Вспомнить, чтобы… забыть Сергазиева Роза

Глава 8

ТРЕТЬИМ на «экзекуцию» к Кириллу явился Марат.

– Готов, док? – показал на стул напротив себя Рыбарь. Клички, придуманные Максом, незаметно прижились. Теперь и сами члены экипажа обращались друг к другу не иначе как «док», «кэп» или «мистер «Кто?». Для Утехина тоже нашлось «дополнительное» имя, Левчик назвал его «юнга». Вот только к Белозерову ничего не прилипло. Макс, по-прежнему боявшийся Артема, не рисковал иронизировать на счет ученого. – Так сложилось, что каждому испытуемому задаю детский вопрос: у тебя есть мечта? – и Кирилл заглянул в подготовленную шпаргалку с данными Калинина: профессиональный хирург, 32 года, не женат.

– Конечно, – не стал отрицать Марат, – только она для меня – фантом, из разряда не достижимых.

Марат и сам не знал, в какой миг им овладело это безумное, всепоглощающее ощущение ответной любви. Правда, момент первой встречи помнил ярко, в подробнейших деталях. Наверное, потому, что обстоятельства сложились настолько невероятно, настолько неожиданно.

Марат подрабатывал помимо ЦМК в частной клинике, где удалял состоятельным дамочкам бородавки и жировики. Однажды, сильно опаздывая, медик решил сократить путь от метро, перепрыгнув через кусты, огораживавшие сквер. По узкой тропинке буквально помчался к видневшемуся вдалеке зданию клиники. Вдруг на его пути возникла девочка лет семи, в клетчатом жилете поверх белой блузки – атрибуты школьной формы.

– Дяденька, вы мне очень нужны, – заявила кроха, выставив вперед руки, чтобы несущийся навстречу мужчина не смёл ее с дороги.

– Разве родители, – промычал запыхавшийся Марат, согнувшись почти пополам и уперев руки в колени, вынужденный остановиться, чтобы не навредить ребенку, – не предупреждали тебя, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми?

– Вот если бы вы меня спросили, – девочка подбоченилась, – тогда бы я сразу побежала к бабушке, – и она махнула в сторону скамейки, на которой в тенечке, обнимая розовый рюкзак (видимо, принадлежавший смелому ребенку) дремала старушка. – А так я первая спросила. Ведь вы поможете мне?

– Что случилось? Тебе плохо? – в Марате мгновенно проснулся врач, он привык к нештатным ситуациям. – Где болит?

– Нет-нет, плохо не мне, а вон той тетеньке, смотрите, как она плааачет! – грустно протянула, изображая отчаяние, девочка и показала в противоположный угол сквера.

Калинин послушно обернулся. На еще одной скамейке спиной к ним сидела женщина в синей куртке. Плакала она или нет, с их позиции не разобрать. Но по скрюченной позе, по тому, как периодически вздрагивали плечи, можно предположить, что женщине и в самом деле требуется помощь. Однако…

– Знаешь ли, – сурово посмотрел на обладательницу клетчатого жилета Марат: парню не хотелось вмешиваться в чужие проблемы, и вообще он опаздывает, – тетеньки не любят, когда к ним ни с того ни с сего пристают незнакомые дяденьки.

Калинин попытался обойти настырную девочку. Но кроха оказалась крепким орешком и, прыгнув как белка в сторону, снова перегородила путь.

– Если мы подойдем вместе, тетенька не сможет нас прогнать, – ребенок для верности схватил Марата за руку. – Я придумала хитрость.

Парень тоскливо посмотрел на прячущуюся за деревьями вывеску клиники, вздохнул – наверняка, еще пожалеет о том, что поддался на уговоры, и отправился навстречу своей судьбе.

Почему Марат согласился? Он и сейчас, спустя год, ни за что бы не ответил. Но разве зачастую мы не совершаем поступки, законам логики не поддающиеся?

Объявленная «хитрость» заключалась в том, что они вдвоем как бы случайно останавливаются у скамейки, на которой грустила незнакомка, усаживаются рядом и разговаривают, словно продолжая давно начатую беседу. Девочка уверила, если удастся привлечь внимание женщины, та перестанет плакать. «Так всегда мама делает, когда я реву, – поясняла „детка в клетку“, шагая рядом, – Мама начинает говорить про что-то другое, очень приятное, может даже вкусное, и деваться некуда, приходится вытирать слезы».

