Под крышами Парижа (сборник) Миллер Генри

Слушать этот бред невозможно. Отправляюсь на кухню поискать чего-нибудь для успокоения нервов, а возвращаюсь с такой шишкой под халатом, что можно подумать, будто у меня элефантиаз обоих яиц.

— И что ты теперь собираешься делать? — спрашиваю я, усаживаясь со стаканом в кресло и вручая гостье стаканчик поменьше.

— Наверное, трахнуться с ним еще раз, — отвечает она. — Если он захочет…

Если он захочет. А что, спрашивается, человеку делать? Сказать нечего, и я просто смотрю на нее. Девчонка сидит то скрещивая, то разводя ножки… демонстрирует новые трусики… а у меня торчит, как столб… Черт, я ведь ей не папаша!

— Думала, тебе будет интересно услышать, — добавляет через минуту Снагглс. — Таня сказала, что тебе нравятся настоящие стервы.

Закрываю лицо руками. Ответов больше нет. Ситуация вышла из-под контроля и грозит обратиться против меня. Пока я сижу так, Снагглс подбирается ближе и устраивается на полу между моих коленей. Кладет голову мне на ногу и смотрит, как собачка, молча. Потом просовывает руку под халат… пальцы у нее липкие от пролитого вина.

— Ты ведь знаешь, зачем я пришла, верно? — шепчет она. — Конечно, я могу вернуться домой… если папочка там…

Гладит меня по ноге, пробегает остренькими ноготками вверх по бедру. Научилась… Господи, посмотреть на нее! Жирные хвостики волос и чернильные пятна на пальцах вместо лака. Но маленький проказливый красный ротик уже выдает натуру… ротик хуесоски, ротик любительницы полизать пизду… В нем вот-вот появится то самое выражение, которое вы научились распознавать, которое ждете…

Снагглс трется грудями о мои колени. Грудями? Я бы сказал, грудью, но там уже ощущается мягкая упругость…

Растягивает полы халата… рассматривает мои ноги… Лысый подпирает крышу, ждет большого шоу.

Я едва не роняю стакан, когда Снагглс вдруг распахивает халат — резко, решительно и с самыми порочными намерениями. Спускаю его ниже, и она замирает, глядя на мой член слегка остекленевшими глазами. Потом берет его в руку и начинает тискать, пока головка не разбухает, багровея.

— Ради бога, не смотри ты на него так, — говорю я. — .Хочешь пососать, возьми в рот.

— Ты не можешь меня заставить…

Заставить нетрудно. Все, что требуется, это положить руку ей на голову и слегка придавить… остальное она делает сама. Наклоняется вперед и расстегивает платье. Трется едва набухшими грудями о яйца… совсем как ее мамаша.

— Хочешь меня трахнуть? — Проводит моим концом по губам, тычется в него носом и с невинным выражением смотрит на меня. — Мне раздеться… или ты хочешь сам?

Встаю и сам не знаю, чего хочу. Она уже на коленях, и мой член снова у нее во рту, и у меня нет особых причин препятствовать ей в желании подержать его там, позволить отсосать, а потом выпереть ко всем чертям, дать коленкой под зад. Но я этого не делаю… поднимаю и гоню в спальню.

Снагглс лежит поперек кровати и смотрит на меня. Платье подтянуто до бедер, грудь тоже открыта. Одна туфелька валяется на полу, за ней следует вторая. Сбрасываю халат и запрыгиваю на кровать.

Эти мокрошелки очень любят свое недоразвитое тело! Наблюдать за тем, как они щеголяют им, так же чертовски волнующе, как и просто смотреть на них. Вытаскиваю Снагглс из платья, сдираю трусики. Она поворачивается… проверяет, хороший ли вид открывается мне на ее попку.

— Только не снимай чулки! Выеби меня в чулках!

И этому научилась. По всей вероятности, у Тани. Чертова шлюшка. Ладно, трахну ее в чулках. Может, потом ей захочется чего-то еще… например, чтобы я сходил в ближайший магазин, купил "котелок" и отымел ее с "котелком" на голове. Снагглс хватает член и раскидывает ноги. Красная щелка как сигнал опасности. Ее голая пизденка напоминает яблоко… даже цвет тот же. И какое же оно сочное, это яблочко!

— Оближи, — приказываю я и тут же спохватываюсь: — Эй, а своему старику ты тоже облизывала?

Нет, говорит она, они только трахались. Вставил, отпорол и все. Может быть, в следующий раз…

Обхватываю ее за талию, рву на себя, вожу концом по лицу… Пусть я негодяй, мерзавец и растлитель несовершеннолетних — к черту. Преступление — не трахнуть эту маленькую стерву. Облизываю ей бедра, кусаю… Она верещит, как поросенок под ножом, вертится и сучит ножками, но ей нравится. Еще бы не нравилось! Сколько девчушек ее возраста получают такой шанс? Да, знаю, многие, но не все.

Поняв, что мне требуется, Снагглс выгибается, поднимает бедра мне навстречу, предлагает себя. Ее ноги обвиваются вокруг меня, она сует пизду прямо мне в лицо. Ощущение такое, словно вам тычут в нос теплой влажной тряпкой, только на какой тряпке есть такие шерстинки и какая тряпка обдает вас запахом спелого персика? Вытягиваю язык и слизываю добрую ложку сока… вонзаю член в раскрытый рот. Подобные игры ей по вкусу… елозит, крутится, как будто хочет завязать себя в узел. Иметь дело с такой игрушкой ей еще не приходилось, но ничего, справляется. Сосет, облизывает, мурлычет от удовольствия, только что пузыри не пускает. Эти юные сучки не перестают меня удивлять. Когда имеешь дело с женщиной, у которой все приней, и кустищи внизу, и увесистые сиськи, то принимаешь за должное и то, что между ногами у нее мокро. Но когда соплячки вроде Тани или Снагглс выплескивают такие полновесные порции сока, тут уж ничего не остается, как только снять шляпу и развести руками.

