безоговорочно. – Придется лететь мне, одначе с Асилом мне сложно общаться.

– Я понимаю, мой милый, – все также мягко протянул Небо, стараясь смягчить досаду сына и радуясь, что он выполняет нужное. – А теперь надобно решить, кто из людей поедет с тобой. Девочка моя, – голос Небо и допрежь мягкий и вовсе стал ласково-любезным. – Я просил тебя вместе с Воителем определиться в выборе главы войска, вы это сделали?

Девушка немедля шевельнулась под боком Бога и чуть слышно вздохнув, ответила:

– Мы придумали только название войвода… То есть тот кто войско водит. А с главой так и не сошлись, потому как Воитель предложил Граба, – и плечики Влады слегка всколыхнулись. – А я предложила Рагозу.

Поздно вечером Владелина вышла из избы на двор. Тот самый зов, который она слышала почасту, многажды увеличился за последние несколько недель. По первому выпорхнув из носа мощными струями крови, томлением в голове и несколькими днями проведенными в ложе, так плоть сама того и не ведая отреагировала на прилет Першего в Млечный Путь. На дворе еще вроде бы и не слишком стемнело, так лишь закатилось солнце и окрасило голубизну неба в пепельные полутона. Чудилось, еще не вступила в полную силу ночь, да и день поколь не сдавал свои позиции. Посему та дымчатость, пролегала широкими полосами, укрыв… не сменив, а всего-навсе укрыв собой полотно голубого свода. Девушка остановилась в нескольких шагах от березки, что трепыхая листвой росла подле скамейки и воззрилась в небеса. С запада та чудная дымчатость точно поигрывала золотыми огнями света оставшегося или позабытого солнцем, и, любуясь той красотой, девочка, замерши, прислушивалась к едва ощутимому движению звука, в коем иноредь проскальзывало дуновение зова.

– Владу! – внезапно окликнул ее Граб, в смурном облике Земли, словно выступив из ниоткуда.

– Фу.., – вздохнув, проронила юница и повернув в сторону мальчика голову недовольно зыркнула на него.

За прошедший год девушка достаточно отвыкла от общения с отроками. Вещунья Мудрая, по распоряжению Богов, переключила интерес девочки от общения со сверстниками на себя, с тем выстроив мощную стену меж ними и ей. И Владелина уже не нуждалась в беседах, связях с мальчишками. Она не ходила на Ребячий мешок, не посещала праздники, ночные гуляния ребят и все то, что раньше составляло ее жизнь. Потому приход Граба, такого рослого с крепкими широкими плечами и размашистыми ладонями, с его несколько малой в сравнении с телом головой, где дюже беспорядочно лежали светло-русые, жидкие волосы несколько взволновал и удивил девушку.

– Ты напугал меня, Граб, – добавила она погодя и воззрилась в лицо парня с небольшим таким невзрачным вздернутым носом и пухлыми, алыми губами.

– Прости, хотел поговорить, – негромко произнес юноша, будто страшась, что их подслушивают. – Тебя теперь почти не видно. Ты не приходишь на Ребячий мешок и очень редко сидишь на скамейке.

– А ты, что следишь за мной? – вопросила девочка, ощущая волнение в низком голосе Граба.

– Слежу! Да! – теперь парень это не сказал, а дыхнул во Владу и порывчато шагнул ближе, останавливаясь в двух шагах от нее. – Хочу тебе кое-что сказать… Давно хочу.

– Хочешь? – неосознанная тревога едва коснулась девушки, и она беспокойно уставилась в серые очи мальчика.

Дымчато-пепельная завеса, наконец, съела всю голубизну неба, и теперь оно не просто посерело, а посинело и также резко потемнело все вокруг, только одинокая, урезанная с одного края луна глядела на стоящих в глубинах Земли двух маханьких крох-детей.

– Хочу давно, – голос Граба каждый миг тревожно дергался, было сразу видно, что он готовился к этому разговору долго и также долго готовил речь. Одначе когда пришло мгновение ее сказать, позабыл большую часть слов. – Батанушко нам рассказывал, что придет время и в селение появятся девочки. Их привезут наши Боги. И тогда мы сможем выбрать из тех девочек себе жен и продлить с ними род. Но я… я уже очень давно выбрал для себя жену. И это ты! Ты, Владушка! Ты мне так дорога, так близка. Хочу продлить свой род лишь с тобой.

– Чего? – озадаченно пролепетала девушка, и так как парень направил в ее сторону руки, верно желая обнять, стремительно отскочила в сторону. – Ты, чего, Граб?