Зеркало старой ведьмы Бабкин Михаил

Глава 15

Рассказ старухи

– Понимаешь, бабушка, – Хозяйственный поставил кружку с чаем на пол, – я, конечно, Магистр, без сомнений. Но вот какая закавыка – ничегошеньки я о своей магистровской жизни не помню.

Старуха кивнула, не сводя глаз с кружки, сглотнула слюну. Тим, обняв Ворчу за плечи, сидел поодаль и наблюдал за беседой двух оборотней – то, что Боня теперь немного не человек, было давно понятно. С тех пор, как он превратился в тигра.

– Я, бабуля… Кстати, как вас… тебя зовут?

– Эйя, – кротко ответила старушка, смущенно поковыряла клюкой пол и тихим голосом попросила: – О Магистр! Дозволено ли мне будет испить капельку чудесного замасура?

– Чего? – Боня подумал, что не расслышал, – капельку мусора?

– Замасура, – вежливо поправила его Эйя и показала клюкой на помятый чайник с полуотгрызенным носиком.

– Чай… замасур какой-то, – пробубнил Хозяйственный, но щедро налил в чистую кружку крепкого напитка. Старуха с благоговением приняла угощение и стала пить мелкими глотками.

– Очнулся я в подземелье с прозрачными колоннами, – вдохновенно продолжал врать Боня, исподтишка показав Тимке и Ворче кулак, чтобы не смеялись, – среди скелетов и драгоценностей. Потом на меня напали крысы. Я, естественно, превратился в тигра и разогнал их. А потом оказался у тебя, гм, в гостях. Правда, ты меня чуток неласково встретила…

– О Великий Магистр! – старуха закатила глаза и прижала кружку к груди. – Ты не сказал тайного слова, и я посчитала тебя таким же убожеством, как те, что во множестве бродят вокруг нашего храма. Вот как эти нежити-недомерки, – она презрительно ткнула клюкой в сторону Ворчи и Тима; Тим поежился.

– Да-да, – согласно кивнул Боня, подмигивая Тимке, – это мои слуги. Хоть и нежити, но ничего. Мне нравятся. А какое тайное слово?

– Увы, – Эйя потупила взгляд. – Вы забыли, а я не вправе напоминать его. Только по решению совета оборотней, на Большом Круге…

– Ладно, – отмахнулся Хозяйственный, – обойдусь и без слова. Хочешь еще мусору… замасуру то есть?

– Пожалуй, хватит, – старуха отставила пустую кружку, покачнулась. – Я и так много его выпила. Когда была в превращении – пила, сейчас – тоже пила. Боюсь, мне может стать плохо, – язык у Эйи заметно заплетался.

– Ага, – Ворча возбужденно толкнул Тимку локтем, – на них чай действует так же, как мои дурные яблочки на ловчую черепаху!

– Пьяные становятся, – понятливо кивнул Тимка.

Бонифаций кашлянул.

– Слушай, я вот чего хотел спросить – почему ты не сразу на нас напала, а только когда чай… тьфу, замасур сварился?

Эйя погрозила Хозяйственному пальцем, захихикала. «Похоже, ее крепко развезло, – весело подумал Тим, – прежде она себе такого не позволяла. С чая-то…»

– Великий Магистр, ик, проверяет, помню ли я устав боевых оборотней? Помню, помню… «Превращение в боевую форму только в битве за правое дело или в случае смертельной угрозы для твоей жизни», пункт первый. Но я стара, а замасур пах так сладко! Наверное, с самой молодости его не пила. Как проклятье над нами случилось, так с тех пор, почитай, все замасуровые кусты и повыводились. Ну чем они ей помешали?

– Кому – ей? – Боня терпеливо слушал старушечью болтовню, хотя многого в ней не понимал. – Давай бабка Эйя сделаем так: ты мне расскажешь все-все, что знаешь. И про оборотней, и про проклятье. И про замасур свой любимый расскажешь. Пойми, что Магистр ничего не помнит! Контуженный я был, – Хозяйственный театрально приложил ладонь ко лбу и легко застонал, – триста лет без сознания лежал! Вот, до сих пор голова болит.

Эйя кивнула, молча показала пальцем на кружку. Боня помедлил, плеснул только половину – чай настоялся и был очень крепким, старушка могла и не одюжить полной дозы. Эйя на минутку задумалась, а затем приступила к рассказу.