Животик у Снагглс маленький, подтянутый… Не то что у ее мамаши — широкий и рыхлый… такой никак не спутаешь с набитой пухом подушкой. И еще он постоянно поднимается и опускается при дыхании и дрожит, когда его облизываешь.

Пока я высасываю сок, Снагглс держит член во рту; не столько сосет, сколько дрочит. Облизывает головку и сообщает, что он слишком уж мокрый. Раньше она думала, что перепачкаться можно, лишь когда сосешь пизду… она делала это и с Таней, и с Билли, и с Джиной, но, оказывается, с мужчинами то же самое.

Задница у нее гладкая, как шар, дырка розовая и упругая… меня к ней так и тянет. Провожу пальцем между щечек… просовываю… Снагглс крутит задом. Интересно, что она будет делать, если запустить поглубже… Окунаю весь палец — крошка начинает работать так, словно пытается трахнуть себя моим пальцем!

Перескакиваю с одной дырки на другую и принимаюсь сосать как сумасшедший. Только не спрашивайте, зачем и почему… просто потому что мне так хочется… если есть дырка, то почему бы к ней не присосаться. Облизываю… целую… пробую ввинтить язык… Снагглс чуть не отхватывает мой член и тоже сосет.

Похоже, она кончает… впрочем, я и сам близок к финишу. Забираюсь повыше для более полного контроля, чтобы не передумала в последний момент… вылить столько добра на простыни — недопустимое расточительство. Ее рот забит, как пробкой… к пальцу в заднице добавляю язык… и мы кончаем оба.

— Глотай, идиотка! — кричу я ей в момент залпа. — Глотай!

— Я… я стараюсь… — бормочет Снагглс.

Дозу получила внушительную, разве что из ушей не сочится, но старается изо всех сил.

Не знаю, сколько проходит времени… комната наконец перестает кружиться и мягко шлепается на задницу. Я тоже парил как птица, только посадка получилась жесткая. Снагглс все еще сосет и глотает. А в дверь колотит какой-то сукин сын. Стряхиваю Снагглс, будто присосавшуюся пиявку, и прислушиваюсь. Вроде, бы Сид… хотя, может, и не он. Только бы не Карл… его еще не хватало.

Раньше я об этом только читал, сам же оказался в ситуации, когда нужно кого-то спрятать, впервые. Затаиться и сделать вид, что меня нет? Но мы так шумели… конечно, тот, кто стоит за дверью, знает: я здесь. К тому же надо посмотреть, кого там принесло… на всякий случай.

В мгновение ока Снагглс ныряет под кровать, успев прихватить одежду, и изгнать ее оттуда уже невозможно. Я даже хватаю девчонку за ногу и пытаюсь вытащить, но она затаилась, как улитка в домике. Черт, лучше бы спряталась в шкафу… Ладно, делать нечего… дверь дрожит, и если я немедленно не открою, гость снесет ее с петель.

Это Сэм. Впервые за все время надумал заявиться ко мне и — надо же! — как раз в тот момент, когда я забавляюсь с его дочуркой. Смотрит на меня с любопытством и, не дожидаясь приглашения, входит.

— Ты что, оглох? — спрашивает он. — И что здесь был за шум?

— Зарядку делал, — отвечаю я.

Вид у меня подходящий, черт побери, как у марафонца. Выпячиваю грудь и делаю глубокий вдох. И только потом вспоминаю, что на мне ничего нет, а между ногами свисает еще влажная морковка. Предлагаю выпить… ухожу в кухню и заворачиваюсь в полотенце.

Возвратившись, обнаруживаю, что в гостиной Сэма нет. Он в спальне… сидит на кровати. Черт, так недолго и обделаться со страху.

— Послушай, Сэм, пойдем посидим на диване.

Нет-нет, он не хочет мне мешать… я ведь еще не закончил. Отличная вещь зарядка, прекрасное средство для поддержания формы. Предлагает мне продолжить, пока он будет пить. Объяснять что-то бесполезно… Сэм вбил себе в голову, что помешал… к тому же…

— Вообще-то я зашел поговорить. Ты продолжай, а я все расскажу. Мне так легче.

Захожу в спальню. Как люди делают эту долбаную зарядку, какие упражнения выполняют — понятия не имею. Машу руками, пару раз приседаю… на большее меня не хватает.

— Ты случайно по кровати не прыгал? — интересуется Сэм, Похоже, у него появились некие мысли.

— Прыгал… да… вот так.

Пытаюсь продемонстрировать прыжок и приземляюсь на задницу. До меня вдруг доходит, что если я перестану делать упражнения, Сэм может услышать Снагглс, если та пошевелится или даже вздохнет. Черт, не могу же я скакать и крутить колесо до самого Вечера.

— Сэм, пойдем в гостиную. Я закончил, а здесь… душно. После непродолжительной борьбы удается утащить его в другую комнату. Дверь в спальню закрыть не могу по причине ее отсутствия.

Сэм пришел поведать о том, что я уже знаю от Снагглс. Но вытаскивать из него признание приходится едва ли не клещами. Исповедь растягивается чуть ли не на час, и все это время я со страхом жду, что Снагглс выдаст себя каким-нибудь звуком… пукнет или чихнет. Первые десять минут сижу как на иголках.

