Город пустых. Побег из Дома странных детей Риггз Ренсом

Глава первая

Мы гребли к выходу из бухты мимо качающихся на волнах лодок с ржавчиной на бортах, мимо колоний молчаливых морских птиц, гнездящихся на остатках затопленных доков, обросших ракушками, мимо рыбаков, опускающих в воду свои сети. Рыбаки смотрели на нас широко раскрытыми глазами, как будто сомневались в том, что перед ними живые люди. Видимо, десять молчаливых детей и птица в трех утлых лодчонках и в самом деле напоминали вынырнувших из воды призраков. Мы так упорно гребли в открытое море, стремясь к выходу из единственной укромной гавани на многие мили вокруг, как будто хотели как можно скорее покинуть не только бухту, но и мир живых людей. Зыбкие очертания угрюмых утесов, подернутых дымкой голубовато-золотистого рассвета, стремительно исчезали вдали. Где-то перед нами находилась наша цель — скалистый берег континентального Уэльса, но пока он представлял собой лишь мутное чернильное пятно на бесконечно далеком горизонте.

Над волнами возвышался старый маяк. Он сохранял такое невозмутимое спокойствие, как будто точно знал — вчерашние бурные события ему всего лишь пригрезились. Именно здесь, ежесекундно рискуя погибнуть под градом пуль и разрывами бомб, мы чуть было не утонули. Именно здесь я взял в руки пистолет и нажал на спусковой крючок, хотя мне до сих пор не удавалось осмыслить тот факт, что я убил человека. Именно здесь мы потеряли и снова обрели мисс Сапсан, вырвав ее из стальных челюстей подлодки. К несчастью, мисс Сапсан очень пострадала и нуждалась в помощи, которую мы были не в состоянии ей оказать. И сейчас она тихонько сидела на корме нашей лодки, глядя, как исчезает вдали созданное ею убежище, и с каждым взмахом весел выглядела все более растерянной.

Наконец мы миновали волнорез и оказались в открытом море. Зеркальная гладь бухты тут же сменилась небольшими волнами, которые легко ударяли в борта наших лодок. Где-то высоко в облаках у нас над головой раздался гул самолета, и я перестал грести, запрокинув голову и представив себе, как с такой высоты выглядит наша небольшая флотилия, и этот мир, в котором я решил остаться, и все, что у меня в нем есть, и наши драгоценные странные жизни, заключенные в трех щепках, колышущихся в огромном немигающем глазу моря.

Боже милосердный, сжалься над нами!

Наши лодки шли рядом, легко скользя по волнам, и попутное течение быстро несло нас к берегу. Мы гребли по очереди, сменяя друг друга на веслах, чтобы получить хоть небольшую передышку и восстановить силы. Впрочем, сил у меня было столько, что почти час я отказывался уступить кому-либо свое место. Я задумчиво греб, ритмично описывая руками вытянутые эллипсы, как будто подтягивая к себе что-то невидимое и неосязаемое. Хью греб, сидя на скамье напротив, а у него за спиной на носу лодки сидела Эмма, скрывая лицо под широкими полями панамы и уткнувшись в разложенную на коленях карту. Время от времени она отрывалась от карты, чтобы, подняв голову, всмотреться в горизонт. От одного взгляда на ее освещенное солнцем лицо меня переполняла энергия, о существовании которой в собственном теле я и не подозревал.

Мне казалось, я способен грести вечно. Но в какой-то момент Гораций, сидевший в соседней лодке, поинтересовался, какое расстояние отделяет нас от берега. Эмма прищурилась, глядя на остров, затем снова перевела взгляд на карту, что-то измерила пальцами и с сомнением в голосе произнесла:

— Семь километров?

Миллард, который тоже сидел в нашей лодке, что-то прошептал ей на ухо. Эмма нахмурилась, повернула карту боком, нахмурилась еще сильнее и уточнила:

— То есть я хочу сказать… восемь с половиной.

Не успела она договорить, как я ощутил, что силы меня покидают. Все остальные тоже заметно приуныли.

Восемь с половиной километров. Тошнотворное плавание на пароме, который несколько недель назад доставил меня на Кэрнхолм, заняло бы не больше часа. Любая моторная лодка легко преодолела бы это расстояние, ведь оно было на полтора километра меньше, чем дистанция, которую мои далеко не спортивные дядья изредка пробегали во время благотворительных состязаний. Это было лишь немногим больше, чем, если верить утверждениям мамы, она преодолевала на гребном тренажере в своем модном спортзале. Но паром между островом и континентальным Уэльсом пустят не раньше чем через тридцать лет, а гребные тренажеры никто не нагружает людьми и их вещами. Они также не рискуют сбиться с курса, а следовательно, не нуждаются в постоянной его коррекции. Хуже того, участок моря, который мы пытались пересечь, был печально известен кораблекрушениями. Нас ожидало восемь с половиной километров изменчивых и капризных волн над дном, усеянным обломками судов и костями их экипажей. Кроме того, где-то в этой непостижимой и непроницаемой глубине притаились наши враги.

