Мертвый разлив Иванов Сергей
– Его-то за что? – удивился Марк. – По нынешней терминологии он был даже западником. А уж как радел за Россию!
– За себя он радел, наследить спешил в Истории, – возразил Вадим. – Комплекс неполноценности, помноженный на абсолютную власть. «Государство – это я», слыхал? И ради такой высокой цели Петюся не колеблясь порешил бы всё подчинённое население. Чтобы копировать чужие моды, не надо быть семи пядей, а что он менял по сути? Если и перестраивал страну, то лишь под себя, под свои амбиции, – тот ещё кровопийца!..
– Ересь полная, ну да Бог с ним! – махнул рукой управитель. – Во всяком случае, к нашему Первому это отнести трудно. Уж он воистину Творец!
– «Велик и славен, словно вечность», – нараспев произнёс Вадим.
– Чего? – не понял Марк, однако заинтересовался: – Это стихи?
Будто прикидывал уже, не ввернуть ли при случае: у рачительного хозяина каждая щепка в дело идёт.
– Всего лишь цитата – из осуждаемого, правда, списка, – огорчил его Вадим. – Ведь память пока цензуре не подлежит?
– И к чему она? Имею в виду цитату.
– К тому, что мне-то не надо заливать про его величие: не на трибуне, чай! И лучше б ваш лучезарный поменьше высвечивался, не то развенчает в губернцах последние иллюзии насчёт богоданности верховной власти.
– Зачем же так строго? – усмехнулся Марк. – И кого, в общем, заботит, чего он там говорит, – важнее дела. Разве мы плохо живём?
– Ну, вы-то с Алиской совсем неплохо, – подтвердил Вадим.
– И ты как будто не слишком истощён – вон какой вымахал!..
– Есть чем гордиться, – фыркнул Вадим. – С голоду не подыхаем – и на том спасибо, верно? Зато свободные, хотя крепостные.
– А что ваши умники предрекали при Отделении, уже забыл? – спросил Марк. – Мол, и пары лет не продержитесь, с треском обвалитесь, погребя под собою всех, – да как обосновывали, какие расчёты приводили!.. И чего всё стоит, а? Хороши кликуши!
Вот на это крыть было нечем: действительно, оконфузились тогда гуманитарии. Или тоже – не всё знали?
– Это ты забыл, – всё-таки возразил Вадим. – Сам и кликушествовал громче многих! Это потом, когда пророчества не сбылись, поспешил заделаться «святее папы римского» – то есть нашего славного и всегда правого патриарха, Главы всех отцов.
Марк укоризненно покачал головой, даже крякнул от неловкости – за него, за Вадима, так бестактно напомнившего о прежних заблуждениях, давно искупленных беззаветным служением на благо Крепости. («Тоньшее надо быть, тоньшее!») И Вадим в самом деле ощутил стыд, будто не прожжённого карьериста подколол, а наехал на раскаявшегося грешника. Умеют же ребята, обзавидуешься!
– Ты же был неплохим экономистом, – продолжил он упрямо, – и тенденции обсчитывал со всей дотошностью. Что, за это время появились новые данные? Или в нашей губернии действуют иные гуманитарные законы?
– Машина-то работает – с этим ты согласен? – спросил Марк. – Чего вам ещё?
– Если бы речь шла о perpetuum mobile, я потребовал бы новые законы термодинамики – как минимум, – сказал Вадим. – Извини, Марчик, но я знаю людей и помню историю, а в сказки верю слабо. И если наблюдаю выходящее за рамки, то сперва предполагаю, что не всё вижу, а не спешу вопить: «Чудо, о чудо! Слава нашим правителям, мудрейшим из мудрых!» Через такое мы уже проходили, и лично я накушался этим до тошноты. Что ж поделать, если у меня такая хорошая память!..
– Действительно, – задумчиво молвил Марк, – с такой памятью надо что-то делать.
– Выжигать, – подсказал Вадим, – электротоком. Искусственная амнезия – не слыхал? Конечно, проще бы гипнозом, но вот беда: не поддаюсь! А может, попробовать электромагнитные поля?
– Ладно, чего ты напал? – улыбнулся хозяин. – Я пока человечиной не питаюсь.
– Кто знает, Марчик, кто знает – всё впереди. «Мир наш полон радостных чудес!»
– Хорошо, давай говорить конкретно, – предложил теперь Марк.
– А кто против?
– В конце концов, для обывателя что главное? Была б крыша над головой да похлёбка на столе.
– Не главное, но необходимое, – сказал Вадим. – Необходимое, но не достаточное.
– Во всяком случае, первоочередное. Даже твой Вивекананда наставлял: сперва, мол, накорми людей, а потом уж забивай головы всякой мурой.
– Ведь это минимум, Марк, – так сказать, низшая точка отсчёта! А вы пытаетесь её сделать нормой.
– Но ты согласен, что в Крепости этот минимум гарантирован?
– Допустим.
– Не «допустим», а так и есть, – закрепился на отвоёванном пятачке Марк. – И разве это не достижение? Многие ли в мире могут таким похвалиться?
– Ну да, расскажи мне про безработных в «странах капитала», умирающих от голода прямо на улицах! – со скукой произнёс Вадим. – Только сначала пустите на это поглазеть.
– А официальным источникам ты не веришь?
– Чтобы поверить в такое, надо либо очень хотеть, либо стать идиотом. Вас послушать, там даже работяги недоедают – при том, что вкалывают на порядок лучше наших, а на еду тратят десятую долю заработка. Странно, что они ещё не бегут к нам целыми толпами!
– Ты напоминаешь моего деда, – заметил Марк, – который даже в космолёты не хотел верить, потому как чего им на небе делать, ежели там живёт Бог? «От врут, сукины дети!» – говаривал он, считая себя большим умником, и ухмылялся, как ты сейчас.
– Должно, старика очень достала тогдашняя пропаганда, – сочувственно усмехнулся Вадим. – Уж я его понимаю!
– Ладно, к дьяволу западников, – решил Марк и тут же добавил: – А преступность? С нею-то мы разобрались лучше – это ж неоспоримо!
– Ещё бы, – подтвердил Вадим. – Какая уважающая себя банда потерпит конкурентов на собственной территории!
– «Банда»? – изумился хозяин. – Это ты про «золотую тысячу»?
Если он рассчитывал смутить Вадима лишней конкретикой, то промахнулся. Когда тот набирал инерцию, его не страшили даже репрессоры.
– А в чём различие? – спросил Вадим. – Люди всегда люди, и без обратной связи любая власть становится грабительской – закон Дракона! Банда и есть, а чего ж? Механизмы-то те же.
– Разница хотя бы в конечной цели! – с негодованием объявил Марк. – В неё ты тоже не веришь?
– В коммунизм как в некий рай на Земле? Отчего не верить: он непременно наступит, непременно – как только люди превратятся в ангелов… Я не имею в виду бесполость, – с улыбкой Вадим покосился на Алису. – К сожалению, пока тенденция обратная, особенно в верхах.
– Намекаешь: все мы сдвигаемся к аду, и чем выше чин – тем быстрей?
– Чем выше – тем глупей, – фыркнул Вадим. – То ли система отбирает таких, то ли сама делает людей идиотами, то ли это обычный возрастной маразм. А глупости я опасаюсь больше прочего. С умным эгоистом ещё можно договориться, и равные возможности его не пугают. А вот дурак лишь и мечтает, чтобы въехать в рай на горбу одарённых, почему-то называя это «социальной справедливостью».
– Собственно, кто говорил о коммунизме? – спохватился Марк. – Где ты слышал о нём в последние годы?
– Ладно, мне-то не заливай! Думаешь, поменяли на гнилом товаре ярлычок – и можно продавать его снова? Общиннички выискались, радетели исконных традиций! Откуда вас набралось столько – разве не из коммунаров? Сдали кого поплоше, теснее сомкнули ряды и – вперёд, на построение очередного «светлого будущего»? Знаешь, меня всегда раздражали две вещи: когда кто-нибудь принимается вещать от лица народа, словно лучше всех знает его чаяния; и когда людей призывают идти против выгоды – «прежде думай о родине, а потом…» Хватит с меня этих «потом», наелся! И ведь кто призывает? Чаще всего те, кто сам же хочет на этом навариться. Нет, если уж делать себе в ущерб, то по собственному хотенью, не из обязаловки. Созрел для этого – замечательно; нет – зрей дальше, никто не осудит…
– Мужчины, хватит о скучном, – вмешалась Алиса, надув губки. – И охота вам грызться, когда вокруг столько вкуснятины!.. Кстати, Максик, ты упомянул «самозваных творцов» – что за новая категория?
Всё же она прислушивалась к спору, даром что строила из себя обиженную.
– Не слыхала? – посмеиваясь, спросил Марк. – Вот и я тоже, до недавнего времени. Никто их не знает, к Студии ни единым боком – а туда же, «творцы»!
– Как говаривал прежний директор, – не утерпел Вадим, – когда меня зазывали на фестиваль: «Чегой-то не слыхал я про такого певца!» Впрочем, он и знал их с пяток – вряд ли больше.
– А это к чему? – подозрительно спросил Марк.
– К тому, что творец или есть, или нет – как мёд у Винни-Пуха. А вы вольны изолировать его от потребителей либо навязывать по своему усмотрению – но уж никак не зачислять в творцы. Это, если помните, божий дар, а вы пока что не боги, даже не демоны – так, кровососы, вампирчики, мелкие душегубы…
– Н-да, – со вздохом заметил хозяин, – нельзя сказать, чтобы ты стеснял себя в подборе выражений. И где – в собственной моей квартире! Хорошенькая награда за угощение.
– Я сохраняю товарный вид твоей супруге и, к слову сказать, ведущей дикторше Студии, – с усмешкой возразил Вадим, – не говоря о её здоровье. Полагаю, это стоит чашки кофе, порции мороженого и пары пирожных?.. Ах да, ещё яблоко!
– Как там: «и швец, и жнец, и в дуду игрец»? – ядовито спросил Марк. – Ненавижу, когда люди разбрасываются! Чего бы тебе не заняться одним?
– Только не надо записывать меня в неумёхи: если я «берусь за гуж», то выполняю лучше многих, – сказал Вадим. – Но что занятно: таких вот, «разбрасывающихся», чиновничья братия на дух не переносит – и это уже возводится в ранг Крепостной политики. К чему бы, а? Может, для благоденствия пирамид больше годятся подданные с маниакальным уклоном и потому их лелеют столь трепетно? То-то по ночам расшалились садисты! Издержки, надо думать, отходы производства.
– Бред! – возмутился Марк. – Что ты несёшь, подумай? Это же полная ересь!
– Насчёт ереси – не возражаю, – сказал Вадим. – Остальное не убеждает.
– Тут и говорить не о чем!
– Тоже не довод. Что стало с тобой, Марчик? Раньше ты был убедительней. И тебя разъедает ржа догматизма?
– Просто научился отделять зёрна от плевел.
– Это тебя Крепость научила, да? – грустно спросил Вадим. – Бедняга!
– Чёрт возьми, Вадим, тебе не надоела собственная блажь? Когда ты наконец научишься жить!
– И вовсе это не жизнь – выживание, – возразил он. – Тебя не тянет ночами на улицу?
– Зачем ещё?
– Ну, на луну там повыть, за прохожими погоняться, кровицы испить…
– Идиот!
– Скорее маньяк, – поправил Вадим, – как следующая фаза догматика. И что станет конечным продуктом – нежить?
– Всё, с меня хватит! – решительно произнёс Марк. – Знаешь, дружок, тебе ведь лечиться пора – разве нормальному такое придёт в голову?
– Может, и врача порекомендуешь?
Некоторое время хозяин разглядывал его, будто в прицел, затем молча поднялся и удалился в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.
– И кто тебя за язык тянул? – поинтересовалась Алиса. – Чем покушаться на святыни, лучше бы меня поимел – такое он ещё стерпит.
– И тебе хорошо, верно?
– А тебе разве нет? – оскорбилась женщина. – Да ты и вправду блаженный! Хотя бы в этом Максик прав.
– Всё забываю спросить: почему «Максик»? – поинтересовался Вадим. – Раньше ты так его не обзывала. Подразумевается старина Карл?
– Ну да: Марк – Маркс – Макс. Последнее время он стал таким идейным!
– И я о том же, – кивнул Вадим. – Должность обязывает, что ли?
– А может, он проникся? – возразила Алиса. – Ну, знаешь: общенародное благо, всегубернская семья, бескорыстная любовь к ближнему…
– Вот-вот, чтобы самому этой любовью и попользоваться, – подхватил он, – на халявку-то! Уж не об этих ли высоких идеалах ты вещаешь с экранов?
– Ты что, даже Вестей не смотришь? – удивилась дикторша. – Совсем-совсем?
– Господи, на кой мне эта деза! А тебя мне приятней лицезреть в натуре: я же не Марк – умею ценить красоту.
– Ах, Вадичек, а как он за мной ухаживал! – Женщина мечтательно зажмурилась. – Это же песня! Хвостиком увивался, под ноги стлался, ручки на себя грозился наложить. Вот ты бы так смог?
– Грозить? – уточнил Вадим. – Наверняка – нет.
– А повеситься?
– Вряд ли. Жизнь не исчерпывается любовью, даже большой. Впрочем, Марк никогда не любил «разбрасываться» и добивал цели последовательно: одну за другой. Сейчас он так же самозабвенно увлечён карьерой.
– Точно, – вздохнула Алиса. – И на меня ему плевать. Может, это к лучшему? По крайней мере, не мешает мне жить.
– Что ему теперь до тебя? Пройденный этап.
– Ну уж!..
– С карьерой это же ты ему поспособствовала, разве нет? Вряд ли Марк так быстро встал бы на ноги, да ещё после прошлых заблуждений.
– Ну подсуетилась, да, – нехотя признала женщина. – Пришлось кое с кем сойтись ближе – из вершителей губернских судеб. Не чужой ведь.
– «Как не порадеть родному человечку?» – хмыкнул он. – Тем более, и самой перепадает немало.
– С чего ты сегодня такой сердитый – а, honey? – укорила Алиса. – На всех кидаешься, аки голодный wolf.
– Одиночества хочу, – вздохнул Вадим. – Достали меня сегодня!
– Вот переселят в общинный дом, по дюжине братиков в комнату, чего станешь делать?
Да по двое на койку, добавил он мысленно. Да в два яруса. И с общим тивишником, наглухо подключённым к однопрограммному кабелю, словно иосифские матюгальники. И с расписанным поминутно режимом, нарушения которого приравниваются к святотатству – при общем одобрении, как всегда. Не-ет, это будет последней каплей!
– Ну, так чего?
– В общине-то? – Вадим засмеялся. – Перекусаю всех – от братиков до отцов. Думаешь, теснота сближает людей?
– Разве нет?
– Людей сплачивает отстраненность. Это скотина сбивается в стадо: чем плотней, тем комфортней, – а нам требуется дистанция. Помнишь байку про влюблённых, привязанных лицом к лицу? – Вадим покачал головой: – Может, наши управители не так и глупы? Лучший способ разделить людей, чтобы спокойно властвовать, – расселить их по коммуналкам.
– По общинам, – поправила Алиса.
– Того пуще! Лично для меня это станет последним днём в Крепости.
– И куда ж ты денешься?
– Не пропаду, – заверил он. – «В жизни всегда есть место», и я эти места знаю. На своё счастье, люблю «разбрасываться» – в отличие от Марка. Потому, видно, его и раздражают такие, что нас непросто загнать в угол: всегда отыщется запасная норка!..
– Попробуй только от меня сбежать! – пригрозила женщина. – Из-под земли достану!
– Ты же первая от меня отречёшься – «прежде нежели пропоёт петух»… Засим бросаю вас, – добавил Вадим, поднимаясь. – Чао, Алисочка!