Тяжелее всего притворяться, делать вид, что я сочувствую Сэму, и терпеть его излияния, когда больше всего хочется дать ему под зад. Вместо этого приходится советовать. Только вот никак не возьму в толк, с какой стати человек, который в лучших американских традициях умеет делать деньги буквально на всем, по любому поводу обращается за советом к полунищему газетчику. Наверное, дело в том, что Сэм почему-то решил, будто я мастак в таких вопросах и способен найти выход из любого положения.

— Может, отдать ее в школу и выбросить из своей жизни? — спрашивает он. — Или попросить у Энн развод? Сначала та девчушка, Таня, а теперь собственная дочь!.. Альф, в Америке мне нужно будет проверить, все ли в порядке с головой.

Надо его подбодрить. Наливаю вина, уверяю, что все будет хорошо, что в конце концов ситуация прояснится. Если бы я еще сам верил в эту чушь! На мой взгляд, положение аховое, и все по уши в дерьме… включая меня.

Сэм треплется без остановки, и по прошествии часа мы оказываемся в той же точке, с которой и начали. Единственное, чего я достиг, это уговорил его не идти с повинной к Энн. Наконец он смотрит на часы… у него встреча. Удерживать его я не собираюсь. Выпроваживаю поскорее, обещая, что мы еще обязательно все обсудим.

Убедившись, что гость спустился по лестнице и уже не вернется, иду в спальню и заглядываю под кровать. Снагглс лежит на спине и, не желая терять время даром, забавляется сама с собой. Вытаскиваю, и она залезает на кровать и начинает вертеть задом.

— Почему бы тебе, черт возьми, не оставить всех в покое? — ору я. — Хочешь трахаться, найти кого-нибудь, кроме собственного отца.

— Потому что я дрянь… шлюха… — отвечает она. — Думала, у него большой член. У него он и вправду большой. Обязательно попробую сделать так, чтобы он еще разок меня трахнул.

— Ты действительно дрянь, я только надеюсь, что он не будет дураком и отшлепает тебя как следует! Как по-твоему, ради чего твоя мать вышла за него замуж? Чтобы ты могла с ним трахаться? Черта с два! Она сама хочет, чтобы он ее драл! Это ее право, а не твое! Она может дать ему все, что…

— Как она может дать ему все, если постоянно трахается либо с тобой, либо с кем-нибудь еще? И почему это я не могу дать собственному отцу? Он милый… И я знаю его всю жизнь! А сколько мы знакомы с тобой? Ты же почти чужой.

Чужой или не чужой, но у меня есть то, что ее интересует. Я сижу на кровати, она становится между коленями, берет игрушку и начинает… вверх-вниз… трется ягодками-сосками о мое хозяйство и, обратив на себя внимание заинтересованного лица, подтягивается… трется уже животом… ждет…

Что что-то не так, до нее доходит только тогда, когда моя рука в третий раз опускается на голую задницу. Тут она начинает брыкаться и визжать, словно ее убивают. Я же продолжаю лупцевать, да так, что ладони больно.

— Больше не будешь трахаться со своим отцом! Обещай!

Черта с два от нее добьешься обещаний. Упрямая сучка, и чем сильнее я ее шлепаю, тем упрямее становится.

— Буду с ним трахаться! Буду! Буду!

Отвешиваю еще. Атолку никакого. Задница розовая, а песня все та же, только громче.

— Буду с ним трахаться! Буду! И отсасывать буду! Можешь бить меня сколько хочешь, все равно буду! И пусть мама смотрит! Мне наплевать! Бей сильней… Буду с ним трахаться, даже если и пообещаю, что не буду!

Бей сильней. Сука!.. Я сдаюсь. Пора бы уже понять, что заставить их трахаться или отсасывать можно, но не трахаться и не отсасывать, когда они вошли во вкус, уже нельзя. И никакое битье тут не поможет. Останавливаюсь, и Снагглс заползает ко мне на кровать.

— А теперь выеби меня! — хнычет она. — Ты сделал мне больно… давай же, вздрючь меня!

Ладно, уж я тебя вздую… добавлю угольков… Переворачиваю ее на живот, занимаю позицию сзади, раздвигаю ноги и ввинчиваю. Идет туго, хотя вроде бы и отсосала, но, к счастью, смазки хватает, так что мы продвигаемся. Засаживаю в полный рост… Снагглс верещит, потом стонет… следующий удар придется уже в матку… Вынимаю…

Все, теперь без шансов. Обхватываю одной рукой за талию, другой загоняю приятеля в задницу. Вошел. Снагглс прыгает, как кролик, но поделать ничего не может. Господи, и как только у них ничего не рвется… послушать этот вой, так там уже живого места не осталось.

Нет, визжит Снагглс, она никогда больше не будет трахаться с папочкой… никогда не будет делать ничего такого, чего я не хочу… если только я остановлюсь. Обещает быть хорошей девочкой. Обещает все на свете…

Мне давно наплевать, даст она Сэму или нет. Если так хочется — пусть навалит кучу ему в суп. Я намерен затрахать ее до потери рассудка, но в результате получаю всего лишь гребаную реку свежего сока.

— Поиграй лучше с моей пиздой! — выдыхает Снагглс. — Я больше так не могу.

Говорю, чтобы поиграла с ней сама, и что вы думаете — играет, сучка! Лезет вдырку пальцами… ковыряется… В конце концов добавляю к ее пальчикам пару своих, попроворней, а потом выдаю фонтан в задницу, и она кончает, да так бурно, что чуть не до потолка подпрыгивает.

К Энн лучше не подходить, у Сэма ни к черту нервы.

