Ученица чародея Манукян Галина

– Дыши. Выплевывай всю гадость.

Я открыла рот, хватанула воздуха жадно, как рыба, выброшенная на берег моря. У меня вырвалось:

– Вот дерьмо! – гораздо громче, чем все, что я говорила до этого.

Но Этьен не угомонился, велел вдохнуть и опять притопил. И вдруг сверкнула мысль – да ведь это он наверняка погубил Жюли – ту самую няню. О Боже! Он из тех чудовищ, одержимых дьяволом, которые убивают и убивают, и не могут остановиться… Воспользовался моей слабостью, подлец. Ну, уж нет! Откуда-то появились силы – буду биться за жизнь до последней секунды. Появилась злость и желание размозжить Этьену голову. Мои пятки нащупали камень. Я оперлась на него, а потом вцепилась пальцами, как безумная, в рукава чёрного балахона. Дёрнула на себя, что было мочи. Мерзавец, видимо, не ожидал этого и кувыркнулся в воду прямо на меня. Я извернулась и выскочила из воды. Перед носом мелькнули подошвы и каблуки сапог. Я подтянулась и перелезла через каменный борт узкого бассейна.

Скорее бежать, спасаться! Ох, чёрт! Я же голая!

Невероятно довольная рожа Этьена показалась над водой. Я отпрянула к стене. Перебросила мокрую косу вперёд, расправила ее и закрылась руками и волосами, как могла. С прядей текло, как с не выжатого белья после стирки, и подо мной скоро образовалась лужа. Но я была так зла, что пока Этьен вылезал из бассейна, осыпала его изощрённой бранью, слышанной не раз от моих невоспитанных родственников. Войдя в раж, я даже прибавила от себя несколько витиеватых выражений.

Этьен, похоже, удивился. Он стянул с себя балахон и заметил:

– Знаешь, ты была бы похожа на святую Инессу, если бы не чертыхалась, как грузчик в порту.

– Дерьмо собачье! – у меня не осталось нормальных слов. – Чтоб у тебя уши отсохли, мерзавец мерзючий!

– Забавно, – прыснул Этьен, – только что умирала, а тут поглядите-ка: сквернословит и дерётся, как разбойница. Неужто передумала? Или притворялась?

Он достал из сундука аккуратно сложенную сухую простыню и протянул мне. И только после его слов я осознала, что не чувствую от себя ни запаха гнили, ни жуткой лихорадки, высасывающей из меня все соки. Поняла, что вполне сносно стою на ногах, хоть и чувствую слабость в коленях. Поток брани прекратился.

Завернувшись с головой в простыню, я недоуменно уставилась на Этьена. Тот сиял, как начищенный медяк. Благо, здесь было темно, не то он увидел бы, как мои щёки залились краской.

– Так вы, сударь… эммм… не хотели меня утопить?

Этьен расхохотался.

– Если бы хотел, вышло бы гораздо лучше. И быстрее. Уж поверь. А так не пропадать же воде, привезённой из целебного источника в лесу. Графине, как я понял, молодящие ванны уже ни к чему, а тебе, крошка, в самый раз. Нутром чуял, помогут…

Одним движением он отбросил со лба мокрые волосы и спросил:

– Ну что, святая Инесса, сама пойдёшь? Или снова на моём горбу?

Я потупилась и тихо попросила:

– Вы не могли бы, сударь, принести мне одежду?

– Ха! Опять вернулась кроткая овечка? Жаль, в роли грузчицы ты нравилась мне больше.

Я устыдилась ещё сильнее и не нашлась, что ответить. Всю ярость как рукой сняло.

– Ладно. Жди тут, – буркнул Этьен и оставил меня одну.

Было зябко, как в склепе. Я замёрзла и забралась с ногами на грубый табурет. Странно было чувствовать к Этьену благодарность, и всё-таки он меня спас. Излечилась ли я полностью? Посмотрим. По крайней мере, сейчас я не чувствовала себя больной ни в малейшей степени.

Не знаю, сколько прошло времени, но ожидание показалось вечностью. Сын лекаря никак не появлялся. Погоди-ка, рядом кто-то есть. Привидение откликнулось на мой зов и вернулось? Я осмотрелась, но ничего похожего на голубоватое облако не увидела. Тем не менее воздух вокруг меня совсем заледенел.

– Эй, ты тут? – позвала я вслух.

– Тут, – прошелестело в моей голове, и лёгкое дуновение приподняло край простыни.

Показалось, чьи-то мертвенные пальцы коснулись моей ноги. Я вздрогнула и попросила:

– Ой, лучше не делай так. Без горячки мне теперь страсть, как холодно.

– Всё тебе не так.

