Город пустых. Побег из Дома странных детей Риггз Ренсом

Скрип тяжелой двери заставил их резко обернуться в мою сторону.

— Мисс Королек? — с надеждой в голосе спросила Бронвин, выпрямляясь на стуле и щурясь в темноту.

— Это всего лишь Джейкоб, — произнесла чья-то неясная тень.

Когда отзвучал хор разочарованных возгласов, Бронвин кивнула в мою сторону:

— Привет, Джейкоб, — и тут же вернулась к изучению чего-то, лежащего на столе.

Приближаясь к столу, я не сводил глаз с Эммы. Пристально глядя ей в глаза, я увидел в них что-то мучительное и беззащитное. Мне показалось, она боится, что я действительно решил сделать то, к чему она меня подталкивала. Затем ее взгляд потускнел, и она снова опустила глаза.

Я надеялся, что Эмма сжалилась надо мной и уже сообщила остальным, что я ухожу. Но, разумеется, она этого не сделала, ведь я даже ейеще этого не сказал. Однако сама она, похоже, все уже прочитала на моем лице.

Мне было ясно, что остальные ни о чем не подозревают. Они уже так привыкли к моему присутствию, что успели забыть о том, что оно находится под вопросом. Я собрался с духом и попросил их уделить мне минуту внимания.

— Подождите секундочку, — раздался чей-то голос. Это с сильным акцентом произнесла девочка со змеей. Теперь она и ее питон в упор смотрели на меня. — Вот этот юноша изрыгает полную ерунду о тех местах, откуда я родом. — Обернувшись к единственному пустому стулу у стола, она продолжала: — Мой народ называет их Симхаладвипа— обиталище львов.

Со стула прозвучал голос Милларда:

— Простите, но вот тут четко говорится: Земля Серендипа.Составившие карту странные картографы не были склонны фантазировать!

Подойдя ближе, я увидел то, что послужило основанием для этого спора. Это была Карта Дней — гораздо более масштабное издание, чем то, которое мы утратили в море. Эта карта занимала практически весь стол и была толстой, как поставленный на торец кирпич.

— Я знаю свой родной дом лучше, и он называется Симхаладвипа!— настаивала девочка. Питон внезапно распутал кольца вокруг ее шеи и метнулся по столу, чтобы ткнуть носом в каплевидный остров рядом с побережьем Индии. Впрочем, на этой карте Индия называлась Малабар, а поверх острова, который был известен мне под названием Шри-Ланка, изящным почерком было выведено — Земля Серендипа.

— Какой смысл спорить? — произнес Миллард. — У некоторых мест имеется множество названий в соответствии с количеством народностей их жителей. А теперь, пожалуйста, отзови своего дружка, пока он не измял все страницы.

Девочка фыркнула и что-то пробормотала. Питон медленно скользнул обратно, чтобы снова обвиться вокруг ее шеи. Все это время я не мог отвести взгляда от книги. Та, которую потеряли мы, была достаточно внушительной, хотя при мне ее открывали лишь однажды, и то ночью. Я видел ее залитой оранжевым заревом горящего дома странных детей. Но эта карта представляла собой нечто совершенно иное. Она была на несколько порядков больше и так изысканно украшена, что наша рядом с ней показалась бы туалетной бумагой в кожаном переплете. Красочные карты раскинулись на ее страницах с золотым обрезом, материал которых представлял собой нечто гораздо более прочное, чем бумага. Возможно, это была телячья кожа. На полях теснились роскошные иллюстрации, легенды и всевозможные пояснения.

Миллард заметил мое восхищение и произнес:

— Изумительная книга, верно? За исключением, возможно, Codex Peculiaris,это издание Карты — самая чудесная книга во всем странном мире. Целая команда картографов, художников и печатников посвятила ее созданию всю жизнь. Говорят, что некоторые карты нарисовал сам Перплексус Аномалус. Я с детства мечтал увидеть ее собственными глазами. О, я так счастлив!

— Это действительно нечто! — произнес я.

И я не кривил душой.

— Миллард показывал нам свои любимые страницы, — пояснила Оливия. — Мне больше всего понравились картинки!

— Я пытаюсь немного их отвлечь, — пояснил Миллард, — облегчить ожидание. Джейкоб, ты не поможешь мне переворачивать страницы?

Мне не хотелось разрушать усилия Милларда своим заявлением, и я решил, что с ним можно немного подождать. Я все равно никуда не мог отправиться как минимум до утра, и мне хотелось насладиться обществом друзей, не обременяя их дополнительными проблемами. Встав рядом с Миллардом, я сунул ладони под страницу, которая была такой большой, что перевернуть ее мы смогли только в четыре руки.

Мы снова принялись изучать Карту. Я был полностью поглощен ею, особенно отдаленными и малоизученными частями мира. Разумеется, Европа с ее множеством петель была прорисована во всех подробностях, но чем дальше от нее, тем более схематичными становились обозначения. Огромные территории Африки являли собой совершенно пустые пространства. Terra incognita.То же самое можно было сказать о Сибири, хотя для Дальнего Востока России у Карты было собственное название — Великое Далеко-Простирающееся Уединение.

— В тех местах есть петли? — спросил я, указывая на пустующее пространство большей части Китая. — Там есть странные люди наподобие нас?