Вообще-то винить их трудно. И если Энн сама навлекла на себя неприятности, то бедняга Сэм…

Эрнест принес Энн фотографии. Прекрасные снимки, если учесть, в каком состоянии мы все тогда находились. Но Энн просто не способна их оценить. Особенно на нее подействовали те, на которых ее окружают с полдюжины совершенно незнакомых типов. Сначала она обвинила Эрнеста в жульничестве — мол, они все поддельные. Затем, поняв, что все эти парни действительно трахали ее и что теперь по Парижу разгуливает столько народу, имеющего самое близкое знакомство с ее анатомией, закатила истерику. По крайней мере так говорит Эрнест, сам-то я с ней еще не встречался — возможно, и к лучшему. И еще он боится, как бы она не узнала, что мы еще и получили кое-что за привилегию трахнуть пьяную американку.

Так или иначе, фотоаппарат Энн у него выкупила, и, зная Эрнеста, логично предположить, что и за негативы ей тоже пришлось раскошелиться. И, опять-таки зная Эрнеста, нетрудно догадаться, что негативы он продал только после того, как отпечатал с них тысчонку-другую фотографий. Эрнест говорит, что Энн прямо позеленела, когда увидела первую — она с хуем во рту, еще один у нее в пизде, а на заднем фоне трое нетерпеливых парней дожидаются своей очереди. Больше всего его оскорбило то, что она даже не подумала, каких трудов стоило заставить ее сосать эти самые члены и притом даже не разбудить.

Что касается маленькой проблемы Сэма, то она, разумеется, называется коротко и ясно — Снагглс. Пару дней назад он прикорнул в спальне после плотного ленча, а проснувшись, обнаружил, что она уже присосалась к его члену. С тех пор бедолага беспрестанно пьет. Немного протрезвев, решает, что нужно покаяться, облегчить душу перед Энн, и тогда мне приходится снова браться за бутылку. Все это начинает действовать ему на нервы… да и мне, признаться, тоже. Вечно так продолжаться не может. Сэм либо превратится в хронического алкоголика, либо найдет некий другой выход. Об этом он постоянно мне твердит.

— Я еще и не проснулся как следует, Альф, — говорит он, и мы выпиваем, — а уже почувствовал, как она что-то с ним делает. Господи, сначала я подумал, что мне это снится… решил, что это Энн… в общем, не важно, что я подумал. Но даже не пошевелился. Мол, ладно, пусть продолжает. Просто закрыл на несколько минут глаза. Она делала все так, как и любая опытная женщина, даже яйца мне терла… ну, ты сам знаешь… И кто?! Моя собственная дочь! Милое, чистое дитя!.. Клянусь Богом, я знаю, кто за этим стоит… та дрянь, Таня! Она ее так настроила, не иначе. Черт! Лучше бы я никогда ее не трахал! Почему ты не предупредил меня? Почему не сказал, чтобы я не позволял им знакомиться… чтобы не подпускал дочь к этой мерзкой грязной извращен-ке? Почему мне самому не хватило ума понять, что добром дело не кончится? Почему я не удержал Снагглс?

Несколько минут мы оба, я и Сэм, раздумываем над тем, что он сказал. Вопросов много, а удовлетворительного ответа нет ни на один, так что мы пропускаем еще по стаканчику, и я жду продолжения. Черт, я мог бы многое добавить к его истории.

— Я позволил ей отсосать, — повторяет он. — Я ничего не делал, пока не почувствовал, что кончаю… пока не проснулся совсем. И только тогда понял, кто это делает на самом деле. Боже, какой ужас! Надеюсь, Альф, тебе никогда не придется пережить то, что испытал я.

Я тоже на это надеюсь. И, уж конечно, очень постараюсь, чтобы со мной такого не случилось.

— И вот тогда, когда я ясно осознал, что происходит, я… не знаю, что на меня нашло. Наверное, я на несколько минут лишился рассудка. Посмотрел на нее, и она мне подмигнула… точь-в-точь как та проклятая хуесоска Таня. В общем, я сел и схватил ее за голову. Она опустилась на колени рядом с диваном и… Как только я ее ни называл… самыми грязными словами… — в этом месте Сэм обычно становится немного уклончивым и делает вид, что не помнит деталей, но ясно одно: дело было доведено до конца, как и положено такому делу, — … и тогда я увидел, что она глотает… высосала меня едва ли не досуха и глотает! — Помимо того, что он с ней сделал, Сэма гнетет и еще кое-что. — Откуда она это все знает? Где научилась? Конечно, один источник — Таня. Но другой? Должен же быть еще и мужчина. Или мужчины! Как по-твоему, со сколькими у нее могло… О черт, это ужасно — задавать себе такие вопросы, ломать голову над тем, как твоя собственная дочь… И каким же надо быть негодяем, чтобы совершать такое с маленькой девочкой! Я еще не встречал подобных мерзавцев… кроме себя самого.

Иногда, рассказывая свою историю, Сэм как-то странно на меня посматривает. Не знаю, подозревает что-то или нет. В голове у него вертится какой-то вопрос, но он никак не наберется смелости его задать.

— Я пробовал у нее узнать, когда… ну, когда все это происходило… Все спрашивал, с кем еще она этим занималась, со сколькими мужчинами… Не ответила.

Дышать становится легче, хотя до полного комфорта еще далеко. Если они снова окажутся в кровати, Снагглс проболтается… и что-то подсказывает, что на достигнутом эта парочка не остановится. Такое легко начать, да трудно кончить.

— Конечно, я мог бы ее связать и добиться ответа, — говорит Сэм. — Мой отец так бы и поступил, если бы узнал, что я… То есть… ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Но мне почему-то даже страшно спрашивать. Иногда я вообще боюсь возвращаться в отель.

