Гончая. Корабль-призрак Нечаева Ирина
– Почему ты, потомок фараонов, не стыдишься пользоваться арабским кинжалом?
На что он всегда ровным голосом отвечает, что единственное, чего, к его превеликому сожалению, не знали египтяне – это железа. А арабский кинжал – трофей, передающийся у них в семье несколько поколений. И немного обижается. Такой вот в меру идиотский ритуал у нас сложился.
После ужина мы втроем, как обычно, покуривали на баке, и вдруг Рамсес в ответ на очередную беззлобную подколку насчет арабских интервентов взвился и почти закричал о том, как ему это надоело. Я, мягко выражаясь, сильно удивился.
– Больше не желаю об этом слышать, – прошипел старпом напоследок и ушел с бака, чуть не забыв потушить сигарету.
– Ну вот… а я еще хотел про Дордрехт спросить, – огорчился я.
Когда капитан сообщил, что мы идем в Дордрехт, Рамсес вздрогнул:
– Вы помните, какой сейчас месяц? Там же река.
– Не волнуйтесь, я помню, – успокоил его капитан.
С того самого момента меня и терзало любопытство, но повода узнать все не было.
– Он бы не сказал, – равнодушно затянулась Джо. – У него вроде бы фобия – он иногда рек боится, старается даже из каюты не выходить.
Иногда мне кажется, что на этом корабле у меня одного нет никакой тайны, хотя бы не очень страшной.
Ветер дул ровный и сильный, «Гончая» бежала, как… гончая на нетуго натянутой сворке, делая узлов по семь, и Дордрехт все приближался. Рамсес не находил себе места, бродил по кораблю, штудировал какую-то толстенную научную книгу и постоянно тискал кота, которого мы, кстати, назвали Морганом, предварительно выяснив у капитана, не встретим ли когда-нибудь в своих скитаниях грозного котовьего тезку. Капитан пообещал, что не встретим. Коту излишнее внимание Рамсеса не нравилось, и у того на тыльных сторонах кистей не проходили вспухшие царапины.
Книгу мы у него как-то стащили, но ничего в ней поняли. Была она, разумеется, о древнем Египте, что-то там про солнце в подземном мире. Был там, правда, интересный сюжет о змее, который пытается потопить корабль, и которого то ли бог, то ли царь, то ли просто каждый приличный древний египтянин должен убить, чтобы попасть в рай. Или чтобы солнце взошло – иероглифические подписи нам почему-то мало помогали, а перевод в книге был какой-то совсем странный.
Когда мы подошли совсем близко к месту своего назначения, Рамсес окончательно сошел с ума. Джо утверждала, что раньше с ним такого никогда не было, по каким бы рекам ходить не приходилось. Мы даже спрашивать перестали, в чем дело, решив узнать у капитана, поймав его в особенно хорошем настроении, или у самого Рамсеса в открытом море, когда он придет в себя.
– Сколько времени? – однажды спросил старпом, когда мы околачивались на мостике во время его вахты, не совсем доверяя ему корабль.
– Пятая склянка, – охотно ответила Джо.
– То есть седьмой час… – Рамсес желто побледнел. – Ребята, смените меня кто-нибудь пожалуйста на полчасика. Очень прошу!
Джо пожала плечами и приняла вахту, а я повел его курить. Про часы в книге, кажется, тоже что-то было, и в каждый час происходило что-то свое. Впрочем, ничего хорошего не обещал ни один из этих часов, так что почему надо бояться именно седьмого, я понять не мог.
– Может скажешь наконец, что происходит? – поинтересовался я, вручив ему зажженную сигарету.
– Я расскажу, но потом, – умоляюще посмотрел он, – накликать боюсь.
В тот раз он ничего не накликал, и, когда пробило шесть склянок, резко оживился и вернулся на вахту.
Ночью корабль вел капитан, и бояться чего-то было бы странно. Мне не спалось, и я вышел на палубу еще до рассвета, часов в шесть. Легкий туман укутывал корабль, и из-за него, да еще из-за того, что матросы капитанской вахты двигались практически бесшумно, стояла полная тишина. Поэтому когда капитан негромко окликнул меня, я его услышал.