— Разумеется, есть, — ответил Миллард. — Странности обусловливаются генетическими, а не географическими факторами. Но странный мир исследован очень плохо, и в нем все еще остается много неизвестных науке мест.

— Почему?

— Полагаю, потому, что мы были слишком заняты выживанием.

Мне пришло в голову, что усилия, затрачиваемые на выживание, мешают странным людям не только заниматься исследованием собственного мира, но также и просто влюбляться.

Мы перевернули еще несколько страниц, выискивая пустые места. Их было очень много, и у всех были замысловатые названия. Скорбное Королевство Песка. Земля, Созданная в Гневе. Звездное Высокогорье. Я беззвучно произносил эти слова, наслаждаясь их наполненностью.

Порой перед нашими глазами мелькали жутковатые местности, которые на Карте назывались Пустошами. Крайний север Скандинавии был Ледяной Пустошью.Центральная часть Борнео представляла собой Удушающую Пустошь.Б ольшая часть Аравийского полуострова именовалась Безжалостной Пустошью,а южная оконечность Патагонии — Безрадостной Пустошью.Некоторых мест здесь не было вовсе. Отсутствовали, к примеру, Новая Зеландия, Гавайи и Флорида, которая представляла собой лишь крохотный и в высшей степени схематичный отросточек в ногах Америки.

Глядя на Карту Дней, я чувствовал, что даже самые неприступные места пробуждают во мне какую-то непривычную тоску. Это чувство напоминало мне те давно позабытые дни, которые мы с дедушкой проводили, склонившись над историческими картами в «Нэшнл Джеографик», картами, которые были нарисованы задолго до появления самолетов и спутников, когда не существовало камер высокого разрешения, способных заглянуть в самые укромные уголки этого мира. Когда о хорошо известных каждому школьнику очертаниях береговых линий можно было только догадываться. Когда глубина и площадь ледяных морей и непроходимых джунглей устанавливались на основании слухов, легенд и малодостоверных рассказов обезумевших исследователей, которые во время странствий утратили б ольшую часть своих экспедиций.

Слушая вполуха рассказ Милларда об истории Карты, я вел пальцем по одной из огромных и неисследованных пустынь Азии. Где Крылатое Создание Не Оканчивает Свой Полет.Целый мир продолжал ожидать своих исследователей, а я едва успел отковырнуть песчинку с его поверхности. Эта мысль наполнила мою душу сожалениями, но одновременно и постыдным облегчением. В конце концов, я снова увижу свой дом и своих родителей. Возможно, это старое стремление к исследованиям ради исследований по своей сути было детским. В неизвестности всегда присутствовала романтика, но стоило какую-то местность открыть и занести в каталоги и на карты, как она съеживалась, превращаясь в очередной пыльный факт из учебника, напрочь лишенный малейшего намека на таинственность. Поэтому, возможно, было бы лучше оставить несколько точек на карте неисследованными. Пусть мир хранит толику своей магии. Не стоит вынуждать его выдавать все свои тайны до последней.

Возможно, было бы лучше время от времени задаваться вопросами и изумляться загадочности мира?

А потом я им рассказал. Не было никакого смысла в том, чтобы тянуть с объявлением. И я просто выпалил:

— Я ухожу. Когда все это закончится, я вернусь домой.

Воцарилась потрясенная тишина. Эмма наконец-то смогла встретиться со мной взглядом, и я увидел в ее глазах слезы.

Потом Бронвин встала из-за стола и обхватила меня обеими руками.

— Брат, — произнесла она. — Нам будет тебя не хватать.

— Мне тоже будет вас не хватать, — ответил я. — Больше, чем я могу выразить.

— Но почему? — спросила Оливия, приподнимаясь над полом так, чтобы заглянуть мне в глаза. — Неужели я так сильно тебя раздражала?

Я положил ладонь ей на макушку и опустил ее обратно на пол.

— Нет, нет, Оливия, это не имеет к тебе никакого отношения, — заверил я ее. — Ты была бесподобна.

Эмма вышла вперед.

— Джейкоб пошел с нами, чтобы помочь, — произнесла она. — Но он должен вернуться назад, к своей прежней жизни, пока она у него еще есть и ему не поздно ее догнать.

Похоже, дети это понимали. Они на меня не сердились. Большинство из них искренне за меня радовались.

Мисс Королек заглянула в комнату, чтобы ввести нас в курс дела. Она сказала, что все идет прекрасно. Мисс Сапсан поправляется и к утру должна вновь стать самой собой. С этими словами мисс Королек исчезла.

— Хвала богам! — воскликнул Гораций.

— Хвала птицам! — поддержал его Хью.

— Хвала богам и птицам, — добавила Бронвин. — Всем птицам на всех деревьях во всех лесах.

— Спасибо и Джейкобу, — произнес Миллард. — Мы ни за что не сумели бы проделать этот путь без него.

— Да мы и с островабез него ни за что не сумели бы выбраться, — вставила Бронвин. — Джейкоб, ты так много сделал для всех нас.

Ребята подошли и начали по очереди меня обнимать. Затем они разбрелись, и осталась одна Эмма. Она обняла меня самой последней. Это было долгое объятие, в котором нежность слилась с горечью и которое слишком напоминало прощальное.

