Мертвый разлив Иванов Сергей
– Ничего себе! – не удержался Вадим. – Какой же это этаж?
– Двенадцатый, а что?
– А если переборки не выдержат? Тут же тонн двадцать, не меньше!
– Умник! И охота тебе голову ломать?
С коротким визгом Юля бултыхнулась в воду и забарахталась, разбрызгивая пену.
– Ну, прыгай! – крикнула она Вадиму. – Устроим заплыв на дальность.
Сохранности ради тот тоже снял с себя одежду, отнёс в соседнюю комнату. И только затем присел на краю бассейна, щурясь от летящих в глаза брызг.
– Так вот куда уходят народные денежки! – заметил он.
– Утекают, – поправила Юля. – А тебе жалко?
– Кто ж это приготовил? Имею в виду воду.
– Компьютер, глупый! – засмеялась она. – Слыхал о таком?
– Мала-мала, – скромно сказал Вадим. – Слушай, а на кой ляд тебе ходить к билдерам, если всё можно устроить и здесь?
– А публика там занятная. – Девушка перевернулась на спину, разбросав конечности по сторонам, блаженно прикрыла глаза. – Надоели эти худосочные, обтекаемые, жёнообразные. «Мужика б!»
Помимо воли взгляд Вадима шарил по распахнутому перед ним телу. Какого чёрта, в самом деле: всему ж имеется предел!.. Ан нет его – и не надо.
– Но есть же здоровячки и поближе? Взять хотя бы гардейцев…
– Ах, эти! – С пренебрежением она хлопнула по пене. – Дуболомы: делают, что велено, – от сих до сих. Скучно!
– А у нас, стало быть, личности?
– Ну да, вроде тебя. – Она снова расхохоталась, дрыгая ногами, – какая-то избыточная весёлость, натужная. – Лезь сюда, медведище, хватит препираться! Или застеснялся?
«Именно! – вдруг осенило Вадима. – То есть именно, что наоборот. Вот уж чего во мне сейчас ни на грош, так это стеснительности. Часа не знаком, а уже готов с нею в постель. С чего я так раздухарился? Ох, братцы, не к добру это!..»
Резко распрямившись, он исполнил двойное сальто и обрушился в бассейн – к восторгу Юли, столь же чрезмерному. Тотчас она оседлала его, словно Ихтиандр дельфина, и заставила плавать по кругу, за неимением раковины трубя в сложенные ладошки. Кстати, вода здесь плотностью не уступала морской.
– Что в тебе подкупает, – сообщила наездница, надудевшись, – так это расшоренность. Другие бы столько ломались!
– У каждого свои комплексы, – объяснил Вадим, продолжая с удовольствием обновлять навыки брассиста, невостребованные столько лет. – Кто-то вообще боится иного пола, наворачивая вокруг такое!.. Большинство в принципе не прочь приобщиться, но лишь при соблюдении всех протокольных норм, обезопасившись ими и одеждой настолько, будто ведут друг с другом танковую дуэль. В некоторых странах даже любовью, говорят, занимаются в полном облачении, прикрыв лица платками, – словно через амбразуру, представляешь?
– А у тебя что? – поинтересовалась Юля, с комфортом укладываясь на его широкой спине, точно на матрасе-самоходке. – Ну-ка признавайся!
– А я предпочитаю неформальное, естественное общение, – ответил он. – На сей счёт у меня даже имеется теория, частью заимствованная у нудистов, частью основанная на опыте.
– Выкладывай! – снова велела девушка.
– А разве сама ты не замечала, насколько понятней общаться друг с другом раздетым людям?
– Ещё бы не замечать! – хихикнула она. – Чего ж тут не понять? Предельная ясность, куда больше!
– Н-да, – хмыкнул Вадим. – Вот и видно, что у натуристов ты не задержалась. А ведь отсутствие покровов означает не столько приглашение, сколько доверительность. Телесная открытость, как ни странно, облегчает слияние сознаний. Голыши могут представить друг друга намного точней, а затем между оригиналом и его отражением в партнёре образуется резонанс…
– А если я не хочу, чтоб мне «представляли»? – перебила Юля. – Вот ещё! На фиг мне подставляться – с этим твоим «резонансом»?
– Тогда к чему общаться?
– Ну хорошо, – решительно сказала она. – Если следовать твоей логике, то не только телесная открытость, но и телесное слияние должно облегчать слияние душ?
– Вообще-то да, – нехотя подтвердил Вадим. – Однако тут возникает много иных проблем.
– А чего усложнять? – удивилась Юля. – Подумаешь, слияние!.. Пока мы соприкасаемся другими участками, у тебя же проблем не возникает? Считай это обычным межполовым пожатием, только не рук. Или «открытием забрал» – на выбор.
– Понимаешь, это уже другая степень доверительности, – смущённо забормотал он. – Даже иной уровень ответственности. В конце концов, затрагиваются детородные функции, биосовместимость, гигиена, прочее…
Вадим умолк, и сам чувствуя, насколько неубедительно это звучит.