Капитан на мгновение оторвался от приборов, на которые смотрел с большим интересом, и жестом пригласил меня присоединиться. Я послушно уставился на экраны и сразу же понял, что заинтересовало Кэссиди. Взбесившийся эхолот утверждал, что Маас мелеет с невероятной скоростью.
– Рамсес? – коротко спросил капитан
– Спит.
– Интересно… – недоуменно нахмурился капитан и велел: – Разбудите немедленно!
Рамсес в самом деле спал, с головой забравшись под одеяло, и в первый миг после пробуждения даже попытался меня ударить.
– Капитан зовет! – шепотом распорядился я, и старпом мгновенно вскочил и еще быстрее оделся.
– Смотрите, Рамсес, – указал на эхолот капитан и улыбнулся, – Придется вам все-таки с этим разбираться.
– Есть, – кивнул старпом, мгновенно становясь спокойным и собранным впервые за прошедшую неделю, но тут вахтенный матрос отбил шесть склянок, и вода в Маасе стала столь же стремительно прибывать.
– Завтра в шесть. – Приказал капитан. – И Джо позовите, ей будет интересно. А больше никого не надо, пожалуй.
День миновал спокойно, в том числе и вахта Рамсеса, который снова сделался уравновешенным и почти невозмутимым, но категорически отказывался что-либо нам объяснять, утверждая, что скоро мы сами все увидим. В полночь, сменившись, он ушел спать, прихватив с собой недовольного Моргана, а мы с Джо, не в силах ждать скорой развязки, решились спросить у капитана заранее.
– Прошу прощения, господа, но это не моя тайна, – развел руками капитан, – а кроме того, я и сам всего не знаю. Подождите немного, а лучше всего идите-ка спать до утра.
Делать ничего – мы дисциплинированно разошлись по каютам. Я даже заснул, настолько велика оказалась волшебная сила приказа. Однако в половине шестого утра мы снова вышли на палубу. Живая часть экипажа мирно дрыхла, ибо была не в курсе происходящего – плачевное состояние старпома мы от них удачно скрывали; а вот капитан от своих, по-видимому, ничего не скрывал, и его матросы потихоньку бросали дела и сходились к мостику, чтобы не пропустить кульминацию.
Рамсес появился за пару минут до шести. Серьезный, подтянутый, тщательно выбритый, при своем прекрасном кинжале. Видать, что-то важное сегодня творилось в его судьбе. Нарушал торжественность момента только Морган, который крался за старпомом в классической манере Тома, в очередной раз охотящегося на Джерри.
В тишине предвкушения прозвучали склянки, и я внутренне сжался. Напряжение не успело еще стать ощутимым, когда капитан быстрее обычного спустился с мостика и подошел к правому фальшборту. За ним рванулась вся команда, так что «Гончая» заметно накренилась. Рамсес бросил взгляд за борт и махнул рукой:
– Знакомьтесь, господа, змей Апоп.
Змей был огромен. Свитый в тысячу узлов, он не уступал по длине «Гончей», а каков бы он был, если быего развернуть, я не смог даже представить. Если бы Рамсес не назвал бы его по имени, я решил бы, что вижу Йормунганда, не меньше. Все бесчисленные кольца его гладкого тела сверкали ярким золотом, переливавшимся при малейшем движении. А двигался он непрестанно, извивался, перетекал, отбрасывал золотые блики, несмотря на отсутствие солнца, и при этом пил воду Мааса, или впитывал ее всей кожей, но уровень воды в реке понижался неуклонно и быстро.
Он поднял голову, выставив ее из воды, и посмотрел на нас. У змея оказалась треугольная хищная морда и… ядовито-синие массивные брови, которыми он кокетливо подвигал, ощутив внимание публики. Нелепый мультяшный жест рассмешил всех, даже капитан неожиданно закашлялся, прикрыв рот перчаткой, но змей снова нырнул, и золотое мельтешение в убывающей воде было самым прекрасным, что я когда-либо видел: текущая вода и огонь, и на то и на другое можно смотреть вечно, тягучий золотистый танец, переливы жидкого металла…
– М-мр-ряу? – громогласно вопросил Морган, вспрыгнувший на планширь.
