Меченый Бретт Питер
Я стояла неподвижно, как манекен для платьев, и безучастно смотрела на искры, вылетающие из-под его рук.
Вспыхнул трут. Кучка сухой хвои. Несколько мелких веточек. Горка веточек потолще и покрупнее. Заалел почти прогоревший уголек. За ним второй, третий, четвертый… Потом появился свет.
А в моей душе становилось все темнее и темнее. И в какой-то момент, поняв, что не ощущаю ни дуновений ветерка, ни холода, ни боли, я почему-то решила, что Вседержитель проявил ко мне милость, великодушно лишив способности ощущать!
Увы, это было только иллюзией – через вечность, когда я почти уверилась в том, что смогу умереть достойно, из разгоревшегося костра вылетел уголек. И пребольно обжег мне колено!
У меня подогнулись ноги, и я со стоном опустилась на землю. Прямо там, где стояла.
Бездушный тут же оказался рядом, подхватил меня на руки и перенес к костру. Потом посадил рядом с собой, снял с рогулек прутик с нанизанным на нем жареным мясом и протянул его мне:
– Кушайте.
Следующие минут пятнадцать я давилась мясом и пыталась понять, почему Меченый выбрал именно меня. Ведь мог же он пройти мимо Атерна и остановиться на ночь, скажем, в Геррене или Фьорне? Или прийти в замок тогда, когда в нем был отец? Мог? Мог! Но пришел к нам… Вернее, ко мне! И именно тогда, когда отец уехал в Аверон. А потом сделал первый шаг к моей душе, убив при мне несчастную «котобелку».
«Нет, все было не так! – поняв истинную причину моей беды, мысленно взвыла я. – Он пришел не ко мне, а в замок, то есть в место, где живет великое множество людей. И не конкретно за мной, а просто для того, чтобы найти жертву! А я сама заглянула в его глаза и тем самым сделала первый шаг в бездну Неверия…»
Тем временем Меченый расправился с очередным куском мяса, подкинул в костер дров и угрюмо посмотрел мне в глаза:
– Атерн захвачен. В столице – мятеж. Где вас могут приютить?
Я поняла, что ему надо! Поэтому закусила губу и отрицательно помотала головой:
– Нигде.
Нелюдь прикоснулся рукой к посоху, лежащему возле правой ноги, и ласково провел большим пальцем правой руки по Пути:
– У вас что, нет родственников? А у графа Корделла – друзей?
Намек был более чем понятен. Поэтому я зажмурилась и застонала: Бездушный устал. И хотел воспользоваться мной, как ключом к душам моих близких. Чтобы сократить себе Путь:
«…К концу своего пребывания на Горготе Нелюди настолько устают от боли, что готовы сделать все, лишь бы получить Темное Посмертие хотя бы на день раньше. Одни терзают свои жертвы по двое-трое суток, вторые убивают все, что дышит, а третьи, самые коварные, ищут того, кто сможет стать Проводником между ними и теми, кто верует во Вседержителя.
Проводник – это человек, единожды нарушивший одну из заповедей Изумрудной скрижали. Например, посмотревший в глаза Бездушному, выслушавший его или, что еще хуже, заговоривший с ним и… не покаявшийся! Сделав первый шаг к Неверию, он не успевает почернеть душой, поэтому кажется окружающим его людям чистым и безгрешным. И, привлекая к себе истинно верующих своим умом, красотой или обаянием, обрекает тех, кто слаб, на жуткую смерть в руках Бездушного…»
«Тех, кто слаб!!!» – мысленно воскликнула я. Потом открыла глаза и улыбнулась:
– Друзья – есть! Граф Грасс Рендалл…
Глава 9
Кром Меченый
Шестой день четвертой десятины второго лиственя
Улыбка, появившаяся на губах леди Мэйнарии, выглядела… торжествующей! Поэтому я невольно начал искать в ее словах какой-нибудь подвох. И… не нашел: о дружбе ее отца с графом Рендаллом слышал даже я; до имения последнего было сравнительно недалеко. И, даже не особенно торопясь, мы могли дойти до него еще до заката.
Мысль о том, что уже этим вечером я вырежу на своем посохе еще одну зарубку и тем самым сделаю еще один шаг к концу своего Пути, была настолько приятной, что я вцепился в древко и провел большим пальцем по пока еще гладкой поверхности. А потом изумленно посмотрел на баронессу: она смотрела на мою руку широко открытыми глазами и… тряслась от ужаса!!!
Я убрал руку и попробовал ее успокоить:
– Отведу. К графу Рендаллу. Обещаю.
Однако добился прямо противоположного результата – ее милость смертельно побледнела, невесть как удержалась на грани потери сознания, а через пару минут брезгливо прикоснулась пальчиком к своей груди и, не глядя мне в глаза, прошептала:
– Только в таком виде я к нему не пойду.
Я оглядел ее с головы до ног и мысленно с ней согласился: с растрепанными волосами и в застиранных рубашках с чужого плеча она была похожа не на дворянку, а на… Элларию! В тот момент, когда она, не успев проснуться, бросалась к маме, чтобы поменять мокрые простыни.
Воспоминание о родных было таким острым, что я скрипнул зубами и… в очередной раз напугал леди Мэйнарию – она дернулась, как от удара, и затравленно посмотрела на меня:
– В таком виде меня не пустят даже на порог!
