Орел/Решка Майерс Ю.
– Папа позволял мне смотреть их в детстве. Ну и потом они вроде как остаются с тобой навсегда. Иногда только за телевизором я и могла поговорить с отцом.
Эфраим взял кассету с надписью «Багз и Даффи»:
– «Веселые мелодии»! Когда-то мне нравились эти мультики.
– Мне тоже. Это классика.
Он положил кассету на место и провел пальцами по полке.
– Рад, что мы все выяснили, – сказал он.
Она кивнула.
– Это важно, когда людям нравятся одни и те же мультфильмы. Я бы сказала, очень важно.
– Я хочу сказать…
– Исследования показывают, что три процента всех разводов случаются, потому что супруги не могут договориться, что им посмотреть.
– Ты права. У нас были бы большие проблемы, если бы Даффи Дак нравился тебе больше, чем Багз Банни.
Она прикрыла рот ладонью:
– О нет! Мне нравится Даффи. У нас нет шансов.
Эфраим был так счастлив, что даже позволил Джене затащить его в центр гостиной, на самодельный танцпол, хотя совершенно не умел танцевать. Он просто радовался тому, что наконец так стоит рядом с ней. А из-за толпы вокруг стоять им пришлось очень близко. Настолько близко, что Эфраим чувствовал аромат ее шампуня. Раскачиваясь из стороны в сторону, Эф понятия не имел, что конкретно делать с собственными ногами, но надеялся, что Джена ничего не заметит.
Мэри и Шелли наблюдали за ними с диванчика, который отодвинули к стене, освобождая центр комнаты. На сестрах была одинаковая одежда, но разных цветов: Шелли надела светло-голубой топик и желтую юбку, так что близняшек стало проще различить. Эф улыбнулся Мэри, но та не отреагировала.
– Ммм, Мэри в порядке?
Джена глянула на подруг:
– Лучше я проверю.
Когда Джена протолкалась через толпу танцующих, Мэри встала и вышла. Джена отправилась за ней на кухню.
Оставшись в одиночестве, Эфраим вернулся к столу с закусками, взял себе напиток и пригоршню попкорна. Потом подошел и сел на диванчик рядом со второй сестрой.
– Шелли, верно? – спросил он.
– Может, тебе еще звезду дать за то, что угадал мое имя? – съязвила та.
Если прежде Эфраим считал их одинаковыми, то впредь такая ошибку ему больше не грозила. Не зная, как реагировать, он глотнул пунша и сразу понял, что тот алкогольный. Он умудрился не закашляться и слезящимися глазами уставился на дно пластикового стаканчика.
Он не много знал о близняшках – только то, что обе девушки держали всю прессу в старшей школе Саммерсайда: Мэри собиралась в следующем году стать соиздателем школьной газеты, а Шелли вела ежегодник. Джена работала и там и там, и эта троица была так же неразлучна, как Эфраим с Натаном. Хотя нет, уже сильнее, Эфраим-то пошел на вечеринку один. Он замолк, думая о том, как чувствовал бы себя Натан, если бы видел, что его друг разговаривает с Шелли.
– Ты ей нравишься, – объявила та.
Эфраим проглотил кубик льда и закашлялся.
Холодный кусок скользнул вниз по пищеводу.
– Джене? – спросил он.
– Моей сестре, придурок. А ты просто флиртовал с ней все это время.
– Я? Я думал, она просто пыталась быть милой.
Он нравился Мэри? Серьезно? Об этом же Натан говорил – после последнего желания. Он предполагал, что чувство могло быть взаимным.
– Не знаю, что они обе нашли в тебе, но если сделаешь больно моей сестре или Джене, то пожалеешь, – пригрозила Шелли.
Эфраим издал слабый смешок:
– Дай догадаюсь: ты знаешь парня, который преподаст мне урок?
Шелли нахмурилась.
Над Эфраимом нависла тень. Он поднял глаза и увидел, что над ним, подобно горе, застилающей солнце, встал Джейсон Феррер, заслонив свет настольной лампы. Джейсон был куортербеком в школьной команде «Барсуки Саммерсайда».
– Шелл, давай потанцуем, – он протянул ей мощную руку.
Близняшка бросила на Эфраима еще один взгляд, а потом очаровательно улыбнулась Джейсону.
– С удовольствием, – она грациозно поднялась с дивана и, оглянувшись, сказала: – И лучше скажи своему мелкому дружку, чтобы перестал шпионить за мной, извращенец.
Эфраим вновь остался в одиночестве.
Не считая танца с Дженой, большую часть вечеринки он так и простоял у столика с закусками. С Натаном Эфраим никогда не скучал и не чувствовал себя не в своей тарелке. До сих пор он не понимал, насколько лучше и даже радостней казалась жизнь в Саммерсайде из-за Натана. Надо было рассказать ему о вечеринке.
Эфраим поднял глаза, и тут ему почудилось, что он видит Натана за окном гостиной. Он уже решил, что это чувство вины играет с ним, но понял, что друг действительно стоит на улице.
Эфраим протолкался через танцующие пары к противоположному краю гостиной, но Натан уже исчез. Может, это просто подсознание разбушевалось? Или алкоголь действовал? Голова Эфраима уже приятно кружилась от выпитого.
Уже второй раз ему казалось, что он видел Натана там, где совершенно этого не ожидал. Друг следил за ним? Шелли сказала, что тот преследует ее. Но тогда что Натан делал ночью в больнице? Почему показывается, но ничего не говорит?
Из-за освещения в доме и отражения на улице было ничего не видно.
Если Натан пронюхал о вечеринке и решил вломиться на нее без спросу, то Эфраиму лучше было извиниться, если, конечно, поезд уже не ушел. Он вышел во двор и нашел окно, в котором видел Натана. Трава там оказалась примятой, но это могло случиться в любое время. Он медленно обернулся, но снаружи стояли только две девушки под деревом, они держались за руки и курили одну сигарету. Он обошел вокруг дома.
– Эфраим! – позвала Джена с балкона второго этажа.
– Джена? – Он поднял голову и увидел девушку.
– Уже уходишь? – спросила она.
Эфраим посмотрел на часы. Уже было десять, а автобус до дома ехал долго.
– Наверно, мне пора идти, – сказал он.
– Мы не закончили танец, – Джена перегнулась через ограждение, и внезапно он вспомнил школьную постановку «Ромео и Джульетты» в первый год учебы. Она, конечно же, играла Джульетту, а Эфраим – одного из солдат, у него даже текста не было. Впрочем, это оказалось даже хорошо, в ее присутствии он не мог вспомнить ни слова.
– Я тебе позвоню? – спросил Эфраим.
– Думаю, стоит.
Джена повернулась, чтобы уйти внутрь. Он уставился на ее ноги. Перед тем как закрыть дверь, она махнула рукой и застенчиво улыбнулась.
Эфраим добрался до автобусной остановки и обнаружил, что последний автобус ушел двадцать минут назад. Он не знал, что делать – то ли идти обратно в дом Джены и найти там человека, который смог бы его подвезти, то ли позвонить матери из платного автомата, то ли достучаться до Натана и упросить друга приехать за ним, извинившись за то, что так дурно поступил.
– Отстой, правда? – раздался голос из-под скамейки, на которой он сидел.
Повернувшись, Эфраим увидел какого-то мужика в лохмотьях. Впотьмах была видна лишь длинная сальная борода и когда-то белая футболка, теперь побуревшая от грязи.
– Последний автобус уже ушел? – спросил Эфраим.
– Ага. Неудачная ночка, да?
Эфраим пнул столб остановки и прикинул варианты. В кармане осталось всего два доллара.
Нет, даже два доллара и двадцать пять центов. Этот четвертак мог все изменить.
Эфраим вытащил волшебную монетку. Решение, конечно, глупое, но так можно проверить, есть ли у него еще желания. В конце концов, терять нечего.
– Я хотел бы не пропустить автобус, – прошептал он, зная, что бездомный смотрит на него. Эфраим подбросил монетку, но в темноте ее упустил – та лишь сверкнула на мгновение в свете фонаря, а потом со звоном ударилась о тротуар.
– Вот гадство.
Эфраим, как безумный, принялся обшаривать землю вокруг, но монетки там не оказалось. Даже если она откатилась недалеко, ночью ее будет трудно найти. Он уже собирался сдаться, когда увидел, что мужчина около скамейки нагнулся и что-то подобрал – четвертак.
Эфраим сразу задался вопросом, не нагрелась ли монетка, и что по этому поводу подумает бездомный.
– Спасибо, мистер, – он приблизился к мужчине, морщась от вони, распространявшейся от потрепанной одежды.
Бродяга посмотрел на четвертак, потер его.
– Хм, – он поднял монетку к свету и повертел из стороны в сторону, зажав между большим и указательным пальцами. Увидев изображение Пуэрто-Рико, снова что-то проворчал.
Эфраим протянул руку. Мужчина уже захотел отдать монету, но замер. Оба уставились на нее.
– Держи, пацан, – бродяга, наконец, отпустил четвертак и прижал его пальцем к ладони Эфраима.
У того вновь закружилась голова. Желудок чуть не выпрыгнул наружу, а затем все успокоилось.
Мужчина отошел прочь, громко рыгнув. Казалось, его мутило, он начал стучать костяшками пальцев по голове.
Эфраим быстро отступил назад на случай, если бездомного вырвет. Посмотрел на монету. Решка.
Внезапно их осветили два луча света, приближавшиеся по улице. Мужчина выпрямился:
– Похоже, еще один автобус.
Эфраим улыбнулся от облегчения. Значит, никаких ограничений по числу желаний у монетки не было.
Автобус остановился, парень забрался внутрь, отдал два доллара за проезд и сел впереди. Бездомный тоже залез в салон, и двери с шипением закрылись.
– У меня нет денег, – сказал бомж.
Водитель вздохнул:
– Так не пойдет, старина. Это бизнес, а не благотворительность.
Бездомный повернулся к Эфраиму:
– Мне нужно добраться домой. Ты привел меня сюда.
Взгляд его стеклянных глаз блуждал.
Эфраим положил в карман четвертак:
– Простите, у меня нет мелочи.
– Мелочи! – Бездомный ухмыльнулся.
– Ты знаешь этого парня? – спросил водитель.
– Понятия не имею, о чем он говорит, – ответил Эфраим. – Я его встретил две минуты назад.
– Какой стыд, что люди себя доводят до такого состояния. Да и ладно, какого черта! – воскликнул водитель. – Тебя-то я возьму в любом случае. Я на этом деньги не теряю, и это мой последний рейс на сегодня.
– А это действительно последний автобус? – спросил Эфраим.
– Ага. Опоздал на тридцать минут – двери заклинило. Но я всегда заканчиваю маршрут, – водитель дернул рычаг, и автобус поехал.
– Похоже, сегодня тебе все же повезло, – проворчал бездомный и протопал в дальний конец салона.
Эфраим уставился ему вслед. Бродяга помнил, о чем они говорили до нового желания. Почему? Раньше никто, кроме Эфраима, не знал о переменах. И что случилось теперь? Тут или пьяница что-то сделал, или сам Эфраим.
Судя по звукам, мужчину явно стошнило, через мгновение по салону поплыл едкий запах.
– Проклятие, – вздохнул водитель. – Вот что я получаю в благодарность.
Эфраим отвернулся и стал смотреть в окно, глядя сквозь темноту на пустые улицы. Весь путь он не выпускал монетку из ладони, боясь, что потеряет.
Глава 7
Матери дома не было. Вместо нравоучительной лекции за опоздание Эфраим нашел записку на холодильнике, сообщавшую, что ужин готов. Похоже, мама опять на вечерней смене в супермаркете.
Его беспокоило, что желания вызывали непредсказуемые последствия, о которых он не просил. По крайней мере сейчас монетка сработала в его пользу: матери не было дома, она никогда не узнает, что сын пришел поздно, а значит, первые две недели каникул он не просидит наказанным. С монеткой будет достаточно просто вновь наладить мамины дела. Или даже лучше: пожелать работу, которая будет ей действительно в радость, ту, на которой ей станут платить гораздо больше.
Эфраим на вечеринке почти не ел, хотя почти все время стоял у столика с закусками, так что сейчас отрезал себе большой кусок мясного рулета и щедро положил картофельного пюре – на его памяти таких блюд мать никогда не готовила – и понес тарелку в комнату. Стоило ему сесть у компьютера, как на экране вспыхнуло сообщение от Натана, правда, звук от него оказался странным, как будто искаженным. Только сгоревшей звуковой карты сейчас Эфраиму и не хватало.
«ПРИВЕТ. Где ты был?» – напечатал Натан.
Обвиняющий курсор подмигивал Эфраиму. Значит, Натан действительно приходил к дому Джены.
Эфраим откинулся назад, насколько позволяло кресло, и стал перекидывать четвертак из одной руки в другую. Глубоко в душе он надеялся, что монетка изменила мир так, что Натан ничего не знал о вечеринке, как произошло с его матерью. Теперь же придется рассказать все начистоту и извиниться; если бы Эфраим соврал сейчас, то выглядел бы еще большим придурком.
Правда, если подумать, можно было загадать очередное желание, и тогда Натан просто забыл бы об этом вечере. Друг бы ничего не заметил и не обиделся. Эфраим стиснул монетку в руке, а потом припечатал четвертак к столу рядом с клавиатурой и написал: «Прости. Я должен был раньше сказать тебе о вечеринке».
Натан любил, когда Эфраим признавал ошибки, но сейчас ответил с уж очень большой задержкой.
«О какой вечеринке?»
Значит, хотел, чтобы Эфраим сам во всем признался.
«Джена пригласила меня в последнюю минуту. Я должен был тебе обо всем рассказать».
«Ты пошел на вечеринку без меня? К Джене?»
«Прости. Я не должен был так делать».
Сейчас Эфраим был готов написать все, что хотел услышать Натан.
«А я-то думал, мы с тобой лучшие друзья».
– Черт, – выругался Эфраим.
«Конечно мы друзья. Я просто не хотел упустить удачу, когда получил приглашение. Я хотел спросить о тебе… И в следующий раз обязательно спрошу, обещаю».
«Шелли была там?»
Эфраим не знал, зачем Натан изображал из себя тупого: так он терял моральное превосходство. Он же видел, как Эфраим засек его в окне.
«Ага. Она тоже была в дурном настроении».
Прямо сейчас Эфраим не хотел объяснять почему.
«Ну ты и сволочь».
Эфраиму надоело играть в эту игру – если он во всем признался, то и Натану следовало сделать то же самое:
«Прекрати притворяться. Я тебя видел».
«Где?»
«На вечеринке. Ты во дворе окол о окна стоял».
Натан ответил не сразу:
«Я даже не знал о твоей тупой вечеринке. Ты действительно думаешь, что я настолько уныл, что слежу за тобой? Думаешь, я настолько жалок? Неважно, я уже все понял. СПАСИБО».
Эфраим покачал головой.
«Я видел тебя».
«ЭТО БЫЛ НЕ Я».
Натан любил доказывать неправоту Эфраима, но столь же сильно ненавидел, когда его ловили на лжи. Но почему сейчас продолжал притворяться? Не хотел позориться? А может, Эфраима так грызла совесть, что он просто вообразил лицо Натана в окне? Или же монетка все-таки изменила события этого вечера?
Правда, существовала другая возможность, о которой Эфраим уже думал, но все еще не был готов ее принять: Натанов было двое.
Одно ясно: Эфраиму вообще не стоило говорить другу о вечеринке. А теперь слишком поздно. Он облажался по-крупному и понятия не имел, что заставит Натана простить его. Ну, кроме того, что можно опять подбросить монетку и сделать так, словно ничего не происходило.
Эфраим уставился на нее. Возможно, она все-таки поможет ему выбраться из этой заварухи. Эфраим принялся быстро печатать, пока не передумал:
«Слушай. Мне нужно кое-что тебе показать. Оно может изменить наши жизни».
Он помедлил секунду, но все же отправил сообщение.
Гнев Натана могло пересилить только его неуемное любопытство. Друг заставил Эфраима подождать, прежде чем ответил:
«Ты о чем?»
«Встретимся завтра утром. В 11 часов у фонтана в парке».
«Я подумаю».
Ник Натана погас, друг вышел из Сети. Привычный звук закрывающейся двери, возвещавший о том, что пользователь покинул чат, сейчас больше походил на клацанье захлопнувшейся стальной решетки в тюрьме. Возможно, админы изменили привычные аудиофайлы.
Эфраим нервно постучал магической монеткой по клавиатуре. Он надеялся, что не ошибся, решив рассказать обо всем Натану.
Что ж, спасение их дружбы того стоило, ведь так? Эфраим помнил, как неловко и неприятно чувствовал себя на вечеринке. Он привык делиться с Натаном всем: с лучшим другом всегда было веселее. А с монеткой будет еще лучше.
И если не сработает, если Натан не поверит, то все можно исправить, просто загадав желание. Ситуация была выигрышной в любом случае. Эфраим подбросил монетку и улыбнулся. Когда на твоей стороне магия, все возможно.
На следующее утро Эфраим опоздал. Автобус № 8 повез его не той дорогой, которой он ожидал. Ему пришлось выйти и найти расписание. Оказалось, что нужно пересесть на пятый, хотя тот раньше вообще не ходил рядом с парком.
Тем не менее он все равно пришел раньше Натана. Фонтан и окружавшая его площадь были центром парка Грейстоун. Маленький круг вымостили булыжником и опоясали высокой изгородью. Мемориальный фонтан стоял в самой его сердцевине, хотя, что он увековечивал, никто точно сказать не мог.
Бронзовая фигура Атласа – греческого титана, несшего мир на своих плечах, – украшала фонтан и смотрела на север. Вместо шара Атлант поддерживал громадную бронзовую чашу, из которой вода каскадом ниспадала в большой гранитный бассейн. На дне в прозрачной воде виднелись четвертаки, слабо поблескивая в утреннем свете.
Эфраим задумался, сколько монеток накидал сюда, когда был мальчишкой. А теперь всего одна исполняла все его желания.
Он сидел на краю бассейна, водил рукой по воде, и брызги холодной воды летели ему в лицо. Неподалеку бродил бездомный, которого Эфраим встретил прошлой ночью, и смотрел на парня. Тот изо всех сил старался не замечать его, а вместо этого принялся пересчитывать монетки в фонтане.
– Мелочи не найдется?
Эфраим посмотрел на бродягу, но быстро отвел взгляд. Лицо мужчины было измазано грязью, и даже в жаркий летний день он носил вязаную шапку, из-под которой свисали длинные грязные патлы. На нем была запачканная теплая рубаха с закатанными рукавами. Шов над правым плечом разорван. От мужчины воняло. Рвотные массы коркой засохли на одежде.
Эфраим положил рюкзак на колени и крепко прижал к себе. Дно сумки намокло, и он почувствовал, как вода просачивается через ткань штанов.
– Простите, нет, – сказал он и уставился на четвертаки, лежащие на дне бассейна. Почему бы мужчине не собрать их?
– Эй! Отстань от него! – Натан обошел вокруг фонтана с другой стороны и смотрел на бездомного.
– Я просто хочу поесть, – сказал тот.
Натан нагнулся, зачерпнул пригоршню воды, обрызгал бомжа, попутно облив Эфраима, и крикнул:
– Забудь о еде. Тебе нужен душ!
Эфраим удивился: Натан никогда так не поступал – друг всегда был тихим, а незнакомцев и вовсе слегка побаивался, так как его обижали с самого детства. Может, он на первом попавшемся человеке срывал свою злость на Эфраима?
Бездомный нахмурился и отошел прочь.
– Натан, это было действительно необходимо? – спросил Эфраим. – Он никому не мешал. Я бы просто не стал обращать на него внимания.
Щелкнула вспышка камеры.
– Эй! Ты обмочился, – воскликнул Натан.
Эфраим посмотрел вниз: промежность и внутренние стороны бедер были мокрыми.
– Это просто вода из фонтана. Спасибо тебе.
– Вода. А, ну точно, – Натан проверил снимок, кивнул и уселся рядом с рюкзаком Эфраима. – Привет.
– Привет.
Так возникло хотя бы ненадежное перемирие.
– Ну так эта вечеринка. Ты действительно был в доме Джены? – Судя по голосу Натана, расстроен он не был. – Как все прошло?
– Нормально.
– Ты перешел к активным действиям?
– Что?
– Джена. Ну сам понимаешь… – Натан толкнул Эфраима плечом. – Ты хоть поцеловал ее?
– Да я еле решился заговорить с ней.
– Кто-то струсил, значит.
– Мы беседовали всего пару минут. А потом ее утащили Мэри-Шелли.
– Вот так сюрприз. Знаешь, будь я там, то смог бы отвлечь близняшек на себя, – сказал Натан. – Пожертвовал бы собой, но для тебя все что угодно.
Эфраим вздохнул.
– Из тебя друг лучше, чем из меня.
– В точку.
– Умеешь ты давить на чувство вины.
– Научился у матери. Она из древнего рода еврейских женщин, пестующих тонкое искусство манипулирования, – Натан покачал головой. – Если ты не собирался никуда с ней выбираться, какой смысл был вообще туда идти?
– Я не сказал, что ничего не делал. Джена призналась, что я ей нравлюсь, – сказал Эфраим. Даже сейчас, вспоминая о предыдущей ночи, он чувствовал себя как никогда счастливым.
– Тоже мне новость! Все в школе знали, что она на тебя запала.
– Я не знал. Она прежде никогда не проявляла ко мне интереса.
– Ты не замечал, потому что был поглощен Мэри. И почему ты передумал сейчас? – спросил Натан.
– Это труднее всего объяснить. Я не передумал. Просто все остальное изменилось. И только я помню о том, как было раньше.
– А вот это тебе придется объяснить.
Стоило Эфраиму понять, что сейчас придется рассказать о монетке другому человеку, он тут же почувствовал, что не так уж сильно хочет это делать. Да и с Натаном вроде бы все наладилось.
Но обещание есть обещание.
Эфраим вытащил четвертак из кармана. Он держал его в маленьком пакетике со струнным замком, чтобы не пожелать чего-нибудь случайно. Он все проверил: монетке требовался прямой контакт с кожей.
Он показал ее Натану, держа между большим и указательным пальцем.
– Все из-за этого, – сказал он.
Натан нахмурился.
– Четвертак? Что, на этой неделе тебе раньше выдали карманные деньги?
– Это не просто четвертак. Это… ммм… он выполняет желания, – сказал Эфраим.
Натан взглянул в фонтан.
– Да ладно тебе. Ты еще не вырос из всего этого?
– Я серьезно. Это как бросать монетку в фонтан. Я загадал кучу желаний. И все они сбылись. В той или иной степени.
Натан скрестил руки.
– Ага. И что ты пожелал?