Доля мастера Фост Ольга

Но дежурный секретарь не спешил одёргивать на изрядно выступающем брюшке лоснящийся сюртук, дабы встать перед тонкой ароматной бумагой навытяжку. Прежде он в сомнении покрутил заспанной физиономией, проштудировал изрядных размеров тетрадь, сшитую из грубых жёлтых листов, и подумал вслух, что наверняка у некой госпожи есть возможность добавить к сему несомненно драгоценному свитку другие убедительные аргументы – рвение младших служащих, к сожалению, низковато ценится. Да и молчание чего-то стоит.

Госпожа к такому повороту оказалась готова и легко рассталась с половиной имевшейся при ней наличности, посулив вторую при отправке послания.

Россыпь витиеватых благодарностей, которыми София разразилась на прощание, привёл чиновничка в замешательство – госпожа в дорогом чёрном платье как бы не сама звездочея, странно даме такого класса такие жесты… Уже давно скрылась она из виду и даже успела ворваться в свои покои, дабы дописать вчерашнее письмо племяннице, а чиновничек всё покряхтывал, щупал в жилетном кармане большую монету с профилем его величества, и недоумённо покачивал головой.

«Моя милая девочка, жизнь такова, что однажды тебе придётся принимать ещё более сложные решения, чем сейчас. Твоя вера в себя – основа силы – может оказаться подорвана… сумей даже в такую тяжкую для тебя минуту найти другое основание для этой веры – и сумеешь всё. На сём прощаюсь с тобой – до встречи, которую едва ли терпеливо жду. Всегда твоя».

София аккуратно вывела дату и инициалы, присыпала чернила мелким жёлтым песком из специального рожка. По давным-давно заведённому правилу ещё раз внимательно перечитала написанное – не забыла ли чего, обо всём ли предупредила свою малышку. Да, малышку – осенью, на равноденствие, всего только двадцать и сравняется.

Насчёт дома и хозяйства распорядилась – за весьма приятную на вес и вид сумму, которую госпожа придворная звездочея могла себе позволить без особого ущерба для кошелька. На время отсутствия Динь за всем присмотрят соседи – пожилая чета, чьи дети уже много лет назад покинули тесноватую родную глубинку ради зыбкого престижа числиться обитателями столицы.

Мельком представив себе, как хлопотливая соседка вручает Динь корзинку с бабушкиными гостинцами для далёких внуков, София тут же подумала, что денег на дорогу племяннице следует выделить чуть побольше, а к её приезду заказать портнихе три новых платья – пусть ждут свою маленькую хозяйку, по фигуре же подгоним, когда девочка будет здесь.

Насчёт дороги распорядилась тоже – надо отправить племянницу наилучшим способом. София и сама часто пользовалась им в первые два года службы при дворе: взять Динь с собой в столицу звездочея не решилась. Да девочка и сама не стремилась к переменам. Так и осталась под присмотром всё той же соседки в маленьком городке, где некогда София решила прекратить свои метания по стране и приобрела на имя племянницы крохотный домик, увитый виноградом.

Значит, в первый день к обеду почтовая карета доставит Динь в Ланц, главный город их ланда. Там девочке надо обязательно отдохнуть, поесть, выспаться. Хозяина одного из лучших тамошних постоялых дворов, господина Юнтера, София хорошо знала ещё по прошлой, кочевой и неприкаянной жизни – помогала его супруге разрешиться от бремени… но звездочея и о том не любила вспоминать. Ребёночка она тогда приняла – а вот успокоить роженицу, чтобы та страхами своими не мешала природе, едва удалось… знахари справляются с таким за несколько мгновений.

Утром второго дня человек от Юнтера проводит Динь на вокзал и поможет ей сесть на поезд. Хоть и недешёв этот вид транспорта, шумен и нуден, зато утром третьего дня София увидится со своей малышкой – почтовым же дилижансом от Ланца в Коренбург добираться существенно дольше, да и утомляешься с непривычки куда сильнее.

«Карты всегда пророчат нам дорогу: пока мы живы – мы в пути. Так что собирайся основательно, девочка моя, впереди у тебя очень долгий путь».