Остается только надеяться, что если что и случится, то случится быстро, и потом все закончится. Жить в постоянном нервном напряжении невозможно, и пить тоже невозможно. Когда я напиваюсь, в рот уже ничего не лезет… иногда проглатываю немного супу в офисе и делаю вид, будто занимаюсь работой… Если так пойдет дальше, я просто умру от истощения.

Заглядывает Билли… с Джиной в качестве подарка. Или, может, это я подарок для Джины… пока еще не совсем понятно. Или Билли старается подготовить Джину для восприятия известия о том, что случилось с Энн.

Уже вечер, а я только-только поднялся, провалявшись два дня в постели. Не болел — спал. Понял, что не могу больше выносить все это, и нашел предлог, чтобы избавиться от Сэма. Бросил его в борделе… заведение высший класс, так что он в надежных руках… Надеюсь, несколько дней его там продержат. Девушки все милые, хорошо знакомые… обещали позаботиться.

Как я уже сказал, Билли пришла с Джиной, и должен признаться, мало кого я встречал с такой радостью, как эту лесбиянку и ее подружку. Во-первых, чувствую, что для изгнания дурной крови из организма мне необходим хороший перепихон, а во-вторых, просто приятно видеть кого-то, кто не замешан в бодяге последних дней. И тут узнаю, что Энн и Билли, оказывается, уже успели сойтись… Черт… ладно, все равно я рад их видеть.

Как же давно мне никто ничего не готовил. Последней, если не ошибаюсь, была та китаянка. Узнав, что я только что поднялся и собираюсь идти перекусить, Билли и Джина принимаются за дело. Чтобы приняться за дело, надо послать кого-то в магазин. Покупками у них занимается Джина… она и уходит. Билли садится и рассказывает о своем приключении с Энн.

В детали она не вдается. Суть в том, что Энн вдруг поняла — она хочет поближе узнать таких женщин, как Билли. Билли принесла ей несколько своих набросков, потом они отправились погулять, и Энн, набравшись наглости, попросила Билли остаться на ночь. Они забрались в постель, и пошло-поехало. Теперь Энн знает все. Ну как, разве мне это не интересно?

Разумеется, интересно. Еще мне хотелось бы знать, хватило ли им одного раза или будет продолжение… планирует ли Билли завести новый роман? Насчет этого Билли пока сама не уверена. Похоже, здесь случай из разряда тех, когда один из любовничков уходит утром домой, а главный вопрос остается подвешенным в воздухе. Тем не менее кое-какие результаты уже есть — Джина, например, начинает ревновать.

Джина возвращается с продуктами, и они вдвоем на нас всех готовят. К счастью, у меня есть стол и кое-какая посуда… однажды мне пришлось жить в квартире, где я просто клал две доски на стулья. Стол — полезная вещь, под ним всегда можно кого-то пощупать. Пока едим, я играю с Джиной. Билли все видит, но не возражает. Потом и она присоединяется к нам и начинает лапать Джину. Так и сидим: Джина держится за мой член, юбка на ней задрана, а чем занимается Билли — одному Богу известно, но мы разговариваем… как трудно достать хорошую болонскую колбасу и все такое прочее. Идиотизм.

Не выдерживает Джина. Отказывается от второй чашки кофе. Трусики на ней так и горят… ей надо срочно от них избавиться. Сжимает мой член, встает из-за стола, встряхивает задницей, чтобы поправить юбку… идет к дивану и ложится, демонстрируя голые ляжки, пока мы решаем, как с ней быть.

— Ты же привела меня сюда, чтобы мы с ним трахнулись, — говорит она наконец. — Может, уйдешь, чтобы не мешать?

Уходить Билли не желает. Говорит, что она уже видела, как мы трахались.

— Ты всегда наблюдаешь, как я трахаюсь, — жалуется Джина. — Тебе просто нравится считать меня свиньей.

Она и есть свинья, отвечает Билли, причем грязная, похотливая свинья. Все это говорится самым приятным тоном. Слушать такое чистое удовольствие.

— Сосешь у всех подряд, без разбору, — продолжает Билли.

— Ты такая же, — парирует Джина. — Не забывай, что я видела, как ты отсасывала у Альфа.

— Я все же не такая неразборчивая, как ты. И никогда не приходила с перемазанным спермой бюстгальтером… у тебя даже с подбородка капало.

— Неправда, я бы заметила… а ты… ты глотала, скажешь нет?

Препирательствам не видно конца… дай волю — они и всю ночь проспорят. Я сижу и слушаю. Атмосфера такая мирная, домашняя, и нет ничего приятнее, чем наблюдать, как две симпатичные сучки забрасывают друг дружку милыми гадостями.

— Расскажи лучше про того парня, который вытирал дерьмо о твое личико, — вежливо предлагает Билли.

Она уже подняла Джине юбку и теперь пощипывает аппетитные ляжки, тискать которые имел удовольствие и я.

— А я не собираюсь с тобой разговаривать, — отвечает Джина и краснеет.

Похоже, воспоминание не самое приятное, и стрела попала в цель.

Поиграв с подружкой, Билли начинает ее раздевать. Завести Джину она умеет… через пару минут та уже лезет ей под платье, тянется к волосатому плоду, который ест-ест и никак не съест.

— Сейчас я покажу ему твою пизду, — говорит Билли, — потому что, по-моему, он совсем ее не хочет. И что ты будешь делать, если Альф не пожелает тебя трахнуть?

— А я не хочу, чтобы ты что-то ему показывала, — хмурится Джина. — Если захочу, покажу сама! И раз уж на то пошло, почему бы тебе не показать ему свою?

— Он ее уже видел, — усмехается Билли. — И не только видел, но и трахал.

Она задирает юбку на живот и разворачивает Джину в мою сторону. Та сопротивляется, машет ногами, крутится, и передо мной как будто то вспыхивает, то гаснет красная лампочка. Билли щекочет ее между ногами. Джина в ответ пытается спустить с нее юбку и стаскивает… наполовину. Боже, дубинка у меня уже достигла такой крепости, что ею Можно крошить камни.

— Чего ты добиваешься? — восклицает Билли. — Хочешь, чтобы он увидел то, что ты сосешь каждый вечер? Не напрягайся, я сама покажу, но только тогда тебе придется продемонстрировать, как ты это делаешь. Поняла, извращенка? Мерзкая подстилка!

— И все равно я больше женщина, чем ты! — кричит Джина.

Юбка на Билли так смята, что та просто вылезает из нее и отшвыривает в сторону. Теперь обе голозадые ведут борьбу на диване. Билли пытается спихнуть соперницу на пол, Джина же норовит сорвать с подруги остатки одежды. Если они устраивают такие схватки каждый вечер, то обходится это не дешево.

— Шлюха! Еще не всем задницы повылизывала? Ты бы назвала мужчиной… настоящим мужчиной… того, кто сосет член у других? Нет? Так почему же себя считаешь настоящей женщиной? Дрянь!

Внезапно крики стихают, как будто кто-то нажал кнопку. Мои гостьи тают в объятиях друг дружки и принимаются целоваться-миловаться. Джина растирает Билли между ногами, Билли расстегивает на ней блузку, а добравшись до грудей, прилипает к соскам.

— Если ты готова, я отсосу, — шепчет Джина.

— Нет, это я у тебя отсосу, — говорит Билли.

— Нет, я ведь женщина, — настаивает Джина. — Ты мой муж… сосать положено мне.

Одежда сброшена… Джина соскальзывает с дивана и становится между ног Билли. Билли откидывается на спинку и поднимает задницу. Джина ее целует… ниже… ниже… доходит до пальцев ног… потом идет вверх, до сисек, и наконец возвращается к исходной точке.

Может быть, Джина и женщина, на чем она сама настаивает, но любит Билли по-мужски. Черт, она прямо-таки готова ее съесть. Кусает живот, облизывает груди, целует бедра… трется носом о влажную щель… разводит пальцами края… принюхивается. Потом сует туда язык… глубже… глубже…

— Какая ты сегодня сладенькая и сочная! — говорит она, отведав вкус. — И волосики пахнут парфюмом… Это ведь "Цветущий апельсин", да?

— Вот ты себя и выдала, — смеется Билли, сжимая коленями голову Джины. — Парфюм от Рут! Так я и думала, что ты и у нее сосала! Выкладывай, лживая сучка… ты ведь позволила ей поставить тебя на колени, а?

— Я… я только чуть-чуть… — вынуждена сознаться Джина.

— Чуть-чуть!.. Тебя следовало бы посадить на поводок, как собачонку, чтобы не бегала повсюду с высунутым языком! Ну погоди… пусть только Рут появится у нас, я заставлю тебя высосать ее перед всеми… и мне наплевать, кто это увидит! Давай же, где твой язычок? Лижи! Так… так… достаточно… теперь пососи сзади.

Джина не спорит. Билли поворачивается и сует задницу прямо ей в нос. Джина кладет ладони ей на ляжки и лижет… зад, бедра… даже ступни…

Дальше терпеть нет сил… надо срочно вставить. Мой дружок уже вышел на тропу войны: распустил перышки и ведет себя так, словно вот-вот закукарекает. Мне терпения, может, и хватило бы, но он на такое не способен… да и где там — у него головка ведь не для мозгов.

Подкрадываюсь незаметно, так что сучки замечают меня слишком поздно — я уже на них. Билли поворачивается первой, и я обрушиваюсь на нее. Запрыгиваю на диван и размахиваю членом у нее под носом.

Билли он, похоже, совсем неинтересен, однако я обхватываю ее, как обезьянка столб, и тычу в лицо. Тоже не нравится. Ничего, меня такие детали уже не волнуют. Хочет или не хочет, но возьмет. Вожу концом по красному рту, смачиваю губы. Джина смотрит на нас откуда-то из-под задницы Билли, но — вот хорошая девочка — не отвлекается по пустякам и продолжает сосать.

Сопротивление приходится ломать, хотя и не хотелось. Впрочем, Билли, считая себя почти мужчиной, не может не испытывать ко мне сочувствия… Раскрывает губки… впускает… и начинает сосать.

Пока я раздумываю, стоит ли разрядиться ей в рот или есть другие варианты, на диван залезает Джина. Требует трахнуть ее, говорит, что расходовать энергию такого молодца на Билли просто позор, потому что Билли все равно не оценит стараний.

— Тебе нравится моя шлюшка? — спрашивает Билли. — Подожди, я еще сделаю из нее настоящую суку.

Что она имеет в виду, мне не совсем понятно. Джина и без того настоящая сучка… и трахаться умеет. Не знаю, что там у Билли на уме, но лучшее, как известно, враг хорошего. Начинаю дрючить Джину… она подмахивает и одновременно пощипывает груди подружке.

Билли хочет, чтобы ей отсосали, поэтому мы переворачиваемся… она подставляется… Джина присасывается, а я вытягиваю шею, чтобы ничего не упустить.

Джине нравится, когда за ней наблюдают, и Билли она обрабатывает не за страх, а за совесть… вылизывает лужайку, манипулирует языком и не забывает обо мне. Нос у нее мокрый, по подбородку стекает сок… время от времени она издает звук, отдаленно напоминающий тот, что случается в сливном бачке. Звук настолько хорош, что я и сам пытаюсь ей подражать. Кусаю Билли за задницу, потом смачиваю палец в ее пизде и пытаюсь пощекотать рядом с тем местом, к которому приникла Джина.

Билли угадывает мое желание… поворачивается и подставляет Джине зад, таким образом отдавая в мое распоряжение то, что похоже на болотистый лужок. При этом она вовсе ничего мне не навязывает, а только предлагает и ждет. Ладно, сейчас не до формальностей. Мы с Джиной переглядываемся. Засунул я фута на три, в крайнем случае не меньше чем на два с половиной, и мы оба так раскочегарились, что готовы на все.

Джина вытягивает язык и медленно, демонстративно ввинчивает Билли в задницу. И еще раз. Потом, не дав мне времени на размышление, наклоняется и впихивает его в мой рот. Мерзкая тварь! Оскорбленный, я не могу придумать ничего лучше, как облизать Билли пизду и вывозить ее собственным соком… но мысли так и остаются мыслями.

Пизда Билли издает чудесный запах. Утыкаюсь в нее носом и несколько минут просто вдыхаю. Если это "Цветущий апельсин", как утверждает Джина, пусть так и будет… впрочем, мне этот запах больше напоминает запах чистой, свежей пизды. Целую источник и облизываю. Наши с Джиной языки встречаются. Мы оба сосем. Билли сходит с ума…

И вдруг кончает. Кончает и выпускает реку сока. Одному мне с таким потоком не справиться, поэтому, отхлебнув, я отстраняюсь, Билли поворачивается, и Джина заглатывает свою порцию.

С Джиной творится неладное. Начинает дико хохотать, и я уже опасаюсь истерики… Хлопаю ее по заднице.

— Не беспокойтесь, офицер, — хихикает она, — я кончу тихонько.

Так и получается… тихо и почти незаметно. Я тоже не задерживаюсь… выплескиваю в нее и прижимаюсь губами к пизде Билли. Черт, эта лесбиянка и ее подружка устроили мне настоящий праздник… первый за последние недели.

Все. Поезд дальше не идет. Конечная остановка, все выходят. И я уже не помню, когда взошел на эту карусель, и не знаю, почему меня высаживают именно здесь. Что ж, везде хорошо, где мы есть. Вся штука в том, чтобы не закружилась голова и чтобы, сойдя, вы не шатались, а могли идти по прямой. Сюда — на колесо обозрения, туда — на американские горки. И уж они несут вас в никуда, да так, что только дух захватывает.

Прихожу в газету и получаю тот самый листок, который всегда ждал, но получить не рассчитывал. Выходное пособие в расчете за две недели. Его как раз хватит для оплаты мелких счетов, скопившихся за последний год. После чего я останусь при своих.

Самое забавное, что уволили меня за историю, которую я не писал. По крайней мере так мне сказали. Появилась какая-то статейка о ком-то, у кого есть высокопоставленный друг. Саму статью я и в глаза не видел, но начальство приписало ее авторство мне›. Произошло это все в один из тех дней, когда я помогал Сэму бороться с алкоголем, а так как справки об отсутствии на работе у меня нет, то списали все понятно на кого… чего еще ждать от такого дерьмового листка? Дергаться и бить себя в грудь, конечно, бесполезно. Достигнешь только того, что вышибут какого-нибудь бедолагу с женой и восемью ребятишками. Так всегда… именно бедолаги с женой и кучей детей выполняют за других работу, а потом трясутся от страха, если что-то происходит. Ладно, я долго получал чеки, не делая практически ничего, и вот теперь за то же самое получил под зад. Невероятно.

И иду к столу — надо очистить рабочее место. Очистить не получается… в столе пусто… я и не клал туда ничего. Хотелось бы на прощание вставить той надменной блондинке, что появляется иногда в офисе, строя из себя недотрогу, но ее не видно.

На улице меня вдруг охватывает восхитительное чувство. Я никогда не проводил в конторе больше часа в день, но только сейчас испытываю восторг подлинной свободы. Бреду неспешно по улице, размышляя, куда бы податься в первую очередь… как школьник, прогуливающий уроки. Отличный день… все прекрасно…

И вдруг осознаю, что, заплатив за квартиру, окажусь полным банкротом. Решаю пойти к Сэму. Сэм что-нибудь предложит… да и оторваться с ним можно. Черт, я же могу работать на него… могу даже вытянуть его из дурацкого бизнеса с фальшивыми предметами искусства, которые втюхивает ему Карл, но только это уже в крайнем случае.

Поворачиваю к отелю, прикидывая, что бы продать Сэму. Или, может, просто сказать, что из-за него меня выперли с работы… что на нем моральная ответственность… пусть содержит. В общем, причин для беспокойства нет.

Звоню… ничего… Звоню еще. Поворачиваюсь, и в этот момент дверь открывается, и передо мной предстает Сэм в пижаме и изрядном подпитии.

— Входи… входи… — кричит он. — Один или с друзьями? Заводи всех!

Закрывает за мной дверь, берет со стола бутылку и ведет меня в спальню.

— Она здесь… Иди и трахни ее.

О ком он говорит? Я не знаю. Может, о Тане? Но нет, речь не о Тане. На кровати, совершенно голая, лежит Энн.

— Давай… вздрючь ее, — не унимается Сэм.

— Послушай…

— Только не говори, что она того не стоит. Я знаю, что стоит. У меня и доказательства есть! — Он выхватывает из ящика стопку каких-то бумажек и сует их мне под нос. Бумажки оказываются фотографиями — теми самыми, с вечеринки в квартире Энн. Сэм оставляет карточки мне и идет к кровати. Бросаю взгляд на дверь — надо убедиться, что при необходимости отсюда можно быстро свалить, — но, похоже, он не собирается палить из пистолета или что-то в этом роде. Сэм всего лишь стаскивает Энн с кровати и подталкивает ко мне.

— Отсоси у него, блядь! — орет он. — Давай! Я видел снимки… теперь хочу посмотреть, как ты это делаешь!

Энн тоже изрядно набралась. Покачиваясь, делает шаг в моем направлении и опускается на колени. Я пытаюсь отступить, но она уже обхватила меня за ноги… тянется губами к ширинке… возится с пуговицами…

Жуть! Сумасшествие! На какое-то время я замираю. Кто здесь свихнулся? Они? Или я? Ошалело смотрю, как Энн вытаскивает мой член и начинает его облизывать… потом берет в рот…

— Снагглс! — ревет Сэм.

Из соседней комнаты вприпрыжку вбегает Снагглс. Тоже голая, однако не испуганная. Это хороший знак… если бы Сэм совсем спятил, девчонка бы уже писала в штанишки.

— Иди сюда, к кровати, — приказывает он. — Ты тоже, Альф. Давай, выеби их обеих… ты ведь уже делал это. А потом я выебу их обеих… я тоже это делал.

— Послушай, Сэм, — говорю я. — Что это все значит? Что здесь происходит?

— А ты удивлен? Старина, это же Париж! Париж, где все может случиться, где ты узнаешь о себе такое, чего никогда не знал! О себе и своей семье! — Он притягивает Снагглс, и она хватает его член. Сэм сажает ее на колени и запускает руку ей между ног, при этом не переставая орать. — Я хочу познакомиться с твоими друзьями, Альф… с Эрнестом и Сидом. И тем педиком, братом Тани… Интересно было бы посмотреть, как педик трахает мою жену! Может, потом он и у меня бы отсосал, а? Приводи их всех… всех, кроме ублюдка Карла. Хочу познакомиться со всеми, кто трахал за меня мою жену!

Шлепает Снагглс по заднице и кричит, чтобы Энн подошла и пососала у него немного. Потом решает, что будет еще лучше, если они сделают это вдвоем, по очереди.

— Устроим сегодня большую вечеринку, Альф. С лесбиянками и прочим… оказывается, кто-то по имени Билли уже приобщил мою жену к таким забавам! И мою дочь тоже! Да-да, не забыть бы про Снагглс! Всем шампанского и каждому по пизде! Приглашу Таню… и Александру! Я покажу Парижу, как надо веселиться!

— Сэм, по-моему, ты делаешь ошибку…

— Хватит, Альф! И… почему ты никого не трахаешь? Ты же понимаешь, что на двух у меня не хватит сил… если бы они не отсасывали друг у дружки, я бы уже надорвался!

— Сэм, послушай, если ты будешь так себя вести, дело кончится большими неприятностями. Надо думать о бизнесе…

— О бизнесе? О каком таком бизнесе? У меня нет никакого… а, ты имеешь в виду то, что мы затеяли с Северином? И тем гаденышем Карлом… Знаешь, этот ублюдок Карл действует мне на нервы. Нет, с ними покончено…

— Но, Сэм, что ты, черт возьми, собираешься делать?

— Делать? Я собираюсь веселиться. Собираюсь выяснить, что представляют собой эти две сучки. Я из них все вытяну, до самых гнусных подробностей! Похоже, вам, парни, удалось немного подзаработать на этой бляди, моей женушке… может, я и сам попробую… Нет, придумаю что-нибудь получше. А потом… знаешь, что я сделаю потом? Разукрашу обеим задницы и увезу в Америку! Хотели Парижа? Я им такой Париж покажу!..

Стою с обвисшим членом и не знаю, что делать дальше или что сказать. В эдакий переплет я еще не попадал… даже не думал, что такое бывает. Меня не оставляет чувство, что у Сэма не все в порядке с чердаком. Спрашивает, не хочу ли я посмотреть, как Энн и Снагглс забавляются друг с дружкой.

— Сэм, у меня нет сейчас времени. Я только собирался сказать, что меня выкинули из газеты…

— Так ты теперь без работы, да? Что ж, рано или поздно они должны были тебя застукать. Сколько хочешь занять?

— Сэм, я не хочу ничего занимать. Просто хочу, чтобы ты дал мне немного денег.

— Ну вот, разговорился! Давай, попроси! Сколько тебе надо? Только скажи в долларах.

Он уже размахивает чековой книжкой. Пользуюсь моментом и называю сумму вдвое большую, чем нужно для того, что я собираюсь сделать. Потом перевожу во франки. Хватаюсь за чек, как утопающий хватается за большую спасательную лодку.

— Надо будет еще, приходи завтра. Да, послушай, ты же заскочишь вечерком… поможешь мне отдрючить этих двух сучек?

Бегу к двери, спеша покинуть этот сумасшедший дом, пока Сэм не передумал. Выскакиваю на улицу и бегу к такси — надо успеть в банк. Я бегу и не собираюсь останавливаться. Я буду бежать, пока не куплю билет до Америки и не сяду на пароход. А когда попаду в Америку, снова побегу. Я бегу и не собираюсь останавливаться, пока не окажусь по другую сторону океана от Сэма Беккера, Энн, Снагглс, Тани, Александры и всех прочих сбрендивших сучек, которые последний год постепенно сводили меня с ума. Я бегу в Америку и там, в Америке, я куплю, закажу или сварганю сам надежную механическую пизду, трахательную машину, которая будет работать от электричества и которую можно запросто, вырвав шнур из розетки, отключить в тот самый момент, когда начнут плавиться предохранители и в воздухе потянет бедой.