Змей смутился – или испугался? – и замер. Я очухался. Рядом сжимала виски пальцами Джо, терли лица матросы. Только Рамсес все еще смотрел на змея, но не зачарованно, а тоскливо.
– Прошу вас, Рамсес, – капитан сделал широкий жест. Он был явно недоволен собой.
Рамсес кивнул, не отрывая взгляда от змея. Размашисто перекрестился, отбросил в сторону драгоценные ножны и нырнул. И не было никакой смертельной схватки, вода не вскипела расплавленным золотом, не сжались жесткие кольца, не раздалось шипение разъяренного чудовища. Змей дернулся всего пару раз, в явной агонии, как будто кошачий голос лишил его воли и сил.
Рамсеса мы вытащили сразу же. Он влез на палубу, мокрый, как рыба, и злой, как белый кит, и тут же велел:
– Змеюку не потеряйте, пригодится.
– Зачем? – удивился кто-то из матросов.
– Сумочек, бля, нашьем и продавать будем, – Рамсес развернулся к нему всем корпусом, и движение вышло угрожающим, – Делай, что сказано.
– А что это вообще было? – осторожно спросила Джо.
– Хтоническое, мать его за ногу тройным перебором, чудовище, – энергично пояснил старпом и, слегка умерив тон, обратился к Моргану: – спасибо тебе, котище. С меня большой кусок мяса.
– Простите, но он-то здесь причем? – поднял брови капитан. Кажется, он был удивлен не столько змеем и ролью кота, сколько выражениями, которые употреблял Рамсес, никогда не позволявший себе подобного ни при женщинах, ни при старших по званию.
– Солнечный кот – народное египтянское средство от змея Апопа. – Рамсес все никак не успокаивался, и это было непонятно.
– Чего ты теперь-то злишься? – попытался выяснить я
– Чего? Я?! Злюсь?! – переспросил Рамсес – не понимаешь?! Вот чего! – и швырнул что-то на палубу. Это оказалась серебряная рукоять кинжала с обломком клинка не длиннее дюйма.
– В Египте на эту тварь ходили с бронзовым ножом! Ни хрена п-полезного не изобрело человечество за последние три тыщи лет! – Потом подумал и уточнил: – Разве что христианство.
Сага об исландцах
…люди не решались жить на этих землях из-за того,
что Торольв Скрюченная Нога вставал из могилы и сильно разгулялся.
Сага о Людях с Песчаного Берега
В Исландию мы шли с простой и невинной целью заработать. Программа наша была коротка: красиво покатать народ на паре праздников, вроде бы там как раз день независимости в Рейкьявике намечается. Ну, может быть, посмотреть на какой-нибудь вулкан. Так что ничего интересного от этой ледяной страны мы не ждали. Что, впрочем, не мешало нам незатейливо развлекаться за ее счет:
– Хваннадальснукюр, – зачитывала Джо по слогам и все дружно принимались ржать.
– По-моему, Брюнхоульскиркья внушительнее, – возражал Рамсес, вырвав у нее из рук карту.
Я помалкивал. Понятно, что англичанке Джо и Рамсесу, в чьем родном языке вообще все слова состоят из трех букв, исландский мог показаться смешным, а уж соскучившейся команде тем более, но мне ничего веселого найти в нем не удавалось.
Мы втроем сидели на баке в компании свободных матросов капитанской вахты. В светлой летней ночи матросы выглядели непривычно, как-то маломатериально, что ли. Удивляло даже, что вполне земные веревки или трубки с обычным табаком – курили мы все вообще из одной пачки – не проходят сквозь полупризрачные руки. Хотя, наверное, я несправедлив. Уровень образования среднего матроса семнадцатого века таков, что смешнее слова «Мирдалсьокудль» действительно может показаться разве что слово «жопа», а уж шутки офицеров смешны по определению, а то мало ли что. Но вот мне как-то уже надоело. Я отвернулся и уставился в сторону, в океан. Атлантика казалась бесконечной и почти гладкой серебристой равниной, чуть подсвеченной так и не зашедшим, несмотря на поздний час, солнцем. Только далеко, почти у самого горизонта, что-то темнело, нарушая эту первозданную гладкость. Я нашарил бинокль, наткнувшись при этом рукой на руку кого-то из ночных матросов и мимоходом удивившись – рука как рука, только чуть холоднее человеческой, но никакого призрачного киселя, и посмотрел на горизонт.