***

– Очень долгий путь, – мечтательно перечитала Динь тётушкино письмо. Взглянула на Дона, на мадемуазель Лармур и снова на Дона, – увидеть Коренбург…

Дон одобрительно кивнул в ответ, но отвечать не стал – ему и самому предстояло сообщить нечто… Собеседницы притихли – одна рассматривала отменный маникюр левой ручки, другая глядела ему в лицо так радостно, будто уже знала, что сейчас прозвучит.

– Нынче утром я получил предписание отправиться ко двору.

И он выжидающе посмотрел на Тони, которая в ходе его краткой речи мягко преобразилась в Нинон, заулыбалась сладко. Дон только и видел, что эту улыбку – а потому тихое поздравление Динь прошелестело мимо его слуха.

– Значит, очень скоро все мы встретимся в столице, – пропела мадемуазель Лармур, из-под полуопущенных ресниц наблюдая, как мужчина пытается придать лицу максимум невозмутимости – ведь ему ещё никто не давал ни малейшего права проявлять интерес к её делам.

Но она решила не мучить интересного кавалера слишком долго: и сам – загляденье, и явно из приличной семьи, и на хорошем счету: с поручением, в столицу…

– Матушка приглашена на закрытие сезона, концертировать в доме… – и Нинон назвала одну из известнейших дворянских фамилий. Кто не знает семьи, из которой родом её императорское величество?

***

Солнце ещё только собиралось подняться над равниной, служившей просторным ложем широкой и медленной реке, когда из шлейфа уходящей ночи стремительно вырвалась небольшая птица. Полёт её был неровен и странен – то чёрным зерном падала она к земле, то в последнее мгновение ломала гибельную прямую, остро вверх взрезая воздух.

Мальчишка-пастушок, который именно тогда потянулся и взглянул при этом в небо, решил, будто за юркой вестницей богов гонятся злобные духи тьмы, а она спешит укрыться от их ядовитых когтей в спасительных лучах утренней зари. Паренёк почти не ошибся – ласточка спешила на восток, к славному городу Вершице, с секретным посланием её императорского величества Елизаветы к великой княгине Алисе.

Без передышки летела птица, издалека, но сил у этого тренированного гонца оставалось ещё немало. Только упрямее сжался клюв, и ласточка продолжила черкать по небу, превращая свой след в головоломку для любой слежки.

Осталось перелететь небольшой лесок – и вот, уже виднеются на высоком холмистом берегу восемь всемирно известных башен – как писал в своих путевых заметках один странствующий барон: «С дальних подступов их вполне можно принять за вышедших в дозор исполинов в пылающих золотом шеломах». И он ничуть не преуменьшил на сей раз – многочисленным врагам не удавалось занять эти холмы с тех пор, как шесть сотен лет назад второй из династии великих князей Вершицких окружил свой престол легендарной белокаменной крепостью.

Города растут, как ракушка улитки: по спирали; от центра – вширь. Так и Вершица – за спокойные и богатые столетия оброс могучий детинец многочисленными слободами и торжищами, во все края света шли из города лучи государственных трактов.

Не утихала здесь жизнь, лишь краткую передышку разрешала себе – вот и сейчас, из тумана предрассветных грёз проступала обычная деловитая толкотня столицы поистине великого княжества: ползли от застав подводы с товарами, курился над пекарнями дымок, служки шебуршались в храмах, скрипели в купеческих домах ставни да бренчали в лавках ключи под протяжные зевки приказчиков.

Ласточка сделала ещё один виток над пробуждающимся Подолом, заодно подкрепившись кстати попавшейся мошкой – позади всё чисто, а часовым и подавно не до шныряющей по своим делам птицы.

Она ринулась вниз, по широкой дуге обогнула юго-западную башню и на бреющем полёте пересекла мощёный булыжником двор. Шмыгнула за конюшню, пролетела по галерее крепостной стены к главному храму крепости. По пути уловила сладкий дух свежей выпечки из дворцовой кухни, наметив себе потом непременно тут поживиться, и устремилась к белёному зданию, расположившемуся во дворе с типичными для местных строений широтой и основательностью.

Ласточка выплела ещё две изящные петли вокруг – над крышей и вдоль окон. На общем светлом фоне дома заметно выделялось приоткрытое слуховое окошко – туда-то птица и влетела.

На чердаке царили сумерки, тишина и прохлада. Ласточка устроилась на стропиле: отдышаться, оглядеться, прислушаться: ход на чердак так же предусмотрительно открыт, из него тянет чуть влажным теплом и уютным ароматом кофе – в доме либо уже проснулись, либо так и не ложились ещё. Впрочем, если хоть немного знать ту, к кому спешила вестница, последнее всё же вернее. Ну что ж, за дело?

О, да тут неизвестно чем больше пахнет – тайной или нервной бессонницей! Но чернокрылая птица в полном соответствии со служебным уставом и здравым смыслом не совала клюв в секреты хозяев слишком глубоко: надо будет, сами попросят! По-прежнему не выпуская из внимания всё окружающее пространство, ласточка пронеслась по узкому коридору в самый дальний его конец, где виднелась приотворенная дверь.

Птица знала – там, у изящного бюро из драгоценной полярной берёзы сидит удивительной красоты женщина – великая княгиня Алиса. Сидит и при ломком свете двух свечей аккуратно пишет что-то, иногда поднося к глазам крохотный белый платок.

– Диль-тиль-трррррри!

Хоть и ждала этого приветствия женщина, но вздрогнула: сказалось напряжение, в котором жила с рождения второй дочери.

Впрочем, почти тут же нетерпение её оказалось задавлено – и простая аристократка не имеет права на такую роскошь, как прилюдная демонстрация чувств, а уж супруга государя и подавно. Неторопливо качнулся клакспапир, промокая излишки чернил с недавних строчек, закрылись рукопись и чернильница, перо опустилось в изысканной работы фарфоровую подставку. Только после этого Алиса величаво поднялась из-за бюро и посмотрела на вестницу.

Всё дальнейшее также происходило в полной тишине. Ласточка пошуровала клювом в грудном оперении, выдернула оттуда пушинку и бережно опустила её на узкую, в предательских блёстках пота ладонь повелительницы. Та медленно закрыла кулачок, прижала его к сердцу и словно в молитвенном благоговении опустила веки.

Это был единственный момент в работе, который ласточка не то, чтобы не любила, а попросту не выносила – да не даст соврать пресветлый Эрмий: лучше десять раз без передышки слетать из конца в конец и обратно, чем присутствовать при распечатке секретного послания. Но имперская почтовая служба – занятие не для слабонервных болтунов. Да, в любом случае, ласточка оставила бы своё мнение при себе даже под пыткой: на гонцах лежало заклинание, помогавшее им в случае чего быстро и безболезненно умереть, но не выдать хозяйских тайн и не запятнать ни одного имени, своего в том числе.

Человек – не единственный зверь, которому дано притворяться: ведь иной раз попросту не выжить, если не замаскироваться хорошенько… да хотя бы и осе под тигра! Однако на сей момент за крылатой посланницей никто не следил, и она могла позволить телу вести себя так, как тому хотелось. Вонзились в обивку кресла коготки, встопорщились перья – на дать ни взять, ёж в птичьем обличье. Хвала милостивым небесам, единственная, кто могла бы видеть это жалкое зрелище, пребывала в жемчужно-сером мареве транса и под столь тягостные для ласточки вибрации магии одну за другой снимала с зачарованного письма печати заклятий.

Если бы не тренированная выносливость и природное умение терпеть, ласточка уже давно сошла бы с дистанции, уступив место более крепким коллегам. Но ни первого ей было не занимать, ни второго – хотя те, кто знал эту ласточку в иной обстановке, никогда бы даже не заподозрили, что весёлый, душа нараспашку и слегка рассеянный господин Тинген-старший на самом деле – один из лучших агентов личной курьерской службы его императорского величества.

Новости, похоже, оказались недурными – завершив чтение, получательница оных глубоко вздохнула и милостиво разрешила гонцу удалиться на заслуженный, пусть и недолгий отдых. Ведь любое письмо предполагает ответ?

***

Уснуть.

И видеть сны.

Сильный, выразительный мужской голос произнёс это, казалось, прямо в сознании.

Мастер привычно пробудился в иной реальности, огляделся методично, но аккуратно: без крайней необходимости не следует тревожить варианты бытия своим присутствием.

Всё правильно: Земля, Москва, горький двадцатый век близится к последней четверти.

