Идолы Штоль Маргарет

— Да, конечно. Ладно. Полагаю, в определенном смысле это правда.

— Так что с формой?! — не желаю отвлекаться я.

Епископ откалывает значок со своего воротника и протягивает мне:

— Разве ты сама не видишь, Долория? Это птица.

Я верчу его в пальцах — гладкий, прохладный, изящный.

— Но я думала, что все птицы погибли. — Я хмурюсь. — Они упали с неба. Перед Тем Днем. Падре… Твой брат… Он так мне говорил. — Я с трудом произношу слова.

— Не все. Только те, что оказались поблизости от Икон. А эта птица — надежда. Эта птица означает веру в то, что они вернутся. Что однажды Земля снова будет принадлежать человечеству.

— И птицам, — добавляю я.

Епископ улыбается:

— Конечно, и коровам, и свиньям, включая всех детей Рамоны.

— Он любил эту глупую свинью, — говорю я, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

— Конечно любил. Ее назвала Рамоной наша мать. Он тебе не рассказывал об этом?

Я тоже улыбаюсь.

А Епископ продолжает:

— Все это и представляет вот эта птица. Жизнь для всех нас. И то, за что стоит сражаться, и даже то, ради чего стоит умереть.

Он говорит точно так же, как его брат, этот Епископ. Они так похоже разговаривают.

— Ты действительно в это веришь?

Меня вдруг охватывает любопытство, может ли он и меня заставить верить во что-то. Как заставлял падре много лет подряд.

Они не могут этого сделать, говорю я себе. Больше не могут. Как бы мне самой этого ни хотелось.

— Надежда — существо с крыльями. Это строчка из одного старого стихотворения. Кажется, Эмили Дикинсон. — Епископ усмехается. — Возможно, она тоже была бунтаркой.

Я возвращаю ему значок.

— Ты не ответил на мой вопрос. — Мне неприятно это произносить, но ведь это правда.

— Ты должна надеяться. Ты должна верить, что все станет лучше, что есть причина продвигаться вперед.

— Но так ли это? Ты действительно так думаешь? Несмотря на Дом Лордов, и Посольства, и отсутствие энергии, несмотря на корабли, и Иконы, и стройки, и Безмолвные Города? — (Епископ кивает.) — После того, что они сделали с твоим братом? И с Фортисом?

Эти слова вылетают прежде, чем я успеваю поймать себя за язык. Епископ постукивает по бухгалтерской книге, лежащей на его столе.

Даже эта книга напоминает мне о падре. И даже потеря Фортиса напоминает мне о потере падре.

— Это не так-то просто, — наконец говорит Епископ с улыбкой. — Надежда — хрупкое существо. Но без надежды нет ничего. Надежда — это то, за что мы сражаемся.

— У меня нет времени на пустяки. Я просто стараюсь выжить, — отвечаю я, — как и все остальные.

Только они не сумели — Фортис, падре, мои родные…

— Зачем? — Епископ постукивает пальцами по столу.

— Что — зачем? — Я растеряна.

— Если у тебя нет надежды, зачем хлопотать? Какой в этом смысл? Зачем вообще пытаться выжить? — Епископ продолжает барабанить пальцами. И не желает смотреть на меня.

— Я должна.

Должна ли я?

— Почему?

— Потому что…

Я не знаю.

— Почему потому что?

— Потому что он этого хотел. — Я произношу это с запинкой и оттого, что это правда, внезапно застываю.

Вот оно. Вот в чем дело.

Так оно и всегда было.

Я удивлена, но стоит ли удивляться? Разговоры в тот день моего рождения. Та книга. Уроки…

Падре учил меня сражаться.

Епископ улыбается:

— Вот теперь ты говоришь дело. Может, это и есть борьба?

Мне жжет глаза. Мне наплевать, если выступят слезы. Я столько раз плакала перед этими теплыми карими глазами, пусть они и принадлежали кому-то другому.

— Я всего лишь девчонка из страны грассов. Я не солдат. Я не лидер. Я ничего не могу.