До чего ж удивительны взращённые социализмом люди! – размышлял он, спускаясь по лестнице. Ладно бы в прежние времена, когда ревнивый режим всеми силами сохранял у поднадзорных невинность, – но теперь, после распахнутых шлюзов, из которых на головы низверглось столько!.. Неужто в политике потеря невинности обратима? Конечно, Главы очень удачно вернули подданных к однопрограммности, оградив от внешних искусов, – но ведь те особенно не возбухали! Так, поворчали по кухням и опять дружно пораззявили рты: нате, кормите нас с ложечки, как раньше. Затем покусились на дорогое, принявшись урезать пайки, и вот тут конструкция закачалась. Но правители ловко вывернулись из-под удара, поделив подданных на горожан и селян, старожилов и новосёлов, спецов и трудяг, – и снова народ показал себя стадом. Вот где пошли разборки, кому и сколько положено крошек с барского стола! А когда, чуть позже, из всех выделили «золотую тысячу», разве хоть кто-нибудь возмутился? Уже поговаривают о введении титулования, от «благородия» до «сиятельства» и «светлости» включительно, – а чего, разве это намного смешней, чем обзывать всех «товарищами» или, как сейчас, «братьями» да «отцами»? Наши всеядные проглотят и такое, не поперхнутся. Непонятно только, для кого приберегаются «высочества» да «величества» – ведь без них перечень неполон?
3. Старина Тим
Вернувшись к себе, Вадим ещё не успел запустить аппаратуру, как услышал в коридоре знакомые крадущиеся шаги, направляющиеся к его двери. Последнее время эти полуночные визиты сделались такой же традицией, как и его собственные посещения Алискиных хором. Как всегда, гость удостоил дверь вкрадчивым стуком, хотя лучше других знал, насколько тонок у Вадима слух. А тот, как обычно, не отказал себе в удовольствии подыграть конспиратору, с десяток секунд подержав его перед входом в сладком неведении, вынуждая опасливо озираться на каждый шорох: столь поздние хождения по уже тёмным коридорам, мягко говоря, не поощрялись. Затем неслышно открыл дверь и буднично, словно Верещагин из «Белого солнца», пригласил:
– Заходи.
Погрозив ему кулаком, гость прошмыгнул в сумеречную комнату, опустился в любимое кресло и тут же поджал под себя ноги в тёплых носках, словно турок. Подождав, пока Вадим запрёт дверь, осведомился:
– «Ну, что у нас плохого?»
– «А у нас в квартире газ», – ответил хозяин. – Был.
Почему-то обоим нравилось цитировать старые фильмы и книги, в том числе детские, – может, оттого, что знали друг друга аж с тех времён, задолго до Отделения. А многие ли ещё помнят тогдашние подробности?
Звали гостя Тимофей Филимонович Славин, проще говоря – Тим, с Вадимом он приятельствовал с первого курса одного престижного московского ВТУЗа, а после распределения угодил с ним в один город, причём добровольно: областной центр как-никак, не какое-то захолустье. (Зацепиться за Москву тогда мало кому удавалось.) Потом их пути надолго разошлись, и за длинную жизнь у обоих накопилось всякое. Но связей друг с другом они не теряли, а в последние месяцы их странная дружба обрела второе дыхание – как будто после многих крушений Тиму потребовалась надёжная гавань, где он смог бы заделать пробоины, не опасаясь получить новые.
– Гля, чем разжился! – похвалился гость, выкладывая на стол банку с консервированными в собственном соку ананасовыми кольцами (любимой закусью морячков, с которыми одно время соседствовал Вадим, – даже в советское время это было дефицитом). – А? Уметь надо!
– И это всё, что ты умеешь?
Больше всего Тим смахивал на обезьяну – жилистый, ловкий, напористый и любопытный, с подвижным морщинистым лицом и покатым лбом, облагороженным глубокими залысинами, с тощими волосатыми конечностями и круглым пузиком. Однако женщинам нравился до изумления. И сам любил их не меньше – как многое в этой грешной жизни. Сколько Вадим помнил, Тим всегда был игроком и авантюристом, постоянно вязнул в сложных интригах с женщинами или начальством, был подвержен порокам и поддавался самым разным искушениям, однако каяться неизменно приходил к Вадиму, будто избрал его своим исповедником. (Нашёл, называется, святошу!) Правда, делился Тим не только сокровенным – а знал он немало, всего и обо всём, легко общаясь со многими, аккумулируя сведения точно губка.
– Кто умеет, так это Марк, – добавил Вадим, небрежно вскрывая заветную баночку. – После его разносолов меня трудно удивить.
– Не зарекайся, – сказал Тим. – Ты когда-нибудь ел молочный суп с селёдкой?
– Иди ты, – не поверил Вадим. – Надеюсь, не с солёной?
– А лягушачьи ножки пробовал? Помнится, будучи проездом в Париже…
Единственный раз в жизни Тим действительно мотался за рубеж, посредством многозвенных ходов устроив себе командировку. Может, в самом деле добирался до Франции, хотя вряд ли. Вот ГДР – куда ни шло, тогда это было реально.
– Зато я знал человека, который лопал лягушек живьём, – похвалился Вадим, – будучи на уборке сена. Есть ещё люди в русских селеньях!
– Сам видел? – загорелся Тим. – Что, прямо при тебе?
– Я смотрел на того, кто это видел, – усмехнулся Вадим. – Ты же знаешь, какой я впечатлительный! Самое забавное, что как раз ножки этот чудак есть не стал – побрезговал, верно. Зато уж остальное, по пьяной-то лавочке… Ладно, приятного тебе аппетита, – добавил он, доставая из стола миску с самодельным печеньем, только вчера изготовленным в самодельной же духовке. – Если захочешь подробностей, вроде сочащейся изо рта зелёной жижи и тщательного пережёвывания внутренностей…
Тим залился радостным смехом. Когда-то, в стародавние времена, он погорел на служебном рвении, угодив с микроинфарктом в больницу прямо из КБ, – и с тех пор ничего не подпускал близко к сердцу. Может, за лёгкий нрав и любили его женщины – по крайней мере, за нрав тоже. Или же за то, что Тим не жалел для них комплиментов, – господи, да кому нужна она, эта правда!.. А может, за особенный запах: говорят, дамочки на такое клюют. Хотя явственно ощущал его, пожалуй, только Вадим – своим обострённым, надчеловеческим обонянием.
Смотавшись за предусмотрительно разогретым чайником, Вадим разлил кипяток по тяжёлым полулитровым чашкам и щедро заправил отличным чаем, поставляемым благодарной Алисой, – кстати, одна из причин, почему заядлый чаёвник Тим так возлюбил здешние посиделки. К тому же на правах гостя ему не приходилось ничего делать – впрочем, тут и не было особенных хлопот, всё под рукой. Вообще, в тесноте комнатушки имелись свои преимущества. Расположившись по центру, Вадим мог дотянуться почти до любой точки, даже не вставая. И для освещения вполне хватало настольной лампы – тем более, в такой поздний час не стоило привлекать лишнего внимания. (А вдруг вахтёрша по-прежнему заглядывает под двери?)
– И как прошла сегодняшняя встреча? – спросил Тим, беря чашку в обе ладони, словно японец, и с наслаждением вдыхая густой аромат. – Успели-то хоть? Видел я, как Марчик подкатил! Кстати, могу на стрёме постоять.
– Может, и со свечкой? – откликнулся Вадим. – Пошляк!.. Нет там ничего, понял? И не было.
– Ну да, будто я Алиски не знаю!
– Значит, не знаешь. Или меня.
– Ну и дурак, – заклеймил Тим. – Такая женщина!
Он даже глазки закатил от вожделения, кудахча по-восточному: «Вах, вах, вах». Его всегда тянуло на пышности.
– Сейчас мне интересней её муженёк, – сообщил Вадим. – Очень показательная трансформация – прямо образцовая.
– Транссексуал, что ли? – сострил Тим. – Маленький, это на любителя. Хотя подобной пакости я не ожидал даже от Марка.
Вадим не поддержал шутки, да и не одобрил.
– Понимаешь, – сказал он, – слишком быстро меняются люди, даже внешне, – будто происходит разделение на породы. Первые годы было не так заметно.
– Вот возьмём, к примеру, тебя…
– Я не меняюсь, я совершенствуюсь, – возразил Вадим. – Неудачный пример – попробуй снова.
– Хорошо, а я?
– А ты словно тот моряк: привязался в шторм к мачте, чтобы волной не смыло.
– Надо думать, мачта – это ты?
– Догадливый. Кстати, относится не к одному тебе. Тут целый экипаж!
– Не слишком ты скромен, а?
– Братец, чрезмерная скромность, как и прыщики, проходит с возрастом. Уж о ближнем моём окружении данных хватает!
– В отличие от дальнего, верно? – подсказал гость. – Выходит, самое время расширять круг.
– А почему, думаешь, я пасу Марка?
– Думаю, всё же из-за Алиски, – хмыкнул Тим, сладостно вгрызаясь в печенье. – Чего там между вами – дело тёмное. Но без неё ты давно б послал Марчика подальше, просто из брезгливости. Да и он не стал бы терпеть твои наезды.
– Я надеялся, он хоть что-то знает.
– Ну?
– Если знает – не признаётся. Хотя и злится.
– Допрыгаешься, – посулил Тим. – Нашёл себе забаву – дёргать тигра за усы!
– Скорее уж крысу.
– А крысы, чтоб ты знал, сумеют и тигра загрызть, ежели навалятся скопом. «Нам не страшен серый волк: нас у мамы целый полк!» Большого-то зверя ещё можно завалить – хотя бы сдуру. – Тим вдруг умолк и поглядел на хозяина с любопытством: – Ну, чего кривишься – зубы болят?
– Не понимаю, на чём держится здешний режим, – признался Вадим. – Экономику развалили, от мира обособились – и всё ж ухитряются содержать прорву нахлебников, не срываясь ни в голод, ни в разруху. Сил не хватает обуздать крутарей или подмять частников, как бы ни хотелось, зато пресловутый «занавес» сработан, похоже, из броневой стали. Уровень жизни в народе упал на порядок, при том что верхушка благоденствует, – и хоть бы кто-нибудь возмутился!
– А чего им возбухать? – посмеиваясь, заметил Тим. – Сам же сказал: голода нет, какая-никакая конурка имеется, и при всём том вкалывать по-настоящему не заставляют. Чего ещё желать простому люду? Слава богу, у нас не дикий Запад, где принято надрываться ради несчастного загородного дома в три этажа и пары тачек на каждого из членов семьи. А скоро нас и вовсе рассадят по камерам и даже на прогулки будут водить строем, чтоб не бузили, – порядок будет, представляешь?
– Они бы, может, и хотели, да где взять силу? «Бодливой корове…»
– Когда потребуется – будь спок, – заверил Тим. – Как они с нашим Отделением, а? Откуда только что повылезло!
– Думаешь, у них бездонный мешок с сюрпризами?
– Кто знает, Вадя, кто знает. И выстроят нам такой лагерь!..
– Не настолько ж мы дураки, чтобы дважды влететь в одну яму?
– Да кто нас спросит! – засмеялся Тим. – И вообще, родной, ты слишком хорошо думаешь о людях – по себе, что ли, судишь? Да ты представляешь, сколько народу сейчас грезит о персональной камере, хотя б и с видом на помойку! И чтоб надёжная крыша над головой, и гарантированная кормёжка, и ежевечерняя жвачка по тивишнику. Что ты – это ж предел мечтаний! Собственно, уже сейчас многие живут так, и не нужно им больше ничего. Служба, дорога, дом – всё!
– Тебя устраивает такая жизнь? – спросил Вадим. – Меня – нет. Бездельников у нас полно, согласен, да ведь и работяг немало! А каково сейчас людям одарённым? И всё равно шагают в едином строю неизвестно куда.
– А разве ты не в нём?
– По крайней мере, я плетусь в последнем ряду. Подвиг, конечно, небольшой, но если б эта тенденция стала массовой…
– Так ведь не станет?
– К сожалению.
– Не знаю, не знаю, – сказал Тим. – Сам знаешь, я, в общем, не тупица, однако шалопай и бездельник, каких мало, и главная проблема заставить меня вкалывать. Так что хорошая плётка по заднице мне бы не помешала.
– К дьяволу её! Пряник – куда ни шло!.. Тем более, хорошая плеть редко сочетается со здравым умом, и погонят тебя в такие края, куда ты вовсе не собирался.
– «Куда Макар телят не гонял», да?
– Или «ворон костей не заносил», – ещё сгустил краски Вадим. – И чего нас вечно тянет на неизведанные тропы? Так и норовим оказаться «впереди планеты всей» – одним большим скачком, точно китайцы.
– Скучный ты человек, Вадик, – не любишь экспериментов. В тебе иссяк «дух авантюризма».
– Я не желаю быть их объектом. Кто хочет – пусть экспериментирует, только без меня. Слава богу, человечество уже накопило немалый опыт – не худо бы для начала его освоить.
– Есть мнение, что для нашего менталитета не годятся чужие рецепты.
– Свежая мысль! – фыркнул Вадим. – За последнюю дюжину лет ею уже попользовались все: от латышей до туркменов, – точно уличной шлюхой.
– Учение всесильно – следовательно, верно, – наставительно заметил Тим. – Или наоборот? Во всяком случае, нашу «загадочную душу» ты, инородец, лучше не замай!
– Если что-то годится для американцев с японцами, то и мы как-нибудь втиснемся, – сказал Вадим. – А все эти байки об исключительности выгодны одним властолюбцам, а годятся лишь закомплексованным дуракам.
– Коих большинство, – напомнил Тим. – А как же наша «соборность»?
– …сказал баран барану. Вообще, среди разумных людей это зовётся стадным инстинктом. Есть чем гордиться, да?
– Но разве человек не стадное животное?
– Общественное! Почувствовал разницу?
– Ну да, конечно, – подхватил Тим. – Когда в стадо сбиваются люди, это уже зовётся обществом, верно?
– Люди не сбиваются в стада, если они люди, – даже и в стаи. Разуму нужна свобода!
Вадим и сам поморщился – настолько выспренно это прозвучало. Однако не отказываться же от смысла из-за неудачно выстроенной фразы? Он потянулся за чайником и подлил кипятку в загустевший чай – себе и Тиму. Последний, правда, любил чаёвничать покруче, а в прежние времена и вовсе заваривал по трети пачки на чашку, – но и без того он слишком легко возбуждался, с пол-оборота.
– Хорошо говорить тебе – сильному, – проворчал Тим. – Ты-то распорядишься своей судьбой, если захочешь. А каково слабым?
– Я себя сильным не считаю, – возразил Вадим. – Хочу я куда больше, чем делаю, даже когда всё зависит от меня. Правда, большинство и на такое не способны – зато очень изобретательны в оправданиях.
– На меня намекаешь? – поинтересовался Тим. – Как будто мне есть куда деваться!..
– А что мешает тебе перейти, скажем, в частники? Ты ведь всегда мечтал о самостоятельности.
– Во-первых, не так это просто: мы ж крепостные не только по названию, сам знаешь. И даже паршивые наши конурки приписаны к КБ, а стоит из него выйти… Во-вторых, кому там нужны мои таланты? Здесь меня хоть и достают, однако погоняют не слишком и не мешают удовлетворять любопытство за государственный счёт – пока отчётность в порядке. В-третьих, подпасть под власть крутариков немногим лучше.
– Но там хотя бы есть выбор.
– Если повезёт, – сказал Тим, – и то – поначалу. А в общем, такое же крепостное право, только поводок чуть длинней.
– Вот я и говорю, – хмыкнул Вадим. – Оправдываться мы умеем.
– Это доводы, чудило, – возмутился спец. – Не оправдания – доводы!
– Ну да, уровня: если не вполне белое – значит, чёрное. Конечно, полной свободы тебе не дадут нигде и никогда, но ведь ты даже кусочка её не желаешь – под тем предлогом, что не предлагают всю. Если б это не затрагивало тебя лично, ты сам бы понял, насколько нелепы такие «доводы».
– Хорошо, а почему ты туда не уходишь?
– Во-первых, по своему психоскладу я не предприниматель, не лидер и не воин…
– Зато умелец, каких поискать!