Орел/Решка Майерс Ю.
– В другую сторону, сынок, – прошептал Кроуфорд.
– А? – повернулся Эфраим.
Директор кивнул головой в сторону ступеней на противоположном конце сцены.
– Ох. Простите. Спасибо.
Он прокрался мимо, пока Кроуфорд называл другое имя. На последних ступеньках лестницы Эфраим оступился, но смог удержаться на ногах. Кто-то начал фотографировать, от вспышки Эфраим на мгновение потерял ориентацию в пространстве. Проходя на обратном пути мимо Джены, он улыбнулся девушке, но та ничего не заметила.
Когда Эфраим плюхнулся на свое место, Натан протянул ему цифровую камеру.
– Не все гладко. Но кадр вышел отличный.
Он повернул панель экрана, показывая другу, как тот споткнулся и летит к основанию лестницы с комичным выражением лица.
– Спасибо, – сказал Эфраим.
– Поздравляю с наградой, – ответил Натан.
Свидетельство гласило: «За отличную посещаемость». Невероятно: он перещеголял всех зубрил. Правда, Эфраим ходил каждый день в школу не потому, что любил ее. Он был счастлив под любым предлогом уйти из квартиры. Еще ему нравилось видеть Джену. Он даже не слинял домой в неофициальный сокращенный день, думая, что уж она-то точно останется в школе, но Джена вместе со всеми уехала в Джерси, в луна-парк «Сикс Флагс».
За утреннее собрание она получила целую кучу грамот: от Национального почетного общества, за достижения в естественных науках и математике. Возможно, организаторам стоило поставить на сцене кресло, чтобы сэкономить время. Каждый раз, когда девушка поднималась за очередной наградой, ее приветствовал шквал оваций, радостные крики от членов шахматного клуба и редакции школьной газеты и одобрительный свист и завывания со стороны футбольной команды.
Эфраим следил за ее грациозными движениями, пока Джена спускалась за очередным кубком как самый ценный член команды, участвовавшей в академической викторине. Он даже не знал, что в школе ее проводили.
– Почему ты просто не пригласишь ее? – спросил Натан.
– Она всем отказывает.
Натан щелкнул вспышкой и показал Эфраиму снимок Джены, спускавшейся по ступеням, который более чем компенсировал прошлый кадр с Эфраимом.
– Возможно, она беспокоится, что свидания будут мешать учебе. Я тебя не понимаю. Она милая и все такое, но так зацикливаться на гике – это просто не круто, – Натан нахмурился. – Даже если она позволяет тебе переписывать ее конспекты.
Эфраим не раз просил у Джены помощи, хотя на самом деле у него все было в порядке, просто хотел поговорить с девушкой. У нее был хороший почерк. С множеством аккуратных петелек и завитушек. Ее единственное по-настоящему «девчачье» качество, о котором знал Эфраим.
– Как будто тебе известно, что круто, а что нет. Кроме того, это мы гики, – ответил он.
– Угу, только не умные. Это совсем другое дело. Я хочу сказать, она состоит в шахматном клубе. Ты действительно хочешь встречаться с девчонкой умнее тебя?
– Да.
– Если у нее действительно есть мозги, тебе ничего не светит, – покачал головой Натан. – С другой стороны, ее подруги…
Джена скользнула обратно на свое место между Мэри и Шелли Моралес. Те с восхищением рассматривали последнюю награду Джены, передавая друг другу пластину с именем. Интересно, рассказала ли им мать о том, что видела его в больнице. Знала ли об этом Джена?
– Ты как вообще? – спросил Натан. – Все утро где-то витаешь. Не знай я тебя, подумал бы, что ты накурился.
Может, летние каникулы и не будут такими уж плохими. Так никто не узнает о том, что его мать пыталась покончить с собой, а если и узнает, к сентябрю всем уже будет наплевать.
– Нормально все, – ответил Эфраим. – Просто жду не дождусь, пока выберусь отсюда.
После собрания они с Натаном столкнулись с Дженой и близняшками у класса физики. Коридоры быстро пустели.