Привидение вздохнуло, и из угла в угол пронёсся унылый протяжный свист – такой, какой слышится в трубе камина ветреным зимним вечером.

– Ну вот, теперь ты не скоро ко мне присоединишься. Чёртов мальчишка! Терпеть его не могу! – сказал призрак.

– В этом мы с тобой подруги.

– Отрадно. Кстати, не благодари его. Мальчишка только и ринулся тебя спасать, чтобы показать отцу: мол, я умнее – нашёл выход, а ты, папаша, со всеми твоими тайными знаниями и чернокнижными регалиями, не смог. Они тут вечно меряются: кто кого. Уж я-то знаю…

Из-за слов призрака я почувствовала разочарование, но ненадолго – по сути, он высказал мои собственные предположения.

– Послушай, – произнесла я. – А тебя случайно зовут не Жюли?

– Нет.

– Я всё-таки попытаюсь узнать, как тебя звали. Никому не стоит прозябать в этих стенах. Может, дашь подсказку?

От холода у меня уже зуб на зуб не попадал, в горле засвербело. Где же чёртов Этьен? Похоже, придётся идти через весь дом в одной простыне. Пожалуй, все сочтут, что я сошла с ума из-за лекарских штучек…

– Дам, – прошелестело привидение. – Загляни в сундук. На самом дне найдёшь кое-что получше простыни.

Я резво соскочила с табурета и принялась рыться в чистом белье. И, правда, с самого низа выудила ночную рубашку и роскошный домашний халатик. Нежно-лимонный, из тяжелого атласа, с мягкой подкладкой, рюшами и милыми бантиками. Пусть всё это было мне великовато, но я с удовольствием натянула одежду на голое тело и потуже завязала пояс. Теперь можно было идти, хоть и босиком…

– А на Этьена я уронила канделябр. Лежит, отдыхает на входе в подвал, – равнодушно сообщило привидение.

– Как? Зачем?! Он же…

– Ты сама просила. Поблагодарила бы.

– Но я… – ругать привидение за запоздалую помощь не хотелось, и я лишь буркнула: – Хорошо. Спасибо.

– Пойдём, – прошелестел призрак, – покажу тебе кое-что.

Я подхватила подсвечник с оплывшей свечой и пошлёпала босыми ступнями по каменным плитам вслед за струящимся холодом. Полы халата шлейфом тащились за мной.

«Вообще-то, неплохо заполучить союзника, – подумала я. – Теперь у меня их уже двое – привидение и Огюстен. Есть ещё, конечно, Моник. Но она далеко».

Призрак вёл меня вглубь по мрачному коридору, где, несмотря на разгар дня, всё было пронизано сырой теменью.

– Тут, – морозное облако повисло перед массивной дверью.

Я дёрнула за ручку – заперто.

– Отодвинь второй кирпич справа от верхней дверной петли.

Под моими пальцами кирпич покорно шевельнулся и выехал вперёд одним концом. Что-то звякнуло. В образовавшемся отверстии я нащупала железный ключ. Отчего-то мне стало страшно. Я была уверена – то, что за этой дверью, мне не понравится. И верно, еще не успев отворить её полностью, я почувствовала знакомый запах мертвечины. Я заколебалась…

– Ну, что же ты?! – рассердилось привидение.

– Да мне просто страшно! – вспылила я. – Будешь подгонять, уйду!

Холодный воздух задрожал передо мной, и привидение примирительно шепнуло:

– Не уходи. Просто меня всё время тянет в эту комнату, хоть я и не помню, что там произошло.

Насупившись, я всё-таки кивнула и снова потянула ручку двери на себя.

– Там жутко, – поспешно предупредило привидение. – Не падай в обморок.

Я шагнула в смердящую темноту, будто в чрево дохлого кита. В пятнышке света от моего огарка увидела длинные погашенные свечи в канделябре у входа, зажгла их по одной. О, Боже! Свечи были чёрными!

В центре помещения стоял стол, его массивные дубовые ножки покрывали тёмные потёки. Рядом на высокой тумбе были разложены ножи и щипцы, при виде которых у меня свело желудок. На полках, тянущихся вдоль всей стены, стояли стеклянные сосуды, наполненные чем-то. Когда я приблизилась и посветила себе свечой, мне стало дурно. В желтоватой жидкости каждого плавали крошечные человечки: одни по нескольку пус размером, меньше моей ладони, другие – побольше. Некоторые странные, похожие на головастиков с хвостом, некоторые – лишь маленькие сгустки застывшей плоти. Дрожа, я перекрестилась и забормотала молитвы. Захотелось убежать отсюда, сломя голову, но я заставила себя остаться – пожалуй, стоит увидеть всё, что скрывает монстр Годфруа-старший, а потом уже бежать.