Идолы Штоль Маргарет
Образец № 2: перенос генов. Последовательность генома прослеживается в обычном порядке.
Примечание. Наблюдает Уильям.
Образец № 3: главный фактор — нуклеиновая кислота. Прослеживаем данные по биоинформации.
Примечание. Просил Янг присмотреть за образцами. Первые результаты могут проявиться уже на следующей неделе.
Образец № 4: эпигенетический анализ в состоянии разработки.
Примечание. Эла подтвердит.
Примечание. Я впервые ощутил себя чем-то близким к человеку. Ирония меня не покинула.
— Чем-то близким к человеку? Что это значит?
Я поднимаю голову. Лукас продолжает читать, глядя через мое плечо.
— И Эла? Кто это? — Лукас явно так же растерян, как и я.
Я закрываю тетрадь. И впервые замечаю маленькие золотистые буквы, выбитые в углу обложки. Похоже, это «Э», а может быть, «Л». И дальше, более отчетливо, — «А».
Но не «Ф».
Я пытаюсь догадаться, как эта книга оказалась в руках Фортиса. Еще до падре.
Смотрю на Лукаса:
— Фортис весьма… сложный человек.
Просто не знаю, как еще это можно выразить. И не знаю, что еще думать.
— Не из тех людей, кому бы ты вверила судьбу мира?
— Ну, это уж слишком… Нет. — Я снова взвешиваю книгу в руках. — Я хотела сказать, во всем этом виновата я, разве нет? Ведь именно я привела его к нам. Может, мы ошибались, доверяя ему. Может, я ошибалась.
Лукас тянется к моим волосам, заправляет темную прядь мне за ухо.
— Дол… В этом нет твоей вины. Ни в чем.
Его большой палец скользит по моему подбородку, опускается к шее.
А потом он оборачивается, срывает худосочные полевые цветы, что покачиваются рядом с нами, и подбрасывает их в воздух. Красные лепестки, красные, как рубины, красные, как поцелуи, падают вокруг меня.
Лукас прижимается губами к моим губам так медленно, как будто смакует каждую каплю воздуха между нами. У меня перехватывает дыхание.
Я попалась.
Я попалась, я принадлежу ему, думаю я.
И Ро тут ни при чем. Больше ни при чем.
Это больше не имеет отношения к Ро.
Запах цветов висит в душном воздухе, он так же тяжел, как поцелуй, так же тяжел, как огонь, что все еще горит между нами. Мне бы хотелось, чтобы я могла остановиться. Мне бы хотелось, чтобы я захотела остановиться. Рассудком я понимаю, что в книге следует прочесть и еще что-то — до того, как нас найдет Фортис. Это мой лучший шанс. Наш лучший шанс.
Но я ничего не делаю.
Я не могу.
Я не могу остановить себя и не хочу этого.
Ты должна сделать выбор, думаю я.
Ты уже выбрана, думаю я.
Избери Лукаса.
Я медленно разматываю повязку на руке.
Мы никогда с этим не покончим. А я хочу быть с ним. Быть связанной с ним.
Я хочу чувствовать себя так, словно я нечто большее, чем один человек. Хочу, чтобы мое сердце снова почувствовало тепло.
Я не хочу кончить жизнь серым пеплом на земле торговых рядов.
Не хочу стать пеплом. Не до того, как случится это.
Кое-что никогда не меняется.
Я давно уже знаю об этом. А все остальное — меняется.
Этому я научилась сегодня.
Моя повязка падает.
Я кладу книгу в пыль рядом с собой, поворачиваюсь к Лукасу и протягиваю к нему руку с обнаженным запястьем:
— Лукас…
Он смотрит на меня, и в его глазах я вижу что-то другое, темное и глубокое. Он знает, о чем я думаю. Он знает, что мы делаем.
Что это такое.
— Я… — Я не знаю, что сказать.
Я так долго ждала этого. Я больше не хочу ждать.
— Дол… — Лукас привлекает меня к себе, медленно расстегивает кожаный браслет, и тот падает на землю рядом с витками моей матерчатой повязки.
Кожа к коже во влажном дневном воздухе.
На поросшем сорняками берегу, под причалом.
Я сплетаю пальцы с пальцами Лукаса, мы прижимаем руки друг к другу, распрямляем ладони.
И я медленно приближаю свое запястье к его запястью.
Точка к точке.
Любовь к Печали.
Лукас ко мне.
Вибрация, что возникает в его теле, эхом отдается в моем. Моя рука начинает безудержно дрожать, и мне хочется плакать, но я не знаю почему.
Мое сердце отчаянно колотится и болит, каждое мгновение пугает и каждое мгновение — блаженство.
И все это проливается из руки Лукаса в мою руку.