Мне становится легче просто потому, что я это произнесла, что-то вроде исповеди за кухонным столом. Епископ смотрит на меня так, будто я совсем еще ребенок. У него добрая улыбка, улыбка человека, который позволяет свинье ночью забираться в его постель, и воспоминание об этом так сильно, что у меня невольно перехватывает дыхание.

Как редки теперь такие улыбки…

Как много времени прошло с тех пор, как я видела такую улыбку.

— Разумеется, ты можешь, Долли. Ты сражаешься с того самого момента, как родилась на свет. Для тебя каждый день — борьба. И ты гораздо больше, чем просто солдат. То, как ты живешь, то, как ты чувствуешь… Ты живее многих из нас. Ты более человечна. Я бы отдал десяток лучших своих белтеров за одну Долорию де ла Круз. — Он протягивает руку через стол, чтобы сжать мою ладонь.

Я не хочу, чтобы наваждение исчезало. Для меня этот человек и есть падре. И пока я слушаю его, лицо Епископа тает, а через деревянный стол на меня смотрит лицо падре. Я чувствую себя так, словно опять сижу на деревянной скамье у длинного деревянного стола вместе с моим падре. И эта деревянная скамья и есть мой дом.

Вот так я и должна двигаться дальше, говорю я себе. С этим человеком. С Епископом, который вовсе не епископ, с падре, который совсем не падре, и с Фортисом, который не Фортис, но который делает всех их живыми для меня.

Он наполняет меня надеждой. Надеждой и легкостью.

Наверное, можно было бы сказать, что он моя серебряная птица, единственная, какая у меня есть, и единственная, какую я вообще видела.

Если не считать моих снов.

Я наклоняюсь на стуле вперед:

— Епископ, мне нужна твоя помощь.

— Все, что угодно.

— Дело не только во мне. — Я смотрю на него. — Это касается всех нас.

— Детей Икон?

— Всех пятерых, — киваю я.

— Пятерых?

И снова я начинаю свое повествование. Рассказываю Епископу историю моих снов. Говоря все это, я достаю из нагрудной сумки нефритовые фигурки. Но сначала моя рука натыкается на обломок Иконы, и на мгновение я замираю, ощущая его успокоительное и в то же время тревожащее тепло. И в тысячный раз я представляю, как выбрасываю его, но все равно этого не делаю. Не могу. Обломок каким-то образом словно стал частью меня самой, как метка на моем запястье. Я оставляю его в сумке.

Нефритовые фигурки — вот о чем я хочу рассказать.

И ни о чем больше. Пока — нет.

Когда я заканчиваю рассказ, Епископ берет со стола одну фигурку за другой и начинает составлять в аккуратную линию, вовсе не осознавая этого.

Не отводя глаз, он открывает ящик стола.

И я вижу в его руке резной кусочек слегка побитого зеленого камня. Еще одна фигурка. Часть того же самого комплекта, вырезанная той же самой рукой. Епископ ставит ее рядом с моими.

— Это не может быть совпадением. — Он смотрит на меня. — Куда больше похоже на некий знак.

Изумрудный Будда.

— Я в это не верю.

Шахматная фигурка из моего сна, та, которую мне дала маленькая нефритовая девочка.

— А ты поверь, — говорит Епископ. — Эта фигурка принадлежала моему брату.

— Откуда он ее взял? И зачем, почему? — с любопытством спрашиваю я.

— Думаю, в Хоуле. Он любил собирать всякую всячину, мой брат. Он ведь и тебя нашел, разве не так? — (Я молча киваю.) — Но я никогда не понимал, зачем он прислал мне эту вещицу. По крайней мере, до этого момента. Подозреваю, — с улыбкой продолжает Епископ, — он сделал это для тебя. Может быть, тоже видел сон вроде твоего. Возьми ее. — Он подталкивает фигурку ко мне. — Восточная Азия… — медленно произносит Епископ. — Наверное, именно она тебе снилась. По крайней мере, судя по тому, что ты описала.

— Так это место существует?

— Поля, покрытые водой? Рис сажают в воду. На тех полях, о которых ты рассказала. Думаю, тебе снился рис-сырец и прочее.

— Продолжай, — прошу я, изо всех сил стараясь не позволить себе верить ему, не пробуждать в себе надежду.

— Деревья без вершин — это джунгли, так они выглядят снизу. Золотой храм на холме — ну, едва ли это Америка. Скорее всего, Азия. Может быть, Восточная. Или Южная.

— А море зелени? Все зеленое?

— Чем больше зелени, тем южнее. Я же говорю, предполагаю, что это Восточная Азия, может быть, Колонии ЮВА. Если судить по рекламным брошюрам. Там тоже стройки Лордов…

Это же по другую сторону моря. Дальше, чем я могла себе вообразить.

Епископ берет нефритовую фигурку обезьяны, так и эдак поворачивает ее. Потом хмурится:

— Послушай, Долория, Фортис когда-нибудь говорил тебе, что раньше работал в Колониях ЮВА?

— Он там работал?

Епископ кивает:

— Похоже, ты очень многого не знаешь об этом мерке. — Он хмурится. — Не знала. Как я уже говорил, сочувствую твоей утрате. Всем твоим утратам.

Я тяжело сглатываю.

— Думаешь, ты можешь мне помочь? — Я вопросительно смотрю на Епископа.

Он снова неторопливо кивает:

— Мы, наверное, сумеем установить количество золотых храмов, которые расположены на холмах и видны с рисовых полей. По крайней мере, можем попытаться.

Впервые он говорит нечто логичное. Возможно, логичное. Ужасающе логичное.

Я нервно повожу плечами. Епископ достает какую-то карту, проводит маршрут между нами и Калифорнией, между Калифорнией и Восточной Азией.

— Снаружи сейчас довольно жарко. Расположение симпов на карте не обозначено. И не только вокруг нашей горы. Но отсюда и до Хоула их буквально море.

— Епископ, у меня нет выбора.

Он кивает, постукивая по карте:

— Ладно. Если тебе нужно добраться до Восточной Азии, то я знаю корабль, который отправится туда из Портхоула не позже чем через три дня. Это самый обычный рейс. И там есть отличная компания продажных солдатиков. Так что, возможно, мы сумеем тебя на него посадить, если ты уверена, что так нужно.

Три дня.

Я почти ощущаю, как маленькая птица трепещет крыльями, когда слышу эти слова.

— Но, Дол, даже если ты переберешься через Новый Тихий океан, на той стороне все будет совсем по-другому. Ты можешь оказаться в опасности, едва сойдешь на сушу. И куда бы ты ни отправилась, не найдется никого, кто помог бы тебе. Никого, кому ты сможешь доверять.

Я встаю:

— Ничего нового ты не сказал. Я поговорю с остальными.

Произнося это, я уже знаю ответ. Не осталось никого, кто помог бы нам, нигде. Больше не осталось. И не важно, если даже кто-то хочет это сделать.

Но мы воспользуемся случаем.

В конце концов, что нам терять?

Я лежу в темноте, прислушиваясь к дыханию Тимы. На несколько мгновений это успокаивает, когда видишь другого человека в забытьи.

А потом уже нет.

Для девчонки из страны грассов очень странно и необычно иметь удобную постель и все же не найти ничего похожего на покой.

В эту ночь кровать кажется мне могилой.

Я верчусь с боку на бок и терзаю себя мыслями. Это вроде отдирания подсохшей корочки с глубокой царапины, только еще хуже, потому что такая «царапина» никогда не заживет. И я все равно продолжаю ее бередить.

Три дня.

Корабль отходит всего через три дня.

Вправду ли я настолько храбрая?

Могу ли я действительно сделать то, чего хотел Фортис, оставить его позади и отправиться в Восточную Азию, или в Уош, или в Колонии ЮВА без него? Даже без воспоминаний о нем?

И все это из-за моих снов?

Я верчусь так и эдак, меняя положение тела, зарываясь лицом в подушку.

Это уже слишком. Я не знаю ответов. Вопросов слишком много.

Может быть, мне хочется быть маленькой.