– Ну? – подстегнула Юля, ещё и пятками наподдала. – Так что там насчёт «геенны» – огненной, надо думать? – Она насмешливо хмыкнула: – «Ответственность, совместимость, детородность» – тьфу! Предохраняться надо лучше – проблем и не возникнет.
– Ладно, – уступил он, – можешь считать это персональным бзиком. В моём возрасте позволительна старомодность.
– Ой-ей, чья бы корова мычала!..
– Нет у меня коров, – отказался Вадим. – Безлошадный я. И крова тоже скоро не будет.
Осторожно он перевернулся на спину, позволив девушке перебраться к нему на грудь.
– Чего бы я хотела уметь, – внезапно сказала Юля, и на её мордашке проступила неуместная злость, – так это драться!
– Господи, – изумился Вадим, – тебе-то зачем?
– Моё дело. А сам ты – умеешь?
– Ну так, немножко…
– И что для этого нужно?
– Во-первых, сила, ибо без неё не будет резкости.
– С этим напряжёнка, – вздохнула Юля, с сожалением оглядывая свои члены. – Ноги – куда ни шло: от дурной головы им работы хватает…
– Во-вторых, требуется растяжка. Над ней-то ты трудилась?
– Не возникало нужды, – пожала она плечами. – И без того, если разогреюсь, могу опуститься в шпагат.
– В прямой или в косой?
– В косой.
– Маловато будет – для твоего пола и возраста. Недобор силы можно компенсировать только исключительной гибкостью.
– Чем богаты, – буркнула девочка. Ухватившись за лесенку, она раскидала по стене прямые ноги, пытаясь подтянуть промежность поближе к ней. Просвет оставался небольшой, благодаря природной гибкости, но и не слишком маленький. – Видишь? Это предел.
– Ну, «этому горю я сумею помочь», – в духе народных сказок изрёк Вадим, аккуратно помещая ладони изнутри её бёдер, на затвердевшие волокна. Юля оцепенела в предвкушении, однако больше он не сдвинулся ни на миллиметр. Только прикрыл глаза и сосредоточился, из жарких своих глубин посылая в ладони волны тепла, с каждым выбросом расплавляя одеревенелость её мышц, – пока девушка не упёрлась бёдрами в лестничные боковины, а затем и не просела меж них, почти коснувшись ягодицами прохладных кафельных плиток. Нежные её ноги при этом торчали по сторонам с трогательной беспомощностью, уронив расслабленные ступни, а дыхание заметно участилось, будто немалая доля Вадимова тепла таки угодила в запретную зону, разогрев и её до опасной черты. Пока не поздно, он переместил одну ладонь на узенькую поясницу Юли, вторую – на самый верх её живота. И стал медленно изгибать девичий стан, размеренно курсируя второй ладонью от грудок до гладкого лобка, пока Юля не легла затылком на собственную попку, причём без особенного напряжения.
– Это останется? – спросила девочка, зачарованно на него глядя. – Боже, ты убрал во мне все зажимы – это чудо как здорово, даже не хуже секса!.. Это останется, правда? Ты обещаешь?
– Процентов на восемьдесят, – подтвердил Вадим. – Ну, может, через месячишко придётся процедуру повторить.
– Хоть каждый день! – с энтузиазмом вскричала девочка. – Тоже, напугал! Ты вообще представляешь, чего стоят твои касания? Ты ж, наверно, и лечить сможешь простым наложением рук – точно Христос!
– А он-то почём брал за сеанс? – поинтересовался Вадим. – Впрочем, сегодня и его объявили бы шарлатаном либо запрягли на обслугу Глав, так что лучше не высовываться. И лишней рекламы мне не требуется, имей в виду!.. Ладно, – заключил он, – с растяжкой мы разобрались.
– Что дальше? – спросила Юля с любопытством. – Координация, глазомер?
– Навыки, – ответил Вадим со вздохом. – Координацию-то можно в момент наладить: в конце концов, это лишь вопрос правильной настройки мозжечка – плёвое дело для знающего человека, хотя опасное.
– Вот так просто, да? – хмыкнула малолетка. – Взял и настроил? По-моему, ты замахнулся на божественное творение!
– Наладить всегда проще, чем сконструировать, – главное, разобраться с устройством. Пока не будем касаться твоей бессмертной души – бог с ней…
– Именно, что Бог! – поддакнула девочка.
– Но что есть твоё симпатичное тельце, если не подобие герметичного и многофункционального вездехода, без которого душа не смогла бы существовать в нашем мире? Как у вездехода, в нём есть свои движители – мускулы; свои камеры и локаторы – глаза и уши (не считая прочих датчиков); своя электропроводка – нервная система; и даже собственный бортокомп – мозг, через который душа управляет телом. И всё это можно наладить: чтобы чувствительность сенсоров стала выше, чтобы напряжение в сети возросло, а провода не разъедала ржа, чтобы не искажались и проходили быстрее сигналы, чтобы не барахлил комп, – да мало ли? Но вот рефлексы, автоматизм, бездумность реакции обычно требуют тренировок, длительных и упорных.
– А не обычно? – сейчас же ухватилась Юля.
– Ну, если воспринимать это без лишнего пиетета… Что есть навыки, как не набор двигательных программ, накрепко усвоенных подсознанием? Стало быть, в принципе их можно записать туда напрямую… чего тебе, конечно, хочется, да?
– Ещё бы!
– Ну да, за сеанс получить то, над чем другие бьются годами!.. Видишь ли, это может потребовать от нас слишком многого.
– В чём же дело? – с готовностью откликнулась девушка. – Если только в «другой степени доверительности», то я уже говорила: никаких проблем! На полное твоё усмотрение.
– «Чего усложнять», да? – хмыкнул Вадим. – «Межполовое пожатие» и так далее… Но если воспринимать всё настолько просто, при чём здесь доверительность? Как говорится, «ещё не повод для знакомства».
– Тогда хотя бы отрегулируй мне мозжечок, – неохотно уступила Юля, – если не желаешь вправить мозги.
– Это – пожалуйста.
Обхватив ладонями её изящную голову, Вадим снова сосредоточился, проникая вглубь незримыми щупами. Давно не упражнял он эти способности ни на ком, кроме Алисы, – не из одной осторожности, просто потребности не возникало. Но от Юли ему не захотелось таиться, и почему не сделать пары шагов навстречу, когда девочка готова пройти остальное? Если уж загружать кого опасными знаниями, то в первую… голову… тех, кто слабее. И действительно, это не заняло много времени.
– Ну вот, теперь сможешь угодить противнику в глаз с первого плевка, – сказал он, отпуская её перенастроенную голову. – Жаль, ты не плюёшься ядом.
– На крайний случай сойдёт и лезвие, – зловеще откликнулась девочка. – Видала я в одной киношке!..
– Они покажут – лишь бы эффектней! – хмыкнул Вадим, мысленно содрогнувшись: и вправду, не обернулся бы его подарок зияющими глазницами. В метаниях на точность совершенная координация вполне может заменить мастерство.
Затем он прогулялся пальцами по её позвоночнику, хрупкому как у ребёнка, тщательно обрабатывая каждый сегмент. Потом уже огладил всё тело Юли, стараясь не пропустить ни одной нервной дорожки, насколько он чувствовал их под тонкой кожей.
– Вот и всё, – сказал Вадим. – Поосторожнее с этим!
– Да не врёшь ли ты? – внезапно усомнилась Юля. – Чтобы это было так просто, так сразу!
Сорвав с пальца перстенёк, она швырнула его в сторону пузатой бутылки с вином, припасённой в углу, – не ощущая, как на протяжении короткого взмаха её тело словно бы само, отдельно от сознания, оценивает вес и размеры снаряда, определяет оптимальную траекторию полёта, соизмеряет её с направлением разгона и силой броска. А в результате всех этих сложных подспудных расчётов перстенёк влетел точнёхонько в горло, коротко звякнув.
– Это случайность! – тотчас объявила девушка и потянула с руки второй перстень – последний. В отличие от Алисы, она не злоупотребляла украшениями.
– Побереги цацки, глупая, – хмыкнул Вадим. – Иначе придётся пить до дна.
Всё-таки она повторила попытку, снова играючи угодив в бутылку, и залилась злорадным смехом, будто избавилась от неприятного презента. А на бутылку больше не взглянула, словно из брезгливости.
– А с рефлексами не выйдет, – вредничая, объявила Юля. – Полная безнадёга! Не усваиваются они мной – сколько раз пробовала.
– Здесь не пробовать надо, – возразил он, – а вкалывать. Из месяца в месяц, из года в год. Способна ты на такое?
– Была охота уродоваться!
После купания девочка потащила Вадима в столовую, где вывалила перед ним груду припасов и, рассевшись на его коленях, принялась потчевать деликатесами, до сих пор знакомыми ему больше понаслышке. Со странной заинтересованностью она выспрашивала гостя об ощущениях, но сама почти не ела. Затем очередь дошла до бочонка с вишнёвым ликёром, и Юля заставила Вадима пить наравне с собой, а тут она себя не сдерживала. В отличие, видимо, от девушки, Вадим выпил столько впервые в жизни, однако сохранил ясную голову – опять же в отличие от Юли. Быстро опьянев, она погрустнела и принялась жаловаться на обиды, накопленные за недолгую, зато насыщенную жизнь. А между делом, будто по рассеянности, закручивала тело в немыслимые узлы, похваляясь обретённой гибкостью и охотно демонстрируя что угодно, кроме стыдливости. Он выслушал полный перечень подонков, встреченных Юлей на тернистом пути, в подробностях ознакомился с мнением Юли о её предках, родичах, знакомых, а также человечестве в целом. Под конец Юлю развезло окончательно, и она позорно разревелась, а затем уснула у него на груди, будто тучка из песни.
Вадим перенёс её на невиданную водяную постель, даже снабжённую пультом для регулировки температуры и натяжения ворсистого покрытия, и долго сидел рядом, осторожно гладя по голове. Только сейчас, любуясь умиротворённой мордашкой, он разглядел, что девушка в самом деле только-только выбралась из подростков, а стало быть, моложе его втрое и, по совести, вполне годится ему во внучки. Господи, во сколько ж они теперь начинают, если хотя бы половина из того, чем она здесь похвалялась, – правда? «Втрое старше и втрое тяжелей, – с раскаянием подумал Вадим. – Называется, нашёл себе ровню, справился! Нет, уж лучше жить воспоминаниями…»
Однако от другого искушения удержаться не смог: ещё разок проверить своё новое качество – прогнозиста. Обеими ладонями, едва касаясь, Вадим обследовал её небольшое вытянутое тело от носков до макушки, затем прокатился по нему повторно, задерживаясь на подозрительных местах и всё с большим упорством понукая сознание на прорыв. Потом, для надёжности, добавил третью проходку, уже ощущая, как наливаются тяжестью виски, как холодеют ладони и ступни, как покрывается испариной лоб. На четвёртый раз Вадима бы не хватило, да и вряд ли это было нужно.
Сейчас он смотрел на Юлю без всякого умиления, почти с испугом, массируя ноющие запястья, и только пытался понять, чего именно он боится: саму девочку или за неё… или того, что у него наконец «поехала крыша», как он грозился давеча Тиму. Во всяком случае, симптомы тут обнаружились те же, что у Алисы, только шея была в порядке. Глаза и промежность – главная опасность. То ли повышенная уязвимость (изнасилование, ослепление?), то ли, наоборот, угроза. Но вот кому, как, когда?.. Чёрт!
Напоследок он прогулялся по здешним комнатам, подозревая, что когда-нибудь это может пригодиться, и в одной наткнулся на лестницу: оказывается, ко всем прелестям квартира была двухэтажной. Поднимавшиеся к потолку ступени покрывал столь толстый слой ковролина, что они смахивали на диванные валики, а это навевало странные мысли. Наплевав на условности, Вадим исследовал второй уровень и обнаружил там запертую дверь, словно бы в замке у Синей Бороды. Забавные ассоциации, правда?
Спустившись к Юле, он накрыл её раскидавшееся тело махровой простынёй. Затем бесшумно оделся и с облегчением ретировался. Хотя бы на этот раз ему предоставили решать самому.
3. «Ты не вейся, чёрный ворон»
Не без сложностей Вадим выбрался из Центра – хотя всерьёз к нему не вязались, ибо следовал он всё же наружу. А за недостроенной Стеной сразу упёрся в шоссе, рыкающее многими колёсниками. По нынешним временам оно стало едва ли не самой оживлённой губернской трассой, вплотную огибая закрытый для большинства Центр. Катались по ней теперь все: от управителей до крутарей, – и время было самое разъездное, ибо к вечеру почему-то активизировались и те и другие. Блюстителей тут тоже хватало, поэтому Вадим дисциплинированно направился мимо охраняемой гардейцами стоянки к ближайшему подземному переходу, узкому и замызганному, сохранившемуся ещё с довоенных лет. Но притормозил, лишь только в него вступил.
Затеняя свет, коридор перегораживала плечистая рослая фигура, и крепостные породы она не напоминала даже отдалённо. Здесь такие уже повывелись – ну, почти. Это был словно пришелец из параллельного мира, который существовал рядом с привычным, однако не пересекал его ни в одной точке. Добротный, детально укомплектованный наряд выдавал в нём крутаря, причём из авторитетных. В общем-то ничего опасного: крутари были заносчивы и самолюбивы, однако крепостных задевали редко – конечно, если у тех хватало здравомыслия и проворства вовремя уступать дорогу. У Вадима обычно доставало обоих качеств, но сегодня пришелец вдруг сам снизошёл.
– Ха, – поразился он, – так это ж Лось – сколько лет!..
Теперь и Вадим признал Валентина, точнее Валька, – прежнего приятеля по секции билдеров, канувшего невесть куда ещё до того, как она превратилась в секту. С тех давних пор худощавый юнец заматерел и раздался едва ли не вдвое, светлые волосы отросли до плеч, а пышные усы воинственно торчали по сторонам, будто у заправского бретёра. Лицо стало жёстче, взгляд – надменней. Однако на Вадима он взирал с прежней добродушной ухмылкой.
– Слушай, ты даже помолодел, – произнёс Валёк дежурную фразу. – Как твои дела, старичок?
– Как и раньше, – отозвался Вадим. – А ты как?
– Ничего, цвету. – Крутарь слегка развёл руки, словно приглашая любоваться. – Видишь?
– Впечатляет, – согласился Вадим. – Где так раскачался, Валёк?
– Не поверишь – в тюряге! – хмыкнул тот. – Подставил один дурик, теперь сам не рад… Кстати, зовут меня Валет, можно даже Вольт, – пошла, понимаешь, мода на звучные имена. – Он посмеялся снисходительно. – А ты всё с этими чудиками, с билдерами? Забавные ребята, ей-богу. Сейчас мослы в большой цене, и кого стричь – тоже найдётся. Это ж навар – на порядок!.. Хочешь, поспособствую, пристрою по старой дружбе? Я ж помню, какой у тебя удар – мешки срывал, кожа лопалась! А сейчас, гляжу, ещё и прибавил.
– Нет уж, спасибо, – покачал головой Вадим, неловко улыбаясь, – одно дело по мешкам лупить… И знаешь: большие доходы – большие невзгоды. Вот радости от них куда меньше. Я ведь и так «лежу под пальмой», как туземец из анекдота.
– Ты ведь ещё в Крепости, правильно? – (Вадим кивнул.) – Думаешь, там сейчас жизнь? Нет, милый, там – прозябание. Настоящие дела делаются на воле, у крутарей. Пока мы в тени, да, – но ведь не всегда же так будет? И тогда представляешь, какая у нас набежит фора!.. Чтоб ты знал, нынешние Главы только пыжатся много, а на деле давно ничего не решают. Вся сила у нас, и пусть только посмеют вякнуть – живо с кресел полетят!
– Я-то о них не заплачу, – сказал Вадим. – Только знаешь, ваши крутарики мне тоже не по нутру: слишком многое там замешано на диктате. А ну как те же повадки да в масштабе губернии – спасибо, это мы уже проходили!
– Было б предложено, – легко отступился Валет. – В случае чего ищи меня в старом порту – там у нас вроде базы.
– Слушай, старина, – внезапно спросил Вадим, – а ты ничего не знаешь про мясорубов? Всё-таки и вы птички ночные, могли столкнуться.
– Что мне до них? – пожал плечами крутарь. – Они ж ко мне не лезут?
– Ну ходят же слухи!
– У нас не принято трепаться впустую, – снисходя, сообщил Валет. – Сведения денежек стоят. – И вскинул приветливо руку: – Бывай, Вадичек!
Вразвалку он двинулся по тоннелю дальше, наверное к стоянке, а Вадим направился в свою сторону, обдумывая услышанное. Либо Валёк сильно переменился с прошлых лет, добрав деловитости, – либо опять выдаёт желания за реалии. Чтобы крутари и впрямь заправляли в губернии – нет, это ни в какие ворота! Но вот чего Валет тут делал и почему гулял без колёс, точно простой? Ещё один «аль-рашид»? Н-да, «тайна сия велика есть».
Сегодня Вадим отправился по адресу, во всеуслышание объявленному Нонной, – благо это было по дороге. Вообще, если бы какой надсмотрщик взялся отслеживать его маршруты, Вадиму могло б не поздоровиться. Что за странный интерес, в самом деле? Ладно бы глазеть на свежие, ещё парные останки, но вот к чему, брат Смирнов, эти попытки расследования – кстати, довольно жалкие? Ну чего ты там разглядишь, после всех? А не набираешься ли ты, стервец, опыта для будущих кровавых дел? Или, может, к прежним причастен? Ничего ведь не происходит без причины, а какая тут твоя корысть? «Покатаюся, поваляюся, Ивашкиного мяса поевши…» Н-да.
На сей раз ареной действия был выбран запущенный окраинный дворик, стиснутый глухими стенами старых зданий. Внутрь вела единственная дверца, обычно запираемая здешним дворнягой. Ещё в паре мест дома соединялись заборами – высокими, однако вполне преодолимыми для сильного и ловкого человека… скажем, любого из крутарей. То есть пути отхода для убийцы были запасены. (Случайно или намеренно – другой вопрос.) Сейчас дверца оказалась открытой: не из-за ночного кошмара, но потому, что скобы для замка вывернули с корнем. И уж с этим справились бы немногие – во всяком случае, за себя бы Вадим не поручился.
Разумеется, несчастная жертва не стала бы по доброй воле забираться в такое угрюмое место, даже чтобы пописать, – её сюда затащили, живую или мёртвую, и уже здесь разделали под орех, забрызгав кровью камни, траву, мусор, штукатурку. А первым это увидел как раз дворняга, привлечённый сорванным замком, и он же вызвал блюстителей, хотя бы сегодня подкативших к месту убийства в числе первых. Посторонних через калитку больше не пропускали, пока не увезли собранные куски, так что набежавшим зевакам только и осталось, что поглазеть на вынос останков. Затем они (зеваки) живенько разбежались по службам, а вечером любоваться уже было нечем – если не считать обширных бурых пятен, в которых ещё надо распознать высохшую кровь. К тому же блюстители натянули поперёк проёма запретную ленту, отпугивающую крепостных не хуже красных флажков. Короче, кроме блюстов злосчастный дворик топтали немногие, а это прибавляло Вадиму шансов. Притом сегодня, после хорошей нагрузки и внепланового балдежа («Ах, Юля, Юля!»), у него и сил было побольше.
Аккуратно прикрыв за собой дверь, он стал прокручивать обычную рутину, переступая по двору маленькими шажками и старательно таращась под ноги, будто надеялся обнаружить в земле клад. «Конечно, идиотизм! – сердито признал Вадим. – Почему каждому не заниматься своим делом? Беда в том, что как раз за это дело никто браться не хочет. Ещё бы: граждан у нас много, а государство – одно. (Как там у Ключевского: „Государство крепнет, народ хиреет“ – краткая история России.) Вот если б пришили кого из Глав!»
Вокруг было тихо, почти безлюдно, и постепенно у Вадима включались его экстра-чувства, а мысле-облако, съёжившееся к вечеру для лучшей защиты, вновь обретало нужную подвижность, прощупывая поверхность там, куда смотрели глаза. Следов по-прежнему возникало слишком много: блюстители набегались тут, собирая останки. Но по крайней мере, они были обуты по форме, и это облегчало поиск. А дворняга, как выяснилось, даже не заходил внутрь – видимо, хватило впечатлений на расстоянии. Так что все прочие оттиски – наши. Осталось только разыскать.
Вадим наткнулся на них почти в самом центре и невольно присвистнул: эх, ничего себе! След глубоко впечатался в грунт, намекая на немалый вес, и длиной был сантиметров сорок. Это ж какой рост, если в пропорции, – под три метра? Второй отпечаток нашёлся в метре от первого и, конечно, ничем тому не уступал. Предполагалось, исполин стоял тут как влитой, широко расставя ноги, и разрывал добычу в клочья, так что куски разлетались по двору, словно от смерча? (Судя по брызгам, шлепки были неслабыми.) Господи, зачем – из бешеной и слепой ярости, от бьющей через край силы, от зверского, не знающего удержу голода? Ну ладно бы только перекусил, ещё можно понять, – бесчинствовать на кой ляд! И как он угодил сюда – единственным прыжком, прямо от калитки, да ещё с грузом в руках? С ума съехать…
Опустившись на корточки, Вадим исследовал оттиск, запоминая во всех деталях. Очертания были вполне человечьи, громадная нога даже была обута, однако ребристую и, наверное, толстую подошву явственно продавили концы пальцев, загнутых в крючья, а несуразные ногти и вовсе выступили наружу. Закончив дело, убийца с такой же мощью оттолкнулся и опять сиганул – судя по углубившимся когтистым носкам, вон к тому заборчику, метров эдак на десять. Добро пожаловать в ад!..
Качая головой, Вадим приблизился к забору и в самом деле обнаружил здесь вторую пару оттисков, столь же впечатляющую. («Я не хочу идти пешком, я заскочу одним прыжком!») Подпрыгнув, он вскарабкался наверх и там, на старом гладком бетоне, ясно различил последний отпечаток – гигантской растопыренной ладони, мокрой от крови. Словно росчерк мастера на шедевре. И уж его блюстители точно не видели.
Дальше начинался асфальтированный тупичок, выводящий на людную улицу, а там следы наверняка затоптали – даже собака бы их не взяла. Вот ежели бы утром, до общей побудки… «Ну хорошо, – представил Вадим, – а вдруг, на свою голову, я его всё-таки догоню – чего он со мной сделает? Устроит ещё один кровавый фонтан? На фиг, на фиг…»
«Интересно, – подумал он, – может ли в кошмаре присутствовать логика, или следует его принимать как данность? Господи, ну почему я не взялся за это пораньше? Данных, данных не хватает!.. Отчего, к примеру, мясорубки учащаются с каждым месяцем, даже с каждой неделей: убийц стало больше или жертв? А может, суть в том, что полуночникам расширяют дозволенное время? И тоже от середины, как нарастает, ночь от ночи, период затмения забугорных передач, – собственный комендантский час, надо же!.. Ладно, к дьяволу убийц: им с ним самое место, – но вот о чём думают жертвы (если думают), когда отправляются в ночное? Что влечёт их во тьму – после стольких смертей, о которых они не могут не знать? Что твердят они перед выходом: чур меня, чур – только не я! Это обычная бабская дурь или тоже сродни мании: рок, фатум? Ведь если вывести за черту все случайности, мистификации, накладки, то проступает ещё закономерность: как правило, убивают девиц (не девственниц, нет), незамужних или без устоявшихся связей. Понятно, что другие-то вряд ли станут разгуливать по пустынным и тёмным улицам, да и спать редко ложатся в одиночку, – хотя есть гулёны вроде Алисы, которые и при живом муже не очень стесняются. Но у мясорубов словно бы чутьё на голодных либо ненасытных женщин, они отыскивают тех даже в постелях, а не только бьют влёт, когда ночные бабочки спешат к огонькам. Причём наших убийц привлекают не обычные труженицы постельного фронта с бесчувственными мозолистыми дуплами, им подавай истинных блудниц – вкладывающих в разгул душу, истекающих от желания соками!..»
С вершины забора Вадим ещё раз оглядел двор, затем прикрыл глаза и медленно втянул ноздрями воздух, пытаясь вычленить хоть что-то из здешнего букета. Над привычными дворовыми ароматами витал жуткий дух тлена и смерти, но пробивался – едва-едва, на грани восприятия, – ещё один запах: не вполне человечий, но не звериный. Столь же странный, как обнаруженные Вадимом следы. Что за новая порода? Во всяком случае, его не лишне запомнить: вдруг встретимся на узкой тропке?
Спрыгнув в переулок, Вадим нехотя вернулся на одну из хоженых Крепостных троп, вливаясь в неиссякший ещё людской ручеёк, и без дальнейших приключений добрался до общаги. На проходной ему показалось, что энтузиастка-вахтёрша затеяла отмечать возвращения жильцов (по собственному почину или кто надоумил?), и Вадим не отказал себе в удовольствии задержаться и поддразнить стервозную будочницу, словно ту «злую собаку», хотя как раз с псинами никогда такого не делал.
Вечером его снова призвала Алиса, и опять Марка в квартире не оказалось: совсем бедняга замотался на службе – с новыми-то обязанностями. Неудивительно, что жёнушка скучает.
На этот раз Алиса не спешила подвергнуться обычной экзекуции. Усадив гостя на диван, она упорхнула на кухню и тут же вернулась, катя перед собой столик с яствами. Вадим наблюдал за ней с удовольствием, но и с опаской: чёрт побери, их что, специально обучают такой походке? Это ж погибель для мужиков!
Расположившись в тревожной близости, женщина разлила по чашкам кофе (настоящий, не какой-нибудь заменитель!) и опять принялась разглядывать его, точно картинку.
– Что-нибудь не так? – поинтересовался Вадим. – Опять я не по форме?
– По форме, по форме – shut up!
Впрочем, он и сам беззастенчиво пялился на Алису, ибо сегодня на ней был прозрачный пеньюар, за которым все её неописуемые прелести и рассеянные по телу побрякушки выглядели словно экспонаты под выставочным стеклом: всё на виду, однако не потрогаешь.
– «Лучшее украшение девушки – скромность и прозрачное платьице», – произнёс Вадим, ухмыляясь.
– Сам придумал?
– Это из «Дракона» Шварца, – сообщил он и, поднатужась, добавил: – Действие второе, странички эдак четыре от начала.
– Тянет тебя на запретное!
– А я сладкоежка, не знала?
И в подтверждение хорошенько приложился к пирожному, благо оно того стоило. Как и кофе. У каждого свои слабости.
– Вадичек, – заговорила хозяйка, – скажи как другу, откуда берёшь свои мелодии?
– Сочиняю, – ответил он удивлённо. – А ты что вообразила?
– O’key, – сказала Алиса, подумав. – Как сочиняешь?
– По-разному.
– Но как приходят к тебе новые темы?
– Иногда во сне. Вместе со стихами. В готовом виде, словно подарок небес. А у тебя такого не бывает?
Впрочем, подобные сны давно его не посещали. И все мелодии за эти годы покрылись плесенью. Этот нечаянный дар неумолимо отходил в прошлое, а посильное сопротивление могло только продлить агонию. «О вдохновение, приди!» – Вадим тихонько вздохнул.
– Вадик, – судя по всему, Алиса колебалась, – скажи… А за границей ты не бывал?
– Нет, – засмеялся он. – Не был, не состоял, не привлекался. Упаси нас бог и Основатель! Если бы даже захотел…
– Вадик, Вадик, – удручённо она покачала головой, – огорчаешь ты меня. С таким талантом, с твоей внешностью – и прозябать в спецах. А ведь ты мог бы стать лицедеем. Или бардом. Это ж уровень!
– Ну-ну, милая, куда мне так высоко – голова закружится.
– Если уж тебя одарило небо… Нельзя быть таким эгоистом, Вадичек, стыдно! Надо отдавать себя людям.
– Как Данко? – Вадим хмыкнул, вспомнив предостережение Тима.
– А какие у них покои, какие пайки – ты бы видел!
– Да какие, господи? – Он презрительно фыркнул. – Подумаешь, на категорию-другую выше!
– Конечно, с управительскими не сравнить, – согласилась Алиса. – Так ведь и заслуг перед обществом у них больше.
– Откуда знаешь?
– Это очевидно!
– Серьёзно?
– Ну, я ведь вижу, сколько вкалывает Марк.
– И сколько?
– По крайней мере, дома почти не бывает.
– А стало быть, всё это время «отдаёт себя людям», да?
– Но если к нему благоволит начальство, значит, он чего-то стоит?
– Человек стоит ровно столько, сколько за него согласны платить другие, – сказал Вадим. – Прочее от лукавого.
– Вот Марку и платят…
– Потребители? Или начальство? А оно само где разжилось? Вот когда купля-продажа начнёт осуществляться напрямую…
– Ну, знаешь! – возмутилась женщина. – Тогда любой горластый пацан сможет…
– И пусть. Тебе завидно?
– Так ведь несправедливо!
– Кто это определил – управители? Конечно, они себя не обидят! А если от них больше вреда, ты не задумывалась? Вообще, это смахивает на грабёж.
– С чего ты на них зол, Вадичек? – укусила Алиса. – Тебя что, тоже ограбили?
– Если б только ограбили! – ответил он. – Перекрыли все ходы, сволочи, дышать не дают… А вот тебя комсомол испортил, – неожиданно заявил Вадим. – Делать ничего не умеешь, зато других поучать – «всегда готовы»! Кабы тебе не подфартило с вывеской…
– Но ведь подфартило?
– И она давно бы поблёкла…
– Если б не ты, верно?
– А хочешь, проверим?
– Что ты! – искренне испугалась женщина.
– Ладно, милая, расслабься.
– Обещаешь? Ну скажи!..
– «Don’t worry, – сказал Вадим. – Be happy».
Он раскупорил бутыль – не обычной медовухи, а высокопробного бренди, давно исчезнувшего из обычных кормушек, – и налил женщине полный бокал, хотя видел, что она и так на взводе.
– Подпоить меня хочешь? – Алиса засмеялась, вздымая груди – Вадим ощутил это плечом. – Коварный! А себе?
– Ты же знаешь: после тренировки не приемлю. А тебе надо, верно?
Алиса потянулась за бокалом, и её грудь, скользнув по плечу Вадима, легла ему на руку. Зрелище, открывшееся в вырезе халата, стоило многого. Такое по тивишнику не увидишь.
– Всё же ты глупый, – сообщила женщина, выпрямляясь. – Подобной Студии нет ни в одной губернии. Где ещё творить, как не у нас? Там собрано лучшее, что есть в Крепости, – эффектные девицы, обаятельные мужики, к тому же умницы. И то, что мы делаем…
– Shit!
– Ну, ты! – Алиса куснула его за ухо. – Выбирай выражения, honey, – если не хочешь, чтобы порвали пасть.
– Алисонька, – сказал Вадим, – перед вами стоит сложнейшая задача: надо делать программы настолько занятными, чтобы не тянуло на другое; в то же время они не могут быть яркими – иначе увлекут чёрт-те куда. Выполнить её можно только при отсутствии конкуренции, в условиях абсолютной монополии. Но тогда зачем выкладываться?
– Of course, программы должны быть идейно выдержанными и высоконравственными, особенно для низших… – Женщина осеклась, с опаской глянула ему в лицо. – I mean…
Вадим рассмеялся:
– Да не тушуйся так – будто я не знаю про спецканалы!
Она выдохнула с облегчением и продолжала:
– Ну правильно, мы обязаны учить зрителей, вести их в должном направлении…
– Поднимать до себя, – подсказал Вадим.
– Yes – и поднимать! В конце концов, для того мы поставлены. Мы ведь знаем больше других, лучше понимаем жизнь…
– Во-первых, кто вам сие сказал? – спросил он. – Во-вторых, если ты всё же права, кто в этом виноват?
– Guilt? – удивилась Алиса. – Странно ты ставишь вопрос…
– O’key. – Вадим решительно включил тивишник и удивлённо произнёс: – Оп-ля!
Оказалось, Марка уже переключили на канал «золототысячников», а Вадим даже не знал, что сюда подведён такой кабель.
– Ладно, так даже наглядней, – сказал он. – Всё же не явная халтура: для себя старались, верно?
Здесь тоже шла постановка, только не беспросветно кондовая, как по КОПу, а словно состряпанная из нескольких забугорных фильмов, там-то давно отошедших, – Вадим даже узнавал сюжетные ходы, слизанные один в один. Правда, исполнение было местное.
– Вот взгляни, – продолжал Вадим. – Ну, я понимаю, при нашей скудости не разгуляешься, и не требую многого ни от декораторов, ни от спецов – ладно, технобаза не тянет, проехали… Но ведь и в прочем – дешёвка! Хотите вешать лапшу на уши – хотя бы делайте это достоверно, захватывающе, весело. А это что? Нехилые ж актёры, а играют, будто речуги толкают. Ну, с выражением, да… хорошо поставленными голосами. Так ведь не на трибуне, здесь жизнь нужна!.. Значит, плох режиссёр, если не смог их раскрутить, – а как не быть плохим при таком тексте? Ты вслушайся – это ж белиберда, примитив! Вдобавок и скукота. А оператор – вглядись!.. Попросту стал в сторонке и крутит шарманку, пока другие тянут мякину. Какие там наплывы, акцентирование, игра теней, подбор красок – о чём ты! И не говори, что у нас не хватает умельцев – просто всплывают не они, а такие вот головотяпы… Система!
Алиса заглянула в свой бокал и вдруг рассмеялась:
– Ой, а у меня пусто!
Читать бесплатно другие книги:
