Виолончушь (сборник) Фомальгаут Мария

© ЭИ «@элита» 2015

Ричард Львиное Сердце

– А ты никому не скажешь?

– Не скажу.

– Поклянись.

– Клянусь.

– Клянись смертью матери.

– Клянусь.

– Я его сама выдумала… когда с мамой поссорилась…

– И чего?

– А потом помирилась… а он не пропал.

– И чего?

– Так и остался. Он ко мне каждую ночь приходит.

– И чего?

– Ты чего, дура, что ли, он меня вообще убьет! Я его придумала… когда маму ненавидела… а он…

– Это кто сделал? Это кто это такое сделал, а? Усы повыдергаю!

Ричард Львиное Сердце прячется под диван, ага, доберёшься ты до моих усов, как же, щ-щас. Поводит усами – что там большой орёт, делать, что ли, больше нечего, орать…

– Ну, он же не нарочно!

– Ага, не нарочно! Я его пришибу щас не нарочно, будет знать…

Большой садится на диван, жалобно скрипят пружины, Ричард Львиное Сердце храбро впивается Большому в ногу, вот так, что есть силы. Ага, взвыл, а-а-а-а, чёртова скотина, а-а-аа, чтобы духу его здесь не было…

Маленькая вытирает что-то посреди комнаты, большая её отгоняет, да давай я… О-ох, горюшко ты моё, вот тебе и ма-а-ам, почему у нас нет ни коо-о-ошечки, ни собаа-а-чки…

Ричард Львиное Сердце обходит свои владения. Прогоняет непрошеных гостей, нет их что-то, непрошеных гостей, ну еще бы, откуда им взяться, здесь же Ричард, его величество, английский монарх. Ловит лапой в окне полную луну, луна не ловится, катится себе и катится над крышами…

– Даночка, спать пора!

– Ну, сейча-а-а-с! Ну, еще мину-у-уточку…

Маленькая сидит перед экраном, там бегают черные мухи, Ричард Львиное Сердце ловит их лапами.

– Даночка!

– Ну, сейча-а-ас! Ты смотри, Ричард, тут про тебя написано, ты у нас Кипр брал…

Ричард распушает хвост, было, было, что было, то прошло. Я еще и на Иерусалим войной ходил…

– Дана! Спать сейчас же, завтра опять будешь как муха сонная в школе!

Дана закрывает ноутбук, вот, блин, глаза бы Даны на школу эту проклятущую не глядели. Ричард Львиное Сердце клубком сворачивается на подушке, Большой ворчит, а-а-а, опять блох своих принёс. И откуда у Ричарда блохи, Ричард же королевских кровей…

Дана смотрит в темноту ночи, Дана боится. Дана уже знает, что придет он, тёмный, страшный, он всегда приходит. Дана его сама выдумала, когда с мамой поссорилась, а потом он не пропал, так и остался, теперь приходит, сидит там, в углу, ждёт чего-то, вот это страшно, что ничего не делает, свернулся кольцами, ждёт. Когда зайдет луна, он подкрадываться начнет, медленно, верно, шажочек за шажочком, да он не шагает, как-то над полом парит, ближе, ближе, и хочется закричать, и не закричишь, на помощь не позовешь, мать только отмахнется, а-а, сама не спишь, другим не даешь…

Ричард поднимает голову, топорщит уши. Тёмный подбирается, ближе, ближе, извивается тугими кольцами. Ричард Львиное Сердце шипит, рычит, ашш-ш, ар-рр, как тогда на Рыжего шипел, а нечего во двор шастать, Ричардов двор, а не Рыжего…

Что-то тёмное отступает, выпускает раздвоенный язык, шипит, фыркает, аш-ш, ар-р, хочет напугать Ричарда, да черта с два Ричарда напугаешь, не на того напали, Ричарда пугать. Ричард Львиное Сердце идёт на врага, боком-боком-боком, как на Рыжего шёл, как на пса большого шел, как мать учила, боком, боком на врага, спину выгнуть, шерсть дыбом, хвост распушить, аш-ш-ш-ш…

Тёмный шипит, рычит, Ричард знает, кто больше всех рычит, тот первый и дёру дает, труса празднует… Тёмный уползает, извивается тугими кольцами, Ричард, Львиное Сердце, устраивается на подоконнике, вылизывает усы…

Дана обнимает Ричарда, что за фамильярности, это кто это так обращается с королевским высочеством…

– Он его прогнал! Прогнал!

Ричард Львиное Сердце распушает хвост, было, было, что было, то было, не в диковинку, он ещё и на Иерусалим ходил, и много ещё чего…

– Да это кто сделал опять, скотина чёртова, хвост оторву на хрен!

Сейчас Большой орать будет, а-а-а, это кто сделал, а то и пинка даст, это он может. Ричард спешно загребает посреди комнаты, прячется под диван, вот, блин, даже загрести не успел…

Большой заходит в комнату, садится на диван, Ричард готовится к прыжку.

Прыгает, впивается в ногу, Ричард храбрый, Ричард Большого не боится, Ричард вообще ничего не боится…

Большой вздрагивает, ничего не говорит.

Ричард Львиное Сердце выбирается из-под кровати, смотрит на Большого. Почему Большой не кричит, почему смотрит перед собой.

Ричард поводит усами, пробует воздух, чувствует. Ага. Что-то случилось, кто-то пришёл сюда, в дом, кто-то нехороший, его нельзя увидеть, он притаился где-то, только непонятно, где…

Ричард прыгает на подушку, ну давай уже, заори, заори, а-а-а-а, это что такое, с грязными лапами…

– Ну чего… Ричард… Львиное Сердце? – Большой чешет Ричарда за ухом. – Это что ж получается-то, а?

Ричард урчит.

– Это ж сколько осталось… эти там сказали месяца два, не больше…

Ричард фыркает.

– А с Данкой чего будет? А с Оксанкой? А? Или ты тут за главного останешься?

Ричард поводит ушами, мол, надо, так останусь. Не впервой, целой Англией правил, было дело, а уж с Оксанкой и с Данкой как-нибудь и подавно управится…

– А мы им ничего не скажем, да, Ричард? Зачем им знать… раньше времени-то…

Ричард кивает, не надо им знать.

– О-ох, усищи какие отрастил… айда уже, ветчинки тебе дам…

Ричард Львиное Сердце урчит, ветчинка, это дело хорошее, ветчинка, это правильно, почаще бы так, бежит за Большим, распушил хвост, норовит сбить Большого с ног…

– Даночка, спать!

– Иду, иду!

Даночка бежит спать, Ричард клубком сворачивается на Даночке, урчит, отгоняет непрошенных гостей. В окно протискивается заблудившийся страшный сон, тут же вылетает обратно, вспугнутый Ричардом. Одинокий комарик звенит над кроватью, тут же умолкает под Ричардовой лапой.

Маленькая засыпает, Ричард Львиное Сердце перебирается в большую комнату, прыгает на кровать, где большие.

– Ты чего сегодня… такой?

– Да… устал…

– Что-то часто ты уставать начал…

– Да на работе знаешь, как выматываюсь, хорошо тебе говорить…

– А помада какая у твоей работы? Джордани Голд?

Большой отворачивается. В другое время наорал бы, а тут нет, потому что тут этот, темный, который пришел, которого не видно. Он не прячется – но его не видно, он где-то тут и в то же время нигде.

Ричард прыгает на подушку, Большая ворчит, чего пришел, Большой отмахивается, пусть его сидит… ну ты еще хвост мне свой в нос засунь, идиотище…

Кто-то тёмный подходит к кровати.

Кто-то невидимый. Он не прячется, но его не видно, он не крадется, но его не слышно, он идет к постели, чтобы прыгнуть Большому на грудь…

Ричард шипит в темноту ночи. Кто-то замирает – на миг, снова крадется.

Ричард прыгает. Как тогда, на Рыжего, на идиотищу подзаборного, как на того, который к Данке приходил, как…

Кто-то тёмный будто бы и не видит Ричарда, прыгает Большому на грудь. Ничего не делает, не вонзается в горло, не впивается в сердце, просто сидит и ждет, вот это страшно, что просто сидит и ждет, вытягивает жизнь, по каплям, по каплям. Его невозможно прогнать, его невозможно убить, чужого, холодного, незнакомого…

Ричард выгибает спину, шипит, фыркает, плюется, бросается на тёмного.

Тёмный как будто не замечает, не видит, не чувствует…

Ричард Львиное сердце снова бросается на темного, впивается в него когтями, когти проходят сквозь тёмного, не причинив ему вреда.

– Это только, Петрович… между нами… ага?

– Ну… чего там?

– Я же сам его выдумал… вон… с Оксанкой тогда поцапался… Ну, поссорились крепенько… тут-то я его и выдумал…Ну… как почувствовал у меня в груди что-то… темное такое… комок такой…

– Нутя, навыдумывал…

– Вот и навыдумывал… а он нате вам, на самом деле… ожил… мне врач так и сказал, месяц помучаешься, и всё, и веночек на могилку…

– Вот, блин, бывает…

– Ну… Оксанка-то теперь как…

– Она, вроде у тебя универ кончала?

– Ну-у, работа вообще хлебная, библиотекарь… так ей и говорю, иди по специальности, бабло будешь лопатой грести, особняк под Лондоном купим… она обижается…

– А она знает?

– Да какое там… как я ей скажу-то вообще… меньше знаешь… крепче спишь…

Ричард прыгает, выпускает когти, как бы впиться ему в рожу, этому, темному, только нет у него рожи, ничего у него нет… Темный отбрасывает Ричарда, Львиное Сердце, да как он посмел с королевским высочеством так…

Ночь летит кувырком, со звоном разбивается полная луна в небе.

Ричард падает на ковер, так плохо было, когда большой пес подрал, а Ричард ему нос расцарапал-таки, успел…

Тёмный высится над Ричардом, бесформенный, чужой, нездешний, распускает капюшон, на капюшоне у него причудливый узор…

Ричард Львиное Сердце шипит, не привык отступать, он же Мессины брал, и Кипр завоевывал, и на Иерусалим ходил, и…

Прыгает на тёмного, как-то вкривь, вкось, из последних сил, рвёт когтями…

Тёмный вздыхает, стряхивает с себя Ричарда, выходит в темноту ночи за окном…

– Ну чего, Ричард… Львиное Сердце… Врачам нашим бошки поотрывать надо, коновалы чёртовы… выдумали… ах, извините, диагнозом ошиблись, нет у вас там ничего… просто так… будто насморк какой, их бы так… А ты чего не встречаешь? Разлегся, о-ох, вытянулся на ковре, здоровущий какой… Э-эй… Ты чего? Во, блин… что ж ты так… Ричард… Львиное Сердце… Во рёву будет, Данка-то…

2014 г.

Завтра будем в Лондоне

– Завтра будем в Лондоне, – говорит Джейн.

Джим кивает. В Лондоне. Поезд несется шустро, за ночь до Лондона довезет.

– А в Лондоне хорошо.

– В Лондоне хорошо, – говорит Джейн.

– Хорошо, – говорит Джим.

Тарахтят колёса.

– Дом в пригороде купим, – говорит Джим.

– Сад разведём, – соглашается Джейн.

Стучит поезд.

Джим и Джейн украдкой целуются, пока никто не видит в купе.

– У нас будет четверо детишек, – говорит Джейн.

– Четверо, – соглашается Джим, – два сына и две дочки.

Джейн придумывает имена будущим детям.

Поезд трясётся в завтрашний день.

Наступает ночь.

Джим бережно укрывает Джейн, выходит из купе, идет по вагонам вперед, к пульту управления, за которым никого нет.

Смотрит вперёд.

Видит бесконечно далеко впереди туннель.

Сжимается сердце.

Так и есть.

Туннель.

И никакого Лондона.

– А самую младшенькую я назову Маргарита, – говорит Джейн.

– Ну что за имя такое? – Джим не соглашается.

– А что, имя как имя… Маргарита… Грета…

– Ну, хоть Грета.

Поезд трясется в завтрашний день.

– Завтра будем в Лондоне, – говорит Джейн.

У Джима сжимается сердце.

– Ты чего?

– А… да ничего. Будем. В Лондоне.

– Дом в пригороде купим.

– Купим.

– Дядя тебе место в конторе даст, – говорит Джейн.

– Обязательно.

У Джима снова сжимается сердце, сильно, больно.

– Розы посадим… как у матери в саду, – говорит Джим.

– Ой, здорово! Красные?

– У матери белые были.

– Ну, белые тоже хорошо.