…Давным-давно, много сотен лет тому назад, мир Эйи был совсем другим. В те времена солнце здесь было ярким, небо синим, а воздух пах цветами и свежестью. И жило в этом мире множество совершенно не похожих друг на друга существ: люди и эльфы, драконы и единороги, гномы и феи. Дружно жили, по-доброму. Бывало, конечно, что когда-то и стычки случались, и до войн дело доходило. Но это было очень и очень давно. Когда все дикие были. А когда поумнели, то поняли, что жить им можно только в мире, иначе уничтожат друг друга и не заметят как. Потому что сильными все стали: кто в колдовстве, кто в технике. И если бы началась война и все накопленные технические и колдовские знания вдруг стали бы использоваться в военных целях, то через день… ну, через два – воевать просто было бы некому!

Драконы в те времена были самыми продвинутыми в волшбе существами и потому, по негласному уговору, охраняли мир и спокойствие на всей земле. Впрочем, никто особо воевать и не стремился – всем всего хватало. Хватало земли для полей, хватало воды для питья, воздуха для дыхания. А если чего-то и не хватало, что ж – под рукой была магия. Среди людей было много искусных волшебников, которые могли помочь в затруднительных ситуациях; к волшебству драконов жители обращались крайне редко, только в исключительных случаях. Когда надо было сделать что-то глобальное, особо мощное. Море, предположим, сделать. Или поднебесную гору снести. Или великую речку вспять повернуть. С меньшими задачами драконы и не связывались, неинтересно им было колдовать по мелочам. И вообще драконьи чары в основном были разрушительными, военными – им легче было разнести колдовством в пух и прах десяток городов, нежели наворожить один-единственный, но целый сарай.

Люди в жизнь соседей-волшебников не лезли, дела эльфов и фей их совершенно не интересовали. К волшебству люди относились с недоверием, делая в своем развитии основной упор на технику: что-что, а машин и всяческих механизмов они наизобретали предостаточно! Самых разных – и мирных, и для войны годных. Конечно, были и среди людей волшебники, которые в совершенстве владели творческой магией. Но, как правило, жили такие маги отдельно от всех остальных людей, обособленно. Потому как всем известно: хоть магия и наука две сестры родные, но друг с дружкой ужиться они никогда не смогут.

Вот из таких колдунов-отшельников в свое время и возникло тайное общество – орден Боевых Оборотней.

Орден поставил перед собой цель поддерживать порядок среди людей, помогать обиженным, наказывать негодяев. Драконы драконами, но не будешь ведь за каждым пустяком – по драконьим меркам – беспокоить могущественные создания! И в течение многих лет орден прекрасно справлялся со своими задачами; во главе Боевых Оборотней бессменно стоял Великий Магистр, которого в лицо никто не знал. Потому что у Магистра могло быть любое лицо – он умел превращаться в кого угодно, даже в дракона. А узнать его можно было только по Браслету Силы, древнему подарку королевы фей.

Вот так, в добре и согласии, жили-поживали люди и нелюди, когда в один не очень прекрасный день, без предупреждения или каких-либо других знамений, в далекой пустынной местности, прямо в воздухе, открылась Дверь. Никто не видел, как это произошло. Впрочем, может, кто и увидел, да не успел рассказать – змеелюди были скоры на расправу. Смертельная лавина хлынула во все стороны от Двери, уничтожая все живое на своем пути. Да, змеелюди были хорошими бойцами, оснащенными скорострельными арбалетами, заговоренными кривыми саблями, крепкой броней гибких доспехов. Ног у них не было, зато сильный хвост позволял им скакать далеко и неутомимо, как на пружине.

Горели поселки, города. Гибли все, кто вставал на пути захватчиков – пленных змеелюди не брали… Началась война. Тяжелая, кровавая, с применением техники и разрушительного колдовства, с великими подвигами и низким предательством – война никого не оставила в стороне. В борьбе с врагами объединились все; страшные взрывы сотрясали землю, бескрайний дым и гарь чудовищных пожарищ порой надолго закрывали солнце и тогда битвы неделями шли в сумерках. И сколько бы ни уничтожали змеелюдей, сколько бы их ни полегло от рук людей, от клыков и когтей зверей – все одно их было много. Очень много. Захваченных в плен змеиных бойцов допрашивали с пристрастием, порой и с пытками – необходимо было узнать, кто они, откуда, как попали сюда? Но змеелюди молчали. А вскоре и пытать их бросили: оказалось, что захватчики нечувствительны к боли. Между тем война все шла и шла, а истоков ее обнаружить не удавалось.