Те из нас, кого тревожила мысль о тварях, предполагали, что они совсем рядом, затаились где-то под нами и выжидают, укрывшись в немецкой подводной лодке. Если они еще не узнали, что мы бежали с острова, им предстояло выяснить это в самом ближайшем будущем. Они приложили столько усилий, похищая мисс Сапсан, не для того, чтобы сдаться после первой же неудачной попытки. Военные корабли, которые подобно многоножкам ползали по линии горизонта, и британские самолеты, патрулирующие небо у нас над головой, не позволили бы подлодке подняться на поверхность средь бела дня. Однако ночью мы неизбежно оказались бы в их полной власти. Мы понимали, что они снова похитят мисс Сапсан, потопив всех остальных. Единственной нашей надеждой на спасение оставался берег, которого мы должны были достичь до наступления темноты, и поэтому мы продолжали грести из последних сил.

Мы гребли до судорог в руках и плечах. Мы гребли, несмотря на то что утренний ветерок стих и солнце обрушило на нас весь свой испепеляющий жар. Мы обливались потом, и вдруг я с ужасом осознал, что никто не догадался прихватить с собой воды и что в 1940-м году не существовало солнцезащитных кремов. Кожа на ладонях вздулась, а затем полопалась, и мы поняли, что больше не в состоянии шевелить веслами, но все равно продолжали грести.

— С тебя льет ручьем, — заметила Эмма. — Пусти меня на весла, пока ты окончательно не растаял.

Ее голос вырвал меня из дремоты, в которую я начал погружаться, и я вздрогнул, а затем с благодарностью кивнул и поменялся с ней местами. Впрочем, уже через двадцать минут я потребовал, чтобы она снова уступила мне место. Мне не понравились мысли, которые начали закрадываться в мою голову, пока тело отдыхало. Я представлял себе, как отец просыпается и обнаруживает, что я исчез, покинув наши комнаты в Кэрнхолме. Вот он находит поразительное письмо Эммы. Я как будто наяву видел охватившую его панику. Перед моим внутренним взором, заставляя меня пережить их снова, мелькали жуткие сцены, свидетелем которых мне пришлось стать. Я чудом умудрился спастись от чудовища, едва не сомкнувшего на мне челюсти, у меня на глазах погиб мой бывший психиатр, а погребенный во льду мертвец на мгновение восстал из потустороннего мира, чтобы прохрипеть что-то мне в ухо своим растерзанным горлом. Поэтому я греб, несмотря на изнеможение, стараясь не думать о том, что моему позвоночнику, вероятно, уже никогда не выпрямиться, и о том, что мои ладони превратились в сплошные кровоточащие ссадины. Я пытался не думать вообще ни о чем, сосредоточившись на веслах, будто налитых свинцом, которые казались мне одновременно пожизненным приговором и спасательным кругом.

В соседней лодке на весла налегала только Бронвин, силы которой казались неистощимыми. Напротив нее сидела Оливия, на чью помощь рассчитывать не приходилось. Попытайся эта крошка потянуть за весла, она взлетела бы в воздух сама, и любой порыв ветра унес бы ее прочь, как воздушного змея. Поэтому Оливия криками подбадривала Бронвин, выполнявшую работу двоих, если не троих-четверых человек, с учетом всех чемоданов и коробок, сваленных в их лодку. В этих чемоданах находилась одежда, еда, карты, книги и множество гораздо менее практичных вещей вроде нескольких банок с маринованными сердцами рептилий в брезентовом мешке Еноха или круглой дверной ручки, взрывом сорванной с двери дома мисс Сапсан. Хью подобрал этот сувенир в траве, когда мы шли к лодкам, и решил, что ему без него никак не обойтись. Горацию удалось спасти из пылающего здания объемистую подушку. Он заявил, что это его счастливая подушка, именно она не подпускает к нему ночные кошмары.

Все остальные предметы были настолько драгоценными, что дети не расставались с ними, даже сидя на веслах. Например, Фиона сжимала коленями горшок с кишащей червями садовой землей. А Миллард разрисовал себе лицо полосами кирпичной пыли, перемешанной с пеплом, зачерпнутым у дома мисс Сапсан, — этот диковатый поступок можно было расценить как часть некого погребального ритуала. Если все это и казалось странным, я хорошо их понимал. Ведь эти вещи были единственным, что связывало их с родным домом. Они осознавали, что дома больше нет, но при этом не были готовы с ним расстаться.

Целых три часа мы гребли, как рабы на галерах, и за это время остров уменьшился до размеров ладони. С этого расстояния он нисколько не напоминал зловещую, окруженную неприступными утесами крепость, которая открылась моему взгляду лишь несколько недель назад. Теперь он представлялся хрупким, и мне казалось, что волны способны в любую секунду смыть этот остроконечный осколок гранита с глаз долой.