Я не сразу понял, что это. Кто-то живой, точно. Дельфин, что ли? Помнится, в свое время я безумно удивился, впервые увидев дельфинов у берегов Норвегии – всю жизнь был уверен, что они живут только в теплых морях. Но присмотревшись, я понял, что нет, не дельфин. Над водой торчала круглая голова, обладатель которой явно энергично двигался. Ну не собака же это? Откуда взяться собаке посреди океана? И тем более не человек. Я даже вспомнил экран AIS’а, на который смотрел совсем недавно перед сменой вахт – не было рядом с нами судов, с которых кто-то мог свалиться. А морские обитатели плавают по-другому.
Подумав чуть, я бросил непотребно ржущую компанию на баке и пошел к капитану. Вдруг все-таки человек, унесло какую-нибудь лодочку, а потом и опрокинуло.
– Сэр, разрешите доложить. Там милях в полутора, кажется, кто-то живой в море.
– Хорошо, давайте посмотрим, – кивнул капитан и вскинул бинокль. Потом опустил и тяжело посмотрел на меня. Так, что я срочно пожелал, чтобы палуба разверзлась у меня под ногами.
– Это тюлень, Рудольф, черт побери. В следующий раз вы про рыбу решите мне доложить? Вы же не чувствительная барышня, в конце концов, чтобы тыкать пальцем и восторженно визжать «ах, какой хорошенький» в надежде привлечь к себе мое внимание. Если вам до такой степени нечем заняться, идите учитесь – разберитесь, в том числе, о чем положено докладывать вахтенному офицеру. Господи, мой – мой! – собственный штурман тюленя в море боится.
– Слушаюсь, сэр… Извините, сэр… Разрешите идти, сэр? – на моей памяти это была одна из самых эмоциональных речей капитана, и я здорово струхнул.
– Идите, – буркнул капитан.
Я ретировался с невежливой поспешностью и с горя пошел спать.
С утра тюлень оказался на месте – на том же расстоянии от корабля, разве что чуть ближе. Вот ведь делать нечего животному, купается в открытом океане целыми днями. Или это уже другой? Мне, правда, тоже делать было особо нечего – шли мы одним галсом, под идеально настроенными капитаном парусами, море было спокойным и удивительно пустым, ни одного судна на пять миль в окружности. Так что со скуки я задумался о тюленьих повадках. Вспомнил, правда, только массовую истерию по поводу забоя бельков. Ну и еще мне упорно казалось, что тюлени – животные вообще-то сухопутные, и так далеко и надолго в море не заплывают, но вот же оно, живое подтверждение в полутора милях плещется.
Вахта тянулась уныло. До Рейкъявика оставалось еще дня три, если ветер не переменится, шли мы узлов шесть, как обычно, под одними парусами, не тратя горючку. День был серенький, матросы частью расползлись по палубе, частью завалились спать, а я скучал, сидя рядом с рулевым и поминутно смотря на Garmin – не то чтобы в этом была нужда, но хоть какое-то развлечение. Рулевой был хорош – «Гончая» не отклонялась с курса ни на градус. Ветер тоже был до отвращения ровным, без порывов. Шесть узлов и все тут.
Стоп. Шесть узлов. И тюлень уже не меньше десяти часов держит такую скорость и даже умудряется потихоньку приближаться? Что это за тварь, черт побери? И почему он мне так в душу запал? Я снова засомневался – а вдруг и это для тюленей нормально? И спросить не у кого. Так я мучился скукой и неизвестностью еще два часа, когда меня пришла менять Джо.
– Ты что-нибудь про тюленей знаешь?
– Ты имеешь в виду красивых американских мальчиков в беретах? – уточнила она.
– Нет, мокрых и бесформенных зверей.
– Тогда ничего. Но попробуй спросить у Бьорна, у них в Норвегии наверняка тюлени водятся.
Матроса из вахты Джо не только звали, как героя саги, он и выглядел, как викинг с картинки.
– Тюлени в открытое море заплывают?
– Конечно нет, сэр. – Удивился викинг.
