Снайпер Хантер Стивен

Stephen Hunter

POINT OF IMPACT

Copyright © 1993 by Stephen Hunter

All rights reserved

© И. Н. Евтишенков, перевод, 1994

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021

Издательство АЗБУКА®

Глава 1

Был ноябрь, холодный и дождливый месяц на западе Арканзаса. За отвратительной ночью наступил не менее отвратительный рассвет. Мокрый снег с дождем падал среди деревьев, скапливаясь на верхушках торчащих из земли камней; прямо над головой пролетали сердитые облака. Время от времени ветер порывами налетал на каньоны и, проносясь между стволами сосен, рассеивал мокрый снег, как пушечный дым. До наступления охотничьего сезона оставался один день.

Боб Ли Свэггер расположился сразу за последним подъемом, ведущим в долину Большой Сделки, которая находилась высоко в горах Уошито[1] и была ровной, как крышка стола. В полном молчании он сидел напротив старой сосны, поставив между коленей винтовку. Это был главный дар Боба – умение хранить тишину. Он нигде этому не учился, просто черпал силы из потайного внутреннего источника, никогда не реагировавшего на внешние раздражители. Тогда, во Вьетнаме, о Ли Свэггере ходили легенды из-за того, что он, как зверь, мог полностью замереть и продолжительное время сохранять абсолютную, можно сказать, мертвую неподвижность.

Холод забрался к нему под гамаши и, дойдя до короткой куртки, стал проникать под нее, поднимаясь по позвоночнику, как маленькая пронырливая мышка. Стиснув зубы, он поборол настойчивое желание застучать ими. Время от времени от полученной давным-давно раны начинало ныть бедро. Но он приказал мозгу не обращать внимания на эту боль. Сейчас он был выше собственных неудобств и желаний. Его мысли были совсем в другом месте.

Он поджидал Тима.

Понимаете, если бы вы были одним из тех немногочисленных, может быть двух-трех, мужчин, с которыми он вообще разговаривал в этом мире: старым Сэмом Винсентом, бывшим прокурором округа Полк, или, скажем, доктором Ле Мье, дантистом, или Верноном Теллом, шерифом, – тогда он объяснил бы вам, что нельзя взять и просто так выстрелить в животное. Выстрелить – это слишком просто. Любой городской балбес может сидеть в засаде и, попивая горячий кофе, ждать, когда самка оленя гордо пройдет рядом с ним, причем настолько близко, что ее можно будет коснуться рукой. Только после этого он выставит ствол винтовки и судорожно нажмет на спуск. Выпустив ей кишки, он найдет истекающую кровью олениху на расстоянии трех округов отсюда и увидит в ее глазах застывшую тупую боль.

Боб сказал бы вам, что вы заслужите свое право на выстрел лишь тем, что сами когда-то побывали в шкуре животного и с вами происходило все то же самое, что может произойти со зверем на охоте, и совсем не важно, сколько это длилось. В конце концов, игра велась по правилам.

Сквозь сосны и молодую поросль Боб видел расположившуюся в ста пятидесяти ярдах внизу небольшую прогалину, которую постепенно заливал слабый, призрачный свет наступающего дня. Петлявшая по ней тропа шла из светлой части в темную, но он знал, что животные все равно пройдут по ней, один за другим, самец-олень и его гарем. Прошлой ночью Боб видел двенадцать оленей: трех самцов и их подруг, причем у одного из самцов, довольно-таки красивого и упитанного, было восемь ответвлений на рогах.

Но Боб пришел за Тимом. Жизнь потрепала старину Тима, он был весь в шрамах и немало повидал на своем веку. Тим тоже будет один. У него нет гарема, ему вообще никто не нужен. Был год, когда какой-то удачливый городской болван из Литл-Рока отстрелил ему один отросток на роге, и весь сезон после этого Тим выглядел раздраженным и злым. Весь следующий год он ужасно хромал из-за того, что Сэм Винсент, уже не такой подвижный и ловкий, как раньше, поскользнулся и всадил заряд дроби из своего четыреста сорок четвертого калибра – слишком серьезное оружие, но Сэм любил эту старую винтовку – ему в задние ноги, и Тима спасло только то, что потеря крови оказалась не настолько сильной, чтобы убить любого нормального самца.

Боб знал, что Тим был, как говорится, «чертовым» оленем; кстати, это было самое доброе слово, которое он употреблял по отношению к кому бы то ни было – живому или мертвому.

Боб оставался на одном месте уже семнадцать часов. Он просидел на холоде всю ночь и, когда около четырех утра пошел мокрый снег с дождем, все еще продолжал ждать. Он так сильно замерз и промок, что был едва живой. Время от времени у него перед глазами проплывали картины прошлого, но он сразу же отгонял их прочь, заставляя себя сосредоточиться на том участке местности, который находился в ста пятидесяти ярдах от него.

«Ну давай, старый черт, – думал он. – Я жду тебя».

Что-то привлекло его внимание. Но это была всего лишь олениха с маленьким олененком. Ленивые, самоуверенные и глупые животные спустились к прогалине с вершины и двигались в низину, чтобы попастись там, где какой-нибудь удачливый городской придурок, конечно, обязательно убьет их.

Боб все так же сидел возле своего дерева.

Доктор Добблер сглотнул слюну и напрягся, пытаясь по глазам полковника Шрека разгадать его намерения. Но тот, как всегда, сидел свирепо нахмурившись. Грубоватые и резкие черты его лица сейчас выражали раздражение. От него веяло властностью и нетерпением и еще чем-то таким, что пугало всех сидящих в этой комнате. Шрек был ужасен. Он был самым ужасным человеком, которого Добблер когда-либо видел, ужаснее самого Рассела Айсендлуана, торговца наркотиками, который изнасиловал Добблера в душевой массачусетской каторжной тюрьмы в Норфолке, сделав доктора своим «петухом» на три долгих, очень долгих месяца.

Было уже поздно. По жестяной крыше собранного из металлических листов дома барабанил дождь. В комнате стоял отвратительный запах ржавого железа, старой кожи, пыли, нестираных носков и несвежего пива. Запах тюрьмы, хотя это была не тюрьма, а полевой штаб подразделения, называвшегося «Отдел безопасности Рэм-Дайн». Располагался он на нескольких сотнях акров безымянной пахотной земли в центре штата Виргиния.

Все, кто отвечал за планирование, собрались сейчас в этой полутемной комнате. Грубиян Джек Пейн, второй самый ужасный человек в мире после Шрека, сидел за столом. И больше никого. Группа, перед которой стояла необычайно сложная и мрачная задача, была весьма малочисленной.

На небольшом экране проектор высветил четыре лица. Каждый из этих людей обладал огромным количеством способностей. Сначала их разыскал Отдел исследований, потом Отдел планирования навел справки и проверил каждого, и только после того, как профессионалы Отдела боевых операций убедились в их способностях, из них образовали этот зловещий квартет. Добблер должен был сломить их психологически – это было последнее решение полковника Реймонда Шрека.