— Еще никогда мне не было так трудно, как в тот момент, когда я попросила тебя нас покинуть, — произнесла она. — Я рада, что ты меня послушал. Вряд ли у меня хватило бы сил попросить тебя об этом еще раз.

— Как я все это ненавижу, — ответил я. — Как я хотел бы найти мир, в котором мы смогли бы спокойно жить вместе.

— Я знаю, — отозвалась она, — знаю, знаю.

— Я хотел бы… — снова начал я.

— Не надо, — ответила она.

Но я все равно произнес то, что собирался:

— Я хотел бы, чтобы ты могла уйти со мной.

Она отвела глаза.

— Ты знаешь, что случилось бы со мной, если бы я это сделала.

— Да, знаю.

Эмма терпеть не могла долгие прощания. Я видел, как она собирается с духом, пытаясь скрыть свою боль, пряча ее глубоко внутри.

— Итак, — деловито произнесла она, — материально-техническая часть плана. Когда мисс Сапсан превратится в человека, она проведет тебя обратно через ярмарку, и вы спуститесь в подземку. Как только пройдешь через порог перемены, ты окажешься в настоящем. Дальше, я полагаю, ты справишься и сам.

— Думаю, да, — кивнул я. — Я позвоню родителям. Или пойду в полицейский участок, или еще что-нибудь придумаю. Зная папу, я не сомневаюсь, что моя фотография имеется во всех полицейских участках Британии.

Я засмеялся, потому что если бы не сделал этого, то мог бы расплакаться.

— Ну ладно, — произнесла Эмма.

— Ну ладно, — произнес я.

Мы смотрели друг на друга, не чувствуя, что готовы расстаться, не зная, что делать дальше. Мне хотелось ее поцеловать, но я запретил себе и думать об этом. Теперь это было недопустимо.

— Иди, — произнесла Эмма. — Если ты больше никогда ничего о нас не услышишь, то хотя бы сможешь рассказать нашу историю. Ты расскажешь о нас своим детям. Или своим внукам. И мы не будем окончательно забыты.

И я понял, что с этого момента каждое произнесенное нами слово будет причинять боль, оно будет окутано страданием этих мгновений. И я понимал, что должен отстраниться, если хочу положить этому конец. Я грустно кивнул, коротко обнял ее еще один раз и ушел в угол, чтобы немного поспать, потому что я очень, очень устал.

Спустя какое-то время остальные дети притащили в комнату матрасы и одеяла и устроили вокруг меня некое подобие гнезда. Мы сбились вместе, согревая друг друга и своим теплом отгоняя надвигающийся на нас холод. Вскоре мои друзья уже дремали, но мне заснуть не удавалось. Несмотря на крайнюю степень усталости, я встал и начал мерять шагами комнату, издали наблюдая за спящими.

С тех пор как началось наше путешествие, я испытывал множество всяких чувств — радость, страх, надежду, ужас… Но до этого момента мне ни разу не было одиноко. Бронвин назвала меня братом, но мне это казалось неправильным. В лучшем случае я приходился им троюроднымбратом. Эмма была права: мне никогда их не понять. Они были такими старыми и так много повидали. А я принадлежал другому миру. И для меня наступило время в него вернуться.

Наконец я уснул под звуки льда, стонущего и потрескивающего на нижних этажах и на чердаке над нашими головами. Здание казалось живым.

В ту ночь мне снились странные и тревожные сны.

Я дома, делаю все то, что привык делать. Вгрызаюсь в фастфудовский гамбургер — большой, коричневый и жирный. Еду на пассажирском сиденье «Краун-Вики» моего друга Рики. Из радиоприемника несется оглушительная музыка вперемешку с помехами. Иду по продуктовому магазину вместе с родителями. Ряды между полками длинные, чересчур хорошо освещенные. Я вижу Эмму, которая охлаждает ладони в холодильнике с замороженной рыбой. Повсюду растекается талая вода. Она меня не узнает. Затем я оказываюсь в галерее игровых автоматов, где отмечал свой двенадцатый день рождения. Я стреляю из пластмассового ружья. Взрываются тела. Это наполненные кровью воздушные шары.

Джейкоб, где ты?

Потом школа. Учитель что-то пишет на доске, но вместо слов получаются какие-то бессмысленные буквосочетания. Потом все вскакивают и спешат наружу. Что-то случилось. Какой-то громкий выбрирующий звук. Все замерли, запрокинув головы и глядя в небо.

Воздушный налет.

Джейкоб, Джейкоб, где ты?

Ладони на моих плечах. Это старик. Старик, у которого нет глаз. Пришел украсть мои. И это не человек. Это чудовище.

Я бегу. Догоняю свою старую собаку. (Много лет назад она убежала от меня вместе с поводком. Каким-то образом он зацепился за куст, пока она пыталась загнать на дерево белку. Она себя задушила. Мы две недели прочесывали округу, громко окликая ее по имени. Нашли только через три. Мою старушку Снаффлс).

Вой сирены просто оглушителен. Я бегу, но рядом со мной останавливается машина. Внутри сидят мои родители в нарядной одежде. Я сажусь в машину, но они на меня не смотрят. Замок защелкивается. Мы куда-то едем, и снаружи царит ужасающая жара. Но в машине работает печка, и все окна подняты. Радио громогласно что-то вещает, но волна сбилась, и я слышу только какое-то невнятное бормотание.

Мама, куда мы идем?

Она не отвечает.

Папа, почему мы тут останавливаемся?

Но мы уже вышли и идем пешком, и я снова могу дышать. Хорошенькое зеленое местечко. Аромат свежескошенной травы. Люди в черном собираются вокруг вырытой в земле ямы.

На возвышении стоит открытый гроб. Я заглядываю внутрь. Он пуст, если не считать черного маслянистого пятна, медленно расползающегося по обтянутому белым атласом дну. Скорее закройте крышку!Черная смола начинает пузыриться сквозь щели. Она капает на траву и впитывается в землю.

Джейкоб, где ты? Скажи что-нибудь…

На надгробной плите высечена надпись: АБРАХАМ ЭЗРА ПОРТМАН. И я падаю в его открытую могилу, и вращающаяся темнота заглатывает меня целиком. Я продолжаю падать, и могила кажется бездонной, а потом я оказываюсь где-то под землей, в полном одиночестве, и блуждаю по тысяче сплетающихся тоннелей, я бреду по ним, и мне холодно, так холодно… Мне кажется, что моя кожа заледенеет, а кости потрескаются, а вокруг, куда ни глянь, желтые глаза, которые наблюдают за мной из темноты.

Я иду на его голос. Якоб, иди сюда. Не бойся.

Тоннель уводит наверх, и в его конце виднеется свет. У выхода стоит и совершенно спокойно читает книгу молодой человек. И он как две капли воды похож на меня, возможно, он и есть я. Но тут он начинает говорить, и я слышу голос своего деда. Я хочу кое-что тебе показать.

Через мгновение я вздрогнул и проснулся в темноте. Я понял, что это был сон, но не понял, где нахожусь. Однако я был уже не в кровати и не в зале для совещаний вместе с другими детьми. Я куда-то ушел, и комната, в которой я находился, была совершенно черной. Подо мной был лед, и мой живот сводило спазмами…

Джейкоб, иди сюда… Где ты?

Голос снаружи, из коридора… Настоящий голос, не часть сна.

Но вот я уже снова во сне, у канатов боксерского ринга, а на ринге, в слепящем свете прожекторов, я вижу своего дедушку и его соперника — пустоту.

Они начинают кружить друг вокруг друга. Мой дед молод и подвижен. Он обнажен по пояс, а в руке держит нож. Пуст ота согнута и искорежена. Ее языки развеваются в воздухе, из открытого рта на ринг капает что-то черное. Она выстреливает одним из языков, и дедушка от него уклоняется.

Самое главное — не бороться с болью, — говорит дед. — Она хочет тебе что-то сообщить. Вместо того чтобы ее прогонять, внимательно ее выслушай. Боль говорит: «Привет, я неотделима от тебя. Я исхожу от пустоты, но я — это также ты».

Пуст ота снова пытается хлестнуть его языком. Но дедушка успевает это предугадать и еще до удара отскочить в сторону. Противник нападает в третий раз, и дедушка взмахивает ножом. Кончик черного языка падает на ринг и отчаянно там извивается.

Они тупые создания. И очень легко внушаемые. Разговаривай с ними, Якоб.И дедушка начинает говорить, но не на английском, не на польском… В реальной жизни я никогда не слышал такого языка. Мне кажется, что в создании этих гортанных звуков не принимают участия ни горло, ни рот.

И существо перестает двигаться. Теперь оно просто раскачивается на месте, будто загипнотизированное. Продолжая говорить на своем жутком тарабарском языке, дедушка опускает нож и крадется к пуст оте. Чем ближе он подходит, тем более кротким становится чудовище. Вот оно уже опустилось на колени, у него закрываются глаза, кажется, еще немного, и оно уснет… Но вдруг пуст ота стряхивает с себя чары, которыми опутал ее мой дедушка, и пронзает его. Он падает, а я перепрыгиваю через канаты и бегу к нему. Тем временем пуст ота ускользает прочь. Дедушка лежит на спине посреди ринга, а я стою на коленях рядом с ним. Я прижимаю ладонь к его щеке, а он что-то шепчет мне. На его губах пузырится кровь, и чтобы услышать его, мне приходится склониться совсем низко. Ты сильнее меня, Якоб, — говорит он. — Ты гораздо сильнее меня. У меня никогда не было твоей силы.

Я чувствую, как замедляется биение его сердца. Я каким-то образом слышу его удары, хотя они повторяются лишь через несколько секунд. Потом через несколько десятков секунд. А потом…

Джейкоб, где ты?

Я снова вскинулся и проснулся. На этот раз в помещении было светлее. Наступило утро, и забрезжил голубоватый рассвет. Я стоял на коленях в комнате, до половины заполненной льдом, и моя рука лежала не на щеке деда, а на черепе заключенной в лед пуст оты. Ее глаза были открыты и в упор смотрели на меня. А я смотрел в них. Я тебя вижу.

— Джейкоб! Что ты делаешь? Я искала тебя повсюду!