И тогда маленький отряд Боевых Оборотней, самых лучших и умелых, во главе с Магистром, попытался проникнуть в самую сердцевину змеиного войска, разгадать тайну змеелюдей – откуда они? Это им удалось, хотя почти все оборотни погибли… Люди и драконы узнали, что где-то существует Дверь, через которую и проникают в их мир захватчики. И пока существует Дверь, до той поры и будет идти война.

Разведчики не смогли узнать, где точно располагается проход в змеиный мир, но и этого было достаточно – теперь все знали, из какого района идет нашествие. Все силы, вся волшебная мощь были кинуты на оцепление и уничтожение места, где находилась Дверь: змеелюди погибали, едва оказывались в новом для себя мире. Мало кто из них мог прорваться сквозь смертоносный град камня и железа, ежеминутно волной кативший по проклятому месту – катапульты и ядрометы трудились день и ночь! Драконы выжигали огненными струями чудом проникших сквозь плотную блокаду редких змеиных бойцов… К сожалению, боевая магия почему-то плохо действовала в этом месте, иначе подозрительный район давным-давно отправили бы под землю, в недра кипящей лавы. Или утопили бы в море. Тогда никто еще не знал, что за змеелюдьми стоит Великая Змея, поддерживающая их своей черной и очень могущественной магией. Но даже Великая Змея не в силах была бесконечно посылать своих подданных в мясорубку непокоренного мира. И тогда она пришла сама…

Здесь Эйя прервала свое грустное повествование и заплакала. Она стыдливо отвернулась от Хозяйственного, чтобы тот не видел ее слез, уткнулась в кружку с чаем. Боня поглядел на Тима, поиграл бровями – мол, как рассказ? Тим показал большой палец, а Ворча состроил унылую физиономию – он совершенно не хотел слушать оборотневские воспоминания. Он хотел колбасы с чесноком.

Бабка Эйя наконец успокоилась, отхлебнула из кружки и вновь заговорила.

…Последняя битва была самой страшной. Великой Змее уже не нужен был непокорный мир, нет. Она хотела его уничтожить полностью, ни больше ни меньше! И ей многое удалось… Но все же и Великая Змея вынуждена была отступить – неожиданно открылась еще одна Дверь, через которую пришла подмога. В сражение со змеями вступило войско Белого Дракона, и вскоре война закончилась – змеи и драконы исчезли, закрыв за собой Двери, ушли воевать в другие неведомые миры. Но на прощание Великая Змея нанесла оставшимся в живых свой последний и сокрушительный удар: она прокляла всех, кого не смогла уничтожить, наложила великое заклятие искажения. И то, что раньше было добром, стало злом; что было красивым, стало ужасным. Все и вся исказилось, превратилось в свою противоположность; ненависть и хаос воцарился в счастливом когда-то мире. Теперь не нужны стали убийцы-захватчики, потому что все поголовно стали убийцами… И пали великие города, и погибло все живое. И только бездумная нежить обитает теперь в развалинах, творя свои гнусные дела под светом остановленного проклятьем солнца…

Боня покатал в ладонях пустую кружку, искоса посмотрел на Эйю. Старуха уже не плакала, но сидела сгорбясь, уставясь в пол, словно тяжелые воспоминания придавили ее своим непосильным грузом.

– Одна отрада, – старуха подняла на Хозяйственного измученный взгляд, – что вы, о Магистр, живы. Ибо прошел слух, что пронзили вас насмерть серебряным копьем.

– Враки, – рассеянно отмахнулся Бонифаций, – клевета. Меня, если на то пошло, и золотым топором не проймешь.

– Шутите, – усмехнулась старуха, – понимаю.

– А что, серебро для оборотней опасно? – вклинился в разговор Тимка.

– Смертельно, – не поворачиваясь к нему, отрезала Эйя.

– Ого, – пробормотал Ворча, – не простое это дело, быть оборотнем. Зачерпнул, скажем, супу серебряной ложкой и – ага! Помер. Или котлету на серебряную вилку подцепил: брык – и готов. Нда-а…

– Как же ты… э-э… не измененной проклятьем осталась-то? – Боня налил старухе холодного чая в подставленную кружку. – Как вообще живешь?

– В миг проклятья я была здесь, – старуха обвела свободной рукой вокруг себя, – в храме бога солнца. Это меня и спасло – храмы устояли против колдовства. Не все, но устояли. А живу… – она грустно вздохнула, – разве это жизнь? Существую я. Храм, пожалуй, единственно безопасное место, где ныне относительно спокойно. Нежить сюда боится заходить. Видно, как-то действуют на них светлые силы древних богов.

– А ежели ему на дырявый зуб серебряную коронку надеть надо, чтобы нерва в нем не болела? – ни к кому собственно не обращаясь, вдруг громко спросил Ворча. – Тогда он тоже вымрет? Ну и дела, – и опять замолк, зажав бороду в кулак и о чем-то напряженно думая.

Старуха не ответила, только дернула острым ухом, словно надоедливого комара отогнала.

– Скажи, уважаемая Эйя, – Хозяйственный погрозил пальцем карлику, – не случалось ли тебе видеть какую-нибудь странную птицу? Или двух человек в черных плащах и капюшонах, с красным стеклянным посохом? Или слышать о таких?

– Случалось, – подумав, ответила старуха. – И видеть случалось, и слышать. Они такой тарарам тут устроили!

– Где? Как? – одновременно воскликнули Тим и Боня.

– Там, – Эйя неопределенно кивнула в сторону мозаичной стены, – возле мертвого сада. Я как-то туда на промысел вышла, хотела для разнообразия волшебных фруктов поискать… Есть там места, где не все деревья в неживые обратились. Ну так вот – слышу, у меня над головой вдруг шум и гам поднялся. Смотрю – грызофеи какую-то большекрылую птицу на лету в клочки разрывают… Мерзкие создания эти грызофеи! Зубы и когти, крылья, злость и голод – вот вам полный портрет одного грызофея. А когда они на кого стаей нападут, то пиши пропало! Даже костоходы предпочитают с ними не связываться… И вот, значит, допекли они наконец птичку, сложила она крылышки и упала на землю неподалеку от меня. Вижу – живая, Шевелится. Тут грызофеи на нее всей кодлой и хотели упасть, чтобы добить, да не тут-то было! Птица разделилась на двух человек, именно таких, о которых вы говорили, о Магистр, и дали они деру в город. А грызофеи с носом остались, – Эйя захихикала, вспоминая что-то, – и со злости между собой сцепились! Вот потеха была. А визгу-то, визгу!

– Посох у них был? – настойчиво гнул свое Хозяйственный. – Красненький такой, блестящий? Очень приметная вещица.

Старуха задумалась. Она морщила лоб, закатывала глаза, кряхтела и чесала в затылке. Словом, старалась.

– Да неужели серебро ядовито? – внезапно очнулся от своих дум Ворча. – Я и не ду…

Боня швырнул в карлика пустой консервной банкой; жестянка звучно стукнула Ворчу по лбу.

– Все, молчу, – карлик действительно умолк, даже запихал для верности в рот бороду.

Эйя вздрогнула, медленно покачала головой.

– Не помню. Вроде не было никакого посоха… Слаба я зрением, о Магистр! Была бы я в боевом облике, от меня и муха не укрылась бы, а так… – она махнула рукой.

Боня хлопнул себя руками по коленям:

– Нет так нет, что же делать! Будем искать дальше.

– Слышала я, – чуть помедлив, сказала старуха, – что морские колдуны двух незнакомцев захватили. Может статься, что это как раз те, кого вы ищете. Которые птицей к нам прилетели. Оно, конечно, слухам верить особо нельзя, но всякое могло случиться.

– Слухи? – насторожился Хозяйственный. – От кого? Я так понял, что кроме нежити в городе никого нет. Откуда же слухи?

– Эх-хе, – старуха отвернулась, помолчала. После глухо продолжила:

– Самое страшное, что многие нежити в редкий лунный день опять живыми становятся. И все-все помнят, что с ними было и что они вытворяли, пока их разум спал. И понимают, что вскоре опять станут безумными. Некоторые не выдерживают…

– Лунный день? – Тимка подался вперед, отпихнув Ворчу в сторону. – Как так? Солнце выключают, а луну включают, да? Здорово!

– Уймись, – Хозяйственный поискал пустую банку, но их больше не было, – не мешай человеку рассказывать!

– Лунный день он и есть лунный день, – пожала плечами старуха, – ничего особенного, сами увидите. Одно только скажу – опасное это время: Червь из логова выходит, – и замолчала.

– Что за червяк… – начал было Тим, но тут Ворча страшно заперхал. Тимка обернулся к нему: карлик выпучил глаза и схватился за горло. Видно, он ненароком подавился собственной бородой. Уже и синеть начал.

– Детский сад, честное слово, – с досадой воскликнул Хозяйственный, бросаясь к Ворче. Но Тимка успел раньше – он выдернул скомканную бороду изо рта карлика и крепко постучал его по спине. Ворча со всхлипом часто задышал, крупные слезы потекли по его синюшно-бледному лицу.

– Спа…спас…ибо, – выдавил он из себя в несколько вздохов, – еще бы чуть-чуть и я… как оборотень от серебра… Глупо, правда?

– Далось тебе это серебро дурацкое, – Тим дружески приобнял Ворчу за плечи, – хватит себе голову ерундой забивать. Разве так можно?

Боня немного постоял над друзьями, убедился, что с ним все в порядке, и повернулся к Эйе: старуха тяжело поднялась с места и неторопливо подошла к Хозяйственному. Прищурясь, она внимательно посмотрела на мальчика и карлика.

– Невероятно, – прошептала она и даже подалась назад, словно увидела невесть что, – не может быть! О Магистр, – она с поклоном развернулась к Боне, – довожу до вашего сведения, что они – живые! Они настоящие, не обращенные. Не нежити!

– Да ну! – очень натурально изумился Хозяйственный. – Вот так-так! А это хорошо или плохо?

– Это – невозможно! – убежденно сказала Эйя. – Так не бывает.

– Бывает, – успокоил ее Тимка, поднимаясь на ноги, – нас Магистр сам расколдовал. Я, например, был зеленым мухомором-плевалкой с дальнобойным жалом, а он, – Тим похлопал Ворчу по кепке, – маленьким фиолетовым носоедом.

– Точно, – подтвердил Ворча, тут же весь перекосился и поочередно захлопал глазами, то левым, то правым, вдохновенно пытаясь изобразить из себя злого носоеда. И именно фиолетового.

– Эк, – с Хозяйственным от неожиданности случилось что-то вроде спазма желудка. Он ошалело уставился на Тимку.

– О Магистр! – старуха в десятый по счету раз за последние полчаса упала перед ним на колени, – сила ваша безгранична! Да-да, я поняла – вы восстали из великого небытия именно для того, чтобы спасти наш несчастный мир. Великое чудо!

– Гм, – Хозяйственный покраснел так, что даже веснушки на его лице исчезли, – я… да… хм… вот именно, восстал, – и показал Тимке кулак. С очень серьезным видом показал, не шутя. Тим сделал страшные глаза и спрятался за Ворчу.

Боня поднял старушку с колен.

– Мы немного отвлеклись. Конечно, мир я спасу, куда мне деваться! Но давай вначале вернемся к тем двум странникам, что от грызофей в город убежали. Которых водяные колдуны в оборот взяли. В слухах что-нибудь говорилось об их дальнейшей судьбе? Что с ними стало?

– Что стало? – Эйя нахмурилась. – Понятное дело, что. Морские колдуны, они по всему миру шастают, чужих ищут. Для чего, не ведаю. Как кого подозрительного найдут, так сразу его хватают и на свой остров увозят. Говорят, у них там бога-атый пыточный арсенал! Вот на этом острове они и допытываются от несчастного, кто он, да зачем такой из себя подозрительный. А потом его в море топят. Если, разумеется, после пыток остается чего топить.

– Замечательно, – уныло подвел итог Хозяйственный, – хватают, понимаешь, кого ни попадя, пытают, топят. Полный произвол! Кстати, как они хоть выглядят, колдуны?

– Обычно выглядят, – Эйя неспешно вернулась к мятому тряпью и осторожно села на него, – высокие, черные. Очень похожи на ваших знакомцев: тоже в плащах и капюшонах. Я, грешным делом, даже сперва их за морских колдунов и приняла. Только после поняла, в чем разница.

Боня сел на корточки против старухи и внимательно посмотрел ей в глаза.

– В чем же?

Эйя отвела взгляд.

– В том, что жрали грызофеи ваших знакомых. А морские колдуны, наоборот, сами грызофей на завтрак едят… Они вообще всех едят, – и старуха принялась задумчиво чертить клюкой по полу.