Сам – десятилетний, в постели, спину подпирает толстенная подушка выше головы, горло болит, тело ломит. «Снова ангина». Маг вслушался в шаркающие шаги за дверью. «Бабушка идёт, сейчас кормить будет» – ощутилась и такая мысль. И следом – взрослая: «Пора пробуждаться».

– Олеженька, бульончик. Твой любимый, куриный. Давай-ка, выпей.

Бабушкин взгляд был настойчив и тревожен: готовилась уговаривать внука. Но тот послушно кивнул и принял кружку. Бабушка просияла и ласково улыбалась всё время, пока мальчик маленькими глотками пил золотистый напиток.

Вытерев испарину со лба внука, откинувшегося на подушку, бабушка собралась уходить, но услышала тихое:

– Ба… дай почитать.

– Да куда ж тебе, Олеженька, начитаешься ещё! Отдохни!

Но внук как-то так посмотрел – спокойно, выжидающе, – пожилая женщина даже растерялась.

– Что дать-то? «Мушкетёров» или Жюль Верна?

Олежек попросил «Ниву» с бабушкиной этажерки.

Журналы те, сохранившие розоватый цвет обложки, пахли навсегда минувшей эпохой. Олежеку и прежде нравилось перебирать их, листать. Словно пыльца оставалась на пальцах, высушивала их кончики. Знакомые слова выглядели, будто из другого языка, а ещё и вид у букв совсем непохожий на наш. Он уже знал, что это называется шрифт – отец, художник крупного столичного издательства, объяснял.

Но на сей раз хотелось именно почитать. Мальчик выбрал номер, раскрыл наугад.

«Нравственная история Изабеллы и Валентина, или Сказание о вечной любви» – ну и название! Автор – какой-то А. О.-В. И подзаголовок «Легенды N-ской земли». Не приключения, конечно. Про любовь – какие ж приключения?

Но возникшая вдруг сильная уверенность, что прочитать надо, перекрыла те сомнения.

И он не пожалел. Приключений оказалось на несколько номеров подряд – долгое сказание о человеке, чья жена покончила с собой. Не просто – ей в этом помогли. Человек не смирился с потерей, не поддался горю. И сделал всё, чтобы отправиться в долгое странствие по тому свету и вытащить оттуда душу своей жены. Немного напоминало уже знакомую Олегу легенду об Орфее и Эвридике, только, здесь герой победил.

Усталый – читал не один час – Олег крепко уснул. А когда проснулся, почувствовал: здоров.

Очень хотелось есть, поскорее стать большим и непременно совершить свой подвиг.

***

Проводив матушкиного почтового гонца в обратную дорогу, Алиса не сразу вернулась к рукописи. Прежде она уничтожила черновики ответа, в котором извещала императрицу о своей совершенной радости в связи с приездом матушкиной посланницы и сопровождающих её лиц, а также о готовности принять их – и судьбу.

Мать в прямой манере Остенштернов сообщила – рождение сына может стоить Алисе здоровья. Но что это в сравнении с возможностью подарить ненаглядному Вячеславу наследника? Исполнить долг женщины перед мужем… О, Небеса, помогите! Хоть и не участь бесплодной Изабеллы, но упасите бросить тень на семью!

Сжав руки, великая княгиня прошлась вдоль по комнате от бюро к изящной изразцовой печи. Постояла, любуясь картинками изразцов – и мечтая, как вместе с супругом будет показывать их сыну, читать нравственные наставления, которыми каждая картинка сопровождалась, объяснять смысл…

Мечты, ах, мечты… наверное, и Изабелла так же… легенда о жившей давным-давно и трагически ушедшей из мира родственнице с детства волновала Алису. Любовью, сильной, яркой, похожей на чувство Изабеллы и Валентина, великая княгиня оказалась счастливо одарена – но в последний год остро преследовало её чувство, будто проклятие, убившее ту принцессу, довлеет и над нею самой. И непонятно, что было страшнее – это или страх рассказать о своём ужасе даже самому близкому человеку.

Тоску не снимало ни ласковое внимание супруга, ни весёлые личики дочерей. Личный знахарь великой княгини, знавший и пользовавший её ещё в Коренбурге, перепробовал немало способов вернуть молодой женщине былой цвет – но эффект его целительства всякий раз оказывался непродолжительным. Признав, что сам не справляется, знахарь посоветовал великой княгине побывать в обители здешних, как их называли, волхов.