Тепло, которое и есть Лукас, затопляет меня, и я впитываю его. А взамен предлагаю свою тишину, свое спокойствие. Я даю ему то, что есть я сама. Мое тихое, прохладное серое — в обмен на его золотое.
И там, в сорняках у края воды, мы становимся чем-то гораздо большим, чем мы есть поодиночке.
Это любовь, и это печаль, и одно не существует без другого. Для нас — нет.
Мы теперь одна история, и мы правдивы.
Одна правдивая вещь.
Лукас прижимается лицом к моей шее. «То, что надо», — говорит он. «То, что надо», — отвечаю я.
Когда все заканчивается и мы возвращаемся к самим себе, я целую Лукаса в губы.
А потом он привлекает меня к себе, и я прижимаюсь к его боку.
— Это было… Это было…
Я лежу на боку, глядя на Лукаса сверху.
— Да, — говорю я. — Это было. — А потом наклоняюсь и осторожно целую его в щеку. — А ты есть.
Мы лежим рядом на берегу, мы спим несколько часов, пока солнце не садится, а улица позади нас не затихает.
Значит, это любовь, думаю я.
Это Лукас, снаружи и изнутри, со мной.
И пусть теперь падает серый пепел.
Делайте, что пожелаете, Лорды. Я связана с чем-то большим, чем я сама.
Мое сердце больше не одиноко, и вам этого не уничтожить.
Даже вам.
К тому времени, когда я замечаю, что причал охвачен огнем, улицы уже заполнены колонистами, пытающимися что-то сделать. Когда мы выбираемся из-под деревянных обломков, я потуже натягиваю на себя саронг. Я краснею, пробираясь мимо встревоженных мужчин, которые выплескивают в огонь воду, ведро за ведром.
— Ты ведь знаешь, что это такое, да? — Лукас, говоря это, не смотрит мне в глаза. — Кто?
Я знаю.
Есть только один человек, которого настолько тревожит то, что я целовала Лукаса, что, лишь увидев это, он предал причал огню.
Возможно, мы не так уж раздельны, как нам казалось.
Мы поворачиваем за угол вдоль грязного канала, оставляя огонь позади.
Как только я засовываю книгу обратно в теплую куртку Фортиса, школьный гонг возвещает об ужине.
Фортис и Биби настолько заняты стопкой древних свитков — карт, связанных шелковыми шнурками, красными и золотыми, — что даже не выходят, чтобы присоединиться к нам.
И это тоже хорошо, потому что мой саронг грязный, мокрый и пахнет дымом, и Фортис вполне мог обратить на это внимание.
Сама я замечаю только потому, что об этом мне говорит Ро.
Он замечает все. В этом нет ничего нового. Как и в его чувствах ко мне… В его мыслях обо мне и о моих собственных чувствах.
Я знаю, что Ро видит все, видит, что Лукас держится рядом со мной, и даже ближе, чем обычно. Видит то, как наши руки задевают друг друга, когда мы идем по коридору, то, как моя рука стремится прикоснуться к Лукасу, как будто у нее есть на то собственные причины.
Видит, как встречаются наши взгляды, как вспыхивают наши щеки, как Лукаса тянет ко мне — сильно, как ни к кому другому, — и как меня тянет к Лукасу…
Любовь.
Вот что видит Ро.
Вот что это такое.
Она разбивает мое сердце, но я знаю, что сердце Ро она разбивает еще сильнее. И именно поэтому небо все еще пахнет дымом, даже теперь.
СПЕЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕГЛАВНОМУ ПОСЛУ ПЛАНЕТЫ МИЯДЗАВЕПОМЕТКА: СРОЧНО
ГРИФ: ДЛЯ ЛИЧНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ
Примечание. Свяжитесь с Джасмин3к, виртуальным гибридом человека 39261.ЮВА, лабораторным ассистентом доктора И. Янг, для дальнейших комментариев, если понадобится.
ФОРТИС ==› ДОК
Расшифровка — Журнал соединений, 02.04.2067
//соединение начато;
ФОРТИС: Как ты думаешь, есть ли какая-нибудь возможность того, что НУЛЛ — биологическое существо?;
ДОК: Едва ли, но утверждать трудно.;
ФОРТИС: Хм… Ну, подумай о том, как мы могли бы это выяснить. В любом случае такой подход возможен.;
ДОК: Согласен.;
ФОРТИС: И если у тебя есть свободные мощности, продолжай работать над возможными способами запутать НУЛЛА. Обмануть, сбить программу, взломать. Что угодно, что дало бы нам больше времени, пока они не добрались сюда и не отправили нас вслед за птицей додо.;
ДОК: Додо очаровательны. Вымершие, но очаровательные.;
ФОРТИС: Ты знаешь, что было не так с додо? Они не знали, что хищников нужно бояться. Я не собираюсь повторять их ошибку, ДОК.;
ДОК: Беру на заметку.;
//соединение закончено;
Глава 24
Ват пхра кео
— Нам бы следовало прогуляться пешком, — говорит Фортис.