Джим кусает губы. Только что не до крови. Туннель, туннель проклятый, где-то там, впереди, и никуда не денешься от туннеля этого, никаких развилок, никаких стрелок, гони вперед…

А туннель, это вообще дело гиблое, туннель. В туннель заедешь, из туннеля не выберешься. Долго-долго тянется туннель, долго-долго тянется непроглядная тьма, в которой хлопают звуки выстрелов, грохают снаряды, кто-то умирает, кто-то оплакивает умерших, кто-то…

А потом кончается туннель, и выезжает поезд на свет, и солнце растерянно смотрит на обломки вагонов, руины домов, залитые кровью тамбуры, тела убитых, вдов в черных платках… Много же времени пройдёт, прежде чем поезд придёт в себя, прежде чем опомнятся люди, прежде чем вспомнят, что такое жизнь под ярким солнцем, что такое жизнь без пуль, без бурь, без боли, что такое, когда не надо хоронить убитых каждую ночь, что такое жизнь под ярким солнцем, когда надо сеять пшеницу и строить дома, а не прятаться в окопах…

– Коляску купим, – говорит Джейн, – и пару лошадей.

– Ну что коляску, давай уж автомобиль…

– Давай.

Поезд несётся в завтрашний день.

– Завтра в Лондоне будем, – говорит Джейн.

– В Лондоне, – кивает Джим.

– Купим дом в пригороде, – говорит Джейн.

Джим сжимает зубы. Если бы она знала…

– Ты чего?

– Да нет… ничего. Купим дом…

Джейн режет курицу, разливает утренний кофе.

– У нас будет четверо детишек, – говорит Джейн.

У Джима сжимается сердце.

– Обязательно. Два сына и две дочки.

– Ты чего такой?

– Да… так… приболел.

Джейн прикладывает руку ко лбу Джима. Сжимается сердце. Если бы она только знала…

Хочется колотить кулаками в стену в бессильной злобе, что уже ничего нельзя изменить.

Джейн всхлипывает.

– Ты… ты что?

Джейн смотрит на Джима, глаза красные.

– Да знаю я, знаю… Всё знаю.

Джим обнимает Джейн. Смотрит на полосу рельсов впереди.

– А может… свернет где?

– Может…

– Ну что… сворачиваем к туннелю, – говорит нефтяной магнат.

– А не рано? – спрашивает оружейный магнат.

– В самый раз. Как раз успеете подготовиться.

Магнаты поворачивают стрелки. Правда что, пора бы уже и туннелю быть.

– Поезд старенький, как бы не того… – говорит автомобильный магнат.

– Ничего. Всё выдержал и это выдержит.

Магнаты подливают друг другу вина, звенят бокалы, магнаты пьют.

Поезд несется к туннелю.

– Завтра мы будем в Лондоне, – говорит Джим.

– Будем – говорит Джейн.

– Купим дом в пригороде, – говорит Джим.

– Купим, – говорит Джейн.

…поезд выезжает из туннеля, измочаленный, обескровленный, плохо понимающий, кто он и что он. Солнце изумленно смотрит на залитые кровью тамбуры, сожженные вагоны, мёртвые, невидящие глаза, обращённые к небу. Поезд медленно оживает, приходит в себя после туннеля, пытается вспомнить, куда он ехал до того, как, люди заново учатся сеять хлеб и строить дома, вспоминают, как это – обнимать жен и рассказывать детям на ночь сказки.

– Триста тысяч чистой прибыли, – говорит нефтяной магнат.

– Кому как, – говорит оружейный магнат, – кому триста, кому и все пятьсот.

Дымятся руины дома в пригороде Лондона, Джейн смотрит с фотографии на могильном памятнике, где могила Джима, не знает никто…

Поезд прибывает на перрон, делает круг, едет по привычной ветке.

– Завтра будем в Лондоне, – говорит Джейн.

Джим кивает. В Лондоне. Поезд несется шустро, за ночь до Лондона довезет.

– А в Лондоне хорошо.

– В Лондоне хорошо, – говорит Джейн.

– Хорошо, – говорит Джим.

Тарахтят колеса.

– Дом в пригороде купим, – говорит Джим.

– Сад разведём, – соглашается Джейн.

Стучит поезд.

Джим и Джейн украдкой целуются, пока никто не видит в купе.

Джим смотрит на полотно рельсов, может, на этот раз поезд свернёт не туда…

– Ну что… сворачиваем к туннелю, – говорит нефтяной магнат.

– А не рано? – спрашивает оружейный магнат.

– В самый раз. Как раз успеете подготовиться.

Финансовый аналитик смотрит на бесконечное полотно рельсов.

– А вы уверены… что дорога ведет к туннелю?

Нефтяной магнат фыркает.

– Куда же еще?

– Да знаете… всякое бывает.

– Ну, мост там какой, или дорога неровная, ничего, поскачем по ухабам, поезду это полезно.