– Дядя Марат, – обратилась девочка к Калинину, как только они устроились на скамейке – женщина предсказуемо отодвинулась, освобождая им место, – вы в школе хорошо учились?

Парень поморщился: неужели ничего лучше не могла придумать? Школа? Когда же это было? Но с другой стороны, что еще может волновать кроху, судя по возрасту, первоклассницу?

– Средне, – односложно ответил Марат.

Девочка недовольно сдвинула брови, мол, мы не так договаривались, и попробовала еще раз:

– Вас мальчишки били книжкой по голове?

– Что? – округлил глаза Марат. – Нет, нет! Я… сам бил. Если кто хотел померяться силами. В детстве почему-то часто ввязывался в драки. Но сейчас, – решительно заявил медик, еще не хватало предстать перед незнакомкой бандитом, – все в прошлом. Предпочитаю наблюдать за дракой профессионалов на ринге. – И, сообразив, что его неоправданно примут за боксера, уточнил: – В смысле по телевизору.

– А вас, тетя, – девочка наклонилась и постаралась заглянуть в глаза соседке («Ну, берегись! – возмутился про себя Марат. – Сейчас тебе выдадут по полной программе»), – за косички дергали? Меня постоянно дергали, – театрально вздохнула маленькая актриса, болтая ногами, которые до земли не доставали. – Поэтому мама отвела меня в парикмахерскую и там сделали короткую, но модную стрижку. По-моему, получилось славно. Правда? Вам нравится?

Марат восхищенно покачал головой: девочка так изобретательно сформулировала вопрос, что женщина просто вынуждена ответить. Разве можно не поддержать ребенка?

Незнакомка всхлипнула, прошуршала бумажным платком – видимо, вытирая слезы, и повернулась.

– Да, здорово получилось, – пришлось согласиться женщине.

Вам когда-нибудь в глаза били фары встречного автомобиля? Тогда вы сможете понять, что испытал Марат, увидев лицо незнакомки. Яркая вспышка взорвала мозг: девушка была поразительно красива. Свободно и мягко, словно морская волна, на плечи спадали шелковистые волосы. Тонкий изгиб бровей, длинные ресницы и – глаза. Огромные, зовущие, темные, бездонные.

Калинин равнодушно относился к показной женской красоте. Любой газетный киоск украшают обложки журналов с непременной фотографией очередной дивы. Лицо, может быть, и классически правильное, но глаза, в какую бы улыбку не складывались губы, всегда холодные. Они презрительно провожают бегущих мимо к метро скучно-серых, далеких от гламурного мира людей.

Незнакомка казалась совершенно другой. Живой, настоящей, не скрывающей человеческих чувств: на щеке блестела не успевшая высохнуть слезинка, глаза по-детски беззащитно припухли, даже носик немножко покраснел. Невообразимые детали для облика красавицы.

Девочка продолжала болтать и задавать наивные вопросы, незнакомка, сначала молча кивала головой, подтверждая или с чем-то не соглашаясь, но ребенок не сдавался, придумывал реплики, на которые нельзя ответить «да» или «нет», и соседка по скамейке постепенно втянулась в легкий, ни к чему не обязывающий разговор. Вот только Марат ничем не мог помочь девочке: в его горле застрял ком, ладони предательски вспотели, парень с ужасом думал о том, что вот-вот кроха, выполнив свою миссию, отправится домой, а он останется с неземной красавицей наедине и надо будет о чем-то говорить.

Да, да, если молчать, девушка уйдет, а он не хочет, чтобы она, волшебным образом ворвавшаяся в его жизнь, исчезла. Он забыл о клинике, где его ждали пациентки с бородавками. Забыл о сквере, в котором находится, о городе, который гремел и гомонил вокруг. О Вселенной, которой безразличны переживания отдельно взятого, микроскопического жителя планеты, затерявшейся в Солнечной Системе.

Дремавшая старушка с розовым рюкзаком в руках в какой-то момент проснулась, хватилась внучки и, обнаружив ее на дальней скамейке, возмущенно погрозила пальцем. Девочка соскользнула на землю и, не попрощавшись-не обернувшись, убежала. Марат собрал волю в кулак и приготовился к неизбежному.