Даже в слабом утреннем свете я вижу, как он сияет.
— Ты хочешь сказать, нам бы следовало поспать, — зевает Ро на заднем сиденье тук-тука.
— Нам нужно быть осторожнее, не привлекать к себе внимания, — продолжает Фортис.
Водяные буйволы перед ним — один розовато-белый, второй черный — тут же спотыкаются на пустой неровной улице, словно соглашаясь.
— Еще только светает. Какое внимание мы можем привлечь? — возражает Биби.
Лукас и Тима, зажатые по обе стороны необъятного одеяния Биби, выглядят так, словно они уж точно предпочли бы пешую прогулку.
Фортис округляет глаза:
— Меня весьма удивляет, что эти буйволы вообще могли сдвинуть тебя с места, Уильям. Может, тебе отказаться от кокосового молока и карри?
— А тебе, возможно, стоило бы есть побольше сладкого, друг мой. — Тук-тук накреняется, и Биби улыбается. — Приехали.
Перед нами, окруженный могучей стеной, возникает комплекс зданий — самых прекрасных и тщательно выстроенных, какие только мне приходилось видеть. Крыши с затейливой резьбой остроконечны, между ними вздымаются в небо золотые пики.
— Это ступы, — сообщает Биби, показывая на золотые башни, увенчанные шпилями. — Необыкновенно прекрасны. А это значит, что мы в Большом королевском дворце. Где мы находим ват. Ват Пхра Кео.
— Находим — что? — спрашивает Ро.
— Храм Изумрудного Будды.
— Только «изумруд» означает здесь цвет, а не камень, — сообщает Фортис. — Другими словами, просто зеленый. Зеленый, как нефрит или как твоя нефритовая девочка. Это начало. — Он подмигивает мне, и я буквально ощущаю резные нефритовые фигурки в моей нагрудной сумке.
Храм Изумрудного Будды. Найди нефритовую девочку.
Неужели она и в самом деле может быть так близко?
Улицы недолго остаются пустыми, они заполняются людьми еще до того, как встает солнце. Когда мы приближаемся к храму, шум толпы на улицах по другую сторону стен Большого королевского дворца уже невероятен. И даже в такой час все вокруг давит на меня: и жара, и люди, и каждая их мысль, и каждое их чувство. Я переполнена. Отчаяние и страстные желания заполняют воздух, наступают, напирают. Я слышу мысленные мольбы: «Мой сын болен, пожалуйста, исцели его», «Моя мать пропала, пожалуйста, верни ее»… Вся эта толпа явилась сюда, чтобы сделать подношения, попросить у Будды благословения… и они создают в моем сознании бешеный водоворот.
Потом я слышу голос у себя за спиной:
— Дыши, малышка… — Это Биби. — Их боль не твоя боль, — говорит он. — Скажи это. Возведи стену. Их боль не твоя боль. Не сегодня.
Я глубоко дышу и сосредоточиваюсь.
Не сегодня. Не я.
Я запоминаю это — и успокаиваюсь. По крайней мере, отчасти.
Прямо передо мной какая-то малышка держит поставленные друг на друга маленькие клетки, битком набитые крошечными мышами, она протягивает их нам.
— Что это значит? — спрашиваю я, показывая на дитя, и тут слышу, как Тима позади судорожно вздыхает.
— Карма. — Биби пожимает плечами. — Некоторые верят, что, если освободить заключенных в клетку существ, это принесет удачу. И потому другие ловят всякую живность и продают, чтобы дать кому-то возможность отпустить их на волю.
— Но разве это не обман? — Я смотрю на Биби.
— Не для мышей. — Он снова пожимает плечами.
Мне становится интересно. А не видят ли Лорды в нас нечто вроде мышей?
Ро громко фыркает, Лукас не произносит ни слова. Тима расстроена, она даже выворачивает карманы в поисках хоть чего-нибудь ценного.
Прежде чем девочка успевает заговорить, Лукас сует несколько монет в маленькую ручку.
— Покупаю всех, — говорит он.
Проблема решена одним движением.
Зверьки выскакивают из маленьких деревянных коробок и разбегаются по углам храма.
Не знаю, кто сейчас более счастлив — мыши или Тима. Она благодарно берет Лукаса за руку.
Лукас улыбается ей, гладит по голове. Они так долго были вместе, думаю я.
Они нечто давнее. Мы нечто новое. Не все меняется.
Все меняться и не должно.
Какая-то женщина появляется перед нами и тычет в меня связкой ожерелий:
— Ты покупай. Ты покупай. Хорошая удача. Две сотни монет.