Естественно, у всех четверых имелись свои комплексы. Доктор Добблер сразу это заметил. Он был специалистом в области психиатрии. Комплексы были его профессией.

– Слишком самовлюбленный, – сказал он о первом. – Очень много времени уделяет своим волосам. Никогда не доверяйте человеку с прической стоимостью в семьдесят пять долларов, потому что люди такого склада считают, как правило, что к ним должны относиться по-особому. А нам нужен такой, кто был бы в чем-то особенным, но к которому никогда не относились бы как к особенному… Что касается второго номера, то он чертовски умен. Необычайно расчетлив, но всегда играет по правилам. Просчитывает все наперед. Никогда не сидит на месте. Теперь о третьем… Очаровательный болван. Но тихий. Он обладает как раз теми качествами, которые нам нужны, к тому же имеет опыт работы с техникой. Предан как собака. Не буйный. Пожалуй, даже слишком тихий, слишком педантичный, слишком любит всякие удовольствия. Очень суровый.

– Чувствую, вы снова начинаете свои штучки, Добблер, – грубо сказал полковник Шрек. – Давайте нам только информацию, без всяких там милых словечек.

Добблер поморщился.

– Хорошо, – в конце концов произнес он, – нам осталось разобраться только с одним.

Джек Пейн ненавидел Добблера. Добблер, весь мягкий, со своей большой головой, жиденькой бородкой и длинными нежными пальцами, был самым мерзопакостным созданием в мире. С женоподобной грудью, он сам скорее походил на настоящую женщину. К тому же вечно старался превратить все в спектакль.

Джек Пейн был суровым, неприятным на вид человеком, невысокого роста, покрытым татуировками, недалеким, с пустыми маленькими глазами на мясистом лице. Он обладал необычайной силой и почти не чувствовал боли. Его профессией было обеспечивать решение всех проблем – не важно, каких именно и как именно. Он коснулся своего укороченного «Ремингтона-1100», который удобно торчал из кобуры, расположенной под левым плечом. В длинном подствольном магазине было шесть спаренных патронов двенадцатого калибра. В каждом патроне – девять свинцовых картечин тридцать второго калибра. Меньше чем за три секунды он мог выпустить пятьдесят четыре куска свинца. И решить благодаря этому любую проблему.

– Подробности впечатляют, – продолжал Добблер. – Он убил восемьдесят семь человек. То есть все восемьдесят семь человек были выслежены и убиты самым зверским способом. Думаю, вы согласитесь, что это впечатляет.

Возникла пауза.

– Я за утро убивал по восемьдесят семь человек, – сказал Джек.

Джек был в роте «А», когда ему довелось пережить долгую осаду на южных высотах; особенно туго им пришлось, когда желтые твари пустились в атаку, вновь и вновь обрушиваясь на них своими многочисленными телами, словно волнами.

– Да, ты скосил всех за один раз. Из «Эм-шестьдесят», – подтвердил Шрек. – Я там тоже был. Давай дальше, Добблер.

Добблер дрожал, и Джек это видел. Он все еще вздрагивал, когда полковник порой обращался непосредственно к нему. Джек уже почти смеялся. Он знал, что вызывает у психиатра страх: Пейну вообще нравилось наблюдать, как другие люди испытывают это чувство.

Преодолевая себя, Добблер продолжил:

– Это не кто иной, как комендор-сержант Боб Ли Свэггер, Корпус морской пехоты США, в отставке, родом из Блу-Ай, штат Арканзас. Его называли Боб Снайпер. Он был вторым снайпером в Корпусе морской пехоты США во Вьетнаме по числу убитых. Джентльмены, я представляю вам величайшего американского снайпера.

Боб любил волшебство и очарование этих животных. Когда он охотился за людьми, никакого волшебства и очарования не было и в помине. Люди трусили, кричали и выдавали себя со всеми потрохами еще за несколько миль до того, как попадали в смертельную зону.

А олени, особенно старые уошитские самцы старше пяти лет, появлялись как привидения, выплывая из покрытой кустарником неизвестности, подобно сверхъестественным пришельцам с других планет. Боб знал, что по-своему олени действительно были сверхъестественными существами: они необычайно тонко чувствовали окружающий мир, и все их чувства постоянно концентрировались на предстоящих двух минутах жизни. В этом была их тайна. Они не думали о прошедших двух минутах, которые переставали существовать для них в тот момент, когда истекала их последняя секунда. Они думали только о двух минутах – о тех двух минутах, в течение которых жили. Никаких мыслей о прошлом, никаких мыслей о будущем. Только о настоящем.

И когда Тим выплыл из-за тонких арканзасских сосен, как бы материализовавшись из воображения и памяти Боба, тот, еще раз поразившись его красоте, не удивился.

Из сложных ситуаций прежних лет он вынес урок: удивляться опасно. В момент неожиданной встречи можно неуклюже дернуться и сразу же потерять преимущество.

Поэтому Боб никак не отреагировал, когда увидел Тима.

Он сидел с подветренной стороны, поэтому чуткие ноздри Тима не должны были уловить никакого запаха, к тому же вчера Боб на всякий случай вымылся непахнущим мылом, просушил на ветру одежду и прополоскал рот перекисью водорода – чтобы в воздухе не витал острый запах зубной пасты.

Животное дернуло головой и, повернувшись, безошибочно нашло взглядом Боба.

«Ты не можешь меня видеть, – думал Боб. – Я же знаю все твои повадки. Ты можешь заметить только движение. Ты слишком умный парень, поэтому, уловив чье-нибудь резкое движение, сразу же спасаешься бегством и скрываешься в чаще. Но сейчас ничего подобного не произойдет. Я сижу себе тут, а ты смотришь прямо на меня и ни черта не видишь».

После того как олень будто осмотрел Боба с ног до головы, Свэггер почувствовал, что взгляд животного скользнул в сторону. Мгновение, которое он любил больше всего: именно в эти недолговечные, хрупкие секунды благодаря винтовке между оленем и человеком возникает мимолетная и призрачная связь. Она длится всего ничего, но Боб был уверен, что, если не подведет олень, если не подведет ветер, если не подведут его нервы и не подведет удача, Тим скоро окажется в перекрестье его прицела.

Он поднял винтовку.

Это был «Ремингтон-700» с автоматическим затвором, приобретенный группой подготовки стрелков Корпуса морской пехоты США и с любовью преподнесенный ему как подарок, когда он по инвалидности увольнялся из Корпуса в 1975 году. У «ремингтона» был тяжелый ствол старого образца, который почти полностью гасил отдачу при стрельбе. Однако Боб заменил его стволом из нержавеющей стали от хартовской винтовки, который покрыл тефлоном: казалось, оружие сделано из потускневшего от времени олова. Ствол и затвор крепились к алюминиевым частям винтовки с кевларовым прикладом, в патроннике которой спокойно лежал один из тех патронов, что Боб набивал вручную.

Он поднял винтовку плавным, отработанным за многие годы движением. Если бы он находился в более благоприятных условиях, то, может быть, устроился бы поудобней, выбрав максимально устойчивое положение для стрельбы из положения лежа, но Боб знал, что ему придется провести здесь слишком много времени, и боялся, что если будет лежать на холодной земле, то совсем окоченеет. Уперев винтовку в плечо, он поставил локти на колени и, наклонив плечи вперед, держал весившую десять фунтов винтовку так, чтобы мышцы практически не напрягались и ни каприз уставших мускулов, ни стук сердца, ни колебания пульса в последний момент не помешали бы ему выстрелить.

Боб внимательно смотрел в прицел «Леупольд» десятикратного увеличения. Через мощные линзы, улавливающие почти все, он следил за головой и спиной Тима, которые в прицеле были в десять раз крупнее оригинала.

Большим пальцем Боб опустил предохранитель и поставил его в положение ведения огня.

«Я дождался тебя, черт ты этакий, – подумал он, – и теперь с Божьей помощью обязательно заполучу твою задницу».

Казалось, сердце совсем перестало биться. Отключившись практически от всего, он пытался погрузиться в тот источник внутреннего спокойствия, где единственным, что имело значение, было маленькое пятнышко на кончике его указательного пальца, лежавшего на спусковом крючке.

«Нормально, – подумал Боб, произведя небольшую коррекцию и установив прицел на спине Тима, ближе к позвоночнику, в то время как тот не спеша облизывал обледенелые веточки дерева. – Отлично, теперь ты у меня в руках».

Все четыре лица на экране исчезли, и неожиданно появилось молодое лицо Боба.

– Здесь ему двадцать шесть, он третий раз во Вьетнаме, – сказал доктор Добблер. – Десятое июня тысяча девятьсот семьдесят второго года. К этому моменту уже официально зарегистрировано сорок человек, которых он уничтожил с помощью снайперской винтовки, хотя, по неофициальным данным, их было намного больше.

С экрана глядело грубоватое молодое лицо, худое и угрюмое. Узкий разрез глаз, гладкая кожа, тонкая ниточка рта. Что-то во всем его облике выдавало уроженца южных штатов. Взгляд был суровым, как у человека, знающего свое дело и не имеющего даже намека на чувство юмора. Казалось, он не терпит неудачников и отстающих и готов драться с любым, кто его заденет. Тропическая шляпа была сдвинута на затылок, приоткрывая соломенного цвета ежик. На нем была помятая форма с тиснением на кармане: земной шар и якорь. В руках он гордо держал черную винтовку с длинным стволом и вытянутым телескопическим прицелом – поперек, положив оружие на изгиб своей левой руки и сжимая равой цевье приклада ближе к предохранителю.

Добблер смотрел на парня на экране. Перед ним было такое же невыразительное лицо, как у всех бедных белокожих крутых парней из южных штатов, тела которых, как правило, представляют собой настоящие шедевры татуировок: этакие убийцы, рожденные для того, чтобы сеять смерть, истинные профессионалы, всегда готовые напасть на кого-нибудь, проводящие время на войне так же легко, как и в отпуске. Первый шок, который испытывал там всякий нормальный человек, был оттого, что в таких зверских, ужасных условиях некоторые умудрялись не только выживать, но еще и благоденствовать.

Доктор продолжил:

– Заметьте, пожалуйста, что к нему не следует обращаться «Роберт Ли Свэггер». Отец называл его Бобом Ли, поэтому он приходит в неописуемую ярость, когда его называют Робертом. Предпочитает, чтобы его звали просто Бобом, а не Бобом Ли. Необычайно гордится отцом, хотя едва его помнит. Эрл Свэггер был награжден Почетной медалью конгресса за бои на Иводзиме во Второй мировой, потом служил полицейским в Арканзасе и был убит при исполнении служебных обязанностей в пятьдесят пятом году, когда Бобу исполнилось всего девять лет. Вдова Эрла переехала из Литл-Рока в округ Полк на севере Арканзаса, где у них была семейная ферма, неподалеку от Блу-Ай. Там они и влачили свое жалкое существование – Боб, его мать и тетя. Боб во многом дитя этой сложной Второй поправки к Конституции[2], и мне кажется, что его судьба полностью совпадает с судьбами двух других величайших стрелков Америки: Алвина Йорка и Оди Мерфи. Рано оставшись без отца, он рос в приграничном штате на заброшенной ферме. Охотиться было не просто интересно и естественно, но и необходимо, чтобы добывать пропитание. Он быстро стал профессиональным охотником, имея всего лишь однозарядную винтовку двадцать второго калибра, затем, в юные годы, приобрел настоящую охотничью винтовку с рычажным механизмом затвора, а потом – винчестер тридцатого калибра. С того момента, когда отец впервые разрешил ему выстрелить из винтовки, было видно, что он необычайно одаренный стрелок. В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, закончив среднюю школу только с отличными оценками – каким бы удивительным это вам ни казалось, – Боб не захотел продолжать учебу в колледже и поступил в Корпус морской пехоты США. Это его решение совпало с началом Вьетнамской войны. Первый раз он побывал там в шестьдесят шестом году в звании младшего капрала, был дважды ранен. Второй раз он оказался там в шестьдесят восьмом, как раз во время Тета[3], и в качестве командира разведывательного патруля выполнял целый ряд опасных заданий в демилитаризованной зоне. В семьдесят первом в учебном центре Перри, штат Огайо, Боб Ли стал чемпионом страны по стрельбе из винтовки на тысячу ярдов. Его отметили. В конце семьдесят первого он возвращается во Вьетнам – в разведывательно-снайперский взвод штабной роты двадцать шестого полка Первой дивизии Корпуса морской пехоты США, действовавшей в районе города Дананг.

Добблер нажал кнопку. На экране высветилась визитная карточка. Под контуром винтовки с оптическим прицелом была лаконичная подпись:

МЫ ТОРГУЕМ СВИНЦОМ, ДРУЖИЩЕ!

РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНО-СНАЙПЕРСКИЙ ВЗВОД,

ШТАБНАЯ РОТА,

ПЕРВАЯ ДИВИЗИЯ

КОРПУСА МОРСКОЙ ПЕХОТЫ

– Первая строчка взята из «Великолепной семерки», у Стива Маккуина, – продолжал Добблер. – Мы видим визитную карточку его взвода, который действовал там в составе Первой дивизии Корпуса морской пехоты, проводившей психологические операции. Они оставляли такие визитные карточки на самых видных местах. Выполняя задания в этих районах, Боб и его товарищи обычно прикалывали их к левому рукаву убитых в результате прямого попадания одной-единственной пули прямо в грудь. Разведывательно-снайперский взвод Первой дивизии был подразделением самых опытных профессиональных убийц. За шесть лет боевых действий они, говорят, убили более тысячи семисот пятидесяти солдат противника, хотя за все годы существования этого подразделения в его составе побывало только сорок шесть человек. Сержант Карл Хичкок, на счету которого имелось девяносто три официально зарегистрированных убитых, был первым. Боб спустя пять лет стал вторым: на его счету – восемьдесят семь убитых. Но было еще несколько снайперов, имевших в своем активе порядка шестидесяти попаданий, и более десятка человек, каждый из которых убил чуть больше пятидесяти солдат противника. Что касается Боба, то вполне очевидно, что он выполнял определенные задания Оперативного отдела ЦРУ, так как уничтожал людей, занимавших важные должности в административных структурах, сборщиков налогов Вьетконга, глав общин и прочих. Как видно, он не так уж несведущ в отношении деятельности профессиональных органов разведки. Но чаще всего ему поручали другую задачу – выбивание сержантского состава в регулярных частях вьетнамских вооруженных сил, действовавших на севере Вьетнама. Те даже назначили за его голову колоссальную награду – около пятидесяти тысяч пиастров. А однажды Боб вместе со своим лучшим другом, младшим капралом Донни Фенном, устроил засаду целому батальону северных вьетнамцев. Желтолицые быстро продвигались в направлении небольшого отряда наших войск специального назначения, отрезанного на тот момент от главных сил лагеря. Погода была отвратительная, тучи висели прямо над джунглями, так что оказать поддержку с воздуха или осуществить эвакуацию людей было невозможно. Плюс ко всему лагерь был расположен вне досягаемости огня нашей артиллерии. Тысяча человек неприятеля, направляющихся к вершине, где было всего двенадцать наших солдат!.. Боб и его друг оказались единственными представителями американских войск в этом районе боевых действий. Подкараулив северных вьетнамцев, они стали выбивать их офицеров. Вдвоем они держали весь батальон в напряжении более двух суток. В этом приключении Боб уложил более тридцати человек. Дело было в долине Ан-Лок. Батальон так и не добрался до «зеленых беретов», а Свэггер и его напарник вышли на них три дня спустя.

Даже Пейн, который никогда ничему не удивлялся, присвистнул.

– Немного умеет стрелять, стервец, – сказал он.

Щелкнул проектор.

На госпитальной койке лежал замотанный в бинты человек. Одна его нога была загипсована и подвешена, глаза глубоко запали, лицо выглядело мрачным.

Добблер продолжил:

– Война для Боба Ли Свэггера закончилась одиннадцатого декабря тысяча девятьсот семьдесят второго года, когда ему в бедро попала пуля, выпущенная вьетнамским снайпером. Его друг и напарник Донни Фенн спустился по насыпи, чтобы помочь ему. Следующая пуля попала Донни прямо в грудь и прошла навылет, пробив позвоночник. Все утро Свэггер пролежал с мертвым другом, пока не удалось навести артиллерию на место, где засел снайпер. Так завершилась для Боба война, а с ней и карьера в Морской пехоте США: он уволился из Корпуса морской пехоты по инвалидности в семьдесят пятом году, после того как три года провалялся на больничной койке. Вместе с этим закончились и соревнования по стрельбе. Спортивная стрельба – особый вид состязаний. Участники испытывают массу физических неудобств, поскольку вынуждены лежать в тесных кожаных костюмах, фиксирующих положение тела. Со своей ногой, кость которой была стянута металлическим штифтом, Боб уже никогда не смог бы стрелять в таких условиях и не достиг бы былой спортивной формы. В общем, Боб Ли Свэггер отдал своей стране все, что только мог. Его героизм, однако, заставил многих американцев почувствовать себя несколько неуютно. Дело в том, что Свэггер не спасал жизни, не поднимал солдат в атаку. Он был просто-напросто высокопрофессиональным убийцей. Может быть, именно по этой причине его не награждали медалями и не окружали должным почетом, хотя все это он, безусловно, заслужил. То, что было потом, предугадать несложно. Женился, но брак распался. Попытка заняться продажей недвижимости потерпела крах. Хотел вернуться в колледж, чтобы продолжить обучение, но потом потерял к этому всякий интерес. В середине и в конце семидесятых он несколько раз лечился в клиниках для алкоголиков. В восьмидесятых, кажется, обрел душевное спокойствие и заключил своего рода мир с самим собой и своей страной, удалившись ото всех. Легко представить, насколько отрицательной была его реакция на ту чрезмерную патриотическую спесь, которая охватила Америку после победоносной войны в Персидском заливе. Все это лишь усилило его горечь и заставило еще больше изолироваться от общества. Сейчас Свэггер живет в горах Уошито, в нескольких милях от Блу-Ай, в своем трейлере. Его единственным средством к существованию является пособие по нетрудоспособности, так как он уволился из морской пехоты по инвалидности, да еще то, что осталось от тридцати тысяч долларов, которые отсудил ему его приятель Сэм Винсент, адвокат округа, предъявивший иск журналу «Мерсенери» и выигравший этот процесс в восемьдесят шестом году. Боб живет один, правда у него есть винтовки – несколько десятков штук. Он стреляет из них каждый день и обращается с ними так, будто они и есть его настоящие друзья. Вы, конечно, прекрасно понимаете, что он полон возмущения и обиды на всех и вся. Плюс к этому – абсолютная изоляция от общества. Все это делает его уязвимым и поддающимся влиянию. Но это сильный человек. Этот одинокий чудаковатый отшельник – такой же крепкий, как те орешки, которыми он стрелял из своей винтовки.

Когда винтовка толкнула его в плечо и картина прицела из-за отдачи превратилась в неясные очертания какого-то предмета, Боб понял, что выстрел, к которому он готовился все эти долгие часы, был точным. Ему показалось, что в тот самый момент, когда спусковой механизм послал затвор «ремингтона» вперед и ударник пробил капсюль, все предметы вокруг мгновенно отпечатались в его мозгу: за считаные доли секунды, пока это длилось, он успел понять, что винтовка не подвела и что прицел, выхвативший за двести ярдов участок тела размером менее двух дюймов, направлен именно туда, куда нужно. Да, спуск был плавным и мягким… Боб даже удивился, когда прозвучал выстрел: он занял правильную позицию, твердую и устойчивую, и ни отдача винтовки в последнее мгновение, ни тень сомнения или неуверенности в своих силах – уже ничто не могло ему помешать.

Да, он попал.

Склонившись к земле и яростно дергая ногами, животное мотало головой, пытаясь стряхнуть неожиданно наплывшую на глаза красную пелену. Большая голова, украшенная огромными красивыми рогами, резко запрокинулась, передние ноги подкосились, и олень тяжело рухнул на землю.

Не отрывая от плеча винтовку, Боб передернул затвор, из которого желтым отблеском металла вылетела стреляная гильза, затем сразу же дослал в патронник новый патрон триста восьмого калибра и снова навел винтовку на цель. Но в повторном выстреле необходимости не было. Поставив винтовку на предохранитель, Боб опустил ее и посмотрел на бьющегося в агонии Тима, который в последней попытке поднять свое тело безнадежно дергал толстой шеей, покрытой грязью и снегом. Животное никак не могло смириться с тем, что ноги больше не подчиняются ему и что по всему телу неумолимо распространяется оцепенение.