– Эээ… День сегодня солнечный, – ну, почему в голову лезут всякие глупости, вместо чего-нибудь достойного, стихов, например?

– Ммм… Да, – ответила незнакомка и скомкала в руках бумажный платок. – Лина.

– Лина? – переспросил Марат. – Вы говорите о девочке?

– Нет, к сожалению, не успела поинтересоваться, как ее зовут, – улыбнулась девушка. – Лина – это я. А вы…

– Марат, – соскочил со скамейки парень, а как еще надо знакомиться с красавицами?

– Знаю, девочка вас называла, – поторопилась объяснить Лина, – я хотела спросить: вы родственник?

– «Детки в клетку»? – опять устроился на скамейку Марат, только теперь сел чуть ближе к Лине. Странное имя. Среди его знакомых нет подобных. Но оно очень идет девушке. Лиии-нааа. Звучит, как «ливень», или как название цветка, как горное эхо… – Нет, я ее впервые встретил.

– Забавный ребенок, – заметила Лина, шмыгнув совсем уж по-простецки носом. – А почему вы оказались в середине дня в сквере?

Чего он так боялся остаться с девушкой наедине? Слова вдруг перестали забываться и теряться, он смеялся, пересказывая, как летел через кусты и наткнулся на упрямого ребенка. Он актерствовал, изображая лицо администратора клиники, который втолковывает пациенткам, что сегодня их бородавки останутся по-прежнему на теле. Он даже умудрился дотронуться до плеча Лины, когда объяснял, почему трудится на двух работах.

Лина забыла, что недавно плакала, бурно реагировала на каждую шутку, на каждую смешную фразу. При этом на щеках у нее появлялись симпатичные ямочки, а около глаз трогательные морщинки.

Из сквера они могли уйти только вместе.

– Так почему она плакала? – не скрывая любопытства, поинтересовался Кирилл.

– Ее любимая собака… умерла, – опустил голову Марат и еще раз, для убедительности повторил: – Да, умерла.

– Раз ты до сих пор числишься в холостяках, – хотел прояснить ситуацию Рыбарь, – значит, история не имела продолжения, вы расстались?

– Лина замужем, – выдохнул Марат и поднялся на ноги.

Ему захотелось сбежать: от расспросов Кирилла, из станции, из города, из этого мира. Но он умел в критической ситуации справляться с собственными эмоциями – результат долгих тренингов в ЦКМ. Поэтому сделал то, что позволяли условия ограниченного пространства: Марат ушел в соседний блок, в «бассейновую», где мог хоть какое-то время побыть в одиночестве.

Кирилл, захлопнув потрепанный блокнот, в котором делал пометки – еще один трагический персонаж выявился в экипаже! – отправился в кают-компанию. Очередной день завершен, наступает время отдыха.

Шум и хохот в кают-компании резко контрастировали с атмосферой личной неустроенности, которой буквально пропитался медблок. Здесь же, на полу, за внушительного размера доской, расчерченной вертикальными и горизонтальными линиями, сражались в знаменитую Го Максим и Артем. Рядом с каждым стояла чашка с одноцветными гладкими камушками.

Игра близилась к завершению, белые кругляшки на доске закрыли практически все возможные маневры черным. Левчик, расположившись в кресле, подбадривал игроков, стуча ложкой по деревянной стене. Максим, нервно присаживаясь то на левое колено, то на правое, панически подвывал. Артем, закинув голову, громко пел: «Ура! Мы ломим, гнутся шведы». Песни такой в природе не существует, из Белозерова что композитор, что певец – никакой. Поэтому мотив больше походил на хрипло-гортанный марш. Кирилл тоже присоединился к всеобщему веселью, подхватив ритм, стал прихлопывать в ладоши.

Конечно, выиграл Белозеров. Макс, понимая силу соперника, бился до последнего, пытаясь найти хоть малюсенькую брешь в обороне. Но – безуспешно. Сдаваясь, Максим поднял вверх обе руки. Это был их первый матч в открытую, за настоящей доской. Макс надеялся, что игра станет шагом к их дружбе, которая Утехину жизненно необходима.

И дело ведь не только в испанском языке.

Глава 9

ЗАКОНЧИВ очередную смену, Левчик перевел компьютеры в спящий режим и отправился на ужин. Проходя мимо серверной, заглянул через дверь – Макс до сих пор сидел в закутке, что-то быстро набирая на клавиатуре. Левчик повернул в боковой коридор.

Интересный парень Утехин – та еще заноза, иногда своей наивной бестолковостью выводит командира из себя. Но с другой стороны, в любом экипаже обязательно должен присутствовать именно такой раздражительный элемент. Благодаря «юнге» жизнь на станции не назовешь скучной. Взять, к примеру, затею с Днем урожая. Всем понравилось, особенно удался торт. Праздники, оказывается, непременно должны разбавлять будни. Нельзя об этом забывать.

Например, в большой семье Левчика торжества выпадают часто, только дней рождений целых семь, практически каждый месяц занят. Плюс неизбежный Новый год. Но в последнее время сын с дочерью семейные праздники игнорирут, стремятся провести день рождения с друзьями. Тем самым удаляясь от родителей. Но, может, стоит придумать неординарное торжество, наподобие Дня урожая? Как только Левчик вернется домой (что-то рано он стал тосковать по дому, только три с половиной месяца прошло со дня старта), обязательно посоветуется с женой и они что-нибудь изобретут.

Командир, наклонив голову, пролез в предбанник. Закрыл по привычке люк. Свет в переходном отсеке они никогда не включали, и дело вовсе не в экономии электроэнергии. Над входным люком в девяти больших прямоугольниках круглосуточно в разном темпе мелькали огоньками цифры, отсчитывая время «полета» экспедиции. Их яркости хватало, чтобы пересечь предбанник и попасть в кладовую, в жилой блок или в «начальственный коридор», как успел шутник Макс окрестить модуль.

Левчик по привычке посмотрел на заветные числа: от первоначальной цифры 12.480 осталось уже 10.023 часа. Автоматически подумал, что завтра это количество опять уменьшится и они окажутся еще ближе к дому… Кроме того завтра… Завтра, обнулившись, «остановится» первый прямоугольник! В тот момент, когда цифры на электронном хронометре покажут 09.999 часов. Заметное событие для экипажа. Почему бы в честь него не устроить очередное торжество?

Послышался скрип открываемого люка, в проеме появилась голова Макса. Парень ухватился двумя руками за стенки, перекинул ноги и прыгнул в предбанник – именно так он перемещался из блока в блок. Но, увидев командира, который, по его подсчетам, уже должен греть ужин в СВЧ-печке, растерялся, не рассчитал и, пролетев вперед, хлопнулся на пол.

– Я тут подумал, – подошел к «юнге» командир, и, протянув руку, помог встать, – не организовать ли праздник в честь «Первого нуля»? – И Левчик поднял голову к электронному хронометру.

Одно из качеств Утехина – парень быстро соображал. Проследив за командиром, Макс в уме подсчитал и понял, что произойдет через десять часов. Идея ему понравилась. Только…

– Нет, не просто «первого нуля», – смело поправил Александра программист. – А «первого несгораемого нуля». Ведь «дырки от бублика» появляются постоянно, то в одной ячейке, то в другой, но через 23 часа слева на циферблате зажжется уже окончательный, несменяемый ноль.

– Согласен, – не возражал против красивого уточнения Левчик. – Звучит загадочнее и интригующе: «Праздник первого несгораемого нуля». Вот и отметим. Жаль лишь, – посетовал командир, вновь перепроверив в голове, – время неудачно выпадает – семь часов вечера. Завтра – выходной, в семь начинается сеанс связи с родными. На час раньше – и уложились бы в график.

– Всего час? Да не проблема, – неожиданно заявил Утехин. – Время можно подогнать под нас.

– Ты о чем? – нахмурился Левчик: активность хороша в разумных пределах, а Макс иногда перегибает палку.

