Самая страшная книга 2015 (сборник) Гелприн Майкл

– Мне мама рассказывала. Клуб закрыли, когда директора школы обвинили в том, что он изнасиловал и убил шестерых подростков! Дядю Егора арестовали. Я видел, что тут вокруг все разрушено и разбито. Только пустой зал… и ты каким-то образом…

– Хочешь «Юпи»?

– Что происходит?

– Видеосалон работает, – ответила Наташка. – Можем посмотреть «Техасскую резню бензопилой» или «Хеллоуин». Двести пятьдесят рублей…

– Что, блин, происходит?

– Я скучала по тебе. Поэтому решила написать письмо. Я гадала, что будет, если ты приедешь. Понимаешь, если бы ты не приехал, если бы у тебя было все хорошо, и ты бы подумал, что письмо – это просто чей-то розыгрыш, я бы смирилась и еще сто лет проходила эти хреновы уровни в «Танчиках». А что делать, если ты будешь вот так стоять здесь? Я не ожидала. Не верила в такое счастье. Я ведь хотела остаться с тобой навсегда. С того самого вечера.

– Но ты так и не ответила на мое письмо!

– Глупый, – отозвалась Наташка и вдруг неуловимо быстро оказалась рядом со Стасом. Он заметил, какая нежная и молодая у нее кожа. Уловил легкий аромат духов. – Я бы с радостью написала, если бы могла. Но обстоятельства изменились.

Наташка положила руки Стасу на плечи и заглянула ему в глаза. Взгляд ее заставил Стаса задрожать – от жгучего желания прикоснуться губами к ее молодым губам.

Она проговорила:

– Я все расскажу, – и поцеловала Стаса так сладко, что он едва не потерял сознание.

Чем больше бабушка сходила с ума, тем чаще отсутствовал папа. Иногда его не было по несколько дней, и жизнь один на один с бабушкой делалась невыносимой. Наташка предпочитала возвращаться домой из видеосалона поздно, когда бабушка уже спала.

Папа приходил молчаливый и спокойный, подолгу лежал на диване в зале и смотрел телевизор, ни на что не реагируя. Послушно ел кашу из вареной тыквы и выслушивал причитания своей матери о том, какая Наташка растет неуправляемая, и что с этим надо делать. Бабушка считала, что Наташка вырастет или проституткой, или наркоманкой. Мнения самой Наташки при этом никто не спрашивал.

Потом папе надоедало, и он снова уходил, чтобы успокоиться. Наташка часто уходила следом. Она мечтала подойти к папе на улице и предложить ему вдвоем сбежать из городка, оставив бабушку. Однажды она даже едва это не сделала. В тот вечер она шла позади папы метрах в тридцати и, вдруг решившись на разговор, начала ускорять шаг, чтобы догнать его. Но, когда Наташка была так близко, что могла взять отца за руку, тот неожиданно свернул в какую-то подворотню и растворился в темноте. Она последовала за ним, еще ни о чем не подозревая, но уже твердо решив проследить за папой до конца. Заметила, как он исчезает за следующим поворотом. Догнала, стыдливо прячась. Папа выныривал из одной подворотни и исчезал в другой. Петлял, бродил кругами, торопливо проходил мимо освещенных подъездов и старался избегать фонарей. На улице наступила ночь, папа кружил по городу уже второй час. Наконец он остановился у недостроенного здания спортивной школы, постоял немного, запустив руки в карманы, и зашел внутрь. Наташка, недолго думая, поспешила следом. Она часто играла тут с подругами в прятки, поэтому знала лабиринты недостроенных секций и залов наизусть.

Где-то в темноте заблестел огонек зажигалки. Наташка ориентировалась по нему. Она слышала, как папа идет впереди.

В какой-то момент стало светлее, зажигалка погасла. Наташка видела папин силуэт. Она шла осторожно и тихо, чтобы отец ее не заметил. Она не знала, что он тут делает и зачем пришел, но понятно же было, что просто так люди на заброшенные стройки не забираются.

Свет сделался ярче. Наташка различила бетонные стыки подвального помещения – небольшого закоулка, из которого был только один выход. На низком щербатом потолке раскачивалась электрическая лампочка. У одной из стен сидел подросток. Наташка его узнала, это был парень из девятого класса, он отлично играл в баскетбол. Мальчишка был обнажен по пояс, руки и ноги смотаны веревкой и завязаны между собой в смыкающий узелок спереди. Рот заткнут тряпкой. Левый глаз разбит и набух. Струйка крови текла по щеке к скуле.

Наташка застыла в темноте, пытаясь понять – додумать! – что здесь творится. Она увидела папу. Тот подошел к подростку и стоял над ним, не вынимая рук из карманов.

Папа сказал:

– Пожалуй, ты будешь пятым.

Он произнес это с небрежностью и даже ленцой в голосе. Будто расставлял на полке книги и решал, куда же поставить томик Эрла Стенли Гарднера.

Вот только дальнейшие его действия не отличались небрежностью и ленью.

Папа достал из кармана нож с откидным лезвием. Дома он этим ножом срезал с сала корочки, которые так любила грызть Наташка.

Папа нажал на кнопку. Лезвие бесшумно выскользнуло.

Папа взял подростка за волосы и несколькими быстрыми движениями срезал с его лица кожу. Он провел лезвием по часовой стрелке – по лбу, по щеке и скуле, под подбородком, по другой щеке. Будто счищал кожуру с апельсина. Брызнула кровь. Парень задергался, замычал истошно, до хрипа, захлебываясь криком.

Папа взялся пальцами за надрез над глазами и рванул кожу вниз.

От чавкающего, рвущегося звука Наташка вскрикнула. Вдруг скрутило живот, и ее стошнило. Перед глазами поплыло. Выпрямившись, она увидела, что папа смотрит на нее. В его глазах не было удивления или растерянности. Это был взгляд того самого папы, который приходит домой и валяется на диване перед телевизором. Того папы, который ест морковку и не обращает на бабушку внимания. Папы, которому все равно.

Тогда Наташка бросилась бежать. Во рту было кисло от рвоты, в животе кололо. Казалось, что она слышит за спиной хриплое дыхание отца.

Наташка выскочила на свежий воздух, ветер обжег ее разгоряченные щеки. Она бежала без остановки несколько кварталов, не оглядываясь и стараясь не думать о том, что папа может ее догнать. На глаза навернулись слезы. В какой-то момент она споткнулась и упала, содрав в кровь колени. Поднялась, побежала дальше, прихрамывая. В какой-то момент оказалась около школы и свернула к пристройке, к двери с надписью «Секция по боксу». Не раздумывая, почти не отдавая себе отчета в своих действиях, купила билет в видеосалон, прошмыгнула в темноту зала. Сеанс уже шел. Людей было немного, несколько рядов стульев пустовало. Здесь Наташка чувствовала себя в безопасности. Не первый год она прятала в видеосалоне свои несчастья. Тут можно было успокоиться и все хорошенько обдумать.

Наташка смотрела в телевизор, не понимая, что за фильм там идет. Был бы здесь Стас, он бы решил проблему. Он бы подсказал, как быть.

А ведь она до сих пор не ответила на его письмо…

Внезапно где-то сбоку вспыхнул тонкий луч фонарика, забегал по залу, кого-то выискивая. Наташка подавила острое желание вскочить и броситься прочь из видеосалона.

Мало ли кого могут искать в этой темноте?

Свет фонарика погас. С экрана гнусавый голос сказал:

– Мне искренне жаль вас!

В этот момент тяжелая рука легла на ее плечо. Сердце Наташки заколотилось. Она хотела закричать, но из горла вырвался лишь сдавленный тонкий писк.

– Прости меня, пожалуйста, – шепнул в ухо папа. – Я не могу так больше жить. Ты будешь у меня шестой.

Он зажал дочери рот ладонью и воткнул ей нож в сердце – прекрасно зная, где оно находится. Наташка почувствовала солоноватый привкус его потной ладони у себя на губах. Жизнь утекла стремительно, за считаные секунды. Наташка умерла, сидя на стуле в четвертом ряду, все остальные места в котором в тот вечер пустовали.

Так ее и нашли после окончания сеанса, в луже крови, с упавшей на грудь головой. Светлые волосы прилипли к щекам. Рот был приоткрыт.

– Мама рассказала тебе, что в городе исчезли шесть подростков, – шепнула Наташка на ухо. – Так вот, исчезли только пятеро. Шестой жертвой была я. Трупы пятерых мальчишек нашли позже, почти год спустя, в сопках. Их изнасиловали, а с лиц содрали кожу. Смертельные раны были нанесены в сердце – точно таким же ударом, каким убили и меня.

– А директор? – спросил Стас.

– Он попал под горячую руку. Сначала взялись за дядю Егора, ведь это он проводил сеанс, на котором меня убили. Но у него на момент моей смерти было алиби. Поэтому взяли директора. А пропавшие мальчишки все учились в одной школе, и директору уже было не выкрутиться. Правосудию все равно, кого наказывать. Главное, что убийства прекратились.

Она замолчала, ласково перебирая тонкими пальцами волосы Стаса.

– Я видел дядю Егора.

– Такой же мечтатель, как и мы с тобой. Вечный киноман и кинолюб. Ждет неприкаянные души и продает им билеты на последние сеансы.

– Я тоже, получается, пришел на последний сеанс?

Наташка спросила:

– А ты сам как думаешь? Ты же приехал. Бросил все и приехал.

– Было бы что бросать.

– И ты ведь сразу поверил…

– Не забывал ни на секунду…

Он осмотрел игровой зал – телевизоры, приставки, желтые картриджи, которыми была забита сетчатая коробка из-под мусора. Где-то на столе валялись пакетики «Юпи» – много виноградного напитка с характерным привкусом на нёбе.

– Я бы остался с тобой навсегда, – решил Стас.

Какая же все-таки Наташка молодая и красивая! Он снова залюбовался легкой прозрачностью ее кожи, тонкими чертами лица, изяществом ее движений. Немного сбивала с толку дыра в рубашке на уровне груди – дыра с лохматыми краями.

– Давай пройдем тот проклятый уровень в «Чипе и Дейле»? – предложила Наташка. – А потом вернемся в зал и досмотрим «Еву-разрушительницу». Фильм – полная чушь, но интересно, чем закончится.

– Всегда готов.

Что-то кольнуло сердце Стаса, когда он садился у стены. Наверное, это игла любви. Та самая, о которой он мечтал много-много лет.

Наташка села рядом, протянула второй джойстик.

Спустя мгновение они увлеченно играли, не обращая внимания на выбитые окна, на осколки стекол, лужи, мусор, грязных бомжей, спящих в углу, на то, как в рваную крышу заглядывает луна, на висящую на одной петле дверь, куски кирпичей на полу, разбитые телевизоры и горы пивных банок.

Двое были счастливы и связаны этим странным словом – «навсегда».