— Смотрите! — вскакивая на ноги, закричал Енох в соседней лодке. — Он исчезает!

Призрачный туман окутал остров, заслонив его от наших взглядов, и мы опустили весла, грустно глядя на облачко, скрывшее от нас Кэрнхолм.

— Попрощайтесь с нашим островом, — произнесла Эмма, вставая и снимая свою широкополую шляпу. — Возможно, мы его уже никогда не увидим.

— Прощай, остров, — произнес Хью. — Ты был к нам добр.

Гораций опустил весла и замахал руками.

— До свидания, дом! Я буду скучать по твоим комнатам и садам. Но больше всего я буду скучать по своей кровати.

— Пока, петля, — шмыгнув носом, прошептала Оливия. — Спасибо за то, что берегла нас столько лет.

— Столько счастливых лет, — уточнила Бронвин. — Самых лучших лет моей жизни.

Я тоже мысленно попрощался с островом, с этим местом, изменившим меня раз и навсегда. Именно с ним, а не с кладбищем, на котором похоронили дедушку, для меня теперь были связаны тайна его жизни и все воспоминания о нем. Я приехал на остров в попытке постичь эту тайну, а в итоге обнаружил, что и сам представляю собой загадку. Я надеялся, что сумею понять, кто я, и это, в свою очередь, объяснит все происшедшие и продолжающие происходить со мной перемены. Но теперь, когда из моей жизни исчез дедушка, а затем и остров, эта цель показалась мне совершенно недостижимой. Глядя на скрывающийся вдали Кэрнхолм, я ощущал, как последний ключ к разгадке тайны выскальзывает из моих пальцев, погружаясь в темную морскую пучину.

И вот остров исчез за стеной тумана.

Как будто его никогда и не было.

Вскоре туман поглотил и нас. Он надвигался медленно, но неуклонно. Сначала потускнела и исчезла береговая линия, затем побледнело и превратилось в мутное белое пятно солнце. Еще некоторое время мы пытались грести, но волны то и дело разворачивали лодки, пока мы окончательно не утратили ориентацию в пространстве. Со всех сторон нас окружала плотная белесая мгла и тишина. Нам оставалось только ждать, потому что плыть дальше смысла не было.

— Мне это не нравится, — подала голос Бронвин. — Если мы будем ждать слишком долго, наступит ночь, и нам придется иметь дело с вещами пострашнее плохой погоды.

И тут, как будто погода услышала слова Бронвин и решила поставить нас на место, она испортилась по-настоящему.Подул сильный ветер, и уже через несколько мгновений окружающий мир изменился до неузнаваемости. Море вздыбилось белыми бурунами, волны раскачивали лодки и разбивались об их борта, заливая наши ноги холодной водой. Затем начался дождь, обрушив на нас град безжалостных, как пули, капель. Вскоре нас уже швыряло из стороны в сторону, будто резиновые игрушки в ванне.

— Поворачивайтесь носом в волны! — кричала Бронвин, рассекая веслами воду. — Иначе они вас перевернут!

Но мы настолько выбились из сил, что не смогли бы грести, даже если бы на море царил штиль, не говоря уже о шторме. Все были настолько перепуганы, что не были способны даже дотянуться до весел. Поэтому мы просто изо всех сил вцепились в борта.

Прямо на нас шла стена воды. Мы взлетели на огромную волну, развернувшую лодки почти вертикально. Эмма держалась за меня, а я — за уключину. Позади нас Хью обеими руками вцепился в скамью. На мгновение замерев на гребне, мы устремились вниз. Мой желудок рухнул куда-то в ноги, и мне показалось, что я угодил на какие-то чудовищные русские горки. Все, что не было привязано — карта Эммы, сумка Хью, красный чемодан на колесиках, который я привез из Флориды, — пролетело у нас над головой и исчезло в море.

Времени на то, чтобы расстраиваться из-за утраченных вещей, не было, потому что на мгновение мы потеряли из виду другие лодки. Как только наша выровнялась, мы стали всматриваться в окружающий водоворот, выкрикивая имена наших друзей. Спустя несколько мгновений ужасающей тишины мы услышали их голоса, а затем в тучах водной пыли возникла лодка Еноха. Все четыре пассажира оставались на местах и отчаянно махали нам руками.

— Вы в порядке? — закричал я им.

— Смотрите! — раздался ответный крик. — Туда, смотрите туда!

Я понял, что они не просто нам машут, но пытаются обратить наше внимание на что-то, плавающее в воде метрах в тридцати от нас. Это был корпус перевернутой лодки.

— Это лодка Бронвин и Оливии! — воскликнула Эмма.

Рядом с ржавым, обращенным к небу днищем шлюпки ни одной из девочек видно не было.

— Необходимо подойти ближе! — закричал Хью.