Это была Эмма. Она в отчаянии звала меня из коридора.

— Что ты делаешь? — повторила она.

Она не видела пуст оту и не знала о ее присутствии. Я снял руку с головы чудовища и соскользнул со льда.

— Я не знаю, — ответил я. — Наверное, я ходил во сне.

— Это не имеет значения, — отмахнулась она. — Пойдем скорее — мисс Сапсан вот-вот изменится!

В маленькой комнате толпились все дети и все артисты из балагана. Бледные и взволнованные, странные люди прижимались спиной к стене и сидели на корточках, стараясь держаться как можно дальше от двух имбрин и при этом напоминая игроков на петушиных боях. Мы с Эммой незаметно скользнули в комнату и забились в угол, не спуская глаз с магического действа. В комнате царил беспорядок: кресло-качалка, в котором всю ночь сидела мисс Королек, держа на коленях мисс Сапсан, лежало на боку, столик с пузырьками и флаконами кто-то придвинул к стене, и теперь на нем стояла Алтеа, стискивая в руках длинный шест с сачком и готовясь пустить его в ход.

Посреди комнаты находились две имбрины. Мисс Королек стояла на коленях, руками в плотных сокольничьих перчатках прижимая к дощатому полу мисс Сапсан. Она взмокла от пота и что-то декламировала на древнестранном языке. Мисс Сапсан пронзительно кричала и пыталась ударить ее когтями. Но как бы сильно она ни билась, мисс Королек не выпускала ее из рук.

В какой-то момент ночи осторожный массаж мисс Королек превратился в нечто среднее между матчем по рукопашному бою и сеансом экзорцизма. Птичья половина мисс Сапсан успела так основательно взять верх над ее основной сущностью, что теперь она не желала сдаваться без боя. Обе имбрины получили небольшие травмы: по всей комнате летали перья мисс Сапсан, а по щеке мисс Королек протянулась длинная кровавая царапина. Это было очень пугающее зрелище, и многие дети смотрели на происходящее, открыв рот и не пытаясь скрыть своего потрясения. Птица, которую вжимала в пол мисс Королек, была такой дикой, что ее было трудно узнать, как и поверить в то, что из этой безумной схватки может возникнуть прежняя мисс Сапсан. Впрочем, Алтеа продолжала улыбаться и ободряюще кивать нам, как будто говорила: Почти готово, потерпите немного!

Как для хрупкой старушки, мисс Королек задала нашей директрисе совсем недурную взбучку. Но в какой-то момент птица сильно ударила мисс Королек клювом, и хватка последней ослабла. Мощно взмахнув крыльями, мисс Сапсан чуть было не высвободилась. Дети отреагировали на это испуганными возгласами и криками. Но мисс Королек оказалась очень проворной. Она вскочила и успела схватить нашу имбрину за лапу, после чего снова швырнула ее на дощатый пол — дети ахнули еще громче. Мы не привыкли к тому, чтобы с нашей имбриной так обращались, и Бронвин пришлось сгрести Хью, который ринулся было к мисс Сапсан на выручку.

Было видно, что обе имбрины устали, хотя меньше сил осталось у нашей. Я видел, что ее силы на исходе. Ее человеческая натура, похоже, одерживала верх над птичьей сущностью.

— Ну же, мисс Королек! Давайте!

— Вы сможете, мисс Королек! — подал голос и Гораций. — Верните ее нам!

— Прошу вас! — произнесла Алтеа. — Нам нужна абсолютная тишина!

Длительная борьба обессилила мисс Сапсан, и теперь она лежала на полу, распластав крылья, а ее покрытая перьями грудь высоко вздымалась от учащенного тяжелого дыхания. Мисс Королек села на пятки.

— Это вот-вот произойдет, — произнесла она, — и когда это случится, вы не должны бежать к ней и хватать ее. Вероятнее всего, ваша имбрина будет очень растеряна, и я хочу, чтобы первое лицо, которое она увидит, и первый голос, который она услышит, принадлежали мне. Мне придется ей все подробно объяснить. — С этими словами она прижала ладони к груди и прошептала: — Вернись к нам, Алма. Ну же, сестра. Возвращайся.

Алтеа сошла со стола и подхватила простыню, которую затем развернула и расправила перед мисс Сапсан, чтобы заслонить ее от наших взглядов. Когда имбрины превращались из птиц в людей, они всегда были обнажены и нуждались в уединении.

Затаив дыхание, мы напряженно прислушивались к серии странных звуков, доносящихся из-за простыни. Шипение, затем что-то, напоминающее отрывистые хлопки… Вдруг мисс Королек вскочила на ноги и попятилась назад.

На ее лице был написан испуг, а ее рот, как и рот Алтеа, был открыт в беззвучном крике. А затем мисс Королек произнесла:

— Нет, этого не может быть.

Алтеа споткнулась и упала в обморок, уронив простыню. На полу мы увидели тело человека. Но оно было не женским.

Он был обнажен и лежал спиной к нам, свернувшись калачиком. Он зашевелился, выпрямился, а затем поднялся на ноги.

— Это мисс Сапсан? — прошептала Оливия. — Она какая-то необычная.