– А это тогда что такое? – я рассказал ему про плывущего за нами тюленя и вручил бинокль.
– В принципе, я читал, что колдуны могут в тюленей превращаться, – неуверенно припомнил Бьорн.
– Слушай, а точно, – вмешалась Джо, – они, по-моему, селки называются, ирландская или шотландская тема.
– А от нас он чего хочет?
Общими усилиями мы вспомнили, что в северных сказках эти самые тюлени обычно принимают человеческий облик и выходят замуж за честных рыбаков. Правда, заканчивается это обычно плохо.
– Отлично, – подытожил я. – За нами плывет потерявшая всякий стыд девица, которой так надо замуж, что она готова в буквальном смысле гоняться за мужиками. Рамсесу предложить, что ли? Или Алану?
На этом и сошлись и я со спокойной душой ушел пить кофе – честно говоря, за вахту я здорово замерз. А меж тем тюлень продолжал и продолжал плыть в нашу сторону, медленно, но все же приближаясь. Уверить себя, что это обычное животное, как-то уже не получалось. Судя по скорости сближения, через сутки он нас догонит. И что тогда? Если это какая-то местная чертовщина, то не замуж же она хочет в самом деле?
В попытках отвлечься – ну стыдно взрослому мужику, офицеру, бояться безобидного зверька – я откопал у себя в каюте сборник исландских саг, с которым безуспешно сражался, чтобы хоть как-то подготовиться к Исландии. И очень зря, как оказалось.
Потому что рассказ о тюлене с человеческими глазами, преследующем корабли, меня мало порадовал. Хотя бы потому, что это на самом деле не тюлень, а оживший мертвец, не имеющий по отношению к нам никаких добрых намерений. Дочитав сагу, в которой сообщалось, что после ряда жертв герой все-таки сумел отрубить мертвецу голову, исполнив для этого несколько сложных церемоний и реверансов, я пошел делиться информацией с Рамсесом. Правда, для этого пришлось его разбудить.
– Ты про драугов слышал когда-нибудь? – начал я издалека, чтобы не впадать в панику слишком быстро.
– Слышал, – зевнул недружелюбно настроенный старпом, – судя по книге, которую ты притащил, ты о них тоже только что узнал. Тебя так поразила эта информация, что ты счел возможным меня разбудить?
– Нет, просто за нами уже целые сутки плывет тюлень, постепенно приближаясь. А драуги могут превращаться в тюленей и гоняться за кораблями. Чтобы утопить или чтобы убить команду… – я с отвращением почувствовал, что у меня дрожит голос.
– Ну, половину нашей команды просто так не убьешь, – машинально возразил Рамсес, – так что не бойся настолько явно. Кэп в курсе?
– Кэп меня вчера с этой мыслью послал далеко и надолго.
– Пошли посмотрим, что ли.
Тюлень – или драуг? – никуда не делся. Более того, скорости он явно прибавил, и расстояние начало сокращаться быстрее.
– М-да, – высказался Рамсес, опустив бинокль. – Драуг не драуг, но фигня какая-то точно. Пойду капитану доложу. Не вернусь – поставьте свечку.
Вернулся Рамсес быстро и коротко сообщил, что капитан разговаривать о тюленях не пожелал, присовокупив к решительному отказу предложение немедленно вспомнить, что мы мужчины, иначе он за себя не ручается. Я обрадовал его дополнительно: оказалось, белокурый викинг Бьорн уже успел взбудоражить всю команду, и над палубой повисло отчетливое напряжение. Хорошо еще, что капитанской вахты мы не увидим до самой ночи: уж суеверные моряки семнадцатого века превратили бы напряжение в настоящую панику. Или наоборот?
Драуг приближался.
– Увались немного, – нервно велела Джо рулевому – на мостике столпились уже все, кто не спал. – И вообще, давайте-ка все на брасы. А то я не мужчина, мне можно.
«Гончая» послушно дрогнула, по-новому подставляя паруса ветру, и заметно прибавила скорости.
Драуг последовал ее примеру. Последние мысли на тему того, что это обычный тюлень, испарились.
– Джо, позволь, – мягко попросил Рамсес, одновременно жестом выгоняя рулевого из-за штурвала.