«Что ж, парень, брыкайся сильнее, – думал Боб. – Чем больше ты будешь стараться, тем быстрее это на тебя подействует».

Наконец-то он позволил себе встать. Ноги затекли и ужасно болели, и только сейчас он вдруг понял, что совершенно окоченел. Боб стал сгибать и разгибать пальцы, чтобы убедиться в том, что они все еще работают. Рука потянулась, чтобы растереть ноющее бедро, но он сразу же отдернул ее: все тело под пуховой курткой было мокрым от пота. Поежившись, он сделал несколько шагов окоченевшими ногами и подобрал стреляную гильзу.

После выстрела Боб не испытывал почти никаких чувств. Повернувшись, он посмотрел на лежащего в кустарнике, более чем в ста ярдах от него, оленя. В душе не было ни радости, ни ощущения торжества.

«Да… хорошо… Я еще немного умею стрелять, – подумал он. – Значит, я пока что не так стар».

Прихрамывая, он спустился с холма на прогалину и подошел к лежащему оленю. Непрекращающийся снег больно бил по лицу. Весь мир казался серым и мокрым. Боба трясло от холода. Он покрепче закутался в куртку.

Животное дышало с присвистом и хрипом, продолжая стучать головой о землю. Один глаз был широко раскрыт. Боб нагнулся, чтобы получше рассмотреть оленя. Он ожидал увидеть в этих больших черных глазах ужас, ярость, упрек в предательстве – все то, что так сильно заставляло его только что волноваться.

По телу животного прошли глубокие судороги, из полуоткрытого рта вывалился длинный язык. Олень был сильным, матерым. Его ноги покрывали шрамы, как колени у футболистов. Боб разглядел на боку, сзади, бесчисленное количество шрамов, которые остались с тех самых пор, как Сэм Винсент несколько лет назад всадил в него весь заряд дроби из своей потрепанной винтовки калибра сорок пять – семьдесят. Но рога, хоть и были немного несимметричными, выглядели просто великолепно. У Тима была целая громадная вешалка: двенадцать отростков, переплетаясь и изгибаясь, росли в таком густом беспорядке, что напоминали терновую корону, надетую на голову редкой красоты. Великолепный трофей, может, даже достойный оказаться в анналах клуба «Бун и Крокетт»[4].

Бока животного все еще тяжело вздымались, под кожей угадывались мощные ребра. От тела, несмотря на покрывавший его снег, исходили тепло и неприятный животный запах, густой и плотный. Этим теплом даже можно было бы, наверное, согреть руки. Левая задняя нога была неестественно согнута, создавалось впечатление, будто он собирается ею ударить. Боб посмотрел на пулевое отверстие. Пуля попала туда, куда он и хотел, и как раз в то место, куда ее направил «ремингтон», – темно-красное пятнышко на спине, ближе к шее, как раз над позвоночником.

«Ну что, приятель, – подумал Боб, – ловко я с тобой справился».

Вновь задергавшись, Тим жалобно захрапел. Рыжевато-коричневая голова то и дело падала в грязь, при этом олень испуганно косил на Боба одним глазом. Свэггер наклонился и бережно погладил животное.

Боб потрогал горло оленя и вытащил свой нож – старый, убийственно острый «Рэндолл-сервайвер».

«Не бойся. Все закончится за несколько секунд, приятель», – сказал он, склоняясь над Тимом.

– Минутку, – вмешался Пейн.

Добблер сглотнул. В темноте свирепый взгляд Пейна казался почти безумным. Пейна боялись все, кроме Шрека.

– Полковник, на службе я повидал немало таких парней, как этот. Впрочем, вы тоже, – сказал он, обращаясь к Шреку. – С гордостью могу сказать, что, когда мне было двадцать два, я служил вместе с ними в войсках специального назначения. Сейчас, когда снова пришло время убивать, нет лучше парня, чем этот ваш белый из южных штатов. Поверьте, эти ребята умеют стрелять, они такие вещи вытворяли – просто уму непостижимо! Но есть одна проблема: они терпеть не могут, когда ими командуют, и считают защиту своего достоинства делом чести. Заденьте любого из них – ни один ни за что не простит вам, пока не поквитается. Тут я за вас и гроша ломаного не дам. На службе я насмотрелся этого, так что могу говорить со знанием дела.

– Продолжай, Пейн, – сказал полковник.

– Это настоящие мужики, крутые. Если втемяшат что-нибудь в голову, это уже ничем не выбьешь. Поэтому скажу просто: если вы тронете этого парня, я гарантирую, что у вас будут такие неприятности, какие вам раньше и не снились.

– Я считаю, – громко сказал доктор, – что мистер Пейн сделал прекрасное уточнение. Я бы не стал недооценивать Боба Ли Свэггера. Особенно хорошо, что мистер Пейн обратил внимание на «проблему чести» Боба и таких ребят, как он. Подобное понимание чести и есть тот фактор, который делает его потенциально уязвимым для нас. Фактически он действует как абсолютно точная винтовка, благодаря чему и заслужил свою кличку – Боб Снайпер, – очень опасен, если обращаться с ним небрежно, но абсолютно надежен, если обращаться с ним как следует. В конце концов, о том, что нас интересует, он знает больше, чем любой из оставшихся в живых. Боб просто лучший снайпер во всей западной части Соединенных Штатов. – Он бросил быстрый взгляд на неподвижную фигуру Шрека, но ответом ему было гробовое молчание. Добблер продолжил: – Однако есть серьезное «но». Боб Снайпер действительно виртуозный стрелок, но… с одним очень большим недостатком.

Склонившись над Тимом, Боб переложил нож в левую руку.

Тим еще раз всхрапнул.

Боб покрутил рукоятку «Рэндолла», и оттуда появился плотный ряд стальных зубцов – небольшая пила. Он стал подпиливать левый рог оленя у самого основания, но не там, где под бархатистой шишечкой проходят вены, а на дюйм-два выше, где рог уже полностью окостенел. Пила легко входила в рог, и через несколько мгновений у него в руках была половина короны. Он отбросил ее в сторону, в кусты, и так же тщательно отпилил вторую половину.

Затем отступил назад, опасаясь, что животное может его затоптать.

Зверь тяжело оторвался от земли и привстал.

Боб с силой хлопнул его по крестцу:

– Ну давай, парень. Пошел! Пошел! Пошел отсюда, старый черт!

Тим брыкнулся, снова захрапел и с неописуемым восторгом затряс облегченной головой. Из его ноздрей вырвались две струйки дымчатого пара; казалось, он стал еще сильнее, когда, разбрасывая в стороны кусочки льда, как сумасшедший бросился в сторону молодых сосен и быстро скрылся в лесу.

Через секунду он исчез совсем.

«Все-таки я тебя надул, сукин ты сын», – подумал Боб, глядя вслед исчезнувшему оленю. Затем отвернулся и зашагал прочь. Впереди была долгая дорога домой.