Было совершенно очевидно, что перед нами не мисс Сапсан. Между этим человеком и нашей имбриной не было ничего общего. Перед нами стоял лысеющий коротышка с узловатыми коленями и носом, похожим на старый истертый ластик. Он был абсолютно голым, и все его тело с головы до пят покрывал какой-то липкий прозрачный гель. Пока мисс Королек в ужасе смотрела на него, шаря руками вокруг себя в поисках опоры, остальные подняли крик.

— Кто ты? Кто ты? Что ты сделал с мисс Сапсан?! — в гневе и ужасе кричали странные люди.

Медленно, очень медленно мужчина поднял руки к лицу и потер глаза. Затем он наконец открыл их.

Его зрачки были пустыми и белыми.

Кто-то закричал.

А потом мужчина очень спокойно произнес:

— Меня зовут Каул. А вы все теперь мои пленники.

— Пленники! — рассмеявшись, повторил складывающийся человек. — Что он иметь в виду — мы пленники?

Эмма закричала на мисс Королек:

— Кто этот человек, и что вы сделали с мисс Сапсан?

Но та, похоже, потеряла дар речи.

Наша растерянность стремительно сменилась шоком и гневом, и мы забросали пришельца вопросами. Он со скучающим видом выслушал их, стоя посреди комнаты и скромно прикрывая ладонями пах.

— Если вы позволите мне говорить, я вам все объясню, — произнес он.

— Где мисс Сапсан? — снова закричала Эмма, дрожа от ярости.

— Не волнуйтесь, — отозвался Каул, — она под нашим присмотром, и ей ничто не угрожает. Мы похитили ее несколько дней назад на вашем острове.

— Выходит, что птица, спасенная нами на воде, — произнес я, — это был…

— Это был я, — подтвердил Каул.

— Невозможно! — заявила мисс Королек, к которой наконец вернулся голос. — Твари не могут превращаться в птиц!

— Это верно, как правило, не могут. Но, видите ли, Алма — моя сестра. И хотя мне повезло меньше и я не наделен ее талантами и способностью управлять временем, мне все же досталась ее самая полезная черта — умение превращаться в маленькую и злобную хищную птицу. Вы не находите, что я мастерски справился с задачей убедительно сыграть вашу директрису? — Он слегка поклонился. — А теперь позвольте побеспокоить вас просьбой одолжить мне какие-нибудь штаны. Без них я чересчур уязвим.

Его просьбу проигнорировали. Я тщетно пытался прийти в себя. У меня голова шла кругом. Я вспомнил, как мисс Сапсан однажды упомянула, что у нее есть два брата. Я даже видел их фотографию, сделанную в те времена, когда они все находились под опекой мисс Зарянки. Затем я припомнил все дни, проведенные нами с птицей, которую мы принимали за мисс Сапсан, все, через что нам пришлось пройти, все, что мы видели. Голан бросил в океан клетку с настоящей мисс Сапсан, но «спасли» мы уже ее брата. Теперь получили объяснение и те жестокости, которые в последнее время совершила мисс Сапсан — это была вовсе не она, — но у меня все еще оставалось множество вопросов.

— Все это время, — заговорил я, — почему ты оставался птицей? Только ради того, чтобы следить за нами?

— Наблюдать за тем, как вы постоянно переругиваетесь, было необыкновенно увлекательно, но я также надеялся, что вы поможете мне завершить одно неоконченное дельце. То, как вы убили моих людей в том поле, произвело на меня неизгладимое впечатление. Вы проявили незаурядную изобретательность и находчивость. Разумеется, после этого мои люди могли в любой момент вас захватить, но я подумал, что будет лучше позволить вам некоторое время поболтаться в свободном плавании. Я надеялся, что ваши таланты приведут нас к имбрине, которой прежде удавалось улизнуть. — С этими словами он обернулся к мисс Королек и расплылся в широкой улыбке: — Привет, Баленсьяга. Как я рад снова тебя видеть.

Мисс Королек застонала и принялась обмахиваться ладонью.

— Вы идиоты, вы кретины, вы дебилы! — закричал клоун. — Вы привели их прямиком к нам!

— А в качестве милого бонуса, — заявил Каул, — мы нанесли визит в ваш зверинец! Мои люди явились туда вскоре после вашего ухода. Головы этого миленького эму-рафа и очкастого пса будут смотреться просто восхитительнонад моим камином!

— Ты чудовище! — взвизгнула мисс Королек.

Ее колени подкосились, и она упала, ударившись спиной о стол.

— О птица! — широко раскрыв глаза, воскликнула Бронвин. — Фиона и Клэр!

— Вы их скоро увидите, — заверил ее Каул. — Они находятся в надежном месте.

Все начинало самым ужасающим образом становиться на свои места. Каул знал, что в облике мисс Сапсан ему удастся без труда проникнуть в зверинец мисс Королек. Не застав ее дома, он побудил нас ехать за ней в Лондон. С самого начала он нами манипулировал, начиная с того момента, когда мы решили покинуть остров и я примкнул к странным детям. Даже та история, которую он выбрал для Бронвин в ту первую ночь в лесу, — легенда о каменном великане — была манипуляцией. Он хотел, чтобы мы нашли петлю мисс Королек, и вышло так, что мы в самом деле разгадали ее секрет.

Те из нас, кто не застыл в немом ужасе, были вне себя от ярости. Несколько человек выкрикивали призывы убить Каула и уже принялись за розыски острых предметов, которыми это можно было бы сделать. Одновременно те, кто сохранил головы на плечах, пытались отговорить приятелей от опасной затеи. Все это время Каул стоял, совершенно спокойно ожидая, пока мы утихомиримся.

— Вы позволите? — наконец подал голос он. — На вашем месте я отказался бы от намерения меня убить. Разумеется, вы в силахэто сделать, и никто не сможет вас остановить. Но скоро здесь появятся мои люди, и ваша участь будет гораздо легче, если они обнаружат, что мне не причинили вреда. — Он сделал вид, что смотрит на несуществующие часы на своем запястье. — О да, — кивнул он, — они уже должны быть здесь. Да, да, именно сейчас они окружают здание, блокируя все мыслимые пути отступления, включая крышу. Позволю себе сообщить вам, что их пятьдесят шесть человек, пятьдесят шесть вооруженных до зубов солдат. Нет, пожалуй, не до зубов. Гораздо лучше. Вы когда-нибудь видели, что способен сделать мини-пистолет с телом человеческого детеныша? — Он в упор посмотрел на Оливию и отчетливо произнес: — Он превратит тебя в кошачий корм, дорогая.

— Ты блефуешь, — заявил Енох. — Там никого нет!

— Уверяю тебя, есть. Они пристально следили за мной с тех пор, как мы покинули ваш омерзительный маленький остров. И как только Баленсьяга нам представилась, я тут же подал им сигнал. Это произошло больше двенадцати часов назад. Этого времени вполне достаточно, чтобы собрать боеспособный отряд.

— Позвольте мне убедиться в этом лично, — произнесла мисс Королек и направилась в комнату для совещаний имбрин, окна которой были покрыты льдом в основном снаружи. В некоторых из них имелись отверстия, оснащенные системой зеркал, позволявших осматривать улицу перед зданием.

В ожидании ее возвращения клоун и девочка со змеей обсуждали, какие пытки лучше применить по отношению к этому Каулу.

— Я предлагаю первым делом вырвать у него все ногти на ногах, — заявил клоун. — После этого мы выколем ему глаза раскаленной кочергой.

— Там, откуда я родом, — отозвалась девочка со змеей, — в наказание за измену человека обмазывают медом, привязывают к лодке и оставляют посреди стоячего пруда. Мухи съедают его заживо.

Каул лениво вращал шеей и со скучающим видом потягивался.

— Приношу свои извинения, — пробормотал он. — Пробыв так долго птицей, никак не могу избавиться от судорог в мышцах.

— Ты думаешь, мы шутим? — поинтересовался клоун.

— Я думаю, что вы любители, — ответил Каул. — Если бы вы нашли несколько молодых бамбуковых побегов, я показал бы вам кое-что по-настоящему ужасное. Впрочем, какими бы сладостными ни были эти фантазии, я рекомендую вам растопить весь этот лед. Так будет лучше для вас. Впрочем, нам тоже лишние проблемы не нужны, хотя в первую очередь я искренне забочусь о вашем благополучии.

— Ну да, конечно, — кивнула Эмма. — И где же была ваша забота, когда вы похищали души странных людей?

— Ах да. Наши трое первопроходцев. Их жертва была абсолютно необходимой. Все это было сделано исключительно во имя прогресса, мои дорогие. Мы ведь пытаемся развивать странную разновидность людей.

— Это смешно, — ответила Эмма. — Вы просто рвущиеся к власти садисты!

— Я знаю, что все вы ведете очень уединенную жизнь и, как следствие, очень ограничены, — произнес Каул. — Но разве имбрины не рассказывали вам историю нашего народа? Мы, странные люди, были полубогами и правили этой землей! Мы были гигантами, королями, полноправными ее хозяевами! Но с веками и тысячелетиями мы пришли в упадок. Мы до такой степени перемешались с нормальными людьми и так сильно разбавили нашу кровь, что от нее почти ничего не осталось. А теперь взгляните на нас! Как же мы обмельчали! Мы прячемся в этих временных болотах, опасаясь тех самых людей, которыми должны управлять. И эта кучка назойливых кумушек заморозила нас в состоянии вечного детства. Разве вы не видите, что именно они сокращают нашу численность? Вам не стыдно? Вы имеете хоть малейшее представление о той власти, которая принадлежит вам по праву? Разве вы не ощущаете, что по вашим венам струится кровь гигантов? — Он раскраснелся, постепенно утрачивая хладнокровие. — Мы не пытаемся стереть с лица земли странный мир. Мы пытаемся его спасти!

— Да неужели? — поинтересовался клоун, после чего подошел к Каулу и плюнул ему в лицо. — Что ж, вы избрали для этого весьма извращенный способ.

Каул отер щеку тыльной стороной кисти.

— Я знал, что с вами бесполезно спорить. Имбрины на протяжении ста лет потчевали вас ложью и пропагандой. Я думаю, будет правильнее взять ваши души и все начать сначала.

В комнату вернулась мисс Королек.

— Он говорит правду, — произнесла она. — Там не менее пятидесяти солдат, и все они вооружены.

— О-о-о… — простонала Бронвин. — Что же нам делать?

— Сдавайтесь, — подсказал Каул. — И тихо выходите отсюда.

— Не имеет значения, сколько там солдат, — возразила Алтеа. — Им никогда не удастся проломиться сквозь мой лед.

Лед! Как же я забыл! Мы находились внутри ледяной крепости!

— Это верно! — жизнерадостно согласился Каул. — Она абсолютно права: мои люди не могут сюда войти. Поэтому существует быстрый и безболезненный способ с этим покончить. Вы либо добровольно растопите лед, либо вас ждет продолжительная, упорная, медленная борьба с нами, именуемая грустным словом «осада». Мои люди будут неделями и месяцами стоять вокруг этого здания, а мы будем сидеть здесь, умирая от голода. Возможно, вы сдадитесь, когда голод доведет вас до отчаяния. Или же начнете поедать друг друга. Как бы то ни было, если вы принудите моих людей к такому долгому ожиданию, они замучают вас насмерть, как только войдут сюда, что рано или поздно непременно случится. И если уж мы должныидти этим медленным, скучным и грустным путем, то прошу вас, хотя бы ради детей принесите мне какие-нибудь брюки.

— Алтеа, принеси этому человеку чертовы штаны! — распорядилась мисс Королек. — Но ни в коем случае,ни при каких обстоятельствах не топи лед!

— Да, мадам, — ответила Алтеа, выходя из комнаты.

— Итак, — произнесла мисс Королек, оборачиваясь к врагу, — вот как мы поступим. Вы прикажете своим людям беспрепятственно выпустить нас отсюда, или мы вас убьем. Если мы будем вынуждены это сделать, я вас уверяю, мы это сделаем. А после этого раскромсаем ваш вонючий труп на куски и начнем выбрасывать их в отверстия во льду. Я уверена, вашим людям это вряд ли придется по вкусу, зато у нас будет полным-полно времени, чтобы решить, что нам делать дальше.

Каул пожал плечами.

— Ну ладно.

— Вы о чем? — поинтересовалась мисс Королек.

— Я думал, что сумею вас запугать, — ответил он, — но вы правы, я предпочитаю остаться в живых. Так что отведите меня к одному из этих ваших отверстий во льду, и я сделаю то, о чем вы просите. Я прокричу своим людям внизу все ваши требования.

Вошла Алтеа с брюками в руках и бросила их Каулу, который наконец-то смог одеться. Мисс Королек, вооружив Бронвин, клоуна и Сергея Андропова обломками сосулек, поручила им охранять тварь. Устремив острые ледышки Каулу в спину, наши друзья вывели его в коридор. Но когда мы все проходили через тесный темный кабинет, ведущий в комнату совещаний имбрин, все пошло не по плану. Кто-то споткнулся о матрац и упал, затем откуда-то из темноты послышались звуки борьбы. Эмма зажгла огонь как раз вовремя, чтобы успеть заметить, что Каул куда-то тащит за волосы Алтеа, которая размахивала руками и пыталась ударить его ногой. Не обращая на ее сопротивление никакого внимания, он поднес к ее горлу сосульку и объявил:

— Держитесь подальше, если не хотите, чтобы я проткнул ей яремную вену.

Мы пошли за Каулом, держась от него на почтительном расстоянии. Он втащил Алтеа в зал совещаний, а затем на овальный стол. Обхватив ее шею удушающим захватом, он поднес сосульку к ее глазу и закричал:

—  Слушайте мои требования!

Впрочем, больше он ничего не успел произнести, потому что Алтеа выбила сосульку у него из рук. Та взлетела и вонзилась острым концом в страницы Карты Дней. Пока губы Каула складывались в изумленное «о», ладонь Алтеа сомкнулась вокруг ширинки его брюк, и «о» расползлось в стороны, превратившись в гримасу шока.

—  Вперед! — завопила Эмма, и мы — я, Эмма и Бронвин — бросились к ним.

Но пока мы бежали, эта и без того просторная комната начала как будто увеличиваться в размерах. Всего несколько секунд спустя сражение между Алтеа и Каулом обрело иной оборот. Каул выпустил девочку и упал на стол, вытянув руки и пытаясь дотянуться до сосульки. Алтеа упала с ним, но продолжала крепко держаться за его ногу. Теперь обе ее ладони плотно сжимали его бедро. По нижней половине тела Каула стремительно расползалась ледяная корка, парализуя его от пояса и ниже и примораживая руки девочки к его ноге. Он дотянулся до сосульки одним пальцем, затем всей ладонью. Застонав от усилия и боли, он вырвал ледышку из Карты и изогнул свое тело таким образом, что острие почти касалось спины Алтеи. Он визжал, требуя, чтобы она прекратила, отпустила его и растопила лед, и угрожал в противном случае вонзить сосульку прямо в ее тело.

До них оставалось каких-то несколько ярдов, но Бронвин схватила меня и Эмму и остановила нас, не позволяя бежать дальше.

— Прекрати! Немедленно прекрати это! — визжал Каул.

Его лицо было искажено болью, лед стремительно наползал на его грудь и плечи. Еще несколько секунд, и его руки от плеч до самых кистей тоже оледенели бы.