– Привет, Эфраим, – сказала Джена.
Моралесы просто кивнули. Их практически никто не мог отличить друг от друга и часто просто называли «Мэри Шелли», что их, похоже, не расстраивало. Фактически, они это поощряли, обычно одевались в одинаковую форму средней школы, хотя та смотрелась уже не мило, а скорее сексуально.
– Привет, – выдавил Эфраим. У него внезапно пересохло горло. – Поздравляю с наградами, Джена. Думаю, ты собрала их все.
– Все, кроме одной, – она указала на свернутый лист бумаги в его руке. – Сколько за нее хочешь?
Эфраим улыбнулся.
– Жаль, что так случилось с твоей мамой, Эфраим, – сказала близняшка справа от Джены.
– Спасибо, – ответил он, беспокоясь, сколько им сказали. Разве не существовало такой вещи, как тайна врача и пациента?
Та, что стояла слева от Джены, кивнула.
– Мама подвозит нас на станцию по пути на работу. Ты можешь поехать с ней в больницу, если хочешь попасть в приемные часы.
– Мм, ага. Было бы отлично, – Эфраим до сих пор не рассказал Натану о матери.
Друг был нехарактерно молчалив, словно разговор его не касался, и застыл, крепко сжимая камеру. Эфраим знал, что так на него подействовало: у одинаковых брюнеток были лучшие фигуры во всей школе, и они не стеснялись их демонстрировать.
– Куда идете? – спросил Эфраим.
– На обед и танцы в городе, – ответила Джена. – Будем праздновать.
– Девичья вечеринка, – быстро ответили Мэри и Шелли.
– С твоей мамой все будет нормально? – спросила Джена.
– Теперь да, – он смутился, хоть и обрадовался тому, что ей не все равно. – Ничего страшного.
– О! Пока не забыла, – сказала Джена. – У меня есть кое-что для тебя.
– Правда? – Сердце Эфраима гулко застучало, и он почувствовал, как похолодело у него в животе.
Она порылась в сумке и вытащила белый пластиковый прямоугольник.
Его библиотечную карту.
Он сжал ее в руке, острые края впились в ладонь и пальцы. В ушах зашумело.
– Где ты ее взяла?
– Ты забыл в прошлый раз на абонементе. Что-то не так?
– Нет, ничего. Спасибо… Не знал, что потерял ее, – он вытащил бумажник и украдкой взглянул на другую карту, взятую из больницы. Они были одинаковыми. Он поглубже засунул обе, захлопнул бумажник и стиснул в руке.
– Я подумала, что она тебе нужна, ведь ты часто бываешь в библиотеке, – сказала Джена. – Я опять буду работать там летом, так что, думаю, еще встретимся.
Он кивнул. Это приглашение? Она действительно хотела его видеть или просто проявляла вежливость?
– Пойдем, Эфраим? – спросила близняшка справа от Джены.
– Мне нужно забрать вещи из шкафчика. Встретимся снаружи?
– Не задерживайся, – в унисон ответили близнецы. Как они это делали?
– Я быстро, – ответил он.
Три девушки разделились, огибая Эфраима и Натана, и затем опять сомкнули ряды, идя дальше по коридору. Друг посмотрел им вслед и подошел к Эфраиму, тот уже копался в шкафчике. Спросил:
– Что случилось с Мадлен?
Эфраим не знал, когда это началось, но Натан называл его мать по имени. Ей это даже нравилось.
– Она в больнице. Ничего серьезного, – сейчас у него не было желания углубляться в детали.
– Блин, тогда неудивительно, что ты в таком состоянии. Сочувствую. Давай я тебя подвезу. Тоже хочу ее проведать.
– Нет, не надо, все в порядке. Миссис Моралес заберет меня, и думаю, сейчас мама не будет в восторге от посетителей. Но все равно спасибо.
– Эй, уверен, это отвлечет тебя от всех проблем! – сказал Натан и показал Эфраиму на камере снимок трех девушек, сфотографированных чуть пониже плеч и выше бедер.
– У тебя кадрирование сбилось, – сказал Эфраим.
– Нет, – ухмыльнулся Натан и указал на впечатляющие достоинства Мэри и Шелли в голубых летних платьях. – Жаль, у Джены не такой большой размер, но тоже неплохо. Особенно когда она не носит свои старомодные платья, как обычно.
Эфраиму пришлось согласиться. Джена мило выглядела в юбке. То, как она выросла за лето, так отвлекало Эфраима в первом семестре, что он чуть не завалил алгебру, на которую они вместе ходили. В тот год многие парни обращали на нее больше внимания, пока девушка не начала носить закрытую одежду. Теперь все задумывались, что же она прятала.
– Она хороша такая, какая есть, – сказал Эфраим, не в силах отвести глаз от фотографии. – И вообще, как ты умудрился сделать такой кадр?
– Отключил звук затвора. Но постой, это еще не все.
Натан переключился на другой кадр: снимок Мэри, Шелли и Джены сзади.
– Извращенец, – прокомментировал Эфраим. – Тебе должно быть стыдно. Не забудь послать мне копию фото, когда доберешься до дома.
– Я мог бы даже продать такие кадры! – Натан прислонился жилистым телом к шкафчику и блаженно уставился на экран. Его длинные светлые волосы упали на глаза. – Слушай, когда ты сядешь в их машину, постарайся оказаться между ними…
– Я не собираюсь их лапать. В машине будет их мать, – не говоря уже о Джене. Может, он сможет сесть ближе к ней, хотя подозревал, что ему придется ехать рядом с водителем.
– Тем более! Какая пикантная ситуация! В ее присутствии они, скорее всего, ничего не скажут. Слушай, только посмотри на их ножки! – воскликнул Натан.
Эфраим воздел глаза к потолку.
Когда он открыл шкафчик, оттуда выпорхнул лист бумаги. Нагнувшись, он поднял его с пола.
– «Загадай желание и подбрось монетку, чтобы оно исполнилось», – прочел он. Почерк был похож на руку Натана. – Проклятие, и что это значит?
Он показал листок другу.
Тот прочел записку.
– Странно. Я не знаю.
– Это разве не ты писал? – Эфраим был в этом уверен.
– Я тебе ничего в шкафчик не подкидывал. Детский сад какой-то, – Натан прищурился и вновь посмотрел на лист. – Походит на мой почерк. Немного. Но я не знаю, что это должно означать. Какая монетка? Бессмыслица какая-то.
Он вернул другу записку.
Эфраим уставился на нее. О чем она? О четвертаке, который он нашел прошлой ночью? Эфраим даже Натану о нем не рассказал. Непонятная бумажка тревожила так же, как одинаковые библиотечные карточки и парень в морге, который походил на Эфраима. Но что это значило? И кто написал записку?
Он вытащил из заднего кармана четвертак и еще раз прочел послание.
– Ты действительно собираешься попробовать? – фыркнул Натан.
Эфраим пожал плечами.
– Ничего плохого-то не случится.
Вытянул ладонь с монеткой и прочистил горло.
– Желаю… – он кинул взгляд на друга. – Желаю, чтобы моя мама не была в больнице.
Разумеется, ничего не произошло.
– Подбрось ее, – напомнил Натан. – Как сказано в записке.
– Да ну. Это глупо, – Эфраим потянулся, чтобы засунуть монетку в карман, и почувствовал укол, словно в ладонь вонзилась булавка. От неожиданности он уронил четвертак, и тот покатился по неровной серой плитке пола.
– Черт, – пробормотал он.
– Что стряслось?
– Она… меня током ударила, – выдавил Эфраим, оглядываясь вокруг.
Монетка приземлилась перед ним под шкафчиком. Он нагнулся и поднял ее, стряхнув пыль. Она упала орлом вверх. На секунду металл показался горячим, но прямо в руке быстро остыл. Перед глазами все поплыло. Он вдруг почувствовал тошноту и схватился за живот.
– Эфраим, – позвал Натан. – Ты что там делаешь на полу?
