Город пустых. Побег из Дома странных детей Риггз Ренсом

Завершив переодевание, мы сложили свою одежду из двадцатого века в кучу и вслед за Эммой вышли в другую дверь, которая открывалась в узкий переулок, заваленный мусором и пустыми ящиками. Я узнал доносящиеся издалека характерные звуки ярмарки — музыка, глухой ропот толпы. Несмотря на валившую меня с ног усталость, я ощутил, как в моей крови закипает волнение. Когда-то на эту ярмарку отовсюду съезжались странные люди. Мои родители ни разу не возили меня даже в Диснейленд.

Эмма напомнила основные правила поведения:

— Держитесь вместе. Следите за мной и Джейкобом в ожидании сигнала и будьте начеку. Ни с кем не разговаривайте и никому не смотрите в глаза.

— Как мы узнаем, куда идти? — спросила Оливия.

— Нам придется мыслить, как имбрины, — ответила Эмма. — Где бы вы спрятались на месте мисс Королек?

— Где угодно, только не в Лондоне, — произнес Енох.

— Если бы только кое-кто не убил голубя… — пробормотала Бронвин, с горечью глядя на мисс Сапсан.

Директриса стояла на булыжной мостовой и, задрав голову, смотрела на нас, но никто не хотел к ней прикасаться. Впрочем, мы должны были ее спрятать, поэтому Гораций вернулся в маскировочную комнату и нашел там холщовую сумку. Мисс Сапсан это в восторг не привело, но, когда стало ясно, что никто не хочет брать ее на руки, а меньше всех Бронвин, у которой ее поступок вызвал неописуемое возмущение, она забралась в мешок и позволила Горацию завязать его кожаным шнурком.

Мы пошли на пьяный шум ярмарки, пробираясь по лабиринту тесных улочек, где прямо с повозок торговали овощами, зерном в пыльных мешках и крольчатиной. Дети и тощие коты голодными глазами смотрели на еду, а женщины с гордыми грязными лицами чистили картошку, сидя на обочине, и перед ними стремительно вырастали маленькие холмики кожуры. Хотя мы изо всех сил старались проскользнуть мимо незамеченными, мне показалось, что в нашу сторону оборачивались все без исключения — торговцы, дети, женщины, коты и мертвые кролики с молочно-белыми глазами.

Даже в своей новой, соответствующей данному времени одежде я чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Чтобы смешаться с толпой, правильной одежды было недостаточно. Необходимо было еще и уметь соответствующим образом себя вести. Я осознал, что и я, и мои друзья разительно отличаемся от всех этих людей с их ссутуленными спинами и бегающими глазами. Я решил, что для того, чтобы скрываться так же эффективно, как твари, мне придется отточить свои актерские навыки.

А тем временем ярмарка становилась все более шумной, а ее запахи — более резкими. В воздухе смешивались ароматы пережаренного мяса, каленых орехов, конского навоза, человеческих фекалий и дыма костров — невыносимое зловоние, от которого даже глаза слезились. Наконец мы вышли на просторную площадь, где веселье было в разгаре. Люди толпились среди ярко раскрашенных палаток, и от разнообразия развлечений у меня глаза разбежались. Ярмарка своей шумливо-пестрой массой обрушилась на все мои органы чувств. Тут были акробаты и канатоходцы, метатели ножей и пожиратели огня, а также множество уличных музыкантов с самыми разнообразными инструментами. Лекарь-шарлатан расхваливал свои «патентованные» лекарства, стоя в открытом дверном проеме грязного фургона:

— Этот удивительный бальзам укрепляет внутренние органы, помогает избавиться от инфекционных паразитов, преодолеть вредоносное уныние и злокачественную алопецию!

За внимание зрителей с ним боролся владелец соседнего фургона — облаченный во фрак крикливый балаганщик, рядом с которым сидело крупное доисторического вида существо, чья кожа висела на костлявом теле серыми складками. Мне потребовалось не меньше десяти секунд, прежде чем я смог узнать в этом звере медведя. Его обрили, обрядили в женское платье и привязали к стулу. Он беспомощно вращал глазами, а балаганщик ухмылялся и делал вид, что угощает его чаем, выкрикивая:

— Леди и джентльмены! Позвольте представить вам самую прекрасную леди Уэльса! — что заставляло покатываться со смеху собравшуюся перед его фургоном толпу, через которую нам никак не удавалось протолкаться.

В глубине души я надеялся, что медведь разорвет свои цепи и сожрет балаганщика у всех на глазах.

От всего этого фантастического безумия у меня закружилась голова, и в попытке совладать с накатившей на меня дурнотой я сунул руку в карман, чтобы ощупать гладкое стекло своего телефона. На мгновение зажмурив глаза, я прошептал себе под нос:

— Я путешественник во времени. Это все реально. Я, Джейкоб Портман, путешествую во времени.

Этот факт был поразителен сам по себе. Но еще более поразительным было то, что, путешествуя во времени, я не повредился умом и не превратился в несущего бессвязную околесицу лунатика. Человеческая психика оказалась более гибкой, чем я себе представлял. Выяснилось, что психическое сознание способно расшириться, включив в себя разнообразные противоречия и совершенно невозможные явления. Я мысленно поблагодарил за это Всевышнего.

— Оливия! — закричала Бронвин. — Живо иди сюда!

Я поднял голову вовремя, чтобы заметить, как она оттаскивает Оливию от клоуна, который наклонился и заговорил с ней.

— Сколько раз я тебе говорила: никогдане разговаривай с нормальными людьми! — принялась она отчитывать малышку.

Наша группа была достаточно велика, и держаться вместе нам было весьма сложно, особенно в таком оживленном и переполненном развлечениями месте, специально созданном для того, чтобы кружить голову детям. Бронвин вела себя как воспитательница, зорко следившая за тем, чтобы никто из нас не отстал, засмотревшись на лоток с красочными вертушками или леденцами из жженого сахара. Особенно легко отвлекалась Оливия, которая, казалось, постоянно забывала, какой серьезной опасности мы подвергаемся. Держать в руках так много детей Бронвин удавалось только потому, что на самом деле они не были детьми: внутри каждого из них находился человек гораздо более старшего возраста, который постоянно оспаривал и уравновешивал их детские побуждения. Я был уверен, что с настоящими детьми у нее ничего не вышло бы.

Какое-то время мы бесцельно бродили по ярмарке, высматривая женщину, напоминающую мисс Королек, или пытаясь определить место, где могли бы спрятаться странные люди. Но здесь всеказалось странным — вся эта петля с ее странным хаосом являлась превосходной маскировкой для странных людей. Но даже здесь на нас обращали внимание. Все, мимо кого мы проходили, неуловимо поворачивали головы, провожая нас удивленными взглядами. Я почувствовал, что у меня разыгрывается приступ паранойи. Кто из этих людей работал на тварей или сам являлся тварью? Особенно меня настораживал клоун — тот самый, от которого Бронвин оттащила Оливию. Он то и дело встречался нам на пути. Всего за пять минут мы прошли мимо него не меньше пяти раз. Он то околачивался в начале переулка, то выглядывал из окна, то наблюдал за нами из палатки фотографа, где его взлохмаченные волосы и жуткий макияж странным образом контрастировали с буколическим пейзажем, написанным на задней стене этой палатки. Мне казалось, что я вижу его всюду, куда бы ни упал мой взгляд.

— Мне не нравится, что мы тут у всех на виду, — обратился я к Эмме. — И мы не сможем бродить кругами бесконечно долго. Эти клоуны…

— Клоуны? — переспросила она. — Как бы то ни было, я с тобой согласна. Просто в этом безумии очень трудно понять, с чего следует начать.

— Нам следует начать с того, что всегда является самой странной частью любогокарнавала, — произнес Енох, втискиваясь между нами. — С балагана. — Он показал на высокое аляповатое сооружение на краю площади. — Балаган и странные люди неразлучны, как молоко с печеньем. Или пустоты с тварями.

— Обычно так и бывает, — согласилась с ним Эмма, — но тварям это тоже отлично известно. Я уверена, что мисс Королек не удалось бы так долго сохранять свою свободу, спрячься она в таком очевидном месте.

— У вас есть идея получше? — поинтересовался Енох.

Такой идеи у нас не было, и мы переключили все внимание на балаган. Я озирался, пытаясь разыскать глазами ухмыляющегося клоуна, но он растворился в толпе.

У цирка обтрепанный ярмарочный зазывала кричал в мегафон, суля толпе возможность за ничтожную оплату взглянуть на «самые шокирующие ошибки природы, которые только не запрещается лицезреть законом». Шоу называлось Конгрессом человеческих отклонений.

— Как званые обеды, на которые меня приглашали, — заметил Гораций.

— Некоторые из этих «отклонений» могут оказаться странными людьми, — заметил Миллард. — И в этом случае они могут что-то знать о мисс Королек. Я думаю, за это стоит заплатить.

— Нам нечем платить, — произнес Гораций, извлекая из кармана единственную монету, облепленную нитками и пухом.

— Когда это мы платили, чтобы пробраться в цирк? — поинтересовался в ответ Енох.

Вслед за Енохом мы обошли похожий на настоящую стену фасад балагана и увидели, что он сменяется большим, но шатким тентом. Мы начали искать вход, как вдруг полы палатки распахнулись, и из нее вышли хорошо одетый джентльмен и дама. Дама обмахивалась веером, а мужчина рявкнул на нас:

— С дороги, даме необходим свежий воздух!

Надпись над входом гласила: ТОЛЬКО ДЛЯ АРТИСТОВ.

Мы скользнули внутрь, но нас тут же остановил некрасивый мальчик, который сидел на табурете возле входа, судя по всему, в некоем официальном качестве.

— Вы артисты? — спросил он. — Если вы не артисты, вход запрещен.

—  Разумеется,мы артисты, — с оскорбленным видом произнесла Эмма и для убедительности зажгла крохотный огонек на кончике пальца, после чего затушила его о собственный глаз.

Похоже, на мальчика это не произвело никакого впечатления. Все же он пожал плечами.

— Ну, раз так, проходите.

Мы зашаркали по коридору, часто моргая, потому что глазам было трудно приспособиться к темноте.

Балаган представлял собой лабиринт брезентовых коридоров с невероятно низким потолком. Единственный освещенный факелами коридор вел куда-то вглубь, делая резкие повороты через каждые двадцать-тридцать футов. При этом за каждым поворотом нас ожидала новая ошибка природы. Нам навстречу шли зрители. Одни смеялись, другие были бледны и дрожали всем телом.

Первые несколько уродов представляли собой стандартный набор любого бродячего цирка, и ничего странного я не заметил ни в «иллюстрированном» человеке, тело которого сплошь покрывали наколки, ни в бородатой женщине, которая самодовольно поглаживала свои длинные бакенбарды, ни в человеке-булавочной подушечке, пронзающем свое лицо иголками и забивающем гвозди себе в ноздри при помощи молотка. Тем не менее на меня это все произвело невероятное впечатление, хотя мои друзья, многие из которых вместе с мисс Сапсан объездили весь Египет в составе бродячего цирка, откровенно скучали.

Под плакатом, надпись на котором гласила: НЕПОВТОРИМЫЕ ЛЮДИ-СПИЧКИ, мужчина в костюме, сплошь заклеенном спичечными книжками, толкал второго, одежда которого была сходным образом украшена спичками. От этих толчков по груди второго начинали метаться язычки пламени, которые он в притворном ужасе пытался загасить руками.

— Любительщина, — пробормотала Эмма, направляясь к следующему аттракциону.

Странности становились все более странными. Тут была девочка в длинном платье с бахромой, вокруг тела которой обвился гигантский питон, по ее команде начинавший танцевать и извиваться. Эмма признала, что в этом номере действительно присутствует доля странности, поскольку умением заклинать змей обладали только syndrigasti.

Но когда Эмма начала расспрашивать ее о мисс Королек, девочка окинула нас уничтожающим взглядом, а ее змея зашипела и показала нам свои клыки, после чего мы тут же заспешили дальше.

— Мы тут попусту тратим свое время, — вздохнул Енох. — Время мисс Сапсан истекает, а мы разгуливаем по ярмарке! Почему бы не купить сладостей и не повеселиться как следует?

Впрочем, нам оставалось увидеть только одного уродца, поэтому мы пошли дальше. Последняя сцена была пуста, не считая самого простого инвентаря: маленького столика, на котором стояла ваза с цветами, и афиши, буквально кричавшей: ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНЫЙ СКЛАДЫВАЮЩИЙСЯ ЧЕЛОВЕК.

На сцену вышел служащий цирка. В руке у него был чемодан. Он поставил чемодан посреди сцены и ушел.

Тут уже собралась толпа. Чемодан продолжал одиноко стоять на сцене.

— Где представление? — кричали зрители. — Уродца на сцену!

Чемодан завибрировал. Он дрожал все сильнее, раскачиваясь взад-вперед, и наконец опрокинулся набок.

Заинтригованная публика подалась вперед, не сводя с чемодана глаз.

Щелкнули замки, и чемодан начал медленно открываться. Сначала, внимательно обшаривая толпу, из него выглянули светлые глаза. Затем крышка приоткрылась чуть шире, позволив разглядеть все лицо. Внутри чемодана находился взрослый мужчина с аккуратно подстриженными усами, в маленьких круглых очках, который каким-то образом умудрился поместиться в чемодане размером не больше моего торса.

Толпа разразилась аплодисментами, которые становились все громче по мере того, как уродец раскладывался. Когда он вышел наконец из своего невероятно маленького чемодана, мы увидели, что он очень высокий и тощий, как жердь. Его худоба пугала, потому что казалось, что еще немного, и кости проткнут его кожу. Он напоминал восклицательный знак, но держался с таким достоинством, что смеяться над ним я не мог. С мрачным видом он оглядел улюлюкающую толпу, прежде чем отвесить ей глубокий поклон.

Затем человек некоторое время демонстрировал гибкость своих суставов, способных выворачиваться в самых невероятных направлениях. Его колено сгибалось таким образом, что верхняя часть стопы касалась бедра. Его бёдра тоже складывались, и колени касались груди. Наконец он снова раскланялся под оглушительные аплодисменты, и представление закончилось.

Толпа разбрелась, но мы дождались, пока мужчина начнет спускаться со сцены, и подошли к нему.

— Вы странный? — напрямик поинтересовалась Эмма.

Мужчина остановился и медленно повернулся к ней.

— Прошу прощения? — произнес он с сильным русским акцентом, окинув ее высокомерным взглядом, в котором сквозило раздражение.

— Простите нам нашу навязчивость, но нам необходимо срочно разыскать мисс Королек, — произнесла Эмма. — Мы знаем, что она где-то здесь.

— Пхе! — отмахнулся от нее мужчина, издав смешок, скорее напоминавший попытку отхаркнуть мокроту.

— Это очень важно! — взмолилась Бронвин.

Складывающийся мужчина сложил руки на груди в форме костлявой буквы Х и произнес:

— Я совершенно не знать, о чем вы говорить.

С этими словами он спустился со сцены и ушел.

— Что дальше? — спросила Бронвин.

— Продолжаем искать, — ответила Эмма.

— А если мы не найдем мисс Королек? — спросил Енох.

— Мы продолжаемискать, — процедила сквозь зубы Эмма. — Все поняли?

Все всё прекрасно поняли. Выбора у нас не было. Если ничего не выйдет — если мисс Королек здесь нет, или нам не удастся быстро ее найти — все наши усилия окажутся напрасными, и мисс Сапсан будет потеряна для нас так же, как если бы мы вообще не приезжали в Лондон. Наша компания вышла из балагана тем же путем, которым в него зашла, уныло миновав опустевшие сцены и мальчика-вахтера. Оказавшись снаружи, мы остановились, не понимая, как нам быть дальше. Но тут мальчишка-вахтер выглянул из палатки и поинтересовался:

— Что стряслось? Представление пришлось вам не по вкусу?

— Оно было… неплохое, — отмахнулся я от мальчишки.

— Оно показалось вам недостаточно странным? — не унимался он.

Теперь все наше внимание было приковано к нему.

— Что ты сказал? — спросила Эмма.