Несколько коротких команд, снова перенастроенные паруса – и корабль полетел птицей.
Бесполезно.
– Может, движки8 врубим? – задумчиво предложил старпом, кивнул сам себе и объявил по громкой связи: – Механику подняться на мостик.
– Да тут я, – сообщил механик, и в самом деле обнаружившийся здесь же, в плотно сбившейся кучке матросов.
– Заводите движок. – Рамсес оставался каменно спокойным, но он был такой один.
А когда тюлень послушно увеличил скорость до шестнадцати узлов, занервничал и Рамсес. Судя по всему, до встречи оставалось около трех часов. Не скажу, что это были лучшие три часа в моей жизни. Места и занятия я себе не находил, разве что пришлось разнимать одну драку. Кто-то из девчонок плакал. Джо сидела на палубе, машинально вязала «кровавые» узлы, отматывая шкимушгар прямо от бухты и смотря куда-то вдаль. Кажется, одновременно она разговаривала с кем-то невидимым. Рамсес молча стоял за штурвалом, по-прежнему спокойный, только на смуглом лице проступил коричневый румянец. Тоскливый, холодный ужас повис над палубой «Гончей». Ожидание изматывало физически, неизвестность подошла слишком близко и оказалась совсем не такой привлекательной, какой кажется из теплой устроенности.
Около семи вечера, значительно раньше, чем обычно, появился капитан. И прежде всего скомандовал строиться.
– Что здесь происходит, господа? – холодно поинтересовался он. – Прошу доложить четко и по делу, без слез и вариаций на тему «хочу к маме».
Как всегда, он оказался прав. Облегчение, нахлынувшее при его появлении, было сродни именно облегчению при появлении мамы – ну как же, при ней ни одно чудовище из-под кровати не вылезет.
Выслушав мой сбивчивый доклад, он вздохнул, еще больше каменея лицом:
– Рудольф, я, кажется, велел без соплей. И в будущем я не желаю видеть, как моя команда убегает на всех парусах. – На этом он повысил голос: – К повороту оверштаг!
Заложив неширокий вираж, «Гончая» развернулась. Теперь мы шли прямо на нашего преследователя, слегка сбросив скорость.
– Спускайте шлюпку, Рудольф, – велел капитан. – Попробуем выяснить, чего от нас хотят.
Общаться с драугом выпало, разумеется, мне самому. И спускаться в шлюпку оказалось много, много легче, чем маяться на борту.
Мы встретились в море – глянцево блестящий черный «зодиак» и глянцево блестящий черный тюлень. Глаза у него и в самом деле оказались человеческие – большие, светлые, в длинных ресницах. А еще через секунду, глянув на меня этими глазами, он превратился в человека – молодого крепкого парня. Я подал ему руку – я давно уяснил, что страх против настоящей необходимости или хотя бы приказа практически бессилен – и он перевалился через борт. Шлюпка ощутимо просела, совсем не как под человеком. Лицо у него было иссиня-бледное, некрасиво заострившееся, а руки очень, очень холодные, с уродливо отросшими ногтями. Поэтому я предпочел не заводить бесед и вывернул руль в сторону корабля.
– Мне бы с капитаном вашим поговорить, – хрипло, скрипуче сказал драуг.
– Поговоришь, – пообещал я. В конце концов, капитан хотел того же.
Оказавшись на борту, он сразу же прошел на ют и вытянулся перед капитаном, безошибочно выделив его из толпы.
– Капитан… сэр… меня зовут Эйнар Арнорссон. Я много слышал про ваш корабль. Возьмите меня к себе в команду.
Капитан молчал, оглядывая драуга. Долго молчал. Потом ответил:
– Почему бы и не взять. Только сутки без берега в ближайшем порту просидите вместе со всей командой. Чтобы больше панику на борту никто не разводил.