Ему нужно было в туалет.
– Я… – Он точно не успеет добежать.
Эфраим повернулся и сунул голову в шкафчик.
– Вот извращенец! – воскликнул Натан и отошел к другой стороне коридора, пока друга рвало.
Тот вытер рот тыльной стороной ладони.
– Извини, – сказал он. Задержав дыхание, он закрыл дверцу шкафчика, решив, что ему не так уж сильно нужны бумаги и комиксы, собравшиеся на дне за год. Подошел к питьевому фонтанчику в конце коридора, чтобы прополоскать рот. Вода оказалась теплой, с металлическим привкусом.
– Ты в порядке? Медсестра еще может быть на месте, – сказал Натан.
– Уже в норме, – как будто ничего не случилось, Эфраим засунул четвертак и записку в карман и схватил свой рюкзак. Внезапно он понял, как ему повезло. Если бы это случилось пока он разговаривал с Дженой…
– Но ты только что наблевал в шкафчик. Хоть уборщику скажи, – Натан повернул фотоаппарат так, чтобы Эфраим увидел снимок. На нечеткой картинке Эфраим сунул голову в шкаф. Его опять замутило. Он оттолкнул камеру.
– Я так рад, что ты всегда рядом и запечатлеваешь важнейшие моменты в моей жизни, – съязвил он.
– Камера не лжет, – ответил Натан. – А я здесь лишь инструмент. Ты уверен, что нормально себя чувствуешь?
– Может, что-то подхватил в больнице, – ответил Эфраим. В конце концов, он просидел там всю ночь. Но кто-нибудь слышал о кишечном гриппе продолжительностью в двадцать четыре секунды?
– Когда ты был в больнице? – спросил Натан.
– Я же только что сказал тебе – мама попала туда прошлой ночью.
– О нет! – У Натана расширились глаза. – Все серьезно? Как Мадлен?
– Мы же минуту назад с тобой об этом разговаривали! – Похоже, близнецы сбили Натана с мысли сильнее, чем думал Эфраим. – Она поправится. Мэри и Шелли подбросят меня сейчас до больницы. Помнишь?
Натан, казалось, удивился еще сильнее:
– Да ты шутишь! Я бы с радостью посидел с ними на заднем сиденье. Дружище, хотел бы я, чтобы моя мать была в больнице.
– Поосторожнее с желаниями, – буркнул Эфраим.
Так, минутку. С желаниями?
Он пожелал, чтобы мама не была в больнице. И теперь Натан не помнит…
– Слушай, тебе стоит попытаться сесть между ними, – посоветовал тот.
– Не самая лучшая идея.
В конце коридора из-за угла вышел Майкл Гупал и ухмыльнулся, увидев друзей.
– Проклятие, – пробормотал Эфраим.
Натан спокойно смотрел на приближавшегося к ним верзилу.
– Что? Он ничего нам не сделает. Сегодня последний день учебы. Своего рода перемирие.
– А по-моему, он скорее воспользуется тем, что сейчас его некому остановить, – отозвался Эфраим.
У Майкла был своеобразный ритуал: поглумиться над любимыми жертвами так, чтобы они все лето о нем помнили.
Майкл остановился перед ними и скрестил руки на груди, расставив ноги. Он был настолько же низким и толстым, насколько близняшки высокими и стройными, и уже мог похвастаться отвислыми мужскими сиськами. Эфраим слышал, что парень принимал стероиды, решил раскачаться для футбола.
– И куда это ты собрался, Маккензи? – спросил Майкл. – Мы еще не успели попрощаться.
– Мне пора, – сказал Эфраим, отступая. Обычно Натан поступал так же, но на этот раз казался странно беспечным.
– Шутишь? Я его не боюсь, – отозвался он. – Удачного лета, Майкл!
Он поднял камеру, последовала вспышка, разозлившая здоровяка, словно красная тряпка быка.
– Что это с тобой? – спросил Эфраим друга.