Волхи жили в лесах, поклонялись солнцу, почитаемы были народом – и, несмотря на свою полную, подчёркнутую даже, отрешённость от дел мирских, испокон века были на хорошем счету у властителей. В последней войне с кочевниками, что более шести столетий назад поразила страну, именно волхами присланный воин переломил ход решающего сражения в пользу Вершицы. От отца-правителя к сыну-наследнику передавалось устное завещание всячески волхам содействовать: «Бережливый ум защищает тело и душу, для жизни данные, так да хранит государь Вершицкий свой народ и волхов».

К ним-то и сопроводил знахарь свою августейшую подопечную.

Три дня прожила она у волхов, вернулась посвежевшая, но по-прежнему закрытая. Немедленного чуда, на которое так надеялся имперский знахарь, не произошло – однако, Алиса перестала чахнуть, начала выходить из покоев, регулярно совершала верховые прогулки и много времени проводила в детской.

К великой княгине почти вернулась былая бодрость. И, хотя в свет она по-прежнему являлась только в связи с государственными приемами, фрейлины отныне всё чаще после обеда провожали госпожу не в постель, как бывало прежде, а в кабинет, где она долго и старательно работала с документами. И если супруг властью своею не прерывал этого труда, то случалось венценосной писательнице засидеться и до утренней зари.

По вершицкому обычаю, великая княгиня помянула добрым словом волху, давшую ей совет, и вернулась к занятию, которое прервал матушкин письмоносец.

Родина супруга богата была легендами и сказаниями – но и там, где родилась Алиса, преданий ходило немало. И, вернувшись от волхов, затеяла княгиня журнал… пусть состязаются в нём старинных историй любители и сочинители новейших драм! Названием долго не мучилась: известно же, от древности до нови – один шаг.

О венценосной учредительнице знали все, но что она ещё и среди корреспондентов журнала, хранилось в глубокой тайне по велению самой.

Талант легко и складно записывать свои мысли Алиса развивала с детства, приученная вести дневники. Как же теперь давний навык помогал.

«Поучительную сию историю рассказываю тебе, досточтимый читатель, со слов нянюшки моей, уроженки *** государства. За столетия приукрасилась история легендами и преданиями, одно другого удивительнее. Передаю их тебе все без различия правды и выдумки, в том виде, в коем достигли они моего слуха.

Король ***-ский женил младшего сына. Валентин звали жениха, невесту – Изабелла, из достославных баронов фон Остенштерн.

Брак обещал быть счастливым. Предки невесты по мужской линии верой и правдой служили короне. Женщины рода славились красотой и тем, что первенцем всегда приносили сына. Будущие супруги знали друг друга с детской поры, когда король изволил охотиться в богатых угодьях Остенштерна и почтил своей особой поместье барона по-простому – с семьёй и небольшой свитой.

Взросление отдалило будущих супругов – он учился в столичном Университете, странствовал, изучал свойства веществ и природу явлений, постигал магическое искусство и науку предсказаний по звёздам. Вернувшись, стал правой рукой старшего брата, к тому времени уже принявшего на себя блистательную тяготу королевского венца.

А она росла в поместье отца, своенравная, как и многочисленные братья, такая же пылкая и любознательная. Гувернанткам бывало непросто уследить за своей воспитанницей: то в кухне находили её, вызнававшую у повара его секреты, то на псарне со щенками, то за книгами в кабинете отца, который слишком многое, увы, позволял своей единственной дочери.

Страницы: «« 12

Читать бесплатно другие книги:

«Сокровище духовное, от мира собираемое» - труд одного из крупнейших богословов русской церкви 18 ве...
Традиционно читаемая и одобряемая Православной Церковью, как в лице ее святых, так и в лице официаль...
Роман от первого лица — это рассказ о жизни молодых людей в период так называемой холодной войны. Эт...
Фантастические события, которые невозможно вообразить, всегда начинаются буднично. На месте главного...
…Герой, капитан дальнего плавания Глеб Никитин много путешествует, расследует преступления. Действие...
Цель этой книги — подойти к освоению тех знаний о самих себе, которые позволят нам — части современн...