Penny Post
А конверт и надписан уже, и закрыт
(не без помощи воска, смолы и огня),
силуэт голубка в уголке не забыт,
путевые издержки рассчитаны,
нарочный сел на коня…
Михаил Щербаков
Большинство писем, которые мы получаем – как ни странно, электронные. Нет, ничего странного в этом, конечно, нет, скорость доставки давно сделала этот вид корреспонденции незаменимым, но почти все письма, попадающие на борт «Гончей», адресованы капитану, а тот факт, что он свободно обращается с компьютером, меня до сих пор поражает. Впрочем, второй по популярности способ попадания писем на корабль поражает меня еще больше. Не реже раза в неделю впередсмотрящий обнаруживает в океане бутылку, и каждый раз оказывается, что письмо в ней предназначено кому-то из членов команды. Иногда даже деловые письма приходят таким манером – в неуклюжих пластиковых бутылках с несмываемыми наклейками в голубеньких ракушках и даже марками – такие нелепые бутылкообразные конверты сравнительно недавно стали продавать в портовых городах Европы, особенно во время всяких фестивалей и регат. Ну а для капитанской вахты бутылочная почта – единственный способ получить или отправить письмо. Глядя на эти кривоватые бутылки мутного толстого стекла, изготовленные очень, очень давно, но почти новые, я никак не могу отделаться от суеверного страха. Кому пишут капитанские матросы и кто пишет им?
Бумажные письма бывают очень редко – да и куда их посылать, честно говоря? Офиса на суше у нас нет. Так что на бумажную почту могут потянуть разве что груды разноцветного глянцевого мусора, вручаемые участникам регат. Ну и всякие исключительные случаи, для «Гончей» являющиеся скорее нормой.
Августовская ночь где-то в Северном море выдалась тихой и довольно теплой. День был серенький и скучный, в воздухе висела мутная взвесь, из-за которой руки, лицо и одежда мгновенно промокали, влажная палуба скользила, и везде пахло мокрым деревом. Казалось бы, человеку, не любящему этот запах, нечего делать на деревянном паруснике, но я мокрое дерево искренне не люблю, ни на запах, ни на ощупь. Впрочем, к моей вахте потихоньку разъяснилось, от надраенной палубы даже пошел парок, и темнота наступила теплая и ясная.
Сдав вахту капитану, я никуда не ушел с юта. Растянулся прямо на палубе, застегнув куртку под горло, подложил руки под голову и уставился в небо. Темно-синее, какое бывает только в северном августе, и сияющее крупными звездами. Звезды слегка покачивались над головой, и, наверное, я бы тут и заснул, обрекая себя на безжалостные дружеские пинки за две минуты до построения, но тут меня тихо окликнул капитан:
– Рудольф, вы спите?
– Нет, сэр. – Я поспешно вскочил.
– Сейчас подойдет «Эксцельсиор» – примите шлюпку, пожалуйста. И груз – нам должны привезти почту.
И действительно, валяясь на палубе, я пропустил подход «Эксцельсиора». Как и в прошлый раз, Летучий Голландец казался полуживой развалиной, был окутан голубым сиянием и внушал если не искренний ужас, то какую-то неуютность точно. А вот мысль о почте с этого корабля меня действительно пугала. Как известно, если вскрыть хоть одно письмо с Летучего Голландца, корабль немедленно пойдет ко дну. Казалось бы, пора перестать бояться старых легенд, если ты сам в какой-то мере превратился в одну из них, но от некоторых страхов родом из глубокого детства избавиться все никак не получилось. Мало ли что… А судьбу капитана ван Страатена я в юности изучал всесторонне и глупостей о нем мог порассказать порядочно.
Матросы с голландской шлюпки бросили мне конец, и через минуту по штормтрапу поднялся капитан ван Страатен. Пожал мне руку, как старому знакомому, и сбросил на палубу тяжелый, блестящий от воды кожаный мешок.
Я переместил его поближе к грот-мачте, чтобы никто случайно не споткнулся, и проводил гостя на мостик.
– Рудольф, подмените меня на полчаса, пожалуйста, – попросил капитан.
Я кивнул и уселся на ют, сделав вид, что принял командование. Ван Страатен с капитаном спустились в штурманскую, оставив меня одного, не считая рулевого. Было скучно и, заметив на главной палубе Марту, я позвал ее к себе и попросил сварить кофе. Весь остальной корабль мирно спал, включая моих драгоценных друзей, а матросы капитанской вахты – не самые лучшие собеседники в большинстве своем, так что я весьма обрадовался тому, что Марта принесла не одну, а две кружки:
Читать бесплатно другие книги:
