Сложенный веер (сборник) Плэт Сильва

– Я знаю, что такое дуэм. Лорд Дар-Халем потому и отправил сына на Анакорос, что хотел избежать этого.

– Вы знакомы с отцом Хьелля? – Лисс хватается за соломинку.

– Нет. Никогда в жизни с ним не разговаривал. Мне все это рассказал человек, через которого он передал свою просьбу. Просьбу, кстати, не вполне законную. Вероятно, зная, что этому человеку я не могу отказать.

– Но вы же можете поговорить с этим человеком…

Командор Разумовский начинает орать совершенно неожиданно и без всякой артподготовки. Он просто вскакивает, во весь свой немаленький рост нависает над Лисс и гремит так, что ей становится страшно.

– Да не могу я ничего! Я вообще ни-че-го не могу в этом секторе! Мне нельзя близко там появляться! Я там такого наворотил!.. Я удивляюсь, как меня еще за это…

Замолкает он так же неожиданно, опускается на бревно рядом с онемевшей Лисс, прячет от нее глаза за загорелой ладонью и хрипло шепчет:

– Я там такого наворотил, Лисс, что мы еще десять лет не расхлебаем… а ты просишь. Просто зараза какая-то этот сектор… что они с нами делают… что они излучают такое, что человеку нашему, земному с этим не справиться. Закрыть бы их для контактов к чертям собачьим. Не могу, даже в Совет выйти не могу ни с одним предложением по этой язве вселенской… опухоли галактической…

Он беспомощно машет рукой, поднимается и, что-то бормоча под нос, не оборачиваясь, идет к дому. Впервые Лисс не хочется идти вместе с ним.

Сид Дар-Эсиль одиннадцать лет назад

Когда-то давно молодые дары Халема строили свой замок с оглядкой на не первую сотню лет стоявшую на болотах крепость древнего рода Эсилей. Поэтому, хотя один замок годится другому в дедушки, устроены они почти одинаково. И взлетев с вымощенного черно-белыми плитками балкона в Дар-Эсиле, открывающегося в просторный парадный зал, вскоре отец и сын приземляются на точно таком же балконе, с так же распахнутыми – только в каминный зал – окнами. Сид встряхивает головой, прогоняя из глаз последние клочья тумана.

В красных отблесках пламени в креслах у камина – два знакомых силуэта с распахнутыми крыльями. Черные орады сброшены на пол. На деревянном столике – доска с фигурами. Отец и сын Дар-Халемы играют в триканью. Судя по всему, дела у Хьелля идут из рук вон плохо: он сидит лицом к балкону, и, выступая в круг света из травянистого полумрака июльской ночи, Сид сразу замечает намотанную на крючковатый нос длинную черную прядь. Такие манипуляции с волосами Хьелль совершает для подкрепления интенсивной работы мозга. Или при полном ее отсутствии.

Старший Дар-Халем, не оборачиваясь, вытягивает руку с мечом, до этого прислоненным к креслу, в военном приветствии:

– Охаде!

И Сид не может удержаться, хотя он только что обещал отцу.

– Охаде! – короткий придворный меч взвивается в воздух.

Лорд Дар-Эсиль недовольно фыркает, проходит, придвигает себе кресло, садится. Сид смущенно остается стоять у балконной двери.

– Хьелль! – резко командует старший Дар-Халем.

Хьелль поднимает глаза от доски, рассеянно улыбается, будто не осознавая, кто перед ним. Потом порывисто встает, бежит, обнимает, молча поглаживает под крыльями. На нем необычная черная безрукавка с глубокими вырезами. Волосы забраны вверх с помощью какого-то приспособления, которое Сид видел на Когнате у девчонок из Внутреннего кольца. Он вытянулся, но Сида не догнал – тот тоже не терял времени даром. От друга пахнет оружием, хорошим вином, теплом камина.

– Ну хватит уже разглядывать друг друга, как две деле, – ворчит лорд Дар-Эсиль.

– Необыкновенно уместное и тактичное замечание. Вполне достойное твоей придворной карьеры.

Как Сид ни занят разглядыванием друга, как ни поглощен ощущением сильных рук, в радостном узнавании пробегающих у него по спине, по волосам, по крыльям, он чувствует некоторую напряженность, возникшую между старшими дарами. Может быть, они в ссоре? Но тогда бы отец не стал с разбегу скакать с балкона.