— Уэйклинг и Рукери, — произнес он, махнув в дальний конец площади. — Вот там настоящеепредставление.

С этими словами он подмигнул нам и нырнул обратно в палатку.

— Загадочный мальчик, — прокомментировал Хью.

— Он сказал «странным»? — уточнила Бронвин.

— Что такое Уэйклинг и Рукери? — спросил я.

— Это место, — ответил Гораций. — Где-то в этой петле, по всей видимости.

— Возможно, это перекресток двух улиц, — предположила Эмма.

Она немедленно подняла полу шатра, чтобы уточнить у мальчика, что он имел в виду, но тот уже исчез.

Поэтому мы снова начали проталкиваться сквозь толпу, направляясь туда, куда показал мальчик. Все наши надежды вдруг оказались связаны с парой улиц с такими странными названиями, что само их существование вызывало большие сомнения.

Всего в нескольких кварталах от площади шум толпы внезапно стих, сменившись промышленным лязгом и грохотом, а запах жареного мяса и конского навоза вытеснила куда худшая вонь, происхождение которой определить было невозможно. Мы пересекли закованную в желоб реку стигийской слякоти и оказались в районе фабрик, работных домов и целого леса труб, изрыгающих клубы черного маслянистого дыма. Именно тут мы и обнаружили улицу Уэйклинг. Мы шли вдоль нее, высматривая улицу Рукери, пока не уперлись в открытую сточную канаву, которая, по утверждению Еноха, именовалась рекой Флит. Пришлось развернуться и идти в обратную сторону. Когда мы прошли мимо того места на улице Уэйклинг, где вышли на нее, она начала петлять и извиваться. Фабрики и работные дома съежились, превратившись в приземистые конторы и безликие здания без вывесок. Казалось, кто-то специально позаботился о том, чтобы сохранить анонимность всех этих построек.

Дурное предчувствие, не покидавшее меня уже несколько часов, внезапно обострилось. Что, если это засада? Что, если нас специально заслали в эту заброшенную часть города, чтобы разделаться с нами подальше от любопытствующих взглядов его обитателей?

Улица в очередной раз изогнулась, а затем резко выпрямилась, и тут я налетел на Эмму, которая шла впереди, а теперь неожиданно остановилась.

— Что случилось? — спросил я.

Вместо ответа она просто подняла руку и куда-то указала. Впереди, на Т-образном перекрестке, виднелась толпа. Тогда, над ярмарочной площадью, стояла удушающе липкая жара, многие же из этих людей кутались в пальто и шарфы. Они собрались вокруг какого-то здания и стояли, глядя на него снизу вверх в немом изумлении. Так же, как и мы сейчас. Само по себе здание не представляло собой ничего особенного. Оно было четырехэтажным, причем окна верхних трех этажей были узкими и закругленными, вызывая в памяти старые офисные здания. Вообще-то оно практически ничем не отличалось бы от соседних строений, если бы не одна крохотная особенность — оно было полностью покрыто льдом. Ледяная корка покрывала его окна и двери. Со всех выступов и подоконников, подобно острым клыкам, свисали сосульки. Из открытых дверей вывалились кучи снега, собравшиеся в огромные сугробы на тротуаре. Я подумал, что это здание накрыла метель. Вот только сделала она это изнутри.

Я присмотрелся к облепленной снегом табличке с названием улицы. УЛИЦА Р…КЕРИ.

— Я знаю это место, — вмешалась Мелина. — Это странные архивы. Тут хранится вся официальная информация о нас.

— Откуда ты это знаешь? — поинтересовалась Эмма.

— Мисс Дрозд хотела, чтобы я заняла место второй помощницы омбудсмена. [5]Экзамен очень серьезный и трудный. Я готовилась двадцать один год.

— Эти архивы так и должны быть покрыты льдом? — поинтересовалась Бронвин.

— Насколько мне известно, нет, — покачала головой Мелина.

— И еще здесь проходит ежегодное заседание Совета Имбрин, — добавил Миллард.

— Совет Имбрин заседает здесь? — удивился Гораций. — Это так скромно с их стороны. Я ожидал увидеть замок или что-нибудь в этом роде.

— Это здание не должно выделяться, — пояснила Мелина. — Ты вообще не должен его замечать.

— Они избрали не самый удачный способ спрятать свои архивы, — буркнул Енох.

— Я уже сказала, что обычно оно не покрыто льдом.

— Как, по-вашему, что здесь произошло? — спросил я.

— Ничего хорошего, — откликнулся Миллард. — Совершенно ничего хорошего.

Тот факт, что нам все равно придется подойти поближе и исследовать эту местность, ни у кого не вызывал сомнений. Однако это не означало, что мы должны врываться в здание с громкими ликующими криками. Мы наблюдали за всем происходящим издалека, не смешиваясь с толпой. Люди приходили и уходили. Кто-то подергал за дверную ручку. Дверь примерзла к косяку и не поддалась. Толпа немного поредела.

— Тик-так, тик-так, тик-так, — прошептал Енох. — Мы попусту теряем время.

Пробравшись через остатки толпы, мы оказались на обледеневшем тротуаре. От здания исходил такой холод, что нас бросило в дрожь и мы поспешно сунули руки в карманы. Бронвин изо всех сил налегла на дверь плечом, и та с треском слетела с петель. Впрочем, тут же оказалось, что она ведет в коридор, от стены до стены и от пола до потолка забитый льдом. Мутной голубоватой массой лед уходил вглубь здания. То же самое касалось и окон. Я отер иней со стекла одного из них, затем другого. За каждым я видел только лед. Казалось, этот ледник рождается где-то в сердце здания, и его замороженные языки стремятся проникнуть во все доступные отверстия и помещения.

В попытке проникнуть внутрь мы кружили вокруг дома и тщетно искали дверь или окно, не заблокированные льдом. Подобрав кирпичи и булыжники, мы били по льду, но он был почти сверхъестественно твердым. Даже Бронвин удалось проникнуть внутрь всего на несколько дюймов. Миллард пролистал «Истории» в поисках упоминания об этом здании, но так ничего и не обнаружил.

Нам оставалось только идти на риск. Мы окружили Эмму полукругом, заслонив ее от чужих взглядов, после чего она разогрела ладони и приложила их к стене льда, заполнившей коридор. Спустя минуту ее руки начали погружаться в лед, а талая вода лужами собралась вокруг наших ног. Но это таяние было мучительно медленным. Спустя пять минут она смогла углубиться только по локти.

— С такой скоростью мы в лучшем случае к концу недели дойдем до конца коридора, — вздохнула Эмма, извлекая руки изо льда.

— Как ты думаешь, мисс Королек действительно может находиться внутри? — спросила Бронвин.

— Она должнабыть здесь, — твердо ответила Эмма.

— Подобный оптимизм кажется мне непостижимым, — подал голос Енох. — Если мисс Королек где-то здесь, она представляет собой кусок льда.

Это стало последней каплей, и Эмма взорвалась:

— Рок и мрак! Разрушение и разорение! Мне кажется, ты был бы счастлив, если бы завтра наступил конец света. Тогда ты смог бы сказать: А я вам говорил!

Енох удивленно моргнул и очень спокойно ответил:

— Ты, моя дорогая, можешь жить в мире фантазий, если тебе так хочется, но я — реалист.

— Может, я и смогла бы терпеть твой бесконечный пессимизм, если бы ты хоть развнес хоть однополезное предложение в критической ситуации! Но нет, всякий раз, когда мы оказываемся перед лицом опасности, ты способен только критиковать, а еще пожимать плечами. Но дело в том, что…

— Мы уже все испробовали, — вставил Енох. — Что еще тут можно предложить?

— Мы не испробовали только одно, — вмешалась Оливия, все это время стоявшая в стороне.

— И что же это? — обернулась к ней Эмма.

Вместо того чтобы объяснять что-либо, Оливия решила продемонстрировать нам свою идею. Покинув тротуар, она вошла в толпу на дороге, обернулась к зданию и во весь голос закричала:

—  Здравствуйте, мисс Королек! Если вы там, пожалуйста, выходите! Нам нужна ваша…

Она не успела закончить, потому что ее сгребла в охапку Бронвин, и остаток ее фразы поглотила подмышка крупной подруги.

—  Ты сошла с ума! — прошипела Бронвин, таща Оливию обратно к группе. — Ты нас всех выдашь!

Она поставила Оливию на тротуар и уже хотела отчитать ее по полной, как вдруг по лицу малышки хлынули слезы.

— Какое это имеет значение? — всхлипывала она. — Если мы не можем найти мисс Королек и не можем спасти мисс Сапсан, то, даже если на нас прямо сейчас набросится целая армия тварей, это уже неважно.

Из толпы вышла какая-то женщина. Она была немолода, и возраст сгорбил ее спину. Капюшон накидки скрывал ее лицо.

— С ней все хорошо? — спросила женщина, подходя к нам.

— Да, все в порядке, спасибо, — вежливо ответила Эмма, пытаясь избавиться от нежеланной собеседницы.

— Нет, нев порядке! — заявила Оливия. — Все очень плохо!Мы просто хотели мирно и спокойно жить на своем острове, но потом пришли плохие люди. Они ранили нашу директрису. Мы просто хотим ей помочь. Но мы даже этогоне можем сделать!

Оливия опустила голову и начала жалобно всхлипывать.

— Ну что ж, — ответила женщина. — Вы поступили очень правильно, придя ко мне.

Оливия подняла глаза и шмыгнула носом.

— Почему это?

И тут женщина испарилась.

Вот так просто взяла и испарилась.

Она исчезла из своей одежды. Ее накидка, внезапно опустев, улеглась на мостовую. От изумления мы потеряли дар речи. Мы не могли проронить ни слова, пока из складок плаща не выпорхнула маленькая птичка.

Я замер на месте, не зная, что мне делать. Следует ли попытаться ее поймать?

— Кто-нибудь знает, что это за птица? — спросил Гораций.

— Я полагаю, что это королек, — ответил Миллард.

Птица захлопала крыльями, вспорхнула и улетела, исчезнув за углом здания.

— За ней! — крикнула Эмма, и мы все бросились вдогонку за птицей, поскальзываясь на льду и с трудом держась на ногах.

За углом мы оказались в забитом снегом переулке, который отделял обледеневшее здание от того, что стояло напротив.

Птицы нигде не было.

— О черт! — выругалась Эмма. — Куда она подевалась?

Тут из-под земли у нас под ногами раздались странные звуки: металлический лязг, голоса и шум, похожий на слив воды. Мы разгребли снег и обнаружили в кирпичной стене двойную деревянную дверь, напоминающую вход в угольный погреб.

Дверь была незаперта, и мы поспешили ее отворить. Внутри находилась лестница, ступени которой были покрыты стремительно тающим льдом и вели куда-то вниз, в кромешную тьму. Талая вода с громким журчанием стекала в невидимую канаву.

Эмма присела на корточки и крикнула в темноту:

— Эй! Тут есть кто-нибудь?

— Если вы идете, — отозвался издалека чей-то голос, — спускайтесь быстрее!

Эмма удивленно выпрямилась, а потом крикнула:

— Кто вы?

Несколько секунд мы напряженно прислушивались, но ответа не последовало.

— Чего мы ждем? — воскликнула Оливия. — Это мисс Королек!

— Мы этого не знаем, — возразил Миллард. — Мы не знаем, чтоздесь произошло.

— Вот я сейчас и узнаю! — заявила Оливия и, прежде чем кто-нибудь успел ее остановить, подскочила к двери подвала и прыгнула вниз, плавно опустившись в темноту.

— Я все еще жива! — поддразнила она нас снизу.

Нам стало стыдно, и мы поспешили последовать за ней. Спустившись по лестнице, мы обнаружили проход, протаявший в толще льда. Ледяная вода капала с потолка и ручьями стекала со стен. Да и темнота оказалась не такой уж абсолютной — далеко впереди, где-то за поворотом мерцал рассеянный свет.

Мы услышали чьи-то шаги. Они медленно приближались. По стене скользнула тень, и из-за поворота показалась фигура, темный силуэт которой четко выделялся на светлом фоне.

— Здравствуйте, дети, — произнесла фигура. — Я Баленсьяга Королек, и я очень рада видеть вас здесь.