– Его недостаток, – сказал доктор, – заключается в том, что он больше не может убивать. Да, он продолжает охотиться. Он уходит на большие расстояния и подвергает себя суровым испытаниям, но лишь для того, чтобы проверить себя и сделать точный выстрел, плюс к этому он берет трофеи. Пули, которыми он поражает животных, отлиты им самим из эпоксидной смолы. Дальность полета у них – сто ярдов. Если он попадает в животное правильно – а он всегда попадает туда, куда надо, потому что целится как раз между лопаток, чуть выше позвоночника, – то буквально сбивает его с ног и лишает сознания на пять-шесть минут. В каждой пуле есть маленькая полость, которая заполняется для веса красной алюминиевой пылью, и когда пуля попадает в животное, на нем остается красное пятно, которое, впрочем, смывает первый же дождь. Необычно, правда? Потом он отпиливает рога. Хотя Боб – далеко не тот человек, который стал бы охотиться за оленями только для того, чтобы заполучить рога. Он не любит охоту за трофеями. Ведь он и сам был чем-то вроде трофея.

– Тогда все в порядке, – сказал полковник Шрек. – Свэггер нам подойдет. Но надо найти для него такой трофей, ради которого этот засранец все-таки выстрелит.

Глава 2

Странно, как все-таки винтовка порой может раздражать… Старый отменный винчестер семидесятой модели двести семидесятого калибра, выпущенный до шестьдесят четвертого года, безотказно служил Бобу на протяжении пяти лет, стреляя с отклонением в один дюйм – на расстояние сто ярдов, в два дюйма – на двести и в три дюйма – на триста ярдов, причем всегда с одинаковой кучностью. Но сегодня он неожиданно подкачал. Дырочки от пуль образовали на мишени созвездие с рваными краями, имевшее более трех дюймов в диаметре.

Боб был немного сбит с толку: он никак не ожидал подобных результатов. Черт побери, это становилось просто любопытно. Но была и еще одна причина, по которой ему непременно нужно было разобраться с этим сбоем: чтобы и дальше оставаться самим собой, он должен всегда быть уверенным в себе и в своем оружии.

Черт бы побрал этот семидесятый. Можно угробить на него целую неделю. Придется сначала разобрать его на части, вплоть до самого маленького винтика и последней пружины, а потом перебрать все эти крошечные детали одну за другой в поисках металлических зазубрин или песчинок в рабочих частях и механизмах, а также еле заметных признаков износа или усталости металла. Он отдраит курок и весь ударно-спусковой механизм, на ощупь проверит каждый квадратный сантиметр поверхности приклада, пытаясь обнаружить сучки, занозы, щепочки, следы деформации, то, что помогло бы понять, почему ствол при стрельбе отклоняется от нужного направления.

Если эта работа будет проделана, а винтовка продолжит стрелять неточно, придется повторить все сначала.

Его крошечная мастерская располагалась позади трейлера. Это было что-то вроде небольшого эллинга, собранного из темных листов гофрированной жести. Возле одной стенки стоял станок для повторной зарядки гильз, состоявший из одноступенчатого «Рок Чакера» – для винтовочных патронов и «Диллона» – для сорок пятого калибра. Вдоль всей стены были аккуратно и тщательно разложены всевозможные матрицы. В задней стене имелись встроенные шкафчики, где хранились записные книжки, мишени и мешки со стреляными гильзами, которые он еще не успел перезарядить. Запах ружейной смазки смешивался с запахом растворителя, и все это висело в воздухе, подобно пару. Помещение освещала одна-единственная лампочка, и если Боб не стрелял и не спал, то обычно читал здесь «Ганс энд армор», «Шутинг таймс», «Америкэн райфлмен», «Экьюрэси шутинг», «Шотганс ньюс» или «Райфл».

Но этим утром, задумчиво созерцая провинившийся семидесятый, он неожиданно услышал лай Майка. Майк, старый злой пес с желтыми глазами, был наполовину гончей; вечно грязный, он бродил вдоль ограды, которую Боб построил вокруг трейлера, и в обмен на объедки и ежедневные веселые прогулки по холмам отгонял от его жилища почти всех людей, кроме двух-трех друзей Боба, которым тот позволял приходить к себе. Но на этот раз Майк надрывался особенно долго, и Боб понял, что тот, кто приехал, уезжать не собирается.

Свэггер вытащил из ящика заряженный и взведенный кольт сорок пятого калибра и засунул его в задний карман джинсов, затем набросил куртку, натянул бейсболку «Рейзорбэк», вышел из мастерской. Солнце было тусклым и как будто вылинявшим. Вокруг сурово вздымались голубые горы Уошито, всем своим видом давая понять, что скоро наступят холода. Боб повернулся и увидел двух мужчин, которые стояли возле автомобиля, видимо взятого напрокат. Они ждали сразу за воротами, и Майк бросался на них, завывая, с такой яростью, словно готов был разорвать непрошеных гостей в клочья, если те подойдут ближе.

Поверх костюмов на них были обычные плащи. Но военная выправка бросалась в глаза. Может быть, не сейчас, может быть, в прошлом, но эти люди были военными – никаких сомнений. Казалось, их вырезали из одного и того же твердого дерева. Один был похож на глыбу, квадратный, почти одного роста с Бобом, но на полторы головы ниже его, с огромными руками и грузным, похожим на шкаф телом. На голове у него был аккуратный ежик, и буквально каждый квадратный дюйм его тела кричал: «Я – сержант!»

Второй, очевидно, был офицером: выше ростом, но тоже крепкий, хорошего телосложения, с квадратным лицом и короткой, но все же не под ежик стрижкой. Он выглядел так же, как по крайней мере девять из одиннадцати командиров батальона, с которыми Боб столкнулся за время своей службы. Этих людей Боб хоть и не любил, но уважал, потому что они четко и ясно ставили боевую задачу и всегда выполняли ее.

– Пошел вон! Заткнись! – прикрикнул Боб на Майка и дал ему пинка.

Собака отбежала к двери. Но Боб не снял замок с ворот. Засунув руку в задний карман джинсов, он взялся за рукоятку своего кольта: всегда лучше держать пистолет в руках, чем в кармане штанов, особенно когда дела идут хреново.

– Что вам надо? – прищурившись, спросил он.

– Вы – мистер Боб Ли Свэггер? – поинтересовался офицер.

– Да, сэр.

Боб флегматично сплюнул в пыль.

– С вами трудно связаться, мистер Свэггер. Мы послали вам пять писем. Похоже, вы их даже не распечатали. К тому же у вас нет телефона.

Боб припомнил эти чертовы письма. Он думал, что они от Сьюзен, его бывшей жены, которая снова просила денег. Или может быть, от кого-нибудь из тех рехнувшихся любителей поговорить о войне, которые готовы были платить ему деньги, только бы он разъезжал повсюду и рассказывал людям военные небылицы.

– Это частная собственность, – заявил он. – Вас сюда никто не звал. Возвращайтесь туда, откуда приехали, и оставьте меня в покое.