Сид уже давно знал, что в присутствии сурового мечника Дар-Халема его отец, обычно отстраненно-ироничный либо аристократически-сдержанный, часто превращается в мальчишку, бесшабашно выделывающего в небе любые фокусы. Им с Хьеллем было лет по пять, когда как-то, проснувшись утром здесь, в Дар-Халеме, они явились в каминный зал раньше, чем от них ожидалось, и обнаружили хозяина замка стоящим на балконе и со смехом смотрящим в небо, где лорд Дар-Эсиль, тогда уже лорд-канцлер Аккалабата, закладывал такие виражи, что захватывало дух и сосало под ложечкой. Выражение на лице у по-медвежьи кряжистого Дар-Халема, широко раскинувшего руки на балконных перилах, было непередаваемое.

Имея в виду это выражение лица, трудно было представить, что должен был сотворить лорд Дар-Эсиль, чтобы заслужить такую холодность, которая прозвучала в голосе старшего дара Халема. Но не успел Сид толком подумать об этом, пока Хьелль подталкивал его к столу и гостеприимно усаживал в собственное кресло, как лоб лорда разгладился и он уже совсем с другой интонацией произнес:

– Я рад, что ты вернулся, малыш. Завтра с утра зайдешь в оружейную – нам привезли новые клинки из Умбрена – выберешь себе подарок по душе. И не стесняйся. А теперь – рассказывай.

Впервые за сегодняшний день Сид действительно почувствовал себя дома. Отец никогда не расспрашивал его о тех событиях в жизни, которым сам не был свидетелем, предпочитая судить о том, чего не знал о собственном сыне, по его будущим поступкам, а не по рассказам о произошедшем. Если старший Дар-Эсиль не мог присутствовать на состязании молодых мечников, где сражался Сид, пытаться проинформировать его о чем-нибудь, кроме конечного результата, было бесполезно. Отец Хьелля, напротив, всегда усаживал Сида рядом или напротив, подпирал рукой тяжелую голову и слушал, пока у мальчишки было, что рассказывать.

Хьелль, все так же молча, притащил еще пару бутылок, принял из рук дворецкого какую-то закуску (лорд Дар-Эсиль невольно поморщился: почему Халемы так любят обслуживать себя сами, вечно ускользало от его аристократического миропонимания), с явным удовольствием смел со стола недоигранную триканью, расставил и наполнил бокалы. Поднял один из них вверх и нерешительно произнес, глядя не на Сида, а на отца:

– Мы рады. Правда, па?

Выпили. Сид начал рассказывать. Он уже знал из разговоров на званом вечере, что Хьелль вернулся с Анакороса раньше (то ли не справился с обучением, то ли соскучился по дому), поэтому старался не показывать превосходства. Кратко обрисовал учебную программу, доложил о своих успехах (он кончил в первой пятерке), не удержался и едко прошелся по некоторым странностям техномедийных цивилизаций, с которыми пришлось столкнуться. Рассказ для Дар-Халемов он репетировал всю дорогу домой в звездолете, предвкушая момент, когда сможет преподнести его людям, чье мнение было для него значимо. Поэтому история выходила сжатая, складная, наглядно демонстрировавшая, что Сид Дар-Эсиль не зря три года провел вдали от дома.

Лорд Дар-Халем слушал, одобрительно кивая, иногда вставляя краткие замечания и вопросы. Хьелль притаскивать себе кресло не стал, уселся напротив Сида в ногах у старших даров, голову подперев кулаком, смотрел внимательно, слушал не перебивая. Дар-Эсиль старший подливал вина, любовался сыном сквозь пальцы, сложенные домиком, голову от удовольствия склонил набок…

– Ну, и сегодня мы приземлились, – закончил Сид. – А одна маленькая сволочь даже не подумала меня встретить…

– Сид, я не мог. – Хьелль подтягивается на руках вперед, кладет подбородок на столешницу. – У меня дуэм.

Хьелль Дар-Халем одиннадцать лет назад

– Почему я узнаю об этом вот так вот?.. А если бы я прилетел на полгода позже.

– На полгода позже, на полгода раньше… Какая разница?

Сид ковыряет новым кинжалом скамейку так сосредоточенно, будто в этом состоят государственные интересы Аккалабата.

– Ты был обязан мне сообщить.

– Я? Тебе? Обязан? – Хьелль нехорошо усмехается, вытягивает руку вперед, обхватывает запястье приятеля чуть выше перчатки, начинает выкручивать. – С какого перепугу?

Сид болезненно морщится, пытается высвободить руку, кинжал падает за спинку скамейки. Хьелль увеличивает нажим. Сид шипит:

– Пусти. Пусти – скажу.

Хьелль разжимает ладонь, ныряет куда-то вниз, достает кинжал, взвешивает его на ладони:

– Дурья башка, что ты выбрал? И отец не помог. Ладно, я подскажу, завтра поменяем.

Всем своим видом он показывает, что не ждет ответа на ранее заданный вопрос. Сид разминает запястье пальцами, демонстративно дует, трясет кистью.

– Видишь ли, – сообщает он нейтральным тоном. – Я твой лучший друг. Альцедо, почесать спинку и все в таком роде. И я старше тебя на полгода. Соответственно…

Договаривает он, уже лежа на спине посреди садовой дорожки. Хьелль сидит у него на животе, всей тяжестью рук навалившись на плечи.

– Я тебе сейчас почешу… спинку, – с нажимом выдыхает он. – Думать забудь.

– Соответственно, – невозмутимо продолжает Сид, выплевывая изо рта волосы, – я имею преимущественное право. С неограниченным сроком реализации. Хоть до восьмидесяти лет могу ходить девственником. Ты тоже.

Хьелль отвешивает ему сочную оплеуху. Сид даже не уклоняется.

– Извращенец.

– Приспособленец.

– Засранец.

– Пораженец.

За каждым выплюнутым оскорблением следует легкий шлепок по щеке. Наконец, Хьелль распрямляется, угрюмо смотрит в спокойные белые глаза.

– Я тебе губу разбил.

– Известное дело, все бы только портить.

– А ты хочешь починить? Ты хоть соображаешь, что он просто так тебе не уступит? Будь ты хоть не Дар-Эсиль, а кто угодно! У вас же родовая вражда! Тысячелетняя! Все из-за того же дуэма!

– Не уступит – будем драться. Слезь с меня.

– Не слезу. Лежи тихо. Так ты более открыт для взаимопонимания. Он тебя убьет.

– Так прямо и убьет?

– Так прямо и убьет. Криво убить тебя он не осмелится. Подослать наемного убийцу к молодому Дар-Эсилю вместо того, чтобы драться? Да королева ему ноги вырвет. Вместе с крыльями. Собственноручно.

– Слезь с меня.

– Сид, ты три года прохлаждался на Когнате. Сколько раз ты меч в руках держал за это время?

– Я не буду с тобой говорить, пока ты не слезешь.

Это фирменная интонация Дар-Эсилей, знаменующая конец переговоров. Хьелль понимает, что он может просидеть так до вечера, но Сид, даже если его пытать, не произнесет ни слова. Тогда он поднимается, отряхивает колени, убирает за уши волосы.

– Сука ты. Невоздержанная, – мрачно сообщает Сид, пытаясь заглянуть себе за спину и решить, можно ли показываться к ужину в таком ораде.

– От такой же и слышу. И от жадной и самовлюбленной притом.

– Эт-точно, – цедит Сид сквозь зубы, все еще выгибая шею назад.

– Снять и посмотреть не проще?

– Не учи, а? Раз в неделю, как минимум. А ты на Анакоросе?

Хьелль даже не сразу соображает, что ему снова отвечают на вопрос, заданный три минуты назад.

– Там вообще не давали носить клинки.

Сид понимающе цокает языком.

– И за сколько ты восстановился?

– Я-то? Сид, Чахи тебя забери, я – Дар-Халем, какое «восстановился»? Я вернулся, взял в руки мечи и встал против отца – он мне только орад порезал.

– Вот и потренируешь меня. Недельку-другую – сколько там проходит от вызова до боя? Надо в Регламент заглянуть.

Они идут по мощеной дорожке к дому. Вместе, но не рядом. Каждый почему-то прижимается к своему краю дорожки, и словами они перебрасываются как опасными предметами, готовыми взорваться.

У входной двери Хьелль останавливается, делает шаг навстречу Сиду.

– Сид, ты серьезно?

– Ох, Хьелль, – тот тоже шагает навстречу, притягивает его одной рукой, прижимает. Сид выше на полголовы, поэтому нос утыкается куда-то в район шеи.

– Ты же знаешь, единственная ущербность дипломатических способностей Дар-Эсилей состоит в том, что у нас полностью отсутствует чувство юмора. Через несколько минут мы с тобой в этом еще раз убедимся. Когда поставим в известность родителей.

При этих словах Хьеллю мерещатся два молодых тела, расчлененные на куски.

Сид Дар-Эсиль одиннадцать лет назад

– Кретин, – резюмирует лорд Дар-Эсиль с красноречивым жестом правой руки по горлу. – И это мой сын… Кретин и самоубийца.

– Может быть, ты заткнешься? – даже не повернув головы, ненавязчиво советует второй старший дар.

– Может быть, ты назовешь мне хоть одну причину, по которой мой мальчик… – лорд Дар-Эсиль поспешно затыкается. Причину, по которой его сын, единственный из всех даров, имеет право изменить судьбу своего лучшего друга, лорд Дар-Эсиль своими руками сотворил десять лет назад. Когда разрешил малышу Халему прийти и помочь Сиду во время первого альцедо.

– Я надеюсь, что вы не собираетесь… после того как…

Наглые мальчишки ухмыляются.

– Жить вместе? Не, пап, ты же знаешь, он непереносим в больших дозах. К тому же жена дипломата должна уметь танцевать…

Сид сгибается от удара локтем в солнечное сплетение.

Хьелль сдержанно улыбается.

– Вы всегда разбирались в людях, лорд Дар-Эсиль. Ваш единственный сын – кретин. И самоубийца. Еще один раз ляпнешь такое – я тебя сам прирежу, – сообщает он взъерошенному серебряному затылку.

– Цыц, мальчишки! Что-то вы разыгрались… – старший Дар-Халем встает так резко, что хлопают полы орада, и, чуть ли не отшвырнув в сторону кресло, которое по сравнению с ним кажется игрушечным, хотя лорд Дар-Эсиль практически утопает в таком же, стоящем напротив, лезет в угловой секретер за письменными принадлежностями.

Сид разглядывает его мощную спину, тяжелый затылок (наперекор придворному этикету, старший Дар-Халем носит коротко остриженные волосы, и никто не отважится сделать замечание лучшему мечнику Империи), прямую линию плеч… Как всегда, когда он видит перед собой словно закрывающую все поле зрения, монументальную фигуру лорда Дар-Халема или его крепкие, короткие пальцы, сжимающие меч, Сид осознает, насколько от него отличается Хьелль. У того будто не мускулы, а жильные струны нашиты прямо на кости и обтянуты кожей, а нервные длинные пальцы, кажется, не могут поднять не то что меч, но тонкую саблю, какие Сид видел на Когнате. Сид трясет головой, чтобы отогнать эти мысли: …надеюсь, вы не собираетесь… он непереносим в больших дозах… Нет, мы не собираемся.

– Ты уснул или передумал? – голос отца выводит Сида из отупения. – Сядь и пиши. Я продиктую.

Сид, как во сне, усаживается за стол, берет перо. Ох, неудобно-то как! Надо отдать должное техномедийным цивилизациям: простейшая гелевая ручка – венец прогресса по сравнению с аккалабатскими приспособлениями для письма. Пытаясь вспомнить, как правильно держать перо, Сид в то же время не может отогнать от себя мысль о том, что все происходит совсем не так, как он ожидал. Он думал, что старшие дары в худшем случае разбушуются, наорут на них (отец Хьелля мог и врезать) и посадят под замок на неделю для образумления, в лучшем случае – начнут его отговаривать. Нет, он не сомневался в своем решении, у него вся кровь кипела от мысли, что поганец Дар-Акила тянет руки к лучшему, к главному, что у него есть. Но внутреннее ощущение собственного героизма, хоть и маленькое-маленькое, все же присутствовало.

Отцы же восприняли его решение как совершенно естественное, поругались умеренно, и вот теперь он сидит за столом в замке Дар-Халемов и пишет верховному лорду Дар-Акила, что, мол, так и так, ты старая свинья и сволочь, пшел прочь от моего Хьелля, а то я задушу тебя голыми руками.

– …и согласно статье 8 пункт 5 Основного Регламента… Сид, не спи, поставь точку. После Регламента. С глубочайшим почтением, лорд Сид Дар-Эсиль.

– Папа, с каким почтением?!!

– С глубочайшим. Или величайшим, если тебе так больше нравится.

– Мне никак не нравится.

– А, ну тогда напиши: «Пошел прочь, грязный подонок»… Королева будет в восторге, и наша потомственная должность лорд-канцлера перейдет от меня к тебе прямо завтра.

Откуда-то из-за плеча хрюкнул Хьелль. Сид еще раз перечитал бумагу, поставил дату, подписался и начал складывать. Почувствовав на себе напряженный взгляд отца, поднял голову. Хьелль за плечом пошевелился неуютно.

– Сид, ты забыл…

– Что я забыл?

Лицо лорда Дар-Эсиля стало каменным.

Хьелль умоляюще зашептал под ледяным взглядом лорд-канцлера:

– Сид, там в конце, когда лорды пишут друг другу…

Сид похолодел. Три года дипломатической академии. Коту под хвост. Вот, о чем сейчас должен думать его отец.

«Хвала королеве!» – приписал быстро и твердо. Сложил, протянул отцу. Тот запечатал перстнем с гербом Дар-Эсилей, перебросил через стол Дар-Халему. Тот снова, вместо того чтобы вызвать слугу, сам вышел в коридор.

– Вон отсюда! – лорд-канцлер орал редко, но если уж он повышал голос, то это был даже не ор, а грохот.

Сид, еще более бледный, чем обычно, вслед за Хьеллем вывалился из комнаты.

Старшие дары Халема и Эсиля одиннадцать лет назад

– И чем ты недоволен? – лорд Дар-Халем облокотился на спинку кресла, в котором устроился лорд-канцлер, и издевательски щурится, заглядывая сверху вниз в глаза и помахивая у того перед носом бутылкой с желтой этикеткой. – Вероятно, не возможностью прикончить последнюю представительницу позапрошлогоднего урожая. В последние два года эгребское, сам знаешь, совсем не то.

Лорд-канцлер задумчиво кивает. Но отвечает совсем не на вопрос:

– Знаешь, я бы не стал делать этого для тебя…

– Тебе и не нужно было. Тогда в Кимназе творилось такое… война просто должна была затянуться. У королевы не было выбора, кроме как женить нас на своих сестрах и отправить махать мечами. Ни о каком дуэме не вспоминали еще года два.

– Не повезло нашим мальчишкам.

– Да. Корвус… (Старшего Дар-Эсиля зовут так же, как знаменитого предка). А ведь Акила откажет.

– Я знаю.

– Ты же не позволишь своему… У парня нет ни единого шанса. Акила его в куски порубит.

– Хммм? Ты так думаешь?

– К гадалке не ходи. Дар-Акилы – третьи мечники Аккалабата, после нас и Пассеров.

– Я не об этом. Ты, действительно, думаешь, что я ему не позволю?

– Корвус, ему шестнадцать лет, и он будущий лорд-канцлер Аккалабата. Это… – лорд Дар-Халем ворочает на языке любимое слово даров Эсиля: —…непредусмотрительно.

– Именно потому, что он будущий лорд-канцлер. И даже очень предусмотрительно. Мальчишка не продержится у трона и дня, если за его спиной не будет мечей Дар-Халемов.

– И поэтому ты ему разрешаешь.

– И поэтому тоже. И, кроме того, я люблю твое эгребское, не знаю уж, откуда ты его достаешь в таких количествах… даже у меня уже нет.

– Я просто только с тобой пью. А ты вечно назовешь кого ни попадя…

– Это политика, милый, по-ли-ти-ка. Тебе не понять.

– Мне многого не понять, Корвус.

– Ну, а вот такую простую вещь, например. Предположим, твоего мальчишку уволочет Дар-Акила…

Лорд Дар-Эсиль морщится. Ему неприятно даже произносить это имя. Но он продолжает, покачивая в руке почти полный бокал:

– Мой – уедет жить в столицу. А мы с тобой, как старые верные друзья, по-прежнему будем собираться здесь у камина, пить твое эгребское… Может, Дар-Акила заедет… со своей деле.

Увернуться от прямого удара правой ему удается, даже не расплескав вино. Миг – и лорд Дар-Эсиль уже за спинкой кресла, в котором сидел только что. Качнул бокалом, рассматривая вино на свет, чокается в воздух, пьет до дна. Только расширенные зрачки выдают то усилие, каким лорд-канцлер оказался вне досягаемости летящего в лоб тяжелого кулака. Лорд Дар-Халем стоит, облокотившись на столик, из его груди вырывается хриплое дыхание.

– Корвус…

Лорд Дар-Эсиль останавливает его жестом. Спокойно возвращается в кресло, оправляет орад:

– Судя по разбитой физиономии Сида, когда они вломились сюда из сада, в вашей семье мордобитие – это наследственный способ поддерживать беседу. Почему, скажи, я не начинаю махать кулаками, когда слышу от своего лучшего друга, Дар-Халем… Лучшего! И единственного. «Ты же не позволишь ему… это не предусмотрительно»?

Лорд Дар-Халем несколько мгновений разглядывает свои руки. Глухо смеется:

– Это… непредусмотрительно. Корвус…

– Что?

– Прости.

– Проехали. Но неужели, правда, была последняя? – лорд-канцлер смотрит так жалобно, что хозяин дома всплескивает руками в шутливом жесте капитуляции и ловким движением извлекает из-за спины, из-за кресельных подушек такую же бутылку.