Он поморщился, когда Гупал сгреб Натана за лямки рюкзака и ударил о шкафчик. Нагруженный книгами рюкзак смягчил силу удара, но голова Натана откинулась назад и врезалась в тонкий металл. На многих дверцах красовались такие вмятины: по ним можно было проследить за тем, как Натан рос.
– Ох, – выдохнул он. – Прости. Я хотел сказать, надеюсь, это лето у тебя будет хреновым.
Майкл нахмурился и потряс Натана из стороны в сторону.
– Что это ты такой счастливый, Маккензи? Рад, что не будешь видеть меня каждый день?
Волосы друга упали на лоб. Глядя на обидчика сквозь челку, он улыбался:
– К сожалению, я буду лишен удовольствия посещать с тобой летние курсы. Зато ты шикарно на них развлечешься.
Эфраим поморщился. «Натан, не дразни его». Тот всегда страдал от недостатка элементарного чувства самосохранения. Они встретились в первом классе, когда Эфраим полез из-за него в драку, но с тех пор Натан стал еще беспечнее – он знал, что Эфраим всегда его прикроет. Но на этот раз дело зашло слишком далеко.
Майкл с ревом еще сильнее сжал лямки рюкзака.
– Учись прилежно, – прохрипел Натан. – Как же мы без тебя-то в выпускном классе? Это же так увлекательно – остаться на третий год, да?
– Эй, – сказал Эфраим Майклу. – Оставь его.
Некоторые привычки нелегко преодолеть. Он не боялся верзилы, но знал, что не смог бы и побить его. Протестовал для вида. Но Натан никогда не простит, если друг даже не попытается защитить его.
– Хочешь быть следующим? Что, некуда пойти? – огрызнулся на него Майкл.
– Честно говоря, снаружи меня кое-кто ждет… – начал Эфраим.
– Эфраим, я справлюсь, – отозвался Натан.
– Я не могу тебя бросить.
– «Я не могу тебя бросить», – передразнил Гупал.
– Иди, – сказал Натан. – Такую поездку пропускать не надо. Скажи Мадлен, я надеюсь, что ей скоро станет лучше.
– Хорошо. Ты уверен? Позвони мне позже, если… если все еще сможешь звонить, – сказал Эфраим.
– Верно, беги! – рыкнул Майкл.
Эфраим толкнул двойные двери и вышел наружу. Правда, свежим воздухом свободы тут и не пахло, а стояло настоящее летнее пекло, и потому Эфраим немедленно начал обливаться потом.
Он посмотрел на парковку, но нигде не было и следа потрепанного «фольксвагена» миссис Моралес. Или близняшек. Или Джены.
Или школьных автобусов.
Он проверил карманы, но, кроме четвертака, в них не нашлось ни одной монетки: последние мамины деньги ушли на утренний автобус от больницы до школы. Предстояла долгая пешая прогулка.
Несколько машин стояло на парковке, включая черный спортивный БМВ Майкла и подержанный голубой «шеви» Натана. Может, ему стоило подождать друга и поехать с ним; тому могла потребоваться поездка в больницу после встречи с мясистыми лапами Гупала. Но Эфраим не хотел пропустить часы посещений, так что, возможно, пешком получится быстрее. Конечно, можно пойти обратно и попытаться закончить разборку между Натаном и Майклом побыстрее, но в таком случае можно пострадать и самому. Лучше разбираться с меньшим из зол.
Эфраим пошел пешком.
Глава 4
В больничной палате матери не оказалось. Ее вещи тоже пропали, как и пластиковый пакет с кошельком, ключами и сломанными часами неудачливого двойника. Эфраим застыл в панике, уставившись на аккуратно заправленную кровать. Неужели после разговора с врачами мать перевели в психиатрическое отделение?
Он нашел миссис Моралес за стойкой медсестер.
– Миссис Моралес! Простите, мне пришлось забежать кое-куда после школы. Эм. Вы знаете, где моя мать?
Женщина подняла на него глаза:
– Извините?
– Моя мама лежала в палате 302 этим утром.
Она взглянула на свой пюпитр с зажимом.
– В этой палате никто не лежит. Как ее имя?
Эфраим нахмурился:
– Мадлен Скотт. Вы меня помните? Мэри и Шелли предложили подбросить меня сюда после школы.
– Ты знаешь моих дочерей? – В ее голосе прозвучали удивление и недоверие.
– Меня зовут Эфраим, – медленно проговорил он. – Я был здесь прошлой ночью, в приемном отделении интенсивной терапии. Вы приходили, рассказывали мне, как она себя чувствует…
– Я была на смене прошлой ночью, но тебя не помню.
Он слегка повысил голос:
– Но мы долго разговаривали.
– Хорошо, успокойся, дорогой. Уверена, я бы запомнила тебя и твою мать.
– Я тоже так думаю.
Интересно, у миссис Моралес не было сестры-близняшки, которая тоже работала в госпитале? Это ведь наследственное? Но на ее бейджике стояло имя «Джулия Моралес», значит, это точно была та же женщина, с которой он говорил вчера.
Парень глубоко вздохнул:
– Слушайте, вы можете просто проверить? Я знаю, что она здесь. Может, ее перевели… в другую палату?
Маму могли засунуть в психбольницу, если она продолжала настаивать, что ее сын умер.
Миссис Моралес пододвинула к себе черную клавиатуру и начала печатать, бережно нажимая одну клавишу за другой. Длинные ногти покрывал яркий зеленый лак.
– Прости, но ее никогда здесь не было, – сказала она. – Ты уверен, что пришел в ту больницу? Люди постоянно ошиба…
– Компьютер может ошибаться. Скорая привезла ее прошлой ночью.
– Тогда в системе была бы запись, – сказала она. – С чем ее привезли?
– Она… – Эфраим прижал пальцы к стойке поста. – Неважно. Простите за беспокойство.
– Ты взволнован. Почему бы тебе не сесть и не успокоиться? Я найду кого-нибудь, кто сможет тебе помочь…
И действительно, с чего бы волноваться? Его мать только что пропала. Но не стоило связываться со службой опеки, если та уже забыла и об Эфраиме, и о Мадлен.
– Я, должно быть, ошибся больницей, как вы и сказали. Просто ошибся, вот и все, – тут он вспомнил: – А можно мне спросить еще кое о чем? Тот мальчик, которого вчера сбил автобус. Вы выяснили, кто это был?
Миссис Моралес нахмурилась:
– Я ничего не знаю об аварии и в любом случае не стала бы разглашать личную информацию, даже если бы что-то знала. Это совершенно исключено. У меня нет времени на игры, – она отодвинула от себя клавиатуру, пластик заскрипел по металлической поверхности стола. Эфраиму показалось, что женщина его разыгрывала.
– Нет, вчера утром к вам поступило тело, похожее на меня. В его бумажнике нашли мою библиотечную карту. Там был целый пакет его вещей, я оставил их в маминой палате…
Миссис Моралес встала:
– Мистер Скотт, вы говорите какую-то чушь. Есть кто-нибудь, кому я могу позвонить, чтобы вас забрали?
– Забудьте, – он быстро ретировался.
Задержавшись у лифтов, Эфраим оглянулся.
Миссис Моралес обошла вокруг поста и теперь смотрела на него. Он не мог ее винить за это, прекрасно понимая, как звучала его история.
Единственным имеющимся у него доказательством оставалась монетка, вытащенная вчера из пластикового пакета в больнице.
Загадай желание и подбрось монетку, чтобы оно исполнилось.
Это просто невозможно. Монетки не исполняют желания. Но он пожелал, чтобы его мать не была в больнице, и теперь ее здесь нет. Причем, похоже, никогда и не было. А если так, то тогда провал в памяти миссис Моралес, как и у Натана в школе, легко объясним. Тогда почему медсестра не помнит погибшего парня? Тот не имел ничего общего с действиями Эфраима. Конечно, это вообще не имело значения, потому что желания не исполняются. По крайней мере не при помощи магии.
Эфраим сел в лифт, чтобы попасть вниз. Когда двери открылись, там стоял Майкл Гупал.