Может быть, мне хочется быть маленькой, и пустой, и поверхностной. Может быть, я хочу, чтобы моя жизнь состояла из мелких проблем и небольших решений.

Что съесть на завтрак. Куда пойти или не пойти. Что сделать или не сделать. Что может понравиться, а что — нет.

Кого любить.

Но так ли все это мелко? И может ли это иметь значение?

Если бы моя жизнь действительно была такой незаметной, была бы тут какая-нибудь разница? Откуда мне знать?

Маленькие чувства? А что это такое?

Я могла бы просыпаться со спокойным сердцем.

Я могла бы видеть лицо, меняющееся с каждым днем рождения, и не увидеть собственной смерти.

Я бы спокойно радовалась солнечному свету, не ожидая, что вот-вот набегут тучи.

Я была бы добра к себе. В меру.

Была бы я тогда счастлива? Неужели счастье и в мелких чувствах тоже? Может ли быть такое?

Я закрываю глаза и думаю об этом, но сон ко мне не приходит.

Поэтому я делаю то же, что и всегда. Я перестаю искать покоя. Вместо этого я встаю.

Я должна. Это все, что я умею делать.

Поэтому я одеваюсь и беру свою нагрудную сумку. Сую ноги в старые армейские ботинки. Такие знакомые. И ужасно неудобные.

И тут я замечаю, что кровать дрожит под моим сложенным свитером. Я беру его и смотрю на потолок, где начинает раскачиваться светильник.

Судорожно вздыхаю, прижимая ладони к вискам. В голове у меня разражается буря, череп готов взорваться. Тысячи пронзительных голосов зовут меня, все сразу, и я не могу разобрать ни слова из того, что они кричат.

Стоп!

Угомонитесь!

Я не понимаю!

Пытаюсь понять, не землетрясение ли это. Ощущение такое, словно находишься рядом с Трассой, когда приближается поезд.

— Тима, — говорю я, — что-то происходит…

— Знаю, — отвечает та.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, но в этот момент она резко дергает меня, и мы забиваемся под маленький стол, стоящий в комнате.

Такое знакомое голубое свечение начинает разгораться вокруг нас, окружать нас.

Тима, которая пытается защитить меня, как она всегда это делает.

А потом стены начинают оседать.

А потом крики раздаются уже вокруг меня.

А потом начинают бешено выть сирены.

ДОНЕСЕНИЕ В ГЛАВНОЕ ПОСОЛЬСТВО

ОТДЕЛЕНИЕ В ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

ПОМЕТКА: СРОЧНО

ГРИФ: ДЛЯ ЛИЧНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ

Подкомитет внутренних расследований 115211В

Относительно инцидента в Колониях ЮВА

Примечание. Свяжитесь с Джасмин3к, виртуальным гибридом человека 39261.ЮВА, лабораторным ассистентом доктора И. Янг, для дальнейших комментариев, если понадобится.

ХЭЛ2040 ==› ФОРТИС

06/07/2046

Персей Поиск/Данные о грузе

//соединение начато;

ХЭЛ: Краткая информация о моих исследованиях и анализе. Пожалуйста, прочти в свободную минуту следующие заметки.;

По мере приближения астероида ПЕРСЕЙ появились более подробные сведения о том, что выглядит как дополнительный груз. Выглядит как нечто не военного назначения. Возможно, биологическое.;

К несчастью, контейнеры с грузом защищены (так же, как НУЛЛ), и это пресекает все попытки определить содержимое.;

Однако можно прийти к заключению, что именно подобная защита может означать, что материалы биологические или же это сверхчувствительная электроника?;

Все мои попытки проникновения сквозь внешние системы защиты ПЕРСЕЯ не дали дополнительных данных о грузе. Но может быть, то, что малыш НУЛЛ сообщил нам о своих целях, подскажет верное направление?;

Что касается НУЛЛА, который должен знать гораздо больше, чем готов рассказать, я уверен, что все прямые упоминания и расспросы относительно хрупкого груза заставят сработать его защиту, и таким образом никакие доступные мне средства не помогут.;

//соединение завершено;

Глава 12

Конец идиллии

— Наклони голову. Двигайся. Держись сбоку, рядом со стеной!

Тима выкрикивает приказы, и я машинально делаю то, что она велит. Тима не растерялась. Она была подготовлена к моменту вроде этого — к моментам такого рода — всей своей жизнью.

И она прижимает к груди Брута так, словно это плюшевая игрушка.

Землетрясение? В самом ли деле это оно?

Мы пробираемся сквозь безумную толпу белтеров, наводнивших коридоры, направляясь, как то следует по инструкции, к баракам, где спят парни. К тому времени, когда мы проталкиваемся сквозь дверь в эту комнату, я вижу, что длинные ряды кроватей пусты. Как и стойки для оружия.

И только в этот миг мы осознаем наконец, что не природная катастрофа сотрясла стены, а сражение. При землетрясении оружие не нужно.

Ружья исчезли, потому что их забрали люди.

Солдаты исчезли, потому что кто-то нас атакует…

Симпы, думаю я.

Это симпы, надеюсь я. Ужасные, но все-таки люди.

А другая возможность настолько пугает, что о ней и думать не хочется.

Потом я ощущаю, как меня касается рука Ро. Он тяжело дышит, будто обежал все коридоры Идиллии, разыскивая меня. Наверное, так оно и было на самом деле.

— Дол, — говорит Ро, задыхаясь. — И Тима. Вот вы где.

Из-за его спины выходит Лукас. Он обхватывает меня за талию и на мгновение так крепко прижимает к себе, что мои ноги почти отрываются от земли.

Он ничего не говорит, но я вижу его мрачные глаза и ощущаю его пульс, когда обхватываю его за шею. Я могу прочесть каждый тяжелый удар его сердца.

Ничего не случится с тобой, Дол. Никогда. Обещаю.

Потом я осознаю, что, пожалуй, я и ощущаю Лукаса, но сами эти слова исходят откуда-то еще.

От кого-то еще.

Это Ро. Я слышу, как он тянется ко мне, отчаянно, бессознательно, и это чувствуется как наше последнее общее мгновение.

Это в прошлом.

Однако мое сердце отчаянно колотится.

Когда я снова чувствую под ногами твердую землю, то уже знаю, что не стоит сейчас прислушиваться к собственному сердцу или к чьему-то из окружающих.

Потому что мы вдруг оказываемся среди множества солдат, заполнивших коридоры горы Белтер, в то время как на нас нападает некий невидимый враг.

В главном ангаре мы смешиваемся с толпой мужчин, стремительно открывающих ящики с амуницией и вооружающихся до зубов. Ро хватает патронташ, и я повторяю его движение, надевая на себя такой же. Как будто с рождения знала, как поступать с патронташем.

Лукас и Тима без слов делают то же самое. Вокруг царит отчаянный шум, хотя вроде бы никто ничего не говорит. Сирены все равно заглушат любые слова.

Перед нами появляется Епископ:

— Вы в порядке? Все вы?

Он окидывает нас взглядом, пересчитывая. Девчонка-грасс, Горячая Голова, Пуговица, Трусиха. Более или менее в порядке. Мне не нужно заглядывать в его сознание, чтобы убедиться в этом.

Однако времени нет, и Епископ быстро говорит:

— Туннели разрушены. Каким-то образом. Разведчики никого не видели, так что я не знаю в точности, что происходит, но мы должны поспешить. Центральный коридор оседает. Если он обрушится, мы через несколько минут окажемся отрезанными от внешнего мира.

Комната вокруг меня вздрагивает, с потолка летят куски камня. Я отгоняю панику и кричу сквозь общий шум:

— А они могут вот такое сделать? Отряд симпов?

— Нет. Никто на Земле такого не может. — Епископ наклоняется ко мне и слегка понижает голос: — Ты понимаешь, о чем я, Долория?

Нет. Я не понимаю. Я не хочу понимать. Я хочу, чтобы все вернулось обратно, чтобы нашими врагами были всего лишь люди.

Страницы: «« « ... 56789101112 » ... »»