Я отрицательно качаю головой, но когда присматриваюсь, то вижу кусочек прозрачного стекла, имеющего форму капли, с крошечной зеленой фигуркой внутри.
Это он. Тот самый, такой же. Нефритовый Будда. Шахматная фигурка, принадлежащая нефритовой девочке, та, которую я видела на шахматной доске во сне. Такая же, как та, что дал мне Епископ.
Это что, Изумрудный Будда?
Не он ли это и был все время?
Если так, тогда я и вправду пришла туда, куда надо. Это должно быть то самое место.
Здесь ли ты, нефритовая девочка?
Я оглядываюсь по сторонам, но все, что я вижу, слышу и ощущаю, — это шумная толпа.
Если девочка и здесь, я ее не улавливаю.
Когда толпа увлекает нас в арочный вход в стене дворца, я слышу отдаленный ритмичный напев, которого не понимаю.
Биби отдает несколько монет какой-то женщине, сидящей за столом. Взамен же берет горсть бледных зеленых цветов, круглых, как луковица или кулак. К их стеблям привязаны палочки благовоний и ярко-желтые тонкие свечи, и всего этого — по одному для каждого из нас.
— Лотосы, — поясняет Биби. — Мы сделаем подношение Богу Будде. Идемте, — говорит он, хватая мою руку и кладя ее себе на рукав. — Ты держись за меня.
Мы проталкиваемся сквозь толпу, пока не добираемся до больших чаш с водой, окруженных людьми, стремящимися подойти к ним. Чем ближе мы к чашам, тем труднее держаться рядом друг с другом. Толпа напирает со всех сторон, и мы наконец словно расплываемся в разные стороны, как маленькие лодки на океанских волнах.
Со всех сторон тянутся руки, чтобы бросить цветы к воде, в воду. Женщина рядом со мной прижимает свой цветок ко лбу. Какая-то старуха набирает воды в пустую бутылку.
Я вижу, как Биби машет мне рукой через толпу между нами.
— Святая вода! Считается, что она приносит удачу. Попробуй ее.
Я делаю, что мне сказано, опускаю цветок в воду, а потом прижимаю мокрые лепестки к горячему лбу.
Я закрываю глаза, пытаясь разобраться в том, что чувствую, но шум толпы и того, что люди несут в своих головах, все еще слишком меня оглушает.
И я просто следую за Биби, продвигаясь к ближайшему алтарю, зажигаю свою палочку благовоний и втыкаю ее в чашу, наполненную песком.
А девочки все нет.
Здесь ли ты, нефритовая малышка?
Я тебя не ощущаю, даже если ты рядом.
Потом толпа увлекает меня вперед, несет вверх по ступеням, к небольшому прямоугольному зданию, полностью покрытому золотой резьбой.
Мы все встречаемся у горы обуви перед входом. Проявляя уважение, следуем примеру Биби и добавляем свою потрепанную обувку к общей куче.
— Преклоните колени. Ваши ступни не должны быть направлены к Будде. Делайте как я.
Я наблюдаю за Биби. Он складывает руки вместе, прижимая ладони одну к другой. Склоняет голову. Я повторяю его движения.
А потом смотрю вверх.
Высоко надо мной, с золотого алтаря, лицо моего Будды смотрит прямо на меня.
Я жду.
Она покажется. Она идет. Она где-то здесь. Должна быть здесь.
Я знаю, что это так.
Но это неправда. Я жду несколько часов, но нефритовая девочка так и не появляется.
Однако я все равно отказываюсь покинуть храм.
Мы сидим, пока солнце не опускается к горизонту, а у нас не начинают болеть колени.
Волны почитателей продолжают бушевать вокруг нашей четверки, а мы как будто превратились в некий островок тишины, мы ждем, стоя на коленях.
Биби и Фортис ожидают нас возле входа. Я напрасно трачу время. Им не терпится уйти. Я вижу это по их лицам.
Во мне нарастает чувство беспомощности, и я могу потерять власть над собой.
Ничего. Совсем ничего.
Ее здесь нет.
А чего я хотела?
В разочаровании нащупываю свою нагрудную сумку. Снимаю ее и вываливаю содержимое перед собой на пол святилища.
Вот…
Нефритовые животные рассыпаются по каменному полу перед алтарем.
Будда катится, пока не оказывается возле ноги ближайшего и самого старого монаха.
Прими это, думаю я, мое подношение. Прими все это.
Потом я кланяюсь Богу Будде в последний раз — складываю вместе ладони в прощальном приветствии.
И тут тот самый монах — с бритой головой, очень худой — подбирает моего Будду и вдруг оказывается передо мной; он поднимает меня с колен, стремительно говоря что-то на языке, которого я не понимаю.
— Помедленнее, — прошу я.
Оборачиваюсь к Биби, и он спешит ко мне.