Забыв об усталости, мы схватили весла и принялись грести к перевернутой лодке. Мы громко звали девочек по имени, но наши голоса относило ветром.

Внезапно нас со всех сторон окружила плавающая в воде одежда, которая выпала из чемоданов, и в каждом платье нам чудилась утопающая девочка. Сердце бешено колотилось у меня в груди, и, хотя я промок насквозь и мое тело сотрясала крупная дрожь, холода я не ощущал. Мы встретились с лодкой Еноха возле корпуса перевернутого суденышка и вместе принялись осматривать волны.

— Где они? — застонал Гораций. — О, если мы их потеряли…

— Под лодкой! — крикнула Эмма, показывая на ржавое днище. — Возможно, их накрыла лодка!

Я выхватил из уключины одно из весел и начал колотить им по корпусу лодки.

— Если вы там, выплывайте! — закричал я. — Мы вас спасем!

Отклика не последовало, и я успел подумать, что надежды больше нет. Но вдруг из-под перевернутой лодки донесся ответный стук. Во все стороны полетели щепки, и в образовавшейся дыре появился кулак. Мы вздрогнули от неожиданности.

— Это Бронвин! — закричала Эмма. — Они живы!

Бронвин хватило нескольких ударов, чтобы расширить дыру в корпусе лодки. Я протянул ей весло, и с помощью Хью и Эммы вытащил ее из бурлящей воды. Она перевалилась через борт нашей лодки в то самое мгновение, когда ее поврежденное суденышко исчезло в волнах. Она билась в истерике и, задыхаясь, звала Оливию, которой под корпусом лодки не было. Малышку найти пока не удалось.

— Оливия… надо спасти Оливию, — дрожа и откашливаясь, бормотала Бронвин. Из карманов ее торчали выловленные из воды туфли Оливии. Она вскочила в лодке и показала куда-то в бушующее море. — Вон там! — крикнула она. — Видите?

Я прикрыл глаза от безжалостного дождя, но не увидел ничего, кроме волн и тумана.

— Я ничего не вижу!

— Она там! — настаивала Бронвин. — Веревка!

И тут я увидел, на что она показывала. Это была не барахтающаяся в воде девочка, а толстый пеньковый канат, один конец которого был погружен в море, а второй исчезал в тумане.

Мы подплыли к канату, и Бронвин начала подтягивать его к себе. Спустя минуту из тумана над нашими головами появилась Оливия, вокруг талии которой и был обмотан второй конец веревки. Она потеряла туфли, когда лодка перевернулась, но к этому моменту Бронвин успела привязать ее к якорному канату, погрузившемуся в море вместе с утонувшей шлюпкой. В противном случае девчушка уже затерялась бы в облаках.

Оливия обвила руками шею Бронвин и заворковала:

— Ты меня спасла, ты меня спасла!

Они обнялись, а у меня к горлу подступил комок.

— Но опасность еще не миновала, — напомнила нам Бронвин. — Нам по-прежнему предстоит доплыть до берега, и, если мы не хотим угодить в еще худшую переделку, необходимо сделать это до наступления темноты.

Шторм немного притих, и нас уже не швыряло по волнам. Но мы окончательно выбились из сил, и, даже если бы воцарился полный штиль, нам не удалось бы поднять весла из воды. Мы до сих пор не преодолели и половины пути, но собственные руки казались мне налитыми свинцом, а ладони беспощадно жгло, будто огнем. Кроме этого, от беспрестанной качки меня мутило, и, судя по зеленоватому цвету окружающих меня лиц, в этом я был не одинок.

— Давайте немного отдохнем, — бодрым голосом предложила Эмма. — А пока туман не рассеялся, можем вычерпать из лодок воду…

— Такой туман совершенно непредсказуем, — перебил ее Енох. — Он может не рассеяться и за несколько дней. Через пару-тройку часов стемнеет, и тогда нам останется надеяться только на то, что мы сможем продержаться до утра и твари нас не обнаружат. Всю ночь мы будем совершенно беззащитны.

— К тому же у нас нет воды, — вставил Хью.

— И еды, — добавил Миллард.

Оливия подняла вверх обе руки и произнесла:

— Я знаю, где она!

— Где что? — удивилась Эмма.

— Земля. Я ее видела, когда летала там, наверху.

Оливия объяснила, что поднялась над туманом и совершенно отчетливо увидела берег.

— Что нам с этого толку? — пробормотал Енох. — С тех пор как мы тебя опустили, нас развернуло не меньше полудюжины раз.

— Тогда отпустите меня наверх еще раз.

— Ты уверена? — забеспокоилась Эмма. — Это опасно. Что, если тебя подхватит ветром или веревка лопнет?

— Отпустите меня наверх, — с каменным лицом повторила Оливия.

— Когда на нее находит такое, спорить бесполезно, — вздохнула Эмма. — Разматывай веревку, Бронвин.

— Ты самая храбрая маленькая девочка из всех, кого я знаю, — сообщила Оливии Бронвин, прежде чем приняться за работу.

Она вытащила якорь из воды и положила его в нашу лодку. Это позволило нам связать между собой две уцелевшие шлюпки, чтобы их снова не разбросали волны. Затем она начала осторожно разматывать веревку, и Оливия поднялась в небо над туманом.

Воцарилась странная тишина. Мы все сидели совершенно неподвижно, запрокинув головы и глядя на уходящую в облака веревку в ожидании знака с неба.

Первым не выдержал Енох.

— Ну что там? — нетерпеливо окликнул он Оливию.

— Я ее вижу! — послышался в ответ голосок, еле слышный за шумом волн. — Она прямо перед нами!

— Меня устраивает! — буркнула Бронвин.

Пока мы все обессиленно сидели на скамьях, обхватив руками пустые животы, она перебралась в переднюю лодку, села на весла и принялась грести, руководствуясь доносящимся сверху голоском Оливии, невидимого ангела, парящего в небе над нашими головами.

— Левее… еще левее… нет, это чересчур!

Вот так мы медленно продвигались к берегу в сопровождении длинных серых щупалец тумана, похожих на призрачные пальцы руки гигантского привидения, пытающейся увлечь нас обратно.

Казалось, остров тоже не хочет с нами расставаться.

Глава вторая

Наша двойная лодка остановилась, заскрежетав днищем по каменистой отмели. Мы выбрались на берег, когда солнце потускнело, скрывшись за плотной завесой туч на горизонте. До наступления темноты оставалось, наверное, не больше часа. Пляж представлял собой каменистую полоску суши, сплошь покрытую грязными лохмотьями морских водорослей, но в моих глазах он был прекрасен — гораздо прекраснее любого из белоснежных песчаных пляжей Флориды. Он был нашим спасением. Что видели, озираясь вокруг, все остальные, я и представить себе не мог. Большинство из них никогда не покидали Кэрнхолм. Их изумлял как незнакомый пейзаж, так и тот факт, что они все еще живы, хотя никто не знал, как этим чудом распорядиться.

Мы брели по берегу на ватных, подгибающихся от усталости ногах. Фиона зачерпнула пригоршню скользкой гальки и сунула камешки в рот, как будто стремясь задействовать все пять органов чувств и с их помощью убедиться в том, что все это не сон. Именно так чувствовал себя первое время и я, очутившись во временной петле мисс Сапсан. Еще никогда я до такой степени не сомневался в том, что мои глаза меня не обманывают. Бронвин со стоном опустилась на камни. Она была так измучена, что у нее не было сил даже говорить. Вокруг нее тут же поднялась суета. Дети окружили ее и начали благодарить за все, что она для них сделала. Но во всем этом ощущалась какая-то неловкость. Наш долг перед ней был так велик, что слово «спасибо» на его фоне выглядело маленьким и ничтожным. Она попыталась отмахнуться от нашей благодарности, но так устала, что лишь с трудом шевельнула рукой. Тем временем мальчишки сматывали веревку, опуская на землю Оливию.

— Да ты совсем посинела! — воскликнула Эмма, когда Оливия вынырнула из тумана.

Она подпрыгнула, спеша сгрести девчушку в объятия. Оливия вымокла до нитки и так замерзла, что у нее зуб на зуб не попадал. А у нас не было не то что одеял, но даже клочка сухой одежды, в которую ее можно было бы переодеть. Поэтому Эмма начала водить своими вечно горячими ладонями вокруг тела Оливии и постепенно уняла ее дрожь. Затем она отправила Фиону и Горация собирать щепки и плвник для костра. Ожидая их возвращения, мы столпились вокруг лодок, пытаясь опредеить, что из вещей, захваченных из дома, нам удалось сохранить, но, к своему унынию, обнаружили, что почти все опустилось на дно моря.

Что у нас осталось, так это одежда, которая была на нас, немного еды в ржавых жестянках и квадратный чемодан Бронвин, размерами напоминающий небольшой танк и, похоже, столь же несокрушимый, а в придачу еще и непотопляемый. Впрочем, он был до неправдоподобия тяжел, и никто, кроме самой Бронвин, не сумел бы даже оторвать его от земли. Мы расстегнули металлические замки в надежде обнаружить что-то полезное, а еще лучше — съедобное. Все, что предстало нашему взгляду, это трехтомный сборник рассказов под названием «Истории о странном и неизведанном», насквозь пропитавшийся морской водой, и красивый коврик для ванной с вышитыми на нем буквами АЛС,инициалами мисс Сапсан.

— О, хвала Создателю! Хоть кто-то прихватил коврик для ванной, — с невозмутимым видом констатировал Енох. — Теперь мы спасены.

Все остальное, включая маленькую карту, которой Эмма воспользовалась, чтобы направить нас в сторону берега, и массивный атлас в кожаном переплете под названием «Карта Дней», предмет особой гордости Милларда, — исчезло. Обнаружив пропажу атласа, Миллард ужасно разволновался.

— Это был один из пяти сохранившихся до наших дней экземпляров, — простонал он. — Ему же цены не было! Не говоря уже о том, что я годами вносил в него свои личные пометки и комментарии!

— По крайней мере, «Истории о странном и неизведанном» все еще с нами, — заметила Клэр, отжимая воду из своих белокурых локонов. — Я ни за что не могу уснуть, пока мне не прочитают вслух одну из этих легенд.

— Что толку от сказок, если мы не можем найти дорогу? — поинтересовался Миллард.

Дорогу куда он собрался искать? — подумал я. Мне вдруг пришло в голову, что мы все очень спешили покинуть остров, но никто и словом не обмолвился о дальнейших планах. Никто не думал о том, что мы станем делать после того, как переплывем пролив, как будто вероятность того, что мы уцелеем, оказавшись посреди моря в крошечных скорлупках лодок, была ничтожно мала и никто не хотел попусту тратить время. Я поднял глаза на Эмму, ожидая, что она меня в очередной раз подбодрит. Но та с мрачным видом смотрела на уходящую вдаль полосу берега. Пересыпанный камнями песок постепенно сменяли низкие дюны, поросшие раскачивающейся на ветру меч-травой. Дальше начинался лес — непроходимая с виду стена зелени простиралась в обоих направлениях насколько хватало взгляда. С помощью нынче утраченной карты Эмма собиралась привести нас в какой-то портовый город, но, когда на нас обрушился шторм, все, о чем мы могли мечтать, это просто добраться до берега. Никто не мог сказать, насколько мы отклонились от первоначального курса. На этом пустынном берегу не было ни дорог, ни указателей, ни даже тропинок. Нас окружала дикая природа.

Конечно же, на самом деле нам не нужны были ни карты, ни указатели, ни что-либо еще. Мы нуждались только в мисс Сапсан, здоровой, исцелившейся, в той мисс Сапсан, которая наверняка знала бы, куда нам идти и как сделать так, чтобы благополучно туда добраться. Та мисс Сапсан, которая сидела сейчас перед нами на массивном валуне и ерошила перья в попытке обсохнуть, была сломлена, как и ее поврежденное крыло. Я видел, как больно детям видеть ее в таком состоянии. Она заменяла им мать, и именно на нее они привыкли всегда и во всем полагаться. В их маленьком островном мирке она была королевой, но сейчас она не могла ни говорить, ни преобразовывать время, ни даже летать. Они смотрели на нее, страдальчески морщились и отворачивались.

А сама мисс Сапсан не сводила глаз с холодного сизого моря. Глаза ее были черными, суровыми, и в них читалось невыразимое горе.

Я не оправдала вашего доверия, — казалось, говорили они.

Гораций и Фиона бежали к нам по песку. Ветер трепал волосы Фионы, и они развевались у нее над головой подобно грозовой туче. Гораций обеими руками вцепился в свой цилиндр, пытаясь удержать его на голове. Каким-то образом ему удалось спасти его во время бедствия в море, хотя теперь импозантная шляпа обзавелась вмятиной и напоминала согнутый автомобильный глушитель. Тем не менее он не желал с ней расставаться, поскольку, по его мнению, она была единственным головным убором, подходящим к его грязному и промокшему, но элегантному костюму.

Они возвращались с пустыми руками.

— Дров нигде нет! — сказал Гораций, когда они остановились рядом с нами.

— А в лесувы искали? — спросила Эмма, указывая на темную линию деревьев за дюнами.

— Там слишком страшно, — ответил Гораций. — Мы слышали сову.

— С каких это пор вы боитесь птиц?

Гораций пожал плечами и опустил голову. Но Фиона ткнула его локтем, и он как будто опомнился.

— Но мы нашли кое-что другое.

— Убежище? — спросила Эмма.

— Дорогу? — спросил Миллард.

— Гуся, которого можно приготовить к ужину? — спросила Клэр.

— Нет, — покачал головой Гораций. — Воздушные шары.

Все растерянно примолкли.

— Какие еще воздушные шары? — наконец нарушила молчание Эмма.

— Большие такие. В небе. Там еще и люди есть.

Лицо Эммы помрачнело.

— Показывайте.

Все вместе мы отправились туда, откуда они пришли. Взбираясь на невысокую насыпь, которая обнаружилась сразу за крутым изгибом берега, я задавался вопросом — как мы могли проворонить нечто столь очевидное, как воздушные шары. Но когда мы преодолели подъем и огляделись, мне все стало ясно. Это были вовсе не яркие каплевидные шары, которые так любят изображать на календарях и рекламных плакатах с призывом: «Нет предела совершенству!» Вместо них я увидел пару миниатюрных цеппелинов. Под брюхом каждого из этих черных яйцевидных мешков висела клетка, в которой сидел пилот. Дирижабли были совсем небольшими и летели очень низко, по плавной зигзагообразной траектории. Шум прибоя заглушал тихое жужжание их пропеллеров. Эмма толкнула нас в заросли высокой травы, и мы присели, прячась от глаз пилотов.

— Это охотники за подводными лодками, — произнес Енох, отвечая на вопрос прежде, чем кто-то успел задать его вслух. Миллард был признанным авторитетом, когда речь шла о картах и книгах, но Енох разбирался во всем, что имело отношение к войне и армии. — Врага легче всего вычислить с воздуха, — пояснил он.

— В таком случае почему они летят так низко? — поинтересовался я. — И почему над самым берегом, а не над морем?

— Этого я сказать не могу.

— Ты думаешь, что они могут искать… нас? — робко произнес Гораций.

— Ты имеешь в виду, не твари ли они? — вмешался Хью. — Конечно, нет. Твари на стороне немцев. Ты что, забыл, что они были на той немецкой подлодке?

— Твари объединяются со всеми, с кем выгодно объединяться, — отозвался Миллард. — Нет ни малейших оснований для уверенности, что во время войны они не присоединяются к армиям противоборствующих сил поочередно.

Я не мог отвести глаз от странных сооружений в небе. Они выглядели совершенно неестественно и походили на механических насекомых, животы которых раздулись от опухолеподобных яиц.

— Мне не нравится, как они летят, — пробормотал Енох, впившись в дирижабли своим цепким взглядом. — Они осматривают берег, а не море.

— И что же они ищут? — спросила Бронвин.

Впрочем, ответ был настолько очевидным и пугающим, что никто не хотел произносить его вслух.

Они искали нас.

Мы лежали в траве, плотно прижавшись друг к другу, и я ощутил, как напряглось тело Эммы.

— Как только я подам команду, бегите, — прошептала она. — Спрячем лодки, а потом спрячемся сами.

Дождавшись того момента, когда дирижабли повернули в сторону, мы высыпали из травы, надеясь, что до нас еще слишком далеко и пилоты нас не заметят. На бегу я думал, как было бы хорошо, если бы туман, преследовавший нас в море, вернулся и укрыл нас от неприятеля. Мне даже пришло в голову, что этот туман, вполне возможно, уже однажды спас нашу компанию. Если бы не он, эти цеппелины засекли бы нас еще несколько часов назад. Только тогда мы сидели бы в лодках и бежать нам было бы некуда. Выходило так, что остров смог еще раз помочь своим странным детям. Прощаясь с ними, он спас им жизнь.

Мы быстро потащили лодки по берегу, намереваясь спрятать их в небольшой пещере среди скал. Бронвин израсходовала все свои силы без остатка и с трудом шла сама, не говоря уже о том, чтобы нести лодки. Поэтому все остальные взялись за борта постанывающих лодок, то и дело норовящих зарыться носом в песок. Мы едва успели дойти до середины пляжа, как мисс Сапсан издала предостерегающий крик: из-за дюн вынырнули цеппелины. Адреналин придал нам сил, и мы стремительно преодолели расстояние, отделявшее нас от пещеры, и забросили в нее лодки, как будто доставив их по рельсам. Мисс Сапсан хромала рядом с нами, волоча сломанное крыло по песку.

Скрывшись в пещере, мы упали рядом с перевернутыми лодками, прислонившись к их килям. Нас окружил сырой мрак, в котором эхом разносилось наше частое и тяжелое дыхание.

— Хоть бы они не успели нас заметить! — вслух взмолилась Эмма.

— О птицы! Наши следы! — воскликнул Миллард.

Сдернув с себя куртку, он выскочил наружу, чтобы замести следы, оставленные лодками на песке. Мы проводили взглядом удаляющиеся отпечатки его ног. Никто, кроме Милларда, покинуть пещеру не смог бы, потому что его тут же заметили бы пилоты дирижаблей.

Минуту спустя он ввалился обратно, дрожащий от холода и облепленный песком. На его груди расплывалось красное пятно.

— Они уже близко, — выдохнул он. — Я сделал все, что мог.

— У тебя снова открылось кровотечение! — заволновалась Бронвин. Накануне ночью во время стычки возле маяка Милларда оцарапала пуля. И хотя рана затягивалась с удивительной скоростью, его выздоровление было далеко не полным. — Что ты сделал с повязкой?

— Я ее выбросил. Она была завязана на такой сложный узел, что снять ее быстро было просто невозможно. Невидимый человек должен раздеваться за одну секунду, иначе от его особенности нет никакого толка!

— Вот упрямый осел! — воскликнула Эмма. — От мертвого невидимого человека пользы еще меньше. А теперь замри и помолчи. Будет больно.

Она зажала два пальца левой руки ладонью правой и сосредоточилась. Когда она разжала ладонь, кончики пальцев горели огнем.

Миллард попятился.

— Слушай, Эмма, я бы не хотел…

Эмма прижала пальцы к его раненому плечу. Миллард ахнул. Послышалось тихое шипение, и от его кожи поднялся легкий дымок. Спустя мгновение кровотечение остановилось.

— У меня останется шрам, — заныл Миллард.

— И что? Кто его увидит?

Он засопел, но больше ничего не сказал.

Пропеллеры дирижаблей жужжали все громче и громче — звук отражался от каменных стен пещеры. Я представил себе, как они зависли прямо над нами и разглядывают наши следы, готовясь к атаке. Эмма прижалась ко мне плечом. Малыши подбежали к Бронвин и зарылись лицами ей в колени. Она обняла их. Несмотря на наши необычные способности, мы чувствовали себя совершенно беззащитными. Мы сидели на полу темной пещеры, ссутулившись и часто моргая, шмыгая носами от холода и надеясь, что враги пролетят мимо.

Наконец гул двигателей начал удаляться. Когда он стих настолько, что мы снова смогли слышать свои голоса, Клэр пробормотала в колени Бронвин:

— Расскажи нам какую-нибудь историю, Вин. Мне страшно, мне все это совершенно не нравится, и я бы лучше послушала сказку.

— Да, расскажи нам что-нибудь, — взмолилась и Оливия. — Что-нибудь из наших «Историй». Я их больше всего люблю.

Бронвин заменяла младшим из странных детей мать даже в большей степени, чем это делала мисс Сапсан. Именно Бронвин поправляла их одеяла перед сном, читала им сказки и целовала в лобики. Ее сильные руки как будто были предназначены для того, чтобы сгребать их всех в теплые объятия, а широкие плечи — для того, чтобы их носить. Но сейчас ей было не до историй, и она прямо об этом сказала.

— Ну почему же, самое время рассказать детям сказку! — иронично протянул Енох. — Только сегодня мы можем обойтись без наших «Историй». Лучше расскажи нам о том, как питомцы мисс Сапсан сумели спастись без карты и еды. И даже пустоты их по пути не съели! Мне не терпится услышать, чем заканчивается этаистория.

— Если бы мисс Сапсан могла нам это сказать, — шмыгнула носом Клэр. Высвободившись из объятий Бронвин, она подошла к птице, которая сидела на киле одной из перевернутых лодок. — Что нам делать, директриса? — спросила она. — Пожалуйста, превратитесь обратно в человека! Пожалуйста, очнитесь!

Мисс Сапсан начала ворковать и поглаживать здоровым крылом волосы Клэр. К ним присоединилась Оливия, по лицу которой струились слезы.

— Мисс Сапсан, вы нам нужны! Мы не знаем, что нам делать, нам угрожает опасность, и мы очень проголодались. Нам негде жить, и друзей у нас тоже нет. Вы нам нужны!

Черные глаза мисс Сапсан заблестели. Она отвернулась, будто защищаясь от просьб детей.

Бронвин опустилась перед девочками на колени.

— Она пока не может вернуться, милые. Но мы ее обязательно вылечим, я обещаю.

— Но как?! — воскликнула Оливия.

Этот возглас эхом отразился от каменных стен.

Эмма встала.

—  Ярасскажу вам как! — произнесла она, и все взгляды обратились к ней. — Мы просто пойдем. — Она произнесла это с такой убежденностью, что у меня даже холодок пополз по спине. — Мы будем идти и идти, пока не дойдем до города.

— А что, если в радиусе пятидесяти километров нет никаких городов? — спросил Енох.

— Значит, мы пройдем пятьдесят один километр. Но я уверена, что нас не могло отнести такдалеко в сторону.

— А если твари заметят нас с воздуха? — поинтересовался Хью.

— Не заметят. Мы будем осторожны.

— А если они поджидают нас в городе? — спросил Гораций.

— Мы притворимся нормальными. Никто не обратит на нас внимания.

— Мне это никогда не удавалось, — рассмеялся Миллард.

— А тебя они вообще не увидят, Милл. Ты будешь нашим передовым разведчиком. И еще тебе придется снабжать нас всем необходимым.

— Да, я и в самом деле талантливый вор, — с гордостью заявил он. — Настоящий мастер воровского искусства.

— А что потом? — уныло поинтересовался Енох. — Возможно, нам удастся набить животы, может, мы даже найдем себе какой-то теплый угол, но мы все равно будем уязвимы и беззащитны. У нас нет петли… а мисс Сапсан… она все еще…

— Мы найдем какую-нибудь петлю, — успокоила его Эмма. — Существуют различные отметки и знаки, надо только знать, куда смотреть. А если мы их не обнаружим, то найдем кого-нибудь наподобие нас, со странностями, и он покажет нам вход в ближайшую петлю. И в этой петле будет имбрина, и эта имбрина сможет оказать мисс Сапсан необходимую помощь.