– Я могу так настроить программу, – затараторил, надувая щеки от гордости, парень, – что над входным люком, а также на всех приборах и личных компьютерах членов экипажа появится время, которое нужно. Мы зафиксируем в предбаннике рождение первого нуля, допустим, на час раньше, потом отправимся на кухню отметить, а программа, подождав заданное количество минут, все вернет на место. – Макс в ожидании заслуженной похвалы вздернул подбородок, но, увидев недовольное выражение командирского лица, тут же заговорщически зашептал: – Ни одна живая душа кроме нас с вами ничего не узнает. Подумаешь, час пропал, потом вернулся. Никто ничего не заметит, ведь хронометры на борту будут показывать одно и то же время во всех помещениях. И с «Земли» никаких претензий. Мы же как бы на Марс летим. Поэтому информационная система на станции автономная, часы в Центре наблюдения лишь синхронизированы с нашими. – Левчик продолжал напряженно молчать, и Макс решил использовать еще один аргумент: – Ну, что тут такого? Вот английская королева, знаете ли, родилась в апреле, но официально день рождения отмечает в июне, аккурат в начале туристического сезона.

– Английская королева далеко, – назидательно изрек Левчик. – И мы не ради туристов тут в «консервной банке» маемся. Кроме того, люблю честность, – постепенно распалялся командир. – Поэтому не позволю устраивать «праздник обмана». Составь план торжества так, чтобы мероприятие завершилось ровно в семь, когда соберемся у главных часов. Потом я быстро-быстро перемещусь в кают-компанию. На сеанс связи. Вопросы есть?

Максим яростно шмыгал носом и покусывал нижнюю губу: он обиделся, что командир не оценил идею.

– Как понял, «юнга»? – для надежности Левчик еще и сурово посмотрел на парня.

– Понял, – промямлил Утехин.

– Тогда выполняй!

И командир, вспомнив про ужин, шагнул через люк на склад.

На следующий день Макс бурлил и кипел: он раздал членам экипажа программу предстоящего праздника, притащил из «бассейновой» отработанный ворох еще не высохших водорослей, разыскал на складе стремянку и украсил получившимися зелеными «гирляндами» часы над входом. Опять пошли в ход пачки с печеньем и сгущенка. Только теперь верхнюю часть кондитерского шедевра Максим украсил не карамельками, а «начертил» черничным джемом прямоугольную ячейку с большим нулем внутри.

Кроме того, в предбаннике установил на пол пустую коробку из-под печенья (оно как нельзя кстати быстро закончилось, еще бы – на каждый торт требовалось громадное количество выпечки), на нее поставил два пакета виноградного сока (по цвету жидкость похожа на шампанское) и одноразовые бокалы. Что касается последних, Максим обнаружил их в перечне загруженных на склад вещей еще в самом начале изоляции. Видимо, организаторы экспедиции правильно предположили, что экипажу захочется что-нибудь отпраздновать, ведь есть дни рождения, Новый год, наконец. Поэтому добавили к одноразовой посуде еще и емкости для питья. Макс все ждал повода, чтобы ими воспользоваться.

Напротив выходного люка парень разместил треногу, на нее, долго выбирая место и проверяя точку съемки через видоискатель, укрепил фотоаппарат. (Камеру на станцию захватил Рыбарь, он периодически щелкал членов экипажа: на тренажерах, в шапочке из электродов, в оранжерее, с водорослями в руках, спящих в каюте и т. д.).

В программке особо указывалось, что явиться на торжество нужно в шесть часов вечера. Форма одежды – парадная, синие комбинезоны с разноцветными нашивками.

Сначала мужики пили чай и ели торт. Торжественная обстановка и ожидание появления заветного нуля настраивали на особый лад, хотелось говорить не о медицинских экспериментах или производительности кислородной установки, а о чем-то жизненно важном. Пройден определенный отрезок пути. Слишком маленький, чтобы подводить итоги, но, тем не менее, что-то весомое остается позади. Они познакомились друг с другом, начинают понимать друг друга с полуслова, определились приоритеты в работе, привыкли к жесткому ежедневному графику. Например, Макс, заядлый соня, которого не способен разбудить звон будильника над ухом, смирился с утренними визитами Белозерова. Артем, мужчина крепкого телосложения, легко поднимал парня на ноги и прислонял к стене.

Не мешали они друг другу и в кают-компании. Научились отдыхать, не обращая внимания на занятия коллег. Например, командир и Кирилл, договорившись, выбирали фильм – их вкусы совпадали, мужики предпочитали истории со стрельбой, драками или спасением красавиц, и смотрели на мониторе, нацепив на голову наушники. В это время Артем и Макс играли на полу в Го, комментируя ходы и подавая друг другу реплики на испанском языке, а Марат, устроившись в углу вместе с ноутбуком, погружался в другой фильм. Марат слыл поклонником фантастики. Он и в ридер, который захватил на борт, загрузил романы о полетах к звездам и жизни на других планетах.

Появились и свои традиции. Так за ужином засиживались долго. Рассказывали о тех, кого оставили «на Земле», по кому скучают. Иногда обсуждали проблемы глобальные. Темы, как правило, подбрасывал Марат, втягивая коллег в споры по поводу существования инопланетян или параллельных миров. Тут уж главным оппонентом выступал Белозеров, как самый приближенный к науке.

А сегодня, разламывая ложкой торт, то и дело поглядывая на часы на панели СВЧ-печки, они впервые заговорили о том, что сделают, когда… вернутся домой. Вернутся домой… Экспедиция еще только в первой половине, но понятие «дом» становится условием их существования на станции. И оно уже останется с ними до самого финала. Потому что именно возможность вернуться домой поддерживает человека в долгой дороге.

За десять минут до рождения «несгораемого нуля» экипаж переместился в предбанник. В честь праздника здесь сегодня горел свет. Максим раздал коллегам одноразовые бокалы и налил в каждый виноградный сок. Затем расставил испытателей под часами, «прицелился» через видоискатель и, нажав кнопку затяжной съемки, подлетел к компании.

Члены экипажа, подняв бокалы, дружно крикнули, согласно сценарию, «Гип-гип ура!».

Раздался заветный щелчок.

Левчик, поставив бокал на коробку, нырнул в переходной люк – у него начинался сеанс связи с родственниками. Оставшиеся мужики продолжали фотографироваться. Только теперь по одному. Каждому хотелось получить на память свидетельство невероятного события – «рождение» на электронных часах первого нуля. Потом появятся еще «несгораемые» нули. Но сегодняшний – самый первый! Тем самым они стали на один нуль ближе к дому.

После того, как Левчик завершил общение, испытатели пересекли кают-компанию и вернулись на кухню, у экрана остался Марат, следующий в очереди на сеанс связи. Кирилл отправился переодеваться, синий комбинезон подождет до очередного праздника (после того, как журналисты охладели к экспедиции, надобность усаживаться перед вэб-камерой в парадной форме отпала). Макс, подхватив фотоаппарат, помчался из предбанника в серверную. Ему не терпелось загрузить фотографии в компьютер, обработать и разослать коллегам. Сам он выберет подходящую прямо сейчас и успеет вложить в письмо родителям, которое сбросит в общем еженедельном пакете отчетов и личной переписки.

На кухне доедать торт остались Левчик и Артем. Белозеров похвалил «юнгу»: парень сумел организовать запоминающееся торжество.

– И без всяких хитростей, – заметил Александр. Он поведал, как мальчишка собирался похимичить с бортовыми часами.

– Идея, конечно, гениальная, – оценил задумку программиста Белозеров. – Только бессмысленная и опасная. Не боишься, что парень возьмет и претворит ее как-нибудь в жизнь?

– Надеюсь, повода не представится, – Левчик подлил в кружку кипяток. – Но посматривать на всякий случай стану.

Глава 10

ЛЮДИ не любят откровенничать. Считается неприличным рассказывать посторонним о своих слабостях и тем более проблемах. Мы стараемся выглядеть в глазах окружающих сильными и уверенными. Есть только одно, согласно общепринятому мнению, исключение: соседи по купе, скучая в поезде, часто делятся тайнами. Мол, приедем на место, разбежимся, больше никогда не пересечемся, чужие секреты так и останутся не востребованными.

Но общее убеждение не всегда верно. Не забывайте о психологах – с ними люди тоже предельно откровенны. Испытатели, побывавшие на приеме у Кирилла, вытряхнули себя перед ним наизнанку. Так что не только дальняя поездка располагает к честности, но и, как был уверен Рыбарь, умение правильно спрашивать. Продемонстрируй собеседнику искреннюю заинтересованность и человек раскроется. Потому что вредно таить внутри себя проблемы, они начнут решаться гораздо быстрее, если их проговаривать. Хотя… Изоляция сродни тому же перемещению в поезде. Только «купе» намного просторнее, и само путешествие неизмеримо дольше любой поездки по железной дороге.

Кирилл ждал Белозерова. Артем – последний в списке на откровенность. Психолог раскрыл кожаную книжицу, просмотрел предварительные заметки. Пожалуй, главная проблема ученого – его бывшая жена.

– Представляться надо? – раздался знакомый голос. Артем с грохотом вытащил свободный стул и плюхнулся на сидение. – По специальности нейробиолог, 42 года, разведен.

– Женщины типа Стихийнобедствия приравниваются к сотрудникам КГБ, – хмыкнул Кирилл; и ему успела насолить Тамара, охраняя подступы к директору ЦКМ, Рыбарю срочно требовалась виза начальника на ходатайстве для получения гранта, но злобная секретарша тянула с оформлением бумаги так бюрократически долго, что спонсор выбрал другого претендента. – Они не бывают бывшими.

– Верное замечание, – пришлось признать Артему. – Тамара до сих пор меня атакует. Никак не уймется, постоянно требует чего-то, хотя давно официально переметнулась к следующему болвану. Здесь, – Белозеров обвел рукой помещение, – на полтора года я в не досягаемости. Не завидую Харебину, он остался в моей квартире. Ой, все забываю сказать, – спохватился ученый, – оказывается, Макс, случайно узнал Данила, дальний родственник Найдёнова.

– В курсе, – Кирилл протянул гостю пачку листков с тестами. – «Юнга» сам признался. Удивлен, что ты про это впервые услышал. Разве с Федором Игнатьевичем вы не однокурсники?

– Да, учились вместе, – Белозеров повернулся к столу, разложил веером страницы. Привычка ученого: прежде чем браться за работу, оцени объем, распредели задачи по степени сложности. – Но после института, кроме как в ЦКМ, не общаемся. Тем более что находимся на разных уровнях карьерной лестницы. Поэтому мало что знаю о родственниках Найдёнова. Лишь то, что… Тамара успела побывать и его женой. Но над этим весь Центр потешается.

Нейробиолог прочитал первое задание и поставил галочку в одной из клеток.

– Так, для проформы, – отвлек Артема от тестов психолог, – всем задаю вопрос: у тебя есть мечта?

Белозеров отложил ручку, помолчал, подбирая слова.

– Чуть было глупость не совершил, – признался ученый. – Хорошо, что вовремя передумал.

Однажды вечером Белозерову позвонил еще один бывший однокурсник – Борис Величко. Борис, поработав после института в разных лабораториях, обзавелся полезными знакомыми, набрел на перспективную тему и укатил в Америку. Устроился в маленьком научном центре, где успешно осваивали бюджеты специалисты по спортивной медицине. США поддерживают в мире имидж спортивной державы. Америка массово «бегает по утрам», причем увлекаются джоггингом люди разных возрастов, социальных групп от студентов и менеджеров до президентов. Страна гордится достижениями своих спортсменов, стремясь заполучить на Олимпийских Играх большинство золотых медалей. Соответственно, ученые, занимающиеся спортивной медициной, на долгие годы в будущем не останутся без обильного финансирования.

Чтобы мощные денежные потоки не проходили мимо, маленький центр, где трудился на благо себя и новой родины Борис, задумал превратиться в серьезное научно-исследовательское учреждение. Взвесив престижность разных вывесок, дирекция выбрала международный статус. Для воплощения идеи в жизнь оставалось лишь подобрать в других странах ученых, которые с радостью переедут в центр работать. Вспомнив об этнической принадлежности Бориса, его командировали в Москву.

Величко отыскал из однокурсников (он с бывшими друзьями никаких отношений не поддерживал, исповедуя принцип: уехал – забыл) только Найдёнова и Артема. Что достаточно просто – Федор возглавлял известный за рубежом Центр космической медицины, его фамилия присутствует в любом справочнике, ну а Белозеров руководил там же лабораторией. Из выпускников их группы, помимо самого Величко, только Артем публиковался в научных журналах. Остальные растворились в иных сферах деятельности, забыв про дипломы.

Борис пригласил Найдёнова и Артема в ресторан, за закусками и горячим мужики, как принято в цивильном обществе, не говорили о делах, вспоминали приключения студенческих лет, особенно вечеринки и то, как мало они обращали внимания на то, что тогда ели и что пили. Добравшись до кофе с десертом, Борис, наконец, поведал о цели визита в Москву. Предложил сделать правильный выбор в пользу более устроенной и более обеспеченной жизни. Пригласил собеседников в гости, чтобы на месте ознакомились с выпавшим на их долю благом.

Найдёнов даже обсуждать «подарок» не стал. Ему на судьбу грех жаловаться, и так достиг потолка – директор ЦКМ, под его началом несколько сотен человек. Забот хватает. Финансовое положение стабильное, обзавелся дорогой собственностью, есть коттедж за городом. Федор чаще о заслуженном отдыхе задумывается, чем о возвращении в научную лабораторию.

Белозеров отвечать не торопился. Борис узнал это задумчивое сомнение на лице друга, и настаивать не стал. Только оставил номер телефона, по которому его можно найти. На следующий день Величко улетел в Америку. Артем предсказуемо позвонил. Съездить в гости, осмотреться – что в этом предосудительного? И Белозеров, оформив на работе отпуск, сел в самолет.

В аэропорту Борис погрузил друга в минивэн, подробно объяснив: у них в гараже три машины, он и жена ездят на работу на малолитражках, но когда требуется переместиться всей семьей, у хозяина два сына школьника, используют более вместительный автомобиль. В нем же проще перевозить громоздкий багаж, Борис был уверен, что однокурсник приедет с огромным чемоданом на колесиках – американцы, приученные часто менять одежду, только с таковыми и путешествуют. Борис и не предполагал, что гость обойдется небольшой сумкой.

До городка, в котором располагался научный центр, добирались четыре часа. Белозеров до этого пару раз пересекал океан. Поэтому безудержного восторга от увиденного не выражал. Наоборот, угрюмо смотрел в окно. В аэропорту – толпы народу и машин, на улицах – бесконечное число пешеходов и… машин. А пробки – такие же нервно-длинные, как в Москве.

По дороге остановились перекусить, подкрепились гамбургерами и картофельным салатом. Подобное и дома продают на каждом углу. Ладно, может быть, дальше станет лучше.

Величко жил в длинном многоквартирном доме, с чернокожим и нереально белозубым консьержем у входа, с мини-маркетом на первом этаже. Пятикомнатные апартаменты (три «бедрума», как полагается, столовая и кабинет) находились под козырьком, поэтому Борис огородил на крыше рядом с кухней небольшую площадку, жена устроила садик с деревьями в кадках, поставили кресла, стол, жаровню – отличное место для барбекю на свежем воздухе. Артем посмотрел с высоты площадки вниз – под стенами дома переливался синевой бассейн.

– Круглогодичный, – похвастался Борис. Но, услышав скептический смешок друга, признал: – Ты прав, в жарком климате только такие и строят.

Белозерову постелили на диване в кабинете.

На следующий день Борис повез гостя в Центр. Несколько двухэтажных корпусов, соединенные стеклянными переходами-галереями, выстроились по периметру искусственного водоема. Чтобы попасть в главный корпус, нужно пройти по изящному мосту, парящему над озером. И мост, и переходные галереи, и стеклянные стены зданий, отражающие водную поверхность, громко кричали: проект выполнил маститый архитектор, умело вписавший здание в окружающий ландшафт. Если не пожалели денег на строительство, следовательно, хорошо платят и работающим здесь ученым.

Артему выдали на входе гостевой бейджик, который он прицепил к воротнику рубашки. Внутри дышалось легко и приятно – воздух охлаждали мощные кондиционеры. Экскурсия по лабораториям продолжалась больше часа. Борис показывал электронные микроскопы, мини-рентген аппараты, оборудование, позволяющее проводить манипуляции на уровне клетки, химические лаборатории. Знакомил с коллегами, большей частью выходцами из азиатского региона: китайцы, японцы, индусы, южнокорейцы.

– Из России, – завершив серию приветственных пожиманий рук, сообщил Борис, – я один. Когда устроишься сюда, в чем не сомневаюсь, нас станет уже двое.

Артем ничего не ответил. Дома, особенно после того как от старости ломался очередной агрегат в лаборатории, Белозерова посещала шальная мысль: не плюнуть ли на все и уехать? И вот – он видел перед глазами рай в понимании ученого: высококлассное оборудование, достойная зарплата, которая сводит к минимуму бытовые проблемы, медицинская страховка на все случаи жизни. Однако соглашаться на переезд не торопился.