– Купим. Платье. В Меллоре… – пообещал я. Потом встал, подобрал посох, закрепил его на спине и принялся складывать в котомку остатки еды…
В начале пути баронесса казалась мне легкой, как пушинка. Однако с каждым часом становилась все тяжелее и тяжелее и к полудню начала обрывать мне руки. Поэтому когда я выбрался на меллорский тракт и на мои сапоги начала налипать глина, мне срочно захотелось до ветру. А еще попить и перекусить – в общем, заняться чем угодно, лишь бы хоть на мгновение опустить на землю этот неподъемный груз.
Как назло, подходящее место все не находилось – обочина тракта была разбита колесами телег ничуть не меньше, чем проезжая часть. И чтобы не ставить леди Мэйнарию в грязь, мне пришлось возвращаться к опушке.
Вернулся. Опустил баронессу на трухлявый пень, выпрямил спину, расслабил руки и мысленно попросил Двуликого послать мне телегу, ослика или какое-нибудь еще попутное средство передвижения.
Бог-Отступник смотрел на меня. Видимо, очень внимательно, так как минут через двадцать пять, когда я справил все естественные потребности, поел, попил и даже слегка отсидел себе седалище, со стороны замка Атерн раздался перестук копыт.
Я на всякий случай несколько раз сжал и разжал кулаки, удостоверился, что руки меня слушаются, затем встал и снял со спины посох.
Оглядев троицу всадников, показавшихся из-за поворота, баронесса удивленно вытаращила глаза:
– Ой, Уголек!
Потом нахмурила брови и мигом оказалась на ногах:
– Это – конь Волода! По какому, интересно, праву они его…
Конца фразы я не дождался, так как она неловко наступила на больную ногу, зашипела и… неожиданно повернулась ко мне:
– Пожалуй, вести меня к графу Рендаллу не обязательно: обо мне может позаботиться брат Димитрий, духовник моего отца. Во-о-он тот монах, который восседает на коне моего брата!
Я мысленно поблагодарил Двуликого за заботу, нащупал место под новую зарубку и вслед за ковыляющей баронессой вышел на опушку.
Увидев нас, всадники осадили лошадей и переглянулись. Я сразу же напрягся – всадник на угольно-черном жеребце зачем-то полез в рукав сутаны, а его спутники одинаково повернули коней боком и одинаково отвели десницы к переметным сумам!
– Брат Димитрий, это я, Мэйнария! – воскликнула баронесса, и… я, увидев начало его движения, вбил ее лицом в грязь.
Болт, предназначенный для нее, свистнул над моим правым плечом. Тот, который летел в меня, пронесся в полутора локтях левее. А метательный клинок, брошенный братом во Свете, чуть не оцарапал шею!
«Ничего себе «не убий!» – возмущенно подумал я и, перебросив посох в левую руку, потянулся за своими ножами.
Слуга Бога-Отца оказался воином! Причем далеко не самым худшим: первый брошенный мною нож воткнулся в кулачный щит, сорванный им с седла! Второй пролетел над плечом, а третий… третий я догадался метнуть в его коня!
Несчастное животное тут же встало на дыбы, потом стало клониться на бок, и я, наконец, достал его хозяина. Всадив нож чуть выше среза голенища.
Грязное ругательство, сорвавшееся с уст орденца, на мгновение ввергло меня в состояние ступора – падая с коня, брат во Свете поминал Двуликого! Причем такими словами, как будто всю жизнь проработал вышибалой в таверне Серых или в Цветнике[70] самого низкого пошиба!
Потом до меня добежали его спутники, и мне стало не до раздумий.
Первая же атака в два меча чуть не отправила меня в Небытие: правый противник, поднырнув под удар концом посоха, атаковал меня в колено, а левый – в лицо!
Я вскинул правую ногу вверх, а клинок, летящий в переносицу, сбил в сторону серединой посоха и предплечьем. Вернее, серединой посоха и стальным прутом, вшитым в наруч. И тут же ударил «левого» навершием в висок.
Воин оказался быстрее, чем я думал. И почти увернулся – конец посоха чиркнул его под ухом и слегка зацепил край нижней челюсти. Впрочем, даже такого «легкого» касания хватило за глаза: воин пошатнулся, выронил меч и начал оседать на землю… А я не смог его добить, так как был вынужден блокировать шквал атак его товарища!
Удар в живот, в горло, во внутреннюю поверхность бедра, подсечка, разрыв дистанции, бросок метательного клинка, попытка войти в ближний бой… – воин вкладывался в каждое движение так, как будто оно было последним. И старательно поворачивал меня боком к своим спутникам. Вернее, к монаху, который успел выдернуть из ноги мой нож и, накрутив на ладони рукава сутаны и морщась от боли в пальцах, пытался взвести арбалет без поясного крюка[71].
Потеря концентрации вышла мечнику боком: заблокировав очередную атаку, я изобразил, что тянусь к перевязи, ушел в сторону от глубокого выпада… и опустил посох ему на темя. Коротким, но очень акцентированным движением. Потом рванул древко на себя и тут же ударил снова. В переносицу. А потом присел, пропуская болт над собой.
Монах выдал очередную порцию крайне нелестных эпитетов в адрес Бога-Отступника, его слуг и одного «на редкость гнусного» Бездушного, потом вбил арбалет в землю, вставил ногу в стремя[72] и взялся за тетиву голыми руками!
Я хладнокровно дождался, пока он начнет выпрямляться, и бросил метательный нож. Потом скользнул к тому воину, которого оглушил в начале схватки, перебил ему позвоночник и… провел большим пальцем по Пути: на нем вот-вот должна была добавиться третья зарубка! За какие-то сутки!!!
Увидев улыбку на моем лице, леди Мэйнария посмотрела на меня, как на ожившую Темную половину Двуликого. И поползла к лесу. Задом! Загребая грязь босыми ногами!