– Мистер Свэггер, – сказал офицер, – мы приехали сюда с деловым предложением, которое может принести вам много денег.

– Я не нуждаюсь ни в каких деньгах, – отрезал Боб. – У меня их достаточно.

– Я надеялся, что вы сделаете одолжение и выслушаете меня, вот и все. Уделите нам пять минут вашего времени, и, если после этого вы не заинтересуетесь тем, что я вам расскажу, и тем, что я предложу, мы отсюда уедем.

Тот, что был поменьше ростом, так ничего и не сказал – просто смотрел на Боба во все глаза и казался отвратительно агрессивным. Он держал свои большие руки в карманах, и Бобу не понравилось, как оттопыривался широкий плащ под его правой рукой.

Боб повернулся к офицеру:

– Почему я должен делать вам одолжение, сэр? Я вас даже не знаю.

– Может быть, это подтвердит мои честные намерения?

С этими словами он достал из кармана красивую коробочку и перебросил ее через ограду. Она упала в грязь, к ногам Боба.

– Настоящая, – сказал офицер. – Я заслужил ее честно. Около Дакто, рядом с Первой магистралью, в шестьдесят шестом году. Я был майором и служил в Двадцать четвертой механизированной дивизии. Это был трудный день.

Боб поднял коробочку и, открыв крышку, к огромному своему удивлению, обнаружил там Почетную медаль конгресса.

Он тяжело сглотнул. У его отца была такая же за бои на Иводзиме, и по крайней мере с десяток офицеров говорили ему, что он тоже заслужил эту медаль, когда вместе с Донни Фенном сдерживал батальон главных сил противника в долине Ан-Лок; но он ее так и не получил: политики того времени считали, что снайперу не следует вручать такую почетную награду. Но Боба это не волновало. Он не особенно стремился получить эту медаль. Ему просто не нравилось, что его способ уничтожения противника считался каким-то нечестным и не признавался открыто. – Хорошо, – сказал он, пытаясь выбросить из головы все эти мысли. – Только из уважения к тому, что вы сделали для нашей страны, я выслушаю вас. Но постарайтесь покороче.

Он отпер ворота.

Сняв внутри трейлера плащи, мужчины остались в строгих деловых костюмах. Создавалось, правда, впечатление, что у коротышки под пиджаком было припрятано что-то вроде укороченной винтовки, хотя сам он сидел спокойно, с выражением скуки на лице. Пока Боб не собирался их впускать, пока они не знали, смогут войти внутрь или нет, коротышка был весь напряжен и готов к борьбе. Теперь, когда они оказались внутри, он притих.

Второй мужчина вел себя совсем по-другому. Перегнувшись через стол, стоявший посредине аккуратной маленькой гостиной, он внимательно посмотрел на Боба своими темно-карими глазами:

– Вот, мистер Свэггер, это поможет делу.

Он протянул Бобу визитку, на которой тот прочитал:

ПОЛКОВНИК УИЛЬЯМ А. БРЮС (в отставке)

Президент и генеральный директор

корпорации «Экьютек»

Дальше шел адрес, по которому можно было судить, что это находится где-то в штате Мэриленд. Чуть ниже мелкими буквами были указаны основные направления деятельности фирмы:

Производство технических средств

для правоохранительных органов

Производство боеприпасов для правоохранительных органов

Проведение подготовительных сборов,

семинаров и консультаций по стрелковому оружию

– Замечательно, – сказал Боб. – Итак, полковник, что привело вас ко мне?

– Мистер Свэггер, после своего увольнения из вооруженных сил в семьдесят пятом году я шестнадцать лет служил инспектором полиции в штате Аризона. В прошлом году я уволился и открыл свой маленький бизнес, который, по идее, должен дать американским правоохранительным органам усовершенствованное техническое оснащение и новые возможности.

– Именно поэтому ваш мальчик таскает под мышкой пушку?

Выражение лица коротышки не изменилось, только при слове «мальчик» он вдруг весь как-то вспыхнул, словно тот, кто находился внутри этого низенького коренастого тела, внезапно очутился в раскаленной печи.

– Мой помощник является также моим телохранителем, мистер Свэггер. Я, как и любой, кто служил в правоохранительных органах, успел нажить себе врагов. Штат Мэриленд дал мистеру Пейну право носить при себе оружие, и точно такую же привилегию предоставил ему штат Арканзас.

– Да, сэр.

– В любом случае я пришел сюда вот почему… Это мое новейшее изделие.

Он протянул через стол желтую коробочку размером с две сигаретные пачки.

«„ЭКЬЮТЕК“, СНАЙПЕРСКИЕ БОЕПРИПАСЫ» – было написано ярко-красными буквами. И ниже: «ТОЛЬКО ДЛЯ ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ».

Боб открыл коробочку и увидел патроны триста восьмого калибра с экспансивной полостью весом сто пятьдесят гран. На него смотрели двадцать великолепных двойных кружочков: капсюль и ободок вокруг него; все они напоминали глаза. Он вытряхнул патрон из коробки. Гильза была тяжелой и ярко сверкала. Овальный конус пули заканчивался идеальным по исполнению и точности кратером. Внешне все выглядело почти так же, как и у любого другого патрона триста восьмого калибра, за исключением разве что яркой полоски на блестящей гильзе, возле самого дульца.

– Ни одна из крупных американских компаний по производству боеприпасов не может дать клиенту этого, – сказал полковник. – Даже тем, кто покупает дорогие штуковины – «Винчестер сьюприм», «Федерал премиум» и «Ремингтон икстендид рэндж». Я гарантирую вам стопроцентное попадание из хорошей винтовки.

– С расточенным дульцем… – заметил Боб, проводя пальцем по яркой полоске. – Как вы умудрились запустить в массовое производство патроны с такой гильзой? Это же ручная работа. Я не представляю, как это можно сделать.

– Лазеры.

– Хм, – произнес Боб. – Хорошо, я слышал, что сегодня лазеры иногда применяются в прицелах. Вы их используете и при установке пули?

– Да, – ответил полковник, наклонившись вперед. – Промышленные лазеры уже становятся реальностью в высокоточном производстве. Сегодня они применяются для создания электронных схем, ракетных систем управления и высокоточных изделий. Моя идея заключалась в том, чтобы применить их в промышленном производстве боеприпасов. Компьютерная программа может закодировать их так, что вы получите практически неограниченные возможности для повторной перезарядки патронов. Вы же знаете, в чем заключается ценность любого патрона – в точности. Поэтому все то, что вы делаете собственноручно и в единичных экземплярах, мы можем производить, используя промышленные мощности, причем патроны будут самого высокого качества. Мы покупаем гильзы у «Ремингтона» в количестве ста тысяч штук; наши лазеры обрабатывают дульца внутри и снаружи таким образом, что все они имеют абсолютно одинаковый диаметр. Затем мы вырезаем в основании гильзы небольшое отверстие и устанавливаем через него капсюль. Все это мы можем выполнить при помощи автоматики, контролируемой лазерной техникой. Другими словами, мы способны запрограммировать машины и оборудование на обработку гильз строго в соответствии с направлением лазерных лучей. Таким образом, мы в силах выпускать тысячи и тысячи патронов прекрасного качества, в то время как вы будете делать один или два по своим собственным матрицам, или по матрицам РСБС, или Уилсона – любым, которые вы используете для этих целей.

Боб посмотрел на патрон у себя на ладони:

– За несколько лет я сделал довольно много патронов триста восьмого калибра, причем неплохого качества.

– Но вам пришлось покорпеть, прежде чем они у вас появились, не так ли? – спросил полковник.

– Да, сэр, что правда, то правда.

– В коробке лежат патроны. Это просто находка для всех полицейских отделений, которых полным-полно в стране. Позже, возможно, мы разрастемся и предложим эти патроны и гражданскому населению, если, конечно, добьемся хорошей репутации у правоохранительных органов.

– Ну и чего же вы от меня хотите?

– Мистер Свэггер, я ищу профессионального стрелка, который бы летал по всей стране и проводил показательные стрельбы для полицейских отделений с целью повышения уровня боевой подготовки их подразделений спецназа. Но мне нужен человек с солидной репутацией. Такой, который побывал во всякого рода переделках, остался жив и вернулся домой целым и невредимым.

– Почему вы не выбрали Карла Хичкока? Он же знаменитость. О нем написаны кипы книг, его везде знают, повсюду рекламируют. Он – номер один.

– Карл привык получать слишком много денег за свое участие в мероприятиях. За одно-единственное выступление в стрелковом шоу ему платят две тысячи долларов. Вы слышали об этом?

– Карл всегда был счастливчиком.

– В округе Гарритт, штат Мэриленд, у нас есть собственное оборудование, на котором мы проводим испытания. Мы хотели бы, чтобы вы слетали туда на выходные. За наш счет, разумеется. Вы привезете с собой свою лучшую винтовку и самые удачные патроны собственного изготовления. Согласны? Там, на стрельбище, вместе с несколькими нашими стрелками и конструкторами вы выпустите по мишеням несколько своих и несколько наших патронов. Если вы согласитесь на наше предложение, то сможете сравнить свои патроны с нашими, а также определить кучность и точность стрельбы. Это все, чего мы хотим. Не торопитесь с ответом. Дайте нам шанс убедить вас в нашей искренности. Главное – чтобы вы поверили нам, остальное приложится.

У Боба не было ни желания, ни необходимости покидать свои горы. Кроме редких вылазок из дому – чтобы постричься, купить журналы, раз в месяц оплатить счета за почтовые услуги, да еще, может быть, поболтать с Сэмом Винсентом и посетить врачей и стоматолога, – он за последние пять лет никуда не уезжал.

– Работа предстоит большая, – сказал полковник. – Я облечу с вами всю страну, и вы встретитесь с людьми, которые будут относиться к вам с уважением. Вы сами знаете, что после Вьетнама мир очень сильно изменился. Говорят, что вьетнамский синдром умер. Только что закончилась война, которую мы выиграли. Это было сложное время, и теперь каждый, кто когда-то служил в вооруженных силах, снова может стать героем. Вы будете способны добиться того, чего не удалось достичь тогда. К вам будут относиться с уважением, любовью и должным вниманием.

Боб скривился. Он поверит этому только тогда, когда увидит все собственными глазами. Конечно, он понимал, что не сможет остаться здесь навсегда… Он еще раз взглянул на патрон. Любопытно. Проклятая вещичка выглядела так, будто позволяла на лету отстрелить комару яйца. Но качество всегда определяется стрельбой, а не внешним видом. Боб почувствовал, как в голове что-то странно зазвенело. Резкая боль. С тех пор как он бросил пить, у него никогда так сильно не болела голова.

– Когда?

– А когда вам удобно?

– Сейчас я не могу. Есть некоторые проблемы с винтовкой. Скажем, на следующие выходные?

– Прекрасно. Как вам будет удобно. У вас есть кредитная карточка?

– Да, есть.

– Тогда, если не трудно, купите билеты сами. Сохраните, пожалуйста, все квитанции – мы их потом оплатим. Или вы можете прямо сейчас подписать контракт. Тогда мы сразу выпишем аванс и…

– Сейчас я не возьму у вас никаких денег.

– Извините, я не подумал. Может быть, подбросить вас в балтиморский аэропорт или лучше арендовать машину?

– Благодарю вас, я бы предпочел машину.

– Договорились.

– Тогда все, – сказал Боб. – А теперь мне надо идти кормить эту чертову псину.

Глава 3

Боб осторожно навел справки. С автозаправочной станции «Эксон» Билла Доджа, на 270-й дороге, он позвонил своему старому приятелю, который уже тридцать лет был мастер-сержантом и теперь служил в отделе комплектования в Пентагоне. Боб задал ему несколько вопросов. На следующий день он получил телеграмму с ответом. В ней говорилось:

СТАРИНА, ТВОЙ ПРИЯТЕЛЬ ПОЛКОВНИК БРЮС ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТОТ, ЗА КОГО СЕБЯ ВЫДАЕТ. ОН ВОЗГЛАВЛЯЛ АТАКУ БТР НА СКРЫТУЮ ОГНЕВУЮ ПОЗИЦИЮ, БЫЛ ДВАЖДЫ РАНЕН, САМ ВЫВЕЛ СВОИХ ЛЮДЕЙ ИЗ-ПОД ОГНЯ. ГОВОРЯТ, ОН СТАЛ ПОЛИЦЕЙСКИМ В АРИЗОНЕ. SEMPER FIDELIS[5], ТВОЙ БРАТ.

Прочитав телеграмму, Боб направился в бюро путешествий Сары Винсент – Сара, дочь Сэма Винсента, была настолько некрасивой, что пугала даже Майка, – и, заказав там билеты, договорился с Сэмом, что тот будет раз или два в день заходить к нему домой, проверять, все ли в порядке, и кормить собаку. После этого он стал готовиться к возвращению в тот мир, из которого когда-то ушел. Все было хорошо, даже слишком… до последней ночи. Он знал, что утром придется рано встать и отправиться в Литл-Рок, и готовился лечь спать. Все вещи были собраны и проверены. Тут это и случилось. Все произошло очень быстро, неожиданно и без всяких предварительных симптомов. Просто случилось – и все тут, никуда не денешься.

Неприятное состояние. Последний раз ему было так плохо, когда президент громогласно заявил, что эта маленькая «войнушка» в пустыне закончилась победой Америки, и вся страна пировала как сумасшедшая. Все были счастливы, кроме него и, наверное, еще миллиона парней, которые мысленно задавали себе вопрос, почему их двадцать лет назад не наградили такими же орденскими ленточками. Тогда для получения таких орденов хотя бы имелись заслуженные основания.

«Ну, теперь началось», – подумал Боб, чувствуя огромное желание опрокинуть стаканчик виски, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться. Но он прекрасно понимал, что за первым стаканом будет и второй, и третий…